Защита интересов русского купечества в конце 15 - первой половине 16 вв.
---
Торговая политика Москвы в момент завершения объединения вокруг нее русских земель была достаточно противоречивой. Наряду с жесткими и крайне непопулярными в местной купеческой среде мерами Иван III немало сделал для защиты торговых интересов Новгорода Великого и Пскова. Уже в 1481 году от имени великокняжеского наместника был заключен новый новгородско-ливонский договор, многие статьи которого регулировали условия торговли и пребывания русских купцов в городах Ливонии. При совершении сделок в Нарве прямо на реке, без выгрузки товаров на берег, новгородцы, торгующие с кораблей, освобождались от уплаты пошлин. Чтобы не сбиться с правильного пути, они получили право нанимать проводников из числа местных горожан или крестьян. При взвешивании воска перед продажей отныне запрещалось «колупать» его, чем раньше злоупотребляли весовщики, облегчавшие в свою пользу восковые «круги». Такая привилегия теперь оставалась только за покупателями данного товара27.
Новых уступок удалось добиться Руси и в договоре с Ганзой, подписанном в Новгороде в 1487 году. Ганзейская сторона, в частности, вынуждена была взять на себя ответственность за грабеж новгородских купцов на Балтийском море. Как гласила третья статья договора, «если случится новгородскому купцу зло на море от злых людей, которые имеют дом в 73 городах (Ганзы), то 73 города должны их наказать смертью и должны новгородскому купцу возвратить его товар. Если случится зло от других людей разбойников, и 73 города получат известие (об этом), то они должны сообщить о разбойниках наместникам великого государя в Великий Новгород, отчину великого государя, по крестоцелованию, и если сумеют они захватить злых людей, то должны наказать их смертью и новгородскому купцу его товар возвратить»28. Такое же обязательство взяли на себя и русские власти.
В последующие годы московским властям удалось добиться новых уступок от Ганзы с помощью весьма своеобразной и хитроумной тактики, не прибегая даже к длительным и изнурительным дипломатическим переговорам, которые могли завершиться безрезультатно. Великокняжеский наместник попросту издавал распоряжение, запрещавшее новгородцам закупать у ганзейских купцов без взвешивания соль мешками, а мед бочками29. Продажа этих товаров в таре, объем которой мог меняться в сторону уменьшения, конечно, составляла одну из самых доходных привилегий немецкого купечества.
Поэтому прибывшие в Москву в 1489 году в качестве послов представители Ревеля и приказчик Немецкого двора в Новгороде обратились к Ивану III с жалобой на ущемление их интересов путем односторонних нововведений. И получили остроумный ответ, что распоряжение, мол, касается не ганзейских, а новгородских купцов, поэтому первые могут торговать по старинке, без взвешивания, если последние согласятся на такие сделки. Среди торговых людей Новгорода, естественно, не находилось желающих нарушить выгодный для них запрет властей. Таким же образом в Новгороде повысили весовую пошлину и запретили ганзейцам «колупать» воск и требовать «наддач» к мехам (дополнительные шкурки к связкам), приобретаемым у новгородских торговцев. Раньше приходилось на каждую тысячу шкурок давать бесплатно 30 штук дополнительно на случай брака. Трижды ганзейские власти обращались с претензиями к наместнику великого князя, но безрезультатно. Так, за считаные годы Москва лишила Ганзу значительных привилегий в торговле, чего безуспешно добивался Новгород в течение многих десятилетий. Эти в общем-то справедливые меры Московского государства имели наряду с положительным и обратный эффект. Напряженность в русско-ганзейских отношениях нарастала и завершилась острым конфликтом в 1494 году. Тогда в Ревеле (Таллине) зверски казнили (сожгли на костре) двух русских, которые были приговорены местным судом к смерти за уголовные преступления. Ответная мера Москвы последовала незамедлительно. Иван III приказал закрыть ганзейский Немецкий двор в Новгороде и арестовать находившихся там ганзейских купцов, конфисковав их товары. Почти все арестованные были через три года из тюрьмы освобождены и возвратились на родину, но конфликт затянулся на два десятилетия. Русские власти были согласны разрешить ганзейцам вновь торговать в Новгороде только при условии повышения статуса русского купечества в городах Восточной Прибалтики. Но представители Ливонии и Ганзы отказались сделать этот шаг, хотя Русь в течение только трех лет направила туда для переговоров семь посольств30.
Камнем преткновения в числе других спорных проблем стал, казалось бы, простейший вопрос о постройке печки в русской православной церкви Ревеля. Почему же власти города столь упорно отказывались удовлетворить это законное требование Москвы, неоднократно выдвигавшееся на переговорах? Дело в том, что возведение печки в храме и пристроенном к нему доме позволяло купцам не только использовать эти не отапливавшиеся прежде помещения для хранения товаров, но и останавливаться там на постой в зимнее время. Найм жилых помещений у ревельских граждан был слишком обременительной необходимостью для русских, к тому же предпочитавших проживать на чужбине в одном месте, чтобы избежать ненужных конфликтов с местным населением.
Во время русско-ганзейских переговоров в Нарве в 1498 году московские послы требовали также не препятствовать деятельности других православных храмов в Ливонии, в том числе церкви Святого Николая в Риге и двух церквей в Дерпте (Тарту), расположенных в Русском конце, где останавливались обычно купцы из Руси. Одна из них была основана когда-то новгородцами, вторая — псковичами. Но переговоры закончились безрезультатно, а вскоре после них началась русско-ливонская война31.
Лишь в 1509 году был подписан мирный договор с Ливонией, а в 1514 году после еще одних промежуточных переговоров — с Ганзой. В результате многолетней борьбы удалось значительно повысить статус и расширить права русского купечества в ливонских ганзейских городах. В Новгороде Великом вновь возобновилась деятельность Немецкого двора. А Ганза вынуждена была взять на себя полную ответственность за ограбления новгородцев пиратами на Балтике, что открывало более широкие возможности для развития русского торгового мореплавания. При этом обе стороны обязались воздерживаться от конфискации товаров у иноземных купцов в отместку за ограбление их соплеменников. Большое значение имел также отказ от принципа берегового права, согласно которому прибрежные жители присваивали товары с торговых судов, потерпевших у берега кораблекрушение. Те же, кто помогал их спасать, получали теперь вознаграждение в размере десятой части добра, но не все имущество. Ганзейские власти гарантировали неприкосновенность русских купеческих церквей в прибалтийских городах и сняли ограничение на ввоз серебра, цветных металлов и оружия на Русь32.
Правда, и в период двадцатилетнего конфликта, принесшего неисчислимые убытки обеим сторонам, купечество с помощью всяческих уловок нарушало запрет на взаимную торговлю. Она тайно велась при посредничестве Нарвы и Выборга, не входивших в Ганзейский союз, и более значительную роль в ней стал играть Псков. После подписания мирных соглашений торговая активность русских на Балтике заметно усилилась. Они стали посещать с торговыми целями не только соседние центры Восточной Прибалтики, с которыми и ранее поддерживались тесные контакты. Теперь уже ими совершались поездки и в более отдаленные страны, например в Данию. В 1517 году корабль из Руси видели в порту Копенгагена, а через несколько лет русских принимали и в Антверпене. Постоянно расширялась торговля Ивангорода, стоящего напротив Нарвы и пытавшегося даже соперничать с ней. В его гавань заходили торговые суда из Германии, Голландии33. Опираясь на поддержку правительства Московии, отечественное купечество активно устанавливало прямые деловые связи с европейскими странами, минуя посредников из ганзейских и ливонских городов, прежде монополизировавших торговый обмен с Западом.
После объединения русских земель всех купцов, торговавших с зарубежными странами, стали именовать в документах «гостями великого князя» — и москвичей, и новгородцев, и псковитян, и тверичей. Теперь они находились под покровительством централизованного государства, защищавшего их интересы на международной арене. Все эти меры в комплексе значительно облегчили экономическую деятельность торговых людей, переселившихся из Северо-Восточной Руси в западные центры. Но прежде чем характеризовать ее, стоит остановиться на дальнейшей судьбе депортированных из Новгорода Великого, Пскова, Смоленска.
Новгородским «веденцам» так и не удалось на новом месте достичь прежнего имущественного и социального положения, хотя некоторым из них через 15 лет после «вывода» разрешили переехать из незначительных провинциальных городов в столицу Руси. «В лето 7012 (1504 года) князь великий Иван Васильевич перевел из Володимера новогородцев гостей на Москву жить: Ефимья Медведнова с сыном, да Григория Есипова, да Савву Офонасова с братом Федором, Юрья Еремеева, Ольферьа Мореву, Ивана Чюдова, Кузму Панкратьева брата, Михаила Моисеева, Игнатия Коковкина с братом Есипом. А из Переславля перевел Павла Оверкеева с сыном Федором, Василья Обрамеева с сыном Григорием, Карпа Цветного на Москву жить»34. Но они не заняли такого видного места в торговом мире Москвы XVI века, как переселенцы из Смоленска, образовавшие особый разряд купечества, стоявший на втором месте после гостей.
В грамоте Ивана IV в Дмитров (1549) особо отмечены «сведенцы смоляне, паны московские, Тиша Смывалов, да Федко Кадигробов с товарищи», которые, ссылаясь на льготы, уклонялись от уплаты таможенных и прочих пошлин дмитровским и кимрским таможенникам35. И хотя царь отменил данные им тарханные грамоты, положение выходцев из Смоленска продолжало оставаться весьма прочным на протяжении всего столетия. Упомянутый выше Тимофей Смывалов наряду с другими представителями смолян (например, Степаном Котовым, Михаилом Носовым) являлся участником Земского собора 1566 года, впоследствии его сын Михаил стал членом Гостиной сотни, доверенным лицом царя В. И. Шуйского. Участвовали смоляне в Земском соборе 1598 года, избиравшем на престол Бориса Годунова36. Таможенным головой в Архангельске в конце XVI века был гость С. Котов, в Балахне — Н. Носов. Смоленские «сведенцы» и их потомки нередко вывозили за рубеж царские товары и занимались доставкой в столицу импортного сукна, поэтому в Москве даже в XVII веке сохранялось название «Суконного Смоленского ряда»37. С тем же Тимофеем Смываловым, например, в 1567 году в далекий Антверпен Иван IV «послал есмя рухлядь своее казны», очевидно, драгоценную пушнину38. Как видим, часть смолян даже выиграла в экономическом плане от «вывода» в Москву.
О жизни и торговой деятельности псковских переведенцев после 1510 года почти ничего неизвестно, в отличие от тех, кого переселили на их место в Псков. Последние постепенно адаптировались в местной среде, освоили новые западные рынки. В 1517 году в Риге торговали жившие в Пскове «московские сведенцы»: Иван Позняков, Алексей Душка, Елизар Елоха, Иван Голова, Федор Семенов, Нестер39. На псковском торге в XVI веке насчитывалось 63 амбара «приезжих гостей московских», которым также были выделены поместья в Псковской земле40. В результате перевода сурожан из Москвы в городе возник Сурожский ряд. Переселенцы занимались каменным строительством. Как сообщается в летописи, в 1527 году «поставиша церковь каменную святого Варлама на площади гости преведеныя», которая, правда, из-за небрежности строителей вскоре разрушилась. Через 19 лет «Яким Переславец сведенец» построил храм Святого Стефана в монастыре над рекой Великой41. А кое-кому из новых жителей Пскова не повезло из-за эпидемий. Во время мора 1521 года «мряху бо мужи и жены, старыя и младая, а от гостей и от лутчих людей без мала все не изомроша, а москвичам то бысть посещение божие моровое не обычно; а почало морети от Ильина дни, а гостей хто приметца у кого за живот, и тот весь вымреть; и первое почаща мерети на Путровской улицы у Юрья у Табулова у сведеного». В числе скончавшихся тогда, очевидно, были купцы-переселенцы Обакум из Можайска и уже упоминавшийся Иван Позняков из Твери, на опустевших дворищах которых в 1532 и 1537 годах возвели церкви Богородицы Одигитрии и Архангела Гавриила42.
Благополучнее сложилась в Новгороде Великом судьба московских гостей-сурожан, неплохо освещенная в источниках и научной литературе. Иван III сохранил для них на новом месте все привилегии, в том числе право на земельные владения. В документах этого времени можно встретить упоминания о новгородских поместьях Гаврилы и Фомы Саларевых, Владимира и Никиты Таракановых, выделенных им великим князем в качестве компенсации утраченных подмосковных сел43. Несколько уступали им по площади новые владения Федора Боровитинова, Ивана Сыркова, Михаила Ямского, братьев Корюковых. Большая часть розданных земель до падения независимости Новгорода принадлежала «житьим людям» (группе новгородских феодалов, стоявших ступенью ниже боярства). С ними же справедливо сравнивает В. А. Варенцов социальный статус переведенных из Москвы гостей44.
В XVI веке на Торговой стороне Новгорода, в Плотницком конце, существовали принадлежавшие им богатые «урожские дворы», в том числе «палата каменна» Андрея Тараканова, остатки которой обнаружены в ходе археологических раскопок45. Многие из переселенцев либо их потомков заняли видное место в торговом мире Новгорода и в городской администрации. Богдан Корюков заведовал с 1535 года Денежным двором. В начале XVI века, например, на должности новгородских купеческих старост находились Иван Елизаров, Фома Саларев, Дмитрий Иванович Сырков, Владимир Тараканов, а позднее их потомки. Получили они известность и на поприще дипломатии. Ф. Д. Саларев и А. Г. Корюков в 1509 году участвовали в подписании новгородско-литовского соглашения сроком на 14 лет, а Василий Никитич Тараканов ставил подпись под тремя торговыми договорами с Ганзой и Ливонией в 1514,1521 и 1531 годах46. Их потомков продолжали привлекать к выполнению дипломатических поручений и позже, в середине XVI века. Они ведали также сбором налогов, контролировали продажу вина в питейных заведениях. Но, конечно, главным их занятием оставалась торговля. Всего в новгородских писцовых и лавочных книгах XVI века упоминаются тринадцать сурожан и один сурожник, которые постепенно переориентировали свои торговые интересы на Запад, где приобретали в основном сукно, а не шелк, как прежде. В 1547 году, например, Софийский дом закупил у Петра Васильевича Тараканова, внука одного из московских «сведенцев», семь поставов «сукон тюпийских»47.
Оставили переселенцы заметный след и в новгородском строительстве XVI века, возводя крепостные сооружения, мосты через Волхов, монастыри и храмы. На средства Таракановых были построены церкви Климента на Иворове улице, Успения в селе Сытине на берегу Ильменя, Федора Стратилата с трапезной в монастыре Святого Николы в Воротниках, на деньги Богдана Крюкова — церкви Святого Иакова Заведеева (Иакова Компостельского) и Зачатья Иоанна Предтечи, приделы к церкви Воскресения на Павловой улице. А «гость московский» Дмитрий Сырков, его отец, брат и сыновья проявили себя как умелые и опытные строительные подрядчики, занимавшиеся ремонтом и возведением новых храмов. Вот далеко не полный перечень их построек: богато украшенная церковь Жен-Мироносиц на Ярославовом дворище, расположенная рядом с ней церковь Прокопия «с погребом» (явно предназначенным для хранения товаров), храм Святого Николая на Владычном дворе, Николо-Розважский, Арсениевский, Сырков, Тихвинский монастыри48. Некоторые из них сохранились до сих пор. И Сырковы, и Таракановы неоднократно делали богатые вклады деньгами, землями, дорогими крестами, иконами, книгами, ризами, коврами в Иосифо-Волоколамский, Соловецкий, Троице-Сергиев монастыри49.
Так продолжалось до опричнины Ивана Грозного, политика которого по отношению к русскому купечеству (как, впрочем, и к другим слоям населения) отличалась куда большей жестокостью, чем «выводы» его отца и деда. Репрессии Ивана IV начались задолго до введения опричнины. По свидетельству Мазуринского летописца и ряда других поздних летописей XVII века, в 1555 (7063) году «царь Иван Васильевич казнил торговых людей на Пожаре (Красной площади. — В. П.) и гости многое множество казнено по рву, где ныне храмы стоят, от Фроловского мосту до Никольского. И те храмы ставлены на мертвых, на костях и на крови убиенных» (иной вариант: царь «велел казнити торговых многих людей и гостеи; на Пожаре многое множество казнены, иде же ныне стоять церкви по рву на костех казненых и убиеных, и на крови поставлены»)50. В источниках XVI века этот интересный факт совсем не отражен, что отчасти дало повод для сомнений в его достоверности51. Д. Н. Альшиц, например, безапелляционно заявил, что «ничего подобного в 1555 году не происходило», а сообщение является поздней вставкой, неслучайно один из новгородских летописцев XVII века поместил его под названием «Казнь на Москве от Ивана Васильевича» в другом месте под 1581 годом52. Представляется все же более достоверным мнение С. О. Шмидта, усомнившегося в версии Д. Н. Альшица и указавшего в этой связи на «Приговор царской о кормлениях и службах» 1555-1556 (7064) годов, в котором «не зря подчеркивается мысль о том, что от царя будут «суд и правда нелицемерна всем»53. В подтверждение последней точки зрения сошлюсь на еще одно известие 1555 года Новгородской второй летописи, перекликающееся с информацией о казнях купцов: «Да того же лета опальных людей Псковичь свели в Казань десять семей»54.
В Казанской писцовой книге 1566-1568 годов наряду с десятью переведенцами из Пскова упоминаются купцы, переселенные из ряда «верховских» городов «в Казань на житье»: в том числе шесть человек из Вологды, двое — из Твери, один — из Переяславля Рязанского. Как следствие этого «свода» там появились Псковская улица, «сзади посадских сведенцовых дворов», Псковский и Костромской торговые ряды Гостиного двора. В документах записаны имена ряда переселенцев: «Рудака Борисова сына Костромитина», «Ивана Тимофеева Ступина Псковитина», «новичка Тимофеева жильца Казанского», «Ерохи да Михалки Родионовых детей Псковитина»55. Причем они относились к группе наиболее зажиточных купцов Казани и в отличие от прочих посадских людей пользовались определенными привилегиями, не платя «оброков никаких» с дворов и лавок. Но то был, пожалуй, единственный за время правления Ивана Грозного случай перевода торговцев из одних провинциальных центров в другой, только что присоединенный к России. Естественно, московские власти нуждались в создании там определенной опоры среди посадского торгово-ремесленного населения.
Более типичными и массовыми для эпохи Ивана Грозного стали «своды» купцов из провинции в Москву. В результате бурных и кровавых событий — царского террора, пожаров, набега крымских татар в 1571 году — столичное купечество оказалось в значительной степени ослабленным, потому его состав не раз приходилось пополнять за счет тех же принудительных переселений из других городов России. Так, в 1569 году в Замоскворечье разместились 500 торговых людей из Пскова и 150 семей из Новгорода, а также торговцы из Переславля- Залесского56. Было бы полбеды, если бы при Иване Грозном принуждение по отношению к купечеству ограничивалось лишь его «сводами» в Москву.
В декабре 1569 года царь объявил о «великой измене» новгородцев, и вскоре, уже в начале января 1570 года, опричное войско во главе с Иваном IV вошло в старинный русский город, после чего началась кровавая расправа с его жителями, в ходе которой лишилась жизни и часть именитых гостей, потомков переведенных в Новгород московских сурожан. После жестоких мучений опричники казнили братьев Алексея и Федора Сырковых, Андрея Тараканова, Дмитрия Ямских, Василия Корюкова, уже в Москве — его брата Семена. И далеко не все имена казненных купцов вошли в «Синодик опальных царя Ивана Грозного», как и безвестных псковичей, выселендых из родного города и убитых по дороге под Тверью и в Торжке. Такими крайне жестокими мерами царь стремился уничтожить остатки старых демократических новгородских традиций, восходивших к вечевому строю и постепенно впитавшихся московскими «сведенцами» и их потомками57. Опричный террор, носивший беспощадный, бессмысленный и необузданный характер, сильно подорвал торговлю Новгорода.
27 Там же.С. 182-194. Казакова Н. А. Русско-ганзейский договор 1487 г. С. 217-226.
28 Вернадский В. Н. Новгородская земля в XV в. С. 343-345, 348-351.
29 ПСРЛ. М., 1994. Т. 41. С. 168-169; Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения... С. 196-227.
30 Казакова Н. А. Ганзейская политика русского правительства в последние годы
XV в. (Русско-ганзейские переговоры 1498 г.) // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М„ 1963. С. 150-157.
31 Казакова Н. А. Русско-ганзейский договор 1514 г. // Вопросы историографии и источниковедения истории СССР. М. — Л., 1963. С. 357-368; Она же. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения... С. 325-337.
32 Хорошкевич А. А. Значение экономических связей с Прибалтикой... С. 18-31; Она же. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980. С. 58-62.
33 ПСРЛ. Т. 30. С. 139-140.
34 Бахрушин С. В. Научные труды. Т. 1. С. 162-163; Носов Н. Е. Русский город и русское купечество в XVI столетии (К постановке вопроса). С. 165; Флоря Б. Н. Привилегированное купечество и городская община в Русском государстве (вторая половина XV — начало XVII в.) // История СССР. 1977. № 5. С. 149-150.
35 ААЭ. СПб., 1836, Т. I. № 223. С. 213.
36 ААЭ. СПб., 1836. Т. И. С. 13,45; АИ. СПб., 1841. Т. 2. №306. С. 361; Акты, относящиеся к истории земских соборов. М., 1920. С. 13; Кулакова И. 77. «Москвичи торговые люди» конца XVI — начала XVII в. // Торговля и предпринимательство в феодальной России. М., 1994. С. 88-89; Голикова Н. Б. Образование сословной корпорации гостей и ее состав в XVI в. //АРИ. М., 1995. Вып. 6. С. 35-38.
37 Забелин И. Е. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. М., 1891. Т. 2. С. 1248-1310.
38 РИБ. СПб., 1897. Т. XVI. С. 91.
39 Хорошкевич А. Л. Русское государство... С. 58-59, прим. 268.
40 Масленникова Н. Н. О земельной политике... С. 65.
41 Псковские летописи. Вып. 2. С. 104, 112; Седов Вл. В. Псковская архитектура XVI века. М., 1996. С. 18-21,25,72,121-124.
42 Псковские летописи. С. 102, 105, 108.
43 НПК.СПб., 1859. Т. 1. Стб. 703-705, 781; СПб., 1862. Т.Н. Стб. 118-119, 347-349,465-467,468-490.
44 Варенцов В. А. Привилегированное купечество Новгорода XVI-XVII вв. Вологда, 1989. С. 25-35.
45 Янин В. А. К истории так называемого «дома Марфы Посадницы » // Советская археология. 1981. № 3. С. 85-96.
46 Софийский временник. Ч. II. С. 387-388; Вернадский В. Н. Новгородская земля в XV в. С. 345-348; Сыроечковский В. Е. Гости-сурожане. С. 111-113; Варенцов В. А. Привилегированное купечество Новгорода XVI-XVII вв. С. 11-34; Голикова Н. Б. Образование сословной корпорации гостей... С. 13-19.
47 Пронштейн А. П. Великий Новгород в XVI веке. Харьков, 1957. С. 143-145.
48 Там же. С. 145-147; Варенцов В. А. Московские гости в Новгороде // ВИ. 1982. № 8. С. 34-40; Петров Д. А. Строительство Сырковых // Заказчик в истории русской архитектуры / Архив архитектуры. М., 1994. Вып. 5. С. 64-96.
49 Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. С. 76,223; Варенцов В. А. Привилегированное купечество Новгорода... С. 20.
50 ПСРЛ. М., 1968. Т. 31. С. 133. Наиболее полный перечень рукописей остальных летописей, зафиксировавших данное известие, приведен С. О. Шмидтом. См.: Шмидт С. О. Становление российского самодержавства: Исследование социально-политической истории времени Ивана Грозного. М., 1973. С. 331. Прим. 313; РНБ. FIV. № 228. Л. 57, 74 (Морозовский летописец); РНБ. Собр. Погодина. № 1406. Л. 146; РНБ. Q. № 732. Л. 166; РГБ. Собр. Беляева. № 1510. Л. 87; РГБ. Музейное собр. № 9476. Л. 85; РГБ. Музейное собр. № 423. Л. 121; см. также: Насонов А. Н. Летописные памятники хранилищ Москвы (новые материалы) // Проблемы источниковедения. М., 1955. Вып. IV. С. 270 (Увар. 543. Муз. 3058).
51 Альшиц А. Н. Древнерусская повесть про царя Ивана Васильевича и купца Харитона Белоулина // ТОДРЛ. М. — Л., 1961. Т. XVII. С. 258; РНБ. Собр. Погодина. № 1408. Л. 128.
52 ПСРЛ. СП6. 1914. Т. 20. Вторая половина. С. 569-571; М., 1965. Т. 13. С. 267-269.
53 Шмидт С. О. К истории земской реформы (Собор 1555-1556 гг.) // Города феодальный России. Сб. статей памяти Н. В. Устюгова. М., 1966. С. 133; Он же. Становление российского-самодержавства. С. 207; Он же. У истоков российского абсолютизма. М., 1966. С. 229-230.
54 ПСРЛ. СПб., 1841. Т. 3. С. 158.
55 Список с писцовых книг по городу Казани с уездом. Казань, 1877. С. 36, 44, 57; Чечулин Н. А. Города Московского государства в XVI веке. СПб., 1889. С. 245; Голикова Н. Б. Образование сословной корпорации гостей... С. 23-24.
56 ПСРЛ.Т.З. С.201; История Москвы.Т. 1.С. 151,152; Собрание государственных грамот и договоров. М., 1813. Ч. 1. С. 553.
57 Альберт Шлихтинг. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Д., 1935. С. 64-65; Варенцов В. А., Коваленко Г. М. Хроника бунташного века: Очерки истории Новгорода XVII в. Л., 1991. С. 23-29; Варенцов В. А. Московские гости... С. 41; Альшиц А. Н. Древнерусская повесть... С. 255-271; Он же. Начало самодержавия в России: Государство Ивана Грозного. М., 1988. С. 130-138; Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 370-373,536-538.
Просмотров: 11097
Источник: Перхавко В.Б. Средневековое русское купечество. М.: Кучково поле, 2012. С. 156-163
statehistory.ru в ЖЖ:
