Подсобные промыслы и заведения крестьян
Сельское хозяйство, и прежде всего земледелие, полностью определяло экономику илимского крестьянина. В местах, где издревле велось только кочевое хозяйство, первая сошная борозда русского крестьянина оказалась резкой размежёвывающей чертой между кочеванием туземца и оседлостью новосёла. Крестьянин оседал прочно и во вновь завоёванной стране казался более подлинным хозяином земли, которую он осваивал, чем кочевник, не оставлявший на земле следов своей деятельности. Кочевник заинтересован в неизменности земли: охотник — лесов, скотовод — степи. Крестьянин, напротив, заинтересован в изменении её, в овладении её силами.

Все неземледельческие занятия для крестьянина — вспомогательные, дополнительные. Крестьянин поневоле ведёт разностороннее хозяйство, так как должен покрывать почти все потребности произведениями своего труда. Крестьянин всегда самый разносторонний труженик.

Но многие промыслы не отражаются в делах Илимского воеводства. Поэтому можно остановиться только на некоторых промыслах и вспомогательных занятиях илимского крестьянина.

Мельницы

Из всех «заводов» наибольшее распространение имели мельницы. Сплошного учёта их по всем волостям Илимского воеводства не сохранилось, но по уцелевшим материалам можно достаточно хорошо представить состояние этой отрасли илимского хозяйства. Мельницы облагались оброком, следовательно, им вёлся точный учёт, в силу которого можно располагать доброкачественным материалом в отношении числа и типа распространённых в то время мельниц. Все они размещались на реках, речках или ручьях; ветряных мельниц не было, упоминается только одна ветрянка в Яндинской волости.

Водяные мельницы были двух родов — более производительные «колесчатые», т. е. с наливным, а в отдельных случаях может быть и с подливным колесом и мелкие «мутовчатые», т. е.с рабочим лопастным валом. Последние ставились на малых водостоках и работали зачастую только летом или даже только весною. Колесчатые мельницы нередко мололи для сторонних людей, плата взималась по 2033 коп. за 100 пуд. Принимая во внимание, что некоторые мельницы, по показаниям их собственников, размалывали по 1500-2000 пудов, доход от них мог подниматься до 3-6 рублей в год. Мутовчатые мельницы размалывали за сезон самое большее по нескольку сот пудов и служили для удовлетворения потребностей одного или нескольких дворов.

По признаку владения мельницы могли быть «мирскими», монастырскими и государевыми. Первых было больше всего, они принадлежали отдельным пашенным крестьянам или группе крестьянских хозяйств, являясь в таком случае складническими, а также служилым, торговым или посадским людям. Монастырям принадлежали мельницы в Киренске, Братске и на Илге, государству — две мельницы в Илимске, одна большая на речке Зырянке, другая малая на ручье (изображена на чертеже Илимского острога), сдававшиеся па откуп, и одна на р. Оке.

В сборнике дел ясачного и денежного стола илимской воеводской приказной избы за 1704 год (арх. № 61, св. 6, лл. 19-22) имеется список мельниц по 7 волостям, на основании которого построена таблица 60 по мирским мельницам.

Отсюда следует, что в этих волостях преобладающим видом мельниц были малопроизводительные, чисто потребительского назначения, мутовки. Размер обложения устанавливался в соответствии с величиной помола, в среднем за колесчатую мельницу уплачивалось в год по 65 копеек, с колебаниями от 2 рублей 3 алтын 2 денег, как у Погодаевых в Нижне-Илимской волости, до 16 алтын 4 денег. Чаще всего встречается размер оброка в 1 рубль и в 50 копеек. Средний размер обложения с мутовчатых мельниц около 16 копеек в год, с колебаниями от 1 алтына 4 денег (5 копеек) до 16 алтын 4 денег (50 копеек), чаще всего уплачивалось по 6 алтын 2 деньги. Следовательно, если судить по размерам обложения, колёсчатые мельницы по производительности превосходили мутовчатые в 4 раза.

Из 91 мельницы пашенным крестьянам принадлежало 85 мельниц, а остальные — двум служилым людям, илимскому сыну боярскому Ивану Качину, пятидесятнику казачью Ивану Роспутину, отставному казаку Костянтинову и судовому плотнику Лузенину. В последних 6 случаях все мельницы, за исключением одной, принадлежавшей служилому человеку Сизову, были мутовками. Все более производительные мельницы, частью имевшие промышленное значение, находились у пашенных крестьян в личном или складническом владении.

Кроме рассмотренных данных о мельницах Илимского воеводства, в разных делах разбросаны другие сведения, которыми, можно пополнить очерк мукомолья.

Таблица 60


За 1705 год имеется список мельниц, не имеющий начала и конца, охватывающий 27 мельниц Усть-Кутской и Орленской волостей. Эти материалы дают существенные сведения о типе крестьянских мельниц. Вот выдержка из показаний крестьян по складнической мельнице: «Того ж числа деревни Тюменинской (Усть-Кутской волости) пашенные крестьяне Павел Андреев, Василей Тюменин по евангельской заповеди господни сказали: мельница мутовчатая на ключу, построена у них во 191-м (1683) году на даной земле... анбар на пруду двух сажен, в нем одне жернова в аршин. Мелет в сутки, когда вода бывает, пуда по полтретья и по три ржи своего молотья, а посторонного молотья они никакова никакого (по ошибке писца одно слово написано дважды, притом в двух равноправных формах) не мелют. А оброку де платят они по осьми алтын по две деньги на год. Угодей у той мельницы никаких нет. К сей сказке вместо Павла Андреева с товарыщи, по их велению, Микита Сенотрусов руку приложил».

По этим данным можно с достоверностью установить, что в 20 случаях имелись пруды. Это имеет существенное значение потому, что ряд мутовчатых мельниц ставился на ручьях, имеющих большое падение, без подпруживания. Ещё и сейчас, в 1948 году, в самом Илимске имеется такая мельница. По этим же материалам можно установить размер строений, которые названы в сказках амбарами: мельниц, имеющих одну сажень (стороны квадрата?) насчитывалось семь, 1½ сажени — тринадцать, 2 сажени — семь. Эти же материалы дают представление о поперечнике жерновов: 20 мельниц имели жернова по ¾ аршина и семь по 1 аршину. Производительность везде показана в пудах за сутки, причём всегда оговаривается, что размол идёт только тогда, когда бывает вода. По 1 пуду мелет одна мельница, по 1-2 пуда — пять, по 2-3 пуда — десять, по 3-4 пуда — десять и по 7-8 пудов — одна мельница. Следовательно, средняя производительность составляла 2,6 пуда в сутки.

В делах за 1726 год (Россыпь, № 66, св. 7, лл. 293-299) собраны сказки крестьян и посадских людей Братского острога о их мельницах. Сказки построены по следующему образцу: «1726 году генваря в 18 день. Будучи в Брацку на съезжем дворе, перед подчиненным камисаром Иваном Васильевым сыном Добрынским того ж Брацкого острогу Тангуевской деревни пашенной Иван Роспопин сказал: в прошлых де годех построена де у него, Роспопина, на данной ево, Роспопина, земле, на Теме речке колесчатая мельница, которая де у него, Роспопина, вопче з братом ево с Матфеем Григорьевым. А помолу де у них, Роспопиных, постороннего никогда не бывает. Только де они, Роспопины, на той мельнице мелют хлебной запас про свою домовую нужду. А с той мельницы оброку платят де оне, Роспопины, в казну ея императорского величества, государыни императрицы и самодержицы всероссийской, в Брацку по шти алтын по 4 деньги на год. А сказал я, Роспопин, в сей своей сказке самую истинну, безо всякие утайки. К сей скаске вместо пашенного крестьянина Ивана Роспопина, по его велению, Герасим Брянской руку приложил».

Всего таких сказок 25, из них 22 сказки крестьян и 3 посадских людей. Колесчатых мельниц имелось у них 15, про одну сказано: «налевная», мутовчатых 7, о роде трёх мельниц сведений не дано. Из крестьянских мельниц 3 были «вопче» или «ввопче». Из 25 мельниц 6 не работало — «разорилась, сгнила, сгорела, унесло в Ангару, подмыло». По словам владельцев мельниц они мололи только себе; оброку платили по полуполтине, по одной, двум, четырем гривнам, по 20 алтын (один случай) и по 10 денег (тоже). Некоторые не платили вовсе по разным причинам, в том числе двое потому, что «строили тое мельницу по своему позволению». Большинство подчеркнуло кратковременность действия мельницы: «мелет з дождевые и полые воды», или: «ныне огнила и мелет зело плохо», или: «по веснам от снежные и дождевые воды», или: «зимой и летом в малую воду не мелет».

По ревизским сказкам 1722 года сохранились сведения о 82 мельницах.

Типичная крестьянская мельница записана, например, у пашенного крестьянина А.Е. Пономарёва в Усть-Илгинской слободе: «У них же мельница мутовчата, поставлена на ручье вдавних годех. На ней мелют про свой домашней обиход всякого хлеба пудов по сту на год, а сторонним людем хлеба никому оне не мелют». Оброку Пономарёв платил 3 алтына 2 деньги в год. На подобных мельницах хлеб посторонним размалывался в малых количествах. Конечно, владельцы преуменьшали или скрывали количество хлеба, поступавшего для помола со стороны, но это ничего не изменяет в чисто потребительском назначении таких, главным образом мутовчатых, мельниц. Крестьянин дер. Марковой Усть-Кутского острога Л. Таюрский показывает, что мелет посторонним пудов по 20 в год.

Из 82 мельниц, о которых упоминается в сказках 1722 года, в складническом владении находилось не менее 14 мельниц, которые являлись общим имуществом 31 двора. Одна мельница принадлежала четырём, одна — трём дворам, остальные имели по два. собственника. Так в дер. Тюменской П. и Я. Харитоновы владели мельницей «с суседом», в Орленской слободе крестьянский двор в составе Ивана большего, Ивана среднего и Ивана меньшего Леонтьевых детей Тупицыных владел сообща мельницей с другим двором. У 4 братьев Широковских в Усть-Илгинской слободе «мельница мутовчата вопче с Полигаловым», стоит «на ручью», в год мелет 100 пуд. У И. Бузюкова в той же слободе мельница мутовчата «вопче» с Вас. и Сем. Бузюковыми. Встречаются складнические хозяйства, но очень редко, которые извлекают из мельницы доход. Такова мельница В. Ожегова в Нижней Слободе: «мельница вопче, колесчата, над Илгою рекою [поставлена] в давных годех. На ней мелют про свой домашний обиход всякого хлеба пудов тысячи по две на год, а за помол берут со ста пудов по 10 алтьш». Весь денежный доход, сказка оценивает в «шесть рублев».

В личном владении пашенных крестьян были также сравнительно крупные мельницы, вроде отмеченной выше, которые мололи главным образом давальческое зерно. Так мельница у Ф. Лебедева и Усть-Илгинской деревне, кроме помола на семью «пудов по сто по полтора», молола сторонним людям «сот по шести», причём бралось за помол со ста пудов по 6 алтын 4 деньги, т. е. по ⅕ коп. с пуда. Это давало, по словам Лебедева. 1 рубль 4 алтына 4 деньги в год. У Л. Солоницына в Илгинском остроге колесчатая мельница размалывала до 1500 пудов, плата взималась «по полуполтине» за 100 пудов. Годовой доход Солоницына — 3 рубля 25 алтын. В Тутурской слободе у четырёх братьев Головных колесчатая мельница размалывала хозяйству 300 пудов, посторонним 500 пудов, с оплатой по 10 алтын за 100 пудов, т. е. по 0,3 коп. с пуда.

Шесть учтённых мельниц не работали, о них говорится: «разореная», «размыло», «подмыло», «сгорела» (два случая), «снесло». Впрочем и многие действующие мельницы давали крохотную производительность. Встречаются показания о размоле 10 пудов в год (если это не ошибка); у Ф. Максимова и А. иИ. Еремеевых общая их мельница «мутовчата, мелет летним временем по пуду и больше на сутки, а зимою не мелет», т. е. даёт за сезон 100-120 пудов.

Таковы данные о крестьянских мельницах. О ничтожной производительности подавляющей части их можно судить и по тому, что на 280 крестьянских дворов приходилось 82 мельницы, т. е. одна па 3½ двора. Согласно расчётов по балансу хлеба, на продовольствие затрачивалось 37,1 тыс. пудов, на продажу шло 6,0 тыс. пудов; следовательно, на размол предназначалось не более 50 тыс. пудов, т. е. на одну действующую мельницу около 650 пудов на год, не считая при этом мельниц других владельцев (монастырей, государства, служилых людей). Средняя производительность мутовчатых мельниц была ещё меньше, около 300-350 пудов в год.

Подобные мельницы и теперь существуют в северных районах Иркутской области.

Монастырских мельниц в Илимском воеводстве было шесть. Одна принадлежала Якутскому Спасскому монастырю и находилась на речке Биликте. Посторонние на ней не мололи. Другая, Братского Спасского монастыря, находилась в д. Падинской: «Мельница колесчата, а в анбарах одне жерновы, пятерики. А построена та мельница в прошлом в 713м году. А мелет та мельница зимой и летним временем про свой обиход, пудов по 20 и меньши. А за помол от посторонних людей и от крестьян помольных денег збираетца в год рублев по шти и по семи. А за помол берут по деньге с пуда». Так, в 1722 году показывал досмотрщик хозяйства Спасского монастыря. Монастырь платил с этой мельницы оброк — гривну в год. Как можно судить по приведённой выдержке, посторонним в год размалывалось 1200-1400 пудов в год, причём плата по сравнению с другими мельницами была выше почти в два раза. О производительности четырёх монастырских мельниц, принадлежавших Киренскому Троицкому монастырю, сведений в делах Илимского воеводства нет. В делах этого монастыря (фонд 482) есть данные, по которым можно определить производительность монастырских мельниц по 20003000 пудов в год. Пятая мельница Киренского монастыря находилась вне пределов Илимского воеводства, на р. Анге.

Промыслы

Оторванная от центров промышленного и кустарного производства Руси, имевшая один торговый путь от Ангары через Илим на Лену, илимская деревня должна была почти все свои производственные и бытовые нужды удовлетворять за счёт местных промыслов. Сведения о них крайне обрывочны. В Илимском воеводстве должны были существовать ткачество, выделка одежды и обуви, колёсное, овчинно-шубное, валяльное, кирпичное и другие ремёсла, о которых в документах даже не упоминается.

В сказках 1720-1722 годов и в других бумагах нашли отражение следующие ремесленные занятия и промыслы жителей.

Кузнечное ремесло. О пашенном крестьянине Я. Козлове из Нижней слободы записано: «у него ж кузница; в ней кует про свой домашний обиход: косы, топоры, серпы и сошники; також кует и на крестьян». Пашенный И. Олферовых из дер. Костянтиновской «временем кует на себя». По росписи илгинских пашенных крестьян, переданной приказной избой приказчику для сбора хлеба на 1722 год (арх. № 136, св. 14), ему поручается взять оброчный хлеб у братьев Ивана и Герасима Арзамазовых «с кузнишного ремесла».

Кузницы были и у монастырей, а в Усолье, около Усть-Кута, имелась государственная кузница, кузнец которой получал денежное, хлебное и соляное жалование. Эта кузница обслуживала солеваренный завод и постройку судов для сплава хлеба в Якутск.

Кроме того, кузницами владели многие посадские люди, особенно в Илимске и Братске. На чертеже Илимского острога изображены 4 кузницы, стоящие на правом берегу р. Илима близ воды и в достаточном удалении от жилых построек.

При изучении таможенных книг невольно обращает на себя внимание чрезвычайно малое количество сельскохозяйственных предметов. Больше всего почему-то привозилось топоров, сводка поступления которых по таможенным ценовным книгам приводится в таблице 61.

Все привозы топоров были мелкие. Об этом можно составить представление по тому, что отмеченные 1386 топоров распадались на 83 партии. Значит, у купцов в среднем в привозе было по 17 топоров. В 1649 году топор средней руки стоил без илимской наценки 20 алтын, в 1662 году — 8 гривен, в 1670 году — от 26 до 30 алтын, в 1680 году — 26 алтын 4 деньги, а в 1664 году, когда привоз по каким-то причинам резко упал, они оценивались по 7 рублей за штуку! Так дорого ценились железные изделия и так пользовались этим купцы. Кроме топоров мало что привозилось из тех предметов, которые имеют применение в земледелии. По сохранившимся таможенным ценовным книгам XVII столетия завоз косгорбуш составлял: в 1649 году — 50 штук, в 1664 году — 3, в 1670 году — 20 и в 1680 году — 15. Цена их также была неустойчива: в 1649 году по 10 алтын, в 1664 году по 1 рублю, в 1670 году по 16 алтын (штынатцати алтын) 4 деньги, т. е. по 50 коп. В 1649 году было привезено 80 сошников «недруженых» и 1½ пуда железа сошного, в 1670 году 25 лемехов, 11 сошников по 2 рубля и 10 пил малых по 5 алтын. Вот и всё, что достигало берегов Илима из «русских товаров», имевших отношение к земледелию и поступавших сюда обычно по енисейским проезжим грамотам.

Таблица 61


Железа сошного и кричного, т. е. не в изделиях, привозилось очень мало — по нескольку пудов в год. Трудно сказать, какими путями доходило до Илимского воеводства железо, но можно безошибочно утверждать, что оно ценилось несоразмерно дорого. Поэтому, при передаче приказчиками судных изб и житниц всегда указывалось: «у избных дверей крюки и петли железные», «у избы двои двери на крюках железных...1 У печи, заслон железной, дверь на крюках железных с пробои и цепочкой и з крюком..., у подвальных дверей пробои железные». Воеводы для нужд государева хозяйства железо добывали путём сбора натурой в таможнях с провозимого железа и путём обложения лавки в Илимске, торговавшей железом. Один раз была неудачная попытка получить 100 пудов железа из таможенных сборов Иркутского воеводства для «цыренной починки» Усольского солеваренного завода на р. Куте. О местной выплавке железа из имеющихся богатых руд документы не говорят ни слова. Лишь однажды в Москву сообщалось о наличии на р. Ангаре железной руды Воевода Б.Д. Оладьин писал в Сибирский приказ: «...в нынешнем во 163-м (1654 или 1655) году... ведомо мне... учинилось от иноземцов ясашных людей, что де в Ылымском уезде у Тунгуски реки в горе есть железная руда». Оладьин послал туда двух служилых людей — Игнашку Бутакова да Шестачка Коршунова2, которые сыскали руду привезли образец её в Илимск. «И я, холоп твой, ис тое руды велел опыт учинить. А по опыту, государь, ис тое руды железо родитца доброе, на всякое дело годитца». Далее Оладьин сообщает, что заставить железо варить «ис тое приискные руды неково и нанять нечем — в твоей государеве казне денег нет». Требовалось,по соображениям воеводы, 6 человек и не менее 200 рублей денег «на тот железной и рудяной завод». На обороте 1-го листа есть помета дьяка Сибирского приказа: «Отписать, сколько железные руды сыскано и привезено в Ылимской острог; и ис той руды сколько сварено железа; и много ль той железной руды у Тунгуски реки в горе, по смете чаять; и шестью человеку работники по сколько пуд железа ис той руды выварят на год; и почему пуд того железа в деле иметца (это слово неразборчиво) против ево опыту — о том велеть описать (или отписать), сметясь подлинно».

Наладить выплавку железа в Илимском воеводстве так и не удалось.

В том же столбце (лл. 258-259) имеется сообщение о месторождении серебряной руды выше устья р. Илима «вверх идучи, на левой стороне, у Голубово яру, в горе». Два пуда её было отослано в Москву. Размеры залегания руды — 60 сажен длины, 3 сажени ширины, 1 аршин толщины. На руде «признаки есть, кабы медные, а иные белые и серые, кабы руда серебряная».

Кожевенное дело. Ещё меньше известно о выделке кож. Нужно полагать, что многие крестьяне сами дубили кожи или выделывали сыромять. Очень редко упоминается о кожевенных заводах. При описании хозяйства пашенного крестьянина Родиона Чувашева в дер. Закорской Ближней между прочим сказано: «у него, Родиона, подле двора кожевенная изба, в той избе одни чан. В того (том?) чане кладет крестьянских кож по 20 по 5 на год. А те кожи делает он крестьяном красные, белые и дубленые ис половины. С того ремесла он, Родион, в казну великого государя платит оброку по 13 алтын по 2 деньги на год. А тем ремеслом промышляет 4 года». Ранее приводилась опись имущества Бубнова, из которой можно заключить, что он имел кожевенный завод.

Звериные и птичьи ловли. Казалось бы, что в почти сплошь затаёженной зоне, где и поныне идут крупные заготовки пушнины, у крестьян была широко развитая охота. В действительности же пушной промысел тогда вели ясачные тунгусы, да в первые годы прихода русских — промышленные люди. Уделом крестьянина остаётся пашня. Звероловство же встречается редко и ведётся пашенными крестьянами в незначительных размерах. Впрочем, нельзя считать достоверными те сведения, которые давали крестьяне переписчику. Сведения сильно преуменьшались, так как результаты охотничьего промысла не поддавались такому строгому учёту, какой воеводы осуществляли в отношении земледельческого труда. Вот для примера несколько показаний крестьян.

Пашенный крестьянин Федосеев из деревни Максима Зырянова, который жил покупным хлебом, сообщает, что у двора «3 ямы звериные, копаны в 719-м году, а в тех ямах всего попадывало 3 сохатых. А птичьих угодей ставит (слово не прочитано) годом, когда добудетца десяток тетеревей и больши». Андрей Устинов из той же деревни имеет две ямы оленьих, «а в них ничего не добывывал». У Л. Таюрского в дер. Марковой «в суземе 2 ямы лисьи», добыл одну лисицу, которую продал за 1 рубль. Л. Гомзяков из дер. Тирской имеет 100 плашек в суземе. Добывает до 100 белок, «оброку не плачивал». Вот и всё, что показали крестьяне в 1720-1722 годах об охоте. Конечно, невероятно, чтобы из 280 дворов только 4 хозяйства шли зимой в тайгу, которая начиналась сразу за деревней и занимала нескончаемые пространства, никем, кроме тунгусов, не контролируемые. Но тунгусы к этому времени отошли на верховья рек Илима, Киренги, Тунгуски и их притоки, мало соприкасаясь с русским оседлым населением.

Специальные опросы крестьян о занятии пушным промыслом были предприняты позднее, в середине XVIII века, при чём было установлено, что в ряде волостей почти каждый крестьянский двор имел орудия лова. У зажиточных крестьян было по 100, 200 и более плашек.

Рыболовство. Все населённые места воеводства располагались на берегах крупных рек и их притоков, как видно из приложенной карты Илимского воеводства, поэтому почти каждая крестьянская семья занималась ловлей рыбы и имела хотя бы простейшие снасти. Наряду с примитивными орудиями лова встречаются невода и сети. Ещё и теперь среди жителей бывшего Илимского воеводства и в самом Илимске встречаются мастера по вязке сетей. Впрочем, много снастей завозилось извне.

По таможенным книгам, среди других, чаще всего встречающихся товаров, сравнительно много завозилось предметов рыболовства. Например, по книге 1649 года было отмечено 9643 сажени сетей неводных, 110 пудов прядена неводного, по книге 1661 года — 775 сажен сетей неводных, 180 сажен дели неводной, 8 пудов прядена неводного, по книге 1663 года — немного сетей, 150 сажен дели и 5¾ пуда прядена, по книге 1667 года — 270 сажен сетей, в 1669 году — 90 сажен сетей, в 1674 году — 940 сажен сетей, 5¼ пуда прядена и 3100 уд осетровых, в 1680 году — 230 сажен сетей, 4 нуда прядена, в 1682 году — 100 сажен сетей, 1 пуд прядена, 120 сажен дели. Правда, часть товаров провозилась далее, в Якутск.

В «Описной книге» 1699-1700 годов есть ряд свидетельств с ловле рыбы крестьянами ленских волостей: «Да у тех же, закаменных крестьян, на Лене реке подле островов рыбной промысел. Весною и летом и осенью неводят и в большую воду с сетьми плавают. А оброку... не платят». То же сказано и о крестьянах деревень Алексеевской, Никольской и Змеинской, только добавлено: «...рыбу промышляют и привозят в Киренской и продают на деньги. А... оброку не платят».

Есть ещё документ, на основании которого можно сказать несколько слов о рыболовстве у крестьян Илимского воеводства, это сказки 1720-1722 годов. Например, из 11 дворов Илгинского острога один двор имел невод в 20 сажен, а два двора ловили рыбу мордами. Мордами же ловили в дер. Закорской Ближней, в Закорской Дальней и в других поселениях по Тыпте и Илге. В Тутурской слободе невод называли бреднем. Там из 17 дворов 2 имели бредни по 10 сажен и 4 по 15 сажен. В Жигаловской деревне из 10 дворов 5 имели невода по 10, 15 и 20 сажен. В Орленской слободе из 22 дворов занимались ловлей рыбы 15, которые имели 1 невод в 15 сажен, 6 неводов по 20 сажен, 8 неводов по 30 сажен.

Эти примеры подтверждают широкое развитие местного рыболовства в пределах Илимского воеводства. Впрочем оно не везде было мелким. Недаром Киренский монастырь упорно и горько жаловался, что крестьяне его опромышливают. Но так как рыбная ловля облагалась налогами, что-то около 2 алтын, то крестьяне неизменно подчёркивали, давая показания об этом промысле, незначительность улова, ограниченного якобы домашним потреблением.

Вот некоторые из крестьянских сказок: — Пётр Максимов Чайкин из Орленской .слободы показал: «Рыбу промышляют мордою, себе на питание, в год по полупуду». П.С. Поляков из той же слободы: «Рыбу промышляет себе на питание сетью, летним временем, пуда по полтора на год». В дер. Дремзииа крестьянин сказал: «А рыбы де он временем уловит про себя мордою, налимы, и то малое число». Стреловы и Дроздовы из дер. Коченской имели «один невод малой, бредник, 11 сажен. Рыбу ловят оне времянем, про себя, мелкую — хайрюзы и ельцы».

Из сказанного вытекает, что рыболовство среди крестьян Илимского воеводства являлось подспорьем к основному занятию — земледелию и в большинстве случаев носило характер мелкого сезонного промысла, как это и подчёркивают крестьяне в своих сказках. Можно предположить только, что ловля рыбы была гораздо более распространённой, чем показывали крестьяне. Сомнение в отношении правильности крестьянских сказок отчасти можно подкрепить такими сопоставлениями: сажень сетей, по таможенным книгам, стоила 5 алтын; если взять средний невод в 15 сажен, то стоимость его окажется равной 2 руб. 25 коп. Так как ясак сдавался частично рыбой, то воевода поручал целовальникам продажу её на местных рынках, обычно в Усть-Куте. Пуд стерлядей продавался там за 16 алтын, т. е. за 48 коп3. Понятно, что мелкая рыба, которую ловили крестьяне, стоила ещё дешевле. Если сопоставить стоимость невода — 2 руб. 25 коп. со стоимостью пуда стерлядей — 48 коп., то представляется невероятным, что улов мог ограничиваться теми величинами, о которых говорят владельцы неводов и сетей, т. е. зажиточные крестьяне.



1 Сибирский приказ. Столбец 471, часть 1, лл. 254-255.
2 Не связаны ли эти имена с названием известных Шестаковского и Коршуновского месторождений в Нижне-Илимском районе?
3 Например, в феврале 1703 года из Илимска в Усть-Кут была отправлена 121 стерлядь весом в 30 пудов, в среднем по 10 фунтов штука.

<< Назад   Вперёд>>