СССР и война в Корее: новые подходы
В российском научном сообществе не проводилось специальных конференций, посвященных очередной юбилейной дате с момента начала войны в Корее. Однако появившееся значительное число публикаций в СМИ и в Интернете свидетельствует как об актуальности этой темы в изучении международных отношений XX века, и в частности истории холодной войны, так и о существовании все еще значительного количества «белых пятен» в исследовании хода и исхода Корейской войны, порождающих различные ее интерпретации.
В данном сообщении автором ставились следующие задачи. Во-первых, показать, как постепенное открытие российских архивов отражалось на изучении войны в Корее в современной отечественной историографии. Во-вторых, на конкретном примере продемонстрировать, какую важность представляет новый документ для корректировки интерпретации событий. И в заключение — обратиться к вопросу о том, насколько новые рассекреченные документы расширяют наше знание о влиянии войны в Корее на дальнейшую эволюцию холодной войны.
Для современной историографии Корейской войны важным рубежом явилось рассекречивание в начале 1990-х годов большого массива документов по данному вопросу из Архива Президента Российской Федерации. Передача Борисом Ельциным части этой коллекции документов властям Республики Корея (во время визита российского президента в Южную Корею в 1963 г. и ответного визита президента Ким Янг Сэма в Москву в июне 1994 г.) положила начало доступа исследователей к ряду рассекреченных материалов. Однако наибольшие возможности предоставила реализация соглашения между Центром по исследованию Кореи Колумбийского университета (Center for Korean Research of Columbia University), Проектом по международной истории Холодной войны Центра Вудро Вильсона (Cold War International History Project of the Woodrow Wilson Center) и Дипломатической Академией МИД РФ (Diplomatic Academy of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation). В результате этого соглашения копии рассекреченных документов поступили в Архив национальной безопасности (National Security Archive) при университете Дж. Вашингтона для широкого пользования.
Что касается непосредственно российских специалистов, то с 1995 г. некоторые из них получили возможность работать с частью коллекции рассекреченных документов Архива Президента. Это позволило пересмотреть многие традиционные взгляды. Однако ограниченность доступа в этот архив, а также повторное засекречивание документов по Корее, которые находятся в личном фонде Сталина и переданы в Российский государственный архив социальнополитической истории, значительно затрудняют исследование. В то же время в распоряжении историков находятся недавно рассекреченные «Особые папки Политбюро ЦК ВКП(б)», рассекреченные материалы Архива внешней политики РФ, в некоторой части дублирующие документы Архива Президента. К сожалению, рассекреченные документы Центрального Архива Министерства обороны весьма немногочисленны, не говоря уже о недоступности Архивов ФСБ, Службы внешней разведки, которые могли бы пролить свет на все еще малоизвестные страницы войны в Корее, в частности, на роль разведки. Вместе с тем могут оказаться весьма полезными фонды секретариатов Совета Министров в Государственном архиве РФ, а также коллекции документов а Государственном архиве экономики (Государственный Комитет планирования, Министерство финансов СССР и др.).
Таков в целом тот круг документов, на котором базировались работы российских исследователей о войне в Корее в последнее десятилетие. Необходимо также иметь ввиду и использование российскими специалистами первых появившихся в России и за рубежом в 1995-1998 гг. публикаций рассекреченных российских документов в различных изданиях.
Не останавливаясь подробно на анализе современной российской историографии войны в Корее, хотелось бы отметить основные концептуальные положения, сформировавшиеся с учетом открывшихся новых документальных свидетельств и научных трудов. Следует признать, что на сегодняшний день в России, в отличие от зарубежной историографии, опубликовано мало новых монографических исследований о войне в Корее. Но эта трагическая страница истории холодной войны отнюдь не забыта, хотя во многом все еще засекречена. Различные аспекты данной проблемы, ее последствия и уроки освещаются в статьях, сборниках, главах коллективных трудов.
Наиболее комплексно новые подходы российских историков представлены в широко используемой специалистами книге А.В. Торкунова «Загадочная война: корейский конфликт 1950-1953 годов», которая была опубликована в 2000 г. и затем переведена на английский, корейский и японский языки2. Она представляет собой документальную историю войны в Корее, написанную на основе тех самых рассекреченных документов Архива Президента, о которых говорилось выше, и развивающую новые взгляды, лишь намеченные в книге того же автора, изданной в 19953. Позволяя фактам говорить за себя, Торкунов обоснованно отвергает устоявшийся в советской историографии взгляд относительно того, что наступление 25 июня 1950 г. началось с Юга. В то же время автор счел необходимым подчеркнуть тот факт, что и в Южной Корее шла подготовка к объединению страны силой. Обе стороны были настроены весьма решительно и преследовали свои внутриполитические и националистические интересы, поэтому изначально война в Корее носила характер гражданской войны. В данной работе Торкунов также дает ответ на все еще дискутируемый вопрос о роли Москвы в начале агрессии. Он детально проследил эволюцию позиции Сталина в отношении идеи Ким Ир Сена объединить Северную и Южную Корею военно-силовым путем. Если в 1949 г. Сталин негативно отнесся к предложению Кима, то в конце января 1950 г. он ее поддержал.
Подход Торкунова, совпадающий со многими концепциями зарубежной историографии, в настоящее время разделяет большинство российских специалистов по Корее и историков холодной войны. Так, новый взгляд на историю Корейской войны представлен в рассчитанной на более широкий круг читателей и носящей очерковый характер книге И.М. Попова, С.Я. Лавренова, В.Н. Богданова «Корея в огне войны»4. Опираясь на рассекреченные документы и зарубежные публикации, авторы стремятся представить непредвзятую картину генезиса и развития конфликта на Корейском полуострове. В книге также затрагивается вопрос о подготовке к военным действиям не только на Севере, но и на Юге.
Однако как показывают другие публикации, чрезмерное акцентирование подрывной деятельности и военных приготовлениях в Южной Корее, подводит к выводам о «неоднозначности» ответа на вопрос об инициаторе Корейской войны, что вольно или невольно ведет к затушевыванию ответственности Северной Кореи за начало агрессии. Широко привлекая все документальные свидетельства относительно ситуации в Южной Корее, представители данного подхода фокусируют внимание на активных военных приготовлениях к силовому решению корейского вопроса на Юге. В этой связи отмечаются такие факты, как алармистские высказывания Ли Сын Мана накануне войны, а также участившиеся вооруженные столкновения сторон в районе 38 параллели, которые приняли форму настоящих сражений летом и осенью 1949 г. (особенно в районе Онджина). Сторонники этой интерпретации (которую, по их мнению, в американской историографии представляет Брюс Камингс5) критикуют тезис о «неожиданности» для Южной Кореи нападения с Севера. Они ссылаются на мероприятия по укрепления обороноспособности южнокорейской армии и на другие факты, в частности на донесения советского посла генерала Т.Ф. Штыкова от 20 июня 1950 г. (относительно перехваченного с Юга приказа о начале атаки против Севера в 23.00) и от 21 июня (об информированности Сеула о готовящемся наступлении Корейской народной армии). В целом они полагают, что каждая из сторон стремилась подтолкнуть другую к началу войны, чтобы снять с себя ответственность за ее развязывание.
Один из активных сторонников данного подхода, известный исследователь истории Кореи Ю.В. Ванин высказал эту позицию еще в 2000 г. И он продолжает ее придерживаться в новой книге6, подробнее о которой будет сказано чуть позже. Ванин исходит из тезиса, что поскольку война была неизбежна, то не столь важно, кто ее начал, но очень важно учитывать фактор массированного внешнего вмешательства (курсив мой — Н.Е). Именно интернационализация конфликта стала причиной затягивания Корейской войны на долгие годы7. Иными словами, по мнению Ванина, война в Корее состоит как бы из двух войн. Первую начали «две правящие элиты» разделенной Кореи, а вторая — «дело рук внешних сил»8.
Оставляя в стороне спорные положения этой концепции, нельзя не согласиться с автором, что в столкновении двух сверхдержав на Корейском полуострове собственно корейские интересы были отодвинуты на задний план. В неоднократно опубликованной за последние годы беседе Сталина с Чжоу Эньлаем 20 августа 1952 г. советский лидер, настаивая на продолжении войны ради ослабления престижа США, их глубокого вовлечения в дела Дальнего Востока и отдаления мирового конфликта, которого он опасался все послевоенное десятилетие, отметил: «Северокорейцы ничего не потеряли, кроме жертв, которые они понесли в этой войне». И далее: «Конечно, надо понимать корейцев — у них много жертв. Но им надо разъяснить, что это дело большое»9.
В свете новых документов все больше проясняется вопрос об истории переговоров о перемирии в Корее, которые официально начались 10 июля 1951 г. в Кэсоне. Несмотря на недостаточность документов, чтобы в полном объеме осветить как предысторию мирных инициатив, начало которых относится к июлю 1950 г., так и секретные переговоры представителей СССР, Великобритании и США с участием известного дипломата и историка Джорджа Кеннана, а так же неоднозначную позицию и инициативы китайского руководства, этот вопрос отличается наибольшей согласованностью мнений. Исследователями отмечается заинтересованность Сталина, озабоченного ситуацией в Европе, в том, чтобы США как можно дольше были вовлечены в конфликт на Дальнем Востоке. Обращается внимание на амбиции как СССР, так и США, не желавших первыми предлагать перемирие. Подчеркивается решающее значение поворота во внешней политике СССР после смерти Сталина и влияние протестного движения в различных странах мира против Корейской войны.
Освещение военных аспектов войны в Корее в основном представлено исследованием действий ВВС с обеих сторон. Однако особенное внимание уделено советской истребительной авиации, главную ударную силу которой составляли самолеты МиГ-15 и МиГ-15 бис. В Корейской войне участвовало около 70 тыс. личного состава советских ВВС10. Значительный вклад в освещение данного вопроса внесли работы А.С. Орлова11, как участника событий и известного военного историка. Также надо отметить труды В.А. Гаврилова и выпущенные в 2006-2007 г. книги И. Сейдова (в том числе в соавторстве с Ю. Сутягиным, сыном известного аса Николая Сутягина, сбившего 22 американских самолета)12. Помимо помощи в небе Кореи с учетом не только новых документов, но и мемуарных свидетельств российскими исследователями в цифрах показаны большие объемы другой советской военно-технической помощи Северной Корее и КНР. Эта помощь ложилась тяжелым бременем на разрушенное Второй Мировой войной народное хозяйство СССР. Документально также подтверждается, что Сталин всячески дистанцировался от вовлечения других родов советских вооруженных сил в корейский конфликт, чтобы не спровоцировать начало большой войны с США. Советским военным советникам разрешалось действовать только при штабах северокорейской армии и войск китайских добровольцев. Тем не менее из-за опасения перерастания конфликта в мировую войну на границах с КНДР в боеготовности находилось 5 советских бронетанковых дивизий и 5-ый и 7-ой Тихоокеанский флот СССР в Порт-Артуре.
Новым взглядом отмечено и исследование роли ООН в Корейской войне. Этой проблеме посвящена уже упоминавшаяся монография Ю.В. Ванина «Корейская война (1950-1953) и ООН», которая вышла в свет в 2006 г. На основе рассекреченных документов Архива внешней политики, документов партийных архивов и уже опубликованных документальных свидетельств автор освещает роль ООН как главного инструмента трансформации локального конфликта в международный. Иными словами, вопреки миротворческим функциям ООН, она предстает в Корейской войне как воюющая сторона13. В этой связи значительное внимание Ванин уделил политике США в корейском вопросе, их инициативе вмешательства во внутрикорейский конфликт с учетом проамериканского соотношения сил в ООН в тот период. Касаясь все еще спорного вопроса о неучастии советского представителя в Совете Безопасности Якова Малика, когда принимались резолюции Совета Безопасности 25 и 27 июня 1950 г., с которых началось прямое вмешательство ООН во внутрикорейский конфликт, Ванин однако не вносит ясности в этот вопрос. Он лишь ограничивается замечанием о том, что Москва выжидала дальнейшего развития событий в Корее и в ООН14.
В связи с этим вопросом хотелось бы обратиться к тем конкретным примерам, которые показывают, сколь важны новые документы в реконструкции полной картины войны в Корее. Касаясь вопроса о причинах неучастия советского представителя в работе Совбеза в критический момент, сошлемся на весьма важный документ, который был опубликован в журнале «Новая и новейшая история» в 2005 г. А.М. Дедовским, внесшим свой вклад в качестве дипломата и историка в изучение Корейской войны. Речь идет об ответе Сталина президенту Чехословакии К. Готвальду, который в беседе с советским послом в Праге выразил сомнение в целесообразности неучастия представителей «лагеря демократии» в работе Совета Безопасности 27 июня 1950 г. Сталин ответил Готвальду только 27 августа, когда наступление сил Северной Кореи развивалось весьма успешно и у «хозяина» Кремля окончательно выкристаллизовалось обоснование политики СССР в Корейской войне. В качестве двух первых целей неучастия советского представителя в работе Совета Безопасности Сталин называл продолжение политики обструкции по причине солидарности СССР с КНР ввиду того, что США поддерживали незаконное представительство Гоминьдана в Совете Безопасности. Еще одним оправданием являлось стремление Кремля сделать «незаконным» решение Совета Безопасности из-за отсутствия двух великих держав, т.е. СССР и КНР. И, наконец, по словам Сталина, уход советского представителя из Совета Безопасности дал возможность США начать интервенцию в Корее, где они растрачивают свой моральный престиж, выступая в роли агрессора, а также демонстрируют слабость в военном отношении. Конечно, в этих словах присутствовала пропагандистская риторика. Однако далее Сталин дал оценку американскому участию в войне в Корее с точки зрения «баланса мировых сил», указывая на следующие выгоды для социалистического блока. Прежде всего это то, что военная интервенция на Дальнем Востоке отвлекала США от Европы. Не исключая возможность втягивания Китая в войну в Корее, Сталин прогнозировал вероятность того, что Америка надорвется в борьбе со столь сильным противником и «будет неспособна в ближайшее время на третью мировую войну»15. Тем самым война будет отложена на неопределенный срок, а это даст дополнительное время для укрепления социализма в Европе и «революционизирует» всю Дальневосточную Азию. Опираясь на данное свидетельство, можно полагать, что после интернационализации регионального конфликта советский вождь надеялся извлечь из него определенные политические дивиденды в разворачивавшейся глобальной холодной войне. Высказанные советским лидером в августе 1950 г. «плюсы» вовлечения США в войну в Корее почти дословно повторялись в суждениях Сталина во время уже упоминавшейся мной его беседы с Чжоу Эньлаем 20 августа 1952 г.
Еще одним примером важности документальной реконструкции является вопрос о вступлении Китая в войну. В силу труднодоступности архивов КНР данный аспект войны в Корее вызывает противоречивые интерпретации. Это наглядно демонстрирует опубликованная в Бюллетене Проекта по международной истории холодной войны за 1995-1997 гг. полемика между американским исследователем А. Мансуровым, опиравшимся на документы Архива Президента РФ, и китайским исследователем Шен Жихуа (Shen Zhihua), который оперировал китайскими документами. Мансуров писал о том, что к середине октября 1950 г. китайское руководство весьма неохотно приняло решение о посылке добровольцев в Корею16. Китайский же ученый приводил убедительные доказательства наличия желания самого Мао Цзэдуна положительно откликнуться на письмо Сталина от 1 октября 1950 г., передающего просьбу Ким Ир Сена оказать КНДР помощь военной силой, и отсутствие консенсуса по этому вопросу в начале октября в самом Политбюро Коммунистической партии Китая.
В работе Торкунова приводятся свидетельства о том что и в 1949 г., и в мае 1950 г. Мао одобрял решение Ким Ир Сена о наступлении на Юг и обещал поддержку, а после начала войны связывал ее реализацию с опасностью в случае перехода противником 38 параллели, что и случилось в начале октября. Однако и в этом комплексном документальном исследовании имеются лакуны и нестыковки, затрудняющие понимание как позиции КНР после успешной операцией ооновских сил в Инчхоне 15 сентября и наступлении на Пхеньян, так и принятых Сталиным в течение 12-13 октября решений об эвакуации корейских войск на север. Т.е. это был фактический отказ от продолжения сопротивления КНДР, а затем последовала срочная отмена этих решений после согласия ЦК КПК предоставить военную помощь Северной Корее. Опубликованные в 2005 г. Дедовским документы, о которых я уже говорила, наряду с его воспоминаниями и интерпретацией, помогают восстановить реальный ход событий.
Из впервые опубликованной переписки Мао Цзэдуна, Сталина и Ким Ир Сена в период 7-9 октября 1950 г. становится очевидным, что в эти дни китайское руководство приняло долгожданное решение о направлении китайских добровольцев в Северную Корею, выдвигая при этом условия авиаприкрытия со стороны СССР и других видов военной помощи КНР. В телеграмме Мао Сталину от 8 октября также сообщалось, что Ким Ир Сен уже информирован о посылке китайской добровольческой армии в Корею. Однако как следовало из совместной телеграммы Сталина и Чжоу Эньлая, приехавшего в СССР для переговоров, которая была направлена Мао 11 октября, состоявшийся обмен мнениями привел к «единодушным выводам» о том, что «китайским войскам не следует переходить границы Китая»17. Мотивировалось это решение неподготовленностью китайских войск. Мао Цзэдун одобрил принятые решения, включая рекомендации относительно эвакуации Пхеньяна и других важных пунктов южнее горного района Северной Кореи. Часть войск должна была перейти на партизанское положение. Как следовало из дополнительной телеграммы Мао Сталину, он приказал китайским войскам «прекратить исполнение плана перехода в Корею»18. В телеграмме Сталина на имя советского посла и главного военного советника Васильева от 12 октября содержались указание информировать Ким Ир Сена о решении совещания представителей Политбюро ЦК ВКП(б) и китайского ЦК и указания о начале эвакуации. Причем из этого документа выясняется, что рекомендации относительно эвакуации были приняты именно после неутешительного доклада Чжоу Эньлая о состоянии китайских войск и единодушного вывода, что Китай может оказать помощь только через 6 месяцев, которая станет явно запоздалой. Следует отметить, что вероятно 12 октября Ким Ир Сен получил еще одну телеграмму от Сталина, где раздосадованный вождь сообщал, что китайцы «вновь отказались послать войска» и сообщал о необходимости эвакуации из Северной Кореи. Об этом можно судить по копии документа из Архива Президента, написанного рукой Сталина, и по ссылкам в книге Торкунова. Однако ночью 13 октября Мао Цзэдун сообщил новому советскому послу Рощину о пересмотре китайским руководством предыдущего решения и о желании помочь корейцам. В первую очередь, это объяснялось усилившейся угрозой национальной безопасности КНР, а также более ранними обещаниями Мао военной поддержки, без которых, вполне возможно, Ким Ир Сен не решился бы на объединение Кореи силовым путем.
И наконец, кратко коснемся тех вопросов о влияния Корейской войны на глобальную конфронтацию, которые прослеживаются по документальным свидетельствам. Подготовленный в 1950-е годы под грифом секретности и опубликованный только в 2000 году большой аналитический труд «Война в Корее. 1950-1953»19 подтверждает тот факт, что боевые операции в Корее предоставили возможность и СССР, и США существенно дополнить имевшуюся у них информацию о состоянии вооружений противника, о новых видах военной техники, об организации вооруженных сил и развитии оперативно-тактической мысли за годы, прошедшие после окончания Второй Мировой войны. Иными словами это была разведка боем. Значительную роль в советской разведывательной деятельности имели радиоперехват, в том числе и с помощью ВМФ.
Так, фактом, свидетельствующим о разведывательной деятельности Тихоокеанского ВМФ, является шифротелеграмма военно-морского министра и Главнокомандующего ВМФ СССР И.С. Юмашева Сталину от 10 февраля 1951 г. Адмирал Юмашев докладывал, что «по донесению разведки 5 ВМФ от 9 февраля с.г., с 7 февраля в радиосети ВМС США на Дальнем Востоке сильно увеличился радиообмен шифром между командующим военно-морскими силами США на Дальнем Востоке, командирами 90 (десантного) соединения и подчиненных ему командиров 1,2,6 и 7 оперативных групп, 77 (авианосного) соединения, 95 соединения кораблей огневой поддержки, 10 армейского корпуса и 1 дивизии морской пехоты... Изложенное дает основание предполагать о подготовке американским командованием десантной операции на западном побережье Кореи»20. Последнее, однако, не было осуществлено.
Вообще разведка являлась важной составляющей частью боевых действий обеих сторон в Корейской войне, и по закону «игры с нулевой суммой», которому следовала логика холодной войны, действие рождало противодействие. Поэтому не вызывает сомнений, что советское военно-политическое руководство, имея сведения о военно-морской разведке силами авиации ВМС США и Великобритании, которая велась не только с целью своевременного выявления состава, районов базирования и характера действий кораблей Военно-Морского Флота КНДР, но и «выявлению состава и районов базирования военно-морских сил Советского Союза на Дальнем Востоке»21, не могло не предпринимать адекватных мер в интересах собственной национальной безопасности и помощи своим союзникам в войне в Корее22.
О том, что война в Корее сопровождалась большой разведывательной работой, пишет и В.Г. Кикнадзе в опубликованной в 2009 г. статье «Разведка США в период войны в Корее. 1950-1953 гг.»23. Война в Корее побудила США к созданию новой, более эффективной разведывательной структуры — Агентства национальной безопасности.
Война в Корее стимулировала милитаризацию холодной войны. Доступные документы показывают, например, что в 1951-1952 гг. в СССР были приняты постановления и проведены мероприятия по развитию военного судостроения, поскольку в ходе боевых действий выявилось значительное превосходство американских военно-морских сил.
Война в Корее также способствовала дальнейшему развитию блоковой политики. Как известно, на Западе война в Корее ускорила создание армии НАТО в 1951 г. Но если обратиться к постановлениям Политбюро ЦК ВКП(б), принятым осенью 1950 г. и в 1951 г., то они свидетельствуют об увеличении поставок трофейного оружия и другого оружия, а также боеприпасов для сухопутных и морских полицейских формирований ГДР, о подготовке кадров для восточногерманских «воздушных полицейских формирований»24. Таким образом, создавался костяк армии ГДР. В 1951 г. Политбюро утвердило очень важное постановление Совета Министров СССР «Об организации воздушной обороны государственных границ СССР». Это постановление было призвано усилить обороноспособность и безопасность не только Советского Союза, но и Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии, создав в странах «народной демократии» службы наблюдения и оповещения, тесно связав их со службой приграничных районов воздушной обороны государственных границ СССР25. После создания в январе 1951 г. Военно-координационного Комитета для обеспечения восточноевропейских армий военным снаряжением и решения вопросов специализации союзников СССР в производстве некоторых видов вооружений был сделан важный шаг на пути к созданию Организации Варшавского Договора.
В заключении необходимо подчеркнуть, что только совместными усилиями добиваясь рассекречивания архивных документов всех сторон, участвовавших в Корейской войне, и опираясь на результаты уже проделанной коллегами работы, российские исследователи смогут достичь сбалансированной и всеобъемлющей картины событий в Корее, последствия которой присутствуют в лице двух Корейских государств как зримое наследие эпохи холодной войны. Более того, со стороны КНДР на повестку дня выносится вопрос о заключении мирного договора, поскольку Корейская война завершилась только соглашением о перемирии. Администрация Барака Обамы готова обсудить возможность заключения мирного договора, который официально положит конец корейскому конфликту, но при условии демонтажа северокорейской ядерной программы.
1 Пак М.Н. Великая ограниченная война // Аргументы и факты, 1988, № 50. С. 5; Орлов А.С., Гаврилов В.А. Тайны Корейской войны. М.: «Вече», 2003. С. 7.
2 Торкунов А.В. Загадочная война: корейский конфликт 1950-1953 годов. М.: Росспэн, 2000.
3 Торкунов А.В., Уфимцев Е.П. Корейская проблема: новый взгляд. М.: Издательский центр «Анкил», 1995. С. 11-34.
4 Попов И.М., Лавренов С.Я., Богданов В.Н. Корея в огне войны. М.: «Кучково поле», 2005.
5 Cumings Bruce. The Origins of the Korean War. Vol. II. The Roaring of the Cataract. 19471950. Princeton (New Jersey), 1990.
6 Ванин Ю.В. Корейская война (1950-1953) и ООН. М.: ИВ (Институт востоковедения), 2006.
7 См. Ванин Ю.В. Некоторые вопросы предыстории и начала Корейской войны // Война в Корее 1950-1953 гг.: Взгляд через 50 лет. Материалы международной научно-теоретической конференции. М.: РОО «Первое Марта», 2001. С. 21, 23, 24, 26-29.
8 Р.В. Савельев. Исследования советских и российских ученых о Корейской войне 1950-1953 гг. //Там же. С. 220.
9 Ледовский А.М. СССР и Сталин в судьбах Китая. Документы и свидетельства участника событий: 1937-1952. М.: «Памятники исторической мысли», 1999. С. 160-161.
10 В. Ф. Ли (Ли У Хе). Политика супердержав (США, СССР и КНР) в Корейской войне И Война в Корее 1950-1953 гг.: Взгляд через 50 лет. С. 56.
11 Орлов А.С. Тайная битва сверхдержав. М.: «Вече», 2001. С. 174-249; Орлов А.С., Гаврилов В.А. Тайны Корейской войны.
12 Сейдов И., Сутягин Ю. Гроза «Сейбров». Лучший ас Корейской войны. М.: Яуза; Эксмо, 2006; Сейдов И. «Красные дьяволы» в небе Кореи. Советская авиация в войне 1950-1953 гг. Хроника воздушных сражений. М.: Яуза; Эксмо, 2007.
13 Ванин Ю.В. Корейская война (1950-1953) и ООН. М.: ИВ (Институт востоковедения), 2006. С. 6.
14 Указ. соч. С. 87.
15 Ледовский А.М. Сталин, Мао Цзэдун и Корейская война 1950-1953 гг. // Новая и новейшая история. 2005. № 5. С. 97.
16 Mansourov A. Y. Stalin, М, Kim and China Decision to Enter the Korean War, September 16-October 15,19506 New Evidence from the Russian Archives // CWIHP Bulletin. Issues 6-7. Winter 1995/1996. P. 94-107; Shen Zhihua. The Discrepancy Between the Russian and Chinese Versions of Mao’s 2 October 1950 Message to Stalin on Chinese Entry into the Korean War: A Chinese Scholar’s Reply II CWIHP Bulletin. Issues 8-9. Winter 1996/1997. P. 237-242.
17 Ледовский А.М. Сталин, Мао Цзэдун и Корейская война 1950-1953 гг. // Новая и новейшая история. 2005. № 5. С. 108-109.
18 Там же.
19 Война в Корее. 1950-1953. Санкт-Петербург: «Полигон», 2000.
20 Торкунов А.В. Загадочная война: корейский конфликт 1950-1953 годов. С. 142.
21 Война в Корее. 1950-1953. С. 502.
22 См.: Смолянников С. Забытые тайны Корейской войны // http://morpolit.milportal.ru/ sergei-smolyannikov-zabytye-tajny-korejskoj-vojny
23 Кикнадзе В.Г. Разведка США в период войны в Корее. 1950-1953 гг. // Вопросы истории. 2009. №9. С. 121-131.
24 Российский архив социально-политической истории — РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 44. Л. 42. (постановление Политбюро от 6.IX. 1950); там же. Д. 47. Л. 16, 148-149 (постановление Политбюро от 3.XI.1951 г.; приложение к п. 377 от 15 XI. 1951 г. (оп.) пр. ПБ № 84).
25 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 46. Л. 160, 166 (приложение к п. 456 (оп). пр. ПБ № 83).
Просмотров: 654
Источник: Егорова Н.И. СССР и война в Корее: новые подходы // Хмурые будни холодной войны. Её прорабы, солдаты и невольные участники. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2012. С. 18-28.
statehistory.ru в ЖЖ:
