Новое единение Европы против Наполеона в 1815 г.
Причин этого нового появления Наполеона на европейской арене можно назвать несколько. Бурбоны, считая, что они ответственны лишь перед Богом, как будто нарочно подчеркивая дворянский и клерикальный характер проводимой абсолютно бестактной и близорукой политики, за очень короткий период своей деятельностью смогли восстановить против себя основные слои населения. Особое недовольство проявило крестьянство (опасалось, что эмигранты заберут доставшиеся после революции земельные наделы) и армия (вдвое уменьшили численный состав, уволили или перевели офицеров на половинное жалование, отдавали приоритет эмигрантам, назначая на командные должности). Большая часть ветеранов Наполеоновских войн оказалось на пороге нищеты, причем в армии, до этого считавшейся гордостью нации, находилась большая часть бонапартистов, поэтому нечему было удивляться ее столь быстрому переходу на сторону беглого императора. Бурбоны просто подталкивали военных в объятия Бонапарта.
Да и его появление на французском берегу было во многом спровоцировано Бурбонами и союзниками. Французская королевская казна отказалась выдавать бывшему императору положенное ему годовое содержание в 2 млн франков. Наполеон же оплачивал государственные расходы маленького острова в значительной степени из своего кармана. Долго это продолжаться не могло, имевшиеся деньги скоро бы закончились, и к 1816 г. французский император остался бы полным банкротом. Венский кабинет сделал все возможное, чтобы воспрепятствовать встрече и воссоединению Наполеона с Марией-Луизой и сыном. Естественно, оскорбленный отец и муж был возмущен коварством Венского двора и вмешательством в его личную жизнь. Кроме того, Людовик XVIII не оставлял попыток пересмотреть договоренности с русским царем и упрятать бывшего императора на какой-нибудь отдаленный океанский остров подальше от Франции. А ведь проходивший Венский конгресс мог принять и такое решение, тем более что этот вопрос там поднимался, а о возможном удалении с о. Эльбы своевременно своего отчима, помимо информаторов, предупредил Э. Богарне. Существовала и прямая угроза убийства опального императора со стороны роялистов и французских властных структур (такие попытки предпринимались). Подстегивали к действию сорокапятилетнего Наполеона и поступавшие на остров сведения о недовольстве Бурбонами и настроениях, царивших во Франции. В целом правильно написал про мотивацию Наполеона в тот период английский историк Д. Чандлер: «Он считал, что еще может повернуть колесо Фортуны, пустившись в последнюю, решающую игру. Ему было мало что терять – и мог выиграть все»[608].
Поэтому не стоит удивляться тому энтузиазму, с которым французские крестьяне и солдаты встретили своего бывшего императора (как живую легенду), его шествие к Парижу многим казалось почти фантастически нереальным, в то же время триумфальным. Собственно, власть ему обеспечил народный порыв и ненависть к Бурбонам. Правда, было бы неверно умолчать, что имелись районы с традиционно сильными роялистскими симпатиями, оказавшие большое сопротивление бонапартистам, например, Прованс, область долины р. Роны и Вандея. Также стоит отметить, что буржуазия без особого энтузиазма отнеслась к приходу Наполеона, предвидя неизбежную войну и боясь общественных катаклизмов, хотя была явно и не в восторге от Бурбонов.
Об умонастроениях в Париже, уже занятом «человеком с острова Эльба», написала 13(25) марта Александру I состоявшая в переписке с ним Гортензия Богарне: «Я уже давно предвидела, что так не могло долго продолжаться; Вы сами были того мнения, что Бурбоны понимают Францию совершенно превратно». Далее она попыталась оправдать Наполеона и выступить посланцем мира: «Народ всецело на стороне императора, но он хочет мира, и Наполеон, конечно, будет достаточно умен, чтобы руководствоваться в данном случае мнением огромного большинства, так как он уже испытал на себе, что нельзя оставаться на престоле, отделяя свое дело от дела народного; участь, постигшая Бурбонов, вполне подтверждает это». Ответ российского императора был очень жестким: «Ни мира, ни перемирия; с этим человеком не может быть примирения; вся Европа сливается в одном чувстве. Помимо этого человека, все что хотят, никому не отдается предпочтения; лишь только он будет устранен, о войне не будет речи»[609]. Еще раньше Наполеон попытался сам установить контакт с российским монархом. После возвращения в Париж в его руки попал второпях забытый королевскими сановниками в Тюильри оригинал тройственного договора от 3 января 1815 г. Заверенную копию он немедленно послал через русского дипломата П.С. Бутягина Александру I. Но французскому императору не удалось рассорить Россию с бывшими членами коалиции и вырвать ее из рядов противников Наполеона.
Царь, правда, уже слышал о существовании этого договора, но теперь получил реальное подтверждение двуличия своих бывших союзников. Он пригласил и показал его Меттерниху, а также спросил, знаком ли ему этот документ? Может, впервые в жизни изворотливый дипломат не нашел объяснений, он не знал, что ответить, и молчал. Тогда Александр I заявил ему: «Пока мы оба живы, об этом предмете никогда не должно быть разговора между нами. Нам предстоят теперь другие дела. Наполеон возвратился. Наш союз должен быть теперь крепче, нежели когда-либо»[610]. После этого бросил бумагу в камин. Александр I оказался полностью солидарен и действовал в русле общего политического климата Европы. Талейрану российский император даже не стал упоминать о существовании договора. Правда, в разговоре с Нессельроде французский министр иностранных дел, в отличие от Меттерниха, оказался более находчивым: «Да, я знаю, о чем вы хотите сказать: об этом договоре; он был заключен без злого умысла. Что же касается меня, то я хотел только расстроить четверной союз!»[611]. Приход к власти Наполеона резко изменил позицию Баварии и Нидерландов. Понимая значение России, их представители попытались объясниться и принести свои извинения.
Россия не стала выкручивать руки своим бывшим вероломным союзникам угрозой выхода из союзного поля и требовать новых уступок в территориальном дележе, хотя это был очень удобный момент. Как раз примиряющая позиция Александра I способствовала новому единению в борьбе с Наполеоном, тем более что большинство государственных лидеров в тот момент находилось в Вене и быстро могло выработать коллективное мнение. Уже 1(13) марта представители восьми держав, подписавших Парижский трактат, выпустили совместную декларацию (авторами текста были Меттерних и Талейран), подтверждавшую общую решимость воевать с Наполеоном до победного конца. Он объявлялся «возмутителем всемирного спокойствия», человеком «вне закона», поставившим «себя вне гражданских и общественных отношений», и предавался «праведной мести обществ», а все европейские монархи заявляли о своей готовности оказать Франции, по ее просьбе, «необходимую помощь для восстановления общественного спокойствия». Это фактически был приговор трибунала крайне разозленных европейских монархов. Тон декларации был очень жестким и отличался от нейтрального стиля речи, принятого тогда дипломатическими кругами. Фактор «людоеда (Наполеона) – похитителя французского престола» почти мгновенно прекратил межгосударственные споры и консолидировал всех участников конгресса. Никакие обращения и дипломатические ходы уже не могли изменить ситуацию, никакие переговоры уже не имели шансов на успех, да и союзники, выступив единым фронтом (с ними нельзя было, как прежде, договариваться поодиночке), попросту отказывались их вести. Миролюбивым заявлениям французского императора уже никто из политиков в Европе не хотел верить. Все очень хорошо помнили совсем недавнее прошлое и его прежние грехи, былые унижения и страх перед французскими штыками, поэтому желали поставить крест на Наполеоне. Кроме того, еще не были окончательно разделены между победителями земли Польши, Саксонии, Италии и Бельгии, а упрочение «узурпатора» на французском престоле могло всколыхнуть национальные чувства этих народов и сделать их будущими его союзниками. С точки зрения всех европейских государств великий тиран должен быть наказан, а заодно с ним и мятежная Франция.
Правда, не дожидаясь развязки событий, неаполитанский король И. Мюрат, поняв, что державы коалиции не сдержат обещания о его правлении на юге Апеннин, поспешно уже 6(18) марта 1815 г. объявил войну Австрии. При этом он пытался поднять знамя независимости Италии и использовать антиавстрийские настроения итальянцев. Но Мюрат всегда был блестящим кавалеристом, но никудышним и плохим политиком и явно поторопился, сыграв против Наполеона на руку раздраженным европейским монархам. Очевидно, что его несвоевременное предприятие скорее являлось актом отчаяния и никак не было согласовано с Наполеоном, который в это время даже не достиг Парижа. Мюрат слишком переоценивал свои возможности, полагаясь на свою репутацию в Италии (там его не поддержали), и дал возможность австрийцам разгромить себя в одиночку. 21 апреля (3 мая) войска Мюрата при Толентино (в Северной Италии) потерпели окончательное поражение от австрийцев и разбежались, а сам незадачливый неаполитанский король 7(19) мая отплыл во Францию. Этот провал оказал негативное воздействие на общественное мнение Европы и лишь дал дополнительные аргументы против Наполеона (агрессия его шурина) в руки монархов, находившихся в Вене. Именно поэтому все события их подталкивали к бескомпромиссному решению покончить с «узурпатором».
Уже 13(25) марта Россия, Великобритания, Австрия и Пруссия, еще до появления Наполеона в Париже, подписали двусторонние договоры между собой, по которым они обязались всеми силами и средствами поддержать условия Парижского трактата, возобновляли Шомонский договор, а для выполнения его каждая сторона выставляла по 150 тыс. солдат. Так была образована для борьбы с наполеоновской угрозой новая, седьмая по счету коалиция, а всем европейским государствам предлагалось присоединиться к ней. Англичане обязались выплатить трем великим державам, армии которых должны составить костяк коалиции, субсидию в 5 млн фунтов стерлингов, еще 3,5 млн выделялись для тридцати германских государств, которые были готовы поддержать их своими воинскими контингентами. Для общей борьбы коалиция планировала выставить около 800–850 тыс. человек. Был разработан и принят план, по которому на Рейне создавались три союзные армии: австрийская (с контингентами южногерманских государств) – на верхнем Рейне, во главе с фельмаршалом князем К. Шварценбергом; прусская на нижнем Рейне, во главе с генерал-фельмаршалом князем Г.Л. Блюхером; английская (с голландским, брауншвейгским, ганноверским и другими немецкими контингентами) в Бельгии–Голландии, во главе с генералом герцогом А.У. Веллингтоном. Русская армия (свыше 160 тыс. человек – шесть пехотных и два кавалерийских корпуса) генерал-фельдмаршала графа М.Б. Барклая де Толли должна была составить резерв сил коалиции и подойти в район среднего Рейна к г. Нюрнбергу. Также из Италии в Южную Францию планировалось направить австро-пьемонтские войска под командованием генерала барона И.М. Фримона. Южную границу Франции со стороны Пиренеев должны были пересечь испано-португальские войска. Через своих эмиссаров Наполеон тщетно пытался убедить союзников своим признанием Парижского договора, заявлениями о мире, они оказались единодушными в желании покончить с «узурпатором». Страх и предшествовавшая кровавая слава французского императора мешала поверить в искренность таких заявлений.
Чрезвычайные обстоятельства и появление общей опасности в лице Наполеона заставили всех заговорить с Россией совсем иным языком, изменили ход и тональность переговоров и способствовали ускорению достижения окончательных договоренностей на Венском конгрессе. 21 апреля (3 мая) 1815 г. в Вене был подписан трактат между Россией, Австрией и Пруссией, по которому большая часть герцогства Варшавского отходила к России. Пруссия получала северную часть Саксонии (2/5 ее территории – 20 тыс. кв. км с 800 тыс. жителей), ей возвращалась часть польских земель (Позен, Бромберг и Торн), а также часть Рейнской области и Вестфалии, остров Рюген и Шведская Померания. Австрия вновь получала Тернопольскую область (с 1809 г. находилась в составе России), Краков объявлялся вольным городом. Царству Польскому, объединенному с Россией династической унией, Александр I, принявший титул короля польского, обещал даровать конституцию и национальные государственные учреждения, самоуправление, свободу печати и собственную армию.
28 мая (9 июня) 1815 г. состоялось подписание Заключительного генерального акта Венского конгресса, состоявшего из 121 статьи. Акт (общий свод главнейших постановлений конгресса) определял послевоенное устройство европейских государств. Не будем перечислять все многочисленные территориальные изменения. Границы по результатам Венского конгресса неоднократно описаны в литературе. Они были перекроены в интересах держав-победительниц с учетом сложившейся на тот момент политической конъюнктуры. Несмотря на мощный национальный подъем, охвативший тогда многие страны, мнение народов, проживавших в Европе, никто из монархов, принимавших решения, естественно не спрашивал. В этом заключались слабые стороны Венской системы, если смотреть на будущие перспективы европейского развития. Заключительный акт стал финальным документом, засвидетельствовавшим новый передел европейских границ в связи с окончательным развалом наполеоновской империи. Это был и результат компромисса по спорным вопросам между великими державами.
Кто же из великих держав в результате получил больше всего? Самое большое территориальное расширение получила Австрийская монархия, по словам Ж. де Местра, ей удалось «заполучить огромный выигрыш в лотерее, билетов которой она не покупала»[612]. И с этим утверждением идеолога европейской контрреволюции можно вполне согласиться. К примеру, русский историк Н.К. Шильдер привел следующие данные по результатам Венского конгресса: Австрия приобрела 2300 кв. миль с население в 10 млн. человек, Пруссия – 2217 кв. миль с 5,362 млн человек, Россия – 2100 кв. миль с населением более 3 млн человек. И далее он сделал вывод: «Таким образом, Россия, которая на своих плечах вынесла всю тяжесть трехлетней войны с Наполеоном и принесла наибольшие жертвы для торжества европейских интересов, получила наименьшее вознаграждение»[613]. В данном случае нужно отбросить откровенно имперские сожаления автора о неиспользованных возможностях, но необходимо признать умеренность русских приобретений по сравнению с двумя соседями, даже если Александр I претендовал на большую территорию. Не давая пока политической оценки присоединения польских земель, нужно сказать, что Россия отступила тогда от своих требований во имя сохранения европейской солидарности.
Да и его появление на французском берегу было во многом спровоцировано Бурбонами и союзниками. Французская королевская казна отказалась выдавать бывшему императору положенное ему годовое содержание в 2 млн франков. Наполеон же оплачивал государственные расходы маленького острова в значительной степени из своего кармана. Долго это продолжаться не могло, имевшиеся деньги скоро бы закончились, и к 1816 г. французский император остался бы полным банкротом. Венский кабинет сделал все возможное, чтобы воспрепятствовать встрече и воссоединению Наполеона с Марией-Луизой и сыном. Естественно, оскорбленный отец и муж был возмущен коварством Венского двора и вмешательством в его личную жизнь. Кроме того, Людовик XVIII не оставлял попыток пересмотреть договоренности с русским царем и упрятать бывшего императора на какой-нибудь отдаленный океанский остров подальше от Франции. А ведь проходивший Венский конгресс мог принять и такое решение, тем более что этот вопрос там поднимался, а о возможном удалении с о. Эльбы своевременно своего отчима, помимо информаторов, предупредил Э. Богарне. Существовала и прямая угроза убийства опального императора со стороны роялистов и французских властных структур (такие попытки предпринимались). Подстегивали к действию сорокапятилетнего Наполеона и поступавшие на остров сведения о недовольстве Бурбонами и настроениях, царивших во Франции. В целом правильно написал про мотивацию Наполеона в тот период английский историк Д. Чандлер: «Он считал, что еще может повернуть колесо Фортуны, пустившись в последнюю, решающую игру. Ему было мало что терять – и мог выиграть все»[608].
Поэтому не стоит удивляться тому энтузиазму, с которым французские крестьяне и солдаты встретили своего бывшего императора (как живую легенду), его шествие к Парижу многим казалось почти фантастически нереальным, в то же время триумфальным. Собственно, власть ему обеспечил народный порыв и ненависть к Бурбонам. Правда, было бы неверно умолчать, что имелись районы с традиционно сильными роялистскими симпатиями, оказавшие большое сопротивление бонапартистам, например, Прованс, область долины р. Роны и Вандея. Также стоит отметить, что буржуазия без особого энтузиазма отнеслась к приходу Наполеона, предвидя неизбежную войну и боясь общественных катаклизмов, хотя была явно и не в восторге от Бурбонов.
Об умонастроениях в Париже, уже занятом «человеком с острова Эльба», написала 13(25) марта Александру I состоявшая в переписке с ним Гортензия Богарне: «Я уже давно предвидела, что так не могло долго продолжаться; Вы сами были того мнения, что Бурбоны понимают Францию совершенно превратно». Далее она попыталась оправдать Наполеона и выступить посланцем мира: «Народ всецело на стороне императора, но он хочет мира, и Наполеон, конечно, будет достаточно умен, чтобы руководствоваться в данном случае мнением огромного большинства, так как он уже испытал на себе, что нельзя оставаться на престоле, отделяя свое дело от дела народного; участь, постигшая Бурбонов, вполне подтверждает это». Ответ российского императора был очень жестким: «Ни мира, ни перемирия; с этим человеком не может быть примирения; вся Европа сливается в одном чувстве. Помимо этого человека, все что хотят, никому не отдается предпочтения; лишь только он будет устранен, о войне не будет речи»[609]. Еще раньше Наполеон попытался сам установить контакт с российским монархом. После возвращения в Париж в его руки попал второпях забытый королевскими сановниками в Тюильри оригинал тройственного договора от 3 января 1815 г. Заверенную копию он немедленно послал через русского дипломата П.С. Бутягина Александру I. Но французскому императору не удалось рассорить Россию с бывшими членами коалиции и вырвать ее из рядов противников Наполеона.
Царь, правда, уже слышал о существовании этого договора, но теперь получил реальное подтверждение двуличия своих бывших союзников. Он пригласил и показал его Меттерниху, а также спросил, знаком ли ему этот документ? Может, впервые в жизни изворотливый дипломат не нашел объяснений, он не знал, что ответить, и молчал. Тогда Александр I заявил ему: «Пока мы оба живы, об этом предмете никогда не должно быть разговора между нами. Нам предстоят теперь другие дела. Наполеон возвратился. Наш союз должен быть теперь крепче, нежели когда-либо»[610]. После этого бросил бумагу в камин. Александр I оказался полностью солидарен и действовал в русле общего политического климата Европы. Талейрану российский император даже не стал упоминать о существовании договора. Правда, в разговоре с Нессельроде французский министр иностранных дел, в отличие от Меттерниха, оказался более находчивым: «Да, я знаю, о чем вы хотите сказать: об этом договоре; он был заключен без злого умысла. Что же касается меня, то я хотел только расстроить четверной союз!»[611]. Приход к власти Наполеона резко изменил позицию Баварии и Нидерландов. Понимая значение России, их представители попытались объясниться и принести свои извинения.
Россия не стала выкручивать руки своим бывшим вероломным союзникам угрозой выхода из союзного поля и требовать новых уступок в территориальном дележе, хотя это был очень удобный момент. Как раз примиряющая позиция Александра I способствовала новому единению в борьбе с Наполеоном, тем более что большинство государственных лидеров в тот момент находилось в Вене и быстро могло выработать коллективное мнение. Уже 1(13) марта представители восьми держав, подписавших Парижский трактат, выпустили совместную декларацию (авторами текста были Меттерних и Талейран), подтверждавшую общую решимость воевать с Наполеоном до победного конца. Он объявлялся «возмутителем всемирного спокойствия», человеком «вне закона», поставившим «себя вне гражданских и общественных отношений», и предавался «праведной мести обществ», а все европейские монархи заявляли о своей готовности оказать Франции, по ее просьбе, «необходимую помощь для восстановления общественного спокойствия». Это фактически был приговор трибунала крайне разозленных европейских монархов. Тон декларации был очень жестким и отличался от нейтрального стиля речи, принятого тогда дипломатическими кругами. Фактор «людоеда (Наполеона) – похитителя французского престола» почти мгновенно прекратил межгосударственные споры и консолидировал всех участников конгресса. Никакие обращения и дипломатические ходы уже не могли изменить ситуацию, никакие переговоры уже не имели шансов на успех, да и союзники, выступив единым фронтом (с ними нельзя было, как прежде, договариваться поодиночке), попросту отказывались их вести. Миролюбивым заявлениям французского императора уже никто из политиков в Европе не хотел верить. Все очень хорошо помнили совсем недавнее прошлое и его прежние грехи, былые унижения и страх перед французскими штыками, поэтому желали поставить крест на Наполеоне. Кроме того, еще не были окончательно разделены между победителями земли Польши, Саксонии, Италии и Бельгии, а упрочение «узурпатора» на французском престоле могло всколыхнуть национальные чувства этих народов и сделать их будущими его союзниками. С точки зрения всех европейских государств великий тиран должен быть наказан, а заодно с ним и мятежная Франция.
Правда, не дожидаясь развязки событий, неаполитанский король И. Мюрат, поняв, что державы коалиции не сдержат обещания о его правлении на юге Апеннин, поспешно уже 6(18) марта 1815 г. объявил войну Австрии. При этом он пытался поднять знамя независимости Италии и использовать антиавстрийские настроения итальянцев. Но Мюрат всегда был блестящим кавалеристом, но никудышним и плохим политиком и явно поторопился, сыграв против Наполеона на руку раздраженным европейским монархам. Очевидно, что его несвоевременное предприятие скорее являлось актом отчаяния и никак не было согласовано с Наполеоном, который в это время даже не достиг Парижа. Мюрат слишком переоценивал свои возможности, полагаясь на свою репутацию в Италии (там его не поддержали), и дал возможность австрийцам разгромить себя в одиночку. 21 апреля (3 мая) войска Мюрата при Толентино (в Северной Италии) потерпели окончательное поражение от австрийцев и разбежались, а сам незадачливый неаполитанский король 7(19) мая отплыл во Францию. Этот провал оказал негативное воздействие на общественное мнение Европы и лишь дал дополнительные аргументы против Наполеона (агрессия его шурина) в руки монархов, находившихся в Вене. Именно поэтому все события их подталкивали к бескомпромиссному решению покончить с «узурпатором».
Уже 13(25) марта Россия, Великобритания, Австрия и Пруссия, еще до появления Наполеона в Париже, подписали двусторонние договоры между собой, по которым они обязались всеми силами и средствами поддержать условия Парижского трактата, возобновляли Шомонский договор, а для выполнения его каждая сторона выставляла по 150 тыс. солдат. Так была образована для борьбы с наполеоновской угрозой новая, седьмая по счету коалиция, а всем европейским государствам предлагалось присоединиться к ней. Англичане обязались выплатить трем великим державам, армии которых должны составить костяк коалиции, субсидию в 5 млн фунтов стерлингов, еще 3,5 млн выделялись для тридцати германских государств, которые были готовы поддержать их своими воинскими контингентами. Для общей борьбы коалиция планировала выставить около 800–850 тыс. человек. Был разработан и принят план, по которому на Рейне создавались три союзные армии: австрийская (с контингентами южногерманских государств) – на верхнем Рейне, во главе с фельмаршалом князем К. Шварценбергом; прусская на нижнем Рейне, во главе с генерал-фельмаршалом князем Г.Л. Блюхером; английская (с голландским, брауншвейгским, ганноверским и другими немецкими контингентами) в Бельгии–Голландии, во главе с генералом герцогом А.У. Веллингтоном. Русская армия (свыше 160 тыс. человек – шесть пехотных и два кавалерийских корпуса) генерал-фельдмаршала графа М.Б. Барклая де Толли должна была составить резерв сил коалиции и подойти в район среднего Рейна к г. Нюрнбергу. Также из Италии в Южную Францию планировалось направить австро-пьемонтские войска под командованием генерала барона И.М. Фримона. Южную границу Франции со стороны Пиренеев должны были пересечь испано-португальские войска. Через своих эмиссаров Наполеон тщетно пытался убедить союзников своим признанием Парижского договора, заявлениями о мире, они оказались единодушными в желании покончить с «узурпатором». Страх и предшествовавшая кровавая слава французского императора мешала поверить в искренность таких заявлений.
Чрезвычайные обстоятельства и появление общей опасности в лице Наполеона заставили всех заговорить с Россией совсем иным языком, изменили ход и тональность переговоров и способствовали ускорению достижения окончательных договоренностей на Венском конгрессе. 21 апреля (3 мая) 1815 г. в Вене был подписан трактат между Россией, Австрией и Пруссией, по которому большая часть герцогства Варшавского отходила к России. Пруссия получала северную часть Саксонии (2/5 ее территории – 20 тыс. кв. км с 800 тыс. жителей), ей возвращалась часть польских земель (Позен, Бромберг и Торн), а также часть Рейнской области и Вестфалии, остров Рюген и Шведская Померания. Австрия вновь получала Тернопольскую область (с 1809 г. находилась в составе России), Краков объявлялся вольным городом. Царству Польскому, объединенному с Россией династической унией, Александр I, принявший титул короля польского, обещал даровать конституцию и национальные государственные учреждения, самоуправление, свободу печати и собственную армию.
28 мая (9 июня) 1815 г. состоялось подписание Заключительного генерального акта Венского конгресса, состоявшего из 121 статьи. Акт (общий свод главнейших постановлений конгресса) определял послевоенное устройство европейских государств. Не будем перечислять все многочисленные территориальные изменения. Границы по результатам Венского конгресса неоднократно описаны в литературе. Они были перекроены в интересах держав-победительниц с учетом сложившейся на тот момент политической конъюнктуры. Несмотря на мощный национальный подъем, охвативший тогда многие страны, мнение народов, проживавших в Европе, никто из монархов, принимавших решения, естественно не спрашивал. В этом заключались слабые стороны Венской системы, если смотреть на будущие перспективы европейского развития. Заключительный акт стал финальным документом, засвидетельствовавшим новый передел европейских границ в связи с окончательным развалом наполеоновской империи. Это был и результат компромисса по спорным вопросам между великими державами.
Кто же из великих держав в результате получил больше всего? Самое большое территориальное расширение получила Австрийская монархия, по словам Ж. де Местра, ей удалось «заполучить огромный выигрыш в лотерее, билетов которой она не покупала»[612]. И с этим утверждением идеолога европейской контрреволюции можно вполне согласиться. К примеру, русский историк Н.К. Шильдер привел следующие данные по результатам Венского конгресса: Австрия приобрела 2300 кв. миль с население в 10 млн. человек, Пруссия – 2217 кв. миль с 5,362 млн человек, Россия – 2100 кв. миль с населением более 3 млн человек. И далее он сделал вывод: «Таким образом, Россия, которая на своих плечах вынесла всю тяжесть трехлетней войны с Наполеоном и принесла наибольшие жертвы для торжества европейских интересов, получила наименьшее вознаграждение»[613]. В данном случае нужно отбросить откровенно имперские сожаления автора о неиспользованных возможностях, но необходимо признать умеренность русских приобретений по сравнению с двумя соседями, даже если Александр I претендовал на большую территорию. Не давая пока политической оценки присоединения польских земель, нужно сказать, что Россия отступила тогда от своих требований во имя сохранения европейской солидарности.
<< Назад Вперёд>>
