Глава III
Мартирием. — Отпуск Мартириевой муки. — Часовой мастер Савостин. — Иеромонах Амфилохий. — Образной старец Мартирий. — Его монастырская жизнь и подвиги. — Обычаи тихвинских горожан. — Приезд в Тихвинский монастырь грузинской царевны. — Грузинская царевна сестра Мартирия.
Приезд мой в город Тихвин был апреля 1-го; через два дня, в воскресенье, отец водил меня к благословению архимандрита Самуила и образному иеромонаху Мартирию. О. архимандрит по расположению к моему отцу обласкал меня, а Мартирий дал мне небольшой деревянный судок, наполненный вареньем. Тут жизнь моя пошла, что называется, припеваючи. На первых порах отец мой поручил мне раздавать «мартириеву муку». Эта должность была по мне. Она состояла в том, что приходящему или приходящей от Мартирия с лоскутком серой оберточной бумаги, непременно с красной сургучной Мартириевой печатью, я, не спрашивая, кто податель и отколе, отпускал пуд муки; если же на бумаге было две печати, то отпускалось два пуда, а если три, то отпускалось три пуда. Операция эта производилась почти ежедневно. Получаемые записки с печатями Мартирий приказывал тотчас же истреблять, не требуя в раздаче муки никакого отчета; он приказывал только сказывать ему, когда мука будет подходить к концу, и эта обязанность лежала тоже на мне. Бывало, увидишь, что муки остается уже последний куль, и идешь сказать Мартирию, что муки остается столько-то; за эту весть мне всегда бывали подарки, заключавшиеся или в конфетах, или фруктах.
У тихвинских знаменитых граждан было в обычае рассылать родным и знакомым пироги с маком. Такие пироги приносили и Мартирию. Он никогда сам их не употреблял, а раздавал кому знал. Часто давал такие пироги и мне. После моего извещения о муке, бывало, не успеешь прийти на огород, как уже из какого-нибудь лабаза везут к нам шесть кулей ржаной муки. Зимой в наше отсутствие из Тихвина эту муку раздавала наша экономка, старуха Прасковья; тогда она была полная хозяйка на огороде. Источник, откуда проистекала такая раздача муки и другого чего, был неизвестен; ни один лабазник никому не сказывал, — платил ли Мартирий за муку деньги или нет. Так крепко хранили торговцы эту заветную тайну... Теперь уместно сказать и о Мартирии, кто он был? О нем я неоднократно слыхал рассказ моего отца своим близким в селе Угодичах. Отец мой был, между прочим, весьма близок к настоятелю обители св. Иакова, епископа Ростовского, архимандриту Апполинарию Пулашкину35. В одно время, в бытность в гостях у этого архимандрита, у них зашла речь о башенных часах. Архимандриту хотелось устроить в своем монастыре колокольные часы, но он не мог приискать для этого благонадежного и хорошего мастера. Мой отец рекомендовал ему часового мастера родом из города Серпухова Дмитрия Иванова Савостина, проживавшего тогда в городе Тихвине. Этому Савостину привелось делать такие часы в Тихвинском большом монастыре. Он сделал их весьма прочные и верные, бившие в колокола минуты, четверти и часы. Они каждую четверть часа выигрывали на подобранных колоколах следующие куранты: «Кто-то может убежати смертный час: ни царь, ни князь, ни воин, ни пастух». Для механизма этих часов ниже колоколов была устроена теплая комната; из этой комнаты мастер сделал привод, которым приводились в Движение часовая и минутная стрелка на циферблате.
Архимандрит Апполинарий весьма был рад такому указанию и просил отца вызвать мастера к нему, сказав при этом свои условия. Когда отец мой приехал в свое время огородничать в городе Тихвине, то там условился с Савостиным об устройстве подобных тихвинским часам и в обители св. Иакова. В Ростов Савостин приехал с женой и сыном; устроил по условию
часы, существующие и в настоящее время на колокольне Яковлевского монастыря, потом устроил часы в селениях: Поречье-Рыбном и Вощажникове. Так как эти работы, так и многие другие стали приносить ему хорошие выгоды, то он и поселился навсегда в городе Ростове, в доме Сергея Александрова Фигурина, подле нынешней богадельни св. Димитрия у каменного моста, напротив проспекта, во втором этаже. Против отца моего Савостин не остался неблагодарным и подарил ему своей работы стенные часы недельного завода с колесом, показывающим числа; бой этих часов с репетицией. Часы эти вот уже около 80 лет ходят без всякой починки по причине своего прочного устройства и хорошего материала, меди и стали. Дмитрий Савостин, его жена и сын Иван померли в Ростове и все погребены в обители св. Иакова. Иван Дмитриев помер в той обители иноком, под именем Михаила, и, умирая, передал свое искусство и инструмент штатному служителю Яковлевского монастыря Ивану Наумову. Передавая Наумову, он поручил ему наблюдать и за часами Артынова. Это, впрочем, благодаря прочности работы часов и не понадобилось. Наумову, пока он был жив, приходилось в Угодичи ездить очень редко и только раз почистить по прошествии нескольких многих годов.
Когда устраивались часы в обители св. Иакова, в это время пришел странник, молодой человек, родом грузин, по имени Петр Егоров, судя по паспорту из простолюдинов. Он испросил позволение у архимандрита Апполинария остаться на несколько времени и послужить в обители для братии. Это было ему позволено. Обитель и братия расположили этого странника поступить тут же в иночество. Он постригся под именем Мартирия. По расположению к нему настоятеля новый инок Мартирий был определен под начало к известному по строгости и святости жизни гробовому старцу Амфилохию*36. От хорошего учителя произошел и хороший ученик.
Под рукою Амфилохия Мартирий проходил послушанием все монастырские должности ревностно и усердно, чем и заслужил себе любовь наставника, внимание настоятеля и искреннее уважение братии, неусыпно служа оной. Случай подружил его с сыном часового мастера, молодым человеком и сверстником по летам, тоже иноком. Беседы товарищей касались обителей и их уставов. Савостин превозносил до небес обитель и братию Тихвинского большого монастыря и вместе с тем рассказывал о бесчисленном стечении поклонников в обитель к иконе Тихвинской Божией Матери.
Верующие туда стекались из всех концов России, а в особенности из Питера. Последнее ли или другое какое призвание возродило у Мартирия мысль посетить Тихвинскую обитель. Испрося благословение у архимандрита Апполинария и у своего наставника старца Амфилохия, он пошел с посохом в руке в город Тихвин и там в обители Тихвинской испросил благословение у настоятеля, архимандрита Герасима, послужить для братии.
Архимандрит принял его и поручил под начало известному своею жизнию монастырскому казначею, иеромонаху Флавиану**. Мартирий проходил и здесь послушание с великим усердием, смирением и кротостию, начиная с кочегара на монастырской кухне и пивоварне; он был дровоколом, водовозом, хлебодаром, и наконец, уже при настоятеле Самуиле, Мартирий посвящен был в иеромонаха и определен в должность «старца образного».
В этой новой должности Мартирий был замечателен по строгости своей жизни, во всем подражая бывшему своему наставнику Амфилохию. Около двадцати лет Мартирий был на этой службе и не выходил никуда за монастырские ворота. При этом он был замечательный постник; даже послушник его Даниил видел одно только сухоядение, да и то весьма умеренное. Келья его была небольшая со сводами, о два окна, и находилась в нижнем этаже, в средине северного корпуса, по левую сторону, близ соборного храма обители. Постель была самая жесткая, едва ли не голые доски под чистым покрывалом, подушка круглая в чистой белой полотняной наволочке. Одни говорили, что это обрубок дерева; другие, что подушка эта была набита песком. Такой жизнию Мартирий заслужил всеобщее уважение и любовь не только от настоятеля и братии, но и от приходящих со всех сторон богомольцев.
Одежда Мартирия зимою и летом заключалась в одном подряснике из грубой и толстой крашенины и на такой же подкладке, надетом на рубашку, и в обыкновенном поношенном клобуке. Мантию иеромонаха он надевал весьма редко; другой одежды он никакой не имел, несмотря на то что соборная церковь в Тихвинском монастыре очень холодна, служба же его при иконе была постоянная. Во время жестоких морозов он иногда позволял себе носить серые валяные сапоги. Мне случалось ходить к нему от моего отца за разменом медных денег на 25 и более рублей. Мартирий в ту же минуту рассыплет, бывало, по каменным приступкам, устроенным перед иконою Богоматери, мешки медных денег, более по-тогдашнему екатерининские пятаки, и начнет их весьма скоро насчитывать. Это он делал невзирая на жестокий мороз не только моему отцу, но всякому, кто бы ни попросил. На зимнюю одежду Мартирия все удивлялись, и я сам часто слыхал от других, что только один тонкий без ваты подрясник греет постного и сухого Мартирия.
Продажа свеч у иконы Богоматери была весьма большая, но он никогда не требовал для этого себе помощника, а исправлял все сам. По примеру нашего св. Леонтия епископа Ростовского40, Мартирий приучил детей ходить из города в монастырь на обедню. Бывало, среди самой жаркой игры с товарищами услышишь благовест к монастырской обедне и только сделаешь им предложение идти к Мартирию на обедню, как все толпой отправлялись туда. Относительно костюмов мы не стеснялись, ходили босиком и в одних рубашках. После обедни, по обычаю обители, все бывшие в церкви, большие и малые, шли прикладываться к иконе Богоматери; тут Мартирию предстояла новая служба, впрочем, уже произвольная: он прикладывал сам всех детей к иконе Богоматери, так как образ был поставлен довольно высоко, и после этого он оделял всех нас гостинцами (вместо кутьи св. Леонтия), а мне часто приходилось получать от него в это время апельсины, груши, баргамоты, яблоки, а иногда винные ягоды, французский чернослив или конфекты.
Прошло с тех пор уже шестнадцать лет. Не знаю, не нарушился ли теперь обычай, бывший тогда в городе Тихвине у женского пола, ходить днем, между обедней и вечерней, для поклонения иконе Богоматери. Это поставляла себе каждая гражданка в непременную обязанность; больше, разумеется, это делалось для того, чтобы сходить в монастырь людей посмотреть и себя показать. В эти часы церковь была заперта, а против иконы Богоматери в западной стене собора была устроена полукруглая большая арка в виде паперти с железною неподвижною и непроходною решеткою. На этом месте во весь сказанный промежуток времени паперть была полна женским полом, большею частию в хороших нарядах; каждая придет, помолится, посмотрит на других, встретит родную, соседку или близко знакомую, поговорят и идут или по домам, или в гости. «Быть у Богоматери», как об этом тогда говорилось, в хорошую погоду служило для женщин вместо прогулки, и в этом обычае было мало истинно религиозного.
Однажды разнесся слух, что о. архимандрит получил из Петербурга от митрополита уведомление, что на праздник Тихвинской Богоматери прибудет в обитель на особом судне грузинская царевна Нина Егоровна со свитою для богомолья. Это известие крайне смутило образного иеромонаха Мартирия, так что, не будь письменного неоспоримого уведомления митрополита, он бы ни за что не поверил. Но вот праздник приближался. Народ стал тысячами стекаться отовсюду в обитель; многие приходили за несколько сот верст. Мартирий стал растерян и смущен, что заметно бросалось в глаза всем; на болезнь он не жаловался, а о причине видимой перемены не ответил даже и настоятелю.
В полдни 25 июня «Трешкот», судно особого устройства, крытое, с палубой и каютами, пристало к самой обители и из него вышла грузинская царевна со свитою. Архимандрит с братиею встретил ее торжественно и отвел ей для помещения особый корпус, называемый митрополичьим; в нем останавливались Высочайшие особы, митрополит и прочие высокопоставленные власти. Отдохнувши немного, царевна пожелала после малого повечерия и До всенощного бдения отслужить молебен, который соборне и торжественно отправлял сам о. архимандрит со всею братиею. В это время образному старцу Мартирию волей-неволей должно было стоять в мантии у иконы Богоматери и благословлять богомольцев всякого звания, желавших его благословения. После молебного пения царевна пошла приложиться к иконе, потом, смиренно повинуясь обычаю богомольцев, обратилась за принятием благословения и к Мартирию. Взглянув на него, она громко вскрикнула:
«Брат Петр? тебя ли я вижу!» — и с этим словом и со слезами, как бы забывшись, крепко сжала его в своих объятиях. Долго в таком положении стояли брат и сестра. 0[тец] архимандрит, братия и тысячи народа были свидетелями этого свидания брата и сестры. Только тут узнали, кто такой был образной монах Мартирий и почему он один и был в такой перемене перед ее приездом и один только не желал приезда царевны.
Впрочем, и после этого события Мартирий не изменил смиренную и подвижническую жизнь, а еще более смирял себя и убегал славы, прогремевшей о нем после этого события. Между тем прилив богомольцев к Богоматери все удваивался. Всякий богомолец старался только подать лепту свою на свечку и на масло иконе непременно в руки Мартирия и принять от него благословение, и за тысячу верст богомольцы сказывали, что подали на свечу и масло самому Мартирию и приняли от него благословение. Вот каков был Мартирий в первый приезд мой в город Тихвин!
* Иеромонах Амфилохий, в мире Андрей, был уроженец г. Ростова, сын священника прихода св. Иоанна милостивого, дед его был священник с. Поречья-Рыбного, рукоположенный св. Дмитрием митрополитом Московским37. Андрей был сначала причетником, а потом дьяконом в том же приходе. Он отличался кротким нравом, благоразумием и строгостию жизни, вместе с тем он был искусный иконописец и находился в числе художников, собранных по воле императрицы Екатерины II для возобновления стенного письма в Московском Успенском соборе и других кремлевских соборах. На долю кисти ростовского дьякона Андрея всецело досталась, кроме других работ в Успенском соборе, и паперть Благовещенского собора. По окончании московских работ он скоро лишился своей супруги; вслед за этим событием он пост} пил в 1777 году в иночество в обитель св. Иакова. Здесь с 1780 г. началось его служение должности гробового старца, при раке св. Димитрия. Подобно тени слава следовала за его смирением. Он сделался известным не только жителям Ростова и окрестных мест, но и богомольцам всех краев России, и многие знатные особы считали за счастие быть духовными детьми Амфилохия. Его удостоил посещением император Александр I и долго с ним беседовал.
Болезнь лишила под конец жизни о. Амфилохия употребления ног; и на службу к св. Димитрию его возили из келии в нарочно устроенных для этого креслах, сделанных духовной его дочерью, графиней Анной Алексеевной Орловой, дочерью героя Чесменского38. По этому поводу о. Амфилохий к одному из своих духовных детей, знатному вельможе, в назидательном письме своем между прочим писал следующее: «Я как пророк Илия катаюсь ныне на колеснице, только с тою разницею, что тот катался на небе, а я с грехами моими катаюсь по земле».
Иеромонах Амфилохий и отец архимандрит Иннокентий39 были родные братья и впоследствии оба служили в обители св. Иакова и Димитрия: один настоятелем обители, а другой — Тобовым старцем, и в этих званиях кончили жизнь. Иеромонаха Амфилохия и по сей час все Читают за святого. Действительно это был Боговдохновенный старец. Архимандрит Иннокентий был тоже весьма почтенная личность. Воспоминания об нем живы и посейчас в Ростове.
** Иеромонах Флавиан был родом петербургский купец, ближайший родственник знаменитому петербургскому купцу и лесному торговцу Федулу Громову. У Флавиана меньший брат Даниил был послушником у Мартирия «образного старца» и в этом звании уехал с Мартирием в Филиппо-Ирабскую пустынь, где оба они и кончили жизнь.
35 Архимандрит Апполинарий Пулашкин с 1806 по 1818 г. был настоятелем Ростовского Яковлевского монастыря.
36 Амфилохий (в миру Андрей Яковлевич Константинов; 1748—1824) — иеромонах Ростовского Яковлевского монастыря.
37 См. примеч. 9 к воспоминаниям Шипова.
38 Орлова Анна Алексеевна (1785—1848), графиня — известная жертвенница и подвижница, отказавшаяся от светской жизни под влиянием архимандрита Фотия. Ее отец, граф Алексей Григорьевич Орлов (1737—1808), получил титул «графа Чесменского» после победы руководимой им русской эскадры над турецким флотом в Чесменской бухте (1770).
39 Иннокентий (в миру — Порецкий; 1773—1847) — настоятель ростовского Спасо-Яковлевского Дмитриева монастыря (с 1818 г.). О нем упоминает в своих воспоминаниях С.М. Соловьев: «До гимназии и во время гимназического курса ездил я с отцом и матерью три раза в Ярославль <...>. От этих поездок остался в моей памяти один любопытный случай: в первую поездку (мне было тогда лет восемь-девять), остановившись ночевать в Ростове, отец вместе со мною отправился к архимандриту Яковлевского монастыря, Иннокентию; разговаривали они о всякой всячине, и между прочим архимандрит спросил отца: "Чем у вас, батюшка, малютка-то занимается?" Отец отвечал: "Да вот пристрастился к истории, все читает Карамзина". Тогда архимандрит обратился ко мне и спросил: "А что, миленький, вычитал ты о нашем Ростове, что о ростовцах-то говорится?" Я очень хорошо помнил рассказ о событиях по смерти Андрея Боголюбского, поведение ростовцев относительно владимирцев, помнил оглавление 11-й главы третьего тома "И[стории] государства] Российского]", где читается: "Гордость ростовцев", и помнил только это, позабыл, что говорю с ростовцем, и отвечал: "Ростовцы отличались в древности гордостью". Не знаю, каково было первое впечатление, произведенное моим ответом на архимандрита; только он сказал, обращаясь к отцу: "А что, батюшка, ведь малютка-то правду сказал, до сих пор народ наш отличается гордостью, неуступчивостью"» (Соловьев С.М. Избранные труды. Записки. М., 1983. С. 271).
40 Леонтий (XI в.) — первый епископ Ростовский; канонизирован в качестве святого в 1164 г.
<< Назад Вперёд>>
