22-23 февраля 1917 года в Петрограде
23 февраля 1917 г. считается первым днем революции. Размышляя о пережитом, эсер В.М. Зензинов удивлялся тому, что «нигде в литературе... не упомянуто» о делегациях путиловских рабочих — «очень важном эпизоде, свидетелем которого я был»1. Речь идет об обращении представителей путиловцев к председателю думской фракции трудовиков А.Ф. Керенскому с предупреждением о том, что настал момент расчета с самодержавием.

Решение рабочего коллектива послать к Керенскому своих уполномоченных выглядит естественным ввиду ряда его выступлений в Думе с критикой думского большинства за антирабочую политику и с настойчивыми упреками и угрозами: «Терпение масс начинает истощаться», — сказал, в частности, Керенский; уже «перед вами появляется призрак подлинного настроения широких народных кругов»; вопрос о власти «в близком будущем... будет поставлен весьма решительно», так что «вам нужно дать себе определенный ответ на вопрос, с кем вы», и «немедленно перейти от слов к делу»; но «вы не хотите слышать никого, кроме себя», и скоро «вы не услышите предостерегающих голосов» и «встретитесь уже не с предупреждением, а с фактами»2.

Вот как описан визит рабочих в воспоминаниях Зензинова, изданных в 1919 г.

«Помню, как однажды вечером — это было 23 или 24 февраля — к нам в редакцию (в “Северных записках” Зензинов был секретарем редакции. — В. Л.) пришли двое рабочих, выборные представители... Путиловского завода. Они просили устроить им свидание с Керенским. Я немедленно поехал за Керенским, привез его в редакцию и затем присутствовал при этом свидании... Рабочие считали своим долгом заявить о причинах, вынудивших их на забастовку. Оказывается, после недоразумений в одной из мастерских завода между рабочими этой мастерской и администрацией, закрыт был весь завод, у которого ощущался недостаток угля и которому поэтому закрытие было только выгодно, так как работы, благодаря недостатку угля, шли очень плохо. На улицу выбрасывалось несколько тысяч рабочих, а их семьи — при дороговизне продуктов и недостатке в городе хлеба — обрекались на голод. Обо всем этом рабочие считали необходимым рассказать популярному депутату, слагая с себя ответственность за могущие произойти последствия»3.

Через 30 с лишним лет Зензинов снова изложил события тех дней в мемуарном очерке в «Новом журнале». В некоторых деталях новая версия расходится с первоначальной. Чувствуется знакомство автора с появившейся с тех пор литературой о Феврале, удивившей его молчанием о важных действиях путиловцев. Сделаны дополнения, частью уточняющие фактический ход событий.

Появление, спустя десятки лет. дополнений, детализирующих содержание беседы, требует особой оценки их достоверности. Судя по тому, что Зензинов внес вполне обоснованную корректировку в отношении даты события (она подтверждается выступлением Керенского на заседании Думы 23 февраля), а также хода забастовки на заводе и др., он за прошедшее после 1919 г. время постарался уточнить свои воспоминания (по его словам, «позднее я часто вспоминал о нем» — о разговоре с делегатами).

Самые существенные уточнения касаются даты свидания в редакции «Северных записок» (Керенский сотрудничал в этом издании): не 23 и не 24, а «это было вернее всего — 22 февраля» («в семь часов вечера... назначенное свидание рабочих депутатов с Путиловского завода с А.Ф. Керенским состоялось»), а также того, что. оказывается, одновременно другая делегация путиловцев искала встречи с председателем социал-демократической фракции Чхеидзе («не знаю, впрочем, удалось ли их товарищам повидаться с Н.С. Чхеидзе»),

В новом варианте несколько подробнее изложены развитие конфликта на Путиловском заводе и сущность заявления делегатов Керенскому, что можно объяснить стремлением Зензинова устранить замалчивание «эпизода», влияющего на понимание связи событий. Рабочие (их, по новой версии, было не двое, а «пять-шесть человек»4) сказали Керенскому, что

«считали своим общественным долгом предупредить обоих депутатов (к А.Ф. Керенскому они каждый раз обращались со словами — “гражданин депутат”) о серьезности создавшегося положения и о том, что они “слагают с себя ответственность за могущие произойти последствия”. Таковы были буквально их слова. О себе сказали, что поручение это “к обоим депутатам” им дано забастовавшими рабочими. Весьма отчетливо и очень серьезно рабочие делегаты заявили А.Ф. Керенскому, что начавшаяся забастовка не носит частного характера и что дело тут не в экономических требованиях, также и не в продовольственных затруднениях — рабочие сознают, что это начало какого-то большого политического движения, и они считают своим долгом предупредить об этом депутата. Чем это движение кончится, они не знают, но для них, по настроению окружающих рабочих, ясно, что произойти может что-то очень серьезное. Так говорили делегаты, говорили спокойно и твердо, и это спокойствие лишь подчеркивало серьезность сообщаемого... То были настоящие вестники грядущей революции».

Зензинов чистосердечно признал, что тогда «этому визиту не придал особого значения», не увидел сразу, что сделанное предупреждение было «в полном смысле слова историческим», а вспоминая позднее, «удивлялся пониманию момента, проявленному тогда путиловскими рабочими», и объяснял это «тем, что они были у самых истоков начавшегося движения и чувствовали, насколько уже тогда была раскалена атмосфера в рабочих кругах Петрограда»5. А.Г. Шляпников (в Феврале — фактический руководитель Русского бюро ЦК большевиков), имевший лучшее представление об этой атмосфере, в 1920 г. свидетельствовал, что «для многих, особенно для руководителей революционной работой в Петрограде, для членов Петроградского комитета, становилось ясно, что эта стачка крупнейшего завода не только Петрограда, но и всей России будет иметь громадные последствия»6.

Содержание беседы изложил и Керенский. Согласно его рассказу (речь в Думе 23 февраля), делегаты от рабочих, «представлявшие сливки петербургского Путиловского завода», обратили его внимание на то, что движение на заводе переходит в новую стадию: «Они просили меня передать вам», что «сделали все, чтобы этого закрытия завода вчера не последовало... они даже согласились вернуться на работу на старых условиях». Из этого можно заключить, что в рабочей среде имелись разногласия, более умеренно настроенная часть («сливки») путиловцев в то время не желала останавливать завод забастовкой; чтобы не допустить этого, они «провели по всем мастерским ряд организованных собраний, где доказывали по тем или другим соображениям несвоевременность сегодня развивать это рабочее движение, и они просили меня вам [это] передать». Умеренное настроение владело «руководящими рабочими массами» (как выразился Керенский). Но как раз «в тот момент... они прочитывают объявление о закрытии Путиловского завода и о том, что 36 000 петербургского населения, самого обездоленного и голодающего, выбрасывается на улицу»7.

От умеренности не осталось следа. Даже собеседники Керенского, представлявшие тех, которые «сделали все» для умиротворения рабочих, теперь, по свидетельству Зензинова, явились к Керенскому и искали Чхеидзе лишь для того, чтобы поставить их в известность о серьезности надвигавшихся событий.

В воспоминаниях Керенский вне прямой связи с визитом делегатов отметил, что 22 февраля путиловские рабочие «решили обратиться за поддержкой ко всем другим рабочим Петрограда и для координации действий создали стачечный комитет»8.

Остановка Путиловского и Ижорского заводов обсуждалась на заседании Думы 23 февраля: утром был внесен запрос; вечером, после перерыва, с 5 часов 19 мин. до 6 часов 22 мин., состоялись прения; в это время уже происходили, как сказал, выступая, М.И. Скобелев, «более грозные события... не только на территории заводов, но и на рабочих улицах и даже уже в центре города»9. На этом заседании Керенский и рассказал о состоявшемся 22-го визите рабочих.

В самом запросе «по поводу прекращения работ на Путиловском и Ижорском заводах» некоторые детали событий очерчены яснее, чем рассказал Керенский. Похоже, что текст запроса составлен непосредственно со слов самих делегатов, все-таки разыскавших если не Чхеидзе (он выступал в Думе 24 февраля), то другого руководителя социал-демократической фракции — Скобелева, который наряду с Керенским выступал 23-го с обоснованием запроса (М. Мелансон утверждает, что у делегатов была встреча с Чхеидзе, но источников не называет10). О событиях на Ижорском заводе, происходивших одновременно с движением на Путиловском, в запросе говорилось в общих чертах, что Ижорский завод в Колпине был «несколько дней тому назад закрыт при аналогичных обстоятельствах» (подразумеваются, очевидно, экономические требования, частичные забастовки, переговоры с начальством); «22 февраля внезапно вывешено объявление о расчете с 24 февраля» в основных мастерских завода. О конфликте на Путиловском сказано значительно подробнее.

Из текста запроса видно, что началу движения предшествовал распространившийся «слух о возможном сокращении производства и частично[м] расчет[е] рабочих в связи с недостатком топлива и сырья». «Подавляющей массой рабочих» с «мизерными заработками» (т. е. не «сливками») в условиях «царящей продовольственной разрухи» овладело «тревожное настроение». 18 февраля (в субботу) требование о 50-процентной прибавке выдвинула лафетно-штамповочная мастерская (забастовка в этой мастерской, где работало 478 человек, началась, согласно докладу Глобачева, 17 февраля)11 — это произошло «неожиданно для остальных рабочих». Директор (Дубницкий) отказал, и «рабочие, не покидая мастерской, прекратили работы». К понедельнику 20 февраля администрация едва не пошла на частичную уступку и уже заявила о готовности прибавить (хотя 20%, а не 50), но когда утром «к директору явились вместе с делегатами лафетно-штамповочной делегаты других мастерских, вмешавшиеся в целях мирной ликвидации конфликта», позиция начальства резко изменилась, рабочим было объявлено, что лафетно-штамповочная, раз она все еще не приступила к работам, должна получить расчет с утра 21 февраля. На это рабочие ответили, что встанут на работу сейчас же, то есть с обеда 20-го, но им разъяснили, что расчет все равно будет: таким способом «администрация считает нужным избавиться от нежелательного элемента». И действительно, с утра 21-го лафетно-штамповочная мастерская была закрыта. Тогда прекратили работу и «некоторые другие мастерские», но у рабочих все еще не было единодушного намерения бастовать; они «с разрешения директора» провели вечером 21 февраля по мастерским собрания; в итоге, как уже говорилось, настроение сложилось в пользу примирения. И все же «утром 22 февраля было объявлено о закрытии всего завода на неопределенное время»12. (В ином свете поведение рабочих в эти сутки представлено в литературе. После закрытия лафетноштамповочной «возмущению 27-тысячного коллектива путиловцев не было предела. Вечером [21-го] забастовка стала всеобщей... Полная приостановка работ на 30-тысячном промышленном гиганте не могла не встревожить военно-полицейские власти. Утром 22 февраля администрация закрыла завод»13).

Выступая 23 февраля, Скобелев, Керенский и ряд других депутатов, осведомленных о кризисе продовольственного снабжения в губерниях, поставили обсуждаемые события в связь с уже начавшимися волнениями и в других местах, в частности на Тульском оружейном заводе (также свыше 30 тыс. рабочих). Свою речь Керенский закончил упреками в бездействии тем лицам в военном командовании, которые ничего не предпринимают против власти, потому что «не имеют мужества, не имеют сознания гражданского долга» потребовать от правительства, «чтобы немедленно вы ушли с ваших мест». Они, эти «многие лица, высоко стоящие на ступенях военной администрации», видят надвигающуюся опасность и «говорят: что вы думаете, разве мы сами не знаем, что с тем, что поднимается, с этим движением мы никакими штыками не справимся». Так «когда же еще слова о том, что вы хотите спасти государство, — призывал он теперь уже думцев, — когда еще эти слова могут и должны превратиться в дело, как не сейчас, когда появляется этот симптом, этот Невский проспект, который сейчас заполнен толпой из пригородов, разгоняемой солдатами в настоящий момент, когда я говорю с этой кафедры (т. е. около 6 часов вечера. — В. П.) ...будьте гражданами, встаньте на защиту того, что вы должны сберечь... Если этого не будет, я буду прав, когда говорил рабочим — между этими людьми и вами нет общего языка! Докажите, что он есть!»14.

Произнесенные в связи с запросом речи в те дни не были пропущены в газетные отчеты15. о чем и сообщили «Русские ведомости» 24 февраля. В этой газете лишь 25-го было упомянуто, что обсуждался запрос социал-демократов и трудовиков («о расчете рабочих на некоторых заводах») и была принята формула перехода, предложенная П.Н. Милюковым (от Прогрессивного блока), с поправкой Керенского. Газеты, по цензурным условиям, не могли упоминать о забастовках, излагалось лишь требование к правительству об урегулировании продовольственного снабжения с привлечением к этому делу общественных организаций. Корреспондент «Русских ведомостей» отметил присутствие в зале заседаний многочисленной публики. «Вот вчера мы говорили с этой трибуны, — сказал Керенский на следующем заседании, — ...но ведь, кроме говорящих и слушающих в этом зале, никто в России о том, что здесь происходило, не узнал, так что даже заголовок запроса — о том, что это был запрос о Путиловском заводе, вычеркнут, и никаких сведений о происходящем в думском зале до населения не дошло»16.

Но и самим Керенским на следующий день после обсуждения запроса, 24 февраля, овладел испуг перед лицом событий на улице. Теперь уже он увещевал депутатов соблюдать сдержанность: «Не время уже теперь парламентским разговорам... эти слова о двенадцатом часе, которые остаются у нас в среде парламентского большинства только словами, ...воспринимаются массами как правда»; опасно «бросать упреки массам в измене и провокации. Остерегайтесь слов, если вы сами не хотите превратить их в дело». «Вопрос дальнейшего пролития крови... жертв на фронте не безразличен для той массы... Будьте осторожны, не трогайте теперь той массы, настроения которой вы не понимаете». Он указывал на необходимость создать «оплот против стихии разнузданных страстей», организовать «массы, которые сейчас ходят в затмении по улицам». 25-го он снова пытался провести в Думе формулу о том, «что дальнейшее пребывание у власти настоящего Совета министров совершенно нетерпимо»17.

В конечном счете 23 февраля Дума отозвалась на предупреждение самым банальным способом: приняла очередной запрос к правительству о продовольственном положении. Керенский, правда, настоял на том, чтобы предложенная Прогрессивным блоком формулировка решения о продовольственном снабжении была дополнена пунктом с требованием принять обратно уволенных рабочих Путиловского и Ижорского заводов и восстановить деятельность заводов, то есть отменить локауты. Ноостроту момента думцы не уловили. Поправка Керенского едва прошла (117:111); отвести ее пытался В.В. Шульгин, выдвинув характерное возражение: «По простой причине: никакого представления о том, какие рабочие, за что и почему уволены с Путиловского завода, ни я лично и, я думаю, никто из вас не имеем; при таких условиях вмешиваться в жизнь Путиловского завода, который руководится, как известно, к тому же военными властями и к тому же генералом, к которому я лично питаю доверие, я считаю невозможным». Ясно, что для ПО голосовавших с Шульгиным события за Нарвской заставой представлялись одним из многих, заурядным и уже исчерпанным конфликтом. Об Ижорском заводе Шульгин даже не упомянул18.

В поведении рабочих делегатов обращает на себя внимание то, что, судя по их высказываниям, несмотря на локаут, путиловцы, оказавшиеся за воротами завода, не считали свою стачку законченной, а себя не переставали считать рабочими. Собеседники Зензинова и Керенского называли себя «делегацией путиловских рабочих», выполняющей, вместе со второй делегацией, «важное поручение» «к обоим депутатам», которое им «дано забастовавшими рабочими»; они утверждали, что «начавшаяся забастовка не носит частного характера»19. Казалось бы, ничего необычного в таком понимании обстоятельств нет; для рабочих, подвергнутых локауту, естественно добиваться восстановления своего положения и не считать свою забастовку оконченной, а себя безработными. Но на это приходится обратить внимание, имея в виду, что, с точки зрения полиции, администрации — и, как ни странно, позднейших исследователей, — локаут закрывал неприятную страницу со всеми этими путиловцами и «ликвидировал» их стачку.

Историографический парадокс заключается в том, что две основные конфликтующие схемы февральских событий — господствующая советская и новейшая в западной литературе — по разным мотивам, но одинаково отрицают серьезное значение происходившего за Нарвской заставой 22 и 23 февраля, приписывая решающую роль в развитии революционных событий движению исключительно на противоположном конце города — в Выборгском районе — и выдающейся активности женщин-работниц.

Свои мотивы исключать из поля зрения путиловский локаут имеют энтузиасты третьего — масонско-закулисного объяснения Февральского переворота. Фиксация интереса преимущественно на домыслах о закулисной стороне событий лишила их уникальной возможности значительно украсить свои мистификации. Речь идет о действиях 22-23 февраля не только Керенского, Н.В. Некрасова (председательствовавшего в Думе 23-го), а также отсутствовавшего (закулиса!) Чхеидзе, Скобелева, но и генерала Маниковского — начальника Главного артиллерийского управления, в чьем ведении находился Путиловский завод. Его Н.Н. Яковлев записал тоже в масоны. По уверению Яковлева, «имя генерала А.А. Маниковского всегда открывало список военных, входивших в масонскую организацию». Как полагал Старцев, свидетельство о том, что Маниковский «был привлечен масонами к планам военного переворота», дают показания Некрасова 1939 года20. Что-то помешало масоноведам довести до логического конца доказательство того, что бунт против российской государственности устроили масоны: «масон» Маниковский дал команду о локауте на Путиловском заводе — и случилось непоправимое. Как видно, они сами не верят тому, что пишут, зная, что источников о масонстве Маниковского — кроме домыслов Яковлева и Берберовой — нет.

Единственный повод для разгула фантазий о масонстве Маниковского давало сообщение мемуаристов о том, что при обсуждении думцами (в частном совещании 27 февраля) вопроса о введении диктатуры, чтобы унять «улицу», Некрасов предложил Маниковского на роль диктатора. Не мог же Некрасов, этот отъявленный масон, протежировать кому-нибудь кроме «брата» по ложе! Но и тут неувязка: из ныне опубликованного О.А. Шашковой и С.М. Ляндресом протокола обсуждения видно, что Некрасов сразу же и отказался от своей идеи, встретив возражения со стороны не только Шульгина и Милюкова, но и «братьев» — Чхеидзе (неверно утверждение Старцева, будто против предложения о диктатуре Маниковского возразил «лишь Н.С. Чхеидзе»), Ржевского, Волкова. Всем было ясно, что этот стосковавшийся по «палке» и «виселице» для либералов генерал, противник «гуманничания», «мирволенья и пасования» перед забастовщиками, всегда готовый «дать урок» им, да и всему «организованному кагалу», не задумается «затопить Петроград кровью».

В советской литературе принято было обходить молчанием какие-либо факты, свидетельствующие о контактах с рабочими массами и революционных действиях других партий, кроме большевиков, поэтому в ней нечасто встречаются упоминания о посещении 22 февраля путиловцами Керенского. По той же причине, с целью насаждения представлений о руководящей роли большевиков во всех революционных событиях, максимально подчеркивалась активность рабочих в Выборгском районе — единственном, где сохранилась к Февралю и хоть как-то заявила о себе большевистская организация. Действия путиловцев и вообще события за Нарвской заставой оценивались по достоинству лишь в сочинениях 20-х гг., до установления суровых историко-партийных стандартов к середине 30-х гг.

Но и в иных случаях, когда источники используются без помех, значение описанного Зензиновым и Керенским «эпизода» скрадывается. В «энциклопедической» монографии Ц. Хасегавы (по оценке Д.А. Лонгли, «она содержит практически все, что мы знаем о Февральской революции»21) при изложении прений 23 февраля в Думе опущено все, что связано с обсуждением запроса о локаутах и действиями путиловцев. 3. Галили в исследовании о меньшевиках, описывая визит путиловцев к Керенскому, приглушает значение этого события: делегатов называет «пятью забастовщиками с Путиловского завода», которые «видимо» стремились наладить контакты с депутатами-социалистами; об обсуждении локаутов в Думе 23 февраля не упоминается, и постепенно все сводится к привычному заключению, что «решающую роль в нараставшем движении протеста сыграли рабочие металлообрабатывающих заводов Выборгского и Петроградского районов» столицы, которые «имели давние традиции забастовочной борьбы и находились под сильным влиянием большевиков, не ослабевшим и в годы войны»22.

В исследованиях о Февральской революции в Петрограде ныне господствует мнение, что в Нарвском районе, где находился Путиловский завод, 23 февраля не было стачек и демонстраций, что «в отличие от выборжцев основная масса бастовавших путиловцев активных действий 23 февраля не предпринимала», что после локаута они не смогли «сохранить наступательный порыв» и, как и весь Нарвский район, «не участвовали активно в стачках и демонстрациях 23 февраля»23. Б. Бонвеч, в частности, соглашается с Хасегавой в том, что «даже локаутирование почти 27 тыс. путиловских рабочих 22 февраля не вызвало начала революции... Путиловцы присоединились к восстанию лишь на третий день, 25 февраля. Революцию развязали, скорее, выборгские текстильщицы». В те дни действия рабочих Выборгского района, как считает Хеймсон, «отличались от поведения рабочих других районов Петербурга своей решительностью и упорством». Иное представление Хасегава и Бонвеч считают типичной ошибкой24.

Такой шаблон появился 5 марта 1917 г., когда газета «Правда», публикуя в первом же своем номере хроникальную сводку о развитии борьбы в Петрограде, отредактировала исходный материал — «Осведомительный листок», предоставленный Шляпниковым, так, что поведение путиловских рабочих 22-23 февраля выглядит пассивным, проникнутым чуть ли не безразличием к собственной судьбе: «...Состоялись митинги по всем мастерским. Избрана делегация к дирекции для предъявления требований. Делегация ходила к директору, который грозил расчетом. 21-го митинги были по всему заводу... Рабочие к работе не приступили, а 22-го, когда они явились на работу, увидели объявление о том, что завод закрыт на неопределенное время». И далее — сразу о Женском дне, о том, как 23-го переломили ситуацию работницы, сумевшие поднять «революционную температуру» в столице.

«Осведомительный листок», составленный Шляпниковым 26 февраля, — один из важнейших источников. При описании волнений 23 февраля Х.М. Астрахан воспроизвел оттуда «самые главные события» этого дня: «В связи с женским днем, по требованию организованных женщин, был организован ряд митингов на Выборгской стороне, закончившихся стачкой и съемкой с работ рабочих других районов». На этом цитата о «главных событиях» обрывается. Между тем у Шляпникова в «Осведомительном листке» тут же следовало опущенное историком и «Правдой» объяснение активности работниц: «Обращение путиловцев за поддержкой, отсутствие хлеба создали в массе боевое настроение, вылившееся в демонстрации, митинги и схватки с полицией»25.

Вследствие такого использования хроники Шляпникова «Правдой» и историками, всегда знавшими, что на Путиловском заводе большевики не имели сильной организации, исключительное внимание уделяется Выборгскому району. Считается недостатком, если при освещении событий 23 февраля окажется «не выявлен удельный вес пролетариев-выборжцев как застрельщиков революции»26. Закреплению шаблона в трактовке событий немало поспособствовали сами выборгские большевистские работники. Помимо естественного стремления работников Выборгского районного комитета подчеркнуть значимость собственной роли в событиях, на их воспоминаниях сказалась слабая осведомленность о происходившем в городе: Н.Ф. Свешников жаловался на «плохую информацию из других районов», причем, по его словам, именно столь плохо информированный Выборгский комитет и держал «через исполнительную комиссию Петербургский комитет, а через него и всю [партийную] организацию, в курсе всех надежд и чаяний широких рабочих кругов»27.

Результатом же оказывается традиционное умолчание относительно событий за Нарвской заставой. Вошло в обычай проходить мимо всего, что говорит об участии путиловских рабочих в наступательных, политических действиях первого дня революции. Утверждая, что 23 и 24 февраля путиловские рабочие в событиях вовсе не участвовали и лишь 25-го «впервые после начала движения 23 февраля присоединились к движению»28, Хасегава, в отличие от других авторов, делает попытку опереться на источник. Однако ссылка его, единственная, на свидетельство начальника Петроградского военного округа генерала С.С. Хабалова, ничего не дает. В Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Хабалову задали вопрос, не на Путиловском ли заводе начались «беспорядки». Он ответил: «Нет, на Путиловском заводе ничего не было — там даже было дольше спокойно, чем где-нибудь». Сославшись на эти слова, Хасегава упускает сделанное Хабаловым тут же пояснение: «Беспорядки начались в первый день, 23-го, в двух местах, на Выборгской и на Нарвском тракте». «В первый день, — свидетельствовал Хабалов, — за исключением одного эпизода, где были красные флаги с революционными надписями — по Нарвскому тракту при пересечении с Балтийской ж.д. — [волнения] носили характер скоплений на улицах толпы, которая кричала: “хлеба!!!”»29. Именно так и вели себя «скопления» на Выборгской стороне 23 февраля. А «исключение» — «эпизод» с флагами — связано с рабочими Нарвского района, т. е. прежде всего путиловцами30. Показания Хабалова подтверждаются рассказом корреспонденту «Утра России» московского профессора Н.Д. Кузнецова, наблюдавшего петроградские события: «Первые дни толпы народа ходили с криками “хлеба” и движение носило хаотический характер. В четверг [23-го] появились флаги и плакаты с надписью “Долой правительство” и “Долой войну”. Последняя надпись вызвала тяжелое недоумение у высланных для усмирения войск, и некоторые части и патрули стреляли в народ. В пятницу и субботу подписи “Долой войну” исчезли, и настроение войск сразу изменилось в пользу революционеров»31!.

Упоминание Кузнецова о стрельбе 23 февраля, казалось бы, находит подтверждение: в ночь на 25-е, читаем в коллективной монографии, «межрайонка» «выпустила листовку, в которой призывала петроградский пролетариат всего лишь к трехдневной стачке протеста против арестов и расстрелов рабочих Путиловского завода»32. Но в указанном там источнике — воспоминаниях И. Юренева — говорится не о листовке, а о постановлении Межрайонного комитета. В самой же листовке, обнаруженной Бурджаловым, содержится в тех же выражениях призыв поддержать путиловцев, однако упоминание о расстрелах 23-го или 24го отсутствует. Возможно, сообщение Кузнецова, как и постановление Комитета межрайонцев, отразило распространившийся преувеличенный слух. Прибывший через несколько дней в Самару свидетель событий рассказывал знакомым, «что делалось в Петрограде с 23 февраля: “На улицах— стрельба! Массы рабочих заполнили улицы столицы. На знаменах надписи: “Долой Николая!”, “Долой самодержавие!”, "Да здравствует республика!”»34. Полковник Д. Ходнев (Финляндский гвардейский полк), описывая происходившее то по хроникам журналистов Н.Ф. Акаемова и Е.П. Семенова, то ссылаясь на «полицейские сводки», от себя вписывал упоминания о стрельбе, которых в указанных им источниках, однако, нет. Их следует, таким образом, рассматривать как наблюдения самого Ходнева. Он писал о «сильной стрельбе» и баррикадах еще 19 февраля и о том, что с 23 февраля «начались крупные уличные беспорядки... в разных районах шла стрельба». Но он же (с нескрываемым сожалением) вспоминал о том, что «употреблять против демонстрантов оружие отнюдь не позволялось»34, Балк утверждал, что «оружие в ход не употреблялось», и Протопопов — что «стрельбы не было»35. Учитывая возможность хронологической размытости в свидетельствах мемуаристов, приходится полагать, что источники в целом не дают твердых оснований считать, что 23 февраля войска стреляли в путиловских рабочих или вообще шла сколько-нибудь значительная стрельба на улицах Петрограда. А.М. Горький, утверждавший, что события после 14 февраля ему «особенно запомнились», рассказывал И.И. Минцу, что «начали стрелять — и сильно — уже 25 февраля... на третий день после дружной массовой стачки 23 февраля»36.

М. Мелансон37, не склонный высоко оценивать руководящую роль большевиков, в то же время оспаривает представление о стихийности происходившего в первые дни революции и подчеркивает активность других революционных партийных и межпартийных организаций. С его точки зрения, события 21-22 февраля могли бы представлять интерес как материал для доказательства маловлиятельности большевиков, но нужды в этом, по мнению Мелансона, уже нет, так как и без того установлено, что даже и в Выборгском районе большевики не пользовались тем влиянием, какое им по привычке приписывают, а потому для уяснения их роли «сдвиг акцента с 23-го на 21-22-е, с Выборгского на Нарвский район, ничего не дает». Таким образом, как ни изменяется направленность интереса к деятельности партий. Нарвский район с его Путиловским заводом в любом случае выпадает из поля зрения. Несмотря на свои упреки другим авторам, игнорирующим определенные группы фактов и источников, Мелансон в специальной работе о февральских днях не упоминает ни о делегациях путиловских представителей к Керенскому и Чхеидзе, ни о заседании Государственной думы 23 февраля. Сказано лишь, что вечером 23-го происходило общегородское собрание рабочих групп военно-промышленных комитетов (представителей Выборгского района там не было), «на котором меньшевики выступали за оказание поддержки Думе» (тогда как эсеры и большевики требовали назавтра политических демонстраций), но что именно произошло в Думе, автор не разъясняет. Зато последующие события, 24-27 февраля, поглощают его внимание, так как в эти дни «члены социалистических групп вели себя активно в каждый ответственный момент».

В принципе «эпизод» с посещением рабочими Керенского 22 февраля не укладывается в выстроенную Мелансоном цепь событий. Делегаты, как заметил Зензинов, именовали Керенского «гражданин депутат» и, выполняя поручение рабочего коллектива, не добивались ни от него, ни от другого «гражданина депутата», Чхеидзе, какого-либо содействия, тем более партийного руководства, цель посещения была чисто информационная. Для автора, убежденного в решающей роли социалистов, такое внепартийное поведение рабочей массы — сомнительная «стихийность», этот факт, если его не обходить, пришлось бы опровергать. Мелансон выходит из положения, называя делегатов «группой эсеровских рабочих с Путиловского завода» и даже «эсеровскими активистами»38. При этом он оставляет без ответа выдвинутый Лонгли, вслед за Я.А. Яковлевым и Ю.С. Токаревым, вопрос: как же получилось, что, при предполагаемом мощном партийном руководстве, в состав Петроградского совета рабочие несколько дней спустя избрали в основном беспартийных39 — тех, кто вывел их на улиц
у и проявил себя запоминающимися действиями.

Не соглашаясь с тем, что «действительное начало революции отмечено стачками и локаутом на Путиловском заводе»40, Мелансон приводит в опровержение два аргумента. Во-первых, лишь 23-го забастовочное движение развернулось настолько широко, что демонстрантам удалось овладеть центром города, Невским проспектом (to occupy central space both symbolically and geographically)41. Но нет ли здесь преувеличения: 23-го до полудня на Невском было сравнительно мало рабочих; что же касается выборжцев, то их до 4 или 5 часов дня полиция сдерживала, не пропуская «с Выборгской стороны на другую сторону Невы», а к 7 вечера полиция считала, что в районе Выборгской части порядок восстановлен42. Во-вторых, именно 23-го полиция отняла у задержанного рабочего экземпляры листовки, выпущенной межрайонцами по случаю Международного женского дня, что «указывает на возможную роль революционной агитации». Фактическая сторона обоих аргументов, надо полагать, достоверна (хотя на Невском успех в этот день не был долговременным), но цели они не достигают.

«В событиях, которые ознаменовали начало Февральской революции», работницы Выборгского района (на этот раз хлопчатобумажных фабрик) сыграли «каталитическую роль», которую, как уверен Л. Хеймсон, «трудно было бы переоценить»43. Тем не менее завышенная оценка сложилась и получила распространение.

В освещении деятельности выборгской большевистской организации мемуарные источники противоречивы. Один ее участник сообщал, что «в двадцатых числах райком принял решение принять меры к снятию с работ работниц на фабриках 23 февраля, когда празднуется Международный женский день», из чего вытекает, что райком 20-22 февраля был занят подготовкой выступления работниц. (Соответственно, в петербургском университетском учебном пособии говорится о том, что перед Международным днем работниц «большевики вели активную агитацию на Выборгской стороне с целью организации забастовок»44.) Однако другой работник той же организации вспоминал совершенно противоположное. Оказывается, Выборгский райком считал «текущий момент» неподходящим для «частичных выступлений», призывал работниц проявить «выдержку и дисциплину», «действовать исключительно по указаниям партийного комитета». С этой целью — предотвратить забастовки — «в ночь на 23 февраля» В.Н. Каюров даже «был командирован в Лесной на собрание женщин». Очевидно, о событиях на Путиловском заводе и обращении стачечного комитета к рабочим города он ничего еще не знал. Каюров наутро испытал «удивление и возмущение», получив сообщение «о забастовке на некоторых текстильных фабриках» и «поддержке нами металлистов». Это выступление текстильщиц «означало явное игнорирование постановления районного комитета партии». Сам Каюров только что ночью призывал работниц к выдержке и дисциплине, «и вдруг забастовка»45. Выходит, что обращение 22 февраля стачечного комитета путиловцев к петроградским рабочим за поддержкой перевесило призывы к сдержанности со стороны Выборгского райкома.

В новейшей литературе традиционная трактовка событий иногда излагается с перемещением акцента: начало движению положили не собственно большевики («ни одна из политических фракций не могла утверждать, что ей принадлежит заслуга зачинщиков революции»), а руководимые большевиками выборгские рабочие, причем момент для выступления выбрали работницы-текстильщицы: «Февральские события не были просто стихийным голодным бунтом, — пишет X. Вада. — Февральская революция началась с демонстрации женщин-работниц пяти текстильных фабрик Выборгского района, вышедших на улицу с плакатами “Дайте хлеба!” Поскольку именно предприятия Выборгской стороны (такие, как контролируемый большевиками завод “Новый Лесснер”) в годы войны стали инициаторами солидарных выступлений рабочих, выборгские текстильщики, в отличие от других, имели опыт объединенной борьбы». То, что для выступления женщины выбрали именно этот день, 23 февраля, Международный женский день, «свидетельствовало о существовании некоторой инициативы». С пяти текстильных фабрик движение распространилось на «весь Выборгский район», затем «выступление рабочих Выборгского района 23 февраля быстро охватило и другие районы. Уже на следующий день число участников выступления достигло 158 583 человек»46.

Акцент на праздновании 23 февраля / 8 марта для части историков особенно ценен тем, что придает повышенную значимость «возможной роли» социалистических партий в организации и руководстве движением рабочих. Это «обстоятельство», как признает Мелансон, — «символизирует центральную роль деятельности социалистов в Февральской революции» (a symbol of the central reality of socialist involvement in the Febn.iary Revolution)47.

В западной литературе, помимо обычного некритического повторения «общепринятых» выводов советских историков, в ту же сторону сдвигалась оценка роли выборжцев в силу ревизионистского увлечения актуальностью гендерного аспекта. «Женщины Выборгского района... особенно работницы хлопчатобумажных мануфактур, внесли свой решающий вклад в начало Февральской революции»: они, «как и работницы металлообрабатывающих предприятий Выборгского района, начали забастовку в международный женский день, 23 февраля» и втянули в борьбу рабочих того же района. Тут уже и выборгские металлисты с их каталитической ролью оказались на второстепенном месте48.

В новых обобщающих трудах гендерный аспект представлен в очищенном от большевистско-выборгского начала виде: 23 февраля «отмечался Международный женский день. Тысячи работниц питерских предприятий вышли на улицы... К ним присоединились мужчины забастовавших в городе заводов»49. Не проходит мимо этого аспекта и свежее учебное пособие, правда, ограничивая его проявление первой половиной дня: с этого момента «женщины уже не составляли большинства» из тех якобы 90 тыс. бастовавших, которые числятся по «даннымполиции»50. Последовательность событий в результате одностороннего отбора источников оказалась перевернутой на 180 градусов: говорится о «революционном движении, начатом рабочими Выборгского района 23 и 24 февраля», причем это «движение, которое началось среди рабочих Выборгского района 23 февраля», проходило «со значительной помощью со стороны уже закрытого Путиловского завода»51. Участник событий, наоборот, писал о стремлении городского комитета большевиков и межрайонцев «оказать всемерную поддержку всем питерским пролетариатом локаутированным рабочим Путиловского завода»52.

Сказалось и неудачное применение математических методов при попытке выяснить соотношение забастовок в Выборгском районе с движением в других районах. Понятно стремление Хеймсона и Э. Бриана использовать для подсчетов однородные, сопоставимые данные, вследствие чего они оперируют только сводками фабричной инспекции. Но по отношению к Петрограду с его крупными казенными военными предприятиями, неподотчетными фабричным инспекторам (включая и секвестрованный Путиловский и Ижорский заводы, а всего на казенных заводах Петрограда к 1917 г. насчитывалось 165 тыс. рабочих), такая методика абсолютно не годится, так как из расчетов исключена примерно треть рабочего состава столицы, не подведомственная фабричным инспекторам53.

«Какое-то беспокойство относительно отсутствия муки в Петрограде», по впечатлению министра земледелия А.А. Риттиха, выступавшего в Думе позднее, переросло 23 февраля в «панику», причем в тот день посланный им чиновник обследовал состояние запасов муки в пекарнях, посетив «именно те кварталы, где началось это беспокойство по поводу отсутствия черного хлеба... эти кварталы Выборгской стороны — главным образом там это началось». Но, по его же словам, «нечто подобное было недели две тому назад», а революции тогда не последовало. Происхождение паники 23 февраля министр отказывался понять: «Отчего такая причина этой паники — это трудно точно разъяснить, это нечто стихийное... в эти дни для нее не было оснований». Риттих, таким образом, совершенно проглядел связь событий. Также и градоначальник генерал А.П. Балк и начальник столичного охранного отделения генерал К.И. Глобачев «не могли указать мотивы выступления» в этот день, признавали, что «причина народного движения непонятна»54. До всех них, как и до думцев, не доходило то понимание кризиса, какое безуспешно старались донести досознания политических вождей путиловские делегаты: не «паника» развивается из-за нехватки ржаной муки в магазинах, а мука исчезла из-за панического ожидания небывалых «беспорядков» выведенным из терпения народом.

Еще более искажены события 23 февраля в полицейских документах, приведенных Ю.И. Кирьяновым — также в подтверждение исключительной роли Выборгского района: «В остальных частях города [здесь подразумевается и Нарвский район] забастовок и демонстраций со стороны рабочих не было»55. Действительно, военные и полицейские власти после объявленного 22 февраля локаута считали, что с забастовкой путиловцев покончено, и поэтому в официальных сводках эти 36 тыс. путиловских рабочих не фигурировали, и получалось, что 23 февраля в Петрограде бастовало всего 90 тыс. человек. «Цифровые данные этой полицейской сводки... неточны, — с полным основанием писал Шляпников. — В списках предприятий, бастовавших в этот день, не значится ряд заводов... Прибавление к этим числам одного только Путиловского завода и верфи увеличивает число бастовавших на 32 тыс. человек»56. Странно ведь писать о стачке на Путиловском заводе как о «закончившейся 22 февраля»57. «Нетрудно представить, — пишет А.А. Искендеров, — что означало для 30-тысячной массы (озлобленной, сплоченной и не привыкшей сидеть без дела) не просто оказаться на улице, но и лишиться продовольственного снабжения» через рабочие потребительские лавки Путиловского общества, а не по недоступным рыночным ценам58. Для них локаут означал немедленное начало голодовки, для молодежи — отправление в окопы. «После начала путиловской стачки весь ход событий шел навстречу революции», — припоминал Горький59.

Можно, конечно, держаться сугубо формальной позиции и не признавать бастующими путиловцев после локаута. Но что же, тогда и путиловцами их не считать с момента локаута? Кто были те, кто приходил к Керенскому 22 февраля? Они именовали себя представителями путиловских рабочих. Кто обратился к рабочим Петрограда за поддержкой?

Если в целом по Петрограду 23 февраля бастовало до трети всех рабочих (в том числе около 60 тыс. на Выборгской стороне)60, то путиловцы — все 30 с лишним тысяч — оказались за воротами завода. Хроника событий, напечатанная в «Биржевых ведомостях» 5 марта (утренний выпуск), засвидетельствовала, что 22 февраля в связи с закрытием Путиловского завода «в районе этого завода и затем на всех окраинах, где расположены фабрики, огромные толпы ходили с криком “хлеба, хлеба’". 23 февраля характер выступлений толпы изменился. Рабочие массы не оставались более в своих районах, а огромными толпами устремились в центральные части города, но серьезные демонстрации начались только 24 февраля»61. Главное, что сделало 23 февраля первым днем революции, пишет Г.Л. Соболев, — это то, что «забастовавшие вышли со своими требованиями на улицу». Вышли на улицу — или оказались за воротами завода — в данном случае уже не составляет разницы с точки зрения развития политических событий. Но считая, что забастовочное движение началось «на передовых предприятиях 23 февраля», ошибочно было бы подразумевать лишь выборгские мануфактуры62. На Путиловском заводе оно началось еще в январе, забастовкой был вызван и локаут 22-го февраля. Правда, в думском запросе, в речи Скобелева, воспоминаниях Зензинова и Керенского высказано предположение, что, объявляя локаут, администрация стремилась использовать забастовку как предлог для остановки завода, вызванной в действительности прежде всего нехваткой угля, т. е., в конечном счете, транспортным кризисом. По сообщению «Биржевых ведомостей», локаут последовал «под предлогом беспорядков. Этому объяснению в городе не поверили, так как беспорядков никаких не происходило, и раздражение стало принимать все более острые формы»63.

Забастовкам на Ижорском и Путиловском заводах Лейберов придает значение «непосредственного толчка, приведшего в движение рабочие массы в февральско-мартовские дни». В противоречии с этим он одновременно пишет: «Однако распространять влияние» этих забастовок «на весь петроградский пролетариат будет неправомерно. Это было бы преувеличением. Влияние их носило все-таки локальный характер и не распространялось далее внутризаводских и внутрирайонных масштабов»; «Все началось с Выборгской стороны»64.

«Биржевые ведомости» и шляпниковский «Осведомительный листок» совокупно дают более ясную и логичную картину, в которой Путиловский и Ижорский локауты занимают ключевое место. «Это был крайне неосторожный шаг властей, — указывал В.И. Старцев. — Путиловский завод всегда был барометром настроения всех рабочих города. Появление безработных путиловцев в рабочих районах стало своеобразным революционным бродилом, мгновенно поднявшим политическую температуру на рабочих окраинах»65.

23 февраля путиловцы участвовали в «снятии» Орудийного завода66 (в начале Литейного проспекта; там за Невой, через мост — как раз Выборгский район), оказывали сопротивление полиции, разгонявшей демонстрацию на Литейном проспекте, проводили антивоенный митинг вместе с рабочими и работницами Тентелевского завода. От Нарвской заставы на южной окраине столицы вплоть до Выборгского района на севере — всюду в тот же день дали они о себе знать. Шляпников, которого Лонгли считает ответственным за выработку преувеличенной оценки событий в Выборгском районе, от имени Русского бюро ЦК РСДРП признавал, что «столкновения, перешедшие в демонстрации и революцию», были связаны в первую очередь с борьбой путиловцев67.

При всех усилиях раскрыть «удельный вес» выборжцев-большевиков в событиях 23 февраля, И.П. Лейберов скрупулезно рассчитал по часам движение колонн демонстрантов и создал объективную фактическую картину68. По свидетельству градоначальника А.П. Балка, «уже утром выяснилось стремление народа, явное и неуклонное, со всех частей города на Невский проспект», чему противодействовала полиция, и особенно успешно — движению выборжцев. Даже та часть демонстрантов, которая около 5 часов вечера сумела прорваться из Выборгского района через Литейный мост, конными нарядами войск и полиции «была оттеснена обратно». В Выборгском районе после снятия Арсенала и присоединения Патронного завода, вспоминал И.П. Мильчик, «объектов деятельности больше нет. Толпа выдыхается» и, «не зная, куда применить свою энергию, редеет и тает, растекаясь по Безбородкину и по боковым переулкам и чайным»68 69.

А на Невском в эти же часы вели борьбу рабочие пригородных районов. Последовательность событий видна из корреспонденции «Нового времени» (задержанной цензурой): «Около 5 часов дня на Невском проспекте появились огромные толпы народа, которые прибывали из пригородных мест на трамваях», и рассеивать эти толпы рабочих принялись «казачьи сотни, драгунские и конные части», наряды полиции70.

Попытка выборжцев проникнуть из своего района за Неву через Петроградскую сторону по Троицкому мосту (около 3 часов дня) также была пресечена конными городовыми. Лишь колонна численностью около тысячи рабочих с Выборгской и Петроградской сторон примерно в 5 вечера подошла «к Казанскому мосту на Невском проспекте со стороны Михайловской улицы». За час 152 пеших и конных полицейских разогнали этих демонстрантов, после чего «центральная часть Невского проспекта патрулировалась конными разъездами», «пешие городовые охотились за отдельными рабочими, появлявшимися на Невском проспекте», а через Литейный мост рабочих больше не пропускали. Утверждение, что сил полиции не хватало, чтобы сдержать движение народа к Невскому, в принципе, таким образом, верно. Но это не означает, что полицейская власть была застигнута «врасплох», а «спешно вызванные казаки» вели себя пассивно71. «На мостах Николаевском, Троицком, Литейном. на перекрестках больших улиц Выборгского и Петроградского районов... были поставлены усиленные наряды, причем особенно много полиции было расставлено на Литейном проспекте»72.

Тем не менее «к 7 часам вечера толпа рабочих прошла с Литейного моста» (с Выборгской стороны), но затем она разделилась: часть ее «повернула на Сергиевскую» (то есть в сторону от Невского), «а другая направилась к Литейному проспекту, где у здания Мариинской больницы была встречена нарядом конной стражи, которая быстро рассеяла толпу»73. После упорных попыток пробиться к Невскому проспекту небольшой колонне выборжцев и рабочих Петроградской стороны это удалось — на очень короткое время, и уж конечно не идет речи об «овладении» центром города. При максимальном допущении, рабочие-демонстранты, по Лейберову, «с четырех и до семи часов вечера» были «хозяевами положения в различных частях» Невского проспекта разновременно. Выборжцам довелось там демонстрировать в последнюю очередь и едва ли больше часа. «К семи часам вечера порядок на Невском проспекте, на Выборгской стороне и в других частях города был восстановлен».

Между тем путиловцы «приняли участие в демонстрациях в центральной части города». При разгоне 23 февраля 300-400 рабочих, двигавшихся с пением революционных песен со стороны Выборгского района («от Литейного моста по направлению к Невскому проспекту»), единственный конкретно названный задержанный полицией рабочий — А.А. Ядринцев с Путиловского завода. Ядринцев был схвачен «за демонстративный отказ расходиться», «за подстрекательство к уличным беспорядкам, клонящимся к нарушению государственного порядка»; он «ослушался приказа вернуться, завлекая других за собой»74. У Лейберова речь идет об «отдельных малочисленных группах», «не более нескольких десятков путиловской рабочей молодежи», но по каким признакам и источникам удалось установить именно такую численность путиловцев в тысячных толпах и колоннах, не сообщается. Выборжцы, сумевшие к 4 часам дня попасть на левый берег, либо проникали через полицейские наряды на мостах по одиночке, либо переходили «по льду р. Невы на большом ее протяжении» — не колоннами и не толпами, и лишь затем им «удалось сгруппироваться в боковых, прилегающих к набережной улицах»75. Даже в начале движения 23 февраля, еще в пределах Выборгского района, толпы рабочих с разных заводов перемешались так, что получилась «одна сплошная масса», в которой «рабочие отдельных заводов теряют связь между собой»; «какой завод — не разберешь — может быть, Металлический, может, Патронный или Розенкранц», и рабочие, «не видя знакомых лиц, не имея руководства, двигаются уже стихийно», «идут кто куда», — вспоминал участник событий76. Описание упорядоченного, в заводских колоннах, движения в воспоминаниях другого свидетеля, Свешникова, выглядит как позднейшее изображение того, чему следовало бы быть с точки зрения большевистского руководства; фактически же заводские колонны создавались только в начальный момент демонстрации. Заключение Лейберова, что пролетариат пригородов (значит, и Ижорского завода) «в движении участия еще не принял», остается неподтвержденным.

Стачки и локаут на Путиловском заводе и затем выступление работниц в «женский день» 23 февраля подтолкнули рабочих к открытой борьбе с правительством77, которая послужила прологом крушения самодержавия. В самый же день 23-го существовало два «исходных потока февральских событий», «наряду с рабочими Выборгской стороны путиловцы шли в авангарде»; но оба потока слились воедино к 24 февраля78. «Весть о локауте на Путиловских заводах разнеслась по всему городу, вызывая всеобщее возмущение рабочих во всех районах»,— свидетельствовал Шляпников. 24 февраля «стачки, митинги и демонстрации стали разливаться по всем районам. Выборгский район и Путиловский завод уже не были одиноки в борьбе с правительством»79. Очевидная противоречивость существующих в литературе истолкований взаимосвязи событий в Петрограде 22-23 февраля свидетельствует о необходимости критического пересмотра работы, проделанной с источниками.

Вопросы истории. 2005. № 10.



1 ЗЕНЗИНОВ В.М. Февральские дни // Новый журнал. 1953. № 34. С. 198, 196.
2 Русские ведомости. 16, 19.II.1917.
3 ЗЕНЗИНОВ В.М. Из жизни революционера. Париж. 1919. С. 81-82.
4 Возможно, расхождение вызвано тем, что, судя по рассказу Зензинова в «Новом журнале». он не сразу «привез» Керенского в редакцию; Керенский в разговоре по телефону назначил встречу в редакции в 7 вечера. К этому времени на встречу могли явиться уже не двое, как днем, а пять-шесть представителей рабочих.
5 Новый журнал. 1953. №34. С. 198.
6 ШЛЯПНИКОВ [А.Г.] Мартовские дни 1917 года // Петроградская правда. 12.III.1920.
7 СОГД IV/5. Пг., 1917. Стб. 1651-1652.
8 KERENSKY A. Russia and History’s Turning Point. N. Y. 1965. P. 188. Остается неясным происхождение сведений о стачечном комитете и обращении к рабочим Петрограда. Возможно. Керенский, сообщая об этом факте в мемуарах, узнал о нем от тех же делегатов. Но он мог воспользоваться и хроникой Шляпникова, составленной 26 февраля 1917 г. в виде Осведомительного листка (№ 2) Бюро ЦК РСДРП и опубликованной в этом качестве в 1924 г. (ШЛЯПНИКОВ А.Г. Семнадцатый год. М., 1924. Кн. 1. С. 243). Ц. Хасегава, ссылаясь на книгу Бурджалова, возводит известие об избрании стачечного комитета к воспоминаниям рабочего А. Григелсвича. Но у Бурджалова не так: данное известие приведено без ссылки на источник и, видимо, взято у Шляпникова (HASEGAWA Ts. The February Revolution. Seattle; London. 1981. P. 211; ср.: БУРДЖАЛОВ Э.Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. М., 1967. С. 116).
9 СОГД IV/5. Пг., 1917. Стб. 1640-1660 (Скобелев — стб. 1642).
10 MELANCON M.Thc Socialist Revolutionaries and the Russian Anti-War Movement, 19141917. Ohio State University Press. 1990. P. 322. Встреча с Керенским состоялась не в Думе, а в редакции.
11 МИНЦИ.И. История Великого Октября. М., 1977. Т. 1. С. 420; ГАРФ. Ф. ДП. 4-е д-во. 1917 г. Д. 61. Ч. 2. Т. 1. Лиг. «А». Л. 53; ф. 111. 1917 г. Д. 669-а. Л. 53, 51.
12 СОГД IV/5. Стб. 1640-1641.
13 ЛЕЙБЕРОВ И.П., РУДАЧЕНКО С.Д. Революция и хлеб. М., 1990. С. 57; ЯКОВЛЕВ Я.А. Февральские дни 1917 г. // Пролетарская революция. 1927. № 2-3. С. 81; HASEGAWA Ts. Op. cit. Р. 210.
14 СОГД IV/5. Стб. 1653. 22 февраля делегатам Керенский, по его словам, ответил: «Я сомневаюсь, чтобы большинство Государственной думы поняло вас: кажется, общего языка между вами и ими нет никакого», «но я обязанность свою (передать заявление рабочих делегатов Думе. — В. II.) исполняю» (там же. Стб. 1651-1653). Керенский, таким образом, 22-23 февраля 1917 г. почти дословно повторил то, что годом раньше сказал П.Н. Милюков, когда обсуждались аналогичные события —забастовка на Путиловском заводе с последовавшим локаутом и секвестром: «Мы слишком мало знаем друг друга, — сказал тогда Милюков, — и слишком редко говорим друг с другом; поэтому мы друг друга не понимаем, а когда нужно говорить, так выходит, что мы говорим на разных языках» (СОГД IV/4. Пг., 1916. Ч. 2. Стб. 2862-2863).
15 Родзянко употребил свою цензурную власть председателя Думы, памятуя, как в 1916 г. разрешенные им сообщения газет о забастовке и секвестре Пугиловского завода всю весну вызывали отклики в виде забастовок в разных районах империи.
16 СОГД IV/5. Стб. 1657-1660, 1725.
17 Там же. Стб. 1726-1728, 1756.
18 Там же. Стб. 1658-1660. Между тем движение на Ижорском заводе в Колпине по-своему многозначительно. Рабочие этого «городка с почти 20-тысячным населением», как отмечено в докладе Морского министерства за 1911 год, получая высокие заработки, пользовались хорошим медицинским обслуживанием, включая бесплатные лекарства для членов семей; отдавали детей в бесплатное училище; у них были свои сберегательные кассы, библиотека. Морское начальство долгие годы пребывало в убеждении, что улучшение рабочего быта «внесло здоровый, нормальный характер в ход заводской жизни»; потомственные мастеровые настолько чувствуют «связь с заводом... имея свои дома, привязанные к месту», что все это обеспечивает спокойствие, «создает необостренное, ровное отношение всего состава мастеровых к заводу, и потому, вообще, всех мастеровых Ижорского завода можно считать много спокойнее их товарищей по другим заводам» (ВНР. Т. 1. С. 409).
19 ЗЕНЗИНОВ В.М. Февральские дни. С. 196-198.
20 ЯКОВЛЕВ Н. 1 августа 1914 [года]. М.. 1974. С. 198. См. также: БЕРБЕРОВА Н. Люди и ложи. N. Y. 1986. С. 38, 140; БРАЧЕВ В.С. Между мистикой и политикой. СПб., 2005. С. 327; СТАРЦЕВ В.И. Тайны русских масонов. СПб., 2004. С. 130, 126. В.И. Старцев так и не смог признать, что имеет дело не со «свидетельством Некрасова», а с фальшивкой, изготовленной НКВД-КГБ.
21 LONGLEY D.A. Iakovlev’s Question, or the Historiography of the Problem of Spontaneity and Leadership in the Russian Revolution of February 1917 // Revolution in Russia: Reassessments of 1917. Cambridge (England). 1992. P. 380.
22 ГАЛИЛИ 3. Лидеры меньшевиков в русской революции. М., 1993. С. 18-19 (оценку влиятельности большевиков автор берет у Лейберова).
23 ЛЕЙБЕРОВ И.П. Начало Февральской революции (события 23 февраля 1917 г. в Петрограде) // Из истории Великой Октябрьской социалистической революции и социалистического строительства в СССР. Л., 1967. С. 18; ЕГО ЖЕ. На штурм самодержавия. М.. 1979. С. 127, 130 (на с. 140, однако, сказано, что 24 февраля предприятия Нарвской заставы включались в движение «по примеру пролетариев Путиловского завода и судоверфи»); HASEGAWA Ts. Op. cit. P. 211, 221, 222, 237, 251; ХАЙМСОН Л. Развитие политического и социального кризиса в России в период от кануна Первой мировой войны до Февральской революции // Россия и Первая мировая война. СПб., 1999. С. 19.
24 BONWETSCH В. Die Russische Revolution 1917. Darmstadt, 1991. S. 126. По недоразумению И.М. Пушкарева и Хасегаву упрекает за то, что он будто бы «предложил считать началом революции 22 февраля — объявление локаута на Путиловском заводе». В действительности Хасегава рассматриваст в качестве «общепринятого» положение, согласно которому «начало и происхождение Февральской революции следует вести от 23 февраля, связывая его с забастовкой женщин-работниц Выборгского района», и далее называет вопросы, которые «дебатируются» среди историков; в этом смысле он и упоминает попытку Лонгли поставить «под вопрос общепринятое положение». По Хасегаве. Лонгли не удовлетворен «интерпретацией событий, которая связывает центр революции исключительно с Выборгским районом. Более того, он высказал предположение, что забастовка на 11утиловском заводе 22 февраля [7J может с не меньшими основаниями рассматриваться в качестве исходного момента революции». Изложив позицию Лонгли, Хасегава от своего имени утверждает то же, что писал и в 1981 г.: «Революция началась 23 февраля 1917 г. с забастовок женщин-работниц текстильных фабрик Выборгского района» (ПУШКАРЕВА И.М. Февральская революция 1917 года в России: проблемы историографии 90-х годов XX века И Россия в XX веке. Реформы и революции. М., 2002. Т. 1. С. 258-259; ХАСЕГАВА Ц. Февральская революция: консенсус исследователей? // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция. М., 1997. С. 97-99).
25 АСТРАХАН Х.М. О тактике «снятия с работы» в Петрограде в первые дни Февральской революции 1917 г.// Свержение самодержавия. М., 1970. С. 127. Ср.: ШЛЯПНИКОВ А.Г. Семнадцатый год. Кн. 1. С. 244.
26 ЛЕЙБЕРОВ И.П. Начало Февральской революции. С. 6. Речь идет о статье Э.Н. Бурджалова.
27 СВЕШНИКОВ Н.Ф. Отрывки из воспоминаний // Петроградская правда. 14.1 II. 1923.
28 HASEGAWA Ts. Op. cit. P. 251, 221.
29 ПЦР. T. l.C. 243,213.
30 Лонгли придает преувеличенное значение свидетельству О.А. Ерманского о том, что 23 февраля «знамен пли флагов не было, по крайней мере я их не видел». Ерманский видел только то, что его окружало при движении вместе с толпой по Литейному проспекту в сторону Невского. Он сделал оговорку: «Что было в тот день на улицах других частей города, я не знаю» (ЛОНГЛИ Д. Некоторые нерешенные вопросы истории Февральской революции 1917 г. И Россия в XX веке: Историки мира спорят. М., 1994. С. 243-244; ЕРМАНСКИЙ О.А. Из пережитого. М.; Л.. 1927. С. 139-140).
31 Утро России. 2.III.1917.
32 Партия большевиков в Февральской революции 1917 года. М., 1971. С. 150. Ср.: «В этот день огнестрельное оружие в борьбе с демонстрантами еще не применялось», — пишет Г.Л. Соболев (Питерские рабочие и Великий Октябрь. Л., 1987. С. 44).
33 ЮРЕНЕВ И. «Межрайонка» (1911-1917) // Пролетарская революция. 1924. №2 (25). С. 140; ХРУНИН Г. Первые дни революции в самарском гарнизоне // Революция 1917-18 гг. в Самарской губернии. [Самара, 1918.] Т. 1. С. 7. Ср. воспоминания студентки сельскохозяйственного института, участвовавшей в подготовке уличных событий 23 февраля, связанных с «Женским днем»: «Утром 22-го... Олина мать, ушедшая из дому достать хлеба, вернулась взволнованная. Магазины закрыты, трамваи не ходят. На улице — толпы народа. Кто-то стреляет» (ОЛИЦКАЯ Е. Мои воспоминания. Frankfurt / Main. 1971. Т. I. С. 69).
34 ХОДНЕВ Д. Февральская революция и запасной батальон лейб-гвардии Финляндского полка // 1917 год в судьбах России и мира. С. 262-263. Ходнев при описании действий своей части 23 и 24 февраля старательно отмечал, что его солдаты «энергично» орудовали при разгоне демонстрантов прикладами, «а иногда даже и штыками», выстрелы же, одиночные, делались из толпы, тогда как «полиция и войска воздерживались от стрельбы».
35 Цит. по: БУРДЖАЛОВ Э.Н. Вторая русская революция. С. 129, 134.
36 «Из памяти выплыли воспоминания...» Дневниковые записи, путевые заметки, мемуары академика АН СССР ИИ. Минца. М.. 2007. С. 30—31. Запись беседы 14.XII.1935.
37 MELANCON М. Rethinking Russia’s February Revolution: Anonymous Spontaneity or Socialist Agency? Pittsburgh, 2000. P. 16, 20, 36, 43.
38 MELANCON M. The Socialist Revolutionaries. P. 209-210.
39 ТОКАРЕВ Ю.С. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в марте-апреле 1917 г. Л., 1976. С. 120-125. К этому вопросу подводят подсчеты Токарева, показывающие, что лишь десятая часть депутатов Совета оказалась партийной.
40 Такого утверждения у Лонгли, с которым спорит Мелансон, нет. Но Лонгли ставит вопрос о пересмотре того, что называет (безосновательно) схемой Шляпникова, приписывающей Выборгскому району исключительную роль, и не соглашается, когда Хасегава «неубедительно» оспаривает «важную роль Путиловского завода в движении». Лонгли также указывает, что сторонникам версии о большевистском руководстве событиями невыгодно было считать началом революции происходившее на Путиловском заводе, где большевики не пользовались серьезным влиянием (LONGLEY D.A. Op. cit. Р. 382,371).
41 Этому же обстоятельству почему-то придает значение поворотного события также и Хеймсон: рабочие-металлисты Выборгского района, по его оценке, 23 февраля «прорвались в центр города и тем самым начали события Февральской революции»; «так эти рабочие Выборгского района положили начало февральским событиям 1917 г.» (ХАЙМСОН Л. Развитие политического и социального кризиса. С. 19, 31-32). Г.Л. Соболев отрицает факт «овладения центром города»: «В этот вечер в центральную часть города пробилось около 6 тыс. демонстрантов, которые, однако, не смогли стать еще там хозяевами положения, хотя им и удалось остановить трамвайное движение» (Питерские рабочие и Великий Октябрь. Л., 1987. С. 44).
42 ГАНЕЛИН Р.Ш. Петроград 23 февраля 1917 г. // Новый часовой. 1999. № 8/9. С. 66-67, 70; Революционный Петроград, год 1917. Л., 1977. С. 28; ЛЕЙБЕРОВ Н.П. На штурм самодержавия. С. 124-125, 128-129.
43 ХЕЙМСОН Л., БРИАН Э. Стачечное движение в России во время первой мировой войны: количественный анализ и интерпретация // Россия и США на рубеже XIX-XX вв. М., 1992. С. 102-105. Определение «каталитическая», пожалуй, избрано неудачно, поскольку вещество-катализатор само не участвует в реакции.
44 Новейшая история России. 1914-2005. 2-е изд., испр. и доп. М., 2007. С. 48.
45 СВЕШНИКОВ Н.Ф. Указ, соч.; КАЮРОВ В. Шесть дней Февральской революции // Пролетарская революция. 1923. № 13. С. 158; ГАНЕЛИН Р.Ш. О происхождении февральских революционных событий 1917 г. в Петрограде // Проблемы всемирной истории. СПб., 2000. С. 176. Не опирается на источники утверждение (проникшее в научную литературу из пропагандистской истории Путиловского завода) о том, что «22 февраля Выборгский районный комитет большевиков поддержал путиловцев и решил остановить 23 февраля работу на предприятиях» почему-то «двух районов города, Нарвского и Выборгского, провести митинги солидарности с путиловцами, а заодно отметить и Международный женский день» и что «большевикам накануне Февраля удалось взять под свой контроль рабочее движение в Петрограде» (ХОЛЯЕВ С.В. Три Февраля 1917 года // Вопросы истории. 2003. № 7. С. 27).
46 ВАДА X. Россия как проблема всемирной истории. Избр. труды. М., 1999. С. 33-34.
47 MELANCON М. The Socialist Revolutionaries. Р. 276.
48 ХЕЙМСОН Л., БРИАН Э. Указ. соч. С. 105. Курсив мой. Ср.: «Как известно, Февральская революция началась 23 февраля (8 марта но новому стилю) с выступления женщин на Выборгской стороне» (СОКОЛОВ А.В. Русское политическое масонство 1910-1918 годов в отечественной историографии // Отечественная история. 2004. № I. С. 148; АКСЮТИН Ю.В. Рабочие массы и политические партии в феврале 1917 года // 1917 год в исторических судьбах России. М., 1992. С. 107; КОВАЛЕНКО Н.А. 1917 год. Новые подходы и взгляды. М., 2001. С. 14; КРАСИКОВ С.И. Россия в условиях первой мировой войны и общенационального кризиса 1914-1920 гг. М., 2002. С. 26).
49 История России XX — до начала XXI в. М., 2006. С. 248; Мировые войны XX века. Кн. 1. Первая мировая война. Исторический очерк. М., 2005. С. 382.
50 Новейшая история России. 1914-2005. М., 2007. С. 48.
51 ХЕЙМСОН Л. Рабочий класс в революционных процессах. С. 108-109.
52 ШЛЯПНИКОВ [А.Г.] Мартовские дни. Листовка межрайонцев, выпущенная 24 февраля. содержит призыв объявить трехдневную стачку протеста против путиловского локаута, устроить сборы в пользу путиловцев и поднимать на борьбу против правительства солдат (БУРДЖАЛОВ Э.Н. Вторая русская революция. С. 155-156),
53 См.: Материалы по статистике труда. Пг.. 1919. Вып. 5. С. 42. Табл. 9. Отсюда и «удивительный результат квантитативного анализа данных» (ХЕЙМСОН Л. Рабочий класс в революционных процессах. С. 108).
54 СОГД IV/5. Стб. 1743; ГАНЕЛИН Р.Ш. Петроград 23 февраля 1917 г. С. 68-69.
55 Рабочий класс капиталистической России (Сб. обзоров). М., 1992. С. 96-97.
56 ШЛЯПНИКОВ А. Февральская революция в документах // Пролетарская революция. 1923. № 1(13). С. 289. Численность рабочих Путиловского завода указана Шляпниковым неточно. На 31 декабря 1916 г. на заводе имелась 31 тыс. рабочих (РГВИА. Ф. 369. Oп. 11. Д. 6. Л. 21 об. Журнал Подготовительной комиссии по артиллерийским вопросам, 7 и 11 .IX. 1917). К февралю 1917 г., по сообщению Маниковского (в приказе по ГАУ от 31 января), там числилось еще «5.5 тыс. нижних чинов, прикомандированных к заводу». Это совпадает с цифрой у Керенского (около 36 тыс.). Зензинов же, преувеличивая, дает цифру 50 тысяч. У Я.А. Яковлева — «20 с лишним тысяч». В то же время Путиловская верфь 23 февраля, видимо, бастовала не полностью: по донесению полицейского надзирателя Петергофского участка, «рабочие Турбинной мастерской Путиловской верфи после обеда, придя на работу, не приступая к таковой, все 500 человек разошлись по домам» (ГАРФ. Ф. 111. 1917 г. Д. 669. Л. 171об.). В противоречии с этим записка Петроградского охранного отделения, составленная 24 февраля для сведения полицейских приставов, сообщает, что Путиловская верфь была «23 февраля с утра... по распоряжению администрации закрыта, и рабочим объявлен расчет» (АКАЕМОВ Н.Ф. Агония старого режима // Исторический вестник. 1917. Апрель. С. VIII; Былое. 1918. № 1(29). С. 164). На Путиловском заводе, по свидетельству одного из прикомандированных солдат, эти солдаты не были отстранены от работ 23 февраля, а явились на службу. Их «сгруппировали в шрапнельной мастерской, произвели разбивку по сменам», и 24-25-го они также являлись на завод. «Работать — не работали», но и не уходили, а 26-го были «распущены до первого требования» (Четыре поколения. С. 267-268. Интервью Петра Данилова).
57 БОБЫШЕВ С.В., СЕРЕГИН С.В. Первая мировая война и перспективы общественного развития России. Комсомольск-на-Амуре, 1995. С. 27. «22 февраля забастовки на Путиловском заводе закончились локаутом» (ГАДИЛИ 3. Указ. соч. С. 18). Курсив в обоих случаях мой. — В. П.
58 ИСКЕНДЕРОВ А.А. Закат империи. М., 2001. С. 532; ПАЯЛИН Н. Путиловский завод в 1917 году // Красная летопись. 1932. № 3(48). С. 167.
59 «Из памяти выплыли воспоминания...» С. 30.
60 История рабочих Ленинграда. Л. 1972. Т. 1. С. 514-515. По материалам фабричной инспекции Хеймсон называет цифру рабочих-металлистов в Выборгском районе — 30 с лишним тысяч (HAIMSON L. «The Problem of Political and Social Stability in Urban Russia on the Eve of War and Revolution» Revisited // Slavic Review. Vol. 59. № 4. Winter 2000. P. 866fn), то есть почти столько же, сколько их было на Путиловском заводе. Таким образом, и здесь количественные методы не подтверждают версию об исключительной роли выборгских металлистов; нельзя сказать, что в Петрограде рабочие-металлисты были сконцентрированы «особенно в Выборгском районе» (ХАЙМСОН Л. Развитие социального и политического кризиса. С. 27).
61 Это совпадает с наблюдениями Н.Н. Суханова и Е.П. Семенова: «в среду и четверг, 22-23 февраля, уже ясно определилось движение на улицах, выходящее из пределов обычных заводских митингов»; «мирные манифестации толпы, требовавшей "хлеба”, происходили уже 22-го», причем полицейские документы об этом молчат (см.: ГАНЕЛИН Р.Ш. Петроград 23 февраля. С. 71-72).
62 СОБОЛЕВ Г.Л. Революционное сознание рабочих и солдат Петрограда в 1917 г. Л., 1973. С. 27; HASEGAWA Ts. Op. cit. P. 203.
63 Биржевые ведомости. 5.III.1917. Утренний выпуск. «Говорят, на Путиловском заводе были эксцессы, — сообщал А.И. Шингарев на заседании Думы 23 февраля, — мастера побили там, вывезли, что ли, его на тачке, я не знаю... Но вина в этих эксцессах не на них [рабочих]» (СОГД IV/5. Стб. 1654, 1655).
64 ЛЕЙБЕРОВ И.П., РУДАЧЕНКО С.Д. Указ. соч. С. 51, 58, 70.
65 СТАРЦЕВ В.И. Россия в годы первой мировой войны // История СССР. 1861-1917. М., 1990. С. 391; WADE R.A. The Russian Revolution. 2nd ed. Cambridge University Press, 2006. P. 29.
66 И, видимо, не только его. По сообщению пристава Портового участка Нарвской части, 24 февраля рабочие Гутуевской верфи бросили работу, «мотивируя это тем, что придут путиловские рабочие и силой могут снять с работы» (цит. по: АСТРАХАН Х.М. Указ. соч. С. 129). На улице в этот день говорили, что «путиловцы собираются с Трубочного завода снять рабочих» (СТЕПНОЙ Н. (АФИНОГЕНОВ Н.) Этапы Великой Русской Революции. Самара, 1918. С. 8).
67 ШЛЯПНИКОВ А.Г. Семнадцатый год. Кн. 1. С. 65; БУРДЖАЛОВ Э.Н. Вторая русская революция. С. 121.
68 См.: ЛЕЙБЕРОВ И.П. Начало Февральской революции. С. 25, 14, 15. 17-22. См. также: ГАНЕЛИН Р.Ш. Петроград 23 февраля 1917 г. С. 70.
69 МИЛЬЧИК И.И. Февральские дни на Выборгской стороне // Ленинградская правда. 12.111.1927; ЕГО ЖЕ. За Николаевским шлагбаумом. Л.; М., 1933. С. 395-396.
70 Цензурное изъятие из корреспонденции «Нового времени». Цит. по: БАЛАБАНОВ М. От 1905 к 1917 году. М.; Л., 1927. С. 434.
71 Новейшая история России. 1914-2005. С. 48.
72 БАЛАБАНОВ М. Указ. соч. С. 434 (цит. «Новое время»).
73 Там же.
74 ГАРФ. Ф. 111. 1917 г. Д. 669. Л. 170об. Телефонные сообщения, принятые 23 февраля дежурным по Петроградскому охранному отделению; АКАЕМОВ Н.Ф. Указ. соч. С. IX;
ШЛЯПНИКОВ А.Г. Семнадцатый год. М., 1924. Кн. 1. С. 65; БУРДЖАЛОВ Э.Н. Вторая русская революция. С. 129.
75 АКАЕМОВ Н.Ф. Указ. соч. С. VII.
76 МИЛЬЧИК И.И. За Николаевским шлагбаумом. С. 395; ЕГО ЖЕ. Февральские дни на Выборгской стороне.
77 ГЕНКИНА Э.Б. Февральский переворот // Очерки по истории Октябрьской революции. М.; Л., 1927. Т. 2. С. 43; ПУШКАРЕВА Н.М. Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г. в России. М., 1982. С. 141-142; MANDEL D. Petrograd Workers and the Fall of the Old Regime. London. 1983. P. 63.
78 ЯКОВЛЕВ Я.А. Указ. соч. С. 83; ЛЕЙБЕРОВ И.П. Свержение царизма. Л., 1967. С. 30. К сожалению, до сих пор остается не освещенным поведение в тс дни рабочих колпинского Ижорского завода. Глухое упоминание — в словах Керенского о «толпе из пригородов» 23 февраля на Невском проспекте.
79 ШЛЯПНИКОВ А. Февральские дни в Петрограде // Пролетарская революция. 1923. № 1(13). С. 82-83.

<< Назад   Вперёд>>