Джунгарское ханство во внешней политике Петра Великого
Текст статьи взят из книги "Paleobureaucratica. Сборник статей к 90-летию Н.Ф. Демидовой" (М.: Древлехранилище, 2012).
---
Приоритетом внешней политики России начала XVIII в. была борьба за включение в «концерт» европейских держав и выход к Балтике, но большие успехи были достигнуты и в развитии связей со странами Востока, в частности, внимание Петра I привлекли известия о месторождениях золота на р. Дарье. Впервые о них сообщил астраханским властям хивинский купец Ходжа Нефес, отправленный затем в Петербург и удостоившийся аудиенции царя. Его сведения перепроверили расспросами у хиванского посла. В 1713 г. известия о месторождениях золота в Бухарин царь получил из Англии, от русского посла Ф. Салтыкова. В мае 1714 г. сибирский губернатор М. П. Гагарин донес царю, что в долине р. Яркенд «промышляют песошное золото»1. Для разведки месторождений Петр I решил организовать две экспедиции: из Астрахани и из Западной Сибири. Первое направление он поручил л.-гв. капитан-поручику князю А. Бековичу-Черкасскому, который совершил три похода в Хиву и Бухару. Второе - сначала подполковнику и л.-гв. капитану И. Д. Бухольцу, а затем л.-гв. майору И.М. Лихареву.
князь М.П. Гагарин
Русские экспедиции из Сибири проходили через государство западных монголов (ойротов) - Джунгарское ханство, что и определило отношения с этой кочевой империей. Следует отметить, что история ханства является объектом исследования историков трех стран - России, Казахстана и Китая, в китайском монголоведении господствует мнение, что «Джунгария никогда не была в прошлом независимым государством», а являлась «неотъемлемой частью Китая». Войны Китайской империи против ойратов трактуются как подавление «раскольнических мятежей» джунгарской аристократии, как «справедливая» борьба за «единство» страны, поддерживаемая ойратским народом. Политика же России по отношению к Джунгарии рассматривается как захват китайской территории2.
В российской историографии Джунгарское ханство рассматривается как независимое государство, с которой у нашей страны сложились напряженные международные отношения в ходе присоединения и освоения Юго-Западной Сибири, с этих позиций история экспедиции начала XVIII в. получила достаточно полное освещение в отечественной историографии3. Выработанная российскими историками концепция была господствующей в казахской историографии XX в.4 и до сих играет в ней большую роль. Но в 1990-х гг. в Казахстане стало развиваться «новое» направление, в работах историков и публицистов Россия стала представляться «кровожадным северным хищником», таким же историческим врагом казахов, как и Джунгария. Причем, появились утверждения, что территория Прииртышья исторически принадлежала казахам и только впоследствии была завоевана Джунгарией, а от нее отошла к России5.
Наряду с этой дискуссией, имеющей значительную международно-правовую актуальность, существуют и более частные вопросы исторического исследования российско-джунгарских отношений конца XVII—XVI11 вв.: их характер накануне экспедиций; организация и основные этапы экспедиций в связи с международными отношениями в Центральной Азии; внешнеполитические итоги экспедиций, их оценки современниками и потомками, в России сохранился большой объем документов, позволяющий рассмотреть эти вопросы, в значительной степени он опубликован. Среди важнейших нарративных источников отметим сочинения Г. Ф. Миллера, летопись Черепанова и путевой журнал И. И. Унковского, русского посла в Джунгарии в 1722-1724 гг.6
На карте Петра Великого, составленной пленными шведскими офицерами приблизительно в 1720—1725 годах, среди окружающих Россию государств зелёным цветом выделено Джунгарское ханство.
В 1680-1690-х гг., в ходе войны с Китаем, Джунгарское ханство оказалось на краю гибели. Возродить его могущество сумел новый хунтайджи (верховный правитель) Цэван-Рабдан. Вернувшись в конце 1688 - начале 1689 гг. в Джунгарию, он провозгласил себя ханом и преградил путь к возвращению своему предшественнику Галдан-хану, для чего вступил в союзнические отношения с императором Китая и казахскими владельцами, в 1690-х гг. ойратские послы намекали правителям и Китая, и России о возможности перехода ханства в подданство одного из этих государств7, в 1694 г. в послании Цэван-Рабдана к царям Ивану и Петру содержалась даже просьба о переходе ойратов на Волгу к калмыкам8.
Но после 1697 г. внешнеполитическая позиция Джунгарского ханства принципиально изменилась. Выдав императору Китая тело Галдан-хана, его родственников и приближенных, Цэван-Рабдан уклонился от признания цинского подданства. Тогда же он начал войну с казахами, в последующем ойраты совершали крупные набеги на казахов в 1711-1712, 1714, 1717, 1723 и 1725 гг.9 Изменения в отношениях с Россией проявились в 1701 г., во время приема Петром I джунгарского посольства. Послы жаловались на строительство русских острогов в Юго-Западной Сибири, насилия воевод над енисейскими киргизами и даже угрожали: «...буде царского величества людей не унять, впредь будут ссоры»10.
Изменение внешнеполитической позиции Цэван-Рабдана объяснялось тем, что, с одной стороны, ему удалось укрепить свою власть; с другой, территория ханства после войны с Китаем сократилась, а население выросло, в 1699-1700 гг. Цэван-Рабдан восстановил власть над Восточным Туркестаном - землями «бухарцов, живущих в городах в Еркети, в Туфани, в Кашкаре, в Аксу и в прочих». Тогда же в Джунгарию перекочевало из Кукунора более 10 тыс. чел. хошоутов, а из Калмыкии с 15 тыс. семей бежал Санжип, сын хана Аюки. Джунгары подчинили телеутские улусы. По наблюдению А. П. Уманского, «телеутские князьки утратили остатки своей самостоятельности, превратившись в служебных князьков»11.
Рост населения всегда ставил перед правителями кочевых империй проблему расширения территорий кочевий, т. е. агрессии в отношении соседей, в конкретных условиях начала XVIII в. Цэван-Рабдан обратил внимание на Обь-Иртышское междуречье, Барабинскую степь, населенную барабинскими татарами, которые считались российскими подданными, но вынуждены были платить дань и в Джунгарию. Прииртышское пограничье было местом оживленной торговли. Особое значение в ней занимало Ямышевское озеро, где добывалась соль. Русские жители ежегодно отправлялись туда «будто на ярманку и там с калмыками и бухарцами... отправляли купечество»12.
В 1702 и 1703 гг. произошел обмен посольствами между Тобольском и Джунгарией, стороны представили «реестры» претензий, но урегулировать конфликт дипломатическими средствами им не удалось13. Ойратские войска появляются в Туве, Хакасии, Горном Алтае, в 1700 г. «приходили под Кузнецкой войною киргиские князцы... да контайши посланец... с улусными людьми». Они жгли деревни и монастыри, «побили и в полон побрали» около 150 чел. служилых людей, пашенных крестьян, выезжих белых калмыков, отогнали 5000 лошадей, в погоню за ними были посланы кузнецкие, томские и красноярские служилые люди. 11 августа 1700 г. Петр I указал воеводам Томска, Красноярска и Кузнецка «киргизских людей смирить войною тремя городами», в 1701-1704 гг. последовала серия походов русских войск против енисейских киргизов и их кыштымов. В результате, в 1703-1705 гг. Цэван-Рабдаи насильно увел из Хакасии несколько тысяч енисейских киргизов, что позволило урегулировать конфликт14.
Под влиянием ухудшения джунгаро-китайских отношений Цэван-Рабдан начал изучать возможность откочевки в Горный Алтай. В августе 1707 г. выезжий телеут Алагыз сообщал кузнецкому воеводе, что к телеутам приезжали посланцы от хунтайджи «для досмотру земли: возможно ли контайше промеж рек Иртыша и Оби со всеми своими улусными людьми кочевать?». Эти сведения подтвердили ездившие в Горный Алтай сын боярский Е. Кирилов и конный казак А. Буймов. По мнению А. П. Уманского, планы ойратов переселиться в Обь-Иртышское междуречье встревожили русскую администрацию15.
Между тем, в конце XVII в. началось движение русских землепроходцев по Оби и ее притокам - Ояшу, Умревой и Чаусу. Здесь уже начал формироваться земледельческий район, появились Уртамская и Умревинская слободы. 29 февраля 1708 г. Петр I повелел воеводе Кузнецка М. Овцыну построить острог в устье Бии и Катуни «со всякими крепостми» «в пристойном месте для збору ясашной казны и к селению пашенных крестьян». Строительство крепости было завершено летом 1709 г. Крепость получила название Бикатунской. В эти же годы на границах с Джунгарией был построен еще целый ряд острогов: Абаканский - в 1707 г., Саянский - в 1709 г., Чаусский - в 1713 г., Бердский - в 1716 г., Белоярский - в 1717 г., Бийский - в 1718 г.16
Строительство острогов обострило ситуацию в верхнем Приобье. 21 августа 1709 г. под Кузнецк пришли ойратские князцы «с многими воинскими калмыки», осадили с. Ильинское, сожгли дер. Кахачикову, Бунгурскую, Шарапскую. 23 августа в трех верстах от города служилые люди вступили с ними в бой. «Божию милостию и... великого государя счастием» разгромили их, гнали 20 верст до рек Чюмыш и Черни, «побили» 3 князцов и 300 рядовых ойратов, а другие «от ран по лесам многие померли». Служилые отбили русских и ясачных «полоненников», 677 лошадей, в 1710 г. джунгарский зайсан Духар с 4-х тысячным войском напал на Кузнецк и разорил восемь подгородных деревень, захватил и сжег Бикатунскую крепость. В 1710 г. состоялся новый набег кочевников, была разорена Бикатунская крепость (ее удалось восстановить только в 1718 г.). В 1714 г. властитель Джунгарии Цэван-Рабдан заявил свои претензии на территорию и коренное население Красноярского, Кузнецкого, Томского уездов и Барабинской степи17.
В 1715 г. кузнецкий комендант Б. А. Синявин доносил М. П. Гагарину: «...черные и белые калмыки (ойраты и телеуты - м. А.) по вся годы приходят и непрестанно Кузнецкого уезда в ясашные волости и ясашных иноземцов бьют и мучают на смерть и берут с них на контайшу... алман и на себя грабежом всякой зверь и зипуны, котлы, таганы и кричное железо и лошадей и говорят ясашным иноземцом: хотят воевать кузнецких ясашных иноземцов - с которых не велено контайше давать алману - тех всех побить, а иных перевешать и жилища их разорить и хлеба пожечь»18, в 1715 г. на Алтае появился тайша Церен-Дондоба с большим войском. Целью похода была демонстрация силы и, возможно, нападение на Кузнецк. Но после начала экспедиции И. Д. Бухольца он был вынужден возвратиться к Ямышевскому озеру19.
Именно в этих непростых условиях в мае 1714 г. М. П. Гагарин предложил план похода за «песошным золотом». Он просил у царя разрешения организовать военную экспедицию в составе двух-трех полков из сибирских рекрутских наборов, построить крепость у Ямышевского озера, а оттуда продолжить разведку и «делать иные городы»20. Целью похода была разведка рудных месторождений и расширение торговли. Правда, по замечанию г. ф. Миллера, Петр I решил предпринять поход «с воинскими людьми, которые, вместо того чтоб законы от других принимать, сами другим оные предписывать в состоянии»21. Безусловно, идея расширения торговли и поиска рудных месторождений с помощью военной экспедиции в составе нескольких полков выглядит крайне сомнительно. Возможно, царь был введен в заблуждение М. П. Гагариным, который считал, что Цэван-Рабдан склоняется к принятию российского подданства.
Позднее, на следствии, М. П. Гагарин говорил, что если построить до оз. Зайсан линию крепостей, то тогда «не можно контайше и самому не искать миру или подданства у его ц. в., потому что в тех городех умножено было бы людей, провианту и амуниции и прочего. А водного ходу калмыки принять не могут, також и городов брать не могли ж, и имели б от тех городов великую опасность, потому что с одну сторону по Иртышу городы государевы, а по другую от них сторону Казачья орда, с которыми у них вечная ссора... то как бы можно ему (Цэван-Рабдану - м. А.) в тех местах стоять? Но или бы в послушании, или в подданстве был, или откочевал бы в дальность за Камень...»22.
Русские власти постоянно подчеркивали мирный характер похода. В 1713 г. М. П. Гагарин попытался нормализовать отношения с Джунгарией и направил послание Цэван-Рабдану. Он писал, что барабинские татары «вечные царского величества» подданные, требовал прекращения джунгарами сбора алмана с населения барабинских волостей, возвращения взятых под Кузнецком в 1709-1710 гг. пленных, угнанного скота, наказания виновных в разорении Бикатунской крепости и т. д.23
23 октября 1714 г. в Тобольск прибыло джунгарское посольство и вручило М. П. Гагарину послание Цэван-Рабдана. «Барабинцы... искони вечно люди мои, — говорилось в послании хунтайджи... на реке Катунс город построили (Бикатунскую крепость - М. А.) и та земля наша... и для того тот город разорен и впредь на том месте город строить не подобает». Вслед за прибытием посольства из Джунгарии в Тобольск был доставлен «реестр обид», причиненных русскими властями джунгарским подданным24. Именно в это время М. П. Гагарин получил именной указ о походе в Прииртышье. Джунгарские послы стали свидетелями подготовки военной экспедиции. Губернатор уведомил их о ней, уверив, что она совершается «не для войны, но только для смотрения некоторых крепостей» по р. Иртышу. Послы потребовали пропустить их в Москву, но это требование губернатором было отклонено. Недовольные приемом и ходом переговоров, джунгарские послы двинулись в обратный путь25.
Позднее, на следствии в Петербурге М. П. Гагарин доказывал, что он смог бы заключить с Цэван-Рабданом договор о строительстве крепостей, если бы ему не мешали И. Д. Бухгольц и другие. «А знак к тому миру и с калмыками был, - утверждал бывший сибирский губернатор, - потому что в бытность мою в Тобольску, я сказал посланцу калмыцкому, что посылаю людей царского величества строить городы для прииску руд, потому что земли те до вершины Иртышской и вся та река царского величества, а контайшу, ни людей его воевать не будем и кочевал бы он контайша на тех местах по-прежнему, как и Аюка под городами царского величества кочует. И тому тот посланец калмыцкой был рад и говорил мне в разговорах, что контайше непротивно то будет, что городы будут делать люди государевы, но точию бы де не воевали контайшу и людей ево ...»26. Из этих слов явствует, что М. П. Гагарин скрыл от джунгарских послов конечную цель экспедиции - захват Яркенда.
В 1716-1720-х гг. российское правительство не стало заключать союз против Джунгарии с ее врагами. 11 сентября 1716 г. в Тобольск прибыли «от всей казачьей орды» два посла с предложением мира и организации совместного похода против джунгар, М. П. Гагарин ответил, что рад миру с казахами, но российские войска в помощь против джунгар посылать отказался27, в феврале 1716 г. М. П. Гагарин сообщил Л. В. Макарову о том, что китайские министры предложили начать совместную войну против Джунгарии, но он им отказал и приказал И. Д. Бухольцу поддерживать мир с Цэван-Рабданом и призывать его в российское подданство28. В 1719— 1720 гг. по поручению императора Сюань Е китайские сановники вели переговоры с русским послом Л. Измайловым о совместных действиях против Джунгарии, но он отказал им даже в дипломатической поддержке29.
Бухольц И. Д. Портрет. Историческая реконструкция по описаниям в литературе
|
24 июля 1715 г. отряд прибыл в Тару, где получил 1500 лошадей для драгун, а также пополнение рекрутами, набранными в Тарском уезде. Сам И. Д. Бухгольц доносил Петру I, что с ним выступило «войска всякого чина людей 2795 человек» при 70 пушках33. Но к отряду присоединились еще торговые люди, чем, видимо, объясняются некоторые различия в оценке его численности: по сведениям Г. Ф. Миллера численность отряда составила 2902 чел.34; по данным Черепановской летописи, - 2932 чел.35 От Тары по р. Иртышу отряд передвигался на 32 дощениках и на 27 больших лодках, которые по берегам сопровождали разъезды драгун36.
1 октября 1715 г. отряд дошел до Ямышевского озера. 29 октября начались работы по постройке крепости. Заложена она была в 6,5 верстах от правого берега Иртыша близ устья р. Преснухи. Руководил строительством поручик артиллерии Каландер. До 10 ноября была построена шестиугольная крепость с земляным валом и рвом. Рядом с крепостью для размещения артиллерии был выстроен «малый дереияшшй острог», два амбара для припасов и казармы для офицеров и солдат37.
Калмыцкое посольство на пути из Тобольска останавливалось в Ямышевскои крепости, «посланцы хотя и удивлялись крепостному строению, объявляя, что сия страна принадлежит калмыкам, однако... успокоились, как только их обнадежили, что им не должно опасаться от того никаких неприятельских действий. Они предлагали, чтоб подполковник кого-нибудь к их владельцу контайше отправил для учинения ему таких же обнадеживаний, дабы тем предупредить у него подозрение». И. Д. Бухгольц прислушался к совету, вместе с калмыцким посольством к хунтайджи был отправлен поручик М. Трубников с письмом. Однако в последующем посольство и поручик были захвачены в плен казахами, почему хунтайджи письма не получил38.
Цэван-Рабдан воспринял строительство Ямышевской крепости как вторжение в свои владения, но сначала предпринял разведку. В феврале 1716 г. он послал в Ямышев «под видом дружества посольство, чтоб договариваться о некоторых до купечества принадлежащих пунктах». С посольством прибыли джунгарские купцы, которые организовали активную торговлю, «а подполковнику, - писал Черепанов, - поднесли, по своему обыкновению, немалые подарки. Бухгольц принял тех послов с ласковою учтивостию, напротиво и их дарил богато». Затем послы обратились к Бухольцу с просьбой разрешить «свободный въезд в крепость». Они ознакомились с крепостью, численностью и размещением войск39.
Черепанов считал, что послы убедили И. Д. Бухгольца в дружелюбии джунгар. Думается, это утверждение не верно. Бухольц предвидел возможность нападения. 29 декабря 1715 г. он писал Петру I, что продолжать поход к Яркенду невозможно, т. к. Цэван-Рабдан имеет 60 тыс. воинов, а с ним осталось только 2536 чел. Моральный дух плохо обученных солдат был невысок: к началу 1716 г. из отряда дезертировало около 260 чел.40 Петр I счел эти доводы серьезными. 7 августа 1716 г. он указал м. п. Гагарину прислать Бухгольцу подкрепление и принять меры против дезертирства, предупредив: «...и ежели ему от того (вред - м. А.) учинитца, то взыщется все на вас»41.
Опасения И. Д. Бухгольца подтвердились. Проведя разведку, Цэван-Рабдан послал 10-тысячное войско во главе со своим двоюродным братом Церен-Дондобой для нападения на крепость. В ночь на 9 февраля 1716 г. ойраты окружили крепость. «Отъезжие караулы» были перебиты, некоторые часовые захвачены в плен, табуны угнаны. Однако одному из часовых удалось убежать и добраться до крепости. По приказу Бухгольца была объявлена тревога. По сведениям Черепанова, джунгары в это время «...к крепости тихо подъезжали под таким видом, как лошадей гоняют... А иные партии подъехали к самым надолбам, тем, которые около казарм обнесены были. Смелые из тех, перелезши в то время надолбы, стучались у избушек, будили солдат, которые уже взброд все вышли, и говорили калмыки с насмешкою по русски: “Ставай русак, пора пива пить”». Бухгольц приказал дать артиллерийский залп в воздух. Решив, что обман раскрыт, ойратские конники ворвались в крепость. Однако, построившись, русская пехота ударила в штыки и выбила их. «И так во всю ночь происходил непрерывный бой»42.
Утром джунгары отступили и начали под пытками допрашивать пленных о том, где хранятся боеприпасы. По приказу Церен-Дондоба из числа пленных был выбран самый старый солдат П. М. Першин, по «хотя тому солдату мука была и несносная - после сечения плетей, повешен на дерево и огнем зжен, в которой муке и умер, однако ж всей правды о порохе им не объявил...»43. Он сказал, что порох хранится в хлебных амбарах возле крепости (на самом деле он хранился на одном из дощаников на Иртыше). Джунгары захватили амбары, но не обнаружив пороха, проделали в их стенах отверстия и открыли огонь по крепости и артиллерийскому двору. Только под вечер удалось забросить в амбары две бомбы и заставить джунгар отступить44.
На третий день сражения русские войска собрались в крепости и из орудий отбивали попытки ойратов приблизиться к ее стенам. Черепанов пишет, что артиллерийские бомбы для джунгар были «...нечто новое: они сперва как увидят ее падшую наземь, и когда она еще вертится, тогда ... тыкали ее копьями. Но как увидели, что как ее разорвет и тем их убивает, то они вздумали ее затушать таким способом: возьмут войлоков, сколько где прилучится и как оная бомба где падет к ним на землю, тогда они войлоками на нее намечают и нападут наверх человек десять и двадцать и так ее задавить тщались и таковым способом побито было немало»45.
21 февраля, убедившись, что крепость не удается взять штурмом, Церен-Дондоба направил И. Д. Бухгольцу письмо, в котором обвинял его в том, что крепость построена «ложными словами» и угрожал длительной осадой. Бухольц ответил, что земли по р. Иртышу - страна, «которая всегда Российскому государству была подвластна», крепость он построил по государеву указу и будет строить другие крепости, но надеется на «дружество и купечество» с джунгарами. Осада ему не страшна, т. к. он надеется на подкрепление из Тобольска46.
До 28 апреля 1716 г. продолжалась осада Ямышевской крепости. Джунгары захватили караван, посланный из Тобольска в крепость. С караваном ехало около 700 «купцов и промышленников», отправившихся «дабы в новостроенной крепости с калмыками отправлять купечество и снабдить российское войско запасом», капитан и поручик с отрядом солдат, а также комиссар с жалованием отряду И. Д. Бухольца. в самой крепости начались болезни: цынга и сибирская язва, в день умирало от 20 до 30 чел.47
Осажденным удалось отправить вестников с донесением к губернатору: ночью они поставили на одну из льдин лодку, посадили в нее двух человек, завалили ее сверху льдом, а джунгарские караулы не обратили на них внимания. Но М. П. Гагарин ничем осажденным помочь не мог: «в Сибири недостаток был в регулярном войске. К набиранию и обучению рекрут требовалось время»48. В этих условиях И. Д. Бухгольц созвал военный совет, который определил «сие место оставить». Крепость была срыта, дома и казармы сломаны. 28 апреля 1716 г. оставшиеся 700 чел. гарнизона и припасы были размещены на 16 дощаниках и отправились из Ямышева по Иртышу49. Джунгары не препятствовали отступлению. Более того, они передали Бухльцу военного комиссара и священника, захваченных ранее вместе с казенным караваном50.
4-5 мая 1716 г. отряд дошел до устья р. Оми. Оттуда И. Д. Бухгольц послал доношение к М. П. Гагарину с предложением заложить крепость, «дабы людей и всякие воинские потребности там оставить, ежели оные впредь... в сей стране будут надобны». Губернатор отправил к Бухольцу для пополнения 1300 рекрутов. Началось строительство на южном берегу Оми, которым руководил артиллерии поручик Каландер. Согласно документам, верность которых подтвердил в 1735 г. Г. Ф. Миллеру сам И. Д. Бухгольц, крепость представляла из себя «низкий земляной вал, в фигуре правильного пятиугольника, обнесен полисадом с пятью таких же болверков на углах и со рвом, около которого поставлены были рогатки». В начале 1730-х гг. крепость была уже перестроена: «...четыреугольная и только полисадом обнесенная, из которых каждая сторона содержала в длине по сту сажен»51.
После окончания похода у Бухгольца произошел конфликт с Гагариным. Бухольц доказывал, что Гагарин ввел царя в заблуждение: он донес в 1714 г., что Яркенд находится от Тары «в полтретья месяца нескорою ездою», но, как выяснилось, «расстояние от Ямышева до Еркета немалое: ходят недель по осми и большет»52. В действительности Яркенд отделяло от русских владений в Юго-Западной Сибири более 3000 верст - Киргизская степь, Тянь-Шаньский хребет и Восточный Туркестан53. Кроме того, губернатор лгал, когда писал о возможности дипломатическими средствами решить вопрос о разведке руд в Джунгарии.
Со своей стороны Гагарин доказывал, что Бухольц своей прямолинейностью спровоцировал вооруженный конфликт с джунгарами54. В губернской канцелярии в 1716 г. провели подсчеты потерь русской стороны. Под Ямышевской крепостью ойраты захватили в плен 419 чел. Убито и померло от ран 133 чел. Вместе с обозом ойроты захватили казну отряда - 9885 руб. 50 коп., 2355 лошадей. Неудача экспедиции вызвала их ответные действия в Юго-Западной Сибири. В 1716 г. ойраты сожгли десять деревень, один острог, один монастырь. При этом убили 82 чел., 179 угнали в плен. Ущерб от их вторжений оценивался на сумму в 91561 руб. 46 коп. Кроме того, в Джунгарии было задержано 28 российских купцов, все имеющиеся у них товары и деньги конфискованы, общий ущерб России, нанесенный ойратами, составил внушительную сумму в 131613 рублей55.
В 1716 г. Бухгольц сдал команду над омским гарнизоном майору Вельяминову-Зернову и выехал сначала в Тобольск, а затем в Петербург56. Но его отъезд не означал отказа от попыток добраться до мест добычи золотого песка, в начале 1716 г. М. П. Гагарин отправил сына боярского А. Мартемьянова к хунтайджи с протестом против разорения Ямышевской крепости и с требованием «...на того зайсана управы и о возвращении взятого». Возможно, Мартемьянов и его сопровождающие погибли или попали в плен к казахам, т. к. до ставки джунгарского хана они не доехали и никаких сведений о них в Сибирь не поступало57.
В 1716 г. Гагарин обратился с доношением к Петру I, в котором просил направить личное послание Цэван-Рабдану с разъяснением причин и цели экспедиции58. Получив это письмо, 18 декабря 1716 г. Петр I подписал грамоту хунтайджи. В ней сообщалось, что строительство крепостей для разведки «серебряные, и медные, и золотые руды» было санкционировано им самим. Царь просил хунтайджи о содействии в этих разведках59. С этим посланием из Тобольска в Джунгарию в марте 1717 г. был послан г. Вильянов, приехавший в ургу 27 июня, но принятый Цэван-Рабданом только 1 марта 1718 г.60
Летом 1716 г. губернатор послал подполковника Сибирского драгунского полку Ф. Матигорова в Ямышев, «дабы то, в чем Бухольц, но его мнению, погрешил, исправить». Затем губернатор определил подполковника п. Ступина командиром отряда из солдат и казаков для нового похода к Ямышеву. Прибыв туда летом 1717 г., Ступин и артиллерии поручик Каландер построили деревянную «регулярная крепость полушестиугольником с двумя к стене сделанными болверками и двумя половинами, к Иртышу приведенными». По сведениям Г. Ф. Миллера, «Ямышевская крепость с первого ее строения нарочито знатным и жилым местом учинилась. По обеим сторонам крепости две слободы построены, которые с ноля полисадом и рогатками обнесены, а где полисадник к Иртышу приведен там малые четвероугольные редуты с высокими башнями построены, с которых степь вокруг видеть можно. Другой такой же редут находится в пяти верстах от крепости к Соленому озеру, однако несколько в сторону, на холме»61.
Затем, М. П. Гагарин отправил отряд казаков в 100 чел. с сыном боярским И. Калмаковым по восточному берегу р. Иртыша до озера Нор-Сайзана. Калмаков, находясь в пути от Ямышеваы до озера две недели, прибыл туда без всяких препятствий и провел разведку озера, но крепости там ставить не стал62. Поскольку Омская и Ямышсвская крепости были расположены более чем в 400 верстах друг от друга, М. П. Гагарин указал воеводе Тары «для обеспечения сообщений» построить еще одну крепость. Эту задачу осуществила команда казаков во главе с сыном боярским П. Свиерским. Они построили в 1718 г. деревянную крепость у впадения р. Железинки в р. Иртыш в 200 верстах к югу от Омска, в 1733 и 1734 гг. Железинская крепость была перестроена63.
Летом 1717 г. но приказу губернатора из Тары был послан дворянин В. Чередой с казаками, чтобы от Ямышева по реке Иртыше вверх для поиска мест для крепостного строения. Чередов дошел до верхнего устья протоки р. Иртыша - Калбасунской Заостровки. Там он поставил зимовье и зазимовал. Отряд вернулся в Тару весной 1718 г. Эта экспедиция разведала место для будущей Семипалатинской крепости. Осенью 1718 г. отряд подполковника Ступина построил Семипалатинскую крепость: «...деревянная... четвероугольна и со всех сторон в равной силе, потому что там берег реки Иртыша полог, и крепость таково ж с речной, как и с полевой стороны, может быть атакована»64.
Не оставлял мысли о разведке руд в Восточном Туркестане и Петр I. По возвращению И. Д. Бухгольца в Петербург ему вновь было предложено возглавить военную экспедицию в верховья Иртыша. Но он отказался, мотивируя свой отказ тем, что до озера Зайсан «за многими войски калмыцкого владетеля контайши, которой имеет у себя войск великое число оружейных и к войне обычных и, ежели покажет противность, дойтить невозможно».
18 января 1719 г. именным указом в Сибирь был послан л.-гв. майор И. М. Лихарев. Ему поручался розыск «о худых поступках бывшаго губернатора Гагарина», «о подполковнике Бухгольце, каким образом у него Ямышевскую крепость контайшинцы взяли; также и о прочих его худых поступках». Но главная задача заключалась в том, чтобы «трудиться всеми мерами освидетельствовать... о золоте еркетском», для чего «...ехать... до тех крепостей, где посажены наши люди и там, разведав, стараться сколько возможно дойтить до Зайсан-озера, и... построить у Зайзана крепость и посадить людей... проведывать о пути от Зайзана озера к Иркети»65. В столице в команду Лихарева были переданы: из гвардии - капитан, поручик, два сержанта, капрал и 12 солдат; из полевых полков - майор, капитан, три поручика, от артиллерии инженер-капитан с бомбардирами, кананерами и фузелерами; от Медицинской канцелярии - два лекаря с полковою аптекою; от Адмиралтейской коллегии - два геодезиста.
В феврале 1719 г. с командой из 51 человека, в том числе геодезистов П. Чичагова и И. Захарова, И. М. Лихарев выехал из Москвы в Сибирь. По прибытии в Тобольск он энергично занялся подготовкой экспедиции, сбором сведений об Иртыше и Яркенде, отправил на оз. Зайсан геодезистов под командованием капитана Урезова. Хотя до этого на Зайсане уже побывали русские военные отряды И. Калмыкова, капитана Инея и др.66, Урезов и его спутники впервые осуществили описание берегов Иртыша и его притоков, произвели замеры глубины низовий реки, побывали на Черном Иртыше. В Тобольске Лихарев задержался более чем на год, в течение которого он не только вел розыск о злоупотреблениях М. П. Гагарина, но и принял под свою команду гарнизоны новопостроенных крепостей, а также проводил наборы рекрутов для пополнения прежних полков67.
В период подготовки экспедиции И. М. Лихарева внешнеполитическое положение Джунгарского ханства изменилось. С 1716 г. Цэван-Рабдан начал войну с Китаем за степи Халхи, потерянные в конце XVII в. В 1717-1720 гг. ойраты заняли и удерживали Тибет, но затем наступила чреда поражений68. Кроме того, Джунгарское ханство подвергалось беспрерывным нападениям казахов. Опасность войны на три фронта заставила джунгар изменить свое отношение к России. Эти перемены проявились во время посольства И. Д. Чередова, отправленного к хунтайджи в 1719 г. Он вез с собой послание И. М. Лихарева с требованиями наказать виновных за нападение на отряд Бухгольца; возвратить захваченных пленных, казну, лошадей; не препятствовать русским экспедициям в поисках руд и строительстве крепостей69.
Посольство прибыло в Ургу 11 октября 1719 г. Поначалу к нему отнеслись жестоко: поставили «на чистой степи, на безводном и бездровном месте», окружили охраной и никого никуда не выпускали; караульные избивали членов посольства, отбирали личные вещи, приводили к русскому лагерю взятых под Ямышевом пленных и жестоко мучили их70. Но в конце ноября 1720 г. отношение к посольству резко изменилось. Джунгарские чиновники стали исправно снабжать послов продовольствием и оказывали знаки внимания. Встречи И. Д. Чередова с хунтайджи происходили почти ежедневно. Цэван-Рабдан уверял посла, что граница между Россией и Джунгарией должна проходить по р. Омь и жаловался ему: «Ныне де на меня восстал китайской царь, и возносится китайской царь, что де я над всеми царями царь и на всей земле нет меня больше и чтоб государь не дал меня китайскому царю в обиду»71. Во время встреч он подробно расспрашивал посла об условиях жизни волжских калмыков, изъявлял желание с Россией «в дружбе жить и торги водить». Через И. Д. Чередова он обратился к Петру I с просьбой: «1. Оборонить бы его от китайцов и от мунгалцов и он будет жить так, как Аюка-хан; 2. И отобрав бы у китайцов мунгалов, дать ему, как Аюке мангуты (ногайцы - м.А.) даны; 3. Чтоб ему с ясашных людей, с которых он имал ясак, по-прежнему брать; 4. Беглых бы ево калмыков не принимать и отдавать»72.
8 мая 1720 г. отряд и. м. Лихарев в 440 чел. с 13 нолевыми пушками и 6 мортирами на малых плоскодонных лодках «зайсанках» выступил в гюход к оз. Нор-Зайсану73. Джунгары опасались объединения русских с китайскими войсками, почему не оказали отряду И. М. Лихарева сопротивления. В летописи Черепанова говорится: «О прибытии россиян всех ужас объял, ибо неинако думали, чтоб здесь соединиться (с китайскими войсками - М. А.), калмыков совокупными силами воевать»74. До Семипалатной крепости отряд передвигался на дощениках, а оттуда на больших лодках. От оз. Нор-Зайсан отряд прошел 12 дней вверх по южному рукаву Иртыша75.
Пройдя оз. Зайсан, экспедиция 12 дней поднималась вверх по течению Черного Иртыша. Только 1 августа 1720 г. отряд И. М. Лихарева встретился с 20-тысячным джунгарским войском под командованием сына хунтайджи Галдан-Цэрена. С боями были пройдены еще три дня пути. На третий день стороны прекратили сражение и приступили к переговорам76. В ходе переговоров представители русской стороны отвечали, «что им никогда на ум не приходило войну или неприятельские действия начинать», что они заняты лишь исследованием верховьев Иртыша и поисками «рудокопных мест». Очевидная несудоходность Черного Иртыша, приближение осени, сопротивление ойратов побудили И. М. Лихарева повернуть обратно. После начала отхода отряда И. М. Лихарева «многие калмыки, радуяся о возвратном пути россиян, русские суда провожали»77.
На обратном пути в устье р. Ульбы М. М. Лихарев решил заложить крепость. Сам он тогда болел и уехал в Тобольск, откуда 13 октября 1720 г. выехал в Петербург. Крепость была построена инженер-капитаном Летранжем и подполковником Ступиным. Новая крепость была названа Усть-Каменогорскою, т. е. лежащей у каменных гор при устье Иртыша78. Следует отметить важное научное значение экспедиции И. М. Лихарева. Ею впервые был описан ламаистский монастырь Аблайн-хит. В Петербург, а оттуда в Париж доставлены фрагменты найденных в нем тибетских и монгольских рукописей, предметов ламаистского культа79.
Главным вопросом дипломатических отношений последних годов правления Петра I и Цэван-Рабдана стал вопрос о принятии российского подданства ойратами. В январе 1721 г. хунтайджи отправил в Петербург посольство. В мае послы добрались до Тобольска и вручили губернатору А. М. Черкасскому письмо от хунтайджи, в котором он предлагал подданным двух государств жить «в совете и в любви» и просил ускорить присылку в Джунгарию 20-тысячного русского войска80. Губернатор заявил, что без указания царя он войска в Джунгарию отправить не может81.
В первых числах сентября 1721 г. джунгарские послы прибыли в Петербург и 6 сентября Петру I был вручен лист от Цэван-Рабдана. Хунтайджи просил российского императора, чтобы его «оборонили от китайской и мунгальской силы» и обещал «жить так, как живет и Аюка-хан». Он просил содержать ойратов «в милостивом призрении» и разрешал российским подданным искать в его владениях руду, золото и серебро82. 26 ноября была подписана императорская грамота, в ней Петр I извещал Цэван-Рабдана об отправлении к нему посла И. Унковского, «которой имеет указ наш о нашей к вам склонной милости, и каким образом мы вас в нашу протекцию принять соизволяем и какое намерение наше на протчие ваши прошения вам со обстоятельствы объявить...»83.
Посольство И. Унковского 1722-1723 гг. стало крупным событием в русско-ойратских отношениях. Его целью было убедить Цэван-Рабдана подписать договор о добровольном переходе в российское подданство на условиях, аналогичных положению Аюка-хана84. Но миссия Унковского не достигла цели. Цэван-Рабдан отказался от перехода в российское подданство и не принял предложения о постройке на территории ханства русских крепостей. Смена позиции хунтайджи объясняется тем, что в это время в Китае умер император Сюань Е и вступлением на престол Инь Чжэнь. Цэван-Рабдан говорил Унковскому: «...было де его наперед сего прошение, чтобы городы построить для того, что китайцы на улусы его чинили нападения, а ныне де старый китайский хан умер, а на место его сын вступил, который прислал к нему послов своих, чтоб жить по прежнему в дружбе»85.
Цэван-Рабдан вновь выдвинул на первое место старые спорные вопросы о сборе ясака с двоеданцев и о границе. В Россию он направил нового посла Доржи, который 4 апреля 1724 г. был принят в Петербурге Петром I. В ходе переговоров выяснилось, что посол не имел поручения говорить ни о переходе Джунгарии в русское подданство, ни о разведке недр на территории ханства. Он был уполномочен говорить только о том, чтобы Россия и Джунгарское ханство жили в дружбе и согласии. Получив 28 сентября 1724 г. ответное письмо Петра I хунтайджи, выражавшее согласие поддерживать традиционную дружбу, Доржи отправился на родину86.
Таким образом, основные стратегические цели, которые ставились дипломатией Петра I в отношении Джунгарского ханства, достигнуты не были, что отразилось на противоречивых оценках современниками результатов экспедиций в Прииртышье. Первые оценки принадлежат М. П. Гагарину. Он обвинил в неудаче экспедиции И. Д. Бухгольца. Такой взгляд отчасти отразился в труде известного историка XIX в. П. Л. Словцова. Сами Прииртышские походы Словцов рассматривал как авантюру, предложенную Гагариным, но о Бухгольце писал, что он мог бы «разогнать толпу (джунгар - м. А.) громом пушечным». Словцов считал, что Бухгольц винил себя за неудачу похода, почему «выпросился в Петербург, от стыда и следствия»87.
Оригинальную версию выдвинул шведский пленный Ф. И. Страленберг, проживший в Сибири с 1711 по 1722 г. Он считал, что М. П. Гагарин хотел образовать из Сибири самостоятельное «королевство». Для осуществления своих планов он организовывал драгунские полки, «...легко мог создать пехоту и в случае необходимости мог иметь много шведских пленных в качестве офицеров». Но ему не хватало ружей и пороху. Тогда Гагарин и сообщил Петру I о песочном золоте, попросив ружей и амуниции на 100 тыс. чел. По царь «этой лисе не очень доверял». Командовать походом был назначен Бухгольц и «постепенно все интриги князя Гагарина... открылись»88.
Версию Ф. И. Страленберга поддержал первый переводчик его «Записок», известный русский государственный деятель В. Н. Татищев. Он писал: «...при самовласном, но молодом и от правления внутреннего удалившемся монархе великую власть имеюсчие Мазепа действительно, а Гагарин намерением подданства отложиться дерзнули»89. Возможно, версия Страленберга отражает слухи, которые возникли в Сибири после казни М. П. Гагарина. П. Л. Словцов замечал, что царская опала на губернатора развязала «языки у злословия» и некоторые стали рассказывать, «что Гагарин замышлял отделится от России». В 1889 г. В. К. Андриевич отмечал, что «в Тобольске, и по сие время, существует убеждение в том, что первый сибирский губернатор князь Гагарин замышлял отделиться от России и образовать отдельное Сибирское государство»90.
С критикой версии Ф. И. Страленберга выступил Г. Ф. Миллер. Он отметил, что, во-первых, сведения М. П. Гагарина о золоте были проверены царем по другим источникам; во-вторых, в Сибири были значительные воинские формирования, «оружейные... и пороховые заводы», ради присылки воинских частей Гагарину не нужно было затевать эту авантюру; в-третьих, Гагарин «требовал одних только офицеров; и потому мог ли он подумать, чтоб люди, лишь только из России прибывшие и... от самого государя назначенные, в злых его намерениях хотят быть участниками?»91. Исследование документов следствия и суда над М. П. Гагариным также приводит к выводу о том, что у него не было планов по отделению Сибири от России92.
Доминирующую роль в историографии играет оценка походов Г. ф. Миллера. Он констатировал, что несмотря на то, что цель походов достигнута не была, они «произвели другие весьма полезные действия». Во-первых, были построены крепости по р. Иртышу, «созданием которых споры с калмыками о тамошних землях прекращены». Во-вторых, барабинские татары и русские крестьяне «от неприятельских нападений и набегов в безопасность приведены». В-третьих, в Барабинской степи появились земледельческие поселения, а на Алтае - Колывано-Воскресенские заводы. В-четвертых, «большее знание о разных землях получено». По заключению академика, «Петр Великий, как во многих других местах, так и здесь, пределы государства своего распространил, внутреннюю и внешнюю безопасность утвердил»93.
Действительно, результатом Прииртышских походов стало формирование регулярных воинских частей в Сибири, строительство системы крепостей в Обь-Иртышском междуречье, что положило начало созданию Верхъиртышской военной линии. В Юго-Западной Сибири активно продолжилось формирование нового земледельческого района, началась разработка рудных месторождений Алтая. В последующем отношения с Джунгарским ханством носили преимущественно дипломатический характер. Прииртышские походы фактически привели к серьезным географическим, этнографическим открытиям, оказали влияние на последующую внешнюю политику России в Центральной Азии.
1 Миллер Г. ф. История Сибири. T. III. м., 2005. с. 474; Гистория Свейской войны. Вып. 1. М., 2004. с. 577; Павлов-Сильванский Н. П. Проекты реформ в записках современников Петра Великого, М. 2000. с. 216-218.
2 Гуревич Б. П., Моисеев В. А. Взаимоотношения цинского Китая и России с Джунгарским ханством в XVII-XVIII вв. и китайская историография // Вопросы истории, 197-9. № 3. с. 42-55.
3 См.: Евсеев Е. Н. Экспедиция И. Д. Бухгольца и основание Омской крепости // Города Сибири: экономика, управление и культура городов Сибири в досоветский период. Новосибирск, 1974. с. 47-59; Моисеев В. А. Экспедиции И. Д. Бухгольца и И. М. Лихарева в верховья Иртыша в 1714— 1720 гг. и их влияние на русско-джунгарские отношения // Исследования по всеобщей истории и международным отношениям. Барнаул, 1997. С. 100-115 и др.
4 См.: Касымбаев Ж. К. Экспедиция Бухгольца и создание Прииртышских крепостей в начале XVIII в. // Исторические науки. Межвузовский сборник. Алма-Ата, 1974. Вып. 1.
5 См.: Абилев А. К. История дореволюционного Казахстана. Алма-Ата, 1992; Магауин М. Азбука казахской истории. Документальное повествование. Алматы, 1997; История Казахстана с древнейших времен до наших дней. Алмагы, 1993.
6 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 472-507; РГАДА. Ф. 196. Собрание Ф. Ф. Мазурина. Оп. 1. Д. 1543 (опубликовано: «Сибирские летописи». СПб, 1907); Путевой журнал И. Унковского // Посольство к Зюнгарскому хану хунтайджи Цэван-Рабтану капитана от артиллерии И. Унковского. Зап. РГО, отд. этнографии, т. 10. Вып. 2. СПб., 1887.
7 Липовцов С. Обозрение Зюнгарии // Сибирский вестник. 1821 г. ч. 13. С. 25; Позднеев А. М. К истории Зюнгорских калмыков. СПб., 1887. с. 15; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758. М., 1983. С. 222; Моисеев В. А. Россия и Джунгарское ханство в XVIII веке (Очерки внешнеполитических отношений). Барнаул, 1998. с. 9-11.
8 Международные отношения в Центральной Азии. XVII - XVIII вв. Документы и материалы. Кн. 1. М., 1989. с. 218. Док. № 75.
9 Моисеев В. А. Дневник Бао-Чжу об истории джунгаро-цинских отношений в конце XVII - начале XVIII вв. // XX научная конференция «0бщество и государство в Китае». Тезисы докладов, ч. 2. м., 1989. С. 164-168; Он же. Джунгарское ханство и казахи. Алма-Ата, 1991. С. 61-62.
10 АВПРИ. Ф. Зюнгорские дела. Оп. 113/1.1739 г. Д. 1. Л. 278 об.; Моисеев В. А. Россия и Джунгарское ханство в XVIII веке... с. 12.
11 Памятники сибирской истории XVIII в. Кн. 1. СПб., 1885. с. 232; Моисеев В. А. Взаимоотношения ойратов Джунгарии и уйгуров Восточного Туркестана. XV-XVIII вв. // Востоковедные исследования на Алтае. Барнаул, 1994. с. 14-15; Уманский А. П. Телеуты и русские в XVII-XVIII вв. Новосибирск, 1980. с. 169, 186.
12 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 472, 482.
13 Моисеев В. А. Россия и Джунгарское ханство в XVIII веке... с. 13-15.
14 РГАДА. Ф. 214. Кн. 1318. Л. 61; Памятники сибирской истории XVIII века. Кн. 1. 1700-1713 гг. СПб., 1882. с. 103,107.
15 РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 1008. Л. 19 об., 20 об.; Уманский А. П. Телеуты и русские в XVII-XVIII веках... с. 172-173, 184.
16 РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 1265. л. 8-8 об.; История Сибири, л. 1968. т. 2. С. 39-40; Уманский А. П. Указная грамота Петра Великого о сооружении Бикатунского острога // Алтайский сборник. Вып. XVI. Барнаул, 1995. С. 183.
17 РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. д. 1660. л. 1-3; Памятники Сибирской истории XVIII в. С. 171-174, 311-312 и др.; История Сибири, т. 2. с. 40.
18 Цит. по: Уманский А. П. Телеуты и русские в XVII-XVITI веках... с. 176.
19 РГАДА. Ф. 1134. Оп. 1. Д. 3. Л. 8 об., 34 об. 51, 52 об. - 53, 96 об., 97об.
20 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 473.
21 Там же.
22 Памятники сибирской истории XVIII века. т. 2. СПб., 1885. с. 138-150.
23 Моисеев В. А. Россия и Джунгарское ханство в XVIII веке... с. 18-19.
24 АВПРИ. Ф. 113. Зюнгорские дела. Оп.1.1731 г. д. 2. л. 97.
25 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 481; Моисеев В. А. Россия и Джунгарское ханство в XVIII в... с. 18-19.
26 РГАДА. Ф. 248. 1711-1722 гг. Д. 373. Л. 218 об.
27 АВПРИ. Ф. 122. Киргиз-кайсацкие дела. 1716. д. 3. л. 1-2 об.
28 Русско-китайские отношения в XVIII в. T. I. 1700-1725. М., 1978.
С. 169-170.
29 Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758. с. 229, 230.
30 АВПРИ. Ф. 113. Оп.1. 1750 г. д. 1. л. 72-75; Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. С. 480.
31 РГАДА. Ф. 9. Отд. II. Оп. 3. ч. 2. 1715 г. Кн. 23. л. 32.
32 Миллер Г. Ф. История Сибири, т. III. с. 481-482.
33 РГАДА. Ф. 9. Отд. II. Оп. 3. ч. 2. 1715 г. Кн. 23. л. 32.
34 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 481-482.
35 РГАДА. Ф. 196. Оп. 1. Д. 1543. л. 145.
36 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 482.
37 РГАДА. Ф. 248. Кн. 373. л. 198об.; Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III.
С. 483.
38 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 483-484; РГАДА. Ф. 196. Оп. I Д. 1543. Л. 157.
39 РГАДА. Ф. 196. Оп. 1. Д. 1543. Л. 159.
40 РГАДА. ф. 9. Отд. II. Оп. 3. ч. 2. 1715 г. Кн. 23. Л. 38-39 об.
41 РГИА. ф. 1329. On. 1. Л. 8. Л. 112; Сб. РИО. т. 11. с. 155.
42 РГАДА. ф. 196. On. 1. Д. 1543. л. 160 об.
43 Там же.
44 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 484-485.
45 РГАДА. Ф. 196. Оп. 1. Д. 1543. л. 162-162 об.
46 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 485; РГАДА. Ф. 196. Оп. 1.
Д. 1543. Л. 163об.
47 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 486-487; РГАДА. Ф. 196. Оп. 1.
Д. 1543. Л. 164.
48 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 487.
49 РГАДА. Ф. 248. Кн. 373. Л. 301.
50 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 487.
51 Там же. С. 488 - 489.
52 РГАДА. Ф. 248. Кн. 373. Л. 60-60 об.
53 Гейнс А. К. Киргиз-кайсаки // Собрание литературных трудов А. К. Гейнса. T. I. СПб., 1897. С 34-35.
54 РГАДА. ф. 122. Киргиз-кайсацкие дела. Оп. 2. 1716 г. д. 3. л. 2.
55 АВПРИ. Ф. 113. Зюнгорские дела. Оп. 1. 1750 г. Д. 1. Л. 76-78.
56 Миллер Г. ф. История Сибири. T. III. с. 489; Русско-китайские отношения в XVIII в. T. I. 1700-1725. М., 1978 с. 174, 180.
57 РГАДА Ф. 113. Зюнгорские дела. Оп. 1595-1736 гг. д. 1. л. 16об.
58 РГАДА. Ф. 122. Оп. 1716 г. д 3. л. 2.
59 АВПРИ. Ф. 113. Оп. 1. Д. 1. Л. 16-17; Миллер г. ф. История Сибири. T. III. С. 489-490.
60 АВПРИ. Ф. 113. Оп. 1.1731 г. Д. 2. л. 122 - 122 об.; Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. С. 490.
61 Миллер Г. Ф. История Сибири, т. 111. с. 491.
62 Там же.
63 Там же. С. 492.
64 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 492, 494.
65 Памятники Сибирской истории XVIII в. СПб., 1882. с. 183; Международные отношения в Центральной Азии XVII-XV1II в. Документы и материалы. Кн. 1. М., 1989. Док. № 94. с. 245-246; Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. С. 496.
66 Черных С. Посланец Петра Великого // Простор. 1981. № 1. с. 137.
67 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 496.
68 Залкинд И. Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758. с. 211, 215, 225 и др.
69 АВПРИ. Ф. 113. Оп. 1. 1731 г. Д. 2. л. 121 об. - 122 об.; подробно см.: Международные отношения в Центральной Азии. XVII-XV1II века. Кн. 1. С. 246-250.
70 РГАДА. Ф. 113. Оп. 1. 1718-1721 гг. д. 1. л. 39 об. - 41.
71 Там же. 1595-1736 гг. д. 1. л. 22-22 об.
72 Там же. Л. 20-20 об.
73 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 496.
74 РГАДА. ф. 196. Он. 1. Д. 1543. л. 201-205.
75 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 496-499.
76 Там же. С. 496-499.
77 РГАДА. Ф. 196. Оп. 1. Д. 1543. Л. 201-205.
78 Миллер Г. ф. История Сибири. T. III. с. 499.
79 Княжецкая Е. А. Новые сведения об экспедиции И. М. Лихарева (1719-1720) // Страны и народы Востока. Вып. XXVI. Кн. 3. м., 1989. С. 10-35.
80 Международные отношения в Центральной Азии. Кн. 1. Док. № 96. Прмеч. № 3. С. 352
81 Там же. С. 352-353.
82 Там же. Док. № 97. с. 251-252.
83 Международные отношения в Центральной Азии. Кн. 1. Док. № 98. С. 252-253.
84 АВПРИ. ф. 113. Оп. 1. 1722-1723. д. 1. л. 15; Веселовский Н. И. Посольство к зюнганскому хунтайджи Цеван-рабтану капитана от артиллерии И. Унковского и путевой журнал его за 1722-1724 годы. СПб., 1887.
85 АВИРИ. ф. 113. On. 1. 1726. Д. 2. л. 21
86 Там же. 1724-1725. д. 2. л. 1-36.
87 Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири. Стихотворения. Проповеди. Новосибирск, 1995. с. 252.
88 Зиннер Э. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII в. Иркутск, 1968. с. 132-134; Записки капитана ф. И. Страленберга. М.; Л., 1985. Вып. 1-2.
89 Татищев В. Н. Избранные произведения, л., 1979. с. 149.
90 Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири, с. 253; Андриевич В. К. История Сибири. СПб., 1889. ч. 2. с. 56.
91 Миллер Г. Ф. История Сибири. T. III. с. 474.
92 Акишин М. О. Полицейское государство и сибирское общество. Эпоха Петра Великого. Новосибирск, 1996. с. 142-204; Он же. Российский абсолютизм и управление Сибири XVIII в. Структура и состав государственного аппарата, м.; Новосибирск, 2003. с. 126-146.
93 Миллер Г. ф. История Сибири. T. III. с. 472, 489.
Просмотров: 69873
Источник: Акишин М.О. Джунгарское ханство во внешней политике Петра Великого. // Paleobureaucratica. Сборник статей к 90-летию Н.Ф. Демидовой. М.: Древлехранилище, 2012. С.6-28
statehistory.ru в ЖЖ:
