Городовая команда
Политика укрепления полицейских сил, проводимая правительством в конце XVIII века, затронула и Сибирь. В уездных городах были созданы особые городовые команды, которым поручалось несение гарнизонной и полицейской службы.

Сибирский губернатор Чичерин в 1764 году направил в Илимск через секретную комиссию бывшего каптенармуса Ладожского пехотного полка Афанасия Зарубина (Фонд 75, арх. № 2826, лл. 1).

В Илимске Зарубин был назначен сержантом городовой команды и, впредь до назначения подпоручика, временным ее начальником. Казаки Илимского уезда получили, таким образом, первого воинского начальника. Вскоре начала формироваться особая илимская городовая команда, главным образом, из негодных к строевой службе солдат.

Сержант Афанасий Зарубин происходил из крестьян Илимского уезда, родился он в деревне Едорме и при назначении в Илимск уже имел 51 год. За свою службу в армии он не раз участвовал в войнах: «В Турецкой акции под Очаковым в 737-м году, в 738-м — под Вендеры (Бендеры), в 739-м — под Хотимом, где было и сражение; в Швеции в 741-м под Вильмострандом, в 742-м под Фридихсгамо и под Елкинфором и под Мызою швецкою, где и сражении были с неприятелем, в 743-м под Абовым, в 757-м — по 762 год в Пруской баталии, под городом Вилавой, где было и сражение, и ранен в левую ногу пулею. Под городом Кистрином голова разсечена саблею».

В наказаниях он не бывал. На вопрос «В грамоте читать и писать умеет или нет» об этом заслуженном воине сказано — «не умеет».

Умер Зарубин в 1770 году (Фонд 75, арх. № 3086, л. 149).

В инструкции Зарубину предписывалось принять команду казаков в числе 120 человек, завести списки казаков, «смотреть», чтобы они имели «свое ружье — фузеи или винтовки, палаши или сабли», выдавать им жалованье. Сержант был обязан наблюдать за поведением казаков, чтобы среди них не было «своевольства», ссор, драк и пьянства, чтобы они «в одежде следили за собой».

Зарубину поручалось вести казачьи наряды, принять казачью караульную избу и держать караул у воеводской канцелярии, при тюремном остроге, у казенных амбаров и у винного подвала.

Затем в инструкции излагаются полицейские обязанности командира казачьей команды. Он должен учредить распорядок на случай пожарных тревог; приказать жителям Илимска завести для печения хлеба и приготовления пищи летом и весной «особливые печи на дворах или в огородах»; расписать, с каким пожарным инструментом должен являться каждый житель на пожар; определить на каждую улицу старосту, на десять дворов — десятского, на 50 дворов — пятидесятника, на 100 дворов — «соцкого».


Чертеж пожарной машины, находившейся в Илимске. Вторая половина XVIII века.

Каждому жителю Илимска вменялось в обязанность против своего двора «иметь чистоту, и всякой помет и сор чистить и возить в удобныя порозжие места», а на реку нечистоты не сваливать. «За мертвечину, всякой помет, против чьих дворов явитца [налагать штраф] по 3 рубли, а за протчие ж нечистоты и за несвободный сток воды — по 3 копейки с поперешной сажени двора».

Следить, чтобы жители «беспашпортных, как пробьют зорю, ночевать не пускали». За нарушение налагать штраф по 10 рублей в месяц. Следить, чтоб не продавалось вино после «зари».

Если казаки не смогут унять драку, то но крику «караул!» все жители должны сбегаться на помощь.

Начальник городовой казачьей команды обязан следить за рынком, бороться с перекупщиками съестных припасов, запрещать перекупку с возов до полудня. Половина отобранных у перекупщиков припасов должна поступать в пользу доносителя, половина — на госпиталь.

Кроме того, Зарубин должен был следить, чтобы на рынке не продавали «нездорового съестного харчу и мертвечины». Ему поручался надзор за правильностью весов и мер. Весы допускались только заорленные, безмены — с проволокой, на ремнях. В праздники торговля запрещалась.

Начальник команды обязан был следить, чтобы на дворах и улицах не стреляли.

Таковы главные пункты наказа сержанту Зарубину, во многом совпадающие с инструкцией городничему (Фонд 75, арх. № 2826, лл. 9-19.)

Через полгода, в июле 1765 года, команду принял прапорщик Хабаров. Вскоре от губернатора Фрауэндорфа пришло распоряжение запретить подьячим и другим служителям давать какие-либо распоряжения казакам. Все приказы должны были исходить только от начальника команды (Фонд 75, арх. № 2891, лл. 2-3).

Штат городовой команды, относившейся к «регулярным» войскам, был установлен в 29 человек, в составе прапорщика, сержанта, двух капралов, барабанщика и 24 солдат. Но почти никогда команда не имела полного состава. Например, в 1767 году имелись: прапорщик Хабаров, сержант Зарубин и 22 солдата.

Обмундирование солдату выдавалось на определенный срок: кафтан, камзол, погоны, «шляпа мушкатерская» на 2 года, епанча на 4 года, сапоги круглоносые, башмаки круглоносые, чулки, холст рубашечный, холст штанным на I год и медные пуговицы на 20 лет (там же, 82-83).

Согласно штатам и окладам, утвержденным Сенатом 31 декабря 1763 г. по городовым командам при воеводских канцеляриях, полагалось подпоручику или заменяющему его прапорщику 126 руб. 38 1/8 коп. денежного жалования в год, сержанту — 15 рублей, капралу — 11 рублей, рядовым и барабанщику по 7 руб. 50 коп.

Кроме того, капралу и солдатам выдавалось в месяц по 1 пуду 32 ½ фун. муки и по 5 фунтов крупы (Фонд 75, опись 2, арх. № 1219, лл. 25-27).

В городовую команду зачислялись отслужившие свой срок солдаты, многие из которых долгие годы провели в действующей армии. По формулярным спискам 1773 года из 29 человек илимской городовой команды в сражениях бывали 10 человек.

Один участвовал в Прусском походе; двое — «в турецкой акции» и в войне со Швецией, где были ранены; один в 1743 году посылался «для усмирения горских татар». Еще один солдат участвовал в 1738 году «в турецкой акции... голова порублена, под бороду пулею прострелена», в 1741 году он был в боевых действиях против «Тухминских татар», в 1753 году его посылали «в Персидские горы против горских татар». Один солдат в 1757 году познакомился со Швейцарией (Фонд 75, опись 2, арх. № 1335, лл. 108-119).

Видимо, в течение следующих 5 лет илимская городовая команда не пополнялась, так как в ней к 1778 году осталось только 5 человек. Сержантом служил Дохтуров, происходил он из подьячих г. Тобольска. Другой член команды — капрал, происходил из ямщиков, служил 37 лет, «грамоте не умеет»; солдат Ступин 67 лет из деревни Ступиной Илимского уезда, был в боях, попадал в плен к шведам, но бежал. На службе состоял 40 лет; солдат Зырянов, 58 лет, бывший посадский г. Илимска, продолжал служить 40-й год, был ранен в боях; последний — солдат Попов, 19 лет, являлся илимским казачьим сыном.

Вся команда, начиная с сержанта, не умела ни читать, ни писать (Фонд 2, арх. № 174, лл. 50-53).

Возраст солдат был, как видно, самым разнообразным. Ступин мог годиться своему сотоварищу Попову если не в прадеды, то по крайней мере в деды, так как был старше его почти на 50 лет. Имя Ступина встречается в последующие годы, когда ему минул 71 год. Он все еще был солдатом илимской городовой команды.

Состав команды не изменился и после перевода воеводской канцелярии в г. Киренск. Во II томе дел о служащих и казаках за 1779 год (Фонд 2, арх. № 214, лл. 57-59) приводятся сведения о состоянии здоровья солдат киренской городовой команды. Саве Попову исполнилось 59 лет, «болезни имеет:... дряхл, руками, ногами и головою болен и в голове беспрестанной шум, отчего и ушьми мало слышит», солдат Чинавин достиг 62-летнего возраста. «Болезнь... дряхл, руками, ногами и головою болен... шум... мало видит. И всем корпусом слаб и дряхл». Тимофей Сизых, 63 лет — «болезнь имеет в ногах — одна была ломана, а у другой от ознобу, у левой ноги, икра высохла. И ногами в ходьбе едва владеет. Во рте на правой стороне зубов нет. Глазами мало видит. И всем корпусом слаб и дряхл».

Таковы были «холстомеры» екатерининской армии, видавшие Румянцева, Кутузова и Суворова, а под конец жизни дряхлевшие где-то на заднем дворе российского воинства.

Увольнение солдат из местной команды могло произойти только вследствие полной неспособности солдата к службе.

Уволенные «из нерегулярной службы» давали подписку «с поручными», что они будут жить на своем пропитании... и по миру ходить и праздно шататься... не будут» (Фонд 75, опись 2, арх. № 1260, л. 34).

Такие солдаты отпускались «на собственное пропитание», и им выдавался аттестат; образец подобного документа, выданного в 1785 году, приводится ниже.

«По указу ея императорского величества государыни императрицы Екатерины Алексеевны, самодержицы всероссийской и прочая и прочая и прочая. Объявитель сего, служившей... салдат Михайла Каморников... города Илимска ис крестьян... В штрафе по суду и без суда не бывал... Оказался [негодным к службе] от полученного удара бревном по затылку, имеет в голове беспрестанной лом, шум и слабой слух. У левой руки большей перст расшибен, у правой ноги берцовая кость переломлена, коей весьма худо и владеет... Отставлен мною вовсе... на пропитание подписавшегося по нем иркутского купца Андрея Хромцова. Для чего везде, где он жить будет, чинить ему за службу должное уважение, благодеяние и вспомоществование в потребных случаях. Равным образом и он, Каморников, должен вести себя добропорядочно, а особливо бороду брить и немецкое платье носить, ни до каких шалостей себя не допускать, также и по миру не бродить». Далее в аттестате приводятся приметы солдата. После его смерти этот документ подлежал сдаче «в присудственное место».

На аттестате стояла следующая замысловатая подпись: «Ея императорского величества всемилостивейшей государыни моей генерал-порутчик, правящей должность иркутского и колыванского генерал-губернатора и орденов российских: святаго Андрея Невского, святаго великомученика и победоносца Георгия третьяго класса, святаго равноапостольного князя Владимира и великокняжеского Голштинского святыя Анны кавалер Иван Якобия» (Фонд 9, арх. № 158, лл. 2, 19).

После ликвидации воеводской канцелярии киренская городовая команда подчиняется городничему, и состав ее пополняется илимскими казаками и солдатскими детьми.

По формулярному списку 1785 года (Фонд 435, арх. № 4. лл. 405418) налицо имелось 34 человека, включая прапорщика, так и не получившего, несмотря на 46-летнюю службу чина подпоручика.

По возрасту служащие в команде распределялись так 13 лет — 2 солдата, 14-18 лет — 7, 31-40 лет — 11, 41-50 лет — 8, от 51 до 75 лет — 5 человек. Один солдат имел 24 года. Как видно, солдат в возрасте 19-30 лет, за исключением одного, в команде не было.

Служило в армии в течение 5 и менее лет 8 человек, до 15 лет — 3, до 25 лет — 13, до 35 лет — 6, четверо состояли на военной службе от 45 до 50 лет.

По происхождению 14 человек относились к казакам, 10 — являлись выходцами из солдатских и унтер-офицерских семей, 3 — из крестьян, 2 — из церковников, 2 — из офицерских детей и 3 — из посадских.

Большинство солдат было женатых — 23 человека; 11 являлись холостыми. Из 34 человек 16 умели читать и писать, остальные были неграмотными.

Два солдата находились в это время в Иркутске для обучения, один — «портному», другой (13-летний мальчик) «чеботному» делу. Два других являлись счетчиками киренского уездного казначейства, причем один из этих, так сказать финансовых работников, был неграмотен.

Солдат Кирпишников, сын солдата, пробыл на военной службе 30 лет, был произведен в капралы, а затем в подпрапорщики. Но за какую-то «фальшивую инструкцию» был наказан шпицрутенами — его прогнали 5 раз сквозь строй из 1000 солдат; потом он был за битье беглого «бит батоги», а в 1785 году за самовольную отлучку разжалован иркутским военным судом «вечно в салдаты» и приговорен «к прогнанию сквозь строй чрез тысячу человек двенадцать раз».

Этому старому солдату, участнику прусских походов 1760-1761 годов, грозила смерть на казарменном дворе, где заготавливали 12000 розог.

Но нелепость решения, военного суда, приговорившего Кирпишникова за отлучку в нетрезвом состоянии к столь несоразмерно тяжкому наказанию, была так очевидна, что оно не было приведено в исполнение. Подпрапорщик Кирпишников оказался солдатом киренской городовой команды.

В конце XVIII века в городовую команду было добавлено 9 драгун.

Так создалась из старых служак, хотя и небоеспособная, но все-таки организованная сила, несшая гарнизонную и полицейскую службу.

В конце XVIII века в составе илимского населения появилась одна маленькая по численности группа, так называемые военнопоселенные.

Согласно указу Сената от 23 января 1789 г. отставные нижние чины и их семьи, селившиеся в деревнях, выключались из подушного оклада. Но зато все дети муж. пола военнопоселенных, кроме одного сына, оставляемого при родителях по их выбору, зачислялись в военную службу по достижения 20-летнего возраста (Фонд 9, арх. № 158, лл. 1-2).

По волостям Киренского уезда проживало в 1793 году 10 военнопоселенных муж. пола и 9 жен. пола. Все они имели дома, занимались хлебопашеством и были «поведения хорошева», как отзывались о них мирские избы. Кроме отставных капралов и солдат, в уезде насчитывалось 19 отставных казаков в возрасте от 34 до 95 лет. Большинство бывших солдат и казаков было уволено «на вольное житье» по старости или болезни: «за увечьем», «за старостью и дряхлостью», «за изломлением правой руки», «упал с колокольни», «ранен в бою со шведами» и т. д. (там же, лл. 6-20).

В 1798 году в Киренском уезде числилось военнопоселенных 6 дворов, в том числе 2 вдовьих. В списках военнопоселенных имеются отметки о пожелании отца или матери оставить при себе одного из сыновей, чаще всего младшего (Фонд 9, арх. № 200. лл. 107-109).

* * *

Процесс бюрократизации государственного управления и укрепления общеимперской власти в Сибири в корне изменили обязанности и положение всех звеньев сложной группы служилых людей Сибири.

В итоге на протяжении XVIII столетия распалась вся группа служилых людей, имевших в XVII веке столь большое значение в освоении восточной окраины и в управлении ею.

С введением оплаты за мышечный труд исчезли судовые плотники, мельники, кузнецы и им подобные служилые люди, выполнявшие «государевы зделья». Они превратились в обротчиков или крестьян.

Отслоились от служилых людей подьячие и писчики воеводской канцелярии и мало-помалу становились низшими чиновниками.

Закончили свою «службу» без обязанностей беломестные казаки и влились в массу государственных крестьян.

Стали ненужными приказчики, и усилившаяся власть безболезненно передала управление волостями крестьянским выборным.

Остальные казаки превратились в подсобную силу полицейского аппарата.

С исчезновением служилых людей стерлись или отпали многие черты XVII века, отмерло и самое выражение «служилые люди».

<< Назад   Вперёд>>