Гулящие люди
При занятии русскими в Сибири новых областей немедленно появлялись промышленные и гулящие люди, которые искали здесь или выгодных занятий или свободы от стеснительных условий, в которых они жили на родине. Они не состояли на службе, не несли тягла и в буквальном смысле слова были людьми вольными. Пока соболиный промысел был в расцвете, а правительство ещё не стесняло частной инициативы, наиболее предприимчивые из пришлых вольных людей добывали соболя правдами и кривдами. Они-то, собственно, и были промышленными людьми. Другая часть вольных людей искала более знакомых ей занятий и с помощью государства «садилась на пашню», выбирая самые удобные и пригодные для сельского хозяйства места. Среди таких вольных людей воеводы, по указанию Москвы, «называли на государеву пашню во крестьяне вольных гулящих людей ис подмоги и изо льготы». Результаты такого набора на пашню были изложены в другой главе этой книги. Одновременно из гулящих верстались и служилые люди. Можно сказать,что значительная часть служилых людей и большинство посадских и пашенных крестьян ведут своё происхождение от вольных гулящих людей.

Гулящие люди в первый период заселения восточных областей Сибири образовывали резерв, откуда черпались главные слои илимского населения и поэтому являлись переходной группой, в которой временно задерживались пришедшие с Запада вольные люди.

Но когда земледелие на Илиме достаточно окрепло и сильно уменьшилась правительственная помощь оседавшим на пашню гулящим людям, то лишь тот из них становился пашенным крестьянином, кто имел семью или обзаводился ею на месте. Труднее стало устраиваться в качестве посадских или служилых людей, так как уже к концу XVII века свободные места были заполнены постоянными кадрами, для которых подобные занятия превратились в профессию. Поэтому притекающие с Запада гулящие люди, если они были без семей, не находили должного применения своим силам и надолго, часто навсегда оставались в положении гулящих людей. Численность этой группы стала возрастать с конца XVII века. Пётр I обратил на это внимание и посылал сибирским воеводам строгие указы — пристраивать к месту гулящих людей.

В немногих сохранившихся копиях с грамот Петра I «в Сибирь, в Илимской, воеводе нашему Федору Родионовичу Качанову» то и дело встречаются требования — верстать на пашню гулящих людей. В указе от 31 октября 1699 года (арх. 28, св. 3) в заключение написано: «И смотреть бы тебе гораздо, чтоб гулящих бездельных людей не было. И которых сыщешь и тех сажал на пашню или пристраивал к работе, х какой прилично». Через полмесяца, в грамоте от 15 ноября та же мысль повторяется в более решительных выражениях: «А того смотреть накрепко, чтобы в Ылимску и в слободах никаких пришлых гуляков и бездельных людей не было. И буде явятся — и таких изымав и распрося, буде до него никакого дела нет (т. е. если не разыскивается властями), сажать на пашню и смотреть над ними, чтоб не ушли. А ему сказать: буде с того своего места уйдет и пашню оставит и ему будет учинена смертная казнь без всякой пощады для того, что от таких бездельных гуляков чинятся воровства и всякие злодейства».

Но без государственной подмоги выполнить эти указы было невозможно. Воеводы могли посадить на пашню только семейных гулящих людей или тех, кто женился на дочерях или вдовах пашенных крестьян и тем самым принимал на себя крестьянское тягло.

Бессемейные гулящие люди неизбежно становились работниками у пашенных крестьян, у попов, у служилых и посадских людей.

Такова роль гулящих во второй период развития илимской пашни. Они образовали резерв работников «в сроке», т. е. сроковых рабочих или постоянных батраков.

Число их продолжало возрастать в течение всей первой четверти XVIII столетия. По сохранившейся части переписи 1710 года на 2227 человек населения приходилось 196 гулящих и промышленных людей или 8,8%. По учёту числа мужских душ в 1723 году было 583 гулящих человека или 7,5% от общего числа жителей мужского пола. Гулящие, после крестьян и служилых людей, составляли тогда третью по величине группу населения.

По семейному положению гулящие люди в конце первой четверти XVIII столетия представляли чрезвычайно своеобразную группу: они были почти сплошь бессемейными — из 583 гулящих только у 9 имелись дети. Это обстоятельство имело глубокий социальный смысл: бессемейный не мог заниматься хлебопашеством, бессемейный легче находил работу по найму и дешевле обходился хозяину. Для пашенного крестьянина семья — необходимость, для батрака необходимость — одиночество.

Материалы первой ревизии дают возможность обработать 139 показаний гулящих людей о своей родине. Оказывается из Устюга, Ваги, Яренска и Сольвычегодска вышло 91 человек или 65,5%, из прочих приуральских городов и северных частей России: из Олонца, Соликамска, Каргополя, Ярославля, Чусовской, Вычегды, Кунгура, Вологды и Мезени — 19 человек или 13,7%. Остальные 29 человек пришли в Илимский уезд из различных мест Сибири: Томска, Тобольска, Иркутска, Енисейска (12 чел.), Якутска, Тюмени, Красного Яру (Красноярска), с Лены, из Селенгинска, в числе их один был «мунгальской породы».

Эти данные показывают, что местами выхода являлись только северно-русские уезды и Сибирь. Несомненно, что и первые засельщики Илимского воеводства были родом из этих же северно-русских областей, так как гулящие люди не представляли особого течения в этом колонизационном потоке, а являлись той его частью, которая ко времени переписи оставалась неустроенной.

Очень важны данные о времени их выхода с родины. Сведения о числе лет проживания в Сибири имеются о 41 гулящем человеке, из них 12 чел. пришли «с Руси» 5 лет назад, 7 чел. от 6 до 10 лет, 11 чел. от 11 до 20 лет, 8 чел. от 20 до 30 лет и 3 чел. более 30 лет.

Значит, годами и даже десятилетиями не могли устроить здесь свою судьбу многие из тех, кто ушёл с родины в поисках лучших условий.

Приходили гулящие в Илимск самовольно. Почти по всем показаниям сказок 1722 года относительно каждого из гулящих помечено: «а отпусков у него не явилось». В феврале 1702 года приказчик Бирюльской слободы писал воеводе об устроении одного гулящего человека в пашню и заметил: «А Григорей Фадеевых с Еренского пришел в Ылимской гулящим бытом и оброк платил гулящей» (Россыпь, № 18, св. 2).

Как-то невольно самое слово «гулящий», или как писалось тогда «гулящей», вызывает представление о молодом и независимом человеке. Однако название это в действительности никакого отношения к возрасту не имеет; гулящими оказываются и очень молодые 15-летние юноши, и подчас очень старые люди. Перепись мужского населения 1723 года позволяет обработать данные о возрасте 583 гулящих людей (табл. 87).

Таблица 87


Таким образом, среди гулящих людей старики старше 60 лет составляют 22,5%, т. е. почти ¼ трое из них имели по 90 лет, один 93 года и один 100 лет.

Своеобразное общественное положение этой группы населения наложило резкий отпечаток на их возрастный состав. Нельзя не заметить, что подавляющая часть гулящих людей, а именно 75,0% относится к рабочему возрасту от 16 до 59 лет.

Женщин среди гулящих людей не встречается. Только в 5-10 случаях попадаются жёны гулящих людей. Гулящий человек — одинок.

Чем же занимались эти одинокие и в большинстве необеспеченные люди?

При опросе их в Усть-Илгинской слободе, в Нижней Слободе и в Яндинском остроге все они, за исключением Я.И. Некрасова, отставного казака 86 лет, однообразно ответили: «пришел в Сибирь ради черной работы» или: «а робит он черную работу», или более полно: «Петр Еремеев сын Корелин, сказался 56 лет, рождения он города Каргополь, пришел в Сибирь ради черной работы. В Сибири живет 25 лет, а робит он черную работу» (у попа Знаменской церкви Луки Афанасьева в Илгинском остроге). О подавляющем числе гулящих людей, именно в 119 случаях из 141, документы не сообщают ничего более, кроме таких кратких, но не вполне определённых сведений о роде занятий. Несомненно, что почти все они работали по найму. В 10 случаях из этих 141 говорится, что они «в работе у крестьян», в 2 случаях — у попа, один — в часовне «в трудниках», один печник, один «робит кузнишную работу на крестьянской обиход: сошники, косы, топоры», про одного сказано: «ремесло у него — холостит жеребцов и быков, с того ремесла платит по 6 алтын по 4 деньги на год». О гулящем человеке Луке Алексееве сыне Кучине из Илгинского острога записано: сказался 38 лет, рождения города Устюга, живет здесь 6 лет, «ремесла у него никакого нет, кроме того, что учит крестьянских детей в грамоте. Оброку платит по рублю, а с 720-го году не спрашивают». Отпуска у него также не явилось. Имя этого гулящего стоит отметить, как имя первого народного учителя, упоминаемого в документах той эпохи. Безвестный бродячий просветитель! Наконец, о других гулящих людях говорится ещё менее определённо: один сказался промышленным человеком, двое — казачьими детьми, один — крестьянским сыном, один, как указано, отставным казаком, служившим, может быть, за 60-65 лет до того в рядах первых завоевателей Восточной Сибири.

В поисках заработка гулящие люди нанимались и на те случайные работы, которые изредка предпринимала местная власть. Так, в 1719 году под наблюдением илимского сына боярского Микифора Леонтьевича сына Кырнаева работало на починке большой государевой мельницы на речке Зырянке 36 человек на условиях: «подённого найму по гривне на день, а за неполные дни по розчету» (т. е. из расчёта гривны на день; копейками тогда ещё не считали).

Основная же часть гулящих людей была в работниках у пашенных крестьян, а в более редких случаях — у хлебных обротчиков. Некоторая часть гулящих давала на себя дворовую запись, превращаясь таким образом в крепостных.

Отсутствие своего хозяйства, бессемейность, полная свобода от, мирских «потуг», наконец денежное обложение государством — это всё необходимое и достаточное для того, чтобы гулящий превращался в батрака.

Этому соответствует и несоразмерно большой процент лиц рабочего возраста в группе гулящих людей, процент немыслимый ни для какой другой общественной группы.

Состав гулящих людей не был совершенно однородным. Среди них встречались лица, обладавшие профессиями, очень ценными в те времена, что давало возможность таким гулящим подниматься над средним уровнем группы и переходить в посадские. В то же время часть гулящих, особенно глубоких стариков, смыкалась с группой нищих. Последние отличались лишь полной свободой от государственных обложений.

Размещался этот работный слой по территории Илимского воеводства очень неравномерно. Пространственное размещение гулящих имело свои закономерности, в соответствии с экономическими особенностями волостей. В таблице 88 приведены данные о размещении гулящих людей но острогам и слободам в 1723 году.

Два обстоятельства бросаются в глаза при изучении этих данных: 1) широкое, почти повсеместное распространение гулящих людей, как неотъемлемой части населения Илимского воеводства начала XVIII столетия; 2) скопление основных масс гулящих людей в отдельных, наиболее важных в сельскохозяйственном отношении слободах и деревнях.

Таблица 88


В самом деле, в верховьях Илима, там, где хлебопашество было в ничтожном размере, перепись зарегистрировала только одного гулящего. Единицами встречаются гулящие люди в тех ленских слободах, где товарное земледелие было развито слабо, например в Усть-Кутском остроге. Напротив, в Илгинском остроге и по ленским «острошкам», с более развитым земледелием, и несколько слабее по Ангаре сосредоточиваются основные части гулящего люда.

Ранее был рассмотрен вопрос о степени применения наёмкой рабочей силы в Илгинском остроге. И именно здесь концентрируются в наибольшей мере гулящие люди. Для подтверждения этого вывода в таблице 89 приводятся данные о некоторых селениях Илгинского острога, в которых процент гулящих людей по отношению ко всему населению мужского пола был наиболее высок:

Таблица 89


В среднем, по этим восьми деревням процент гулящих по отношению к числу мужских душ всего населения составляет 28,1%. Вот откуда черпали наёмных работников пашенные крестьяне приленских сёл Илгинского острога. Этими ресурсами были в первую очередь гулящие люди.

Введение Петром I подушной подати касалось и гулящих людей. Впервые весь этот слой населения Сибири стал податным.

Введение подати усилило зависимость гулящих людей от государства, как податного элемента и от их хозяев, как батраков.

Гулящие люди с конца двадцатых годов XVIII века начинают исчезать как особая категория сибирского населения. Вольные люди превращаются в тяглый элемент и батраков. Это третий и последний этап истории гулящего люда.

<< Назад   Вперёд>>