Мир крестьянина
Мне жаль расставаться с вами, дорогой читатель. Ведь не рассказано еще так много. В сущности, по теме каждой из глав можно и нужно написать отдельную книгу. И не только по вопросам, затронутым в главах, но еще по многим и многим другим. Народная культура неисчерпаема.
И все-таки попробуем подвести итог тому, что уже сказано.

Крестьянство обладало мощным массивом хозяйственных знаний. Накопленные путем долгого коллективного опыта, эти знания были особенно значительны у русских крестьян, приспособивших свои земледельчес-"кие навыки к очень разным географическим условиям. Владело знаниями о природе и сельском хозяйстве все крестьянство в целом и индивидуально каждый крестьянин. Человек в деревне с ранних лет постепенно приобретал эти знания — и накопленные веками, и новые, недавние. Окружающие давали их целенаправленно, обучая, и стихийно — самой своей жизнью. К ним добавлялись личный опыт и наблюдения.
Духовный мир крестьянина обогащался восприятием природы, детальными и тонкими наблюдениями и знаниями о ней, о связях явлений. Все это было теснейше переплетено с хозяйственными задачами и делами, и тем не менее неверно сводить это только к производству. Это богатая часть именно духовного мира каждого крестьянина, часть знаний, часть крестьянской культуры. Многие горожане, интеллигенты, у которых обеднена эта область духовного мира (особенно в наше время), не в состоянии оценить ее у крестьян и воспринимают уровень народной культуры упрощенно, по меркам собственных ограниченных представлений.
Между тем народные сельскохозяйственные знания содержат такие же непреходящие общекультурные ценности, как и соответствующие области науки в образованной части общества. Особенно ценна приспособленность крестьянского опыта к очень конкретным условиям, учет множества местных факторов. Успех деятельности основывался на внимании ко всем обстоятельствам и добросовестном выполнении необходимых приемов, их вариантов. Нравственная основа — добросовестность, трудолюбие, буквально пронизывает весь крестьянский хозяйственный опыт.
В повседневной жизни поколений крестьяне выработали, выстрадали и богатый социальный опыт. Многие результаты его сохраняют практическое значение и в наши дни. На первый взгляд такое утверждение кажется парадоксальным: как же может практика крепостной и пореформенной деревни быть полезна в современных условиях?
Дело в том, что основное содержание крестьянского социального опыта — умение регулировать, увязывать в условиях сельскохозяйственной деятельности интересы индивидуальные, отдельной личности, с интересами семьи, а интересы семьи — с делами всего коллектива селения. Территориальная сельская община была гибким организмом, чутко реагировавшим на изменения социально-политических условий. Она не могла не считаться с государственным или помещичьим нажимом, но в то же время постоянно решала вопросы в интересах крестьян, распределяя обязательные повинности удобным для данных условий способом.
Демократизм общины определялся тем, что жители селения сами, по своему усмотрению решали множество вопросов. Тут-то и проявлялось крестьянское умение сочетать интересы отдельного хозяйства с общественными. Если взять только пореформенную общину, то есть последние полвека перед революцией, и там мы увидим множество разных вариантов распределения, владения, пользования землею, например, параллельного существования частнособственнических участков и полей, подлежащих изредка по решению схода частичному поравниванию.

Разумеется, демократия крестьянской общины (как, впрочем, и любая демократия) была относительной и имела свои сильные и слабые стороны. В конкретной общине на определенное время могли взять верх наиболее зажиточные крестьяне, или, наоборот, могла определять решения сходки масса хозяев среднего достатка. Где-то оказывались наиболее влиятельными люди нравственные и справедливые, а в соседнем селении имел место подкуп «горлопанов» и принимались несправедливые решения. Все это была живая жизнь деревни. В целом она обеспечивала бесперебойность хозяйства и воспитывала людей, активно заинтересованных не только своими, но и общими делами селения, волости.
Об активности, инициативности крестьянина говорит прежде всего успешное ведение им своего собственного хозяйства (а оно было всегда, при любых формах русской общины). Но так же и такие, например, процессы, как переселения и отходничество. Ведь значительная часть заселения и хозяйственного освоения окраин шла за счет добровольных крестьянских переселений. Такие перемещения на большие расстояния, в новые природно-хозяйственные, а подчас и социальные условия, требовали предварительной разведки, передачи широкого набора сведений, участия в этом деле общин, как в местах выхода, так и на месте поселения, определенной смелости, выносливости, умения адаптироваться в непривычной среде. Также и система отхода на разнообразные промыслы, нередко в дальние города и уезды, согласованная с ведением дома своего хозяйства, несомненно, означала гибкость социального и профессионального поведения.
Община не была, как правило, помехой для предприимчивого крестьянина. Он мог и опираться на нее, и в чем-то считаться с нею, и действовать достаточно самостоятельно. Об этом говорит как большое количество зажиточных крестьян, так и конкретные судьбы их. Выразительным свидетельством возможностей для предпринимательской инициативы служит огромная роль так называемых торгующих крестьян в экономике страны еще при крепостном праве, в начале XIX века и позднее, а также происхождение купцов и предпринимателей из крестьян как массовое явление во второй половине XIX века.
Основу крестьянской жизни составляла семья. Обширный социальный опыт накопился в организации хозяйственной деятельности семьи как малого трудового сообщества. Четкий, отработанный ритм каждодневных работ сочетался с разумным их распределением. Такая же ритмичность была присуща и каждому циклу сезонных работ и сельскохозяйственному году в целом. Эта отлаженность заранее включала и продуманные приемы поведения в неблагоприятных погодных условиях. И важнейшую роль здесь играло трудовое воспитание — постепенное и гстественное подключение детей и подростков ко всем задачам семьи.
С крестьянской оценкой семьи, как хозяйственной и нравственной основы жизни, был связан и подход к поведению молодежи. Безусловному осуждению подвергались у русских крестьян добрачные связи. Позорными считались и супружеские измены.

Здоровые основы разных сторон крестьянской жизни были неразрывно связаны с верой. Православие было и самой сутью мировосприятия крестьянина, и образом его жизни. При всем различии уровней личного благочестия коллективный духовный опыт народа определял поведение крестьян и в XIX веке, хотя, конечно, распространение безверия в образованной части общества сказывалось уже и на жизни деревни. В нравственном идеале крестьян христианская трактовка добра, милосердия, благочестия, почтения к старшим тесно переплеталась с понятиями трудолюбия, взаимопомощи, добросовестного выполнения взятых на себя обязательств. Нравственные понятия и соответствующие нормы поведения прививались в семье детям с малых лет. Это была вполне осознанная задача народной педагогики. За пределами семьи не менее существенным было общественное мнение односельчан, оказывавшее устойчивое влияние на детей и взрослых.
В нравственных понятиях (как и в других областях культуры) народная традиция взаимодействовала с профессиональным уровнем их изложения. Не только церковные проповеди, но и чтение религиозно-нравственной литературы (при широком распространении чтения вслух в крестьянской среде) служили постоянным источником обсуждения и закрепления норм поведения.
Через семью и общину шла передача традиций в устном творчестве, пении, изобразительном искусстве, праздничной культуре. Высоко ценились лучшие исполнители, подлинные таланты. Яркие личности проявлялись не только в хозяйственных делах, но ив художественном творчестве. Возникали и подолгу сохранялись в прямой преемственности местные школы мастерства в отдельных жанрах фольклора, резьбы, живописи, вышивки и пр.
Возможности пользоваться результатами профессионального творчества для основной крестьянской массы были ограниченными. Они возникали лишь при посещении городов отходниками или монастырей богомольцами, при приобретении печатных изданий, участии в церковном пении и пр. Поэтому основные способы проведения свободного и праздничного времени основывались на активном творчестве и исполнительстве самих крестьян.
В молодежных хороводах и посиделках практически не было пассивных потребителей. Шел непрерывный процесс обучения пению (при удивительном богатстве репертуара, ибо каждый праздник, каждое торжество, каждая форма общения имели свое лицо), танцу, играм — подключения следующей возрастной группы к общему достоянию.
Оказывается, читающий или слушающий чтение крестьянин — нередкая фигура старой деревни. Реальный уровень грамотности существенно превышал официальные данные. Своеобразные старообрядческие центры крестьянской письменности и книжности распространяли грамотность и за пределами общин «древнего благочестия». Еще шире была система вольных крестьянских школ. Массовый спрос сельского читателя породил «оум» лубочных изданий и обширную деятельность их распространителей — офеней.

Даже очень неполное проникновение в мир крестьянина обнаруживает множество интересов, выходивших далеко за пределы своей волости. Живой отклик в крестьянской среде находили все крупные политические события государственного масштаба — войны, дворцовые перевороты, восстания, подготовка реформ. Получение официальной информации и слухи — все сопровождалось собственной трактовкой происходящего.
Наряду с оценкой разнообразных событий своего времени в общественном сознании крестьянства постоянно живут исторические представления. Народное восприятие истории выделяло видных деятелей -царей, полководцев, вождей восстаний, оценивая их поступки с позиций интересов Отечества. Патриотическое сознание нередко сливалось с национальным и религиозным самосознанием. В зависимости от конкретных условий на первый план выходили религиозные, классовые или национально-патриотические интересы.
Крестьянство создало свою систему социально-утопических представлений, органично связанную с религиозными воззрениями. Ее элементами были идеальная крестьянская община, живущая на основе божественных установлений (делались, как мы видели, и попытки реализации такой жизни), и идеальный монарх, действующий по законам высшей справедливости.
Однако, отстаивая возможность вести полнокровное хозяйство, сопротивляясь разного рода нажиму и несправедливости, крестьянство опиралось на вполне реальные законы своего времени, проявляя нередко недюжинную в них осведомленность. Грамотные поверенные от общин, знатоки конкретных, имевших отношение к жизни деревни законов — тоже одна из характерных разновидностей дореволюционных деревенских деятелей за пределами общины.
Пожалуй, самый важный вывод, который следует из всего изложенного, относится не к культуре старой деревни, а к нам самим, к сегодняшнему дню. Пора отказаться от высокомерно-элитарного подхода к крестьянину, к народу, который и тогда, и сейчас якобы до чего-то не дорос. Это подход самоуверенного «интеллигента», для которого человек «ненашего круга» в принципе не может быть сложной и интересной личностью.
Критикуя недавнее прошлое, важно помнить, что многие беды случились из-за безоглядного разрушения традиционной культуры, неприятия более давнего прошлого. На него-то и нужно взглянуть — объективно, без предвзятости. Познать его и взять из него лучшее. Иначе мы будем снова лишь разрушителями, отшатнувшимися от одних разрушений, но творящими новые.

<< Назад