Начальник канцелярии
   В марте 1900 года я приступил к исполнению своих обязанностей начальника дворцовой канцелярии. Должность, признаться, совсем не простая.
   Первое, что я сделал, – это подверг всех моих подчиненных строгому экзамену. Большинство из них были сыновьями слуг великих князей. Вошло в традицию, что лакей, чистящий сапоги великому князю и мечтающий о том, чтобы его сын поднялся на несколько ступенек выше по социальной лестнице, пристраивал сына в канцелярию двора. Здесь молодой человек начинал сначала писцом и в конце концов становился чиновником. Эти молодые люди, не получившие ни образования, ни нужного воспитания, держались друг за друга, причем каждый из них чувствовал поддержку великого князя (эта поддержка никогда не забывала явиться в нужный момент) и считал свое положение незыблемым.
   Долго рассказывать о всех тех интригах, жертвами которых я стал по милости этих людей. Хочу только отметить, что я уволил некоторых из них после того, как они подали мне на подпись документы, составленные в полном противоречии с моими указаниями.
   Не обходилось и без злоупотреблений, особенно при назначении поставщиков двора его величества. Многие фабриканты и торговцы предметами роскоши жаждали заполучить это звание, и те, кто помогал добиться его, часто людям с весьма сомнительной репутацией, получали большие взятки. Мне приходилось хранить под замком всю переписку, касающуюся назначения поставщиков двора его величества.
   Постепенно, с течением времени, я заменил всех этих людей на юношей из хороших семей, окончивших училище правоведения и Императорский Александровский лицей (где обучались будущие дипломаты и ответственные чиновники). Старые сотрудники канцелярии были, один за другим, переведены на должности, где они не могли принести много вреда.
   Бывали, правда, случаи недовольства великих князей, однако по справедливости надо отметить: их было меньше, чем я ожидал.
   Моим заместителем был господин Злобин. Он долго не мог простить мне моего назначения, поскольку был старше меня и не сомневался, что пост начальника канцелярии достанется ему. Тем не менее он был неплохим человеком и очень хорошим музыкантом, может быть, даже слишком хорошим, как вы сможете убедиться из моего дальнейшего рассказа.
   Однажды, читая составленный им ответ на одно очень важное письмо, он не прочел, а пропел заключительную фразу.
   – Но, Злобин, – сказал я, – это предложение противоречит всему тому, что вы утверждали выше.
   – Так оно и есть, ваше превосходительство, – не моргнув глазом ответил он, – но неужели вы не заметили, как музыкальна эта фраза?
   В конце концов я пришел к выводу, что ритмичное изложение срочных бумаг отнимает у него слишком много времени. Злобин был любимцем Фредерикса, графу льстило то уважение, которое мой заместитель ему выказывал: как только появлялся граф, Злобин от благоговения, которое внушал ему старый джентльмен, чуть было не лишался чувств! Я воспользовался благожелательным отношением Фредерикса к Злобину, чтобы перевести его на более высокий пост – руководителя императорского наградного отдела. Он с достоинством занимал этот пост и добился очень больших успехов, будучи убежден, что выполняет дело исключительной важности. Когда пришла революция, у него было больше наград, чем у любого другого человека в империи.

Посетители

   Самой неприятной моей обязанностью был прием посетителей. Фредерикс ненавидел общение с незнакомыми людьми, он был очень добросердечен и боялся, что наобещает что-нибудь такое, что он не сможет выполнить, к тому же могло оказаться, что просьбы того или иного посетителя незаконны, и он мог нажить себе крупные неприятности. Соответственно, он отдал распоряжение, чтобы всякий, кто хотел попасть к нему на прием, должен был сначала предстать перед начальником канцелярии, чтобы тот мог выяснить сущность его дела. Это позволяло мне избавиться от большей части посетителей и подготовить министра к необходимости принять тех, кто приходил с действительно важным делом.
   Большинство из посетителей – такое впечатление сложилось у меня после бесед с тысячами просителей милостей всякого рода – хотели получить то, что не разрешалось законом или, что бывало гораздо чаще, этим законом вообще запрещалось. Часто в ответ на свои слова я слышал:
   – Если бы это было законно, я бы не беспокоил его величество.
   Я принимал посетителей по субботам. Но высокопоставленные лица почему-то считали, что я должен принимать их не только в тот день, который был отведен для всех, но и во все другие дни недели! Легко себе представить, сколько драгоценного времени отнимали у меня их визиты! Следует отметить, что не только великие князья считали себя высокопоставленными лицами и требовали соответственного отношения. Эта привилегия, как оказалось, распространялась на всех дворцовых сановников – а видит бог, как много их было! – а также на членов Императорского совета (нашей верхней палаты) и, до сих пор не знаю почему, на членов императорского яхт-клуба.
   Эти сановные посетители никогда не сообщали сразу о цели своего визита. Наверное, они считали дурным тоном не отнять у меня по меньшей мере двадцати минут на светские разговоры и дворцовые сплетни. Люди среднего поколения начинали с жалоб на свои болезни, рекомендовали мне своего семейного врача и описывали способы лечения, которые им посчастливилось открыть, а также верные способы избавления от недугов, которых я, к счастью, не имел. Прерывать эти излияния было совершенно бесполезно – рассказ стал бы еще длиннее, а страдалец перешел бы к делу в раздраженном состоянии. После того как поток жалоб иссякал, посетитель неожиданно вспоминал, зачем он пришел, и начинал петь хвалу какому-нибудь своему родственнику. Этим все и заканчивалось, но как же сильно это отвлекало меня от работы!
   Прошения о продвижении по службе и новых назначениях преследовали меня, куда бы я ни пришел. Однажды в Новом клубе ко мне подсел начальник тюремного управления и без обиняков заявил:
   – Прекрасный человек! Молодой! Богатый! С отличным образованием! Оденьте его в придворное платье, и он станет украшением балов. Даю слово, что он гораздо лучше этой обезьяны X., которую вы внесли в список на получение нового чина, – придворный костюм сидит на нем как на корове седло!
   – Ну хорошо, а как зовут вашего протеже?
   – Как его зовут? Послушай, любезнейший, назови мне имя того молодого человека, который вчера три раза проиграл мне в бильярд.
   – Князь Карагеоргиевич, ваше превосходительство.
   – Нет-нет. Я хорошо знаю князя Карагеоргиевича. Кроме того, он всегда меня обыгрывает, а этот проиграл мне три раза подряд. Неужели ты не знаешь завсегдатаев своего клуба?
   – Мой дорогой друг, – сказал я. – Пришлите мне записку с именем этого человека, вот и все.
   – Да-да, вы правы. Так не забудьте же, что я вам говорил!

Корона княгини Грузинской

   Трудно поверить, сколько трудов требовало от меня распределение царских милостей, входившее в обязанности начальника дворцовой канцелярии! В этой связи хочется рассказать историю княгини Грузинской.
   Мадемуазель Безобразова вышла замуж за князя Грузинского, корнета одного из гвардейских полков. Она придавала слишком большое значение его титулу и требовала, чтобы ее считали владетельной особой (прапрадед ее мужа был грузинским царем), что давало ей право идти во время придворных процессий рядом с царской семьей.
   Год за годом она жаловалась на церемониймейстера, который, по ее мнению, не оказывал ей должного почтения. В конце концов, чтобы покончить с ее жалобами, был откопан старый закон, принятый шестьдесят лет назад, согласно которому потомки владетельных особ в третьем поколении имели право идти впереди других только в том случае, если они занимают крупные должности в правительстве. Князь был корнетом, поэтому не могло быть и речи о том, чтобы он шел рядом с великими князьями.
   Тогда княгиня придумала новый ход. Она обратилась к царю с просьбой стать крестным отцом ее второго ребенка. Фредерикс доложил об этом царю, и тот согласился, поскольку считал своим долгом оказывать милости большим семьям.
   Те люди, чьим крестным отцом был царь, получали определенные привилегии: образование ребенка оплачивалось из государственных средств, мать получала подарок из дворцовых фондов, достигнув совершеннолетия, молодой человек мог претендовать на должность при Министерстве двора и, в случае необходимости, мог получить денежную субсидию. Княгиня Грузинская хорошо знала, как извлечь из всего этого максимальную пользу, – она постоянно заявляла, что нуждается в средствах.
   Но беду на автора этих строк навлек подарок, который она получила.
   Ценность подарка определялась «рангом» дамы. Однажды я сказал хранителю императорских подарков:
   – Подберите что-нибудь, что могло бы ей понравиться; пособие составляет шестьсот рублей, если потребуется, можете немного добавить, но так, чтобы стоимость подарка не превышала тысячу рублей.
   Несколько дней спустя хранитель сообщил мне, что княгиня хочет получить диадему. Однако на такую сумму сделать диадему было невозможно.
   – Объясните ей это, – велел я.
   – Я пытался, но разве ее переубедишь? Она говорит, что согласна, чтобы диадема была изготовлена из уральских камней (уральские камни – полудрагоценные камни различных расцветок).
   – Ну, если ей так хочется, подарите ей диадему из уральских камней.
   Получив диадему, княгиня была довольна.
   Граф Пурталес, немецкий посол, давал бал. Княгиня позвонила ему и сообщила, что в качестве владетельной особы должна быть приглашена на этот бал. «Сам царь только что прислал мне корону». Корону! Пурталес рассыпался в извинениях и прислал ей приглашение.
   Тогда княгиня позвонила в контору придворных конюшен:
   – Граф Пурталес пригласил меня на бал в качестве владетельной княгини. Пришлите, пожалуйста, за мной одну из придворных карет.
   Конечно, ей отказали.
   Тогда княгиня снова позвонила Пурталесу и попросила прислать за ней автомобиль. Посол заподозрил неладное и позвонил церемониймейстеру, после чего все раскрылось.
   Царь потребовал объяснений от Фредерикса. По городу пошли слухи, будто я раздаю короны.
   Мне пришлось сфотографировать злополучную диадему и написать отчет длиной в несколько страниц, объясняющий дело княгини Грузинской.

Вовсе не синекура

   Я хочу закончить эту главу тем же, чем и начал, – моя должность отнюдь не была синекурой. Значительную часть рабочего дня занимали разговоры с министром, остальное время я принимал посетителей, кроме того, каждый день в мой кабинет поступали доклады подчиненных. Вечером я изучал наиболее важные из них и читал печатные бумаги, присылаемые Фредериксу как члену Государственного совета, чтобы держать его в курсе того, что там происходит, – царь любил говорить с ним об этом. День заканчивался подписанием документов и просмотром корреспонденции.
   Мне потребовалось несколько лет, чтобы овладеть всеми тонкостями своей должности. Некоторые приемы можно было выработать только на основе личного опыта и обучения в процессе работы. Привести пример? Императорская семья ожидала того, что в газетах называют «радостным событием». Канцелярия должна была заранее заготовить манифест, который подписывал царь (начертав собственноручно, в том месте, где был оставлен пробел, имя только что родившегося младенца). Так страна узнавала о рождении ребенка в царской семье.
   Манифест? Нет, два манифеста, скажет внимательный читатель, – один на случай рождения мальчика, а другой – девочки. Но внимательный читатель все равно будет далек от истины. Согласно закону Фредерикс обязан был во время радостного события присутствовать во дворце, находясь неподалеку. Всякий раз он отправлялся туда, захватив с собой пять – да-да, я не ошибся, – пять различных манифестов: один – на случай рождения мальчика, второй – девочки, третий – для близнецов мужского пола, четвертый – близнецов женского пола и пятый – на случай рождения мальчика и девочки. Правда, последнего, насколько я знаю, не случалось ни в одной правящей семье за всю историю мира.
   За шестнадцать лет у меня была от силы одна свободная ночь. Работа шла бесконечным потоком, словно вода на мельницу. Если ко мне приходили друзья и я проводил в их обществе несколько часов, то на следующий день мне приходилось приступать к работе, ни на минуту не сомкнув ночью глаз. Однако мои нервы выдержали такую перегрузку.

Мой отъезд из Петрограда

   Я покинул свой пост начальника дворцовой канцелярии против воли графа Фредерикса. Чтобы успокоить его, царь подписал указ, согласно которому я ехал в Яссы в качестве полномочного министра, номинально сохранив за собой должность, которую занимал более шестнадцати лет. В 1913 году Фредерикс выразил желание, чтобы меня назначили на должность заместителя министра двора, но ее получил другой человек. С этого момента я понял, что распутинская клика сделает все, чтобы убрать меня. Моя власть постепенно уменьшалась, а Фредерикс из-за болезни не мог с прежней энергией поддерживать меня.
   В декабре 1916 года, когда я был в Петрограде, императрица предложила мне занять должность заместителя министра внутренних дел. При этом она сказала:
   – Критикуют все, помочь же никто не хочет.
   Я расскажу об этом позже, в главе, посвященной Распутину. В тот момент это назначение могло означать одно из двух – либо попытку как-то замаскировать деятельность распутинской клики, либо призыв помочь исправить курс государства. Если бы в разговоре со мной императрица затронула проблему Распутина или если бы у меня была хоть малейшая надежда победить ее мистицизм (и все то, что было с ним связано), я принял бы это предложение. Я даже попросил бы у нее еще одну аудиенцию, чтобы предложить свои услуги.
   Но я этого не сделал. Во мне не было тех героических качеств, которых требовал подобный шаг. Я уехал в Яссы и не знаю, сможет ли оправдать меня история.
   Когда я только приступил к исполнению своих обязанностей руководителя канцелярии двора, то поставил перед собой следующие цели: восстановление престижа царской власти, помощь царю в установлении справедливости и порядка, наблюдение за тем, чтобы подданные царя получали причитающиеся им милости. Мой начальник ставил перед собой те же самые цели и разделял те же самые идеалы. Более того, меня окружали члены свиты, которые были исключительно благородными людьми, боготворившие, подобно мне, царя и готовые умереть за династию. Каждый из них выполнял свои обязанности, но все мы чувствовали, что никогда не сможем внушить царю той уверенности, без которой груз лежащих на нас обязанностей превысит то, что способен вынести простой смертный.


<< Назад   Вперёд>>