Введение
Светлой памяти моей дорогой мамы Тамары Федоровны Брагиной (12 февраля 1930 - 22 июня 2003)

Война Самозванца и Годунова началась 13 октября 1604 г., когда войско Лжедмитрия 1, насчитывавшее 3 тыс. человек, перешло границу Речи Посполитой и Московского царства в направлении Монастырского острога1. Однако их фактическое противостояние началось несколько ранее, когда Самозванец заручился сначала поддержкой Вишневецких и Мнишеков, а затем, неофициально, короля Сигизмунда III, и его «дело» обрело довольно твердую почву. Не стоит в очередной раз описывать перипетии борьбы Годунова и Самозванца, это достаточно полно сделано в историографии. Мы сосредоточим свое внимание на позиции, то есть модели поведения Церкви, ее участии в противоборстве. Естественно, говоря о Церкви, мы всегда имеем в виду Православную церковь, которая была единственной конфессией для всех подданных московского царя. Отметим лишь, что в отношении Самозванца есть смысл говорить также о позиции Римско-католической церкви (этому сюжету мы посвятим наше следующее исследование). Наконец, Церковь пони­мается нами в данном случае не в широком (все верующие), а в специальном значении — как «священство» всех степеней (от Патриарха до приходского священника и диакона). Исходя из последнего, важно выяснить, было ли и насколько участие Церкви в описываемых событиях единонаправленным, или же оно имело поливариантный, зависящий от разных уровней и групп «священства» характер. Весьма важно сравнить, насколько модель поведения разных социальных уровней и групп светского общества в начале Смуты совпадала или разнилась с моделью поведения «священства».
И «мир», и «священство» указанного времени составляли достаточно четко структурированные системы с централизованным единоначальным управлением. Обе системы действовали в полном единстве и взаимозависимости, с явным господством светского единоначалия над священным. Однако система власти единоначалия имела определенные особенности. Царь Борис должен был считаться с Боярской думой и могущественными родовыми кланами аристократии, и его единоначалие не было абсолютным; светские структуры на разных уровнях противостояли Годуновым и с самого начала планировали использовать войну царя Бориса с Лжедмитрием I для своей выгоды; по мере продвижения войск Самозванца под его руку переходили целые области и представители социальных групп всех уровней, к нему шли казаки, посадские и чернь из других (не занятых войском Самозванца) регионов Московского царства. Таким образом, модель поведения светских социальных структур государства выглядела как обвал отпадений (явных или скрытых) от власти Годунова, выражавшийся в прямом переходе к Лжедмитрию I или просто симпатии к его власти. В сознании современников эти процессы объяснялись особенностями властвования Годунова: избрание на царство (что предполагало также и низложение, как то всегда было в Новгороде), причем избрание искусственное — кланово-московское; его худородство, несовместимое со сложившейся традицией и об­разом «царства»; скрытая оппозиционность части боярства (особенно аристократии); непопулярность среди казачества и служилых масс окраинных регионов. Власть царя Бориса была нестабильной не только в смысле названных внешних факторов, но и в своем внутреннем механизме: она держалась на личности Годунова, а не на традиционной идее династичности. Иначе говоря, осознания преемственности династии Годуновых не было. Царь Борис пытался «приучать» Боярскую думу и иностранные дворы (через их миссии) к мысли о престолонаследнике-сыне, включая его в механизм правления (он участвовал в церемониях приемов послов и заседаний Думы, был «соавтором» грамот и вкладов отца). Но, как показали дальнейшие события, эта искусственно навязываемая идея династии Годуновых была разрушена вскоре после смерти царя Бориса теми, кому она так последователь­но преподносилась. Власть Годуновых, полученная из рук людских (не Божиих — как у Рюриковичей), этими же руками и была ликвидирована2.
Совсем иначе строилась система единоначалия в Церкви. Власть Патриарха имела исключительно сакральный характер внутри сакрального института. В данном случае канонический обряд интронизации уже означал в массовом сознании всей Церкви (в широком понимании) сакрализацию власти данного иерарха. В отличие от нового царя (не из старой династии) для власти Патриарха обряд освящения означал законченность сакрализации его власти на всех уровнях. Естественно, власть Патриарха в Церкви была несоизмеримо более стабильной, чем власть нового царя. Это предполагало, что, если Патриарх поддерживает основателя новой династии, то и все «священство» на стороне «царства» (можно даже сказать — служит «царству»).

На самом деле мы видим, что «священство» в своей массе, вслед за Патриархом Ионом, несмотря на обвальное отпадение светских подданных, остается верным «царству» Годуновых. Из иерархов только грек Игнатий переходит на сторону Самозванца; среди низшего «священства» известны лишь единичные примеры подобного поведения. Патриарх поддерживает династию в лице юного Федора Годунова; все «священство» оглашает имя наследника на ектениях. «Священство» остается опорой «царства»: для «священства» обряд помазания на царство имел окончательное и необратимое значение, «священство» силой Святого Духа совершало данный обряд и не могло от него отрекаться, пока было возглавляемо причастным к обряду коронации царя «единоначалием». Лишь низвержение Иова должно было изменить (и изменило) ситуацию. Но стереотип поведения «священства» остался традиционным: оно заняло выжидательную (не активную) позицию и лишь после окончательной победы новой власти приняло «царство» Лжедмитрия I, ибо «якоже царь обладаяй (где слово царя, там власть)» (Еккл. 8:4) и необходимо «на­чалствующим и владеющим повиноватиса и покарятися» (Тит. 3:1) — «несть бо власть, аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть» (Рим. 13:1).
С целью достичь сотворчества с читателем автору приходится идти на крайне непопулярный в научных кругах шаг: многочисленное цитирование источников. Конечно, все эти цитаты загромождают книгу, их легко можно было бы избежать. Однако это сразу же ликвидировало бы «выбор» читателя: в авторском пересказе все они соответствуют только авторскому их прочтению и работают на авторскую концепцию. Обширное же цитирование различных по времени, жанру и виду источников составляет объективную картину (не зависящую только от авторских интерпретаций) в субъективной книге автора. Читатель всегда может сопоставить анализируемые автором факты, текстовые «следы» Смуты с нашими выводами и интерпретациями, ибо все, что было использовано нами как материал для текстологического анализа, приведено здесь же и, как правило, в целостном виде. Автор не счел возможным прятаться за многочисленные отсылки к первоисточникам. Насколько удачным оказалось применение такого метода — судить не мне, но читателю.
После этих слов можно прямо перейти к конкретике, которая, по авторскому убеждению, достаточно четко вписывается в изложенную выше схему, но содержит массу нюансов, одухотворяющих, углубляющих эту схему как слишком условную и общую3.

15 августа 2000 г. Киев.



1 Доманицкий В. Новый документ 1604 года о самозванце // Киевская старина. 1899. No 1. С. 11-12.
2 Подчеркнем, что сакрализация древней династии усиливалась традицией и древностью. Для Годуновых не существовало ни того, ни другого; помазание на царство Бориса не придало роду значения богоизбранности. Только длительная стабильность власти Годуновых (как позже Романовых) и соответственная длительность ее церковного освящения могли бы закрепить стереотип сознания спиральности царской династии Годуновых. По этой же причине царь Борис лишь «внешне» мог считаться Богоданным царем (обряд помазания, ежедневные поминания во всей Церкви), но внутренний механизм общественного сознания вырабатывался столетиями царствования рода (законченность всего цикла сакрализации при жизни (правлении) первого представителя рода, притом не аристократического и выдвинувшегося изнутри местной элиты, совершенно нереальна).
3 Краткий обзор историографии темы был сделан нами в предыдущих работах, что позволяет избежать повторного рассмотрения значительного количества несомненно ценных трудов наших предшественников. Появившиеся в последнее время работы мы старались учесть и обсудить в рассмотрении конкретных проблем данного исследования. См.: Ульяновский В. И. Православная Церковь и Лжедмитрий I // Архив русской истории. М., 1993. Вып. 3. С. 29-62; Ульяновский В. И. Россия в начале Смуты: Очерки социально-политической истории и источниковедения. Киев, 1993. Ч. 1. С. 299-328.

<< Назад   Вперёд>>