Очерк V. Хозяйство
Образ помещика – паразита и бездельника – появился на страницах российских сатирических журналов еще во второй половине XVIII века и живет до сих пор. Описание празднеств, где-нибудь в Кусково или Архангельском, во дворцах, специально для этого построенных крупнейшими российскими вельможами, заслоняет для нас обычную жизнь дворянина в его усадьбе. А между тем представление о деревенской жизни как о череде забав и развлечений – свойственно было лишь жителям столицы. Именно там чиновники, не решаясь на долгую отлучку от места, где продвигалась их карьера, нанимали дачи, теснясь по 2–3 семьи в одном загородном доме, чтобы жить летом «на природе». Часть из них, следуя общей моде, заводили себе «подмосковные» и переносили на них петербургско-дачное отношение к селу. Очень характерно замечание петербургской светской дамы, адресата стихов Пушкина, Лермонтова, Вяземского, Жуковского – А.О. Смирновой-Россет: «… летом же я больше гуляю, катаюсь и ничего не делаю, хожу в нашем подмосковном Спасском по крестьянам и с ними болтаю»[106]. Отметим, что это пишет человек, чьи «занятия» в Петербурге состояли, главным образом, в посещении балов.
Еще один тип деревенского «бездельника» – очень молодой человек: офицер в отпуске или студент на каникулах. Приезжая в деревню навестить родных, они попадали в ситуацию искусственно продляемого детства, с его беззаботностью, играми, чтением книг и всем тем набором благ, что можно назвать «родительской заботой». Абсолютное же большинство помещиков были обременены массой хозяйственных забот (или, по крайней мере, они так думали).
День помещика делился на две половины: с утра (а утро для многих начиналось в 4–5 часов) до обеда – хозяйственные занятия, с обеда до ужина – отдых и развлечения. В дворянских усадьбах сохранялось характерное и для крестьян деление всех работ на домашние и полевые. Набор домашних дел («труд помещицы») достаточно традиционен: поддержание чистоты в доме, уход за скотиной, подсобная женская работа вроде вязания или плетения кружев, заготовление припасов на зиму. Естественно, помещица не делала эту работу сама. Но она ею руководила и постоянно лично ее контролировала.
С.Н. Глинке запомнилось, что под руководством его матери в доме варились сыры и варенья, а также пеклись необыкновенные коврижки, отсылаемые знакомым в Петербург. Один из знакомых, Л.А. Нарышкин, оказавшийся большим любителем коврижек, ответил письмом: «Все присланные вами коврижки разошлись на домашнем почивании; а потому, чтоб быть позапасливее, прошу заготовить мне тысячу коврижек с моим гербом, которого прилагаю рисунок. Из этой тысячи уделю только двадцать Г.Р. Державину за хорошие стихи». Не замедлил и отклик Гавриила Романовича:
Хозяйственные заботы главы семейства менее разнообразны. Не будем здесь говорить о тех, кто вел хозяйство профессионально: держал винные откупа, имел фабрики, управлял удельными волостями или поместьями крупных вельмож. Большинство помещиков хозяйствовали по «должности» владельца земли и крестьян. Приезжая в поместье, они должны были включить в свой ежедневный распорядок две обязательные вещи: выслушивание отчета о делах и присутствие на сельхозработах.
Контроль помещика над трудом крепостных мог быть реальным или представляться одной только видимостью, но его нужно было обозначить, иначе помещик терял уважение соседей, а главное, собственных крестьян, что грозило срывом работ, потравами и прочими убытками. И наоборот, ежедневный выезд барина на «полевые работы» дисциплинировал и крестьян, и тех, кто был поставлен ими управлять, хотя порой это приводило к курьезам.
В.В. Селиванов вспоминал, как отец его, выезжая в одноколке «на поля» в своем поместье Любавы под Зарайском, трижды приказывал продергивать мак и каждый раз очень сердился на старосту, который уверял, что бабы посланы и работа сделана. И только поехав в четвертый раз вместе со старостой, он выяснил, что все время осматривал маковое поле своего соседа, а от собственного мака благодаря трем прореживаниям ничего почти не осталось[109].
Самым важным делом помещика почиталась обязанность выслушивать отчет о делах. О серьезности этой процедуры говорит строгая форма отчета, вырабатываемая каждым помещиком в отдельности, и ее неукоснительное соблюдение всеми сторонами. Как правило, отчет заслушивали рано утром: до, во время или сразу после утреннего чая. Так помещик В.В. Головин в своей подмосковной – селе Новоспасском – еще до восхода солнца успевал выслушать доклады дворецкого, ключника, выборного и старосты[110]. А самое большое количество отдающих утренний рапорт обнаружилось у помещика Петра Алексеевича Кошкарева: староста, конюший, садовник, ловчий и секретарь[111].
Доклад – основная форма контроля помещика над своими главными помощниками руководителями усадебных служб (дворецкий, садовник, секретарь) и крестьянской общины (староста, выборный). При этом только от самого помещика зависело, будет ли этот контроль реальным или доклад сведется к формальному выполнению условия: барин дает указания – все выполняют. По второму варианту хозяйствовал однажды, приехавший в свою деревню на три дня, П.В. Завадовский: «Садовник и архитектор призвали меня, чтоб… получить уроки на дальнейшие работы; но я, видевши вкус их и знание их во всем том, что сделано, дал каждому из них полную волю остальное доделывать, указав только место, где чему быть»[112].
Еще одним живым и интересным дело было почти поголовное увлечение теплицами и оранжереями. Работать в оранжерее – по-настоящему, руками – не только не считалось зазорным, но даже составляло привилегию помещиков. Так, граф Д.П. Бутурлин, имея более 200 деревьев в кадках и грядки с тюльпанами, в оранжерее работал сам, жене оставляя «воздушное садоводство»[113]. Устроив оранжерею или теплицу и трудясь в ней, помещик как бы поднимался на более высокий уровень неписаной помещичьей иерархии – он мог позволить себе модное увлечение. Содержать оранжерею – дело не простое, оно требует денег, времени и специальных занятий. Именно поэтому, показывая гостю редкие растения в зимнем саду и угощая его персиками в феврале, хозяин пользовался редкой возможностью сказать: это сделано мной – и получить в ответ порцию справедливо заслуженного восхищения.
Тот же Завадовский, сосланный императором Павлом в поместье Ляличи, так описывал свою жизнь в письме приятелю, графу Александру Воронцову:
«Провожу время, осматривая работы строительные и садовые; в дурную погоду читаю, и не чувствую, как бежит год».
Буян и картежник в прошлом, а ныне опальный вельможа писал о своей оранжерее:
«Часть сия есть во мне господствующая страсть", и просил приятеля прислать саженцев лимонных деревьев и "груш французских хорошего вкусу».[114]
Нередко более практичные и инициативные помещицы вытесняли своих мужей из хозяйственной сферы почти целиком. Оранжерея в таком случае становилась почти делом жизни. Генералу в отставке Д.Б. Мертваго до смерти надоели споры с женой и тещей по поводу разных хозяйственных мелочей. И что же: «Чтобы отстраниться от участия в действах, мне противных, – записывает генерал, – Не стал я мешаться в дела хозяйственные… определился в любители садоводства и принялся работать в саду своими руками»[115].
В семействе Чернышевых, как пишет очевидец, «всем распоряжалась графиня», то есть назначала работы, проверяла отчеты в конторе, занималась постройками, заводами, фабриками и даже садом. Граф в хозяйство «не входил»[116]. Он выбрал себе другое дело, типологически близкое к оранжерее, но гораздо более дорогое. Это был конный завод на 400 голов. Но такая отдушина была доступна лишь по-настоящему богатым людям. «Обычные» помещики, как бы не показалось это странным, любили заниматься обычным делом – копаться в земле.
Еще один тип деревенского «бездельника» – очень молодой человек: офицер в отпуске или студент на каникулах. Приезжая в деревню навестить родных, они попадали в ситуацию искусственно продляемого детства, с его беззаботностью, играми, чтением книг и всем тем набором благ, что можно назвать «родительской заботой». Абсолютное же большинство помещиков были обременены массой хозяйственных забот (или, по крайней мере, они так думали).
День помещика делился на две половины: с утра (а утро для многих начиналось в 4–5 часов) до обеда – хозяйственные занятия, с обеда до ужина – отдых и развлечения. В дворянских усадьбах сохранялось характерное и для крестьян деление всех работ на домашние и полевые. Набор домашних дел («труд помещицы») достаточно традиционен: поддержание чистоты в доме, уход за скотиной, подсобная женская работа вроде вязания или плетения кружев, заготовление припасов на зиму. Естественно, помещица не делала эту работу сама. Но она ею руководила и постоянно лично ее контролировала.
С.Н. Глинке запомнилось, что под руководством его матери в доме варились сыры и варенья, а также пеклись необыкновенные коврижки, отсылаемые знакомым в Петербург. Один из знакомых, Л.А. Нарышкин, оказавшийся большим любителем коврижек, ответил письмом: «Все присланные вами коврижки разошлись на домашнем почивании; а потому, чтоб быть позапасливее, прошу заготовить мне тысячу коврижек с моим гербом, которого прилагаю рисунок. Из этой тысячи уделю только двадцать Г.Р. Державину за хорошие стихи». Не замедлил и отклик Гавриила Романовича:
Приготовление пищи – отдельная тема. Как правило, оно находилось вне сферы женских забот. Обед заказывал глава семьи и принимал к исполнению повар. Жена же помещика «заведовала» сенными девушками и занималась «женской работой», к которой относилось вышивание, ткачество, плетение кружев, шитье, вязание и опять вышивание без конца[108].
«Дележ у нас – святое дело,
Делися всем, что Бог послал,
Мне ж кстати лакомство поспело,
Фелицу я тогда писал»[107].
Хозяйственные заботы главы семейства менее разнообразны. Не будем здесь говорить о тех, кто вел хозяйство профессионально: держал винные откупа, имел фабрики, управлял удельными волостями или поместьями крупных вельмож. Большинство помещиков хозяйствовали по «должности» владельца земли и крестьян. Приезжая в поместье, они должны были включить в свой ежедневный распорядок две обязательные вещи: выслушивание отчета о делах и присутствие на сельхозработах.
Контроль помещика над трудом крепостных мог быть реальным или представляться одной только видимостью, но его нужно было обозначить, иначе помещик терял уважение соседей, а главное, собственных крестьян, что грозило срывом работ, потравами и прочими убытками. И наоборот, ежедневный выезд барина на «полевые работы» дисциплинировал и крестьян, и тех, кто был поставлен ими управлять, хотя порой это приводило к курьезам.
В.В. Селиванов вспоминал, как отец его, выезжая в одноколке «на поля» в своем поместье Любавы под Зарайском, трижды приказывал продергивать мак и каждый раз очень сердился на старосту, который уверял, что бабы посланы и работа сделана. И только поехав в четвертый раз вместе со старостой, он выяснил, что все время осматривал маковое поле своего соседа, а от собственного мака благодаря трем прореживаниям ничего почти не осталось[109].
Самым важным делом помещика почиталась обязанность выслушивать отчет о делах. О серьезности этой процедуры говорит строгая форма отчета, вырабатываемая каждым помещиком в отдельности, и ее неукоснительное соблюдение всеми сторонами. Как правило, отчет заслушивали рано утром: до, во время или сразу после утреннего чая. Так помещик В.В. Головин в своей подмосковной – селе Новоспасском – еще до восхода солнца успевал выслушать доклады дворецкого, ключника, выборного и старосты[110]. А самое большое количество отдающих утренний рапорт обнаружилось у помещика Петра Алексеевича Кошкарева: староста, конюший, садовник, ловчий и секретарь[111].
Доклад – основная форма контроля помещика над своими главными помощниками руководителями усадебных служб (дворецкий, садовник, секретарь) и крестьянской общины (староста, выборный). При этом только от самого помещика зависело, будет ли этот контроль реальным или доклад сведется к формальному выполнению условия: барин дает указания – все выполняют. По второму варианту хозяйствовал однажды, приехавший в свою деревню на три дня, П.В. Завадовский: «Садовник и архитектор призвали меня, чтоб… получить уроки на дальнейшие работы; но я, видевши вкус их и знание их во всем том, что сделано, дал каждому из них полную волю остальное доделывать, указав только место, где чему быть»[112].
Еще одним живым и интересным дело было почти поголовное увлечение теплицами и оранжереями. Работать в оранжерее – по-настоящему, руками – не только не считалось зазорным, но даже составляло привилегию помещиков. Так, граф Д.П. Бутурлин, имея более 200 деревьев в кадках и грядки с тюльпанами, в оранжерее работал сам, жене оставляя «воздушное садоводство»[113]. Устроив оранжерею или теплицу и трудясь в ней, помещик как бы поднимался на более высокий уровень неписаной помещичьей иерархии – он мог позволить себе модное увлечение. Содержать оранжерею – дело не простое, оно требует денег, времени и специальных занятий. Именно поэтому, показывая гостю редкие растения в зимнем саду и угощая его персиками в феврале, хозяин пользовался редкой возможностью сказать: это сделано мной – и получить в ответ порцию справедливо заслуженного восхищения.
Тот же Завадовский, сосланный императором Павлом в поместье Ляличи, так описывал свою жизнь в письме приятелю, графу Александру Воронцову:
«Провожу время, осматривая работы строительные и садовые; в дурную погоду читаю, и не чувствую, как бежит год».
Буян и картежник в прошлом, а ныне опальный вельможа писал о своей оранжерее:
«Часть сия есть во мне господствующая страсть", и просил приятеля прислать саженцев лимонных деревьев и "груш французских хорошего вкусу».[114]
Нередко более практичные и инициативные помещицы вытесняли своих мужей из хозяйственной сферы почти целиком. Оранжерея в таком случае становилась почти делом жизни. Генералу в отставке Д.Б. Мертваго до смерти надоели споры с женой и тещей по поводу разных хозяйственных мелочей. И что же: «Чтобы отстраниться от участия в действах, мне противных, – записывает генерал, – Не стал я мешаться в дела хозяйственные… определился в любители садоводства и принялся работать в саду своими руками»[115].
В семействе Чернышевых, как пишет очевидец, «всем распоряжалась графиня», то есть назначала работы, проверяла отчеты в конторе, занималась постройками, заводами, фабриками и даже садом. Граф в хозяйство «не входил»[116]. Он выбрал себе другое дело, типологически близкое к оранжерее, но гораздо более дорогое. Это был конный завод на 400 голов. Но такая отдушина была доступна лишь по-настоящему богатым людям. «Обычные» помещики, как бы не показалось это странным, любили заниматься обычным делом – копаться в земле.
<< Назад Вперёд>>
