Дело о коррупции заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Ядгар Насриддиновой
Для начала краткая биографическая справка:
Ядгар Садыковна Насриддинова (26 декабря 1920 года, Коканд, Ферганская область, Узбекская ССР — 7 апреля 2006 года, Москва, Россия) — советский партийный и государственный деятель.
Родилась в семье грузчика. Рано потеряв отца, воспитывалась в приёмных семьях, с 1931 года — в детском доме. Училась в ремесленном училище, на рабфаке Ташкентского института железнодорожного транспорта. Окончила Ташкентский институт инженеров железнодорожного транспорта (1941 г.).
С 1942 делает партийную карьеру, начав с должности секретаря ЦК ЛКСМ Узбекистана по школам. С февраля 1955 года по март 1959 года — заместитель Председателя Совета Министров Узбекской ССР, С марта 1959 года по сентябрь 1970 года — Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР (сменила на этом посту Ш. Р. Рашидова). Одновременно с октября 1959 года по июль 1970 года — заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР. С 14 июля 1970 года по 16 июня 1974 года — Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР. В 1974—1979 годах — заместитель Министра промышленности строительных материалов СССР, председатель комитета по делам стран Азии и Африки. С 1979 года — персональный пенсионер союзного значения. При Брежневе и в период «перестройки» обвинялась во взяточничестве по «хлопковому делу».
Ядгар Насриддинова
27 марта 1982 года Анатолий Черняев, который при Брежневе был членом Центральной ревизионной комиссии КПСС и кандидатом в члены ЦК КПСС, в своих дневниках сделал вот такую вот запись: (тут он Насриддинову ошибочно пишет через е - Насреддинова):
А как боремся вообще: вчера мне рассказали про Насреддинову, которая была председателем Совета Национальностей Верховного Совета СССР. Известно, что несколько лет назад ее сняли, потому что на делах по амнистии она набрала взяток на 23 миллиона рублей. Ей дали строгий выговор в КПК, однако сделали зам. министра строительных материалов. А когда пришло время на пенсию – ее направили председателем Комитета солидарности с Вьетнамом. «Местные» товарищи сопротивлялись, но получили звонок сначала от Петровичева, а потом и от самого Капитонова. Пенсию ей положили 300 рублей, плюс зарплата в Комитете – 270 рублей. Когда наша референт, перезваниваясь, спросила вежливо: как поживаете? Ответ был: «Да что вы, я процветаю!» Вернула она из 23 миллионов только 3... Причем, в дальнейшем выяснилось, что вокруг действовала целая мафия: смертные приговоры преднамеренно выносились в делах, которые совсем необязательно требовали высшей меры, - чтоб легко было их отменить с помощью Насреддиновой.
Владимир Калиниченко, бывший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, 7 ноября 2004 г. в интервью украинскому журналисту Дмитрию Гордону рассказывал про Насриддинову (тут при расшифровке интервью её фамилию неправильно записали как Насретдинова):
- Проблемы, связанные с хищениями и взяточничеством в Узбекистане, возникли в середине 70-х годов, когда о хлопке речь еще не велась. Первое уголовное дело, связанное со взяточничеством высокопоставленных должностных лиц, - о нем мало кто знает! - возбудили в 75-м году: по нему к уголовной ответственности привлекли председателя Президиума Верховного Совета республики и председателя Верховного суда Узбекистана. Вышли на председателя Совета национальностей Верховного Совета СССР Насретдинову. Следствию удалось собрать достаточно серьезные материалы о получении ею взяток, уже была дана отмашка на привлечение ее к уголовной ответственности, но в самый последний момент она сумела найти подход в Леониду Ильичу Брежневу, и на высочайшем уровне расследование притормозили.
Покойный начальник Следственной части Генпрокуратуры СССР Герман Петрович Каракозов, который вел это дело, рассказывал мне, что был ошарашен, ведь доказательства вины были бесспорные. "Какова же, интересно, судьба этого дела? - спросил я. - Его прекратили, приостановили производство?". - "Оно лежит в сейфе без движения", - ответил Каракозов.
Без движения оно пылилось вплоть до 80-х годов, когда его попытался реанимировать Гдлян, но у Тельмана Хореновича ничего не получилось, и в итоге дело Насретдиновой было прекращено. А вот десятью годами раньше, если бы не вмешательство Брежнева, она, пожалуй, была бы арестована и пошла бы под суд.
Во время Перестройки про Насриддинову писала советская пресса, и некоторые из этих материалов мы опубликовали у себя на сайте. Вот ссылки на эти материалы:
1. 18 апреля 1988 г. в газете "Неделя" (приложение к "Известиям") вышел материал "Этажи коррупции", который представлял собой интервью со следователями Генпрокуратуры Тельманом Гдляном, Николаем Ивановым и Олегом Литваком, расследовавшим "хлопковое дело".
Среди прочего там был вот такой фрагмент:
Так, в середине 70-х годов в Узбекистане с огромными трудностями и издержками были привлечены к уголовной ответственности за взяточничество и осуждены некоторые руководящие должностные лица, противостоявшие более опасной преступной группировке Рашидова. А он сам со своим преступным кланом не был обезврежен, продолжал творить беззакония.
В это же время велось расследование и в отношении одного из руководителей республики. Но дело не нашло своего законного решения. И после окрика сверху было спешно спрятано в архив. А высокопоставленной преступнице всего-навсего объявили строгий выговор по партийной линии. С занесением в учетную карточку. Она и поныне живет и не тужит. Не бедствует - уж во всяком случае.
Фамилия "высокопоставленной преступницы" в этом интервью не упоминалась, однако Ядгар Насриддинова решила, что речь идёт про неё, и подала на "Известия" иск в суд о защите чести и достоинства. 6 марта 1989 г. в еженедельнике "Неделя" (приложение к "Известиям") в материале "Суд идёт. Заметки с пленума Верховного суда СССР" про этот иск было написано следующее:
На нас, к примеру, подала в суд бывший Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР Ядгар Насриддинова. Она сочла себя уязвленной публикацией еженедельника «Этажи коррупции». Следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Олег Литвак, которого «Неделя» в начале прошлого года попросила рассказать о «хлопковых делах», упомянул о «высокопоставленной преступнице» из высших эшелонов власти Узбекистана (в отношении которой в середине семидесятых годов велось расследование), так и оставшейся безнаказанной. Ни фамилии, ни должности в статье указано не было. Однако Ядгар Садыковна «узнала» себя и обратилась во Фрунзенский народный суд Москвы. В иске Насриддиновой суд отказал.
А вскоре после публикации в «Известиях» статьи «Коррупция» Комитет партийного контроля при ЦК КПСС принял решение об исключении Насриддиновой из КПСС.
2. В защиту Ядгар Насриддиновой в октябре 1988 г. в журнале "Сельская молодёжь" вышла статья Александра Гаврилюка "Заговор глухих".
В ней говорилось, что обвинения против неё - это интриги её политического противника Шарафа Рашидова, первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии Узбекской ССР (1959—1983).
Шараф Рашидов
3. В ответ на эту статью в газете "Известия" 31 октября 1988 г. была опубликована статья Аркадия Сахнина "Коррупция", где со ссылками на материалы Комиссии партийного контроля утверждалось, что Насриддинова виновна во взятках и хищениях. В 1989 г. вышел сборник очерков Аркадия Сахнина "Охота на китов", куда вошла расширенная версия статьи "Коррупция", которую мы и опубликовали на statehistory.ru
4. Ядгар Насриддинова была исключена из КПСС в 1988 году, против неё было возобновлено уголовное дело. Она продолжила отстаивать свою невиновность и настояла на том, чтобы Гепрокуратура провела своё расследование. В итоге в декабре 1990 г. Генпрокуратура вынесла постановление о прекращении против неё уголовного дела за отсутствием состава преступления, а 3 апреля 1991 года Бюро президиума ЦКК КПСС отменило решение КПК при ЦК КПСС от 18 ноября 1988 года об исключении её из партии.
13 июня 1991 газета "Известия" опубликовала письмо Насриддиновой "До и после "коррупции"", в которой она рассказывает о своей реабилитации и о своём видении дела против неё.
5. 11 мая 2005 года, за год до смерти Насриддиновой, в "Московском комсомольце" было опубликовано интервью с ней под названием "Изгнание из хлопкового рая", где она в очередной раз заявила о том, что дело против неё было подстроено её политическим противником Рашидовым. Это интервью мы также публикуем в этом материале, под письмом Насриддиновой в "Известия".
Очевидно, что кто-то в этой истории врёт - либо те, кто обвиняют Насриддинову в коррупции, либо она сама и те лица, которые приняли решение о прекращении уголовного дела против неё за отсутствием состава преступления. Читатель может попытаться сделать свои выводы сам, ознакомившись с опубликованными на нашем сайте материалами из советской прессы.
До и после коррупции. Письмо Ядгар Насриддиновой в "Известия"
В газете «Известия» (№ 306 за 1988 год) опубликована статья Аркадия Сахнина «Коррупция». Она целиком посвящена мне, бывшему Председателю Президиума Верховного Совета Узбекской ССР, бывшему заместителю Председателя Президиума Верховного Совета СССР, бывшему Председателю Совета Национальностей Верховного Совета СССР и вообще «бывшей» Ядгар Садыковне Насриддиновой. Не первая и не последняя статья, порочащая мою честь и достоинство гражданина. В разное время в публичных нападках на меня упражнялись бывший первый заместитель председателя КПК при ЦК КПСС И. Густов, прокурорские работники Г. Каракозов, А. Катусев, Т. Гдлян, Н. Иванов, политолог Ф. Бурлацкий, журналист Е. Додолев и даже поэт Е. Евтушенко. Без суда и следствия они зачислили меня в закоренелые преступники. Мои же многочисленные обращения в Прокуратуру СССР, в ЦК КПСС с просьбой досконально разобраться в обвинениях ни к чему не привели. И тогда я обратилась в обычный народный суд. Хотя и понимала, что «перестройка» автоматически не отменила телефонное право, не сделала независимыми от государственных и партийных органов народных судей, но все-таки был какой-то реальный шанс на публичную правовую защиту своей личности. Это поняли и те, чьи действия я обжаловала.
И тогда была пущена в ход «тяжелая артиллерия» — в «Известиях» появилась упомянутая выше статья, где автор, оперируя «фактами» и «аргументами», доказывает, что я — преступница. Между тем никто, кроме суда, по советскому законодательству, не имеет права вынести подобный вердикт. Примечательно, что к тому времени страсти вокруг моего имени бушевали уже 14 лет, но следственные органы почему-то открыто не возбуждали против меня дела. Объяснение этому простое: несмотря на многочисленные попытки следственных работников, в том числе противозаконные методы арестов и допросов десятков и сотен невинных людей с целью получения от них ложных показаний против меня, им не удалось подобрать материал для предъявления суду. Ведь именно на суде могли бы вскрыться методы работы таких следователей, как Г. Каракозов, Т. Гдлян и Н. Иванов вкупе с бывшим министром внутренних дел Узбекской ССР X. Яхъяевым. Выяснилось бы и подлинное лицо бывшего ответственного работника КПК при ЦК КПСС С. Вологжанина, который в угоду «вождям» на протяжении многих лет фабриковал всевозможные клеветнические материалы и измышления и, очевидно, пользуясь доверием и расположением своего руководства, дважды добивался исключения меня из партии без всякой моей вины.
Не имея законных оснований привлечь меня к уголовной ответственности, но понимая, что не без моей помощи может вскрыться их противоправная деятельность, они, видимо, и решили предложить «Известием» сенсационный материал. Удивительно не это, а то, что «Известия» поступились своим правилом не выносить журналистских приговоров гражданам без следствия и суда.
Вскоре состоялось решение КПК при ЦК КПСС об исключении меня из рядов партии, о чем официально сообщила «Правда», а «Известия» сопроводили это сообщение еще и своим комментарием. Словом, меня однозначно причислили к высокопоставленным преступникам, понесшим заслуженное партийное наказание. Но ведь, когда КПК принимал решение. не было не только приговора, но и следственного дела.
По моей настойчивой просьбе Прокуратура СССР все-таки возбудила официальное расследование. В целях объективности оно было поручено Прокуратуре РСФСР и проводилось под непосредственным надзором первого заместителя Генерального прокурора Союза ССР.
Вся эта, тянувшаяся почти два десятилетия, изуверская история не могла не сказаться на моем здоровье и здоровье моих детей. Я перенесла несколько инфарктов миокарда, моя дочь с тяжелым сосудистым заболеванием попала в реанимацию и долго пролежала в больнице, а мой сын, сын мой Бахтияр, не выдержав клеветы и оскорблений в адрес матери, скончался на 42-м году жизни. Да будь прокляты мои карьера, те награды и почести, которыми меня осыпали. Поистине «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь».
В свое время в «Известиях» мне сказали, что газета напечатает мой ответ на статью, если КПК при ЦК КПСС отменит свое постановление об исключении меня из партии. Ну что же, такое решение состоялось. Ему предшествовало письменное уведомление из Прокуратуры РСФСР от 26 декабря 1990 года за N 18/67023—89, в котором говорится: «Сообщаю, что уголовное дело, расследовавшееся в связи с поступившими в 1974—75 гг. и в 1985—89 гг. заявлениями от различных лиц о передаче Вам взяток и злоупотреблениях должностным положением, 25 декабря 1990 года дальнейшим производством прекращено. По ряду эпизодов дело прекращено за отсутствием события преступления, т. е. по ст. 5 п. 1 УПК РСФСР, а по другим — за отсутствием в Ваших действиях состава преступления, т. е. по ст. 5 п. 2 УПК РСФСР. Старший следователь по особо важным делам при Прокуроре РСФСР старший советник юстиции Б. И. Уваров».
3 апреля 1991 года Бюро президиума ЦКК КПСС отменило решение КПК при ЦК КПСС от 18 ноября 1988 года об исключении меня из партии и восстановило в ее рядах со дня моего вступления в партию в январе 1942 года. Сообщение об этом опубликовано в газете «Правда» от 11 мая 1991 года. Неужто для установления истины и справедливости мне нужно было заплатить 17 годами унижений, страданий и безвозвратных потерь? И это в стране, пережившей ужасы 37—50-х годов!
Как вы понимаете, время и изменившиеся обстоятельства потребовали внести в первоначальный текст моего открытого письма в «Известия» некоторые сокращения и поправки, связанные с моей правовой и партийной реабилитацией. Сейчас нет уже необходимости вступать в полемику по каждому измышлению криминального свойства, содержащемуся в «Коррупции», поскольку все они полностью отметены Прокуратурой РСФСР и Прокуратурой СССР. Но вот что я хочу сказать. Существует ведь элементарная журналистская этика, в соответствии с которой нельзя критиковать человека, если автор предварительно с ним не встречался, не разговаривал. С Сахниным же мы не только не встречались, но даже по телефону не разговаривали. Да как же. не выслушав меня, он решился в одном лице выступить в ролях следователя, свидетелей, прокурора и самого суда и вынести мне такой приговор — преступница! А как же истина, как презумпция невиновности, другие юридические нормы? Или автор безоглядно поверил КПК? Но ему ли не знать, что десятилетиями абсолютизировавшаяся власть партийных органов требовала «определенной линии» и со стороны партийного суда? Ему ли не знать, как и кто становился неугоден партийной верхушке?
В статье «Коррупция» упоминается о «документе», поступившем в 1974 г. в ЦК КПСС. Кому же принадлежал этот, по выражению автора, «внушающий доверие документ»? За час до Пленума ЦК КПСС, который, как намечалось, должен был вторично рекомендовать меня предстоящей сессии на пост Председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР. Ш. Рашидов представил Политбюро ЦК КПСС «компромат» на меня, с которым я и по сей день не знакома. «Внушающий доверие документ», естественно, нуждался в проверке, а времени для этого не оставалось. В столь неожиданно возникшей ситуации большинство членов Политбюро склонны были не пересматривать ранее принятого постановления рекомендовать меня Председателем Совета Национальностей и высказали мнение поручить КПК при ЦК КПСС проверить содержащиеся в этом «документе» материалы. Они считали, что если приведенные в «компромате» сведения подтвердятся, то никогда не поздно будет решить вопрос о Насриддиновой. Тогда вновь выступил Ш. Рашидов и сказал, что в таком случае Узбекистан отказывается от этого места в Верховном Совете СССР и просит передать его другой республике. Ясно, что после такого категорического заявления кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС, первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана его предложение не могло быть не принято. Он считал повторное мое избрание Председателем Совета Национальностей Верховного Совета СССР невыгодным для себя. т. к. оно могло причинить ему какие-то неприятности, связанные с руководством республикой. Эти неприкрытые акции мести и положили начало многолетнему произволу и беззаконию в отношении меня. (В прошлом на заседаниях Бюро ЦК КП Узбекистана. членом которого я была, у меня нередко возникали с Ш. Рашидовым разногласия принципиального характера по вопросам хозяйственной и социально-культурной политики, назначения и смещения кадров, положения женщин. При всех несомненных достоинствах и больших заслугах Ш. Рашидова перед республикой в его деятельности на высшей партийной должности слишком явно стало утверждаться самовластие. С годами любые мои возражения и замечания в его адрес стали восприниматься им слишком остро и болезненно).
Ни для кого теперь не секрет, а тем более для Прокуратуры СССР, что «показания» против меня многих арестованных, в том числе и тех, которые были освобождены от судебной ответственности, добывались самыми чудовищными противозаконными способами. Не буду касаться эпизодов о взятках, так как о них довольно подробно сказано в постановлении Прокуратуры РСФСР о прекращении уголовного дела за отсутствием событий и состава преступления. Только скажу, что многие из тех, кто по наущению Яхъяева. Каракозова и других оговорили меня, спасая свою жизнь и свободу, в дальнейшем отказались от своих свидетельств, писали покаянные письма, умоляя простить их. Простила ли я? Не знаю. Знаю, что мне чуждо чувство мести. Поэтому я оставляю их, как i автора «Коррупции», наедине с судом их совести.
Я. НАСРИДДИНОВА.
Известия, N139 от 13 июня 1991 г.
Изгнание из хлопкового рая
— Вот эту картину, — пожилая женщина останавливается возле яркого полотна, — мне подарил Хо Ши Мин, эту вазу — Мао Цзэдун. Шкатулка со слонами — подарок Индиры Ганди, тут даже написано ее поздравление, а вот эта — от Джавахарлала Неру…
Лишь на третьем часу беседы она немного смягчилась. Лицо, изрезанное морщинами, осветила улыбка, в голосе послышались озорные игривые нотки. Этой женщине есть что скрывать. У нее веские причины не доверять людям.
Не зря говорят: чем выше забираешься, тем больнее падать. Справедливость этих слов 85-летняя Ядгар Насриддинова познала на собственном горьком опыте. Она сделала поистине головокружительную карьеру: воспитанница детского дома, безграмотная узбекская девочка, в начале 70-х Насриддинова стала “де юре” вторым лицом советского государства. А в конце 80-х, сброшенная со всех постов и исключенная из партии, она написала в открытом письме: “Будь прокляты все почести и звания. Я потеряла единственного сына. Лучше бы я навсегда осталась батрачкой, но были бы живы мои дети…”
— Как я выдержала эту травлю, сама не знаю, — Ядгар Садыковна мысленно погружается в страшные для нее 80-е. — Вот сын приходит с работы — звонок. Я к телефону не иду, поднимает трубку он. “Кто это, Боря, Бахтияр?” Сын говорит: “Да”. — “Что, мама жива? А мы думали, она застрелилась”. И вешают трубку. Через пять минут снова: “Сказали, она повесилась. Правильно?” И так каждый вечер.
В 87-м (тут ошибка - на самом деле в 1988-м - statehistory) в “Известиях” вышла статья под названием “Коррупция”, обвиняющая ряд узбекских партийных деятелей во взяточничестве, казнокрадстве и приписках. Одним из главных персонажей статьи была Ядгар Насриддинова. Согласно публикации, будучи на посту Председателя Президиума ВС УзССР, “мудрая мать народа” брала по сто тысяч отступных за помилование и десятками килограммов перевозила золото в швейцарские банки. Это было приговором. На комитете партийного контроля статью обсудили и вынесли следующий вердикт: на время разбирательства снять Насриддинову со всех постов, исключить из партии, лишить пенсии, госдачи...
— За два с половиной года, пока проходили обыски и допросы я перенесла восемь инфарктов, — говорит 85-летняя женщина. — Дочка моя надолго попала в больницу, сын умер от сердечного приступа — не выдержал унижения матери. А я вот живу, все перенесла. Видно, очень хотела доказать свою невиновность. Ведь если бы со мной что-нибудь случилось, всю эту грязь мне пришлось бы унести с собой.
Месть Рашидова
— Все началось еще задолго до той статьи, — рассказывает Насриддинова. — С тех пор как в 1970 году меня направили в Москву, доверили высокий пост Председателя Совета Национальностей и зампреда Президиума Верховного Совета СССР, для Рашидова (1-й секретарь компартии УзССР. — Д.М.) я стала как кость в горле. Он видел во мне главного конкурента. Понимал: в любой момент меня могут посадить на его место. А от конкурентов он избавлялся жестоко. Счастье, что я тогда находилась в Москве, а не в Ташкенте — Рашидов немедленно отправил бы меня в тюрьму.
1974 год. Насриддинову, до того четыре года возглавлявшую Совет Национальностей Верховного Совета СССР, вызывает на ковер Подгорный: “Ядгар, мы обсудили вопрос о твоей дальнейшей работе. — Председатель Президиума был по-деловому краток. — Политбюро решило рекомендовать тебя на второй срок. Как на это смотришь?” “Большое спасибо за доверие. Постараюсь оправдать”, — привычно отчеканила Насриддинова. Процедура утверждения проходила без участия Ядгар, и женщина знает о ней по рассказам своего бывшего шефа. После того как в 77-м Брежнев отправил Подгорного в отставку, тому скрывать было уже нечего. Как и предполагалось, на рассмотрение Политбюро поступило предложение: Председателем Совета Национальностей на второй срок рекомендовать Насриддинову. Все уже приготовились к единогласному голосованию, как слово взял Рашидов.
— Республика против, — неожиданно сказал он. — Узбекистан рекомендовать ее не будет.
— Как это? — удивился Подгорный. — Насриддинова хорошо работала, достойно представляла республику…
— У нас на нее компромат. В связи с этим, — Рашидов потряс над головой увесистой папкой, — Узбекистан отказывается от места Председателя Совета Национальностей.
Это было как гром среди ясного неба. Однако, как оказалось, бомба, фитиль которой поджег узбекский лидер, разорвется через 10 лет. Осколками поразив в сердце самого Рашидова.
“Равняйся на Ядгар”
Имя Ядгар в мусульманских странах дают тому ребенку — мальчику или девочке, — который появился на свет уже сиротой. Ее отец в Коканде работал грузчиком. Как-то раз он вернулся домой сильно уставший, прилег на сырой земляной пол и уснул. В результате получил воспаление легких и вскоре скончался. Через три месяца его 13-летняя жена родила девочку. Назвали, как и полагается, — Ядгар.
— У дедушки моего было несколько жен, — рассказывает Насриддинова. — И у каждой — дети. Пока мама выполняла работу по дому, она была нужна семье. А когда родила, стала мешать. Однажды дедушка посадил нас в повозку, отвез на 50 километров от Коканда и в одном из кишлаков вторично выдал маму замуж. Отчиму я оказалась и подавно не нужна. Он был жутким наркоманом, ничем не занимался. Когда мне исполнилось 6 лет, решил от меня избавиться — взял за руку, вывел на дорогу и оставил одну на обочине. Подошли люди, видят: ребенок плачет — взяли меня к себе. До 11 лет я переходила с рук на руки: то одна семья возьмет меня, то другая. В 1931 году меня определили в первый в Узбекистане детский дом. Потом было ремесленное училище, рабфак Ташкентского института железнодорожного транспорта…
С этого момента у Насриддиновой и начался бешеный галоп по ступенькам карьерной лестницы. Ее трудовая книжка испещрена записями о новых назначениях — с каждым годом все выше, выше и выше. Подсобный рабочий, десятник, техник… На строительстве Катакурганского водохранилища 18-летняя Ядгар значилась уже прорабом, через год — на дороге Ташкент—Ангренуголь — начальником участка. А в 1939 году руководство республики доверило комсомолке, спортсменке и красавице Ядгар представить Узбекистан на всесоюзном физкультпараде. Тогда в Большом Кремлевском дворце был устроен шикарный прием, делегатов принимал Сталин. Обойдя весь ряд физкультурников, отец народов остановился возле хрупкой узбечки: “Девочка, ты откуда?” — рука вождя ласково скользнула по волосам Ядгар. “Из Узбекистана, физкультурой занимаюсь, работаю и учусь”. Этого было достаточно. В Ташкенте Насриддинова в одночасье стала олицетворением новой женщины Востока. “Равняйся на Ядгар” — для узбекских девушек эти слова отныне являлись девизом. А вскоре любимицу нации вызвал к себе всесильный 1-й секретарь ЦК Узбекистана Усман Юсупов.
— Поздоровался, спросил, как работаю, — вспоминает Ядгар Садыковна. — А потом говорит: “Мы решили утвердить тебя секретарем ЦК комсомола”. Я: “Да вы что, чего я там понимаю?” — “Ничего, ты сирота, воспитанница детского дома, жизнь знаешь. Разберешься”.
И пошло-поехало: едва перешагнув комсомольский возраст, Ядгар получила назначение возглавить министерство промышленности Узбекистана. В 35 она заместитель Председателя Совета Министров, а в 39 — Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР. Причем на этот пост ее благословил Хрущев. Когда Юсупов умер, Шарафа Рашидова, до того в течение 10 лет возглавлявшего Президиум, избрали 1-м секретарем ЦК Узбекистана. В тот день шло плановое заседание бюро — обсуждали, кого назначить на его место, кандидатур было достаточно. И в этот момент раздался звонок.
— Никита Сергеевич, — услышала взволнованный голос Рашидова Ядгар, — как раз сейчас сидим и думаем: кого рекомендовать.
— А-а, хорошо, значит, я вовремя попал. А вот ты спроси: как отнесутся товарищи, если на это место узбечку поставить. Скажи: Хрущев рекомендует Ядгар.
— Сейчас, Никита Сергеевич, — Рашидов был явно растерян. — Товарищи, — демонстративно поднял он трубку вверх, — Никита Сергеевич Председателем Президиума Верховного Совета рекомендует Насриддинову Ядгар Садыковну. Ну как, поддержим предложение Никиты Сергеевича?
Гробовое молчание.
— Еще раз спрашиваю… — уже более настойчиво повторил Рашидов. В зале заседания по-прежнему царила немая тишина. — Никита Сергеевич, единогласно.
“Эта узбечка пьет как сапожник!”
Четыре ордена Ленина, орден Октябрьской Революции — деяния “мудрой матери узбекского народа” были оценены социалистической родиной сполна. Однако, шаг за шагом продвигаясь по служебной лестнице, Насриддинова, как говорит, пожертвовала жизнью личной. Она стала и женой, и матерью, вот только семью свою видела нечасто. В воспоминаниях Ядгар Садыковны мужу (а вместе они прожили 20 лет) роль отводится незначительная.
— Он был фронтовик, секретарь обкома партии. Ну и что — а я министр, зампред Совмина или Председатель Президиума, — говорит женщина. — Иной раз как бывало: забираюсь на стол, подшивка под голову, скатерть на себя — так два-три часа ночью поспишь в кабинете, а утром опять за работу. Переживал? Конечно — никому бы не пожелала иметь такую жену, как я. Но что могла поделать? Единственное, говорила сестре-хозяйке: “Следите за Сергеем Нурутдиновичем. Чтобы он был чист, одет, обут. По его внешнему виду дают оценку мне”.
С подчиненными же (а в советские времена партаппарат состоял почти сплошь из мужчин) Насриддинова разбиралась лихо. Она, как говорит, отлично знала мужские слабости: дай немножко выпить, глазки построй — и все. “А они меня, — добавляет Ядгар Садыковна, — боялись”.
— Нет, никто не пытался ухаживать, — смеется женщина. — Вот никто — жизнью клянусь. Иной раз думала: что я, идиотка какая или урод… Я никогда в жизни не курила, спиртного в рот не брала. Но что делала: идет, допустим, прием в Кремле. Официанты были предупреждены: специально для меня две бутылки водки опорожнялись, и в них наливали кипяченую воду. Я тост поднимаю: “Выпьем, товарищи, до дна!” — и залпом выпиваю рюмку. Они видят: раз я пью, деваться некуда. Министры союзные после моих вечеров домой приходили еле-еле на ногах. Жены их потом со мной скандалили: “Ах, эта узбечка: как сапожник пьет, и ни в одном глазу”.
А вот высшее партийное руководство времен Хрущева в улыбчивой узбечке души не чаяло. Сам Никита Сергеевич брал с собой Насриддинову во все поездки, Микоян любил рассказывать ей о своей бурной молодости, Косыгин приглашал на дни рождения, а Фурцева во время загранкомандировок таскала по магазинам.
— Я была с Никитой Сергеевичем в той поездке, после которой его отправили на пенсию, — вспоминает Ядгар Садыковна. — Он не знал ничего, а я тем более. Если бы хоть догадывалась, обязательно подсказала бы Хрущеву. Нет, я не против Брежнева, но с таким решением не могла согласиться. Выступил Суслов: “Никита Сергеевич подал заявление освободить его в связи с уходом на пенсию”. И что я должна была сказать? “Не может быть”? Вот он сидит, все слышит, ничего не говорит. И, как секретарь ЦК, я проголосовала “за”.
“До и после коррупции”
Крушения не предвещало ничто. Даже выступление Рашидова на Политбюро с предъявлением компромата ударило по Насриддиновой не слишком больно. В ЦК не стали затевать скандала. Председателем Совета Национальностей назначили представителя Латвии. А Насриддинову вызвал на разговор Брежнев.
— Мы тут решили отправить тебя послом в Австрию, — Генсек начал издалека. — Поедешь?
— Нет, Леонид Ильич, никуда я не поеду. Я одинокая женщина (муж Насриддиновой умер в 1966 году. — Д.М.), дочка здесь учится, сын работает…
— Дура ты! — вдруг вспылил Брежнев.
— Ну ладно: дура я и дура, — потупила она взгляд. — Я могу идти?
— Видимо, они с Подгорным решили: пусть лучше уедет за границу, и Рашидов оставит ее в покое, — рассуждает теперь Насриддинова. — Но если бы Леонид Ильич по-человечески сказал: “Я тебе рекомендую, партия требует, не отказывайся”, — конечно, я бы согласилась на Австрию. А так — повернулась и пошла.
Да, это был явный спад. Но плавный и отнюдь не смертельный. Для Насриддиновой нашлось теплое местечко замминистра промышленности стройматериалов, потом — еще чуть ниже: председатель комитета по делам стран Азии и Африки. Однако в начале 80-х знаменитое “хлопковое дело” спутало все карты. В 1983 году 1-й секретарь компартии Узбекистана Шараф Рашидов неожиданно, как тогда казалось, покончил жизнь самоубийством. По версии Насриддиновой, дело обстояло таким образом.
— Каждый год Узбекистан отчитывался перед государством тремя миллионами тонн хлопка. А на деле — не поставлял и половины. Ну, в общем, приписка, обман, очковтирательство. В 83-м Андропов звонит Рашидову: “Шараф, 3 миллиона тонн будет?” — “Будет, Юрий Владимирович”. И вот уже октябрь, а сдали только 20% от намеченного. Тогда Рашидов собирает глав районов на актив: “Почему не сдаете?” Молчат. Знают же, что хлопка нет. За три последующих дня на машине он объехал пол-Узбекистана — нет хлопка в республике. А вернулся в Ташкент, опять звонок Андропова: “Шараф, ну что, будет хлопок? Смотри, принимай меры. Если нет, учти, будешь иметь дело со мной”. В тот же день Рашидов поехал домой и застрелился.
С началом перестройки “узбекское дело” разгорелось с новой силой. Знаменитые следователи той поры Гдлян и Иванов “раскрутили” солнечную республику по полной программе. День ото дня вскрывались все новые факты коррупции, взяточничества, казнокрадства — большинство партийного руководства Узбекистана угодило за решетку. Лес рубят — щепки летят: зацепила волна разоблачений и Насриддинову.
— Что интересно — написали: какой-то Агоевой я дала 35 килограммов рассыпчатого золота, отправила ее через Коканд, чтобы та перевезла золото в швейцарский банк. Где я могла это золото взять? — разводит руками Ядгар Садыковна. — После той статьи в “Известиях” я сама пришла на партком и потребовала возбудить против меня уголовное дело. Два с половиной года меня проверяли, допрашивали, обыскивали. А в 89-м прислали официальное письмо: “состава преступления нет, уголовное дело прекратить”. Из Узбекистана я получила целую гору писем, где люди писали: “Нас заставили клеветать. Все не соответствует действительности”. Пенсию за два с половиной года мне всю выплатили до копейки, в партии восстановили. Предлагали даже посты какие-то, сама не захотела, сказала: “Пошли вы к черту. С вами работать не буду”. Сына-то мне кто вернет? Он ведь всего шесть дней не дожил до моей полной реабилитации.
Однако оправдательного решения прокуратуры Насриддиновой показалось мало. Она позвонила главному редактору газеты “Известия”. Сказала: “Вы “Коррупцию” писали? Теперь напишите мой ответ. Если не опубликуете, я знаю, куда обратиться”. И пригрозила международным судом. Через некоторое время в газете появилась новая статья: “До и после коррупции”. Ее текст Ядгар Садыковна помнит почти наизусть.
“Я терпела изуверское издевательство, унижение и оскорбление на протяжении двух с половиной лет. И это в стране, которая пережила ужасы 30—50-х годов. Будь проклята моя карьера. Будь прокляты все почести и звания. Я потеряла единственного сына, который не выдержал унижения и оскорбления своей матери. Лучше бы я навсегда осталась батрачкой, лишь бы были живы мои дети... Простила ли я клеветников и провокаторов? Не знаю. Знаю одно. Мне чуждо чувство мести, поэтому все оставляю на их совести. Если она у них есть”.
* * *
Теперь она почти не выходит из дома, не так давно перенесла очередной инфаркт. Но ни на что не жалуется: ни на здоровье, ни на материальные трудности. Наоборот — хвастается: три года назад ей установили персональную пенсию в размере 12,5 тысячи рублей. Справедливость восторжествовала? Как знать. Тельман Гдлян и сейчас уверен в виновности Насриддиновой: “Узбекское дело” спустили на тормозах по команде Горбачева. В 1989 году в Фергане началась резня между узбеками и турками-месхетинцами — разгоревшийся пожар заливали как могли”. Истину теперь вряд ли кто узнает. А у пожилой женщины всякий раз наворачиваются слезы, когда она вспоминает о родном Узбекистане.
— В Ташкент? — переспрашивает Насриддинова. — Ни за что не поеду! И дочку свою туда не пущу. Они меня так сильно обидели, оскорбили. Я сделала для Узбекистана столько: Большой Ферганский канал, Катакурганское водохранилище, Чиктимский стекольный завод. У меня в подчинении были все виды строительства, министерство связи, гражданский воздушный флот. А когда в течение 11 лет я была Председателем Президиума Верховного Совета, разве в куклы играла? Рашидов сам говорил: “Мы, мужики, не можем решить этот вопрос. Поручите Ядгар Садыковне”. А они написали столько клеветы, столько грязи. Когда я читала эти доносы, ни одной русской фамилии я там не увидела — только узбеки. Многим из которых я добро делала, жизнь спасала. И после того как Узбекистан меня опозорил, “спасибо” я говорю русскому народу. Слава богу, что я находилась в России. Это меня и спасло. Мне надо было себя не опозорить, детей не опозорить, народ свой не опозорить. И я боролась. И всех их победила.
https://www.mk.ru/editions/daily/article/2005/05/11/196475-izgnanie-iz-hlopkovogo-raya.html
Просмотров: 3282
statehistory.ru в ЖЖ:
