Изменения в порядке назначения митрополитов
"То мы, хотя это совершенно необычно и не вполне безопасно для церкви, согласились на это только ради столь достоверных похвальных свидетельств о нем и по уважению к его добродетельной и богоугодной жизни, и при том только относительно одного кира Алексия, но отнюдь не допускаем и не дозволяем на будущее время никому другому из русских уроженцев сделаться тамошним архиереем: это предоставляется кому-либо из клириков сего богопрославленнаго, Богом возвеличеннаго и благоденствующаго Константинополя, отличному по добродетели и добрым качествам, наученному и утвержденному в силе слова, в познании и применении законов церкви, дабы он мог, как выше сказано, с пользою и согласно с церковною и каноническою практикой разрешать представляющиеся канонические вопросы и водить тамошний христоименитый народ на спасительныя пажити, довольствуясь сам собою и не нуждаясь ни в чьей посторонней помощи. Это мы предлагаем исполнять и будущим после нас патриархам, как дело прекрасное и весьма благоприятное для домостроительства церкви Божией" (Рус. ист. б-ка. VI. Прил. № 9. 1354).
Назначение русских митрополитов только из греческих клириков составляет, конечно, крайность греческих властолюбивых притязаний, но к благословению русских митрополитов Константинопольскими Патриархами сочувственно относились и в Русской земле. Митрополита Климента, возведенного в этот сан собором русских иерархов, но не получившего патриаршего благословения, не хотел признать новгородский епископ Нифонт, родом русский. Эта оппозиция самостоятельности русской церкви нашла себе сочувствие и у русского летописца. Вот как он описывает приведенный случай:
"Нифонт епископ бысть поборник всей Русской земли. Бысть бо ревнив по божественем. Его же Клим понуживаше служити с собою, он же ему тако молвяшеть: "неси приял благословения от святей Софье, и от святаго великаго сбора, и от патриарха, темже не могу с тобою служити ни вспоминати тебе в святей службе, но поминаю патриарха". Оному же мучащюся с ним и научающю нань Изяслава и своя поборники, не може ему успети ничтоже. Патриарх же приела к нему грамоты, блажа и и причитая к святым его. Он же боле крепляшется, послушивая грамот патриаршь" (Ипат. 1156).
Так же смотрели на Климента и некоторые князья. Даже родной брат Изяслава, доставившего митрополичью кафедру Клименту, получив в 1159 г. приглашение киевлян занять киевский стол, отвечал им так:
"А се вы являю: не хочю Клима у митропольи видити, зане не взял благословения от святыя Софья и от патриарха" (Ипат. 1159).
Не принял Климента и дядя Изяслава, Юрий Долгорукий, признавший в 1155 г. митрополита Константина, назначенного и поставленного в Греции.
Митрополит поставлял епископов и имел большое влияние на светские дела, а потому назначение этого высшего сановника церкви греками не могло не возбудить чувства неудовольствия у русских князей, проникнутых духом политической самостоятельности, и не вызывать в них стремления к эмансипации от греческой зависимости. Борьба в этом направлении началась уже при втором христианском князе, но развитие вопроса в русском смысле подвигалось вперед чрезвычайно медленно. Русской государственной власти потребовалось более четырех веков для полного освобождения от греческой зависимости. Проследить шаг за шагом процесс этой эмансипации составляет предмет церковной истории; мы ограничимся указанием только главнейших моментов. Второй христианский князь, Ярослав Владимирович, почувствовал уже потребность назначить митрополита по своему избранию. Он назначил на эту должность хорошо известного ему священника села Берестова, Иллариона, который в 1051 г. и был поставлен собором русских епископов. Вслед затем новый митрополит испросил себе и благословение патриарха. Так совершился первый, хотя и неполный акт самодержавия русской государственной власти в делах церкви. Великий князь Ярослав Владимирович действовал в этом случае не под влиянием византийских идей, а как самостоятельный государь, хорошо понимающий задачи внутреннего управления. Как ученику Византии, ему никак не следовало бы совершать того, что он совершил; наоборот, ему надо было бы обратиться к византийскому императору и Вселенскому Патриарху и просить их о назначении митрополита в Русскую землю. Но и Ярослав Мудрый совершил этот шаг не сразу, а под конец своего княжения, всего за три года до своей смерти. Илларион был вторым поставленным в его княжение митрополитом; первого же, Феопемпта, он получил из Греции. Этот шаг независимости был облегчен тем, что греки в течение целых трех лет по смерти Феопемпта не назначали в Русь митрополита. Положение преемников Ярослава было очень неблагоприятно для того, чтобы среди них могла возникнуть и осуществиться мысль о самостоятельности в церковных делах. Тем не менее в XII веке встречаем новую такую же попытку, но не столь удачную. Митрополит Климент, назначенный энергическим Изяславом, Великим князем Киевским, и по его воле рукоположенный собором русских иерархов, не получил благословения патриарха и не был признан преемниками Изяслава, Юрием и Ростиславом. В Константинополе назначили другого митрополита, Константина, который и предал проклятию Изяслава. Устраненный Климент нашел себе, однако, сторонника в лице Мстислава, сына Изяслава, который был в пользу Климента, и по смерти Юрия не хотел признать Константина, потому что он клял его отца. Но с ним не хотел согласиться Ростислав, новый киевский князь. Мстислав и Ростислав много спорили и долго не могли уладиться; наконец, решили на том, чтобы устранить и Климента, и Константина и просить о присылке нового митрополита из Константинополя (Ипат. 1159). Прислан был митрополит Феодор, скончавшийся в 1163 г. По его смерти, рассказывает летописец, Великий князь Ростислав хотел восстановить на митрополичьем престоле низложенного Климента и послал посла "к царю" с просьбой о благословении его. Но греки успели тем временем поставить нам нового митрополита, Ивана, который и был принят Ростиславом1.
Третья попытка на пути эмансипации княжеской власти от греческой зависимости относится к тому же XII веку и была произведена Андреем Боголюбским. Мы уже знаем, что он разошелся в мнениях со своим епископом, Нестором, и прогнал его. Не желая подчиниться киевскому митрополиту и понимая важность учреждения особой митрополии во Владимире, Андрей Боголюбский обратился в Грецию с просьбой о поставлении во Владимир не епископа, а митрополита и предлагал к посвящению в это звание любимца своего, Федора. И в том и другом ему было отказано; патриарх Лука Хрисоверг в известной уже нам грамоте рекомендовал Великому князю Владимирскому жить в послушании изгнанного им епископа Нестора. Впрочем, Андрей Боголюбский и сам не отрицал права Вселенского Патриарха поставлять митрополитов в Русскую землю, он просил только об утверждении в этом звании своего кандидата.
Татарское завоевание отодвинуло на задний план возникшее было стремление к церковной самостоятельности. Лишь с ослаблением его последствий и первыми успехами объединения Руси деятельность московских князей становится в этом отношении более энергической. Дмитрий Донской, совершивший первый шаг к образованию нераздельного Московского государства, распоряжается по своему усмотрению поставляемыми в Константинополе митрополитами, то прогоняет их, то принимает. В момент смерти митрополита Алексия Русская земля имела уже митрополита в лице серба Киприана, назначенного еще при жизни Алексия, с условием соединить всю Русь под своей властью по его смерти. Несмотря на это, Великий князь Дмитрий, по смерти Алексия, посылает в Грецию своего любимца Митяя, с просьбой поставить его в митрополиты и с бесчестием прогоняет Киприана, приехавшего было на свою митрополию.
Митяй дорогою умер; этим воспользовался архимандрит Пимен, принадлежавший к свите Митяя, и выхлопотал себе в Константинополе поставление в митрополиты. Новый митрополит не понравился великому князю, и он приказал заточить его, а на митрополию призвал только что прогнанного им Киприана. Несколько времени спустя он заменяет Киприана Пименом. Но и Пимен его не удовлетворил, и князь, при наличности двух митрополитов в Русской земле (Киприан удалился в Киев), послал в Грецию суздальского епископа Дионисия для поставления в митрополиты, что греки и сделали.
Флорентийская уния подорвала у нас доверие к православию греческой церкви, и после свержения митрополита Исидора, сторонника унии, русские митрополиты не посылаются более для поставления в Грецию, а поставляются на месте собором русских иерархов. Первым таким ставленником в XV веке был митрополит Иона. В своих грамотах пастве он нашел нужным объяснить, как вступил он на митрополию. Иона признает назначение и поставление митрополита в Константинополе как общее правило; но это было возможно, пока там в чистоте держалось православие; теперь же, после многих лет вдовства церкви, без большого святителя, без митрополита, от чего много лиха и истомы учинилось христианству, — он был поставлен Освященным собором владык, архимандритов, игуменов, со всем великим Божиим священством Русской земли, по божественным священным правилам. Но митрополиту этого поставления собором русских иерархов по божественным правилам кажется мало, а потому он обращает внимание своей паствы на то, что его поставили, "поминая прежнее на нас повеление святаго царя и благословение святаго вселенскаго патриарха". И здесь, значит, не обошлось без ссылки на верховное право византийского императора и Вселенского Патриарха. Действительно, по смерти митрополита Фотия, Иона был послан в Царьград для поставления в митрополиты, но опоздал своим прибытием, там успели уже поставить Исидора. Ионе выразили сожаление и обещали дать митрополию после Исидора. Это-то обещание Иона и разумеет под "прежним повелением и благословением"2. Несмотря на то, что митрополит Иона постарался наилучшим образом обставить свое вступление на митрополичью кафедру, ему все же не удалось убедить всех в правильности своего поставления. Пафнутий, известный настоятель Боровской обители, пользовавшийся большим уважением московских князей, не признал Иону митрополитом и не хотел ему подчиняться. Лишь удары жезлом из рук новопоставленного и продолжительное тюремное заключение привели блаженного Пафнутия к смирению, покаянию и покорению3. Так были живучи в нашем обществе идеи церковной зависимости от Греции. Самостоятельность или самодержавие русских князей в церковных делах не есть продукт византийских влияний, это плод освобождения от этих влияний. Преемники Ионы избирались и поставлялись на митрополию собором русских иерархов, без всякого участия в том Греции4. Так были поставлены три первых митрополита в княжение Ивана Васильевича: Феодосий, Филипп и Геронтий. При избрании двух последних, Зосимы и Симона, хотя также принимали участие соборы московских иерархов, но они действовали уже по прямому указанию князя. При Василии Ивановиче митрополиты исключительно назначаются волею великого князя, без всякого участия в этом Освященных соборов5. Этот факт имеет для нас особое значение по полной его гармонии с тем, что нам уже известно об этом великом князе. Он не любил многолюдных советов и решал все дела "сам третей у постели". Той же практики держался он и при решении важнейшего деда церкви. Соборы иерархов не созывались, великий князь назначал митрополита сам, поговорив с кем-либо из ближних доверенных людей. При царе Иване Васильевиче памятники снова говорят о созвании соборов для избрания митрополитов, но это, конечно, была только форма; соборы избирали, кого желал царь.
Этой перемене в порядке назначения епископов придают иногда гораздо большее значение, чем она имела в действительности. Полагают, что назначением духовных властей великим князем было достигнуто полное их подчинение светской власти. Если государь сам может назначать сановников церкви, то, конечно, он будет избирать в это звание только угодных ему людей, на повиновение которых имеет основание рассчитывать. Это неоспоримо. Так поступали московские государи. Но расчет их не всегда оправдывался. Нельзя же было вперед предусмотреть все случаи, могущие возникнуть на практике, и вперед точно определить возможное к ним отношение новой духовной власти. Но какой бы прозорливостью ни отличались московские государи, они должны были знать, что лучшие люди, на которых и должен был падать их выбор, бывают одарены чувством чести и долга, которое воздерживает от низкой угодливости. Вот поэтому-то установившееся с конца XV века назначение митрополитов и епископов волею государя далеко не вполне подчинило их светской власти. Мы уже знаем, что именно в это время духовный Собор 1503 г. оказал энергическое сопротивление желанию великого князя наложить руку на церковные имущества, а председателем собора был митрополит Симон, поставленный по выбору великого князя. В это же время, по примеру Новгородской епархии, вошло в повсеместный обычай ежегодное анафематствование всех начальствующих, "обидящих святые Божие церкви и монастыри и отнимающих данные им села и винограды", а следовательно, и великих князей, если они не престанут от такового начинания. Есть повод думать, что митрополит Варлаам не подчинялся воле Василия Ивановича, а митрополит Герман воле Ивана Грозного. Столкновения Филиппа Колычева с Иваном
Грозным хорошо известны. Митрополит Макарий и Стоглавый собор вовсе не находили нужным подчиниться воле этого государя в вопросе о церковных недвижимостях. Пассивное противодействие духовной власти светской во всех тех случаях, когда последняя поступала несогласно с божественными правилами, составляло обязанность епископов и митрополитов. Божественными же правилами на языке того времени называлось очень многое. Даже градские законы уподоблялись "пророческим и апостольским и св. отец писаниям". Эта обязанность вытекала из епископской присяги. Митрополит Макарий в известном уже нам ответном письме к Грозному, в котором он так решительно восстает против желания царя увеличить свою казну церковными имуществами, говорит:
"Егда рукополагахся, сиречь поставляхся в святительский сан, и тогда посреди священнаго собора, в святей, сборней и апостолстей церкви, и пред Богом, и пред всеми небесными силами, и пред всеми святыми, и пред тобою благочестивым царем, и пред всем синклитом, и пред всем народом кляхся: судбы и законы и оправдание наше храните, елика наша сила, и пред царя за правду не стыдитесь; аще и нужа будет ми от самаго царя, или от велмож его, что повелят ми говорите кроме божественных правил, не послушати ми их; но аще и смертью претят, то никакож не послушати их" (Павлов. Секуляризация. I. 110).
В Москве, как и в Византии, отношение духовной власти к светской не было определено законом, а потому и у нас перевес могла брать то та, то другая власть, смотря по личным качествам деятелей. И в XVI веке духовная власть не раз брала перевес над светской и на долгое время определяла направление нашего законодательства.
Установившийся в Москве к XVI веку порядок назначения на епископские кафедры и смещения с них по усмотрению великих князей нисколько не говорит, однако, об ослаблении силы религиозных идей в правительственной среде того времени. Василий Иванович и сын его, Иван Грозный, умерли в иноческом, а не царском чине. Иван Грозный, удалившись в Александровскую слободу, устроил там для себя и опричников некоторое подобие монастырской жизни. Триста избранных опричников назывались братиею, царь играл роль игумена. Братия носила поверх светского платья черные рясы. Царь сочинил для нее монашеский устав и подавал пример точного его исполнения. В четвертом часу утра он шел на колокольню и благовестил к заутрене; во время службы читал, пел и молился столь ревностно, что на лбу его оставались знаки от земных поклонов. Заутреня продолжалась до 6—7 часов. В 8 часов шли снова в церковь, к обедне. В 10 собирались на братскую трапезу, но царь не садился, а стоя читал вслух душеспасительные наставления. Пример этот произвел глубокое впечатление на слабую душу преемника Грозного, царя Федора Ивановича. Вот как современники описывают его день. Вставал он в 4 часа утра и ждал духовника в спальне, заставленной иконами, и днем и ночью освещаемой лампадами. Духовник каждое утро приходил со святою водой, крестом и иконой угодника Божия, празднуемого в тот день, благословить царя; государь кланялся ему до земли, молился вслух минут десять и более, затем шел к царице и вместе с нею к заутрене. В 9 часов царь снова шел в церковь к обедне; в 11 обедал, после обеда спал часа 3, а проснувшись, опять шел в церковь — к вечерне. Отходя ко сну, государь снова принимал духовника, молился с ним и ложился спать, приняв его благословение (Карамзин. IX. 51; X. 48). Это был монах на престоле. Можно ли после этого удивляться, что Никон, еще в бытность новгородским митрополитом, требовал от представителей светской власти ежедневного присутствия на всех церковных службах?
1Макарий в своей "Истории русской церкви" допускает, что вел. князь Ростислав признал Ивана со следующей оговоркой: "В настоящий раз, — говорил будто бы он послам царя, — ради чести и любви царской, приму; но если вперед без нашего ведома и соизволения патриарх поставит на Русь митрополита, то не только не примем его, а поставим за неизменное правило избирать и ставить митрополита епископам русским, с повеления великаго князя" (III. 21). Это известие очень сомнительно, во-первых, потому, что оно несогласно с практикой самого Ростислава. В 1159 г. он готов был принять Константина, присланного из Константинополя; когда же племянник его, Мстислав, выставил кандидатом Климента, он согласился принять, кого пришлют из Греции. Во-вторых, слова эти находятся только у Татищева и отсутствуют в старых летописях. Татищев же в известиях, касающихся отношений светской власти к духовенству, не очень достоверен. В старых же летописях рассказ о приеме митрополита Ивана не дописан и имеется в этом месте пропуск (Ипат. 1163). Митрополит Макарий полагает, что слова Ростислава, приводимые Татищевым, и находились в этом пропуске. В этом тоже можно сомневаться. В пропуске должны были находиться не только слова Ростислава, но еще слова царских послов к Ростиславу и начало рассказа о столкновении черниговских князей, Святослава Всеволодовича и Олега Святославича. На все это в Ипат. лет. оставлен пропуск менее трех строк (полагаем, что издатели обозначили пропуск таким количеством строк, а не иным, не случайно, а желая указать на его величину). В трех же строках всего пропущенного рассказать нельзя. Впрочем, и сам автор не придает значения словам Ростислава. Он тут же говорит: "Право поставлять и присылать в Россию митрополитов осталось за Констант. Патриархом. Русский великий князь требовал, чтобы, по крайней мере, избрание митрополитов делалось не без его ведома и согласия. Не видно из древних летописей, было ли исполняемо и это требование".
2АИ. I. NN 43 и 47. 1448-1449
3Макарий. История русской церкви. VI. 17
4Митрополит Макарий высказывает мнение, что после падения Царьграда, ввиду трудности сношений русской церкви с греческой, восточные патриархи особою грамотою предоставили русским митрополитам право получать рукоположение от собора русских иерархов. О. Николаевский в статье "Об учреждении патриаршества в России" приходит к мнению, что на существование такой грамоты нет прямых указаний. Это мнение разделяет и профессор Павлов ("Теория восточного папизма"). Полагаем, что оно имеет за себя более оснований, чем противоположное, и что Максим Грек был прав, заявив, что русские митрополиты стали ставиться в Русской земле "самочинно".
5Там же. Гл. II.
<< Назад Вперёд>>
