К вопросу о становлении сословия посадских людей в первой половине XVI века

Статья впервые опубликована в книге "Русское средневековье. Сборник статей в честь профессора Юрия Георгиевича Алексеева" (СПб.: Древлехранилище, 2012, С. 445-452)

----

Ряд широко известных работ Юрия Георгиевича Алексеева посвящен положению городского населения средневековой Руси1. Ю. Г. Алексееву принадлежит вывод о начале формирования сословия посадских людей в годы правления Ивана III. Естественной выглядит поэтому наша попытка проследить продолжение этого процесса в первой половине XVI в. С нашей точки зрения, проблема должна быть разделена на два вопроса, которые требуют отдельного рассмотрения. Во-первых, необходимо исследовать эволюцию правового и социального положения княжеского зависимого населения и жителей государевых слобод. Во-вторых, следует подвергнуть анализу немногие сохранившиеся источники об изменении правового положения населения бывших вечевых городов.

Последний по времени целостный текст о положении посадских людей в первой половине XVI в. принадлежит перу П. П. Смирнова2. Если для П. П. Смирнова зависимые от князя «городчане» были «вотчинными домовыми ремесленниками», в положении которых он не усматривал ничего экстраординарного, то в современных исследованиях эти группы населения трактуются как особая «служебная организация», характерная для славянских стран Центральной и Восточной Европы. Под «служебной организацией» Б. Н. Флоря и С. 3. Чернов понимают систему «несения лично свободным и похолопленным населением тягла в форме специализированных служб по обеспечению княжеского хозяйства». Для служебного населения была характерна «наследственная прикрепленность к земле с правом ухода без земли», а также «подчиненность промысловых корпораций служебников «путным» боярам, по распоряжению которых они не только обеспечивали княжеское хозяйство, но и выполняли важные государственные функции3. С. 3. Чернову удалось показать, что в период княжений Ивана III и Василия III «служебная организация» в подмосковном домене великого князя радикально трансформируется. Прежние бортные и охотничьи угодья, находившиеся в ведении ловчего и чашнича путей, переходят в руки княжеских «слуг под дворским», дьяков, представителей аристократии. Синхронно с этими изменениями происходят и изменения в структуре населения Москвы, где поселения великокняжеских бронников, садовников сокращаются численно или вообще трансформируются в сотни московского посада4.

Как представляется, именно с распадом «служебной организации» великих князей связан процесс массовой выдачи уставных грамот наместничьего управления промысловым слободам Северо-Восточной Руси, свидетельством которого являются сохранившиеся грамоты 1506-1530 гг.5 П. П. Смирнов ставил знак равенства между уставными грамотами переяславским рыболовам 7 апреля 1506 г., бобровникам Каменского стана и грамотой Моревской слободе 1530 г., которые он называл слободскими и значение которых усматривал в наделении соответствующих групп населения правами самоуправления, сближавших их положение с правами слобожан6. В действительности все три грамоты, выданные различным общинам в годы правления Василия III, обладали существенными отличиями и оформляли положение разных групп тяглого населения. Общее у этих грамот лишь то, что все они посвящены определению принципов взаимоотношений тяглых общин с органами княжеского управления: наместниками, волостелями, дворецкими и т. д.



В уставных грамотах переяславским рыболовам 1506 г. и бобровникам Каменского стана 1509 г. формулируются принципы функционирования княжеской «служебной организации». Эти тяглые общины подчинены «путным» чиновникам: в первом случае волостелю стольнича пути, во втором — ловчему удельного князя Юрия Дмитровского. За наместниками сохранялось лишь право контроля за душегубными делами, за которые наместник получал виру в 4 рубля. Судьба этих корпораций оказалась различной: переяславские рыболовы сохранили свои привилегии до середины XVI в., получив в 1555 г. уже земскую уставную грамоту7. Уставная грамота бобровникам Каменского стана не несет следов позднейших подтверждений, что, видимо, было связано с ликвидацией удела Юрия Дмитровского в 1534 г.

Несколько иные принципы утверждались в уставной грамоте Моревской солеваренной слободе 1530 г. Часть из них была обусловлена своеобразным административным статусом Моревы: как показал В.Л.Янин, эта волость с XII в. входила в состав княжеского домена, находившегося под совместным управлением Новгородской республики и смоленских, а затем литовских князей8. Морева, как и другие чернокунские волости, сохранила особенности своего положения и в период литовского господства, и после возвращения смоленских земель в состав единого государства. Административные права на эту территорию оказались поделены между новгородскими и торопецкими наместниками. Согласно тексту уставной грамоты, наместники, равно как и новгородский дворецкий, не вмешивались в судебные дела слободчан, за исключением дел о душегубстве и разбое с поличным. Солевары получили важнейшую привилегию: принимать в состав своей слободы нетяглых и неписьменных людей-должников с условием выплаты долга в рассрочку в течение пяти лет без процентов9.

Эта привилегия и отличает общину солеваров от упомянутых общин рыболовов и бобровников и сообщает ей статус собственно слободы. С этой же привилегией и связано важнейшее ограничение по приему тяглецов, читающееся в первых сохранившихся строках дефектного текста грамоты: «...тяглой через сю мою грамоту, а слободчики его примут к Соле жити, и мне того велети опять назад отвести, к той Соли, от которой к ним придет, а на слободчикех мне велети взяти заповеди десять рублев московскую»10. В научной литературе не было единства по вопросу интерпретации этой правовой нормы. Б. Д. Греков, полемизируя с суждениями Б.Н. Чичерина и вопреки своим же словам о том, что «старое право выхода не было отменено», писал, ссылаясь на Моревскую грамоту, что среди вольных крестьян «могли находиться прикрепленные», выход которым запрещался11. П. П. Смирнов, напротив, верно заметил, что данное ограничение со штрафом касается лишь тяглецов из других государевых слобод и что такая форма ограничения скорее доказывает свободу перехода из посада в посад, нежели ее отрицает12.

Смирнов, конечно, преувеличил распространенность подобной привилегии, посчитав, что ею пользовались все посажане. В том-то и дело, что все три цитированные грамоты позволяют составить лишь очень опосредованное представление о реальном положении посадских людей, поскольку касаются специфических групп населения — промысловых поселений, лишь одно из которых получило статус слободы. Для рассмотрения положения посадских людей следует перейти к анализу второй части проблемы — изменений в положении населения бывших вечевых городов. В распоряжении историков до настоящего времени нет документальных источников, показывающих процесс конфискации вотчинных земель непосредственно в вечевых столицах - Новгороде и Пскове, но сумма косвенных данных позволяет описать этот процесс.



Сведения писцовой книги Водской пятины 1500 г. рельефно изображают процесс изменения отношений собственности в городах Ладога, Ям и их окрестностях. Так, с дворов своеземцев в Ладоге и Яме взимался оброк на великого князя, что с несомненностью свидетельствует о ликвидации их права собственности на городские дворы. Сама площадь городских дворов подвергалась принудительному поравнению, когда каждому ладожанину выдавался под двор участок вдоль на 15, а поперек на 10 сажен, причем прежние границы произвольно перекраивались: «А Семену давати места на поместщиковых местах, и на своеземцовых, и на монастырских, и на городцких людей полянах сряду»13.

То, что мы знаем по летописи о депортации 300 дворовладельцев Пскова в 1510 г., укладывается в эту же канву. «Того же лета к Троицыну дни приехаша во Псков гости сведеные москвичи з десяти городов 300 семей, и начаша им дворы давати в Середнем городе, а пскович всех выпровадиша из своих дворов в Окольней город на посад»14. Новая власть не считалась с правом собственности и, с большой вероятностью, изымала у прежних владельцев документы на земельные участки. Сделать заключение об этом возможно по аналогии с действиями московской администрации в Новгородской земле четверть века спустя. В преамбуле к отписной книге пригородных пожен Великого Новгорода 1536 г. содержится следующая ремарка: «Лета 7044-го июня, по великого князя Ивана Васильевича всея Руси грамоте дьяк Фуник Курцов да дворцовой дьяк Митя Великой да конюх Бунда Быкасов да прикащик лавочной Иван Иванов сын писали и метили пожни в Великом Новегороде, которые косили пожни монастыри и церковные люди и земцы и черные люди без найму, а грамоты у них на те пожни старые за свинчатыми печатми. И те грамоты у них взяты и к Москве посланы, а пожни пооброчены на великого князя»15.

Таким способом были, вероятно, конфискованы удостоверяющие документы и на городские земли новгородцев и псковичей. Очевидно, что этот процесс был длительным. Грамоты на изъятые участки в Среднем городе Пскова, возможно, конфисковывались и отправлялись в Москву тогда же, в 1510 г., а процесс конфискации и изъятия документов на городские дворы на посаде или на пригородные пожни мог длиться десятилетиями, как в Новгороде. Но результатом изменений в отношениях собственности стало формирование посадских общин с однородным населением, жившим на городских дворовых участках с условием выплаты оброка в казну. Этот процесс был тождественен ликвидации отношений собственности в сельской местности, где подобные отношения в эпоху независимости фиксировались грамотами со свойственным новгородско-псковскому региону оборотом «в одерень»16. Землеустройство в государевых посадах, конечно, напоминало землеустройство в слободах, но в остальном посады управлялись и «строились» иначе.

Главное отличие обычных городских посадов от слобод или поселений государевых «служебников» состояло в открытости первых для других форм землевладения, главным образом, привилегированного, служилого или церковного. От первой половины XVI в. до нас дошли четыре документа, содержащие фрагменты описаний городов Северо-Восточной Руси, и все эти документы характеризуются наличием вклинивавшихся в состав посада инородных владений. В выписи из писцовых книг посада Владимира 1510 г. описаны митрополичьи дворовые владения, в числе которых 9 дворов церковных сторожей, 21 двор без указания рода занятий населявших их людей «на митрополичь- ихъ местах», 16 дворов митрополичьих «строев» — ремесленников. Слободка митрополичьего Борисоглебского монастыря на посаде Переяславля-Залесского насчитывала 18 дворов ремесленников разных специальностей17. Несмотря на то что дворы этих слободок находились на оброчных местах, с которых в пользу великого князя взимался «оброк за дань», в общей раскладке посадского тягла их население, конечно, не участвовало.



Однако, судя по недавно введенным в научный оборот документам, нередким явлением было поселение на запустевших тяглых местах инородных по отношению к посадскому населению лиц, часто принадлежавших к служилому или пришлому вышедшему из тягла населению. Именно такая ситуация сложилась во второй половине 1530-х годов в Галиче. В 1535/36 г. Костромская земля подверглась разорительному нападению казанских татар; угроза повторных нападений вынудила правительство держать в 1536/37 г. значительные вооруженные силы в Костроме и Галиче18. Видимо, в связи с военной угрозой на опустевшие места на посаде Галича были поселены пищальники и воротники, однако даже когда еще сохранялась угроза нападения, по- сажане Галича постарались добиться включения служилых людей в тягло. Уже 8 июня 1537 г. в ответ на челобитную посадских людей в Галич была отправлена царская указная грамота с изложением их претензий к пищальникам: «...живете в тяглых дворех, а тягль де з горотцкими людьми не тянете, живете в ызбыльцех, а сотцкие и целовальники и все горотцкие люди у вас в тягле денег просят, и вы де не дадите им в тягло ничего»19.

Возникавшие в отношениях между служилым и тяглым населением противоречия неизбежно должны были привести к затяжным конфликтам в сфере выплаты налогов и несения служб. Совершенно закономерным поэтому стало принятие первого общегосударственного закона, где было поставлено под сомнение право перехода тяглых людей. В ст. 91 Судебника 1550 г. говорится: «А торговым людем городцким в монастырей городцких дворех не жити, а которые торговые люди учнут жыти на монастырех, и тех с монастырей сводите да и наместником их судите». Разумеется, Судебник не прикреплял посадских людей к тяглу; более того, и в ст. 91 Судебника, и в гл. 98 Стоглава норма права о сведении тяглецов с монастырских слобод имела однонаправленное действие.

В гл. 98 Стоглава цитировался царский указ о вновь образованных частновладельческих слободах на посадах: «...А ныне твой царский приговор с нами, что в те в новые слободы вышли посадцкие люди после описи, и тех бы людей из новых слобод опять вывести в город на посад <„.> А впредь бы митрополитом и архиепископом, и епископом, и монастырем держати свое старые слободы по старине о суде и о всяких делех по прежним грамотам, а новых бы слобод не ставити, и дворов многих в старых слободах не прибавливати, разве от отца детем или от тестя зятии, или от братии выставливатися и своими дворы житии»20. И. И. Смирнов определил, что посадские люди, вышедшие в новые слободы «после описи», должны были быть выведены обратно «в город на посад». Но, с другой стороны, за населением церковных и монастырских слобод сохранялось право выхода как «в город на посады», так и «в села», с соблюдением правил Судебника о «христианском» отказе21.

Синхронно с утверждением Судебника и Стоглава в 1550-1553 гг. в Русском государстве было осуществлено валовое описание земель. Е. И. Колычева выяснила, что перепись проходила в Рязани, Туле, Серпухове, Кашире, на Двине и Ваге, в Галиче, Москве, Звенигороде и Рузе22. Перепись охватила, очевидно, и весь Северо-Запад России, во всяком случае, новгородские пятины и Пусторжевский уезд23. В научный оборот давно введена сотная по Серпуховскому посаду 1552 г., в которой содержится предписание о свозе с церковных дворов торговых и мастеровых людей: «а городцким людем торговым и мастеровым в тех дворех на церковных местех не жити, а которые городцкие люди торговые и мастеровые учнут в тех дворех жити, и серпуховскому сотцкому и всем городцким людем тех людей ис тех дворов вывозити да сажати в свои старые дворы и тяглые»24. Б. А. Романов сделал аргументированный вывод о том, что выписка из наказа писцам Серпухова содержит в себе расширительно истолкованное постановление ст. 91 Судебника25. Романов имел в виду упоминание подлежавших вывозу мастеровых людей, о которых не упоминалось в тексте Судебника.



Данное замечание Б. А. Романова имеет принципиальное значение для понимания эволюции положения посадских людей в России. Расширительное толкование нормы права Судебника было применено также в уставных грамотах трем волостям Двинского уезда и Важской земле, выданным в феврале-марте 1552 г. «А на пустые им деревни и селища, на Пенежи, и на Вые, и на Суре крестьян называти и старых своих тяглецов крестьян из ыных волостей, из монастырей вывозити назад по старым их деревням безрочно и безпошлинно, где хто в которой деревне жил преж сего»26. «А на пустые им места дворовые, в Шенкурье и в Вельску на посаде и в станех и в волостех, в пустые деревни и на пустоши и на старые селища, хрестьян называть и старых им своих тяглецов хрестьян из-за монастырей выводить назад безсрочно и безпошлинно, и сажати их по старым деревням, где кто в которой деревне жил прежде того»27. М. А. Дьяконов на основании второго указанного примера, а также случаев сыска тяглецов в 1560-1580-х годах сделал заключение, что «тяглые люди со второй половины XVI в. рассматриваются крепкими тяглу и правом перехода не пользуются»28.

Мы сомневаемся, что данные примеры можно толковать столь категорично. В Важской уставной грамоте не содержится никаких запрещений перехода крестьян и посадских людей в другие волости или уезды. Более того, в грамоте нет и нормы, запрещающей переход тяглецов на монастырские земли. Норма права в Важской грамоте, так же как и в ст. 91 Судебника, носит разрешительный характер, позволяя тяглым мирам выводить своих крестьян и посадских людей с монастырских земель. Кроме того, постановление Важской грамоты было нормой однонаправленного действия, и объектом ее правоприменения были исключительно монастыри. Все это позволяет сделать вывод о применении в Важской грамоте ст. 91 Судебника, которая была истолкована расширительно и положения которой в Мало-Пинежской грамоте 25 февраля 1552 г. впервые в известных нам источниках XVI в. были распространены на черносошных крестьян.

Следует иметь в виду еще одно обстоятельство. Важская грамота была выдана по челобитью тяглой общины. Из пересказа челобитной в тексте грамоты ясно, что посадские и волостные люди жаловались на злоупотребления наместников, следствием чего стало «запустение» многих тяглых мест. «...И от того де у них в станах и волостях многие деревни запустели и крестьяне де у них от того насилства и продаж и татеб с посадов розошлись по иным городам, а из станов и из волостей хрестьяне розошлись в монастыри безсрочно и без отказу, а иные де посадские люди и становые и волостные кой куда безвестно розбрелись нарознь...»29. Приведенный фрагмент свидетельствует о том, что важане были обеспокоены только уходом тяглецов без отказа, выход же «людей» в соответствии с нормами Судебника и с отказом, очевидно, не возбранялся. Таким образом, в постановлении Важской грамоты необходимо видеть предписание сыскивать и возвращать только тех крестьян, которые должны были «отказываться» с тяглых мест по нормам ст. 88 Судебника, но ушли без отказа. Очевидно, что право вывода тяглых людей с монастырских земель, полученное важанами, было тесно связано с двумя мероприятиями 50-х годов XVI в.: описанием 1550-1553 гг. и земской реформой. С начавшейся в 1551 г. выдачей уставных грамот земского управления и было связано завершение процесса становления сословия посадских людей.





1 Алексеев Ю.Г. 1) «Черные люди» Новгорода и Пскова // ИЗ. М., 1979. Т. 103. С. 242-274; 2) Псковская судная грамота и ее время. Л., 1980; 3) Некоторые черты городской политики Ивана III // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Л., 1988. Вып. 11. Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы истории города. С. 165-175.
2 Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. М., 1947. Т. 1.
3 Флоря Б. Н. Служебная организация и ее роль в развитии феодального общества у восточных и западных славян//Отечественная история. 1992. № 2. С. 56-74; Чернов С. 3. Домен московских князей в городских станах: 1271-1505 гг. М., 2005. С. 26.
4 Чернов С.З. Домен московских князей... С. 350; Назаров В. Д. Дворовладение княжеских слуг в городах Северо-Восточной Руси (XIV-XV вв.) // Столичные и периферийные города Руси и России в Средние века и раннее Новое время (XI-XVIII вв.). М., 2001. С. 33-47.
5 Наместничьи, губные и земские уставные грамоты Московского государства. М., 1909. № 3-6. С. 5-16.
6 Смирнов П. П. Посадские люди... С. 99-102.
7 Наместничьи, губные и земские уставные грамоты... С. 6, 11-12, 116-117.
8 Янин В.Л. Новгород и Литва: Пограничные ситуации XIII-XV вв. М., 1998.
9 Наместничьи, губные и земские уставные грамоты... № 6. С. 13-15.
10 Там же.
11 Греков Б. Д. Крестьяне на Руси. М.; Л., 1946. С. 638.
12 Смирнов П. П. Посадские люди... С. 99.
13 Новгородские писцовые книги. СПб., 1868. Т. 3. Стб. 960.
14 Псковские летописи. М., 2000. Вып. 2. С. 299.
15 Писцовые книги Новгородской земли. М., 1999. Т. 1. С. 328.
16 Аракчеев В. А. Крестьяне в социальной структуре средневековой Руси (XIV-первая половина XVI B.)//Cahiers du Monde russe. Paris, 2005. № 46/1-2. P. 107-114.
17 Акты феодального землевладения и хозяйства. М., 1951. Ч. 1. № 167. С. 153; № 23. С. 42.
18 Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966. С. 92.
19 Кистерев С. Н. Документы о посадских людях Галича XVI-начала XVII в. // РД. М., 2001. Вып. 7. № 1. С. 236.
20 Российское законодательство Х-ХХ вв.: В 9 т. М., 1985. Т. 2. С. 373-374; Законодательные акты Русского государства второй половины XVI-первой половины XVII в.: Тексты. М., 1986. № 3. С. 30.
21 Смирнов И. И. Судебник 1550 года //ИЗ. М., 1947. Т. 24. С. 328-330.
22 Колычева Е. И. Аграрный строй России XVI века. М., 1987. С. 21-22.
23 Аграрная история Северо-Запада России XVI века: Новгородские пятины. Л., 1974. С. 6; ДАИ. СПб., 1846. Т. 1. № 57. С. 121; № 59. С. 122-123.
24 Симпсон П. Ф. История г. Серпухова. М., 1880. Прил. 1. С. 329.
25 Судебники XV-XVI вв. М.; Л., 1952. С. 330.
26 Памятники русского права. М., 1956. Вып. 4. С. 196.
27 Наместничьи, губные и земские уставные грамоты... С. 111.
28 Дьяконов М. А. Очерки из истории сельского населения в Московском государстве XVI-XVII вв. СПб., 1898. С. 9.
29 Наместничьи, губные и земские уставные грамоты... С. 103.


Просмотров: 6659

Источник: Аракчеев В.А. К вопросу о становлении сословия посадских людей в первой половине XVI века // Русское средневековье. Сборник статей в честь профессора Юрия Георгиевича Алексеева. СПб.: Древлехранилище, 2012, С. 445-452



statehistory.ru в ЖЖ:
Комментарии | всего 0
Внимание: комментарии, содержащие мат, а также оскорбления по национальному, религиозному и иным признакам, будут удаляться.
Комментарий:
X