Глава шестая. Торгово-промышленное предпринимательство помещиков
Немало представителей верхов дворянства были в большей мере промышленниками, чем помещиками. Таковы прежде всего магнаты уральской промышленности — Строгановы, Абамелек-Лазаревы, Демидовы, Белосельские-Белозерские, Балашовы и др. Это, однако, не мешало им быть наиболее ярыми крепостниками. Именно на Урале дольше всего оставались почти нетронутыми крепостные аграрные порядки. По этому поводу В. И. Ленин писал в 1913 г.: «На святой матушке-Руси много еще таких уголков, где точно вчера было крепостное право. Возьмите, например, Урал... Крестьяне до сих пор в зависимости от помещиков, до сих пор не наделены землей.
А Урал — не маленький „уголок", это — громаднейшая и богатейшая область»2.
Владельцами расположенных в имениях промышленных предприятий, особенно крупных, были по большей части крупные помещики. Рассмотрим данные переписи 1910 г. в Полтавской губернии (табл. 54).
Таблица 54 показывает, что в имениях площадью свыше 500 дес., составляющих 6,1% всех хозяйств, было сосредоточено до половины мелких предприятий с паровыми двигателями и 4/5 всех крупных.
Таблица 54. Распределение промышленных предприятий по группам помещичьих хозяйств Полтавской губернии*
*«Третья подворно-хозяйственная земская перепись в Полтавской губернии 1910 года. Свод по губернии». Полтава, 1914, стр. 406, 423.
Традиционными помещичьими отраслями промышленности являлись винокурение, пивоварение, сахарное производство, мельницы, т. е. предприятия, связанные главным образом с переработкой продуктов сельского хозяйства.
ВИНОКУРЕНИЕ
Винокурение при крепостном праве было привилегией дворянства. В. И. Ленин отмечал, что и к концу XIX в. винокуренные заводы принадлежали «почти исключительно помещикам и главным образом дворянам»3.
Для винокуренной промышленности была характерна конкуренция между «сельскохозяйственными», т. е. помещичьими, заводами и «промышленными», в которой выигрывали последние, как более крупные и лучше оборудованные. Дело в том, что после отмены откупов и введения акциза обложение заводов было основано на «нормальном» выходе спирта. Перекур против нормы составлял так называемые безакцизные отчисления в пользу заводчика, которые были, естественно, выше на заводах, расположенных в городах. Учитывая жалобы помещиков, правительство еще в 1890 г. отменило безакцизные отчисления для крупных заводов, сохранив эту привилегию для более мелких, т. е. помещичьих. С того же года было запрещено открывать винокуренные заводы в городах, а также образовывать акционерные компании для устройства винокуренных заводов. Сокращавшееся до того времени число «сельскохозяйственных» заводов опять пошло вверх, чему способствовало дальнейшее понижение цен на зерно, шедшее для перекура4. В начале XX в. строительство заводов продолжалось, увеличилось и производство спирта5:
Таким образом, число сельскохозяйственных заводов выросло почти на тысячу, количество промышленных осталось прежним, а смешанных — сократилось. Производство спирта возросло с 30 млн. до 140 млн. ведер.
Почти весь прирост произошел за счет перекуриваемого картофеля. Так, если в 1896/97 г. было переработано хлебных продуктов 42 млн. пуд. и картофеля 102 млн. пуд., то в 1913/14 г. соответственные цифры составили 55 и 189. Увеличился откорм скота отходами производства. Это означало дальнейшее развитие интенсивного торгового земледелия и животноводства в районах винокурения, расширение сферы применения наемного труда.
Винокуренное производство, особенно помещичье, как уже можно было видеть, окружалось трогательной заботой правительства. Немало выгод выпало на долю винокуренных заводчиков и в связи с введением с 1895 г. государственной винной монополии, которая, распространяясь постепенно, к 1904 г. охватила в основном всю империю. Как известно, в ряде районов, как правило, не было откупов (кроме городов), и помещики пользовались «правом пропинации», т. е. правом на монопольное производство и продажу водки через свои или сдаваемые в аренду корчмы («привилегированные» губернии — белорусские, украинские, Бессарабия). При введении монополии помещики «привилегированных» губерний получили от казны крупные вознаграждения за утрату «права пропинации». Это по сути дела была разновидность выкупа, произведенного государством, конечно, прежде всего за счет главного налогоплательщика — крестьянина. Графиня Тышкевич, купцы Енни и Рукавишниковы, владельцы г. Бердичева, получили 330 тыс. руб., князь Любомирский, владелец г. Ровно, — 249 тыс. руб., Живкович, Граве и Попова, владельцы г. Оргеева, — 238 тыс. руб., Катарджи, Крупенская и Мазараки, владевшие г. Бельцы, — 290 тыс. руб., князь Васильчиков, владелец г. Юрбург, — 133 тыс. руб., графы Бобринские по местечку Смела — 146 тыс. руб. и т. Д. На вознаграждение помещиков трек прибалтийских губерний русская казна выделила 8062 тыс. руб. Весь же расход казначейства по выкупу феодального права пропинации, по сведениям за 1897—1911 гг., составил 41,5 млн. руб.6
Главным обеспечением доходов винокуренных заводчиков были откровенно покровительственные цены на спирт, которые устанавливались вне всякой зависимости от себестоимости, а применительно к аппетитам помещиков. На Совещании по вопросу о заготовке спирта для казны и нормировке винокурения, проходившем под руководством В. Н. Коковцова 15—20 марта 1902 г., министерство финансов даже не поставило на обсуждение вопрос о цене на спирт, считая его «слишком деликатным». Да он и не особенно волновал заводчиков. Князь А. С. Оболенский прямо говорил: «Министерство ценами нас не обижало»7. Заводчик Ф. И. Ломакин вторил:. «Правительство дает хорошую цену за спирт, и за это нужно благодарить министерство финансов»8. Никаких сетований по поводу цен не было. Заводчиков интересовал прежде всего вопрос об отмене торгов на спирт, сбываемый в казну сверх нормировки, чем пользовались перекупщики спирта в ущерб помещикам. Продолжалась борьба между помещиками и «коммерческими», т. е. городскими заводчиками. Один из участников совещания заявил, что коммерческие заводы надо ликвидировать — «их польза — нам вред»; «рано или поздно с ними нужно прикончить»; «или мы или они»9. Крупные заводчики оборонялись. А. Ф. Зан из Полыни говорил: «Но если мы прогрессом становимся в то положение, что мы можем производить спирт дешевле других заводчиков, то это наша заслуга, а не упрек нам»10. Одним словом, помещики, отстаивая привилегии для своих несовершенных производств, практически являлись тормозом технического прогресса в винокурении. И они добились многого в сохранении и умножении этих привилегий. С 1904 г. были отменены торги на неразверсточный спирт, весь спирт мелких и средних заводов принимался в казну. Цены на него непрерывно повышались. Когда заводчики не выполняли договоров с казной на ректификацию спирта, штрафы и неустойки обычно не взыскивались. За проводимую заводчиками ректификацию спирта казна платила им почти вдвое больше, чем стоила эта операция на казенных заводах. В связи с тем, что размещение производства спирта определялось не спросом на него, а расположением помещичьих имений, казна брала на себя большие расходы по перевозке спирта. Был установлен целый ряд безакцизных отчислений: общие и «сельскохозяйственные» (специально для помещиков); при ректификации; по фруктово-виноградному производству; по спирту, вывозимому за границу. За один 1913 г. безакционные отчисления принесли заводчикам 17,4 млн. руб. Как свидетельствовал исследовавший винную монополию проф. М. И. Фридман, все эти льготы «являлись последствием давления отдельных влиятельных лиц», т. е. крупнейших помещиков.
Цена на водку в казенной продаже с 7 р. 60 к. за ведро в 1900 г. была доведена до 8 р. 40 к. в 1908 г. Только за счет повышения цены казна увеличила доход с 13,9 млн. руб. в 1904 г. до 103 млн. руб. в 1913 г. Соответственно возрастали и доходы заводчиков.
Привилегии были главным стимулом к открытию новых заводов, хотя помещики в ходатайствах обычно приводили иные мотивы. Так, С. Д. Шереметев в прошении министру финансов о постройке в Серебрянопрудской вотчине завода производительностью в 5 млн. градусов писал: «Единственная цель постройки завода — это поднятие упавшего сельскохозяйственного промысла в округе моей вотчины, где, благодаря использованию пахотных земель, начиная со времени освобождения крестьян, стереотипным трехпольным хозяйством, без введения столь необходимого на этих землях навоза, земля настолько истощилась, что средняя урожайность их за последние десять лет упала ниже 40 пуд. овса и 40 пуд. ржи с десятины»13.
Приведенное объяснение служит суровым обвинительным актом для полукрепостнической латифундии, предъявленным самим владельцем. Именно в Серебрянопрудской вотчине, проводились упомянутые выше эксперименты над крестьянами(«рациональное» испольное хозяйство, выгодное одному лишь помещику), доведшие их до восстания против экономии в начале 1906 г. Винокуренный завод был построен, затем еще два; потребовалось расширение собственной запашки под картофель с соответствующим уменьшением площади сдаваемой крестьянам земли под посев и пастбище. Если в 1900 г. крестьяне уплатили 31 081 руб. за снятые 6189 дес., то в 1913 г. плата составила 36 169 руб. за 4776 дес., но уже менее ценных угодий14. Таким образом, промышленные предприятия послужили сразу двум целям: укреплению экономики помещичьей латифундии и одновременному усилению полукрепостнической эксплуатации окрестного населения через голодную аренду. Ни о каком улучшении крестьянского сельского хозяйства в таких условиях не могло быть и речи, так же как и о «гуманности» помещика, выраженной в прошении. Крестьяне по-прежнему оставались в кабале у экономии, обрабатывая свою и арендованную землю примитивными орудиями и получая мизерные урожаи.
Деятельность винокуренных заводов не могла, конечно, не оказывать влияния на хозяйство окрестного крестьянства поощрением развития посевов картофеля, продажей барды, наймом рабочих на свои поля и заводы и т. д. Но это прогрессивное влияние не может идти в сравнение хотя бы с тем, что выкачивали у того же крестьянства заводчики и казна в виде платежей за водку. Приведем несколько цифр. За 1904—1911 гг. в России было продано 669,2 млн. ведер водки (40°), за которую казна получила валового дохода 8019 млн. руб. За вычетом расходов (4010 млн. руб.) чистый доход казны составил 4009 млн. руб., т. е. 100% к расходу, в том числе акциз — 2944 млн. руб., прибыль казны от винной монополии — 1065 млн. руб.15 По расчетам А. Л. Вайнштейна, в 1912 г. крестьяне Европейской России понесли расходов только в виде косвенного налога на водку более 241 млн. руб.16
Сами эти астрономические цифры достаточно выразительны. Поэтому, думается, прав был М. И. Фридман, указывая: «Однако все эти благие результаты винокурения обусловлены тем, что на спирт устанавливается государством высокая цена, дающая возможность щедро оплачивать картофель и дешево получать барду. Иначе говоря, сельское хозяйство выигрывает в той мере, в какой теряет население, потребляющее водку и платящее за нее»17.
САХАРНАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ
Другой отраслью производства, где предприятия также принадлежали главным образом крупным помещикам, и прежде всего дворянам, была сахарная промышленность.
В отличие от винокуренной сахарная промышленность концентрировалась у небольшой кучки сахарных магнатов, которые играли крупную роль в промышленно-финансовых кругах и оказывали значительное влияние на правительственные органы.
История монополизации сахарной промышленности России специально исследована М. Я. Гефтером 18. Мы коснемся лишь немногих вопросов, прямо связанных с темой данной работы.
Первый вопрос — о влиянии сахарной нормировки и синдиката рафинеров на развитие промышленности и свекловичного хозяйства, в том числе хозяйства помещиков. К сахарной нормировке Правительство перешло по закону 20 ноября 1895 г. после развала первого синдиката сахарозаводчиков. Суть ее заключалась в следующем. На каждый период сахароварения правительством устанавливался предельный размер выпуска сахара на внутренний рынок, размер обязательного неприкосновенного запаса, предельные цены сахара на внутреннем рынке, при которых этот запас остается неприкосновенным, условия его выпуска на рынок и размер общего производства сахара. Продажа сверх определенного количества влекла за собой усиленное обложение в виде удвоения акциза, «нормальный» размер которого составлял 1 р. 75 к. с пуда сахара-песка. Дополнительный, сверх установленного, выпуск сахара разрешался правительством, если цена на рынке начинала превышать предельную.
Каждый завод имел право выпускать на внутренний рынок 80 тыс. пудов. Остальная часть разверстывалась между заводами соответственно их производительности, но не свыше «нормальной» по предшествующим разверсткам сахара. Излишне произведенный сахар мог вывозиться за границу, в этом случае заводчику возвращался ранее уплаченный акциз. Новые предприятия не должны были иметь производительность свыше 160 000 пудов в год.
Нормировка, следовательно, не поощряла строительства новых заводов. Действительно, число их с 1898 до 1912 г. возросло всего лишь на 42 (с 237 до 279). Зато сильно менялась мощность предприятий. Если в 1888 г. заводов с суточной производительностью до 1000 берковцев было 65, а свыше 4000 берковцев — 1, то в 1912 г. соответственные цифры — 1 и 60, т. е. картина обратная19.
Таблица 54а. Производственно-финансовые среднегодовые показатели по четырем сахарным заводам графов Бобринских (в руб.)*
* «Смела». Киев, 1913, стр. 113
Увеличилось число предприятий в руках крупных сахарозаводчиков: в 1911/12 г. у Бродского было 16 заводов, у семьи Терещенко — 10, у Харитоненко — 8, у Бобринских — 7. Увеличился размер заводских плантаций — в среднем с 1379 дес. в 1896 г. до 2220 дес. в 1913 г. Но так как заметно выросла доля посевов свеклы у крестьян (с 15,4 до 23%) при неизменившейся доле плантаторских (у помещиков без заводов), удельный вес заводских посевов свеклы несколько снизился (с 37 до 30,4%)20.
Развитие и концентрацию производства целесообразно рассмотреть на конкретном материале сахарных заводов. Приведем данные по четырем заводам смелянской группы гр. Бобринских (табл. 54а).
Таблица показывает быстрое развитие производства на заводах Бобринских. С первого пятилетия до 1911/12 г. переработка свеклы удвоилась, еще больше увеличился выход песка (по весу с 11,94 до 13,69%) и составил в последнем периоде более 1,4 млн. пудов, а выручка за него превысила 5 млн. руб. Акциз занимал в составе прибыли довольно большое место (для владельца это был расход, там он и показан). Зато налоги были ничтожны — около 1% валового дохода, или 2% всей массы прибыли.
В «двойной бухгалтерии» заводчиков трудно ожидать ясности. Нет ее и в учете Бобринских. Известно, что в отчетах для уменьшения сумм прибыли заводчики завышали в расходах стоимость свеклы с собственных плантаций. Не исключен этот прием и здесь. В частности, сомнительно увеличение себестоимости свеклы. В статьях заработной платы фигурирует администрация, хотя известно, что директора обычно получали условленный процент прибыли, и нередко директор получал столько, сколько все рабочие завода вместе. Не ясно, что скрывается в статье прочих расходов.
Все же, по имеющимся данным, можно попытаться хотя бы приблизительно представить соотношения отдельных частей функционировавшего капитала, сделав некоторые допущения. Поскольку неизвестна стоимость строений, машин и оборудования, примем за нее четырнадцатикратную сумму амортизационных отчислений (износ машин 10% и зданий — 5% в год); сложив ее с суммой производственных расходов, получим примерную величину всего авансированного капитала (c + v). Переменный капитал (v) легко определяется сложением статей расходов на рабочую силу, а прибыль — суммой акциза, налогов и чистой прибыли. Расчет дает следующие отношения (в %):
Как видим, норма прибавочной стоимости была поразительно высока, а доля заработной платы рабочих и служащих в массе произведенного продукта — ничтожна. Особенно обездолены были рабочие, которые получали все вместе меньше, чем служащие. Действительно, многочисленные материалы говорят об ужасном положении и беспощадной эксплуатации рабочих на сахарных заводах.
Отсылая читателя к работе О. А. Парасунько21, в которой специально изучено положение рабочих на сахарных заводах, дополним содержащиеся в ней материалы лишь одним выразительным документом — сообщением «Орловского вестника», перепечатанным в журнале «Хозяин». «Единственный ресурс нашего крестьянства,— говорится в сообщении, — это его руки и будущее лето. Вот и приходится кредитоваться под будущие работы, просить в экономиях отработков для получения задатков, караулить появление в волостном правлении подрядчиков на сахарные заводы, которые законтрактовывают в Киевскую и Харьковскую губернии рабочих обыкновенно зимою, выдавая по 10 руб. задатка на человека; дорога туда на счет рядчика, а обратно своя, плата по 6 руб. в месяц, продолжительность работы, в зависимости от урожая свеклы, от 2 до 3 месяцев, так что, вычитая обратный проезд, рабочему ничего не остается. Но главную роль тут играет задаток 10 руб., давая возможность в трудное время „перевернуться" крестьянину, не закладывая ничего из движимости и не отдавая надела за бесценок местному „собирателю земли"»22.
Нищенская заработная плата рабочих, с одной стороны , и высокие цены на сахар, с другой, давали такую прибыль, которая ежегодно достигала 3/5—3/4 всего авансированного капитала. Эту прибыль царизм и заводчики делили настолько «честно», что заводчиков никак нельзя считать обиженными. Если принять на веру суммы чистой прибыли, показанные в последней строке табл. 54а, то видно, что она была весьма внушительной, достигнув в 1911/12 г. 314 тыс. руб. Отношение ее ко всему капиталу в 1912 г. составило 8%.
За счет прибылей заводчики расширяли предприятия, посевы свекловицы и других культур, от которых, улучшая агротехнику их возделывания, получали увеличивавшиеся доходы. Об этом свидетельствуют, в частности, данные по трем Карловским, Чутовскому, Ракитянскому, Тростянецкому и ряду других заводов.
Не приводя их здесь, перейдем к рассмотрению и оценке общих итогов действия нормировки на производство и потребление сахара в России (табл. 55).
Таблица 55. Потребление сахара в России в 1895—1914 гг.*
* М. Я. Гефтер. Указ, статья, стр. 122; «Сборник статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств», стр. 224.
На первый взгляд все было как нельзя лучше: продажа сахара из года в год возрастала, среднегодовые цены не только не повышались, но даже несколько снижались и почти никогда не достигали установленной предельной цены, росло потребление сахара на душу населения. Кажущееся благополучие заставляет внимательнее рассмотреть данные таблицы.
Прислужники сахарных магнатов без устали вещали о том, что установление предельной цены преследует цель оградить потребителя от возможного спекулятивного вздувания цен на сахар. В действительности предельная цена в интересах сахарозаводчиков устанавливалась очень высокой. Свою задачу заводчики видели в том, чтобы, во-первых, добиться установления предельной цены на возможно высоком уровне и, во-вторых, обеспечить приближение к этому уровню действительных продажных цен. Сложный механизм нормировки, главным двигателем которого были сами сахарозаводчики, вполне обеспечивал им достижение этой цели. Одним из главных средств было установление контингента внутреннего потребления. Как видно из таблицы, он, как правило, всегда был меньше действительного потребления, т. е. ограничивал предложение сахара на рынке, подогревая спрос и поднимая цены. Когда цена поднималась до предельной, немедленно следовали разрешения на дополнительные выпуски запасов сахара на рынок, приносившие заводчикам повышенные доходы. Таким образом, рынок всегда находился в напряжении. Производство и потребление сахара преднамеренно ограничивались и тормозились. Поэтому и душевое потребление сахара в России, особенно в деревне, было в четыре-пять раз ниже, чем в Западной Европе. Кажущийся быстрым рост потребления на душу объясняется исключительно низким исходным уровнем (12 фунтов в 1901 г.). Потребляя голодную норму сахара, население платило государству и заводчикам огромную дань. Сахарный доход казны составил в 1912 г. сумму около 128 млн. руб.
Осуществление казенного «регулирования» сахарной промышленности проходило в действительности более сложно, чем это изображено здесь. Дело в том, что, наряду с государственной, существовала частная монополия — полулегальный синдикат рафинеров, оформившийся в 1902 г. и ставший фактически хозяином всей свеклосахарной промышленности. Скупая около 80% всего сахарного песка, рафинеры диктовали свои условия, особенно мелким и средним предприятиям. В свою очередь, чтобы поднять цены, рафинеры ограничивали производство рафинада и выпуск его на рынок. Так, соглашением 1902 г. было предусмотрено уменьшение производства рафинадных заводов на 20%, в 1906 г. нормы производства были понижены на 5%, в апреле 1907 г. — на 7,5% и в конце 1907 г. еще на 10%. Давление на сахарный рынок производилось систематическим удержанием в запасе готового продукта. Используя свое положение монопольного скупщика песка, синдикат понуждал к тому же сахарозаводчиков. Так, в 1907 г. в целях повышения цен рафинеры навязали 167 сахарозаводчикам соглашение об изъятии из обращения 1 млн. пудов сахара-песка23. А так как большинство сахарозаводчиков были одновременно плантаторами, синдикат добился сокращения посевной площади свекловицы (в 1909 г. площадь ее действительно сократилась по стране на 60 тыс. дес.). По-видимому, не без влияния синдиката произошло и сокращение посевов свекловицы в 1913 г. на 22 тыс. дес. В свою очередь сахарные заводы, как потребители свеклы, контрактами с плантаторами — помещиками и крестьянами — могли переложить на них часть невыгодной операции по сокращению посевов свекловицы.
Синдикат рафинеров, обладатель 4/5 всей сахарной продукции, сам устанавливал продажные цены рафинада, определив разницу между песком и рафинадом в 1 руб. на пуд. Правда, законы конкуренции и неизбежные в связи с этим распри внутри синдиката мешали сохранению этой разницы, нанося ущерб самим участникам соглашения. Тогда в действие вступала всеобщая капиталистическая доминанта — прибыль, и соглашение восстанавливалось. «Полюбовно» распределялись рынки сбыта, «регулировалось» производство, и цены держались на уровне, удовлетворявшем рафинеров.
И хотя предельные цены и контингенты выпуска сахара на внутренний рынок устанавливались по сути дела не в министерстве финансов, а во Всероссийском обществе сахарозаводчиков, именно синдикат рафинеров, орудием которого было названное общество, определял условия государственной нормировки. Рафинеры же получали и наибольшие выгоды от этой нормировки.
Насколько выгодным было рафинадное производство, можно видеть, в частности, из сравнения приведенных выше данных по четырем сахарным заводам Бобринских за 1911/12 г. с итогами по их же смелянскому рафинадному заводу за тот же операционный год. На сахарных заводах выработка 1423 тыс. пудов песка потребовала расходов 5091 тыс. руб. (с акцизом) и принесла прибыли 314 тыс. руб., т. е. 8%; на рафинадном заводе на выработку 1265 тыс. пудов рафинада было затрачено 728 тыс. руб., а прибыли получено 116 тыс. руб., т. е. около 16% 24.
Однако нельзя отгораживать синдикат рафинеров от сахарозаводчиков. В 1911/1912 г. рафинадных заводов было всего лишь 21 и ими владели большей частью те же сахарозаводчики. Рафинадные заводы пяти крупнейших сахарных магнатов — Бродского, Терещенко, Харитоненко, Ярошинского, Бобринских— выпускали до 60% всего производимого в стране рафинада. Преимуществами, которые отвоевывал синдикат на сахарном рынке,пользовались и многие помещичьи сахарные заводы, при которых были оборудованы рафинадные отделения, что усиливало общность интересов сахарозаводчиков и рафинеров и обеспечивало солидарность в отношениях с правительственными органами в области «регулирования». Живым олицетворением этой солидарности был, в частности, А. А. Бобринский. Будучи несменяемым председателем Всероссийского общества сахарозаводчиков, он входил в состав комитета рафинеров, а его положение главы «Совета объединенного дворянства», к голосу которого чутко прислушивалось правительство, помогало сахарозаводчикам добиваться наивыгоднейших условий нормировки.
Сахарная промышленность была одной из главных сфер, где помещичье хозяйство вступало в тесные связи с банковским капиталом. Вначале связь сахарных заводов с частными коммерческими банками ограничивалась сферой кредита, в котором нуждались сахарозаводчики для пополнения оборотных средств. Эта сфера была весьма широка, так как подавляющее большинство заводов работало на заемные деньги. С начала XX в. банки стали обусловливать предоставление кредита передачей им сахара на комиссионную продажу и к началу первой мировой войны развили эту операцию очень широко. Так, в сезон 1913/14 г. (сентябрь — май) на Киевской бирже заводами было продано сахара25:
Следующей ступенью проникновения банковского капитала в сахарную промышленность стало непосредственное участие банков в сахарных предприятиях, главным образом в рафинадных, или приобретение их банками в собственность. В скупке предприятий наибольшую активность проявляли Русский для внешней торговли банк, Русско-Азиатский и Торгово-промышленный. К ним перешли заводы Бродских, товарищества «Братья Терещенко» и др.
Путем участия в предприятиях, скупки их, спекуляции сахаром и широкого кредитования предприятий банковский капитал присваивал себе немалую долю сверхприбыли, которая создавалась при помощи государственного «регулирования» сахарного производства. Наряду с помещиками-сахарозаводчиками воротилы банковского капитала становились, таким образом, соучастниками в совместном с царизмом ограблении трудящихся.
Тот факт, что многие сахарные заводы принадлежали вчерашним крепостникам и титулованной знати, у которых еще не выработались привычки и навыки коммерческого расчета, сказывался на состоянии предприятий. Многие из них постоянно испытывали денежные затруднения не по бездоходности, а из-за непомерных личных трат владельцев, из-за убытков в плохо организованном сельском хозяйстве и пр.
Так, Славогородский сахарный завод наследников Голицына (В. В. Голицыной и С. В. Галл), по свидетельству управляющего одного из имений Юсуповых В. Яблонского, был еще в хорошем состоянии, но из-за расстройства всего хозяйствав имении удержать его владельцы не могли — в 1905 г. завод был сдан арендатору Г. 3. Златопольскому, входившему в правление товарищества Александровско-Екатерининского сахарного завода26. С большим финансовым напряжением работал Чутовский завод генерала П. П. Дурново. К этому же времени относится учреждение администрации по делам братьев Бобринских, в которую вошли кредиторы владельцев капиталисты М. В. Сабашников, А. И. Ценкер и А. Л. Форштетер (с 1914 г. вместо Сабашникова — совладелец В. Л. Бобринский)27. Вопрос о сделке с кредиторами возбудил сахарозаводчик М. Н. Скалой.
Но самой любопытной в этом плане была история с имением Рамонь (Воронежская губерния) принцессы Ольденбургской. Рамоньское имение было приобретено ею в 1878 г. за 500 тыс. руб. и имело 4000 дес. земли, небольшой сахарный и винокуренный заводы. В имение было вложено еще около 400 тыс. руб. В 1897 г. хозяйство принял новый управляющий Кох, взявшийся за дело с большим размахом. Был перестроен свеклосахарный завод. Заново оборудовано рафинадное отделение, построены ковровая и конфетная фабрики, куплено еще около 4000 дес. земли и винокуренный завод. Все это требовало таких денег, каких у владелицы не было. Кох прибег к кредиту. Ссуды из Дворянского банка в 633 тыс. руб. не хватило, и управляющий занялся спекуляцией сахаром: он покупал сахар в кредит, на векселя, которые учитывал в банках, причем часто запродавал не существующий еще песок, получая под него авансы наличными или векселями. Наконец, с 1906 г. в ход пошли бронзовые векселя (см. далее). При покупке сахара в кредит Коху, естественно, приходилось переплачивать, а при продаже за наличные — недополучать. Убытки были огромны. Разница шла в основном в карман главного контрагента Коха, уже упоминавшегося дельца Златопольского. В 1905 г. выяснилось, что дела Рамони плохи. На помощь сиятельной особе пришло удельное ведомство, выдавшее ей по «высочайшему» повелению «пособие» в 2,5 млн. руб., а Государственный банк открыл кредит в 2 млн. руб. Из полученных денег одному Златопольскому по операциям с ним надо было выплатить 2055 тыс. руб., около 1 млн. руб. банкам, 800 тыс. руб. сахарозаводчикам и т. д. Кроме того, назначенная комиссия приняла в нуле векселя, полученные от Бобринских, Скалона и Дурново, как безнадежные. Итак, приняв имение с активом в 800 с лишним тысяч рублей, Кох сдал его через 9 лет с активом в 4,4 млн. руб., зато с пассивом 8,6 млн. руб., т. е. с дефицитом в 4,2 млн. руб. Не был сведен баланс и с учетом оказанной помощи. В результате, чтобы оградить особу из царствующей фамилии от банкротства, решено было «купить» Рамонь в уделы, которые и приняли на себя все убытки28.
Стремление «урвать у барина» всегда было присуще русской буржуазии, и она делала это в любом удобном случае. Компания Кох — Златопольский продемонстрировала это с блестящим успехом и с беспримерной наглостью. Заводы и фабрики Рамони работали полным ходом, доходы текли в карманы ловких дельцов, а на баланс владельца накручивались миллионные убытки.
Пережитки старого барства облегчали капиталистам прибирать к рукам обремененные долгами предприятия, все более вытесняя из сахарной промышленности помещичье-дворянские элементы (если это не случилось с Рамонью, то только благодаря принадлежности владелицы к царскому двору). Так, ввиду обнаружившегося крупного дефицита в балансе Юсуповых, достигшего в 1901 г. 1033 тыс. руб., был продан Невский сахарный завод в Петербурге, а также только что перезаложенное имение Розеньки (Донская область)29.
ДРУГИЕ ВИДЫ ПОМЕЩИЧЬЕГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА
Рассмотренными двумя отраслями помещичья промыли ценность, конечно, далеко не ограничивается. В имениях были пивоваренные, крахмальные, крахмало-паточные, дрожжевые заводы, предприятия по производству виноградных вин, по выработке фруктовых консервов, растительного и животного масла, сыроварни, кожевенные заводы. Кое-где как реликвии крепостной эпохи сохранились сукновальные и ковровые фабрики. Большое распространение имели мельницы, водяные и паровые. Многие помещики вполне оценили выгоду от переработки производимой продукции на своих предприятиях. В частности, администрация Карловки задалась «целью не выпускать из имения зерна в сыром виде». Имевшаяся здесь паровая крупчатая мельница перемалывала до 1000 пудов зерна в сутки, выпуская шесть сортов муки.
Одной из форм укрепления связей дворянского землевладения с торгово-промышленным капиталом было образование акционерных обществ и товариществ для эксплуатации помещичьих имений и расположенных в них предприятий по переработке сельскохозяйственного сырья или для разработки ископаемых богатств. Так, с очевидной целью привлечения капиталов для расширения дела в 1912 г. на базе сахарного завода в имении Козацкое княгини Т. Г. Куракиной было создано акционерное общество «Козачинского рафинадно-песочного сахарного завода» с капиталом в 600 тыс. руб. Учредителями общества были Т. Г. Куракина, М. А. Куракин и их дочь Д. М. Нирод30. Чаще же всего такие преобразования делались с непосредственным участием капиталистов. Например, в числе учредителей «Товарищества на паях Курско-Ржавского сахарного и рафинадного заводов», созданного в 1911 г. «для арендного содержания и развития принадлежащего егермейстеру, графу К-П. Клейнмихелю сахарного и рафинадного завода в его имении при с. Ржава, Обоянского и Тимского уездов Курской губ.», кроме мужа и жены Клейнмихелей встречаем курского купца 1-й гильдии Г. Г. Балаховского31.
Многие помещики участвовали своими капиталами и в отраслях промышленности, непосредственно не связанных с сельским хозяйством — в транспортных, страховых, торговых и других объединениях.
Крупные суммы титулованной знати были вложены в частные железные дороги. Гарантированные правительством железнодорожные займы, субсидии из государственного бюджета обеспечивали держателям акций стабильные и высокие доходы. Среди членов советов управлений, директоров и т. д., по данным на 1894 г., встречаем многих представителей знати: генерала Д. П. Палицына (председатель), графа Ф. В. Чацкого (Варшавско-Венская железная дорога), генерала А. А. Орлова, барона А. Ф. Таубе, барона С. Р. Штейнгеля и его брата И. Р. Штейнгеля (Владикавказская), князя С. Н. Мещерского, Д. А. Бенкендорфа (родственник гофмаршала имп. двора графа С. К- Бенкендорфа), графа II. М. Сольского (брата Д. М. Сольского, председателя департамента государственной экономии Государственного совета), князя К- С. Крапоткина, графа Л. Ц. Плятте-ра де Броэль (Ивангородо-Домбровская), барона Н. П. Фредерикса (председатель, родственник министра императорского двора барона В. Б. Фредерикса) (Лозово-Севастопольская), князя П. П. Голенищева-Кутузова-Толстого (директор) (Московско-Брестская); С. Г. Ростовцева, графа М. С. Ланского, В. А. Дурасова, графа П. А. Беинигсена (Московско-Казанская).
В центральных управлениях других частных железных дорог состояли князья В. К. Святополк-Четвертинский, М. И. Огинский, Л, Н. Оболенский, генерал И. В. Воронцов-Вельяминов, Е. Э. Картавцев, М. М. Бибиков и другие32.
Конечно, списки личного состава могут дать лишь весьма слабое представление о доле участия помещичье-Дворянских капиталов в железнодорожном деле. Видимо, не все перечисленные лица были и крупными акционерами. Наиболее крупные участники дела чаще всего не входили в состав администрации. А это были, наряду с банковыми и промышленными дельцами, члены царской фамилии, высшая бюрократия, земельные магнаты. В частности, несколько великих князей и других лиц царской фамилии держали акции одной из самых доходных железных дорог — Ростово-Владикавказской.
О том, какие доходы текли в карманы акционеров частных железных дорог, можно судить по отчетным данным главной конторы вел. кн. Владимира Александровича. У него к моменту его смерти (1909 г.) имелось 1755 акций Ростово-Владикавказской дороги на сумму 1 333 800 руб. Дивиденды по акциям, если их сумму считать постоянной, составили по пятилетиям (в тыс. руб.)33:
Учитывая известное указание Маркса об особых условиях образования прибыли на капитал, вложенный в железные дороги34, доходы акционеров Владикавказской дороги нельзя не признать высокими.
Связи помещиков с миром промышленного капитала, конечно, не ограничивались рассмотренными отраслями. Более того, трудно назвать такую отрасль промышленности, где бы не участвовали в той или иной мере капиталы помещиков, особенно крупных. Достаточно просмотреть справочники о действовавших в России акционерных обществах, товариществах и торговых домах, чтобы убедиться в этом. Вот далеко не полный перечень. В горнометаллургической промышленности Урала кроме всем известных уральских магнатов участвовали граф А. А. Бобринский, князь А. П. Урусов, князь А. Д. Голицын, граф В. С. Татищев, граф М. Н. Граббе, князь П. Б. Щербатов, барон В. В. Меллер-Закомельский, П. С. Анненков и др.
Каменноугольные копи разрабатывались с участием капиталов князя А. Д. Голицына, князя С. В. Кудашева, В. Ф. Трепова, М. П. Булацеля.
В золотопромышленности встречаются имена графов В. Гудовича, А. В. Гендрикова, В. С. Татищева, князя П. Б. Щербатова.В металлургии юга помещичье-дворянский элемент был представлен слабее, но и здесь встречаем барона А. А. Фредерикса, князя А. А. Оболенского, князя В. Н. Тенишева, П. Н. Крупенского.
В нефтепромышленности участвовали своими капиталами князь Н. А. Волконский, граф И. И. Воронцов-Дашков, барон Н. Е. Врангель, барон К. К. Фелейзен, князь К- М. Шаховской.
В машиностроение вложили капиталы Ф. Ф. Безобразов, князья Э. Д. Баратов и Б. Б. Голицын, граф В. А. Дмитриев-Мамонов, князья А. А. Долгоруков, С. В. Кудашев, Г. С. Ливен, М. Л. Оболенский, граф А. П. Рузский, князь Д. Н. Шаховской, М. В. Шидловский.
В электротехнической промышленности обращались капиталы графа А. Л. Толстого, князей И. Д. Авалова, Э. Д. Баратова, П. И. Туманова.
Судостроение связано с именами князя А. П. Мещерского, Е. Э. Картавцева, первый также особенно известен участием в сельскохозяйственном машиностроении.
В пароходных компаниях участвовали тот же князь А. П. Мещерский, князь Н. А. Волконский, граф А. М. Апраксин, граф А. С. Гендриков, В. М. Хитрово.
Помещичье-дворянские капиталы в той или иной мере встречаются в самых разнообразных отраслях промышленности, например, в швейной (граф В. С. Татищев), соляной (князь С. Н. Урусов), строительной индустрии (граф А. А. Ребиндер, барон А. А. Кусов), авиационной промышленности (М. А. Стахович), пороховой (барон Н. Р. Ренненкампф),химической (граф В. С. Татищев) и т. д. и т. п.
Здесь перечислены только лица, зафиксированные справочниками в числе руководителей тех или иных объединений. Не поддается, конечно, обозрению широкая сфера участия помещиков в качестве акционеров и пайщиков компаний. Лишь некоторые сведения будут приведены ниже.
Характер и размеры этого участия были самыми различными. Нередко участие того или иного крупного помещика или представителя высшей бюрократии в делах акционерных обществ в отношении капитала было чисто символическим. Тем не менее многие «дела» были обязаны своим возникновением влиятельным лицам. Когда же речь заходила о той или иной доле барыша, сословный барьер, которым отгораживала себя аристократия от остального общества, помехой не являлся.
Комбинации этого рода тщательно скрывались, и лишь по косвенным данным можно догадываться о действительной роли высокопоставленного члена совета или правления того или иного предприятия. Но встречаются и прямые фактические данные. Так, некий «крестьянин» Сердобского уезда Саратовской губернии, разведав золотоносный участок земли на кабинетских землях в Змеиногорском уезде Томской губернии и заарендовав его в 1894 г., не смог начать добычу золота, пока в 1900 г. не составил товарищество на вере с графом Д. С. Шереметевым, уступив ему три пая по 1000 руб. из 100 паев и право на 3% Доходов, а 97 паев оставив себе35.
Справочники дают обильный материал об участии дворян в торговле36. Ею занимались главным образом мелкие помещики, но встречаются и крупные, выходившие даже на внешний рынок (Б. А. Римский-Корсаков, княгиня С. К. Голицына и др.).
На одном из первых мест в этом роде предпринимательства была хлебная торговля. Многие крупные помещики торговали как своим, так и покупным хлебом, а один из них, князь А. Д. Оболенский, был членом общества Московской хлебной биржи37. Помещики входили и в организацию купцов-биржевиков — Всероссийское общество биржевой торговли и сельского хозяйства.
Некоторые помещики изымали капитал из земледелия и вкладывали его в хлебную торговлю. В записке «Сельские хлеботорговцы» (без подписи), поданной в 1903 г. в Московское общество сельского хозяйства, самарский житель писал: «За последние пять, шесть лет в очень многих селах Николаевского уезда, например, Липовке, Брыковке, Росляковке, Селезнихе, Ивантеевке, Захаркине и др., некоторые из местных жителей, ранее сеявшие пшеницу в значительном количестве («посевщики»), прекратили посевы и занялись хлеботорговлей, вложив в это деньги, освободившиеся от прекращения посевов. А один из довольно крупных землевладельцев продал часть земли и на вырученные деньги покупает хлеб»38.
Важным источником доходов помещиков, особенно крупных, были городские земли и возведенные на них строения — жилые дома, лавки, склады и т. п. С развитием промышленности и ростом населения городов быстро возрастала рента с городских земель, воплощенная в арендной и квартирной плате, чем и была обусловлена тяга помещиков к покупке или возведению доходных домов в городах. В особенно выигрышном положении оказывались помещики, издавна владевшие землей в городах.
Князьям Белосельским-Белозерским принадлежала большая часть Крестовского острова в Петербурге, где по Белосельскому проспекту, Архангельской, Александровской и Вязовской улицам ими были возведены свыше 60 жилых домов. Между Морским и Крестовским проспектами разбит парк, также являвшийся собственностью Белосельского39. Четыре дома и одно «пустопорожнее место» имел в столице П. П. Дурново, четыре дома принадлежали наследникам Л. Е. Кенига, многие помещики владели 2—3 доходными домами. По данным городской Думы, в Москве было большое число домов и строений, принадлежавших дворянам и облагавшихся дворянскими сословными сборами40.
В Москве и ее пригородах были массивы городской земли, находившиеся в частной собственности дворянской знати. Это, прежде всего, Марьина роща и Останкино, владения графа А. Д. Шереметева.
В Марьиной роще было 322 участка земли, причем почти все они были застроены арендаторами, которые платили по 30—35 коп. за кв. сажень в год. По данным на 1899 г., арендаторам сдавалось 54 дес. 22 саж. земли, приносившей дохода 26 тыс. руб. Имелись собственные строения, сдававшиеся в аренду,— 23 овощных, 7 винных лавок, галантерейные лавки, чайные, а всего 46 лавок и магазинов. Купец Смирнов, например, платил за помещения трактира, двух винных и одной железоскобяной лавки 2975 руб. в год41.
В Останкине в 1899 г. было 262 участка, также почти все застроенные арендаторами. Плата здесь была ниже — около 10 коп. за кв. сажень в год. Участки под застройку отводились размерами от 200 до 1000 кв. саж., но наибольшее число участков было по 600 кв. саж. За 34 дес. 1981 саж. сдаваемой земли в 1899 г. предполагалось получить 11,7 тыс. руб.42 Кроме того, жильцам сдавались собственные флигели, а также огородная земля — по 120 руб. за десятину43.
Арендаторы отдельных участков в Марьиной роще и Останкине ближе всего подходили под категорию чиншевиков Западного края, плативших неизменную плату за занимаемую землю. Это положение в условиях непрерывного и быстрого роста доходности городских земель не могло удовлетворять владельца, и он стал повышать арендную плату, не считаясь со сложившимся обычным правом, а затем решил вообще изгонять арендаторов. Найдя себе компаньонов в лице французских капиталистов, Шереметев возбудил в 1912 г. ходатайство о разрешении действий созданного ими акционерного Шереметевского поземельного общества для эксплуатации его имений, расположенных в Москве и Московской губернии. Ближайшими целями общества были снос арендаторских строений, обычно небольших, и застройка участков современными большими доходными домами. В связи с указанным ходатайством директор канцелярии министерства внутренних дел Зубовский 25 сентября 1912 г. писал в департамент общих дел, что «удовлетворение ходатайства Шереметевского поземельного общества не только отдаст в руки иностранных капиталистов часть нашей древней столицы, но и повлечет за собой разорение нескольких тысяч домовладельцев Марьиной рощи, каковое обязательство грозит правительству сильными серьезными осложнениями»44.
О том, каковы были доходы владельцев от городских домов, можно судить по отчетным данным Юсуповых. В Петербурге у них было пять больших доходных домов: Мойка, 92; Невский, 84, 86; Фонтанка, 85 (ныне филиал библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина); Минский пер., 1/36. Балансовая стоимость их составляла на 1 января 1915 г. 1981 тыс. руб.45 В Москве по Тверскому бульвару были дома, числившиеся за Ф. Ф. Юсуповым-младшим. За 1910—1914 гг. чистая прибыль по домам составила (в руб.)46:
Таким образом, прибыль от эксплуатации домов, судя по петербургским, составляла в среднем около 6% их капитальной стоимости. И хотя этот уровень прибыли нельзя назвать особенно высоким, важно то, что доход от домов был всегда обеспеченным и постоянным по размерам и срокам поступления.
Правда, надо учитывать, что крупные помещики чаще всего имели в городах не доходные дома, а постоянные или зимние резиденции, требовавшие огромных расходов. Так, в 1914 г. Юсуповыми было израсходовано на содержание (в тыс. руб.)47:
Как видим, расходы по резиденциям почти в три раза превышали прибыли, получаемые от доходных городских домов. Более того, они забирали почти всю прибыль, получаемую от имений, фабрик, заводов и доходных домов, которая в 1914 г. составила 379 тыс. руб.48
Едва ли не самым крупным помещичьим домовладением в Москве был доходный дом графа С. Д. Шереметева (угол Никольской улицы и Б. Черкасского переулка). По закладной 1908 г. дом был оценен в 2252,5 тыс. руб. С 1908 по 1912 г. к нему были сделаны новые пристройки, стоившие еще 303,3 тыс. руб.49 Судя по характеру строения и расположению его в «деловом» районе столицы, основной доход, по-видимому, получался от сдачи помещений под склады, конторы, торговые помещения. Размеры этого дохода и изменения его во времени можно оценить по бюджетам (тыс. руб.)50:
Итак, четверть миллиона чистой прибыли приносил владельцу один городской дом. Такого дохода не давало Шереметеву ни одно из его многочисленных имений.
Около 125 тыс. руб. квартирной платы получал С. Д. Шереметев с домов в Петербурге (на Фонтанке и Литейном проспекте) и с дома на Воздвиженке в Москве. Но так как часть этих домов занимали владельцы, получался дефицит, составивший в 1910 г. 36 тыс. руб.51 Свыше 70 тыс. руб. расходов требовало подмосковное имение Михайловское52.
С. Д. Шереметев, как его брат и многие другие помещики, присваивал часть торговой прибыли путем сдачи лавок, питейных домов, трактиров, мест для торговли с возов на базарных площадях. Так, на земле, прилегавшей к шереметевскому странноприимному дому в Москве (ныне институт имени Н. В. Склифосовского), в 1909 г. за 19 сдаваемых в аренду торговых помещений, за право торговли на тротуаре и внутри переднего двора ожидалось поступление в доход странноприимного дома 28,8 тыс. руб. и за аренду участков земли — 18 тыс. руб.53
В подмосковной Кусковской вотчине главной статьей дохода была сдача участков под застройку дач в Вешняках, близ Перова, в Старой и Новой Слободках, в Гаях, Чухлинке и вдоль линий железных дорог (всего 363 дачных участка, в среднем по 954 кв. саж., с суммой арендной платы в 1909 г. 27,8 тыс. руб.)54
По Ивановской вотчине за усадебные и огородные земли в гор. Иваново-Вознесенске и прилегавших к нему пустоши Ушаковой и Графском поселке, где шла усиленная застройка, с арендаторов по бюджету на 1916 г. предполагалось получить 42,5 тыс. руб., за сданные два корпуса под торговые помещения — 3,2 тыс. руб. и даже за пробег вагонов по ветке, проходящей по земле владельца, 600 руб.55
В Серебрянопрудской вотчине прибыль от сдачи лавок, питейных домов, трактиров, мест для торговли на базаре составила в 1900 г. 10,4 тыс. руб., в 1913 г.— 15 тыс. руб.56
По Баландинской вотчине за шесть лет, с 1907 по 1913 г., сбор за места для торговли на двух ярмарках увеличился с 1,4 до 4,1 тыс. руб., за лавки и места под лавками на базаре в Баланде — с 10 до 12,4 тыс. руб.57
Рост доходов от городских строений заметно обгонял увеличение расходов на их содержание. Так, по Невскому дому графов Зубовых расходы с 1890 по 1910 г. возросли с 10,4 тыс. руб. до 15,8 тыс. руб., тогда как чистый доход поднялся с 35,6 тыс. руб. до 62 тыс. руб.58 Ко всему капиталу (балансовая стоимость дома 487 тыс. руб. плюс расходы на содержание) прибыль в 1910 г. составила 12,5%59.
Дворянско-помещичьи элементы проникали и в «высшие сферы» господства капитала — банки. В советах, правлениях и ревизионных комиссиях частных коммерческих банков (по данным 1915—1917 гг.)60 состояли: князь И. 3. Андронников, Д. А. Бенкендорф, граф Э. П. Беннигсен, граф А. А. Бобринский, барон А. А. Буксгевден, князь П. М. Волконский, князь С. М. Воронцов, барон Г. Г. Врангель, князь А. Д. Голицын, графы 3. С. и С. С. Грохольские, В. И. Гурко, В. Я. Демченко, Д. Н. Дурново, В. Г. Евреинов, Л. П. Забелло, Д. Н. Загоскин, Н. А. Звегинцев, Е. С. Каратыгин, Е. Э. Картавцев, граф В. Н. Коковцов, барон Э. В. Крюденер, графы А. М. иМ. М. Ланские, И. П. и П. И. Леляновы, князь С. Е. Львов, барон Г. К. Майдель, князь А. П. Мещерский, барон Э. К. Ноль-кен, князья М. В., М. Л. и П. В. Оболенские, граф Д. А. Олсуфьев, граф Л. Г. Пляттер-Зиберг, Н. А. Протопопов, барон Н. Н. Рауш фон Траунбенберг, С. А. Римский-Корсаков, барон И. В. Розен, А. Н. Романович-Словатинский, С. Д. Самарин, граф В. Ф. Соллогуб, И. И. и Ф. В. Стахеевы, граф В. С. Татищев, барон Г. Таубе, граф А. Н. Тышкевич, князь А. П. Урусов, барон К. П. Унгерн-Штернберг, А. И. Шамшин, князь Д. Н. Шаховской, К. М. Шидловский, барон С. Шиллинг, бароны В. К., М. К. и В. Ф. Штакельберг, князья Н. С. и Н. Б. Щербатовы, Э. Э. Эттинген.
Этот список можно было бы дополнить длинным перечнем дворян-помещиков, которые, не входя в состав советов и правлений, были крупными акционерами частных коммерческих банков, а также исполнявших должности их доверенных и агентов.
Нельзя в заключение не сказать об одном из самых старых и широко распространенных видов помещичьего предпринимательства — ростовщичестве. К сожалению, этот источник дохода по понятным причинам невозможно уловить в отчетных сведениях даже тех имений, в архивах которых сохранились кассовые книги. Тем более не могли зафиксировать размеры ростовщических операций немногочисленные обследования помещичьих хозяйств. Отсюда, конечно, не следует, что «благородное сословие» гнушалось этим способом наживы.
И. А. Гурвич еще в конце 80-х годов писал: «В черноземной деревне ростовщиками являются все представители земледельческого капитала: помещики, купцы, кулаки. Ростовщичество встречается здесь обыкновенно в соединении с другими земледельческими операциями около мужика»61.
Земские обследования крестьянских хозяйств также подтверждают широкое участие помещиков в ростовщических операциях в деревне. Так, в материалах по Волховскому уезду Орловской губернии говорилось: «Все поголовно крестьяне дер. Верхней-Шкавы Мымринской волости занимали у карачевских помещиков С., К. и П. хлебом, соломой и деньгами, причем пуд хлеба, стоящий 40 коп., С. ценил в 85 коп., К. в 75, и, кроме того, за каждые 10 пудов — 1—2 дня косить. Занимают вообще по распискам, а также делаются мелкие займы под залог одежды и холста...»62.
Очень развито было ростовщичество хлебом. «Вот торговать хлебом, — писал В. И. Ленин,— это благородное занятие, особенно в неурожайные годы, когда можно нажиться на счет голодающих. А еще более благородное занятие — ростовщичествовать хлебом, ссужать его зимой голодным крестьянам под летнюю работу и рассчитывать эту работу втрое дешевле против вольных цен. Именно в той центрально-черноземной полосе... наши помещики с особенным усердием всегда занимались и занимаются этим благороднейшим видом ростовщичества»63.
В тех же «Случайных заметках» В. И. Ленин писал, что «благородный помещик такой же ростовщик, грабитель и хищник, как и любой деревенский мироед, только неизмеримо более сильный, сильный своим землевладением, своими, веками сложившимися, привилегиями, своей близостью к царской власти, своей привычкой к господству и умением прикрывать свое нутро Иудушки целой доктриной романтизма и великодушия...»64
Экономическое значение ростовщичества в российской деревне состояло прежде всего в том, что оно подрывало и без того слабую материальную базу основных масс крестьянства, тормозя, таким образом, развитие производительных сил в сельском хозяйстве. Помимо этого, являясь одним из способов обеспечения имения рабочей силой, ростовщичество способствовало сохранению отработочной системы ведения помещичьего хозяйства. Наконец, огромная нужда крестьян в деньгах создавала возможность для помещения крупных капиталов в сферу ростовщического кредита, в ущерб вложениям в сельскохозяйственное производство. Тем самым ростовщичество задерживало капиталистическое развитие хозяйства помещиков и кулаков, также широко участвовавших в ростовщических операциях.
Из сказанного становится понятной незаинтересованность помещиков в развитии «правильных», современных капиталистических форм кредита в деревне. Именно этим и можно объяснить тот общеизвестный факт, что существовавшие в России учреждения мелкого кредита влачили жалкое существование и по сути дела не имели ни малейшего значения для ослабления гнета ростовщиков65. Правительство, отражая интересы помещиков, делало вид, что оно печется об этих учреждениях, не оказывая им на деле никакой реальной помощи. Только возникавшие в годы столыпинской реформы самодеятельные крестьянские кредитные учреждения стали играть кое-какую роль на денежном рынке, несколько потеснив ростовщиков.
ТОРГОВО-ПРОМЫШЛЕННЫЕ ОБЪЕДИНЕНИЯ ПОМЕЩИКОВ
Следует особо остановиться на формах организации помещиков в области производства и торговли сельскохозяйственными продуктами. Здесь мы не будем подробно останавливаться на так называемых сельскохозяйственных обществах, которые существовали почти во всех губерниях и во множестве уездов. Они носили, как правило, культуртрегерский, просветительный характер. В их состав входили помещики, агрономы, зоотехники, зажиточные крестьяне. Сама по себе деятельность обществ не должна игнорироваться — в пределах своего района она оказывала известное положительное влияние на развитие сельского хозяйства. Многочисленные печатные органы региональных сельскохозяйственных обществ помогали хозяевам совершенствовать полеводство, животноводство, побочные отрасли сельского хозяйства. Их деятельность вполне заслуживает специального изучения.
Для данной работы больший интерес представляют попытки объединения помещиков в области производства, сбыта сельскохозяйственной продукции, снабжения сельскохозяйственными машинами, удобрениями, семенами и т. д.
Торгово-промышленных объединений помещиков известно немного. Одним из них было учрежденное в 1898 г. «Южно-Русское общество для торговли домашними животными и продуктами животноводства». Председателем правления Общества был президент Московского общества сельского хозяйства князь А. Г. Щербатов, в правлении Общества состояли известный ученый-животновод П. Н. Кулешов, его брат Н. Н. Кулешов, крупные помещики-предприниматели барон В. Р. Штейнгель и С. С. Деконский, а также доверенный Юсуповых П. Верещагин. Располагая своим капиталом в 150 тыс. руб.66, Общество получило высочайшую субсидию через министерство финансов в 30 тыс. руб.67 Операции Общества состояли в откорме скупленного скота, скупке откормленного и в продаже его на рынках. Так, в 1900 г. на винокуренном заводе купца Д. Н. Скорикова в г. Екатеринодаре, на арендованных участках в Кубанской области и на отавах, арендовавшихся у В. П. Глебова в Каширском уезде, было откормлено 4260 волов. Эта операция принесла обществу прибыль в 11,4 тыс. руб. В экономиях Кенига, бр. Сабашниковых, Юсупова и Фирсова были скуплены 1883 головы откорм? ленных волов и перепроданы в Москве и Петербурге с прибылью в 4,8 тыс. руб. Предпринимались попытки прощупать заграничный рынок. В Египет было отправлено из Екатеринодара 320 волов, но так как египетский мясной рынок был монополизирован сговором нескольких купцов, господ этого рынка, операция завершилась колоссальным по сравнению с количеством товара убытком — 8256 руб., по 26 руб. на голову скота. Крупным дефицитом в 8785 руб. закончилась и другая операция такого рода — экспорт во Францию 1319 валухов68. Но на этом деле Общество не пострадало, так как обе суммы были списаны за счет субсидий министерства финансов.
В дальнейшем операции Общества продолжались в том же направлении и приблизительно в таком же объеме. На Кавказе был организован откорм овец, в Грязях устроены бойни. К 1908 г. капитал Общества составлял 262 тыс. руб. В 1908/09 г. в летнем нагуле содержалось 2166 быков, в основном стаде — 575 быков и коров, 2379 овец; 1788 быков было поставлено военно-морскому интендантству. Неблагоприятные условия экспортной торговли скотом и ограниченность спроса на внутреннем рынке сковывали деятельность Общества, энтузиазм учредителей явно остывал, и юно свернуло свою деятельность.
Только названия некоторых из обществ указывают на производственный характер объединения. Таковы, в частности, акционерные общества «Урожай» и «Колос», созданные по инициативе Стахеевых, «Культура земли» (1914 г., капитал 2240тыс. руб.) с участием И. Л. Толстого, В. А. Анзимирова, П. В. Воейкова и др., сельскохозяйственное и торгово-промышленное акционерное общество «Араздаян-Шереметевское» с капиталом в 5,5 млн. руб. с участием графа Б. С. Шереметева (1913 г., выращивание хлопка и выработка масла). Известно одно объединение непомещичьего типа — сельскохозяйственное и торгово-промышленное товарищество «Будущность» с капиталом 200 тыс. руб., образованное в 1912 г. Н. И. Гучковым, А. И. Гордеевым и Н. Н. Горячевым для производства сельскохозяйственных продуктов, в том числе сахарной свеклы, а также для торговли зерном и земледельческими орудиями.
Большее распространение получили объединения в области снабжения и сбыта. Одной из форм таких объединений были так называемые сельскохозяйственные синдикаты. Уже к концу XIX в. их насчитывалось около десятка69.
Об одном из таких синдикатов, Киевском, журнал «Хозяин» писал, что он «состоит из группы частных, обыкновенно более или менее крупных землевладельцев или капиталистов, вносящих в дело определенные паи, организующих на эти средства те или другие сельскохозяйственно-коммерческие предприятия, которые, конечно, должны давать известный доход»70.
Круг деятельности синдикатов, по словам одного из членив Киевского синдиката В. Крайнского, состоял «в снабжении сельских хозяев земледельческими орудиями, посевными семенами и заведовании торговыми сношениями»71.
Помещики извлекали известную выгоду благодаря тому, что синдикаты более или менее успешно устраняли спекулянтов — посредников между помещиками и потребителями. Орган Киевского синдиката писал, что случавшиеся потери синдикатов «совершенно ничтожны по сравнению с той громадной пользой, которую приносят эти учреждения землевладельцу одним лишь своим существованием... В прошлом и наступившем году исключительно благодаря тому, что в Киеве существует земледельческий синдикат... на одних только ценах за клеверы, бобовые и масличные растения сохранено в карманах землевладельцев не десятки, а сотни тысяч рублей, наверняка переселившиеся бы в карманы спекулянтов, если бы такого учреждения в Киеве не существовало»72. Масштабы деятельности Киевского синдиката были довольно значительны.
О характере операций и их удельном весе в обороте синдикатов можно судить по отчетным данным Винницкого синдиката за 1910/11 г. по отделам (тыс. руб.)73:
По-видимому, масштабы деятельности Винницкого синдиката были намного меньше Киевского и характер был иным, так как операции по комиссионной продаже составили в 1910/11 г. всего лишь 34,4 тыс. руб., или 11% от общей суммы оборота.
Значительную активность проявлял на юге Одесский земледельческий синдикат. Существовал Симбирский синдикат, но о его деятельности данных не имеется.
Сельскохозяйственное товарищество при Северном обществе сельских хозяев по снабжению своих членов семенами, машинами и т. п.74 вело торговлю молочными продуктами в Петербурге из имений своих членов. Более развиты были снабженческо-сбытовые объединения помещиков в Прибалтике и Западной Белоруссии. Одним из них было «Экономическое товарищество латышских сельских хозяев», начавшее операции с 1906 г.75
Помещики Петербургской, Эстляндской и Лифляндской губерний в 90-х годах образовали товарищество «Помещик» (директор фон Рентельн), имеющее целью «наибольшее сближение между производителями и потребителями сельскохозяйственных продуктов». Товарищество поставляло в Петербург молочные продукты из имений своих членов76. Уже в первый 1900/01 операционный год товарищество продало товаров на 270 тыс. руб. 13 1904 г. оно скупило продуктов на 114 тыс. руб. и приняло от своих участников для комиссионной продажи на 311 тыс. руб. При капитале в 81 тыс. руб. товарищество получило прибыли 8,2 тыс. руб.77
В Ковенской губернии функционировало «Товарищество приобретения и сбыта предметов сельского хозяйства», называвшееся также Ковенским синдикатом. Его операции имели целью устранение посредников и развивались довольно быстро. По приблизительным данным Московского общества сельского хозяйства, в 1893 г. синдикат продал товаров на 50 тыс. руб., в 1900 г. — более чем на 100 тыс. руб., а в 1902 г. — почти на 500 тыс. руб.78
В 1902 г. в той же Ковенской губернии было основано товарищество «Бирута» для сбыта продуктов молочного хозяйства79.
Около 1900 г. дворяне Гродненской губернии организовали на паях «Торгово-промышленное товарищество сельских хозяев» с капиталом в 50 тыс. руб. с целью понижения цен на сельскохозяйственные машины. По словам губернского предводителя дворянства, «и действительно цены на оные понизились»80.
Около 1904 г. было составлено «Товарищество виноградарей и виноделов Черноморского побережья Кавказа» с собственными подвалами на 45 тыс. ведер вина. В числе членов товарищества были А. И. Звегинцев, генерал-майор Е. Н. Волков, И. М. Катков, профессора А. И. Лебедев и П. И. Ковалевский, С. М. Протопопов и другие, всего 46 человек81.
Приведенные сведения о помещичьих объединениях показательны уже тем, что они знаменовали новый этап в развитии капиталистических форм ведения помещичьего хозяйства, характеризующийся попытками монополизировать рынок тех или иных сельскохозяйственных товаров. Такую попытку мы видим в объединении прибалтийских и петербургских производителей продуктов молочного хозяйства. Однако, если им это в какой-то мере удавалось в части снабжения столицы натуральным молоком, сметаной и сливками, они были бессильны в борьбе с фирмами, снабжавшими столицу вологодским и сибирским маслом.
Новым явлением была и начавшаяся с 90-х годов организация синдикатов и товариществ с целью устранения торговых посредников, что свидетельствовало об укреплении позиций производительного капитала, перешедшего к попыткам подчинить себе торговый капитал, обращавшийся в сфере торговли продуктами сельскохозяйственного производства. Но сами эти попытки свидетельствовали о засилье торгового капитала в сельском хозяйстве. Вялая деятельность синдикатов показывала, что «промышленному». (в сельскохозяйственной сфере) капиталу России было весьма далеко до подчинения себе торгового капитала. К тому же многочисленная армия скупщиков и перекупщиков всякого рода сама теряла самостоятельность, переходя на положение торговой агентуры коммерческих банков и биржевиков, имевших свои мощные объединения, среди которых особенно выделялось Всероссийское общество биржевой торговли и сельского хозяйства. В борьбе против этого объединения помещичьи синдикаты представляли весьма незначительную силу.
И, наконец, вопрос о территориальном размещении помещичьих объединений. Нетрудно заметить, что подавляющее большинство их возникло в немногих районах с наиболее развитыми капиталистическими формами ведения помещичьего хозяйства — Прибалтике и Петербургской губернии, Западной Белоруссии, Правобережной Украине, Степном Причерноморье. Все остальные районы, где больше всего сохранялись пережитки крепостничества, не знали или почти не знали объединений подобного рода. Как указывал в журнале «Хозяин» В. Краинский, помещики центра, которые больше всего жалуются на тяжелые условия, сами не принимают никаких мер к объединению.
В той или иной форме, но стремление к объединению существовало. На VI съезде Объединенного дворянства (1910 г.) был заслушан специальный доклад Н. А. Павлова «Об объединении дворянства на почве экономической», в котором предлагалось создание общероссийской организации, подобной, например, Совету съездов представителей промышленности и торговли. Однако основная идея доклада не встретила поддержки: дворянство представляло еще собой экономически неоднородную массу, с разным строем хозяйства в разных районах, а потому и с разными взглядами по вопросу объединения.
ДОХОДЫ ОТ ДЕНЕЖНЫХ КАПИТАЛОВ
Часть доходов крупных помещиков, не поглощенная огромными личными расходами, в значительной мере оседала в сейфах в виде различного рода ценных бумаг — акций банков и торгово-промышленных предприятий, страховых компаний, пароходных обществ, железных дорог и т. д., закладных листов и свидетельств земельных банков, облигаций государственных займов и др.
Из крупных помещиков, чьи отчетные документы отложились в центральных архивах, едва ли не самым крупным держателем ценных бумаг был граф А. Д. Шереметев. В 1894 г. у него было бумаг на 7578,7 тыс. руб., принесших доход в 353,6 тыс. руб.82 С 1902 по 1913 г. номинальная цена имевшихся у него бумаг с 9432,5 тыс. руб. возросла до 19 335,3 тыс. руб., а доход от них с 400 тыс. руб. повысился до 944,3 тыс. руб.83 Большинство бумаг составляли свидетельства Крестьянского поземельного банка (6,2 млн. руб.), закладные листы Дворянского (1,2 млн. руб.) и частных земельных банков. С бумагами велась крупная игра: в 1913 г. было куплено их на 4123 тыс. руб. и продано на 4390 тыс. руб.84
У С. Д. Шереметева только капитал странноприимного дома состоял в основном из ценных бумаг (в 1908 г.— на сумму 1360 тыс. руб.), главным образом 4-процентной государственной ренты и 6-процентных свидетельств Крестьянского банка85. Главная контора имела бумаг сравнительно немного, по-видимому, в пределах, необходимых в обеспечение онкольного счета 86.
У Юсуповых к 1901 г. имелось ценных бумаг всего лишь на 41,1 тыс. руб.87 Затем в результате залога Невского сахарного завода (1901 г.), продажи (после революции 1905—1907 гг.) и залога целого ряда имений у них образовался большой капитал в виде закладных Петербургского городского кредитного общества, Дворянского банка и 6-процентных свидетельств Крестьянского банка. В 1909 г. последние на сумму 1337 тыс. руб. были проданы банкиру Вавельбергу по курсу от 83½ до 95¾ руб. за 100 руб. номинала. Уже тогда Юсупов написал на справке: «Продажа 6% именных обязательств поземельного Крестьянского банка есть темное и скверное дело»88. В дальнейшем был взят курс на увеличение капитала в ценных бумагах, который к 1915 г. составил 5122 тыс. руб. Это были акции Белгород-Сумской железной дороги (370 тыс. руб.), Азовско-Донского банка (75 тыс. руб.), Петроградского международного банка (75 тыс. руб.), Мальцевских заводов (13 тыс. руб.)89, остальное — различные закладные листы и облигации.
Здесь также велась крупная игра на рынке ценных бумаг. В 1910 г. от операций с ними была получена небольшая прибыль в 7,7 тыс. руб.90, в 1911 г.— 45,6 тыс. руб.91 В 1914 г. были проданы все 4½-npoцентные бумаги Петербургского кредитного общества на сумму 983 тыс. руб. с потерей на курсе 323 тыс. руб., и куплены облигации 5-процентного государственного займа: 1906 г. на 1 млн. руб. с потерей на курсе (сверх номинала) 26,4 тыс. руб.92 Общим итогом операции с бумагами за 1914 г., был убыток в 254,1 тыс. руб.93 Это, однако, не явилось помехой для дальнейшего развития сделок с бумагами. В 1915 г. были куплены облигации 5 и 5½-процентного займов 1915 г. на сумму 1600 тыс. руб., 4 ½ -процентных закладных четырех земельных банков (Херсонского, Бессарабско-Таврического, Полтавского и Ярославско-Костромского) на общую сумму 1662,5 тыс. руб., а также акций Петроградского вагоностроительного завода на 100 тыс. руб., Бакинского нефтепромышленного общества на 11,4 тыс. руб.94 и акционерного общества механических и трубочных заводов П. В. Барановского (250 акций по 100 руб.)95, а всего на 3,4 млн. руб. В том же 1915 г. было продано процентных бумаг, главным образом закладных Дворянского банка, облигаций 4-процентной государственной ренты и только что купленных облигаций займа 1906 г. на 3769 тыс. руб. Выигрыш на курсе при покупке составил 387 тыс. руб., а проигрыш при продаже по цене ниже номинала — 548 тыс. руб.96 Дела Юсуповых шли все хуже. В 1915 г. всего расходов было произведено 5814 тыс. руб., а дохода получено 4687 тыс. руб. дефицит составил 1127 тыс. руб.97 1916 год нес новые убытки, количество ценных бумаг уже к середине этого года сократилось до 3,6 млн. руб., и по смете на 1917 г. на покрытие расходов владельцев не хватало 1738 тыс. руб.98 В продажу пошли Должанский каменноугольный рудник и акции Белгород-Сумской железной дороги (вместо 370 тыс. руб. по номиналу за них было получено 190 тыс. руб.)99.
У А. А. Орлова-Давыдова на 1911 г. было процентных бумаг в разной валюте на 1198 тыс. руб., 1151 тыс. франков, 926 тыс. германских марок и 19 тыс. фунтов стерлингов. Проценты по всем бумагам в переводе на русские деньги, составили в 1911 г. 117 тыс. руб.100 У его сонаследника В. А. Орлова-Давыдова, пользовавшегося половиной доходов от нераздельных имений, накоплений в виде процентных бумаг почти не было101.
Итак, помещики, перестраивая сельское хозяйство на капиталистический лад, одновременно становились владельцами промышленных заведений, торговцами, участниками акционерных компаний, держателями ценных бумаг и т. д. и т. п. Все это должно было приводить и в отдельных случаях действительно приводило к тому, что помещик превращался в капиталистического предпринимателя, его хозяйственные интересы из области кабальной эксплуатации крестьян все больше перемещались в сферу капиталистической эксплуатации наемной рабочей силы. Соответственно изменялась и психология помещика, который из крепостника превращался в дельца-капиталиста. До недавнего времени взгляд на эту эволюцию был несколько схематизирован и упрощен. Она представлялась как простое расслоение дворянства на две группы с противоположными экономическими и политическими интересами: группу крепостников, продолжавших цепляться за старые формы хозяйствования, и группу «новых», обуржуазившихся помещиков. Не отрицая наличия этого процесса, следует, на наш взгляд, большее внимание обратить на его медленный, затяжной характер, на невозможность в условиях российской действительности сколько-нибудь заметного расслоения в среде помещиков на протяжении смены одного-двух поколений. И поэтому естественно, что преобладающим типом крупного помещика был тип полукрепостника с чертами буржуа октябристского толка, но еще более реакционного, чем масса реакционной октябристской буржуазии.
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 25, стр. 139.
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 23, стр. 373.
3 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 3, стр. 285.
4 «Замечания министра финансов С. Ю. Витте на записку губернских предводителей дворянства о нуждах дворянского землевладения». 1897 г. Публикация М. Я. Гефтера и И. Ф. Гиндина.— «Исторический архив», 1957, № 4, стр. 138—142.
5 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 3, стр. 285; «Сборник статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств». Пг., 1917, стр. 175.
6 ЦГИА СССР, ф. 575 (Главного управления неокладных сборов и казенной продажи питей министерства финансов), оп. 6, д. 462, 1909—1911 гг., лл. 1-63.
7 ЦГИА CCQP, ф. 575, оп. 2, д. 1622, л.5.
8 Там же, л. 14.
9 Там же, л. 147.
10 Там же, л. 98.
11 М. И. Фридман. Винная монополия, т. II. Пг., 1916, стр. 396.
12 Там же, стр. 301.
13 ЦГАДА, ф. Шереметевых, оп. 2, д; 887, 1899: г., л. 1.
14 ЦГИА СССР, ф. 1088 (С. Д. Шереметева), оп. 13, д. 1049, л. 3 об.; д. 1094, л. 2 об.
15 «Краткий очерк 50-летней системы взимания налога с крепких напитков». СПб., 1913, стр. 154—155.
16 А. Л. Вайнштейн. Обложение и платежи крестьянства в довоенное и революционное время. М., 1924, стр. 29.
17 М. И. Фридман. Указ, соч., стр. 413.
18 М. Я. Гефтер. Из истории монополистического капитализма в России. (Сахарный синдикат).— «Исторические записки», 38, стр. 104—153.
19 М. Я. Гефтер. Указ, статья, стр. 108.
20 Там же, стр. 109.
21 О. А. Парасунько. Положение и борьба рабочего класса Украины (60—90-е годы XIX в.). Киев, 1963, стр. 84—88, 134—147.
22 «Хозяин», 1899, № 11, стр. 372
23 М. Я. Гефтер. Указ, статья, стр. 133.
24 «Смела». Киев, 1913, стр. 134, табл.
25 «Труды комиссии по изучению современной дороговизны», вып. II. М., 1915, стр. 162.
26 ЦГАДА, ф. Голицыных, оп. 3, д. 398, 1904 г., лл. 3—5.
27 ГИАМО, ф. 277. (Московского земельного банка), on. 1, д. 4536, лл. 13 об., 14.
28 ЦГИА СССР, ф. 560, оп. 26, д. 801, лл. 34—47 об.
29 ЦГАДА, ф. Юсуповых, оп. 5, д. 421, лл. 2—3.
30 ГИАМО, ф. 450 (Московской конторы Госбанка), оп. 9, д. 1107, л. 183.
31 Там же, лл. 330—331.
32 «Список личного состава центральных управлений частных железных дорог». СПб., 1894.
33 ЦГАОР СССР, ф. 652 (в кн. Владимира Александровича), oп. 1, д. 1022, лл. 16—18.
34 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. I, стр. 263.
35 ЦГИА СССР, ф. 1088, оп. 3, д. 1022, 1900 г., л. 1.
36 «Сборник сведений о действующих в России торговых домах (товариществах полных и на вере)». Пг., 1915.
37 «Отчет о деятельности биржевого комитета Московской хлебной биржи за 1914 год». М., 1915, стр. 60.
38 ГИАМО, ф. 419 (МОСХ), oп. 1, д. 2420.
39 «Весь Петербург». СПб., 1913. (Подсчитано по списку домовладельцев).
40 Отдел письменных источников Государственного исторического музея, ф. 229 (Московской городской думы), oп. 1, д. 286—288.
41 ЦГИА СССР, ф. 1118 (А. Д. Шереметева), oп. 1, д. 2537, лл. 41 об. — 46.
42 Там же, л. 21.
43 Там же, л. 45
44 ЦГИА СССР, ф. 1282 (Канцелярии МВД), оп. 2, д. 1274, л. 6—6 об.
45 ЦГАДА, ф. Юсуповых, оп. 5, д. 1088, л. 24 об.
46 Там же, д. 1084, лл. 16 об.—18.
47 Там же, д. 1081, лл. 5 об., 7 об.
48 Там же, л. 6.
49 ЦГИА СССР, ф. 1088, оп. 9, д. 2713, л. 2 об.
50 Там же, оп. 4, д. 35, л. 231; д. 46, л. 235.
51 Там же, д. 46, лл. 239 об., 249 об.
52 Там же, л. 157.
53 ЦГАДА, ф. Шереметевых, оп. 2, д. 17, л. 5 об.
54 Там же, лл. 103 об.—106 об.
55 Там же, оп. 5, д. 2, л. 1 об.
56 ЦГИА СССР, ф. 1088, оп. 13, д. 1049, л. 4 об.; д. 1094, л. 3 об.
57 Там же, оп. 11, д. 359, л. 270 об.; д. 374, л. 339 об.
58 ЦГИА СССР, ф. 942 (Зубовых), oп. 1, д. 552. л. 76.
59 Там же, д. 306, л. 4.
60 «Акционерно-паевые предприятия в России». Пг., 1915; Пг., 1917.
61 И. А. Гурвич. Переселения крестьян в Сибирь. М., 1888, стр. 52.
62 «Сборник статистических сведений по Орловской губернии», т. VI. «Волховский уезд», вып. 2. Орел, 1892, стр. 184.
63 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, стр. 418.
64 Там же, стр. 420.
65 В. Вдовин. Крестьянский поземельный банк. М., 1959, стр. 12, 13, 20.
66 ЦГАДА, ф. Юсуповых, оп. 5, д. 685, 1909 г., л. 4 об. При организации Общества капитал был 150 000 руб. (ГИАМО, ф. 419, oп. 1, д. 2487, 1903 г., л. 1).
67 ГИАМО, ф. 419, oп. 1, д. 2487, 1903 г., л. 1.
68 ГИАМО, ф. 419, on. 1, д. 2487, 1903 г., л. 7—7 об.
69 «Земледбльчебкие синдикаты». Киев, 1897, стр. 3.
70 «Хозяин», 1904, № 4, стр. 125.
71 В. Кр аииский. Киевский земледельческий синдикат. Киев, 1898, стр. 8—9.
72 «Вестник сельского хозяйства и промышленности». Киев, 1900, № 15.
73 «Отчет Винницкого земледельческого синдиката за 1910/11 г.» Винница, 1912.
74 «Отчет сельскохозяйственного товарищества при Северном сельскохозяйственном обществе в Петербурге. За 8-й отчетный год». Пг., 1914.
75 «Отчет о деятельности экономического товарищества латышских сельских хозяев в 1909 г. Год IV». [Рига, 1910].
76 ГИАМО, ф. 419, oп. 1, д. 505, 1903 г., л. 15.
77 «Отчет сельскохозяйственного товарищества прибалтийских дворянских имений под фирмою „Помещик" с 1 сентября 1900 г. по 31 декабря 1901 г.» СПб., 1902, стр. 4; то же за 1904 г. СПб., 1905, стр. 9—16.
78 ГИАМО, ф. 419, oп. 1, д. 2404, 1902 г., л. 8.
79 Там же.
80 Там же, д. 2496, 1903 г., л. 5.
81 ЦГАОР СССР, ф. 932 (Звегинцева), oп. 1, д. 668, лл. 1—10.
82 ЦГИА СССР, ф. 1118, оп. 2, д. 21, л. 5 об.
83 Там же, д. 27, л. Зв об.
84 Там же, л л. 36—38.
85 ЦГАДА, ф. Шереметевых, оп. 2, д. 17, л. 3 об.
86 Там же, л. 25 об.
87 ЦГАДА, ф. Юсуповых, оп. 5, д. 347, л. 9 об.
88 Там же.
89 Там же, д. 721.
90 Там же, д. 1081, л. 19—19 об.
91 Там же, д. 1084, лл. 16 об.—18.
92 Там же, д. 999, лл. 1 об.—2.
93 Там же, д. 1084, лл. 16 об.—18.
94 Там же, д. 1088, л. 14.
95 Там же, д. 1144, л. 44.
96 Там же, д. 1088, л. 13 об.
97 Там же.
98 Там же, д. 1196, л. 7 об.
99 Там же, лл. 4 об., 5 об.
100 ЦГАДА, ф. Орловых-Давыдовых, oп. 1, отчет за 1911 г., л. 143 об.
101 Возможно, это было связано с тем, что огромных расходов требовало лечение и наблюдение за умственно неполноценным барином, способным на самые дикие выходки.
<< Назад Вперёд>>
