Воспоминания Н. И. Астрова о смерти братьев в Гражданской войне
Астров раскрыл суть этой «психологии» в записках под названием «Из письма. Женева 1923 г.». Он рассказал: «Для меня было ясно, что период борьбы, организованной вооруженной силой, кончен. Генеральский период изжит. Для этого мне не нужно было никаких деклараций. Но яростное нападение на то самое дело, которому мы сочувствовали, в котором сами принимали участие, на которое посылали наших друзей, за которое умирали наши близкие, я считал бесчестным и лишенным той внутренней правды, которую я, казалось, нашел за это мучительное время всяких испытаний и всеобщего отрицания правды. В сущности, отсюда наш раскол в партии и отказ от тактики Милюкова. В основе раскола лежит элемент даже не психологический, а моральный. В политике - нет морали, говорят современные захватчики - политические вожди. Я нахожу, что политика лишенная морали и привела людей к тому провалу, в котором безнадежно болтается европейская культура».4
Из этих строк ясно, что личные испытания, в особенности страдание близких в Гражданской войне, оставили глубокую печать на политическом и общественном действиях Астрова в эмиграции. В действительности, он потерял не только партийных товарищей, но и родственников, прежде всего всех трех братьев в Гражданской войне, и считал себя виноватым в их трагедии. Этот личный фактор необходимо учитывать, чтобы глубже понимать мотивации Астрова в его противостоянии с Милюковым.
Исследователь кадетской партии Н. И. Канищева утверждает, что Астров и его товарищи по центральному течению партии - графиня С. В. Панина, П. П. Юренев, князь В. А. Оболенский и другие - представляли собой узкий кружок близко знакомых друг с другом и «единочувствующих» людей. Отстраняясь от поиска привычных политических форм для будущей России, они все больше углублялись в поиске морально-духовного усовершенствования нового поколения эмигрантов.5 В указанных выше записках «Из письма. Женева 1923 г.» сам Астров признал: «Главные надежды возлагаю на религиозно-нравственное возрождение и на работу в этом направлении».6
Данные записки дают нам возможность предположить, что его личное страдание из-за потерь близких и родственников содействовало усилению склонности Астрова к морально-духовному поиску. При этом он и без того был воспитан в атмосфере религиозной семьи и, по словам князя В. А. Оболенского, был человеком «с мятущейся душой, раздвоенной противоречием между трезвостью ума и мистическими влечениями чувства».7 Покинув Россию в марте 1920 г. и пробыв коротко в Константинополе, Астров переехал в Париж. О своем духовном положении этих дней он писал: «Меня звали в Париж - принять участие в совещании и съезде русских, оказавшихся за границей <...> Я ехал туда без увлечения и с горестным сознанием, что все страдания, принесенные жертвы, смерти, смерти без конца и счета... все понапрасну. Непостижимое по своей величайшей нелепости захватывало душу, сердце, подавляло разум».8 В завершении записок Астров открыл свои мысли: «Почему люди разделены на людей, которых можно и должно убивать, и которых нельзя убивать? Вы понимаете меня? Вот когда люди признают, что никого нельзя убивать, тогда можно будет говорить о правде»9. Так, гибель родственников в Гражданской войне оказала определяющее влияние на его политическую и общественную ориентацию в эмиграции. Вообще можно утверждать, что Гражданская война была для многих не только военно-социально политическим явлением, она являлась прежде всего личным событием, сильно затронувшим каждого.
В Бахметевском архиве Колумбийского университета (США) сохраняется ряд рукописей Астрова. Среди них и есть та часть его воспоминаний, которая осталась неопубликованной. Особенно нас интересует глава, посвященная кончине его братьев, под названием «Московская катастрофа и смерть моих братьев». Ее черновик был напечатан на машинке на 26 страницах и написан в последние годы жизни Астрова - не раньше 1932 г.10 Основываясь на этом материале и используя другие его записки, нам хочется рассмотреть судьбы родственников Астрова и его отношение к их трагедии. Этим мы намерены показать, что его личное испытание в Гражданской войне было тесно переплетено с политическими событиями и оказало решительное влияние на взгляды Астрова. Кроме того, нам хочется бросить новый свет на ситуацию вокруг смерти родственников Астрова, в особенности его старшего брата Павла, подробности кончины которого оставались до сих пор неясными.11
Судьба семьи Астрова была тесно связана с Москвой. Его отец Иван Николаевич был доктором в Москве и преподавателем Военно-фельдшерской школы на Гороховом поле. Мать Елизавета Павловна умерла в детстве Астрова, оставив после себя четырех сыновей. После смерти Елизаветы Павловны, новой матерью детей стала Юлия Михайловна.12 Она относилась к ним с нежной заботой, и в Гражданской войне разделила их трудную участь. Старший брат Астрова, Павел родился в 1866 г. Он учился в юридическом факультете Московского университета и ярославском Демидовском юридическом лицее, стал членом Московского окружного суда по гражданскому отделению. Человек с глубоким религиозным чувством, он в 1917 г. принимал участие в организации Поместного собора Русской Православной Церкви.13 Младший брат Александр (1870-1919) стал авторитетным гидравликом, автором книг «Гидравлика» и «Атлас водяных турбин». В Московском техническом училище, которое он окончил, Александр занимал должность помощника директора и был первым деканом механического отделения. Кроме того, он был избран профессором инженерно-строительного отделения Московского сельскохозяйственного института по кафедре гидравлики и прикладной механики. Подобно Николаю Астрову, Александр проявил себя и в общественной работе. Он состоял товарищем председателя Всероссийского союза инженеров. В годы Первой мировой войны Александр был одним из организаторов санитарно-технического отделения Союза городов, занял пост председателя Петроградского отдела Земгора, в 1916 г. находился в командировке в США для приема русских военных заказов, и являлся представителем общественных организаций в Особом совещании по обороне. После Февральской революции в мае 1917 г. он стал управляющим учебным отделом Министерства торговли и промышленности.14 Другой младший брат Владимир (1872-1919), так же, как Павел и Николай, учился в Московском университете по юридическому факультету. Он поступил в канцелярию Московской городской думы и стал одним из помощников городского секретаря. Потом Владимир был избран мировым судьей Москвы и гласным Московской городской думы.15
После Октябрьской революции Астров фигурировал в ряде антибольшевистских организаций в Москве. Следом за переворотом он стал одним из основателей «Девятки», которая, расширяясь численно и привлекая правых деятелей, развилась в «Правый Центр». Параллельно с этим Астров стремился к объединению с представителями левых партий, создавая вместе с ними «Союз Возрождения». К лету 1918 г. в «Правом Центре», который все более пополнялся крайне правыми лицами, усилилась ориентация на сотрудничество с Германией против возможной интервенции союзников. Оставаясь верным союзникам, Астров с единомышленниками решил выйти из «Правого Центра» и создал новый «Национальный Центр».16 Правда, в немецкой колонии надежда на бывшего городского голову Москвы была довольно сильна. По словам Астрова, там заговорили, что «скоро наступит конец бессмысленному положению, созданному большевиками, что восстановлена будет Городская Дума не эсэровская, а последних выборов по положению 1892 г., и что во главе города с особыми полномочиями буду поставлен я».17
Организация кадетской партии просуществовала в Москве, не уходя в подполье, до конца мая 1918 г. 30 или 31 мая в помещении в Брюсовском переулке, в котором находились учреждения кадетской партии, был произведен обыск, и арестованы все находившиеся там членов партии. В этот день Астров отбыл свои приемные часы в правлении Городского кредитного общества и потом явился в муниципальное бюро Главного комитета Всероссийского Союза городов, которым он заведовал, и которое продолжало еще работать. Благодаря своевременному предупреждению он избежал ареста. «С этого времени началось мое скитание по чужим людям». Друзья Астрова окружили его заботой и вниманием. В частности, Д. Н. Шипов предоставил ему комнату своего сына в квартире в Староконюшенном переулке, а С. В. Панина взяла на себя посредничество между Астровым и внешним миром. Об этих днях Астров рассказывал: «А моя конспирация была не сложна. Я сбрил свою небольшую бородку и надел вместо мягкой шляпы, которую обыкновенно носил, серый картуз, доставленный мне от Вондрага моим братом Володей. Проводя ночи то у Д. Н. Шипова, то в других местах, я днем продолжал бывать на заседаниях и совещаниях оставшихся не арестованными членов Центр[ального] Комитета к[онституционно]-д[емократической] партии и на заседаниях Национального Центра и Союза Возрождения». Между тем по городу циркулировал слух, что Астров расстрелян.18
Советская власть укреплялась все более, «через швейцаров и дворников, через прислугу, через созданные ею органы - уже проникла во все поры жизни большого города и завладела этой жизнью».19 Оставаться в Москве стало все опаснее для Астрова. Он воспоминал: «Мои братья и мои друзья по общественной работе настаивали на моем отъезде из Москвы. Уж очень ясно было, что мне несдобровать, что большевики должны были меня взять и уничтожить. Мне даны были поручения на Юг, к генералам, начавшим добровольческое движение. А дальше я должен был принять участие в образовании власти (директории) за Волгой».20
8 сентября Астров с С. В. Паниной уехал из Москвы на Юг. Переехав несколько «границ», они оказались оторванными от Москвы, потеряли регулярную связь с людьми в ней. Астров писал: «Мы уехали. А они, наши друзья, мои братья - остались»21. В октябре он прибыл в Екатеринодар, позже правление «Национального Центра» также переехало туда.22 Деятели Особого совещания при Главнокомандующем Добровольческой Армии предлагали Астрову стать управляющим Отделом Внутренних Дел, но он отказался, «не чувствуя “вкуса к власти”» и вошел в состав Особого совещания без портфеля. Избранный членом Уфимской Директории, Астров остался на Юге, негативно оценивая признание Директорией власти старого Учредительного Собрания.23
Он рассказывал: «Только в конце декабря 1918 г.24 получил я от моих братьев письма. Это было все, что я имел от них». Кроме писем, старший брат Павел послал ему «иконку и, кажется, частицу одежды Серафима Саровского». Но ничего до него не дошло, потому что лицо, которое должно было передать Астрову эти вещи, «перед обыском, на границе <...> должен был уничтожить все, что было при нем».25
В четырех письмах брата Владимира, написанных «в течение октября и начала декабря 1918 г.», сообщалось о жизненных условиях родственников Астрова в Москве. «Голод, холод, разбойничьи налоги, аресты, которые получили всеми признанное название “заболеваний”, безобразные “преобразования”, национализация всего, за исключением [к тому времени] похоронных бюро - это новые условия, в которых приходиться жить». Вера в бога и в возрождение великодержавности России поддерживала его. Владимир писал, что «вера в душах наших сильна, уповаем на милость Божию, верим в возрождение единой, неделимой, сильной и оздоровленной России и надеемся дожить до лучших дней». После уничтожения института мировых судей, Владимир служил в Московском Народном банке, а потом перешел в Центросоюз.26
Брат Александр в письме от 18 декабря 1918 г. писал: «Так подчас больно сидеть тут и делать то, чего не надо делать». Астров предполагает, что тут идет речь о работе в научной комиссии при Научном техническом отделе ВСНХ. По словам Астрова, Александр «ушел в ученую и педагогическую работу, читая лекции в Петровской с[ельско]-хозяйственной] академии, в Инженерном училище и Высшем техническом училище». В письме Александр сетовал на то, что «не оказалось никакой возможности выбраться отсюда». По объяснению Астрова, эта фраза значила, что «в то время ставилось вопрос о командировке его заграницу от Центро-Союза. Но командировка не состоялось. Предлагали ему нелегально уехать в Копенгаген, где можно было достать деньги, принадлежавшие Союзу Городов. Саша отказался от этого плана, не желая оставить семью на произвол судьбы».27
Старший брат Павел в это время преподавал законоведение и читал лекции в разных учебных заведениях. Астров писал, что Павел «был человек светлого духа, высокого духовного устремления, горячо (подчеркнуто Астровым - Ё. И.) верующий православный христианин, жизнь которого была неразрывна с церковью и религией». Вместе с маленькой книжкой «Заветы предков потомству», Павел послал Астрову письмо, в котором с тревогой писал: «Недалеко уже, быть может, - хотя не годом, а годами и десятилетиями надо его измерять - время, когда русский народ может оказаться в положении современного француза или магометанина из Египта, Малой Азии и Палестины, для которых свет Христов <...> перестает быть светом».28
С начала 1919 г. Астрову уже не пришлось писать братьям непосредственно отдельных писем. «То, что нужно было им передать, я писал в виде приписок в наших сообщениях, которые отправлялись зашифрованными в Нац[иональном] Центре, путями и средствами, которые имел Штаб Добр[овольческой] Армии для сношения с Москвой, а также через Шульгинскую “Азбуку” и ее курьеров».29 Оглядываясь назад, Астров «пришел в немалое смущение <...> Большая ошибка была <...> в том, что в этих “секретных” сообщениях, строго делового характера, вплетались мотивы чисто семейного, иногда интимного характера»30. В особенности 29 апреля 1919 г. он писал: «Скажите моим, что Володя молодец, доблестно исполняет свой долг. Сейчас он в Грозном». Астров разъяснил: «Эти слова относились к сыну моего брата Александра Ивановича, судьба которого, как увидим дальше, сыграла роковую роль в судьбе моих братьев».31
«После долгих и мучительных колебаний» Астров решил уведомить брата Александра о судьбе Володи в письме, написанном 7-12 мая 1919 г., что он «умер от сыпного тифа в станице Ищерской, Терской области, где была его батарея». Это стало последним сообщением, написанным Астровым в Москву, «с отступлениями “семейного” характера».32
В июне 1919 г. Астров был командирован в Париж в депутации, которую возглавлял генерал А. М. Драгомиров, с целью иметь контакт с представителями А. В. Колчака. Астров вернулся в Ростов-на-Дону «в конце августа. А в первых числах сентября полковник Реснянский, начальник контрразведки штаба Вооруженных сил на Юге России, сказал мне, что из Москвы приехал курьер с сообщением, что организация Нац[ионального] Центра в Москве выслежена, и что в Москве произведено много арестов». Астров повидал курьера 21 сентября. Это был молодой человек, назвавший себя доктором Лищенко. Его рассказ был передан в чрезвычайно сбивчивых выражениях, «сам он производил странное впечатление», «был нервен, забит, робок, неуверенно говорил», но одно дело было ясно - провал Национального Центра в Москве.33
Через неделю к Астрову начали поступить более точные сведения по радио и через газеты. И наконец, были получены «Известия ВЦИК» от 23 сентября, с полным списком расстрелянных. Астров писал: «Сомнения больше не оставалось, наши друзья и мои два брата погибли. Вместе с братом Владимиром погиб и его сын Борис, юноша только что вступавший в жизнь». 9 октября члены ЦК кадетской партии в Ростове-на-Дону отслужили панихиду «по убиенным в Москве за родину».34 18 октября на заседании общего собрания Национального Центра выступил кн[язь] П. Д. Долгоруков от имени правления Центра, выражая чувство глубокой скорби по поводу последних сведений о расстрелах в Москве.35 В тот же день в заседания ЦК кадетской партии также была почтена память погибших товарищей. В протоколе было записано: «Выражено особое сочувствие Н. И. Астрову».36
В течение октября-начала ноября 1919 г. Астрову удалось встретить лиц, которые более или менее подробно познакомили его с положением в Москве - сына брата Александра, Дмитрия, пробравшегося через фронт к нему, прапорщика П. Д. Шварева, А. И. Стебута, и сына Н. И. Гучкова, Петра. Через их рассказы Астров узнал, что организация Национального Центра «была раскрыта большевиками случайно». Он рассказывал: «По-видимому, в конце июля или начале августа 1919 г. в поезде железной дороги обратил на себя внимание чекистов молодой человек. По одной версии он был задержан при облаве на дезертиров, по другой, этот молодой человек проболтался в пути. Как бы то ни было, он был высажен из поезда и подвергнут на одной из станций обыску и допросу». Он «был арестован и отправлен в Москву, в Ч. К.», оказался Крашенинниковым. «Он открыл, что послан из Сибири, из штаба Колчака, в Москву. У него явка к Н. Н. Щепкину и Алферову».37
Арестовали Н. Н. Щепкина и А. Д. Алферова.38 «После этих двух арестов начались аресты всех кадетов по спискам 1905 г. Говорят, разыскивали и Ф. Ф. Кокошкина», который был убит матросами еще в январе 1918 г. Об аресте брата Александра Астров узнал через сына арестованного, Дмитрия. В ночь с 1 на 2 сентября 1919 г. чекисты явились на квартиру Александра, на Немецкой улице, в дом Карякина.39 Дальше о его аресте и расстреле подробно рассказал П. П. Юренев в сборнике «Памяти погибших», основываясь на материалах, собранных Астровым за долгие годы.40 Подробности ареста брата Владимира не была изложена в указанном сборнике.41 По словам Астрова, 2-го сентября «явились с обыском к брату Владимиру Ивановичу, в Малый Казенный переулок. Володя был предупрежден о возможном обыске и отправился на свою дачу в Подольском уезде. Часть чекистов осталась производить обыск, а часть уехала на автомобиле на дачу за Володей, где его и взяли. Его старший сын Сергей, при появлении чекистов, поехал на дачу предупредить отца, но приехал поздно. Володю уже увезли».42
Подвергнута аресту была и мать братьев Астровых. 3-го сентября «был произведен обыск у моей матери, Юлии Михайловны, в ее доме в Большом Казенном переулке. Тогда же была арестована она и второй сын Владимира Ивановича, Борис».43 Последний был студентом, служащим для поручений при московском окружном артиллерийском управлении.44
Вслед за строками о Юлии Михайловне и Борисе Астров писал и о старшем брате Павле: «Тогда же явились с обыском к моему старшему брату Павлу Ивановичу, но не застали его дома и оставили засаду. Таким образом, избежать ареста удалось только Павлу Ивановичу с его сыновьями и Сергею Владимировичу, сыну Владимира Ивановича. В семьях же двух братьев остались только их жены, малолетние детишки и две девочки подростки».45
Астров изложил и попытку сослуживцев Александра вызволить арестованных, обращаясь к большевистским лидерам. «Как погибли мои братья Александр и Владимир и сын его Борис? Сведений об этом не много. Когда стало известно об аресте брата Александра, его сослуживцы обратились к Красину и Каменеву. Эти господа дали справку, что на ближайших днях он будет освобожден, т. к. у него ничего не было найдено, и он не связан ни с чем. Просили за братьев М.Н. Покровского, моего товарища по младшим классам гимназии; тот отказался хлопотать, сказав, что “за Астровыми грешки водятся”. Вновь обратились к Красину и Каменеву. От них получен был ответ, что брат Александр будет освобожден 27 сентября. А на следующий день в газетах было сообщено, что он, брат Владимир и Боря вместе с другими - расстреляны... Впоследствии было узнано, что они погибли в ночь с 12 на 13 сентября».46Далее об расстреле Владимира c сыном Астров записал: «М. Н. Муромцева (вероятно, жена С.А. Муромцева, Марья Николаевна -Ё. И.) говорила, что ей было сказано, что Володя заявил приговорившим его, что “уже стар и готов умереть[”], но просил сохранить жизнь сыну. Боря бросился к нему на шею и сказал, что умрет вместе с ним».47
В номере «Известий ВЦИК» от 23 сентября 1919 г., в котором был опубликован список расстрелянных лиц по постановлению ВЧК, Александр, Владимир и Борис Астровы были объявлены шпионами Деникина. Кроме того, сообщалось: «У Астровых при обыске найдены проекты реорганизации по свержении Советской власти, судов, транспорта, продовольствия и записка в добровольческую армию».48 По этому поводу Астров объяснил: «Смысл этих строк, стоивших жизни моих братьев, был разъяснен мне значительно позднее, в эмиграции». Его сослуживица по Муниципальному бюро Союза Городов, Е.И. Гринвальд, писала ему из Берлина в 1922 г., что «доклады о транспорте и о реорганизации судов, найденные у брата Владимира, были работой вовсе не Щепкинской организации, а “объединения земских и городских деятелей”».49
Что касается «записки в добровольческую армию», Астров узнал суть дела в Праге в 1932 г. от некоего Яна Швейды, «который, в качестве представителя домового комитета, присутствовал при обыске у брата Саши. Швейда -чех слышал от мадьяра, производившего обыск, что у Саши найдены были письма его брата, который “служит министром в добр[овольческой] армии”. Рассказ Швейды, в общем малодостоверный, в этой части, мне кажется, правдоподобным. Говорили, что Саша не мог расстаться с переданной ему Щепкиным выпиской из моего письма, в котором сообщалось о смерти его сына Володи».50 Итак, Астров считал, что его письмо с сообщением о смерти Володи повлекло за собой гибель Александра.
Личная трагедия Астрова переплелась с поворотом в Гражданской войне. Сентябрь-октябрь 1919 г., когда были расстреляны братья Астрова и доставлены сведения об этом, совпали с походом войск Деникина на Москву. В предвидении оккупации Москвы Астрову поручили заведовать материальным обеспечением города.51 Но он давно был в пессимистическом настроении, оказываясь «в оппозиции» и принадлежа к «левой» стороне в Особом совещании.52 В особенности его беспокоило расстройство тыла. Астров писал: «Буржуазия была равнодушна или считала, что Армия взялась ее спасать, т. е. исполняла то, что должна была исполнить, и не помогала ей <...> Среди моих друзей росло преклонение перед отвлеченной идеей сильной власти. Всякая работа по какому-либо организующему проекту (Город[овое] Полож[ение], земство, аграрн[ый] вопр[ос]) встречала яростное противодействие даже среди своих». После начала наступления ситуация не изменилась и оказала разлагающее влияние на армию. «Гнилой тыл был плохой опорой движущейся Армии. Армия давно утратила дух идейного подвижничества и все более приобретала значение частью карающего аппарата и орудия мести, частью - организованного грабительства».53
Астров «в конце сентября уже внес в Особое Совещание тревожное заявление о расстройстве тыла, необходимости пересмотра всей тактики и коренном изменении политического курса. К тому времени Колчак уже был в полном отступлении. Бросить Д[обровольческую] Армию казалось невозможным. Тогда же до меня дошла весть о гибели моих братьев и друзей».54
Вслед за этим началось отступление войск Деникина. «Никто не знал, что нужно было делать, когда Армия неудержимо покатилась назад, таща за собой награбленное по пути добро <...> Казаки уходили с фронта на сытых конях, с хорошо увязанными повозками полными награбленного добра. Начались перебои и судорожные движения».55 Астров содействовал тому, чтобы провести ряд реформ в управлении на Юге, но уже было поздно.56 «26 декабря 1919 г. мы ушли с последним поездом из Ростова в Новороссийск на берег моря. А к 13 марта 1920 г. Армия перевезена была в Крым, а мы, более не участвующие в комедии власти, были отвезены в Константинополь».57 Астров покинул Россию в страданиях и от политического провала, и от личной потери.
Мучение Астрова было тем тяжелее, что он считал себя виновным в трагическом конце родственников. Он писал: «Муромцева передавала мне, что чекисты говорили, что убили моих братьев, как заложников из-за меня». То же сказал Астрову и доктор А. И. Бакунин в Женеве в 1923 г.: «“Ваши братья были убиты исключительно как месть Вам”. - За мое участие в Добровольческой Армии...» - горевал Астров.58
Как уже было сказано, мать Астрова Юлия Михайловна была арестована 3 сентября 1919 г. О том, что случилось дальше с ней, изложил Астров. «Видели, как после расстрела Щепкина и моих братьев, вели пешком из Центральной Лубянской тюрьмы в Бутырскую тюрьму арестованных по делу Нац[ионального] Центра. Среди арестованных еле шла Ю. М. Астрова, с чемоданом в руке». В Лубянской тюрьме с ней встретилась Е. И. Гринвальд. Они были водворены в одну и ту же камеру. Астров цитировал ту часть письма Гринвальд, сообщающую о Юлии Михайловне: «Ее арестовали после сыновей. Свыше пяти недель сидела она в М.Ч.К. Неоднократно ее хотели перевести в Бутырки, но в М.Ч.К. оказался друг. Думаю, что она знала кто, намекала, что бывший ваш служащий. Он каждый раз, когда ее хотели перевести или, когда ставился вопрос о ее судьбе - умел защитить ее <...> Был и другой “друг”, какой-то с[оциалист-]р[еволюционер] <...> Как-то [он] передал газету с официальным сообщением... Она прочла, отложила газету, и с тех пор не читает их больше. Прочла, голова закружилась. Но выдержала, даже не заплакала. Так держится: “Ведь еще есть силы. Если выйдете - скажите, что я сильная, бодрая, что я и на смерть пойду спокойно. Но вот говорят, будто их расстреляли девятнадцать, а всего восемнадцать привезли в морг, быть может один не погиб, быть может - мой...” И в глазах надежда горит.. Через три недели ее освободили». Дальше Гринвальд писала: «Она все время была такая, спокойная, всем услужающая, всех утешающая, обо всех заботящаяся <...> она была сильна, она держалась так, как женщины французской революции, как римлянка».59
Астров прокомментировал, что эти строки верно отражают черты Юлии Михайловны, «которая, после смерти нашей матери Елизаветы Павловны, была моральным центром нашей семьи». И добавил: «1 ноября 1919 г. из Москвы, проездом в Польшу, явился ко мне в Ростове инвалид-увечный по поручению мамы Юлии Михайловны, которая просила его разыскать меня и сказать, что от большой семьи скоро ничего не останется: трое убиты, квартиры погибших братьев разорены, семья Владимира Ивановича выгнана из дома, все босы, неодеты, лишились всего».60
О дальнейшей судьбе Юлии Михайловны мы знаем, что 16 ноября 1921 г. Астров из Женевы писал А. В. Тырковой в Лондон: «Теперь самое для меня главное: позвольте просить Вашего разрешения выслать Вам некоторое количество денег и просить Вас отправить через Гуверовскую организацию посылку моей матери. Я только что узнал, что она жива и получил несколько отрывочных сведений от своих. Куплю доллары и перешлю Вам их с адресом. Можно?».61 А через два дня Астров писал Тырковой: «Несказанное спасибо Вам за указание возможности оплатить выдачу провизии в Москве и за разрешение просить Вас произвести эту операцию. Посылаю Вам двадцать долларов на два заказа - один для Москвы для моей матери, другой для Петербурга от Софии Владимировны (Паниной - Ё. И.). Оба адреса прилагаются на отдельных записках. Из осторожности не называю имен моей матери, не даю ее адреса, а пользуюсь посредством третьего лица, которое уже уведомлено, кого нужно понимать под именем “Юленька”. Конечно, не могу назвать и себя. Пускай расписку доставят на имя лица, которое Вы укажете. Расписку же г[оспо]жи Ренфельд Вы потом перешлете мне, если этой радости дождусь».62
Завершающую часть записок Астров посвятил описанию судьбы старшего брата Павла. Автор биографии Павла В.А. Томсинов цитирует письмо Дмитрия (сына Александра), в котором он сообщил одной из родственниц: «Павла Ивановича нет больше». В то же время Томсинов оставил открытым вопрос о судьбе Павла после арестов его братьев, не установив год его смерти.63 В действительности Павел умер через несколько месяцев после расстрелов его братьев. Астров рассказал о последних месяцах Павла: «Ему удалось избегнуть ареста. Оставаться в Москве было невозможно. В его квартире была оставлена засада. Нужно было уходить. И вот он решил подняться всей семьей и пробраться ко мне на юг, как пишет мне его жена Александра Михайловна, “последовать по стопам Мити”, пришедшего ко мне в Ростов» (речь идет о Дмитрии). Однако, им «пришлось застрять в скверном городишке». На основании других писем Астров предполагает, что это были Сухиничи, Калужской губернии. Потом он продолжал цитировать письмо жены Павла: «Жизнь была ужасная в смысле материальном и моральном, но покойная. Здесь мы прожили 4 месяца и схоронили Пашу, умершего от сыпного тифа. Он заразился во время поездки в Москву из этого городишка. Сердце не выдержало, и в конце 11-х суток его не стало. Уже в бреду он постоянно читал панихиду, вероятно предчувствуя свой конец. Похоронили его там же».64 Имея в виду необходимый промежуток времени для передвижения от Москвы до Калужской губернии при расстройстве транспорта и слова жены Павла о том, что они «прожили 4 месяца», можно сделать вывод, что Павел умер в начале 1920 года. Астров потерял всех трех братьев в жестокой Гражданской войне.
«И так, могила брата Павла в Сухиничах. А братья Александр и Владимир и милый Боря - в общей могиле у Калитниковского кладбища в Москве. Говорили, что на этой общей могиле появились небольшие крестики с обозначением инициалов некоторых из покоящихся там мучеников. На могилу стали приносить украдкой цветы. Ее пока помнят... Таков конец нашей семьи».65
Этими строками завершил записки Астров.
Автор статьи Икэда Ёсиро - экстраординарный профессор Токийского университета, Япония
1 О истории партии кадетов см.: Rosenberg W. G. Liberals in the Russian Revolution. The Constitutional Democratic Party, 1917-1921. Princeton, 1974; Думова Н. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1918-1920 гг.). М., 1982; Она же. Кадетская партия в период Первой мировой войны и Февральской революции. М., 1988; Шелохаев В.В. Конституционно-демократическая партия в России и эмиграции. М., 2015; Stockdale M. K. Paul Miliukov and the Quest for a Liberal Russia, 1880-1918, Ithaca, 1996; Канищева Н. И. Организационная структура заграничных групп конституционно-демократической партии // Проблемы политической и экономической истории России. Сборник статей к 60-летию профессора Валерия Васильевича Журавлева. М., 1998. С. 177-215; Она же. Центральное течение кадетской партии в эмиграции // Призвание историка: проблемы духовной и политической истории России: сборник статей к 60-летию профессора В. В. Шелохаева. М., 2001. С. 251-284. О деятельности Астрова по Всероссийскому Союзе Городов см.: Шевы-рин В.М. Н. И. Астров как лидер и историограф Всероссийского Союза Городов // Россия и современный мир. №2 (39). 2003. С. 203-224. О его деятельности в Лиге Наций см.: Бочарова З. С. Н. И. Астров и Верховный комиссариат по делам русских беженцев Лиги Наций // Московский университет и судьбы русской интеллигенции: Материалы международной конференции. М., 2004. С. 180-186.
2 Канищева Н. И. Центральное течение кадетской партии в эмиграции. С. 251-284; Rosenberg W. G. Liberals in the Russian Revolution. P. 450; Шелохаев В.В. Конституционнодемократическая партия в России и эмиграции. С. 720.
3 Письмо Н. И. Астрова А.И. Деникину от 25 июля 1922 г. С. 1 // Bakhmeteff Archive of Russian and East European Literature and History. Rare Book and Manuscript Library (BAR). Sofiia Vladimirovna Panina Papers, 1900-1956. B. 1.
4 Астров Н. И. Из письма. Женева 1923 г. С. 6-7. // BAR. Sofiia Vladimirovna Panina Papers, 1900-1956. B. 9.
5 Канищева Н. И. Центральное течение кадетской партии в эмиграции. С. 255.
6 Астров Н. И. Из письма. Женева 1923 г. С. 7-8.
7 Астров Н .И. Воспоминания. Т. 1. Париж. 1941. С. 42, 65-66, 110-113; Оболенский В. А. Моя жизнь и мои современники: Воспоминания. 1869-1920. Т. 2. М., 2017. С. 411.
8 Астров Н.И. Из письма. С. 4-5.
9 Там же. С. 8.
10 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев // BAR. Sofiia Vladimirovna Panina Papers, 1900-1956. B. 9. О периоде написания черновика можно сделать вывод из того, что в нем Астров изложил период 1932 года как прошлое (С. 12).
11 В содержательной биографии Павла Астрова В. А. Томсинов оставил вопрос о дате его смерти открытым. Как ниже показано, неопубликованные воспоминания Астрова дают новое сведение по этому поводу (Томсинов В. А. Павел Иванович Астров // Он же. Российские правоведы XVIII-XX веков: очерки жизни и творчества. Т. 2. М., 2007. С. 286).
12 Астров Н. И. Воспоминания. Т. 1. С. 22-24, 28, 50.
13 Томсинов В. А. Павел Иванович Астров. С. 279, 281-282, 284.
14 Юренев П. П. Александр Иванович Астров // Память погибших. Париж, 1929. С. 122123, 125-126. О партийности Александра Юренев писал: «Кадетом он был в свое время, и с увлечением работал в этой партии культурных людей» (Там же. С. 126).
15 Челищев В.Н. Владимир Иванович Астров // Память погибших. С. 117-118; Астров Н. И. Воспоминания. Т. 1. С. 232.
16 Астров Н. И. Московские организации 1917-18. С. 6-8, 13-18 // BAR. Sofiia Vladimirovna Panina Papers, 1900-1956. B. 10; Думова Н. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром. С. 38, 101-103, 118.
17 Астров Н. И. 1918 год. С. 8 // BAR. Sofiia Vladimirovna Panina Papers, 1900-1956. B. 11. Последние выборы гласных Московской городской думы по положению 1892 г. состоялись в 1916 г. и привели к полной победе кадетов, хотя администрация не утвердила этих выборов. После Февральской революции Астров был избран городским головой Москвы в марте 1917 г., но июньская избирательная кампания в Московскую городскую думу по законам Временного правительства принесла победу партии социалистов-революционеров. В результате этого в июле эсер В. В. Руднев заменил Астрова в качестве городского головы Москвы (Писарькова Л. Ф. Московская городская дума 1863-1917. М., 1998. С. 141142, 146-148).
18 Астров Н.И. 1918 год. С. 2-7; Его же. Московские организации 1917-18. С. 5.
19 Астров Н.И. 1918 год. С. 12-13.
20 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 1.
21 Там же.
22 Астров Н. И. Из письма. С. 1; Думова Н. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром. С. 151, 155-156.
23 Соколов К. Н. Правление генерала Деникина (из воспоминаний). София. 1921. С. 44, 70, 72.
24 Здесь и ниже во всех цитатах из Астрова даты приводятся по старому стилю, исключая один случай (см. примечание 46).
25 Астров Н. И. Из письма. С. 1; Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 1.
26 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 2.
27 Там же. С. 3.
28 Там же. С. 4-5.
29 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 5. «Азбука» является агентурно-осведомительной организацией, возглавляемой В.В. Шульгиным. См.: Красная книга ВЧК. Т. 2. Издание второе, уточненное. М., 1990. С. 256 (п. 3).
30 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 7.
31 Там же. С. 6. Данное письмо Астрова воспроизвелось в «Красной книге ВЧК» (Красная книга ВЧК. Т. 2. С. 254-256). Датировка письма была дана по «Красной книге ВЧК».
32 Там же. С. 7.
33 Там же. С. 7-9. О его командировке в Париж см.: Всероссийский Национальный Центр. М., 2001. С. 262-266.
34 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 10-12. Также см.: Протоколы Центрального Комитета конституционно-демократической партии. Т. 3. 19151920 гг. М., 1998. С. 512.
35 Всероссийский Национальный Центр. С. 300.
36 Протоколы Центрального Комитета конституционно-демократической партии. Т. 3. С. 513.
37 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 18-19.
38 Об их аресте и расстреле см.: Смирнов С. Как были арестованы и расстреляны Н. Н. Щепкин, А. Д. и А. С. Алферовы // Памяти погибших. С. 108-112.
39 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 20.
40 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 12; Юренев П. П. Александр Иванович Астров. С. 121.
41 См.: Челищев В. Н. Владимир Иванович Астров. С. 120.
42 Астров Н.И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 20-21.
43 Там же. С. 21.
44 Известия ВЦИК. 1919. 23 сентября.
45 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 21.
46 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 22. Как исключение, в этой цитате даты приводятся по новому стилю. Друзья Щепкина и Алферова тоже обратились к Л. Б. Каменеву с просьбой помощи (Смирнов С. Как были арестованы и расстреляны Н. Н. Щепкин, А. Д. и А. С. Алферовы. С. 109-110.
47 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 24.
48 Известия ВЦИК. 1919. 23 сентября.
49 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 22.
50 Там же. С. 23.
51 Всероссийский Национальный Центр. С. 313.
52 Астров Н. И. Из письма. С. 2-3; Соколов К. Н. Правление генерала Деникина (из воспоминаний). С. 52. Кадет К. Н. Соколов, стоявший гораздо правее Астрова, с едкостью вспоминал действие левых коллег в Особом совещании: «Обо всех этих внутренних неладах, конечно, тотчас же становилось известно в обществе, и это не укрепляло нашего авторитета. Особенно разлагающе действовало то, что в тину партийно-политических счетов втягивалось имя самого Главнокомандующего, которому приписывались определенные политические симпатии. Из уст в уста передавалась фраза, будто бы сказанная генералом Деникиным Н. И. Астрову: “Уполномачиваю вас быть лидером оппозиции в моем правительстве” <...> В “левых” кругах к этим толкам прислушивались не без удовольствия, видимо, не вполне отдавая себе отчет, что естественная и полезная в законодательном или даже законосовещательном учреждении “оппозиция” есть странная и гибельная нелепость в правительстве» (Там же. С. 126-127). В свою очередь Астров характеризовал Соколова в письме Деникину: «Соколов никогда не был одним из “столпов” Н[ационального] Ц[ентра]” Вы хорошо знаете, что он в Н[ациональном] Ц[ентре] почти не бывал. Ему ставилось на вид, что он игнорирует организацию, к которой принадлежит. Соколов - это типичный представитель “личной политики”. Ваш эпитет фактически неверен» (Письмо Н. И. Астрова А. И. Деникину от 15 февраля 1926 г. С. 4 // BAR. Sofiia Vladimirovna Panina Papers, 1900-1956. B. 1).
53 Астров Н. И. Из письма. С. 2-3. Также см.: Думова Н. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром. С. 310.
54 Астров Н.И. Из письма. С. 3-4.
55 Там же. С. 4.
56 Думова Н. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром. С. 317-318; Rosenberg W. G. Liberals in the Russian Revolution. P. 427-432. Шелохаев В. В. Конституционнодемократическая партия в России и эмиграции. С. 693-694.
57 Астров Н. И. Из письма. С. 4.
58 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 24. Доктор А. И. Бакунин, бывший депутат Второй Государственной Думы, был одним из тех, кто имел связь с Астровым, когда последний перешел на нелегальное положение в 1918 г. в Москве (Астров Н. И. 1918 год. С. 8).
59 Астров Н.И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 24-25.
60 Там же. С. 25-26.
61 Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. Дневники. Письма. М., 2012. С. 838-839.
62 Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. С. 840.
63 Томсинов В. А. Павел Иванович Астров. С. 286.
64 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 26.
65 Астров Н. И. Московская катастрофа и смерть моих братьев. С. 26.
Просмотров: 1014
Источник: Икеда Ё. Воспоминания Н. И. Астрова о смерти братьев в Гражданской войне // Эпоха Революции и Гражданской войны в России. Проблемы истории и историографии. — СПб.: Издательство СПбГЭТУ «ЛЭТИ», 2019. — С. 354-370
statehistory.ru в ЖЖ:
