Переворот сверху
Ко времени роспуска Второй Думы стало ясно, что выборы новой Думы ничего не дадут – она не обеспечит сотрудничества депутатов и правительства, то есть того, для чего создавалась.
Среди руководства страной наметились две тенденции. Одну представлял мой зять, Д. Трепов. Он выступал исключительно за конституционный путь. Трепов заявлял, что, раз эксперимент начат, его надо довести до логического конца – формирования однородного (парламентского) правительства, которое должно ввести необходимые поправки в избирательный закон.
Сторонником другого пути был Столыпин, мужественный и очень популярный человек, у которого, однако, политический кругозор был недостаточно широк. Он утверждал, что выборы в Первую Думу застали наши органы управления врасплох. В западных странах, говорил он, чиновники уже давно освоили нелегкое искусство влияния на массы, у нас же в России губернаторам даже не была предоставлена возможность пустить в ход свой моральный авторитет, и избиратели попали под влияние пропаганды, развернутой левыми. Следовательно, надо принять новый избирательный закон, который даст губернаторам необходимые средства для контрпропаганды.
Столыпин считал, что провести этот закон через Думу будет невозможно. Он убедил царя распустить ее – это и был предлагаемый им переворот сверху. Шаг этот таил в себе огромную опасность – он мог сильно поколебать авторитет царя. Ведь не прошло и двух лет после принятия конституции, как один из ее главных принципов подвергся пересмотру.
Царь согласился с предложением Столыпина. Я не знаю, понимал ли он в полной мере, к чему это может привести. Переворот сверху обязательно влечет за собой переворот снизу.
Третья Дума полностью оправдала надежды Столыпина – она стала послушным инструментом в его руках.
Четвертая Дума почти полностью повторяла третью. История, однако, пожелала, чтобы она превратилась в инструмент революции: два члена ее правого крыла были посланы, чтобы добиться от царя согласия на отречение.
К тому времени первоначальная цель создания Думы – стать питомником для министров и источником информации для царя – была прочно забыта.
Среди руководства страной наметились две тенденции. Одну представлял мой зять, Д. Трепов. Он выступал исключительно за конституционный путь. Трепов заявлял, что, раз эксперимент начат, его надо довести до логического конца – формирования однородного (парламентского) правительства, которое должно ввести необходимые поправки в избирательный закон.
Сторонником другого пути был Столыпин, мужественный и очень популярный человек, у которого, однако, политический кругозор был недостаточно широк. Он утверждал, что выборы в Первую Думу застали наши органы управления врасплох. В западных странах, говорил он, чиновники уже давно освоили нелегкое искусство влияния на массы, у нас же в России губернаторам даже не была предоставлена возможность пустить в ход свой моральный авторитет, и избиратели попали под влияние пропаганды, развернутой левыми. Следовательно, надо принять новый избирательный закон, который даст губернаторам необходимые средства для контрпропаганды.
Столыпин считал, что провести этот закон через Думу будет невозможно. Он убедил царя распустить ее – это и был предлагаемый им переворот сверху. Шаг этот таил в себе огромную опасность – он мог сильно поколебать авторитет царя. Ведь не прошло и двух лет после принятия конституции, как один из ее главных принципов подвергся пересмотру.
Царь согласился с предложением Столыпина. Я не знаю, понимал ли он в полной мере, к чему это может привести. Переворот сверху обязательно влечет за собой переворот снизу.
Третья Дума полностью оправдала надежды Столыпина – она стала послушным инструментом в его руках.
Четвертая Дума почти полностью повторяла третью. История, однако, пожелала, чтобы она превратилась в инструмент революции: два члена ее правого крыла были посланы, чтобы добиться от царя согласия на отречение.
К тому времени первоначальная цель создания Думы – стать питомником для министров и источником информации для царя – была прочно забыта.
<< Назад Вперёд>>
