Посадские
Посадские представляли средневековое сословие, главными занятиями которого были торговля и ремесло. По роду своей деятельности посадским надлежало жить в городах или крупных селениях и приписываться к «посаду» какого-нибудь города. К XVIII веку у посадских сложилось свое выборное управление: магистраты ведали делами в пределах провинции или губернии, ратуши — в пределах уезда, земские избы — в пределах города или крупного селения.

Крепостническое государство долгое время не замечало быстрого распада этого сословия под влиянием развивающихся буржуазных отношений и продолжало и в XVIII веке пользоваться услугами посадских по традициям XVII века. Отсюда проистекает сложное и нежизненное законодательство о посадских в послепетровское время.

Степень зависимости управления посадских от провинциальных (губернских) и уездных властей изменялась на протяжении XVIII века довольно сильно.

Илимские купцы и ремесленники, или так называемые посадские, все свои хозяйственные, налоговые, рекрутские, правовые и организационные вопросы разрешали в ратуше. Во главе ее находились бургомистр и его товарищи, так называемые ратманы, избиравшиеся посадскими. В отдельные годы в Илимске избиралось два, но чаще всего один ратман. Воевода мог судить посадских только в присутствии депутата, определяемого от ратуши.

Ратуша назначала земских старост в те остроги, где проживало много посадских. Так, в феврале 1727 года илимская ратуша велела посадскому человеку Плотникову быть земским старостой в Илгинском остроге. Он должен был «посадских и цеховников, також купецких и промышленных людей» Илгинского острога, Тутурской и Орленской слобод «ведать судом и росправою», собирать пошлинные и подушные деньги, давать подводы по подорожным иркутского провинциального магистрата. В указе Плотникову говорилось «иметь тебе (в делах) крепкое старание и всеусердное радение без всякого фальшивства». Указ подписали бургомистр и два ратмана (Фонд 75, опись 2, арх. № 69).

Другой земский староста был назначен в Киренский острог.

На содержание илимской ратуши производились особые сборы с посадских людей. В 1728 году с души собиралось по 20 копеек, да вместо дров на отопление ратуши по 5 копеек (Фонд 75, опись 2, арх. № 72).

В последующее время, до 50 годов XVIII века, на ратушские расходы ежегодно собиралось обычно по 30 копеек с души муж. пола, в 1759 году собирали по 24 копейки, в 1772-1774 годах — по 44 копейки.

Однажды на поездку бургомистра в Иркутск с посадских было собрано по 10 копеек с души.

Решением Верховного тайного совета в 1727 году все магистраты подчинялись губернаторам и воеводам «для лутчаго посацким охранения». На основании этого иркутский провинциальный воевода Измайлов сообщил илимскому воеводе Бодоруеву, что «во всех городах магистратам не быть, а быть ратушам и в них бургомистрам, с переменой погодно» (Фонд 75, арх. № 261, лл. 21-22).

В декабре 1729 года илимская земская (воеводская) канцелярия на основании приведенного выше указа велит земской избе выбрать бургомистра на 1730 год. Нового бургомистра приводят к присяге (Фонд 75, опись 2, арх. № 85).

Дальнейшие изменения в управлении посадскими внес указ Сената от 11 августа 1731 г.: выбирают в ратуши бургомистров и их товарищей купцы сроком на 3 года; губернаторы и воеводы не должны вмешиваться в выборы; ежегодно в декабре производятся из купцов выборы сборщиков таможенных и кабацких денег; купечество освобождается от службы в коллегиях и канцеляриях в качестве целовальников; устанавливается оплата службы купцов: в ратушах за счет доходов от судебных дел, в таможнях — от сбора пошлин, в кабацких заведениях — от питейной прибыли (Фонд 75, арх. № 458, лл. 17-20). Но в Илимском уезде эти правила об оплате почти никогда не применялись.

При проведении 2-й ревизии душ муж. пола в Илимске были допрошены все лица, приписанные к посаду после первой ревизии. Таких «вновь приписанных» посадских оказалось 29 человек. Все они вышли из северных уездов России и из Западной Сибири.

По социальному положению эти новые посадские происходили: один из дворянских детей, 5 — из монастырских крестьян и вкладчиков, 10 — из крестьян, 8 — из посадских, 2 — из семей священников, два из бобылей и один из казаков.

В новом месте жительства один был записан серебреником, 5 — чеботарями («по мастерству чеботарной работы в цех»), два по мастерству портному, большинство ответило, что записаны «в цех» или «в посад». Один оказался записанным «по иконному мастерству в цех»; это был Яков Семенович Ремезов из Тобольска, по всем признакам — сын знаменитого сибирского картографа. Двое показали, что жили у Луки Афанасьева, священника Илгинского острога.

Таков пестрый социальный состав новых посадских. Одни были купцами или ремесленниками, другие оказались батраками.

Допросив посадских, прибывших в Илимский уезд после первой ревизии, руководитель переписи Нармацкий, на основании инструкций, составленных в средневековом духе, записал: «...и видно, что оные гулящие (!) с просрочными пашпортами причислены ими, управительми и бургомистрами, в цехи и в посады... в противность вышеозначенных указов и презирая оные, знатно — что из лакомства и из своих бездельных корыстей».

На основании этого Нармацкий всех «гулящих», осевших иногда за 10-20 лет до переписи и устроивших свою жизнь более или менее прочно в Илимске, велел выселить на их прежнее местожительство. «Держатели» не только должны были уплатить штраф по 10 рублей за каждого беспаспортного, но и свезти их за свой счет на места прежнего жительства. Штрафы не заплатила только илимская ратуша, так как она считала себя подчиненной не Нармацкому, а иркутскому магистрату (Фонд 75, опись 2, арх. № 403, лл. 72-197).

Но миновала ревизия, и илимская ратуша вновь принимает заявления разных пришлых с Запада людей о приверстании по г. Илимску «в цех чеботного художества», или «портного художества в вечной цех», или «в вечной цех кирпичного художества», или «кожевенного художества» (Фонд 75, арх. № 677, лл. 3-11).

В дальнейшем деятельность ратуши протекала без особых изменений. В соответствии с указом 1731 года посадские производили ежегодно выборы «в разные служении... у таможенных и кабацких зборов». Например, в 1746 году ратуша разослала указы о таких выборах в земские избы, предложив выбрать в Киренске 13 человек, в Усть-Куте — 4, в Илгинском остроге — 4, в Яндинском — 7 и в Братском — 15 человек (Фонд 75, опись 2, арх. № 431, лл. 18-19).

Согласно этому указу илимский городовой староста Ядрихинский с посадскими людьми выбрали в таможню бурмистра, ларёшного, сторожа, «росыльшика», целовальников по продаже вина на верхний и нижний кабаки в г. Илимске и целовальников в остроги и слободы (Фонд 75, арх. № 1375, лл. 2-3).

По указу Сибирского приказа от 19 августа 1754 г. кабацкий сбор «в городе Илимске и во всем уезде» с 1755 года возлагается на илимскую ратушу и местное купечество (Фонд 75, арх. № 2100, лл. 3-4).

Несмотря на то, что посадские не относились к служилым людям, они несли многие важные обязанности государственных служащих.

Казна искала в сословии посадских бесплатных казначеев и приемщиков налогов, сидельцев, оценщиков, хранителей разных ценностей, сборщиков таможенных пошлин и т. д. Все эти лица, называемые обычно целовальниками, выбирались на один год посадскими, которые ручались, что всякий ущерб казне, причиненный целовальником, если потребуется, будет покрыт из средств выборщиков.

Эта средневековая система оказалась порочной в самом начале ее введения, но во всей силе проявилась ее совершенная непригодность в XVIII веке.

Стремление казны иметь бесплатных служащих привело к беспрерывным во времени и к грандиозным по масштабам злоупотреблениям и хищениям со стороны целовальников. Ответственность посадских за своих выбранных целовальников оказывалась мнимой, поскольку целовальники не подчинялись выборщикам, не отчитывались перед ними и стояли вне всякого общественного контроля.

Ежегодно шайки новых целовальников устремлялись к государственному добру, торопясь извлечь из своей временной близости к деньгам и товарам возможно больше личного дохода.

Злоупотребления служилых людей бледнели перед этим неудержимым грабежом.

Два целовальника в 1726 году незаконно расходовали хлеб. Илимская воеводская канцелярия пришла к выводу, что их следовало бы казнить, но лучше отпустить — пусть погасят растрату (Фонд 75, арх. № 194, лл. 9-16).

Следственные дела о хищениях бурмистров, ларешных, целовальников и счетчиков составляли иногда целые тома. Например, в одном таком деле (Фонд 75, опись 2, арх. № 837), тянувшемся с 1752 по 1758 год, следственные материалы составили 1006 страниц.

В 1733-1756 годах за 77 целовальниками, бурмистрами или головами и ларешными по винной продаже числилось 10268 руб. «недоимок», т. е. растрат. Нехватило 1547 1/8 ведра и 95 «копеешных чарок» вина (Фонд 75, опись 2, арх. № 847, лл. 25-35, 52-59).

«Всего на оных головах, бурмистрах, ларешных, целовальниках и дровяных подрядчиках доимки состояло с 733 году... по нынешней 758 год... 21176 рублев 2 2/4 копейки», — говорится в одной ведомости илимской ратуши. В списке числилось уже около 100 растратчиков и недоимщиков. Воевода Павлуцкий, слушая это донесение, приказал ратуше взыскать недоимки со всех илимских купцов. В ратушу воеводой посылаются 2 казака, которые должны были сообщать о ходе взыскания через каждые 3 дня (Фонд 75, арх. № 353, лл. 1-13, 25, 47-110).

Понятно, из этой затеи ничего не вышло, тем более, что действовали правительственные указы 1744 и 1757 годов о прощении многих казнокрадств.

В декабре 1752 года по указу илимской воеводской канцелярии ратуша дала распоряжение старосте илимской земской избы о выборе таможенных служителей на 1753 год.

Согласно этому были выбраны в таможню: бурмистром Устьянцев, ларешным Перетолчин, а также сторож и денщик, всего 4 человека, затем 2 оценщика ясачной мягкой рухляди, поступающей в воеводскую канцелярию, и 26 целовальников в кабаки всего Илимского уезда (Фонд 75, арх. № 1917, лл. 1-2, 5-8).

Но уже в мае 1753 года сменяют ларешного, а по его донесению — и бурмистра. Их обвиняли в растрате 1312 руб. 31 коп.

Обвиняемые отрицали свою вину. Дело сильно затянулось. Наконец в 1761 году, через 6 лет, воевода и депутат дали распоряжение о применении пытки. Когда Устьянцеву нанесли 15, а Перетолчину 20 ударов, они признались, что брали казенные деньги и пили вино безденежно.

Следствие никогда не удовлетворяется одним признанием, поэтому вскоре виновные подвергаются второй пытке, с целью выяснить — не покажут ли обвиняемые еще чего-нибудь на себя. Затем применили третью пытку с теми же намерениями. Один раз обвиняемым дали по 40 ударов.

Окончательно дело было закончено в 1766 году, через 13 лет после его начала. Иркутская провинциальная канцелярия, куда дело поступило для вынесения приговора по материалам следствия, определила отдать преступников «в зажив» иркутским купцам.

Расчет срока отработки был вычислен так: окончательная сумма растраты определилась в 1354 руб. 96 ½ коп., при продаже имущества виновных с торгов выручка составила 249 руб. 70 коп., оставалось взыскать 1105 руб. 26 ½ коп. Если отрабатывать будут оба виновных и 9 членов их семей, то, считая их общий годовой заработок в 110 рублей, вся «доимка» вернется через 10 лет (Фонд 75, арх. № 1917, лл. 1548).

К 1760 году сумма растрат за головами, ларешными и целовальниками увеличилась до 23062 руб. 32 ¼ коп., не считая расхищенных товаров и имущества без цены. Кроме того, не достало 2628 пудов хлеба (Фонд 75, арх. № 2508. лл. 911-990).

Число растратчиков за 27-летний промежуток показано в таблице 83.

Таблица 83


В таможню ежегодно избирался один бурмистр и один ларешный, значит, за 27 лет их сменилось 54 человека. Но за то же время растраты обнаружены у 20 бурмистров и 22 ларешных. Остальные растраты произведены целовальниками и счетчиками, среди которых было несколько служилых людей.

В приведенные данные не включены растратчики, которые погасили числившийся за ними начет. Разумеется, были и многие другие растраты и хищения, не раскрытые ревизорами того времени.

После списания «доимок» по амнистии сумма их не уменьшилась, а возросла, так как были обнаружены новые хищения. По ведомости, о задолженности за посадскими, находившимися на государственной службе с 1744 по 1757 год, числилось растрат 26136 руб. 6 ¼ коп. (Фонд 75, арх. № 2578, лл. 20-43).

Немудрено, что среди «колодников», сидевших в илимской тюрьме в конце 1762 года, главную часть составляли растратчики, их было 17 человек, в том числе 15 посадских и 2 казака. За другие уголовные дела, не связанные с растратой казенных денег, сидело только 4 человека (Фонд 75, арх. № 2746, лл. 6-10).

Сумма всех «доимок и недоборов» за 1732-1765 годы по наиболее полному отчету, имеющемуся в делах илимской воеводской канцелярии, составила 43237 руб. 59 коп. (Фонд 75, арх. № 2914, лл. 123-133). Из этих растрат «по всемилостивейшему указу» от 22 сентября 1762 г. было списано 75 начетов на общую сумму 7373 руб. 99 ¼ коп. Подлежали прощению «неумышленные начеты» до 500 рублей (Фонд 75, арх. № 3088, лл. 485-507).

По указу Сената от 31 марта 1778 г. с илимских целовальников было списано 13064 руб. З6 ½ коп. В 1781 году списывается 7092 руб. 69 ¾ коп. кабацких недоимок (Фонд 2, арх. № 199, лл. 65-79).

Насколько быстро возрастали растраты, настолько же медленно шло погашение их. Так, в 1765 году из 10314 руб. 71 коп. «доимок» было взыскано только 362 руб. 6 коп., к 1772 году оказалось погашенным менее половины, именно 4681 руб. 40 ¾ коп.

Почти все суммы растрат были списаны царскими манифестами.

Многочисленность служб, отрывавших посадских от их профессиональных занятий, приводила в таких неторговых городах, каким являлся Илимск, к большим затруднениям в подборе нужного числа целовальников. А так как обычно целовальники проворовывались, то круг лиц, из которых они выбирались, ежегодно сокращался.

Вскоре оказалось совершенно неизбежным, чтобы многолюдный торговый Иркутск посылал целовальников из иркутских купцов и цеховых, так как в Илимске не находили достаточного числа незапятнанных посадских.

В 1759 году из иркутского магистрата посылается в Илимск 2 бурмистра, 3 ларешных и 20 целовальников, выбранных из иркутского купечества. Кроме того, из Иркутска в Илимск направляется 10 цеховых. Вместе с тем магистрат обнаружил, что в Иркутске проживали, находясь под следствием, 20 илимских посадских; магистрат отослал их в Илимск. Наконец магистрат направил в деревни казаков «на коште посадских людей» для розыска «живущих по острогам и слободам и деревням (посадских), коих крестьяне и ямщики защищают и укрывают» (Фонд 75, опись 2, арх. № 875, лл. 16-24).

Пашенные крестьяне «укрывали и защищали» посадских от магистрата потому, что они работали у крестьян в качестве батраков.

Ярким примером нарушения прав свободного сословия, какими были посадские, является указ Сената, принятый 4 ноября 1759 года. По доношениям нерчинской экспедиции и сибирского губернатора Соймонова для нерчинских заводов требовалось дополнительно 3967 душ. По мнению Соймонова, в Нерчинск можно было переселить тех посадских Енисейской и Иркутской провинций, которые не вели торговли и не имели ремесла.

Сенат согласился с мнением Соймонова и приказал переселить к нерчинским заводам 3125 душ посадских и цеховых из Иркутской и Енисейской провинций. Половину переселяемых намечалось употребить «для исправления завоцких работ», т. е. в качестве горнозаводских рабочих, а половину поселить как крестьян (Фонд 75, арх. № 2550, лл. 992-995).

И вот из Киренска, Илимска и других селений Илимского уезда потянулись за Байкал, согласно «реэстрам», словно невольники, представители едва ли не самого свободного сословия России.

Не очень-то хотелось посадским оставлять родные края. Уже в 1761 году в Илимск поступает указ о розыске 46 енисейских посадских и цеховых, бежавших от переселения в Нерчинск (Фонд 75, арх. № 2631, л. 48).

Подавляющая часть посадских Илимского уезда не имела ни торгов, ни ремесел. Большинство посадских было связано с сельским хозяйством, но самостоятельно его вели немногие.

Братская земская изба составила в 1762 году сведение о землепользовании подведомственных ей посадских людей (Фонд 75, опись 2, арх. № 958, лл. 6-8).

Землю имели 20 посадских, из них 11 человек пользовались только небольшими сенокосами, с которых собиралось 390 копен сена; за пользование этими землями посадские платили оброк в размере 1 руб. 30 коп. Двое посадских платили за 2 десятины покоса по 20 коп. в год. 5 посадских занимались хлебопашеством и платили оброк хлебом, всего 38 пудов.

Как видно из этих данных, сельское хозяйство посадских было ничтожным. Сенокосов использовалось лишь несколько десятков десятин, а пашня едва ли достигала 20 десятин.

По предложению Сената иркутский губернатор должен был в 1765 году составить ведомости о посадских, цеховых и разночинцах, чтобы решить вопрос о перечислении в крестьяне тех, кто не занимался торговлей и не имел промыслов. Сводка по Илимскому уезду была сделана ратушей только в 1768 году.

В таблице 84 показаны итоги этого учета.

Следовательно, большая часть посадских, почти 80%, не снималась ни торговлей, ни ремеслами. Илимская ратуша представила в Иркутск следующее мнение о лицах, не имевших ни торговли, ни ремесла: 368 человек определить в хлебопашество, а 55 — оставить в числе посадских (Фонд 75, арх. № 3108, лл. 130-131).

По той же сводке в Илимском уезде было 1257 взрослых и 455 малолетних (до 15 лет) разночинцев муж. пола. По мнению приказных изб и воеводской канцелярии, можно было определить к хлебопашеству 1345 разночинцев, а остальных 367 человек «попрежнему оставить в разночинцах» (Фонд 75, арх. № 3108, лл. 1 -124).

Таблица 84


Как и посадские, жившие но деревням, разночинцы торгов и промыслов не имели, немногие пахали землю, часть ниществовала, а большинство питалось «от работы своей».

Среди разночинцев встречаются многие илимские дети боярские и казаки, некогда бывшие видными служилыми людьми Илимского уезда: Воронецкий, Туголуков, Кузнецов. Скуратов, Щегорин и другие.

Разночинцы Верхне-Илимской слободы, 15 человек, показали: «никаких промыслов и торгов не имеют, кроме что имеют одне оброчныя земли», за которые они платили и гоняли подводы наравне с крестьянами. В Нижне-Илимской слободе «таковых торгующих и промыслов имеющих... никого не находитца», в Карапчанском погосте разночинцы питаютца и в казну всякие подати платят от хлебопашества и от работы своей», в Братском остроге «питание себе имеют с нуждою и то между крестьянских работ в наймах», в Тутурской слободе «имеют пропитание своею черною работою и по наймам в сроках», в Орленской слободе «имеют производящее себе пропитание как в хлебопашестве, а иные в мире милостиною». Такие же сведения поступили и из других волостей. Нигде разночинцы торгов и промыслов не имели (Фонд 75, арх. № 2843, лл. 1-12).

Приведенные показания разночинцев о самих себе, заверенные приказными избами, достаточно ясно свидетельствуют о социальном положении этого слоя населения Илимского уезда. Сборная группа разночинцев в середине XVIII века ничем не отличалась от низших слоев посадских.

В 1770 году илимская ратуша составила полные списки посадских согласно данным третьей ревизии душ муж. пола. Оказалось, что в Илимском уезде числилось 566 посадских муж. пола. Из них только 40 относилось к купечеству, а 135 человек жили в деревнях «без указу». Кроме того, ко времени составления списков 43 посадских бежало, 53 умерло, 26 было перечислено в крестьяне, 8 — отдано в рекруты и 2 отправлены в Иркутск. Почти около каждого имени остальных 259 посадских ратуша сделала примечание: «а пропитание себе имеет от протчих крестьянских работ» (Фонд 75, арх. № 3203).

Можно к этому добавить, что за бежавших подушные деньги платили «посадом».

За 1774 год имеются подробные данные о занятиях посадских Братского острога (Фонд 75, арх. 3402, лл. 179-189). Впрочем, возможно, что эти данные относятся к более раннему времени, скорее всего к 1768 году.

Всего в Братске числилось по ревизским сказкам 189 посадских и 148 разночинцев муж. пола. Но только 20 семей, в составе которых было 58 душ. муж. пола, имели какое-то ремесло. Вот некоторые показания посадских: «имеет художество посудного мастерства и дети ево обучены по черошному», «художество — сканья свеч», «имеет промысел и ремесло неводнаго уставу», «имеет художество в промысле рыбы». А один показал, что знает «художество харчевое», видимо — содержал харчевню.

Всего в 20 семьях знали ремесло 27 человек, в том числе 14 — кожевенно-обувное, 2 — посудно-оконное, 4 — обработку металла, 3 — рыболовное дело и вязание сетей. 4 — прочие ремесла.

Остальные посадские жили в деревнях. Из них 21 человек заявил, что у них промыслов нет и они желают оставаться в крестьянстве.

Из 148 разночинцев налицо оказалось 85 человек. Всех их было решено перевести в крестьяне. Но перевод остался на бумаге, ибо неимущий не мог обзавестись хозяйством только по одному желанию властей.

По манифесту Екатерины II, подписанному ею 17 марта 1775 г., посадские, имевшие капитала более 500 рублей, должны были называться купцами, записываться в гильдии и платить в казну 1% в год с капитала; остальных посадских и цеховых было велено «переименовать мещанами» (Фонд 75, опись 2, арх. № 1421, лл. 33-35).

Так развитие экономических и социальных отношений в России привело к ликвидации средневекового сословия посадских, ставшего в XVIII веке мешаниной разнородных классов, и к законодательному оформлению сословия торговой и промышленной буржуазии.

Илимская ратуша, составляя в 1775 году сведения о подведомственных ей людях, сообщила, что по переписи числится в Илимском уезде 444 мещанина и 94 цеховых, платящих по 1 руб. 20 коп. подушных сборов. Мещане и цеховые, по сообщению ратуши, «вырабатывают» на платежи и на питание «в разных местах своею работою и услугою, а иные мастерством своим». В отношении купцов ратуша констатировала, что в бывшем городе Илимске (центр уезда в этом году был перенесен в Киренск) ни одного лица, владевшего капиталом в 500 и более рублей, не имеется и что поэтому «в гильдии полагать некого» (Фонд 75, опись 2, арх. № 1420, лл. 67-68).

Через год, 3 марта 1776 г., ратуша дала более обстоятельные сведения о мещанах Илимского уезда. «Действительно купечествующих, лавочников, приказчиков» в Илимске не оказалось, «ибо все ныне по неимению капитала переименованы в мещане». Ремесленников из мещан оказалось: кузнец — 1, сапожник — 1, «сребреников» — 2, токарей — 2, «кирпишников» — 2, плотников — 7 и «чарошников» — 59 человек. «В науках мастерством обучаетца»: токарному — 2, плотничному — 6, «чарошному», т. е. пошивка мягкой обуви (чирков), — 12 человек. Отпущено из ратуши «для посторонных работ, с покормежными» 19 мещан. «А протчие... мещане... деньги вырабатывают [у] разного чина людей своею работою и услугою» (Фонд 2, арх. № 66, лл. 14-15).

Из общего числа 444 мещан, числившихся по ревизии, в 1778 году служили: бургомистром и ратманом илимской ратуши — 2 человека, в подьячих ратуши — 4, в илимской земской избе (староста, сторож, 4 денщика, 3 рассыльщика) — 9, ларешными, сборщиками «у соляных продаж» и выборными у винных подвалов — 23, сборщиками и счетчиками при ратуше — 3, старостами и денщиками в земских избах разных острогов — 10, оценщиками при усть-киренской воеводской канцелярии — 9 и церковными старостами — 2, всего 62 человека (Фонд 2, арх. № 174, лл. 95-96).

Как следует из всех переписей, подавляющее большинство мещан не было связано ни с какими городскими делами и ремеслами, проживало в деревнях, частью ведя небольшое крестьянское хозяйство, а главным образом, работая у чужих людей по найму. Поэтому переход мещан в крестьяне происходил медленно и не всегда означал простую перемену сословной принадлежности.

К 1778 году пожелали перейти в крестьянство 99 мещан, живших по деревням Верхне-Илимской, Нижне-Илимской, Кежемской и Братской волостей. Указом воеводской канцелярии 27 мещан были в конце 1778 года зачислены в крестьянство (Фонд 75, опись 2, арх. № 1609, лл. 61-62, 66-67).

После перевода уездного управления из Илимска в Киренск властям показалось желательным переселить туда и цеховых, живших по разным деревням уезда. Но так как цеховые в большинстве случаев не пожелали ехать в новый город, то по деревням был послан подпрапорщик Хабаров, который открыл своего рода военные действия. 11 июля 1778 года он донес, что в Чечуйском остроге и в Подкаменской слободе сыскано 7 семей мещан и цеховых, которые и привезены в Киренск. Но так как мещане были свободными людьми и могли поэтому безнаказанно вернуться в свои родные места, то подпрапорщик, предусмотревший эту возможность, рапортовал: «А у имевшихся их домов печи, потолки разломаны». Месяц спустя, другой подпрапорщик, Кирпишников, привез мещан из других верхоленских волостей, также разломав печи и потолки их жилищ (Фонд 75, опись 2, арх. № 1609).

Сселение мещан в Киренск, ознаменованное успешным разламыванием их жилищ, явилось последней главой в истории илимских посадских людей.

Таковы сведения об илимских посадских. Как ни малочислен был этот слой в илимском населении, все же в его истории отразились общие закономерности развития посадских Сибири.

За внешней оболочкой единого сословия посадских скрывались совершенно разнородные по производственному положению элементы. И если в XVII веке разнородность состава посадских людей проявлялась крайне слабо, то в XVIII веке, когда в стране происходило формирование буржуазных отношений, это единое сословие раньше всех других резко расслоилось на составные части.

Одна часть — состоятельные купцы и промышленники — превращалась в крупную буржуазию, в капиталистов. Другая часть — ремесленники — образовывала мелкую буржуазию, не порвавшую еще с личным физическим трудом, третья часть — мещане — представляла смешанную сборную группу, в которой значительную часть составляли наемные рабочие.

Разложение сословия посадских на классово разнородные части нашло отражение в законодательстве конца XVIII века. Купцы получают монопольное право торговли и право заводить промышленные предприятия; они облагаются особым налогом и освобождаются от рекрутской повинности. Ремесленники получают право иметь цеховые организации. Мещане приравниваются к государственным крестьянам.

С разложением сословия посадских падает институт целовальников и заменяется чиновниками и подрядчиками.

<< Назад   Вперёд>>