Социально-политический диалог в России (1917-1918 гг.): основные этапы изучения и перспективы исследования1
Историографические периоды изучения вопроса:
1. Для 1920-х — 1930-х гг. характерно известное многообразие взглядов, исходивших из разного политического прошлого, из наличия собственного революционного опыта, из отсутствия строго выраженного контроля за историописанием в 1920-е гг., а также из наличия историков-эмигрантов, позволяющие воссоздавать картину диалогового процесса часто «из первых рук». Таковы «истории русской революции» Л.Д. Троцкого и П.Н. Милюкова, в которых мы видим оценки событий, развитые последующей научной историографией. Скажем, Л.Д. Троцкий писал, что до июля 1917 г. идея мирного диалога преобладала в правительственной политике по отношению к недовольному населению [54, с. 10]. Эти же оценки видим в работах историков 1960-х — 1980-х гг. Публикация в 1923 г. воспоминаний И.М. Майского о «демократической контрреволюции», имевшей шансы на примирение с большевиками, не только породила дискуссию современников, но и оказалась принципиальной для историков 1960-х гг. [19]. Можно также упомянуть дискуссию о «саботаже» интеллигентами большевистской революции. Упрощенным представлениям, возобладавшим с конца 1920-х гг., о том, что буржуазия и старая интеллигенция это фактически одно и то же, предшествовали публикации, в которых интеллигенция определялась как неоднородная и по природе склонная пойти на примирение после поражения «меньшевистско-эсеровской» верхушки [2, с. 4-7]. Изучению подвергались коалиционные органы советского и «контрреволюционного» лагеря [59].
Вместе с тем политическая полемичность, деление решений партий и правительств на правильные и неправильные, оценка социальной активности классов и групп в терминах «победы-поражения», сложившиеся в 1920-е гг., не изжиты и теперь. Такая ситуация препятствует объективному рассмотрению исторического процесса.
2. 1950-е — конец 1980-х гг. — наследие историков этого периода можно объединить стремлением объяснить происходившее, используя марксистско-ленинскую идеологическую модель. Среди дискуссий следует назвать полемику по вопросу формирования однопартийной диктатуры, а следовательно, переговоров большевиков с другими партиями. Публикации В.В. Комина, К.В. Гусева и др. [16; 24] вызвали оживленное обсуждение в научной периодике. Изучая сужение партийного поля в стране, советские историки стремились представить формирование однопартийной коммунистической диктатуры объективной закономерностью. Одновременно ленинские представления о сотрудничестве с эсерами, меньшевиками внимательно исследовались и комментировались [29, с. 60]. Изучались «соглашательство» меньшевиков и эсеров с кадетами, ситуация с колебаниями Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева, условия вхождения левых эсеров в состав Совета народных комиссаров. Не оставлялось без внимания наличие эсеров и меньшевиков в советской реальности периода гражданской войны. В дискуссии по поводу «третьего пути» революции высказывалась мысль о том, что антибольшевистские правительства в 1918 г. оказались неоднородными и опирались в т. ч. на «доверие части трудящихся» [19].
Большое значение имеют работы В.Ф. Морозова, показавшего многообразие моделей прихода к власти большевиков, их стремление идти на компромиссы в 1918 г. [33] Э.Н. Бурджаловым указано, что Петроградский комитет большевиков принял резолюцию о поддержке Временного правительства, «поскольку действия его соответствуют интересам пролетариата и широких демократических масс народа», исследовал «соглашательскую политику» меньшевиков и эсеров, взаимоотношения Московского Совета с Временным правительством [4, с. 385; 5, с. 68-81, 359-363]. В.И. Старцев изучил пропагандистские кампании Временного правительства, направленные на формирование доверия населения, отметив, что партии и организации, включая анархистов, такое доверие ему декларировали [50, с. 130-163]. Следует понимать, что большинство советских историков настаивали на формальном характере блоков внутри РСДРП и большевиков с другими партиями. Например, критике подверглось утверждение историков Северной Осетии, что объединительная тактика была вызвана сложностью политической обстановки, требовавшей «концентрации всех сил социалистических партий в интересах обеспечения мира и дружбы между народами Терека» [37, с. 38].
Уделялось внимание сюжетам, связанным с взаимоотношениями власти, партий с социальными группами, с отношениями между этими группами. Изучалось поведение буржуазии, ее контакты с рабочими и правительством [6; 7]. Для объяснения поддержки рабочими меньшевиков и эсеров был выдвинут тезис о мелкобуржуазности пролетарских слоев в 1917 г. как последствия изменения социальной базы пролетариата в годы Первой мировой войны [4, 367; 33, с. 106-108]. Из этого тезиса происходил революционный для советской историографии вывод об отсутствии к 1917 г. антагонизма между рабочими и буржуазией. Помимо исследований по самоорганизации солдат и матросов, их связям с большевиками, внимание уделялось активности офицеров [43]. В монографии Г.Л. Соболева находим информацию о резолюциях поддержки Временного правительства, исходившие от рабочих и солдат петроградского гарнизона, деятельности партий по налаживанию контактов с гарнизоном [49]. Анализу подверглась крестьянская политика Временного правительства. В оборот были введены материалы о земельных комитетах, законодательных актах, направленных на умиротворение деревни [25]. Значительные усилия предпринимались в изучении поведения крестьянского и казачьего населения на юге России [8; 21; 56]. Некоторое внимание уделялось интеграции прежних элит в новую революционную реальность [32, с. 60].
Одним из итогов периода является пессимистический вывод о том, что сотрудничество было обречено на провал, поскольку носило сугубо тактический характер. Подчеркивалась «злокозненность» буржуазии, Временного правительства, «компромиссных инициатив» октября 1917 — февраля 1918 гг., деклараций о необходимости прекращения «братоубийства», целью которых было лишь обмануть трудящихся; нежизнеспособность альтернатив, неизбежность и желательность установления в стране большевистской диктатуры.
3. Конец 1980-х — 2010-е гг. — одним из заметных явлений конца 80-х — 90-х гг. стала дискуссия об альтернативности развития исторического процесса. Здесь разбиралась работа Демократического совещания, позиция В.И. Ленина в августе — сентябре 1917 г., ситуация на втором съезде Советов, переговоры с Викже-лем, созыв Учредительного собрания [1]. Основным содержанием стал поиск ответа на вопрос, можно ли было договориться многообразным сторонам революционного процесса в условиях начинавшейся гражданской войны.
Ставятся вопросы, связанные с идеологической близостью разных политических сил. Либертарные идеи сближали анархистов, неонародников и радикальных социал-демократов [31, с. 272-274, 544; 47]. В 1917 г. происходило идеологическое сближение либералов и социалистов [9, с. 206-207]. Почти все партии роднила идея возможности применения насилия в политике [11; 48, с. 42-48, 132, 150-152].
Изучаются роль меньшевиков в примирительном процессе, сотрудничество большевиков с анархистами, левыми эсерами, действия ПСР по слиянию с другими неонародническими партиями и блокированию на выборах, отношение к коалиции кадетов [10; 27, с. 362, 377-383; 35, с. 170, 189-190; 42, с. 132-139 ; 44; 46, с. 661-686; 58, с. 204-243]. Называются имена лидеров, способных вести целенаправленную политику компромиссов (Л.Б. Каменев, Н. Осинский, И.Г. Церетели, Н. Череванин, Ю.О. Мартов, В.М. Чернов, А.Ф. Керенский). Обращается внимание на интерес монархистов к либералам и даже большевикам [22; 52].
Подверглась переосмыслению конфликтная концепция двоевластия. Исследовался процесс вырастания легитимного Временного правительства из солидарных действий Государственной Думы и Петросовета, надклассовая роль общественных исполнительных комитетов, вопрос о вхождении большевиков в коалиционные органы в ноябре — декабре 1917 г., коллегиальность антибольшевистских органов конца 1917-1918 г. [12; 26; 28; 36].
Введено в оборот понятие «революционная субкультура», предполагающее контакты революционеров разных направлений на неформальной основе [34]. Социокультурными моментами объясняются некоторые примирительные или альтруистические действия. Близкие связи между представителями противоборствующих сил допускали «исключения» в отношении родни [15, с. 54-55]. В работах Б.И. Колоницкого, Д.А. Бажанова, А.В. Резника применено понятие «политическая культура», в рамках которого интегрируются знания о политических взаимоотношениях [3; 23; 45]. Изучена культура поддержки правительства в виде приветственных посланий, понятие «политическая адаптация» [18; 39].
Изучая отношения буржуазии с Временным правительством и СНК, авторы подчеркивают стремление наладить диалог, определяют политику Временного правительства как надклассовую, пишут об элементах консенсуса между рабочими, предпринимателями и инженерными кадрами, переговорах рабочих с партиями [41, с. 83-86, 132-135; 57, с. 11-33]. Изучаются контакты офицеров с социально-политическими силами, их самоорганизация; поддержка правительства, партий, солидарность с различными категориями населения, элементы автономного действия солдат [14, с. 278-333; 40, с. 331-352; 53]. Продолжилось исследование взаимоотношениям крестьян и казаков, попыток донских правительств решить существовавшие проблемы [13, с. 73-78, 95-97; 60, p. 110-112, 141-142].
Правительство и партии искали возможности для налаживания отношений с крестьянами. Это проявлялось в деятельности земельных комитетов, реализации идеи волостных земств, умиротворении крестьян методами переговоров даже осенью 1917 г. Показательно, что и крестьяне надеялись на властные структуры, стремились решать свои проблемы через них [30, с. 180-185, 208209; 38]. Общим местом стало утверждение о том, что крестьяне слабо контролировались какой-либо партией, при этом большевистская власть в деревне в социальном отношении определяется как коалиционная [55, с. 139, 147-150, 154, 157-159].
Интеллигенция использовала открывшиеся уже Февралем возможности для университетского строительства, в разработке государственной политики и программных установок партий. Ненасильственное сопротивление советской власти позволило интеллигенции в дальнейшем установить контакты с советским режимом [17; 20, с. 295-337; 51, с. 143-148].
Постсоветская историография характеризуется попытками поиска вариантов примирения политических и социальных сил как в дооктябрьский, так и в послеоктябрьский период. При этом изменился моральный императив поисков — вместо оправдания большевистской политики перешли к осуждению гражданской войны.
Говоря о перспективах исследований, отметим необходимость объединения существующих достижений в единую комплексную работу, проведение сравнительных межрегиональных исследований, изучение социокультурных сюжетов, определение сущности политических коалиций (тактический прием или искреннее стремление примириться). Важно ответить на вопрос: почему усилия по примирению не увенчались успехом? Существуют и более «далекие» перспективы. Нужно понять — каким образом можно было использовать попытки к сближению для урегулирования ситуации, для чего необходимо привлекать теоретические наработки политологии и конфликтологии. Необходимо осознать «границы сотрудничества» правительства и общенациональных партий с национальными проектами. Реальностью гражданских войн является вмешательство иностранных государств. Нужно определить границы сотрудничества с интервентами, т. е. ту грань, где заканчивается возможность конструктивного взаимодействия с иностранными державами и начинается предательство национальных интересов или идеи справедливости.
Морозова Ольга Михайловна — доктор исторических наук, доцент, профессор Донского государственного технического университета (Ростов-на-Дону); olgafrost@gmail.com
Разиньков Михаил Егорович — кандидат исторических наук, доцент, доцент Воронежского государственного лесотехнического университета им. Г.Ф. Морозова (Воронеж); razinkov_mihail@mail.ru
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-09-0011519.
Просмотров: 228
Источник: Морозова О.М., Разиньков М.Е. Социально-политический диалог в России (1917-1918 гг.): основные этапы изучения и перспективы исследования //М.: Пятый Рим (ООО «Бестселлер»), 2020.-с.150-160
statehistory.ru в ЖЖ:
