О «коммерческом» управлении государственной промышленностью
Государственную промышленность обычно считают в принципе однотипной с частной, признавая лишь несущественное своеобразие ее, не затрагивающее общих закономерностей капиталистического производства. Этот взгляд исходит из представления, что любой хозяйственный уклад в России начала XX в. представлял собой «не что иное, как форму или оболочку господствовавших в стране буржуазных отношений»1. Но такая точка зрения пока не получила обоснования путем анализа конкретных сведений и, более того, расходится с фактическим материалом. Для дальнейшего выяснения этого вопроса необходимо рассмотреть практику «коммерческого» управления казенным производством, которая дает наибольшие поводы говорить о его принципиальном сходстве с капиталистическим производством.

Отличительной чертой многих казенных военных предприятий было отсутствие в их деятельности такого движущего мотива, как извлечение максимальной прибыли2. Значительная изолированность от рынка также отличала их от «коммерческих» предприятий. Расширяя старые военные заводы, правительство изыскивало средства для их переоснащения и не раз делало попытки перестроить систему управления ими: в той или иной мере заменить привычные административные методы хозяйствования — «коммерческими», по образцу капиталистических предприятий. В литературе описаны проведенные с этой целью реформы в управлении заводами морского и горного ведомств3. Но все же остается невыясненным, насколько последовательно и успешно проводились такие преобразования. С этой точки зрения требуют изучения данные о взаимоотношениях казенных предприятий, поставленных «коммерчески», с «вольным» рынком и о регулировании этих отношений государством. Тем самым расширяется основа для суждений о социальном облике, экономическом типе таких предприятий.

Опыты перестройки казенной промышленности по примеру частной — попытки ввести автономность заводов от бюджета и личную материальную заинтересованность чинов заводской администрации в успехе деятельности предприятия — не раз проделывались на протяжении XIX в. В 1806-1826 гг. «коммерческие начала» действовали на заводах горного ведомства; в 1860-х — середине 1880-х гг. практиковалось так называемое арендно-коммерческое управление казенными оружейными заводами; на «коммерческих основаниях» строилось управление Балтийским и Обуховским морскими заводами, выкупленными государством в середине 1880-х гг. Целью такой постановки управления было добиться, чтобы казенные заводы развивались самостоятельно, требуя от казны меньших затрат, во всяком случае не большей поддержки, чем частные предприятия, и вели себя как гибкие, независимые исполнители казенных заказов.

Но к началу XX в. из крупных ведомственных заводов действовали на «коммерческих основаниях» только два: Обуховский и Балтийский. «Коммерческая» постановка этих двух заводов считалась образцовой. «Самым невероятным чудом было то, — писал М.О. Меньшиков, — что русский [Обуховский] завод, даже перейдя в казну, существовал своими средствами, не требуя казенных ассигновок. Так блестяще он был поставлен коренными русскими людьми»4. Порядки на Балтийском заводе вызвали восхищение царя: «Отчего Морское министерство для своих заводов не берет в пример устройство Балтийского, не уступающего ни в чем лучшим иностранным верфям? Меня очень озабочивает этот вопрос, и Я желаю, чтобы он был разрешен в надлежащем смысле и в скором времени». К такой мысли подвел его Всеподданнейший отчет государственного контролера за 1898 год5.

Между тем имел своих сторонников и противоположный по идеологии способ управления. В конце 1900 г. по предложению славянофильствовавшего генерал-контролера Департамента военной и морской отчетности А.В. Васильева были выработаны новые правила о судостроении, введенные в действие пока «в виде опыта» только в Петербургском порту, но рассчитанные на изменение порядка управления всеми казенными адмиралтействами и Ижорским заводом. (С этого начиналась деятельность Васильева на новой должности, куда он был перемешен с такой же должности по железнодорожной отчетности после резкого выступления в 1896 г. против политики Министерства финансов.) Васильев проводил курс на всемерное развитие казенных производств, видя в этом средство покончить с народной нищетой, дать россиянам заработки, обеспеченные неограниченным выпуском бумажных денег. Применение новых правил «в виде опыта» говорит, надо полагать, о том, что самобытные представления Васильева не получили полной поддержки в его ведомстве и противоречили видам правительства. К этому времени и С.Ю. Витте, испытавший в начале бюрократической карьеры влияние славянофильских экономических пристрастий, уже не сочувствовал проектам, подобным выпуску «сибирских» рублей для финансирования постройки Транссиба.

К 1904 г. Васильевский опыт с «новым судостроением» на будущем Адмиралтейском заводе показал негодность этого пути, хотя Государственный контролер отметил «некоторое, незначительное, впрочем, улучшение в ведении постройки судов в Санкт-Петербургском порте... со времени установления нового положения». В отчете за 1904 г. Государственный контроль ставил в пример Балтийский завод и предлагал распространить «коммерческие начала» «и на прочие заводы морского ведомства», полагая, что тогда будет легче вводить «новейшие механические средства, содействующие быстроте и дешевизне исполнения работ», ибо казенные заводы смогут пополнять и обновлять оборудование, строить мастерские «за счет своих прибылей»6.

13 ноября 1907 г. Николай II утвердил решение Совета министров перевести на «коммерческие начала» по образцу Обуховского и Балтийского остальные крупнейшие морские заводы — Адмиралтейский и Ижорский. С 1908 г. новое положение об управлении всеми этими предприятиями вступило в силу. Наиболее существенным признаком «коммерческих начал», действовавших теперь на заводах морского ведомства, считалось то, что «получаемая заводом прибыль определенно фиксирована» и «в значительной своей части идет на его нормальное расширение»7. История казенных заводов гласит, что полученные ими «миллионные прибыли» (иногда по 2-3 млн руб. в год) употреблялись на приобретение оборудования и строительство новых цехов; их деятельность якобы приносила такую «чистую прибыль», что не только обеспечивалось развитие самого завода, но и пополнялась казна: «Каждый вложенный рубль дал “всходы” сам-пять... золото непрерывным потоком наполняло сейфы казны»8.

Внешняя убедительность, чуть ли не материальная ощутимость подобных предельно конкретных фактических сведений (к тому же буквально подтверждаемых заводскими и министерскими отчетами) обманчива. Документы, откуда они заимствованы, писаны на особом языке, в котором слова «цена», «прибыль», «капитал» и т. п. наполнены иным смыслом по сравнению с понятиями товарного, рыночного хозяйства. Морские заводы размер своих «прибылей» определяли своеобразными способами, не имевшими ничего общего с тем, как выводится прибыль в капиталистическом хозяйстве, где ее размер зависит от продажных цен, объективно сложившихся на свободном рынке.

Один из этих способов состоял в том, что казна приплачивала заводу 15%9 стоимости его изделий по казенным заказам, какова бы она ни оказалась10 (так поступали, если Морское министерство давало заводу заказ без предварительного составления смет). В результате считалось обычным делом, если, например, Балтийский завод примет казенный заказ на изделия, которых никогда прежде не изготовлял, перезакажет их заграничным фирмам, а затем получит из бюджета, сверх суммы, необходимой для расплаты с иностранцами, еще 15% «прибыли». Само Морское министерство считало это неправильным, потому что завод в подобном случае, «не будучи сам изготовителем означенных предметов (брони, вооружения. — В. П.), явится... в нежелательной роли комиссионера между Морским министерством и иностранными заводами, получая за это 15% прибыли и тем удорожая стоимость заказов». Но государственного контролера это не смущало: посредничество, несмотря на «переплату», «в сущности, для казны будет во всяком случае безубыточно, так как завод этот принадлежит той же казне и все его прибыли идут на расширение его механических и судостроительных средств». Николай II, читая его отчет, не преминул вставить: «Вполне разделяю это мнение»11.

В большинстве же случаев завод, принимая заказ, заранее указывал цену, определяя ее по смете. Однако в последующем все перерасходы сверх сметы рассматривались уже как нечто недоплаченное ему (непредвиденные, «сверхсметные» расходы), и правительство возмещало их заводу, причем опять-таки с 15-процентным наращением «прибыли». В сметах ведомственных «коммерческих» предприятий «особенно бьет в глаза», отмечал октябристский финансовый эксперт, «полное отсутствие “коммерческих” расчетов и построений: миллионные сметы составлялись “на глазок”, в полной уверенности покрыть все недостатки исчислений путем “перерасходов”»12. Уверенность была обоснованной. Наглядный пример такой «коммерции» приводился в думской комиссии при обсуждении бюджета на 1909 г. Когда на Балтийском заводе при спуске корабля случилась авария, ликвидация которой обошлась в 36 тыс. руб., то «во всяком другом предприятии эта авария была бы из кармана, а тут выходит, что 36 000 прибавляются к стоимости корабля, — возмущались думцы порядками “цусимского ведомства”. — ...Это есть убытки завода, а между тем ныне выходит, что получается прибыль»13. Если же заказчиком являлось постороннее, военно-сухопутное ведомство, то Обуховский завод, например, чувствовал себя свободнее и мог потребовать в свою пользу «барыш» в 20%, а когда речь шла о заказе орудий, то и 30%14. Понятна вся привлекательность подобных способов подсчета «прибылей» и для горного ведомства с его заводами.

«Коммерческие» порядки в извлечении прибылей морскими заводами и способах их расходования выражались в том, что «ежегодно правление [завода] исчисляло за год вперед те суммы, которые должны были поступить в кассу завода за подлежащие сдаче изделия, а также сумму предстоящих в течение года затрат и расходов. Вычитая из первой суммы вторую, определяли размер предстоящей к поступлению прибыли. Затем эту исчисленную предположительно прибыль тотчас начинали расходовать... на награды, на оборудование и пр., а в конце года неукоснительно оказывалось, что размер поступлений за сданные изделия неизмеримо ниже предположений, расходная же смета тем не менее выполнялась. Таким образом, на самом деле прибыли в течение многих лет были много ниже заранее исчислявшихся и в действительности под видом прибылей расходовались не только поступавшие прибыли (платежи. — В. П.) но и оборотный капитал, и даже авансы, полученные под наряды будущих лет»15.

Эти порядки воплощались в деятельности Обуховского завода в 1907 г.: «Убыток от неудовлетворительности работ по изделиям получился в 210 тыс. руб., а прибыль лишь в сумме 170 тыс. руб. Таким образом, чистый убыток дошел до 40 тысяч». Но «вместо того, чтобы сменить или почистить администрацию, сумевшую довести убыток до 40 тыс. руб., — возмущался Меньшиков, — морское ведомство приказало выдать той же администрации 30 тыс. руб. премии из прибылей! Таким образом, при помощи начальства чистый убыток казенного завода был почти удвоен, доведен до 70 тыс. рублей». «Морское ведомство хвастается, что оно перевело теперь все казенные заводы на коммерческие начала, — критиковал эту систему В.А. Алексеев-Брут, — но коммерческого-то в них ничего нет. Такая коммерция — несчастье. Коммерческое начало состоит [у них] в том, что все на заводе получают проценты с валовой суммы заказа. Значит, чем дороже материал — тем приятнее заводу». Отсюда и троекратные (если верить сообщению В.М. Пуришкевича, выступавшего вместе с Брутом 1 мая 1908 г. в Русском собрании с речью о порядках на Обуховском заводе) переплаты Обуховского завода за получаемую им сталь (1 млн руб. вместо 300 000)16. Бывший военный министр А.Ф. Редигер, участвовавший в обследовании морских заводов в 1910 г., писал, воспроизводя акт комиссии: «Самая постройка судов производилась... столь оригинальным порядком, что заводы были заинтересованы в том, чтобы их изделия обходились казне возможно дороже. Из чистой прибыли заводов 10% выдавались в виде дополнительного вознаграждения чинам их управлений»17.

Обуховский завод обратил на себя внимание быстрым техническим ростом. Обследование, проведенное после пожара (апрель 1908 г.), выявило, что рост этот объяснялся далеко не коммерческими успехами. Приобретаемое оборудование завод оплачивал не только из «прибылей», причитавшихся ему (хотя бы и согласно описанному выше диковинному порядку, однако все же конкретно обоснованных), но и из авансов под какие-то неопределенные «будущие заказы». В результате к 1908 г. «получилась такая картина, — говорил в Думе председатель Комиссии по военным и морским делам Н.В. Савич, — что завод... не банкрот, но если бы это было частное предприятие, несомненно, его отдали бы под администрацию (то есть в распоряжение кредиторов. — В. П.), потому что он сам, собственными средствами, вывернуться буквально не может»18. «Истратив авансы под видом мнимых прибылей, — указывала думская комиссия, — [Обуховский] завод уже не имел оборотных средств для выполнения заказов, а правление завода, стремясь как-нибудь обернуться не прекращая своей деятельности, стало делать долги частным лицам и противозаконно выдавать долговые обязательства, стараясь в то же время получать все новые и новые авансы под принимаемые заказы, исполнить которые оно уже не имело возможности ни по состоянию оборотных средств, ни по техническому оборудованию завода». По заключению Бюджетной комиссии, «возможность такой задолженности явилась результатом управления заводами морского ведомства на так называемых “автономных, или коммерческих основаниях”». Видя этот результат, Морское министерство тем не менее рекламировало «преимущество управления заводами “на автономных началах”, сравнительно с казенным управлением»19.

Больше всего думскую комиссию печалило то, что министерство, во-первых, «зная все эти ненормальные условия деятельности завода... даже, по-видимому, поощряло заводоуправление» действовать в том же духе, «щедро выдавая авансы», запутывавшие финансовое положение завода. Во-вторых, еще в начале 1908 г. «финансовый крах и техническую несостоятельность [завода] в связи с нецелесообразностью устава, определяющего его деятельность», — признала особая комиссия. «Тем не менее в течение целых двух лет ведомством решительно ничего не было предпринято для оздоровления дела; напротив, оно распространило положение, давшее столь печальные результаты, на новые заводы (т. е. Адмиралтейский и Ижорский. — В. П.) и указывало на эту меру как на серьезную реформу в морском ведомстве»20. Многомиллионные долги казенных морских заводов правительство в 1911 г. вынуждено было списать. Обуховскому заводу, в частности, было прощено 4 млн руб. долга. Соглашаясь на подобный способ ликвидации задолженности, Дума высказала пожелание, чтобы в будущем Морское министерство избегало «таких приемов ведения хозяйства и финансовых операций, которые привели завод к настоящему безвыходному положению»21.

«Коммерческий» способ оформления расходов казны с этого времени фактически дискредитировал себя. Восстановить суть старого порядка в качестве нормы потребовали Государственный совет и Дума уже в 1909 г., когда Морское министерство заявило, что предполагает использовать для переоборудования предприятий часть авансов, выданных заводам на строительство судов. Это намерение ведомства соответствовало смыслу только что (с 1908 г.) введенного и представленного большим достижением «коммерческого» порядка, но не получило одобрения: Государственный совет считал, что заводам на их расширение следовало отпускать «особые ассигнования». О новой же («коммерческой») системе расширения заводов за счет авансов на судостроение Государственный совет отозвался как о «неудовлетворительной». Того же мнения придерживалась думская комиссия: «Авансы должны идти на то, на что они даны. На оборудование нужно испрашивать кредит особо»22. Морскому министерству пришлось в 1909 г. как бы забыть о «коммерческом» финансировании расширения и переоборудования своих заводов и, составляя смету нового расхода на эту цель, просить ассигнований непосредственно из бюджета. Хотя получить всю требуемую сумму (24,5 млн руб.) в один прием не удалось, но на протяжении 1908-1914 гг. правительство ассигновало на расширение казенных морских заводов свыше 30 млн руб.

Мнение о нежелательности сохранения новой системы подтвердила комиссия, обследовавшая по поручению царя казенное судостроение в 1910 г. В соответствующем духе был подготовлен в 1910-1912 годах Морским министерством проект переработки «коммерческого» управления. Предлагалось впредь «отказаться от начисления прибылей на цену изделий», с тем чтобы «установление новых производств или расширение производств существующих» оплачивалось непосредственно из государственного казначейства. Намечался, следовательно, существенный шаг назад, к жизненной реальности: теперь уже все казенные заводы, включая Балтийский и Обуховский (послужившие при реформе 1907/1908 г. эталоном «коммерческой» постановки дела), должны были получать средства на свое расширение и переоборудование в основном прямо из бюджета23, независимо от наличия у них тех или иных «прибылей» или «запасных капиталов».

Изложив законопроект о пересмотре Положения об управлении заводами морского ведомства, С.И. Завьялов ошибочно указывал, что эта попытка вернуться «к старым порядкам» не имела успеха и коммерческие начала все же «решено было сохранить», поскольку на этом настаивало заводское начальство24. В действительности же пересмотренное положение было утверждено царем 20 октября 1914 г. и вступило в силу с 1915 г. По оценке Государственного контроля, оно освобождало казенные заводы «от забот по накоплению средств для установки новых оборудований и производств»25. Новое положение в соответствии с предшествующим порядком еще предписывало оплачивать обычное «содержание и действие» заводов из сумм, «выручаемых за исполняемые заводами заказы». Но тут же прибавлялось, что средства на оборудование для установления новых или на расширение старых производств теперь следует испрашивать «установленным порядком по финансовой смете Морского министерства» (п. 4). Таким образом, несмотря на формальное сохранение в силе терминологии, связанной с якобы «коммерческим» ведением хозяйства морских заводов, суть этого принципа была изъята: в морском ведомстве было в основном покончено с «коммерческой» системой, действовавшей 30 лет хотя бы на двух казенных заводах. В итоге пробиться через традиционную оболочку, чтобы разрушить натуральный уклад хозяйства морского ведомства, рыночным, коммерческим стихиям не удалось.

Более живучим остатком «коммерческой» системы оказалось регулярное премирование высших служащих, предусмотренное и новым положением (п. 12). Если «прибыли» на это не хватало, то морское ведомство понуждало своих заказчиков доплачивать сверх условленных «цен». Так, 23 июня 1916 г. Военному министерству пришлось согласиться доплатить Обуховскому заводу около миллиона рублей по заказу на гаубицы, принятому заводом к исполнению за год до того по цене 5,5 млн руб. Повышение цены на 20% обосновывалось тем, что за время исполнения заказа заводские издержки возросли, «прибылей почти не осталось», а в перспективе даже «убытки». Между тем «вознаграждение служащим на заводе построено так, что убыточность нарядов влияет неблагоприятно» на заработки персонала, а это «в свою очередь не может благоприятно отразиться на ходе работ», их скорости. Соглашаясь уплатить вымогаемую «прибыль», Военное министерство, как и полагалось, списало этот почти миллионный расход на счет «военного фонда»26, т. е. Обуховский завод получил свою «прибыль» из чрезвычайных средств бюджета, добытых путем государственных займов.

К началу мировой войны хозяйственные порядки на казенных морских заводах мало чем отличались от существовавшей за столетие до того, в 1806-1826 гг., «системы коммерческого управления» (или, по терминологии XIX — начала XX в., «обряда коммерческих предприятий», «хозяйственного обряда» — в противоположность «обряду канцелярскому») на другой группе казенных заводов — в горном ведомстве. При той старинной системе27 приплаты к жалованью также зависели от размера «прибылей». Что же касается источника средств на расширение заводов, то и тогда полагалось ассигновывать на это из бюджета «особенную сумму», а «прибыли», за исключением вознаграждения администрации (50%), возвращались в казну28. Тогда же, однако, выяснилось, что при «хозяйственном обряде» возможность «прибылей» все же целиком зависит не от коммерческой оправданности («хозяйственности») действий заводской администрации, а от готовности казны приплачивать заводам за исполняемые ими казенные заказы. Приспособить таким путем казенные заводы к «хозяйственному обряду» капиталистических предприятий не удалось, и система была отменена.

Таким же было происхождение «прибылей» морских заводов в начале XX в.: казна как заказчик через Морское министерство платила самой себе в лице ведомственных заводов, исполнявших заказы. Как при этом ни оформлялись бухгалтерски расходы на развитие заводов (в виде ли прямых ассигнований из бюджета или якобы «коммерческого» повышения «цен» по казенным заказам) — экономически ничего не менялось. Изготовляемая казенными предприятиями продукция потреблялась казной в натуральном виде, непроизводительно; неоткуда было взяться и прибыли. То, что именовалось в отчетах прибылью, представляло собой лишь оборотные суммы, перечисляемые со счета одного ведомства на счет другого. Двух разных систем управления (обряд «коммерческий» и обряд «канцелярский») в этом смысле, собственно, и не было.

Преобразования распространились в начале XX в. и на управление казенными горными заводами, которые до этого момента также действовали и расширялись «за счет казны, а не на средства, извлекаемые из самых предприятий». В 1898 г. горное ведомство предложило переменить порядки на своих заводах по подобию Балтийского морского. Прежние попытки «поставить их операции на коммерческую ногу» успеха не принесли, «дали результаты, заставляющие лишь сожалеть о произведенных для того затратах». Еще в 1880-х гг. правительственная комиссия установила, что «вполне успешная деятельность для казенных заводов возможна» — но «только на изготовлении казенных нарядов». В июне 1905 г. Николай II, ознакомившись с анализом деятельности этих заводов в очередном докладе Государственного контроля, распорядился «поставить Уральские казенные горные заводы в такое положение, чтобы они окупали себя и приносили действительную пользу»29. Мнения историков по вопросу о том, были ли эти заводы после 1905 г. убыточными или прибыльными, расходятся. А.П. Погребинский считал, что они «постоянно были убыточными». По мнению же М.П. Вяткина, те или иные заводы приносили казне то убытки, то прибыли в зависимости от конкретных обстоятельств. В годы предвоенного подъема производство на казенных заводах приносило всё большую прибыль, в связи с перевооружением армии оно расширялось, и в 1914 г. «не было уже ни одного казенного завода, который работал бы с убытком»30.

Необходимо, однако, учитывать, что подразумевают отчеты предприятий, когда речь идет о ценах, прибылях и убытках. Согласно отчетности, действовавшей на казенных горных заводах в начале XX в., считалось, что «прибыль» по казенному наряду получается тогда, когда «себестоимость» продукции меньше так называемой условной стоимости, указываемой заранее, еще при получении заводом наряда. «Условная стоимость» не имела ничего общего с продажными ценами рыночных товаров. Администрация Пермского завода понимала «прибыль» в буквальном смысле— то, что прибавилось. Например, в нее включали «стоимость различных приспособлений и устройств, возведенных за счет операционного кредита», «прибыль, исчисленную на изделия, в отчетном году еще не проданные», и даже «расход провозный» и «стоимость уничтоженных зданий», очевидно, имея в виду ассигнование на восстановление их. Против такого приема возражала Пермская контрольная палата, вычеркивая подобные статьи «прибыли» из заводских отчетов, но горное ведомство на это не соглашалось и показываемые в его отчетах результаты не сходились с данными контроля31. Признавая в 1910 г. «исключительную убыточность» Пермского пушечного завода, министр торговли и промышленности С.И. Тимашев ссылался на ряд причин: высокие заработки рабочих, «установившиеся в 1905 г.», «непомерно высокие» цеховые и накладные расходы, вообще бесхозяйственность, «техническое неустройство некоторых основных цехов завода, обуславливающее высокую себестоимость полупродукта и высокий процент брака по металлу». К этому, однако, добавлялось то, что завод сдает свою продукцию военным ведомствам по «условным ценам», невысоким «даже для нормальных условий производства, что и вызывает крупные убытки почти по всем родам изделий Пермского завода»32. В думской Бюджетной комиссии представители Горного департамента также разъясняли, что казенным заводам приходилось принимать наряды от Военного и Морского министерств «по цене, назначаемой этими ведомствами». Отвечая на вопрос, верно ли, что «это не цена, которая определяется рынком, а цена, которая таксируется ведомством», товарищ министра торговли и промышленности Д.П. Коновалов на заседании 9 февраля 1909 г. раскрыл механизм ценообразования: убыточность назначаемых таким путем цен — не результат нажима со стороны заказывающих ведомств, а следствие того, что горные заводы «не есть коммерческое учреждение, руководствующееся рыночной расценкой». Убыточность эту легко устранить, объяснил Коновалов, для этого достаточно «поднять цены на артиллерийские и морские заказы... В одной смете прибавить, а в другой отбавить, в общем обороте государственного хозяйства это не имеет никакого значения, но в смысле чисто сметном для горного ведомства, конечно, будет приятнее видеть свою смету без дефицита»33.

Такое преобразование и было предпринято в 1909-1910 гг., когда Горный департамент попробовал видоизменить отчетность заводов так, чтобы впредь отпали нарекания по поводу их убыточности34. С этой целью цены по казенным нарядам стали назначаться с обязательным начислением определенной прибыли, т. е. был применен тот же «коммерческий» принцип, какой обеспечивал «прибыльность» морских заводов или, например, Экспедиции заготовления государственных бумаг35. Заводы горного ведомства стали считаться прибыльными, но, согласно разъяснению заведующего артиллерийскими приемками, «как раньше убыток, так и ныне прибыль являются чисто бухгалтерскими»: цены по казенным нарядам повысились, и «теперь уже прибыль горного ведомства означает, что из сметы артиллерийского ведомства были перечислены лишние суммы в виде повышенной стоимости изделий»36. При новой системе в отчетности горных заводов стали наблюдаться те же явления, что и в судостроении с его «коммерческими» порядками. «По отчетам, составленным по новым формам, выяснилась убыточность казенных горных заводов. При затратах на казенные заводы 16 млн руб. (хозяйственные сооружения, ремонт, оборотные средства) дефицит, не считая процентов на капитал, достигает 2 млн рублей». В то же время думская Бюджетная комиссия с удивлением обнаружила, что хотя за 1909 операционный год заводы понесли убыток в 2 млн руб., но капитал их по балансу тем временем увеличился на 6,4 млн руб. Получилась «какая-то несообразность, — поражался докладчик в комиссии И.И. Дмитрюков. — Убыточный год, по которому показаны убытки около 2 млн руб., а капитал значится увеличившимся...»37.

Поскольку основная, военная продукция казенных горных заводов предназначалась не для рынка, определять прибыли и убытки методами капиталистического хозяйства было невозможно. Показывая в отчетах доходы от производства снарядов и пушек, заводская администрация создавала мираж: казна становилась собственником изготовленных на ее заводах предметов вооружения, а одновременно, параллельно происходило якобы приращение и бюджетных доходов, равное цене этих же самых предметов, а следовательно, как бы возрастали средства бюджета, в действительности убавившиеся уже при ассигновании на производство тех же предметов. Подобные манипуляции еще в 1888-1889 гг. освещались в учебном курсе «Финансы», предназначенном для великого князя Николая Александровича. Указав на фиктивный характер доходов и прибылей от казенных горных заводов, работавших по заказам военного ведомства, Н.Х. Бунге предупреждал наследника, что видимость доходности создана искусственным путем: «Одна и та же сумма является дважды в расходах» — по военному ведомству и по горному — «и однажды в приходах» горного ведомства, т. е. бюджет «фиктивно увеличивается по доходам и расходам», получается «оборотный доход и расход», а «в сущности есть один расход» — «за счет военного ведомства»38.

Истолкование казенного производства вооружения как прибыльного для казны занятия, естественно, отвечало стремлению чиновников хозяйственного аппарата представить свою деятельность как полезное для народа, прибыльное для казны дело. Но уже сама постановка вопроса о прибылях казенной военной промышленности была искусственной. Изготовляемый продукт оставался собственностью казны и, минуя сферу товарного обращения, поглощался самим же государственным аппаратом — армией и флотом. Не то что получить прибыль, но даже хотя бы отчасти возместить свои затраты на производство казна не могла. Во что бы ни обошлось изготовление военной продукции, никто за нее казне не платил; экономически это означало не производство новой стоимости (и соответственно — прибыли), а безвозвратное уничтожение материальных средств39. Тем самым в корне исключалась и возможность использовать мифическую прибыль для расширения казенных предприятий.

Официальная идеология обосновывала правомерность подобных безвозвратных затрат «высшими» государственными целями. ГУГШ так объясняло экономическую целесообразность эксплуатации Амударьинской флотилии: она «не только обеспечивает нужды военного ведомства по снабжению всем необходимым гарнизонов в Керках и Термезе, но и преследует политические цели». Поэтому флотилию «нельзя рассматривать с точки зрения только коммерческого предприятия и убытков, приносимых ею казне». Она «главным образом перевозит казенные грузы, тариф для перевозки которых весьма низкий. Если бы повысить этот тариф, то естественно уменьшилась бы сумма дефицита флотилии, что, однако, не принесло бы выгоды государственному казначейству, ибо привело бы к простому перемещению расходных статей»40. Особая высшая комиссия по железнодорожному делу закончила многолетнее исследование вопроса о причинах убыточности рельсовой сети выводом, что «приплаты государственного казначейства по покрытию дефицитов железных дорог сами по себе еще не могут считаться убытком в государственном и народном хозяйстве, так как постройка железных дорог сопровождается огромными преимуществами для государства». Такую «государственную» точку зрения провозглашало и «Новое время», оспаривая «бухгалтерский вывод» о «безусловной убыточности» перевозки пассажиров двух высших классов казенными дорогами и подверстывая вызываемый подобными благотворительными перевозками убыток к расходам «на культурные цели»: нечего говорить об «убытке», это ущербная, «частновладельческая» оценка дела. «Для частного предприятия бухгалтерский пассив или актив является, конечно, исчерпывающим мерилом и руководящим критериумом», но в вопросах хозяйства государственного «значение той или другой меры... слишком широко, чтобы заключать его в тесные пределы одного только расчета прибылей и убытков». С точки зрения «государственного хозяйства и общественного интереса» нельзя рассуждать примитивно: «“приносит убыток”, следовательно “ненужно” и подлежит отмене. Однако большинство затрат на культурные цели заведомо убыточно». Сооружение нового пушечного или снарядного завода газета истолковывала в духе теории А. Васильева, как «своего рода те же общественные работы»41.

Особого рассмотрения заслуживают те случаи, когда казенные заводы все же втягивались в действительно рыночное производство. После поездки в 1895 г. по подведомственным заводам министр А.С. Ермолов пришел к заключению, что «казенные заводы Урала, утратив ныне характер исключительных поставщиков для военного и морского ведомств и вступив в соревнование с частными заводами, не могут уже ограничить размеры своей деятельности исполнением одних только казенных заказов... Заводы должны расширить производство предметов на вольную продажу, заботясь вместе с тем об оплате затраченных в дело капиталов, и, следовательно, должны вступить на тот путь, на котором стоят частные заводы». Государственный контроль 8 июня 1896 г. доложил царю, что согласен с этим намерением Ермолова. На полях отчета Николай II начертал: «И я тоже»42.

Горное ведомство попыталось выйти даже на внешний рынок и нашло покупателей высококачественного железа, изготовлявшегося Саткинским заводом: английской фирме «Скотт и сын» в Шеффилде было продано в 1904-1908 гг. 80 тыс. пудов пудлингового железа. Главный начальник уральских заводов П.П. Боклевский в 1905 г. докладывал Горному департаменту, что Саткинский завод плохо оборудован и железо обходится дорого, поэтому «следовало бы обставить здесь производство... более совершенно», для чего требовалось 150 тыс. руб. Он считал, что завод «окупит их очень широко». Поддержав эту идею, Горный ученый комитет предложил пойти еще дальше: привлечь на внешний рынок еще и Артинский завод и продавать в Англию уже не железо, а готовую сталь43.

Этот опыт потерпел фиаско. 15 мая 1909 г. Государственный контроль доложил царю, что получилась «нехозяйственная операция»: англичане покупают металл за 100 тыс. руб., тогда как заводу он стоил более 120 тыс. руб. (железо обходилось заводу якобы по 2 руб. 17 коп. пуд, а английская фирма платила по 1 руб. 65 коп., то есть торговля приносила убыток 53 коп. на пуд44). Но и при этом спроса на саткинское железо создать за границей не удалось. Этой «нехозяйственной» попытке противопоставлялся удачный, по мнению Государственного контроля, опыт сбыта такого же металла в России: в 1907 г. Саткинский завод продал 78 тыс. пудов казенному Обуховскому заводу «с прибылью в 11 142 рубля». Прибыль в данном случае не могла быть иного происхождения, чем та, которую обещал Д.П. Коновалов (в «одной смете прибавить, а в другой отбавить»). По настоянию Государственного контроля продажа железа и стали казенными горными заводами за границу была прекращена45.

И еще одну попытку расширить предприятие для работы на рынок сделал Боклевский. 3 сентября 1905 г. он предложил Горному департаменту развернуть на Гороблагодатском руднике добычу руды сверх потребностей казенных металлургических заводов в расчете на сбыт ее частным заводчикам. По его мысли, часть выручки от этой операции можно было пустить на дополнительное оборудование того же казенного рудника. Боклевский докладывал, что можно «смело вести добычу в более широких размерах, не только для удовлетворения потребностей своих заводов, но и на продажу. Покупатели имеются». При этом он ссылался на удачный опыт переустройства Бакальского рудника: в 1898 г. министерство разрешило продать частным заводам 4 млн пудов руды по цене, вдвое превышавшей себестоимость, «с тем, чтобы вырученная прибыль могла поступать на оборудование Бакальского рудника». Исполнению этого замысла в намеченном масштабе тогда помешал наступивший кризис. Поэтому «постройки еще не все исполнены», но «уже в настоящее время» рудник «представляется одним из наиболее благоустроенных в целом мире». Когда же снова появился спрос, Боклевский захотел продать еще 10 млн пудов бакальской руды и на вырученную прибыль закончить оборудование рудника, а затем всю остальную прибыль передавать «в доход казны»46.

Казалось бы, какие могли возникнуть возражения. Еще Петр I, даже без тех выгод, на которые указал Боклевский, предписывал Берг-Коллегии «оное уголье добывать по горному обыкновению» не только для себя, но обязательно на продажу, чтобы «сверх того другим бы хотя за настоящую цену было довольство»47. Однако петербургское начальство двести лет спустя воспрепятствовало продаже руды, указав, что добыча ее на Гороблагодатском, как и Бакальском, руднике «должна производиться в размере потребности казенных горных заводов и не должна быть расширяема в целях снабжения рынка». Предложенная Боклевским операция была признана противоречащей «основной задаче казенных рудников» и грозящей создать «недостаток руды для собственных надобностей казны». Такое решение было принято по инициативе государственного контролера, который «признал необходимым войти в сношение с министром торговли и промышленности» по этому вопросу и предложил «в видах сохранения запасов бакальской руды для казенных потребностей, вообще приостановить продажу ее частным заводам». Государственный контролер утверждал, что «запасы Бакальского рудника... уже начинают истощаться». Вместе с тем, однако, предписывалось «пока приостановить» дальнейшие разведки месторождения, поскольку уже и так видно, что потребность казенных заводов надолго обеспечена. Переоборудование Бакальского рудника было решено продолжить, но «взамен сумм, выручаемых от продажи руды, должны быть постепенно испрашиваемы особые кредиты»48. В считаные годы такая последовательность курса привела к острому кризису уральской промышленности, и пришлось проектировать меры противоположного смысла — «создание рынка дешевой [бакальской] руды, могущего снабжать частные заводы», — уже в качестве правительственной поддержки гибнущему хозяйству. Потребовалась «организация и возможно широкое развитие отпуска руды и горючего на рынок для [частных] заводов (по долгосрочным контрактам) и для кустарей49. Выходило, что как прекращение торговли продукцией казенных предприятий, так и возобновление продажи диктовались не коммерческой целесообразностью, интересами прибыльности производства, а целями иной природы: решающими оказывались соображения «государственной» политики — коренной принцип хозяйственных процессов в данном промышленном укладе.

Твердость курса на отгораживание казенного производства от «вольного» рынка позднейшая ведомственная публицистика ставила в заслугу директору Горного департамента Н.А. Иоссе. Но в действительности Горный ученый комитет в целом вел ту же линию не менее твердо. Он, в частности, отклонил предложение самого Иоссы организовать на Саткинском или Златоустовском заводе изготовление пил, разъяснив, что выгодность такого производства «безусловно установить нельзя» и что им «была бы до известной степени нарушена главная цель казенных заводов — работать на потребности казны, а не частных потребителей»50. Позиция Комитета отражала точку зрения высших инстанций: был положен конец той «неустойчивости во взгляде на назначение казенных горных заводов», которую горное ведомство проявило в 1885-1905 годах51.

Политическая подоплека критики горного ведомства за «неустойчивость» взглядов обнажилась при обсуждении той же проблемы в мае 1909 г. в Государственном совете, когда известный торгово-промышленный деятель Г.А. Крестовников обосновывал целесообразность ликвидации казенных заводов их убыточностью. Группа правых во главе влиятельными бюрократами и представителями Постоянного совета объединенных дворянских обществ организованно выступила против такого подхода. От ее имени А.С. Стишинский, один из столпов дворянской реакции, заявил, что нельзя «мерить всякое государственное дело одними барышами»52, считать «барыш» обязательным признаком правильной постановки хозяйства. Предложение Крестовникова было отвергнуто53.

Указывая, что «прибыльность» казенных заводов, как правило, «зависела от выгодных правительственных заказов», М.П. Вяткин в качестве исключения из общего правила описал «гибкую коммерческую деятельность» Каменского завода, который в трудную минуту, не имея иных заказов, перешел к производству чугунных труб для частных потребителей и благодаря этому проводил технические усовершенствования, довольствуясь лишь «самыми скромными ассигнованиями» из бюджета. Автор подчеркивал, что завод давал «весьма приличную прибыль», не прибегая к казенным военным заказам. Нельзя, однако, не обратить внимание на то, что одним из двух названных им прибыльных заказчиков была Западно-Сибирская дорога, т. е. все-таки казенное предприятие, а исполнение заказа городского водопровода принесло результаты, которые «были весьма неутешительны для казны», как отметил Вяткин54. В цитируемой им записке Боклевского добавлено, что «некоторое подспорье завод имеет в приготовлении крупных чугунных снарядов, которых он получает в наряд от 3000 до
110 000 штук в год». По данным Горного ученого комитета, Каменский завод работал по казенным нарядам на 87%55; такой характер деятельности был рекомендован ему и на будущее. Все эти уточнения — признак того, что и Каменский завод переоборудовал свои производства не за счет «прибылей» от операции с трубами для томского водопровода, а благодаря заказам путейского ведомства, «подспорью» в виде военных нарядов и «скромным» ассигнованиям непосредственно из бюджета. Такое исключение как нельзя лучше подтверждает сформулированное Вяткиным правило о зависимости «прибылей» заводов от казенных заказов.

В докладе Боклевского приведен и еще пример «коммерции». Нижнеисетский завод «с успехом» начал производство весов для рынка, что «обещало весьма хорошую прибыль», и сделал «не менее успешные попытки» ввести производство подковных гвоздей и подков. Однако эти попытки «были оборваны суровым решением закрыть завод». Такое решение горного ведомства, утвержденное Николаем II 16 июня 1905 г., Боклевский считал «большой ошибкой». Но особое совещание, рассматривавшее вопрос о судьбе этого завода, оценивало те же попытки скептически. Двум третям изготовленных для продажи весов не нашлось покупателей, введение же, согласно предложению Боклевского, производства подковных гвоздей требовало бы от казны «значительных затрат», а в последующем — нерациональной доставки железа из Златоуста56. Вопроса о том, чтобы основать новое производство за счет прибылей от рыночного сбыта, не ставил и сам Боклевский.

Еще один конкретный пример коммерческой выгодности побочных производств на военных заводах привел П. Гэтрел. Ссылаясь на относящееся к 1922 г. свидетельство генерала Э.К. Гермониуса, бывшего начальника Ижевских заводов, Гэтрел утверждает, что Ижевский сталеделательный завод отличался от всех других предприятий ГАУ своим финансовым благополучием. По Гермониусу, завод настолько эффективно вел свое металлургическое производство, добившись низких издержек на сырье, что за счет получаемой выручки поддерживал ружейный отдел57. Учитывая, что чугун на Ижевский завод поступал с Саткинского и других заводов горного ведомства, ясно, что и здесь «прибыль» образовывалась по формуле Д.П. Коновалова.

Приведенными примерами, по-видимому, исчерпываются все известные в литературе случаи, дававшие повод предполагать, что для расширения казенных горных заводов могла использоваться их выручка от частных заказов и от продажи изделий на вольном рынке. Все эти примеры, при рассмотрении конкретных обстоятельств хозяйствования, говорят о том, что предпринятые в конце XIX— начале XX в. попытки открыть рынку, стихии доступ в пределы горнозаводского казенного хозяйства либо оказывались неудачными по результатам, либо их приходилось прекращать вследствие правительственных запретов — часто еще прежде, чем выяснялся тот или иной «коммерческий» результат.

Другое дело — выступления казенных заводов на рынке, мотивированные определенными задачами экономической политики правительства, например, с целью повлиять на состояние самого рынка. Проведенное в 1911-1913 гг. развертывание казенного производства рыночного металла, наряду с беспошлинным ввозом чугуна и угля из-за границы, относилось к числу мер, направленных на «смягчение последствий» политики синдикатов в условиях топливно-металлического «голода»58.

В ряде случаев задачи экономической политики требовали, чтобы чугун казенных заводов фактически «шел не на рынок, а отпускался по льготным ценам особенно опекаемым казной потребителям»59. Заводы Гороблагодатского округа в 1908-1911 гг. по заданию Министерства торговли и промышленности «поддержали» (льготами по платежам за уступленный металл60) заложенные-перезаложенные Пожевские заводы князя С.Е. Львова61 — очевидно, в вознаграждение за содействие внутреннему развалу «Кровли». В 1910 г. на Гороблагодатский округ вместе с Каменским заводом было возложено оказание «весьма важной Государственной помощи» также и трем заводам графа С.А. Строганова — крупнейшего (второго после царя) землевладельца в России. По распоряжению министерства, строгановским заводам было продано около 125 тыс. пудов чугуна по льготной, в сравнении с рыночной, цене и с рассрочкой платежа на год без начисления процентов — якобы «в видах поддержки заработками населения закрывающихся заводов». Па деле речь шла о поддержке не рабочих, а Строганова, много лет противившегося исполнению в его владениях закона о наделении рабочих землей62. По правительственному предписанию, льготы того же рода были оказаны «заводам Кондюрина, работающим на кустарей». Поддержку кустарям правительство оказывало также продажей им «по доступной цене» древесного угля, заготовлявшегося в Гороблагодатском округе63. Объяснение подобных мер ссылкой на интересы кустарей, впрочем, уводило бы от сути дела. «Заботой» о кустарях прикрывалось особое направление экономической политики самодержавия, ставившее целью отвлечь крестьян-кустарей от земледелия и от борьбы за помещичью землю, ослабить — не ущемляя интересы помещиков — один из очагов социальной напряженности в деревне64.

Некоммерческий характер поведения казенных заводов на вольном рынке выражался и в предпочтении, оказываемом ими тому или иному заказчику в зависимости от его социального статуса, хотя бы и в нарушение принятых на себя обязательств в отношении других контрагентов. В начале 1909 г. Нижнетуринский завод Гороблагодатского округа исполнил вне очереди заказ казенной Сибирской железной дороги, несмотря на данное им ранее обязательство продать изготовляемый металл так называемому «Железному союзу земств», образованному во главе с Московским земством для борьбы против синдиката «Кровля». Раздосадованный тем, что земцы искали на него управу в Петербурге, начальник округа А.С. Левитский сделал жалобщикам внушение о том, что «заключенный нами с Московским земством договор не создает еще для него права требовать расторжения всех договоров или условий, совершенных ранее». Добиться точного исполнения договорных условий «Железный союз» так и не смог. Ему удалось получить лишь залежавшуюся продукцию Серебрянского (а не Нижнетуринского) завода — железо худшее по качеству, «уложенное без всякого порядка, полуржавое, испорченное, перепутанное в сортах и развесах» и не соответствовавшее ни фактуре, ни счетам. Правда, земцы могли утешаться тем, что это железо было им продано в ущерб интересам главного противника «Железного союза земств»: согласно еще раньше данному обязательству, Серебрянский завод должен был уступить свой металл синдикату «Кровля»65.

Отвлекаясь от социально-сословных предпочтений, столь же свойственных правительственной политике, как и экономически нерациональные бюрократические «соображения», Дж. Маккей полагался на тенденциозные свидетельства дельцов, объяснявших все отклонения от соображений качества и выгоды взяточничеством чиновников66. Но хозяйственнику-практику того времени подобные «непонятные» отклонения как раз и представлялись в их реальном, бюрократически обоснованном виде.

Генерал В.С. Михайлов, руководивший постройкой казенных заводов, вспоминал, как ему «пришлось провести много месяцев разновременно на изысканиях по выбору места» для трех заводов. По установкам, которыми он должен был руководствоваться, участки следовало приобретать не у частных владельцев (это было «совершенно исключено»), а у ведомств — министерств земледелия и уделов. Действовало «наивное» представление, что такой путь государству выгоднее, так как ведомства и казенные учреждения, «сознавая высокую государственную важность такого дела, как постройка военных заводов, должны самоотверженно пойти навстречу интересам обороны и предоставить лучшее, что у них есть». При переговорах же с ведомствами-землевладельцами выяснялось, что они действительно готовы предоставить землю «по дешевой цене, либо совсем даром», но эта дешевизна в конечном счете обходилась ГАУ, государству «чрезвычайно дорого»: «министерства предлагали то... от чего они не прочь были сами избавиться... В итоге... громадное большинство военных заводов, имеющих важнейшее значение для обороны, обслуживаемых тысячами рабочих, предназначенных к долголетнему существованию и развитию, вырастали в каких-то совершенно случайных (вернее, заведомо малоподходящих. — В. И.) пунктах... Когда начиналась эксплуатация завода, то все решительно дефекты его местоположения давали о себе знать повышенными накладными расходами, которые в дальнейшем долгие годы неотступно сопутствовали производству и результировались суммами, многократно превосходящими указанную экономию», достигнутую в ГАУ при основании завода. Зато гражданское ведомство могло считать своей заслугой «удачную» для казны операцию, сбыв ни на что не годный участок земли67.

Отношения казенных предприятий с потребителями их продукции, даже когда она поступала на рынок, определялись не хозяйственной целесообразностью, интересами «барыша» для казны, а установками экономической политики, зачастую отражавшими застарелые предрассудки. Такое внутреннее перерождение внешне перенимаемых товарно-денежных, рыночных форм, по существу, наполнение их натуральным содержанием, выявлено не только в разных отраслях промышленности. При распределении железнодорожных заказов и установлении тарифов правительство также привыкло сознательно идти на известный ущерб коммерческим интересам государственных железных дорог во имя «более широких соображений общегосударственного свойства»68. Развитие крупной промышленности вообще и тем более казенных заводов было связано прежде всего «с политическими и военностратегическими интересами» власти, как она их понимала, и «в гораздо меньшей степени с внутренним потребительским рынком»69.

Даже там, где рекламировалась достигнутая «коммерческая» постановка казенного предприятия, фактически подразумевалось извлечение доходов с помощью административного нажима на потребителя. Таковы были доходы Министерства внутренних дел от губернских типографий, которым волостные правления обязаны были делать определенные заказы. Способ деятельности этих «коммерческих» предприятий МВД заключался в том, что «губернская типография расходует деньги не из средств государственного казначейства, а из средств мирских сборов, и ставится в вину волостному правлению, если из типографии оно не выписывает известные бланки; часто высылают бланки, измененные совершенно, уже ненужные; архивы волостных правлений завалены бланками, совершенно никуда не годными, на тысячи рублей», но если «правление выпишет на меньшую сумму, то... писарь со службы вон». Таким путем, например, орловская губернская типография получала возможность на «коммерческих началах» бесплатно (якобы в долг) печатать газету черносотенного направления; повсеместно из тех же средств получали добавления к жалованью канцеляристы губернской администрации (в Петербурге «прибылями» от типографии Министерства внутренних дел, действовавшей также «на коммерческом основании», подкармливались чиновники Департамента общих дел МВД70). Между тем, по заявлению представителя МВД, эта система заведования типографиями основывалась на тех правилах отчетности и счетоводства, которые ведомство выработало в 1907 г. «применяясь к коммерческим предприятиям», используя «начала двойной бухгалтерии»71. Таким же способом (навязывая свою продукцию земским управам) обеспечивала себе доходы Сенатская типография; так же действовала типография Военного министерства, по выражению А.Ф. Редигера, «дойная корова Главного штаба»72.

Практика «коммерческого» управления казенными предприятиями в начале XX в. раскрывает отсутствие у него существенных отличий от стародавней, административной системы управления. И в том и в другом случае использование товарно-денежных форм оставалось поверхностным, не изменяя традиционное натуральное основание хозяйства.

Особенно наглядно это выражалось в порядках ценообразования. При обеих системах управления — и «коммерческом обряде» и «канцелярском» — способ на значения «цены» изготовляемой продукции в корне отличался от стихийного формирования цен на вольном рынке. Но поскольку казенным предприятиям все же приходилось обращаться к рынку и расплачиваться по рыночным ценам за топливо, сырье, механизмы, материалы, то получается, что казенное производство использовало — параллельно и одновременно — две системы ценообразования: административную и рыночную. Такое раздвоение денежного измерителя73 представляло собой механизм, препятствовавший разрушительному влиянию рыночных отношений на традиционный внутренний строй казенного хозяйства, вовлечению капиталов казенных предприятий в нормальный кругооборот74. Более того, вносилось расстройство и в рыночные связи между частными производителями, вынужденными считаться с существованием «двух принципиально отличных видов цен на продукцию заводов — твердой и рыночной»75. Существование такого внерыночного, некоммерческого ценообразования не позволяет считать, что «цены представляют собой не только систематический, но и однородный конкретно-исторический материал», облегчающий методические задачи исследователям российской экономики начала XX века76.

Встречающиеся в литературе фактические сведения о прибыльности казенного промышленного производства, как показывает их анализ, основаны на некритическом использовании источников. На эти данные, однако, опирается представление о принципиальной однотипности всей крупной промышленности, ныне пересматриваемое77. Обманчивой оболочкой товарно-денежных отношений и определенного рода связей с рынком прикрывалась, по сути, натуральная, веками складывавшаяся экономическая структура — особый уклад хозяйства, укрепление и деятельная защита которого представляли собой устойчивое и требовавшее всё больших усилий направление экономической политики российского государства, складывавшееся «на протяжении двухсот лет»78 и пережившее самодержавие Романовых. Существование такого заповедника старины, каким было промышленное хозяйство казны, свидетельствовало о незавершенности процесса формирования капиталистических отношений в области крупного промышленного производства.

Вестник МГУ. Серия 8. История. 1988. № 4.



1 Вопросы истории капиталистической России. Свердловск, 1972. С. 7, 70, 116-117 (П.Г. Рындзюнский, В.Я. Кривоногое, В.Н. Ашурков); БОВЫКИН В.И. Формирование финансового капитала. С. 4; КОВАЛЬЧЕНКО И.Д. Методы исторического исследования. С. 104.
2 См.: ВЯТКИН М.П. Указ. соч. С. 125; ШАЦИЛЛО К.Ф. Русский империализм. С. 174175, 216; ГАВРИЛОВ Д.В. Казенные горные заводы Урала во второй половине XIX — начале XX в. // Ученые записки Ульяновского пед. института. 1972. Т. 24. Вып. 4. С. 106, 118, 120; АШУРКОВ В.Н. Предприятия военного ведомства как элемент многоукладной экономики России // Вопросы истории капиталистической России. С. 116-117; СУББОТИН Ю.Ф. Военная промышленность России во второй половине XIX — начале XX в. Автореф. дне... канд. ист. наук. Л., 1975. С. 7; ГИНДИН И.Ф. Антикризисное финансирование предприятий тяжелой промышленности //Исторические записки. М., 1980. Т. 105. С. 144-148.
3 См.: ШАЦИЛЛО К.Ф. Русский империализм. С. 174-175,179,220-222; ГАВРИЛОВ Д.В. Казенные горные заводы. С. 110-111.
4 МЕНЬШИКОВ М. Без пушек // Новое время. 17.IV.1908.
5 ВОГКза 1898 г. СПб., 1899. С. 47-48.
6 ВОГК за 1904 г. СПб., 1905. С. 57-58.
7 ВОММ 1906-1909. СПб., 1911. Отд. 2. С. 198, 201.
8 ИРКЛЕЙА. На берегах Ижоры. М., 1974. С. 20-21; КУЗНЕЦОВ К.А., ЛИВШИЦ Л.З., ПЛЯСУНОВ В.И. Балтийский судостроительный. Л., 1970. 4.1. С. 458; ЗАВЬЯЛОВ С.И. Ижорский завод. Л., 1976. Ч. 1. С. 265,278. См. также: РЫНДЗЮНСКИЙ П.Г. Утверждение капитализма в России. С. 258; ЛЯПИН В.А. Златоустовский горный округ в период экономического подъема 1909-1913 гг. И Промышленность Урала в период капитализма: социально-экономические и экологические проблемы. Свердловск. 1992. С. 163; MILLER М. The Economic Development of Russia. 1905-1914. London, 1967. P. 130; London, 1926. P. 130; GATRELL P. Op. cit.P. 74-75, 212.
9 В Совещании по судостроению представитель Министерства финансов полюбопытствовал, откуда взялась 15-процентная ставка для морских заводов. И получил разъяснение: Адмиралтейств-Совет основывался на том, что «в Англии, при ремонте парохода Добровольного флота "Смоленск” по действительной стоимости, английская фирма начислила в прибыль 15%» (РГАВМФ. Ф. 403. Oп. 1. Д. 382. Л. 117. Журнал заседания комиссии Совещания по судостроению, 10.XII.1912).
10 «В 1908 г. прибыль от работ завода выразилась в 15,3%, — гласит “Объяснительная записка к ведомости затрат по судостроению, произведенных Адмиралтейским судостроительным заводом”. — Произошло это от того, что на работы по постройке судов начислялось 15% прибыли на действительно произведенные затраты» (там же. Л. 104). В том же смысле приносило казне «прибыль» заведение Министерства финансов — Экспедиция заготовления государственных бума) — «чисто коммерческое предприятие»: подсчитав понесенные издержки на печатание каждой тысячи купюр, Экспедиция набавляла еще 10% «прибыли» и по этой цене сдавала продукцию Государственному банку (ДБК III/2. СПб., 1909. Т. 3. № 85. С. 158-159; ДБК II. СПб., 1907. С. 118). 11 марта и 10 апреля 1911 г. «Новое время» сообщило, что Экспедиция строит «за счет доходов» казенные дома с дешевыми квартирами для служащих, школьную дачу, санаторий — всего на 1,6 млн руб.; оклад заведующего мастерской в Экспедиции втрое превышал оклад такого же начальника мастерской на казенном военном заводе (6000: 2000 руб. в год).
11 ВОГКза 1898 г. С. 45-46.
12 ЕРОПКИН А. Железнодорожная смета // Новое время. 27.VII.1908.
13 ДБК III/2. СПб., 1909. Т. 2. Приложение к №69. Стенограмма заседания 17.11.1909. С. 41-52; См. также доклад Финансовой комиссии Государственного совета (Дубасов), 24.V.1909: СОГС IV. СПб., 1909. Стб. 2134.
14 РГВИА. Ф. 1. Oп. I. Д. 71541. Л. 11 и об. ГАУ 7.I.1908 / ВС 19.I.1908. «Если по окончательном изготовлении орудий и по сведении счетов окажется, — читаем в отчете Государственного контроля за 1892 год, — что цена правления [Обуховского завода] выше установленной нормы прибыли в 30%», то ему придется «на соответственную сумму сбавить цену при окончательном расчете» (ВОГК за 1892. С. 51). Норма в 30% устанавливалась положением об Обуховском заводе (РГВИА. Ф. 1. Oп. 1. Д. 70295. Л. 273об. Кузьмин-Караваев — Н.А. Данилову, 3.III.1908).
15 Прилож. к СОГД III/З. Т. 2. СПб., 1910. № 398. Доклад Комиссии по государственной обороне. С. 3.
16 Новое время. 6 и 2. V. 1908. Зато и платить фактически за эту сталь Пермскому или Ижевскому казенным заводам Обуховский завод не спешил, не имея на это средств (GATRELL Р. Ор. cit. Р. 204).
17 РЕДИГЕР А.Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 319.
18 СОГД III/1. СПб., 1908. Ч. 3. Стб. 3973.
19 Прилож. к СОГД III/3. 4.2. К № 398-а. С. 1. Заключение Бюджетной комиссии, 31.V.1910.
20 Приложение к СОГД III/3. Ч. 2. № 398. С. 3.
21 РГВИА. Ф. 1.0п. 1.Д. 74578. Л. 14об.; СОГД III/3. СПб., 1910. Ч. 4. С. XXIII (стб. 3410). Оглавление. В трех обсуждениях на закрытом заседании 4 июня 1910 г. был одобрен законопроект «об ассигновании 4 млн руб. на подкрепление оборотных средств Обуховского сталелитейного завода».
22 СОГС IV. Стб. 2133-2134; ДБК III/2. Приложение к №69. С. 54. То же мнение высказывал министр финансов Коковцов. Еще в мае 1908 г. он заявил, что для ликвидации последствий пожара на Обуховском заводе источником средств должны послужить не авансы в чет будущих «прибылей» от заказов на 12-дм орудия (как требовало Морское министерство в соответствии с правилами о «коммерческом» управлении заводом, действовавшими с 1903 г.), а «безвозвратное пособие от казны» (цит. по: А-Ч С. В бюрократических кругах. К запросу об Обуховском заводе // Русь. 21.V.1908). Тем не менее 14 мая Совет министров дал заводу «кредит в виде ссуды» в 1,5 млн руб., «подлежащий постепенному погашению из прибылей по исполнению заводом казенных заказов» (Новое время. 5.VI. 1908).
23 ГАРФ. Ф. 543. On. 1. Д. 542. Л. 22-24; д. 121. Л. 15; СОГД IV/1. Приложения. СПб.. 1913. Вып. 3. № 287 (доклад Комиссии по военным и морским делам, 8.V. 1913).
24 См.: ЗАВЬЯЛОВ С. История Ижорского завода. М., 1934. Т. 1. С. 321; ЕГО ЖЕ. Ижорский завод. Ч. 1. С. 278.
25 ВОГК за 1915 г. Пг., 1916. С. 48.
26 РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 5330. Л. 349-350.
27 Высочайше утвержденные доклады и другие сведения о новом образовании Горного начальства и управления Горных заводов. СПб., 1807. Ч. 1. С. 220-225; Труды Комиссии по пересмотру Горного устава. СПб., 1866. С. 18-26.
28 Ср. способ выведения «чистой прибыли» и вознаграждения администрации в типографии Академии наук в начале XX в. (ДБКIII/5. СПб., 1912. Т. 2. № 59. С. 81-82).
29 ВОГК за 1898 г. С. 94; ВОГК за 1904 г. С. 83-84, 88-89.
30 ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Государственно-монополистический капитализм. С. 81; ВЯТКИН М.П. Указ. соч. С. 260.
31 ВОГК за 1891 г. СПб., 1892. С. 67-68.
32 РГИА. Ф. 1276. Оп. 6. Д. 154. Л. 1114 и об. Доклад Ти.машева Совету министров, 15.VII.1910. «Условные цены» на чугун, введенные «Временными правилами» 1888 г. о взаимоотношениях заводов горного и военных ведомств, были в полтора-два раза ниже рыночных (ШУМКИН Г.Н. Государственные доменные заводы Урала как металлургическая база военной промышленности России в конце XIX — начале XX в. // Урал индустриальный. Екатеринбург, 2004. Т. ЕС. 318).
33 ДБК III/1. СПб., 1908. Стб. 1417; ДБК III/2. Т. 2. Приложение к № 50. С. 33, 36-37; ДБК III/3. СПб., 1910. Т. 1. № 24. С. 15. «В общегосударственном смысле, — проводил ту же мысль А.П. Меллер, начальник Обуховского, затем директор Путиловского завода, в 1912 г., — выгода заказа орудий на Пермском казенном заводе и по его ценам представляет из себя самообман, так как, дав выгоду морскому или военно-сухопутному ведомству, этот заказ даст убыток Министерству торговли и промышленности» (ВПР. Т. 1. С. 415).
34 М.Я. Гефтер истолковывал эту меру с точки зрения теории подчинения правительства монополиям: попав в «зависимость от финансовой олигархии», самодержавие не могло не принять «требование монополистов, чтобы казенные заводы были поставлены на “коммерческих основаниях”», и тем самым попали в «неравные условия» конкуренции с частной промышленностью (ГЕФТЕР М.Я. Царизм и монополистический капитал в металлургии Юга России до первой мировой войны // Исторические записки. М., 1953. Т. 43. С. 94-95). Как это выглядело на практике, автор не показал.
35 В 1890-х гг. постоянно возрастала задолженность этого предприятия. Экспедиция не могла обойтись без дополнительного «пособия» из бюджета в 1.2 млн рублей. Тем не менее «по балансам выводилась весьма крупная чистая прибыль, от 650 до 850 тыс. рублей». Половина этой «прибыли» поступала в казну, но «крупные суммы обращались также на награды служащим», хотя хозяйство Экспедиции велось безобразно. В 1893-1895 гг. между ними распределялось в среднем 326 тыс. руб. в год. Правитель канцелярии получал наградных до 175% годового содержания, товарищ управляющего — 143%, рабочие — лить 8-15%(ВОГКза 1896 год. СПб.. 1897. С. 80-82).
36 РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 41. Л. 52об. Доклад генерал-майора Л.В. Вальтера (ведавшего приемками) в ГАУ, 29.XI.1915.
37 Новое время. 20.1.1910; ДБК III/4. СПб., 1911. Т. 1. №22. С. 8; приложение к №22. С. 23-24; приложение к№ 15. С. 31-32 (стенограммы заседаний, ноябрь, декабрь 1910).
38 гарф. ф. 601. Oп. 1. Д. 196. Л. 85-86. Конспект курса «Финансы», составленный для вел. кн. Николая Александровича.
39 В противоположность реальному положению дел П.Н. Крупенский в Думе 23 мая 1908 г. утверждал, что «в сущности, расход на армию это есть круговорот денег, которые возвращаются в страну. Это не сожженный уголь, это не утерявшие всякую ценность морские гиганты» (СОГД III/1. СПБ., 1908. Ч. 3. Стб. 1249).
40 РГВИА. Ф. 2000. Oп. 1. Д. 86. Л. 249об. Объяснение ГУГШ по поводу всеподданнейшего отчета командующего войсками Туркестанского военного округа за 1905 г., 25.XI.1906.
41 Обход вопроса [Редакционная статья] // Новое время. 4.ХII.1908; 6.1.1913; М. Еще курьезы артиллерийского ведомства // Там же. 26.11.1912.
42 ВОГК за 1895 г. С. 87-88.
43 ЖурналГорногоученогокомитета,23.ХII.1905 // Горный журнал. 1906.Сентябрь.С. 359; то же, 24.IV. 1906 // Там же. Октябрь. С. 103, 105. Оба журнала утверждены 16мая 1906 г.
44 СОГД III/2. Ч. 3. Стб. 794. Заседание 16.III.1909.
45 ВОГК за 1908 г. СПб., 1909. С. 145; ОЗЕРОВ И.Х. Горные заводы Урала. М„ 1910. С. 134. Английской фирме, однако, опыт с уральским железом понравился, и, когда такое железо принялась изготовлять рабочая артель, заарендовавшая казенный Нижнеисетский завод, англичане запросили ее о иене и предложили выслать на пробу 10 т (600 пудов), обещая регулярные заказы размером до 1000 т (Новое время. 29.ХII.1912).
46 Горный журнал. 1906. Сентябрь. С. 356; октябрь. С. 78, 101, 103.
47 Цит. по: ПРОБСТ А.Е. Лесная и топливная политика Петра I // Вопросы экономики, планирования и статистики. Сб. ст. М., 1957. С. 256-257.
48 Горный журнал. 1906. Сентябрь. С. 356; октябрь. С. 78, 101, 103; ВОГК за 1905 г. С. 87-88.
49 РГИА. Ф. 1276. Оп. 6. Д. 154. Л. 1124 и об., 1125об. (записка Тимашева, 15.VII.1910); там же. Л. 19 (журнал Совещания по вопросу об обеспечении положения горнозаводского населения Урала ввиду закрытия некоторых уральских заводов, 18.III.1910).
50 К 50-летию научной и литературной деятельности Николая Александровича Иоссы // Горный журнал. 1916. Январь. С. ИЗ, 115; там же. 1906. Октябрь. С. 95, 103.
51 ВОГК за 1904 г. С. 83, 85.
52 Он вторил Н.Е. Маркову, который 29 апреля 1909 г. в думской Комиссии по государственной обороне поспорил с А.И. Гучковым из-за критериев распределения интендантских заказов на сапоги. На заказы претендовали дома трудолюбия. Министерство земледелия хлопотало за кустарей, а Марков за мастерские Союза русского народа. Гучков полагал, что тут. собственно, спорить не о чем: «самое главное» — это кто из них делает хорошие сапоги, но Марков его сразил: «Надо руководствоваться не купеческими взглядами, а государственными» (ПОЛИВАНОВ А.А. Дневники и воспоминания по должности военного министра и его помощника. М„ 1924. С. 70-71).
53 См. ниже, с. 247-248.
54 См.: ВЯТКИН М.П. Указ. соч. С. 44-45, 106.
55 «Главнейше, деятельность завода (ок. 87%) направляется на удовлетворение казенных заказов» (Горный журнал. 1906. Сентябрь. С. 365-366; октябрь. С. 88, 107). Не ссылаясь на источник, Вяткин писал, что Каменский завод «на 87% был загружен производством труб» или даже «работал исключительно на “вольный рынок”» (с. 120, 127).
56 Горный журнал. 1906. Сентябрь. С. 366; октябрь. С. 89; ШЕБАЛОВ А.В. К закрытию Нижнеисетского завода // Архив истории труда в России. 1922. Кн. 5. Ч. 2. С. 12.
57 GATRELL Р. Government, Industry and Rearmament. P. 209.
58 См.: ЦУКЕРНИК А.Л. Синдикат «Продамет». М., 1959. С. 185-188.
59 ГЕФТЕР М.Я. Царизм и монополистический капитал. С. 111.
60 Этот металл требовался принадлежавшей Львову Зинаидинской фабрике (выпускала изделия из глянцевого и оцинкованного железа), тогда как для ведения собственных железоделательных Пожевского и Елизаветинского заводов князь не имел средств. Получить средства путем акционирования он не смог: после утверждения устава акционерного общества Пожевских заводов не удалось собрать за три года даже первую часть объявленного в июле 1912 г. капитала, несмотря на троекратную отсрочку, предоставленную правительством (РГВИА. Ф. 29. Оп. З.Д. 5183. Л. 256-257).
61 См.: ВЯТКИН М.П. Указ. соч. С. 169-170. «Новое время» изображало «успехи» хозяйствования Львова как результат того, что предприимчивый хозяин перевел свои заводы с выделки рельсов и кровельного железа на выпуск «более дорогих изделий, выдерживающих далекую перевозку», — жестяной посуды, оцинкованных и мелких железных изделий: «По всей России, — говорит князь, — железные ведра — мои. Вплоть до Владивостока идут мои жестяные изделия». Князя Львова газета выставляла как того «крепкого и сильного человека, увлеченного живым, чисто практическим делом», чей пример должен «именно спасти Урал» — и уже спасает: «Его примеру последовал завод графини Шуваловой» — Лысьвенский (МЕНЬШИКОВ М. Край без хозяев // Новое время. 4.1.1911). Газета не ссылалась на дословно совпадающую восторженную оценку, которой упомянутые титулованные предприниматели удостоились в записке Столыпина и Кривошеина царю (Записка председателя Совета министров и главноуправляющего землеустройством и земледелием о поездке в Сибирь и Поволжье в 1910 году. Приложение к всеподданнейшему докладу. СПб., 1910. С. 165-166. Е.В. Шувалова — «Бетси» в дневнике царя и мемуарах С.Д. Шереметева), но взять интервью у Львова Меньшиков надумал явно после ознакомления с этим документом, указавшим ему путь к выходу из тупика уральского «вековечного заводского трехполья». К 1916 г. Львов довел свое предприятие до полной некредитоспособности, обесценил имение вырубкой леса на продажу. Систематически оттягивая уплату долгов, он «возбуждал в то же время ходатайства о разных льготах и отсрочках с целью лишь выиграть время для различных комбинаций с имением» — так оценивалась предприимчивость князя в Государственном банке (ВЯТКИН М.П. Указ. соч. С. 336-337).
62 Получив льготы, Строганов согласился продлить действие заводов, но уже летом 1911 г. они все же были закрыты. Истории полувековой тяжбы рабочих с заводчиком-помещиком посвящена книга Б.Н. Назаровского «Замечательное дело» (Пермь, 1970).
63 См.: ЛЕВИТСКИЙ А. Указ. соч. Вып. 2. С. 42, 89-90; Промышленность и торговля. 1910. № 14. С. 109; ВЯТКИН М.П. Указ. соч. С. 171, 191.
64 См.: ТАРНОВСКИЙ К.Н. Кустарная промышленность и царизм (1907-1914 гг.) // Вопросы истории. 1986. Ks 7. С. 33, 39-42.
65 СОГД III/3. СПб., 1910. Ч. 3. Стб. 524-526.
66 MCKAY J. Pioneers for Profit. Chicago; London, 1970. P. 269-270.
67 МИХАЙЛОВ В.С. Указ. соч. С. 112. См.: http://www.opentextnn.ru/history/istochnik/ istXX/?id= 1400.
68 ОЖСМ 29.XII.1912. // Материалы по истории СССР. М., 1959. Т. 6. С. 264; ГИНДИН И.Ф. Политика царского правительства в отношении промышленных монополий // Об особенностях империализма в России. М., 1963. С. 113; ЕГО ЖЕ. Государственный банк и экономическая политика царского правительства. М., 1960. С. 119.
69 ШИШКИН В.А. Власть. Политика. Экономика. Послереволюционная Россия (1917-1928 гг.). СПб., 1997. С. 69.
70 ГАРФ. Ф. 1467. Oп. 1. Д. 567. Л. 551об.-552об., 561об., 562об., 564. Докладная записка управляющего типографией директору департамента, 15.XI. 1903.
71 ДБК III/5. СПб., 1912. Т. 1. Приложения к № 1: стенограммы заседаний, 12.11 (с. 20) и 22.Х.1911 (с. 3-4).
72 СОГД III/5. Приложения. СПб., 1911. Т. 3. Прилож. к №431. С. 258; РГВИА. Ф. 1. Oп. 1. Д. 74792. Л. 1-5. Представление Главного штаба от 28.VIL 1910 в Военный совет, утв. 9.VIII. 1910; РЕДИГЕР А.Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 360-361; т. 2. С. 205.
73 «Двойственность меры стоимости противоречит ее функции», — утверждал К. Маркс (МАРКС К., ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 23. С. 106).
74 Известное сходство такой строй казенного заводского хозяйства имел с описанным в литературе строем «крупного барщинного хозяйства российского типа», в котором сочетались «неизменные крепостнические производственные (базисные) отношения с новыми внешними экономическими связями, то есть товарными» «при реализации продукции» (ГИНДИН И.Ф. [Выступление] // Документы советско-итальянской конференции историков. М., 1970. С. 228, 235). Не вполне подходит здесь, видимо, термин «крепостнические», поскольку собственно крепостной режим в начале XX в. уже не существовал, и безоговорочная характеристика внешних экономических связей таких предприятий (не только по сбыту продукции) как «товарных». Извращение товарных отношений под влиянием бюрократической целесообразности в данном случае заходило слишком далеко, чтобы оправдывалось сохранение привычной терминологии.
75 ГИНДИН И.Ф., ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Против некритического и произвольного использования архивных документов // История СССР. 1964. № 5. С. 80.
76 КОВАЛЬЧЕНКО И.Д., МИЛОВ Л.В. Всероссийский аграрный рынок. XVIII — начало XX в. Опыт количественного анализа. М., 1974. С. 41. Ср.: АНФИМОВ А.М. Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России. 1881-1904 гг. М., 1984. С. 4-6, 153-154, 225.
77 См.: АДАМОВ В.В. Об оригинальном строе и некоторых особенностях развития горнозаводской промышленности Урала // Вопросы истории капиталистической России. С. 225226. 234; ШАЦИЛЛО К.Ф. Государство и монополии.
78 ШИШКИН В.А. Указ. соч. С. 69.

<< Назад   Вперёд>>