Высокое положение духовных властей и монашества
Высшему представителю церковной власти, обыкновенно, усвоялся со стороны князей почетнейший титул нашей древности, наименование отца. Договорные грамоты князей обыкновенно начинаются так: "По благословению отца нашего (имя) митрополита"1. Митрополиты, со своей стороны, в грамотах своих называют князей сыновьями. Митрополит Иона в послании к новгородскому архиепископу, Евфимию, называет Великого князя, Василия Васильевича, "сыном нашим", архиепископа же "братом и сыном" (АИ. I. № 53. 1452). Таким образом, по понятиям о чести XV века, великий князь был не только честью ниже митрополита, но и архиепископа Новгородского, по крайней мере, так с точки зрения митрополита Ионы. Государь, как почтительный сын, служит митрополиту за столом в те дни, когда митрополит у него обедает2. Этот порядок вещей переходит и в XVII век.
Московский царь, Алексей Михайлович, сам подносил патриарху еству и кубок на панахидном обеде и сам водил под ним осла в Вербную субботу3. Подложные предписания "вена Константинова" нашли у нас восприимчивую почву.
В силу значительного распространения в нашем древнем обществе мысли о преимуществе монашества перед мирскими людьми и о большей доступности вечного спасения иноческому чину князья оказывали особое уважение всей монашествующей братии. Есть случаи приобщения князей к монашескому чину в последние минуты жизни. Великий князь Киевский, Ростислав Мстиславич, объявляет игумену Поликарпу о своем желании принять пострижение; князь Суздальский, Константин Васильевич, умер "во иноцех и в схиме"; также принял схиму перед смертью и Великий князь Московский, Василий Иванович. Великий князь предчувствовал, однако, что найдутся противники пострижения, а потому за несколько дней до смерти сказал митрополиту Даниилу: "Аще ли не дадут мене постричи, но на мертваго мене положите платье чернеческое; бе бо издавна желание мое". Опасения князя не были напрасны. Совершению обряда воспротивились старицкий князь Андрей Иванович, брат умирающего государя, и боярин Мих. Сем. Воронцов. За спором едва успели совершить пострижение, монашескими же одеждами пришлось лишь покрыть тело умирающего.
Иван Грозный также признавал превосходство иноков и жаждал их поучения; в послании к игумену Кирилло-Белозерского монастыря он писал:
"Аз брат ваш не достоин есмь нарещися, но по еу ангелскому словеси сотворите мя, яко единаго от наемник своих! Тем же припадаю честных ног ваших стопам и мил ся дею. Писано бо есть: свет инокам — ангели, свет же миряном — иноки. Ино подобает вам, нашим государем, и нас заблуждьших во тьме гордости и сени смертной прелести тщеславия... просвещати..." (АИ. I. № 204).
Перед смертью и царь Иван нашел необходимым постричься в монашество. Он был погребен под именем инока Ионы (Макарий. VI. 314).
Естественным последствием такого отношения князей к иноческому чину является то, что князья сами просят чернецов о наставлениях и принимают их советы даже по делам чисто светским, по вопросам войны и мира. От конца XIV века к нам дошло послание игумена Белозерского монастыря, Кирилла, к Великому князю Василию Дмитриевичу. Из этого послания узнаем, что князь сам обратился к игумену с "молением" о наставлении. Вот как говорит об этом преподобный Кирилл:
"Ты, господине, князь великий всея земля Русския, смиряяся, ко мне посылаешь грешному и страстному и недостойному... и ты от толикия славы мира сего преклонися смирением к нашей нищете... моление посылаеши ко мне, не могущему и о своих гресех Бога умолити".
Самое моление великого князя до нас не дошло, но из ответа преподобного Кирилла узнаем, что оно касалось не одних только грехов, но и взаимных княжеских отношений, потому, может быть, что в этих отношениях было тоже не без греха. Преподобный Кирилл находит нужным коснуться этих отношений и дать великому князю следующее наставление:
"Да слышел есми, господине князь великий, — говорит он, — что смущение велико между тобою и сродники твоими, князми суздальскими. Ты, господине, свою правду сказываешь, а они свою; а в том, господине, межи вас крестьяном кровопролитие велико чинится. Ино, господине, посмотри того истинно, в чем будет их правда пред тобою; и ты, господине, своим смирением поступи на себе; а в чем будет твоя правда пред ними, и ты, господине, за себе стой по правде. А почнуть ти, господине, бити челом, и ты бы, господине, Бога ради, пожаловал их по их мере; занеже, господине, тако слышел есмь, что доселе были у тебе в нужи, да от того ся, господине, и возбранили" (АИ. I. № 12).
В последних словах можно видеть даже некоторый укор политике Василия Дмитриевича.
Митрополиты делают князьям поучения и тогда, когда их о том никто не просит, и князья покорно принимают эти поучения и благодарят за них. Пример этому дает даже царь Иван Васильевич. Во время нахождения его в Казанском походе митрополит Макарий написал ему послание, в котором не только молит Господа Бога о ниспослании победы и одоления на врагов имени Христова, но и говорит царю, что ему "подобает добре, и храбрски, и мужески подвизатися" и молит его "самому подвизатися" и пребыть "в чистоте, и в смирении, и в мудрости, и в целомудрии, и покоянии, и в прочих добродетелех". "Мнози бо праведницы, говорит святитель, и сильнии, и храбрии, и святии цари от гордости и пиянства падоша", и приводит пример праведных Ноя и Лота, как они, упившись, пали, и другие поучительные примеры из Ветхого и Нового Завета. "Елико велик еси, толико смиряй себе, — поучает царя митрополит, — поминай рекшаго: при славе буди смирен, при печали же мудр, но и паче же поминай, царю, Спасово еуангельское слово, яко всяк возносяйся смирится, и смиряйся вознесется". Несмотря на все эти прозрачные намеки на беспорядочную жизнь царя во время похода, Иван Васильевич благодарил митрополита за его "просвещенныя словеса" и бил челом о молитвах.
1У профессора Иконникова О.С. в "Опыте исследования о культурном значении Византии в русской истории" (1869), на с.360 читаем: "До времен Вел. кн. Василия Дмитриевича государственные грамоты обыкновенно подписывались: "По благословению отца нашего митрополита"; но Василий Дмитриевич впервые употребил форму: "Божиею милостью". Постоянно же эта форма употребляется со времен Василия Темного". Можно подумать, что Василий Дмитриевич старую формулу заменил новой, которая с Василия Темного и вошла в общее употребление. Ничего такого у нас не произошло. От царствования Василия Васильевича, действительно, сохранилось несколько договорных грамот, которые начинаются словами: "Божиею милостью" и о благословении отца митрополита не упоминают. Но это объясняется очень просто. Все эти грамоты выпадают на время с 1433 по 1448 гг. В 1433 г. митрополитом был поставлен Исидор, сторонник Флорентийской унии, Василием Васильевичем не признанный; в 1441 г. он был осужден собором русских епископов, а вслед затем, до поставления в митрополиты рязанского епископа Ионы, в 1448 г., митрополита у нас вовсе не было. Таким образом, в промежуток времени с 1433 по 1448 гг., за отсутствием митрополита, не могло быть и его благословения в грамотах. Но первая грамота, дошедшая от Василия Васильевича и написанная при митрополите Фотии, начинается так: "По благословению отца нашего Фотия, митрополита Киевскаго и всея Руси". И все грамоты с поставления Ионы пишутся с его благословения в такой форме: "Божиею милостью и пречистыя его Богоматери и по благословению отца нашего Ионы, митрополита Киевскаго и всея Руси". В такой же форме пишутся грамоты и во все царствование Ивана Васильевича, и так же написана единственная договорная грамота Василия Ивановича в 1531 г. (Рум. собр. I).
2"Лета 7067 апреля в 25 день, память царя и великаго князя казначеем Федору Ивановичу Сукину да хозяину Юрьевичу Тютину. В который день живет панихида большая, митрополит у государя за столом, а государь перед ним стоит, и в той день смертною и торговою казнию вам в своем приказе казнити не велети ни кого" (АИ. I. № 154).
3Дворц. разр. III. 7183. Стб. 1304, 1345
<< Назад Вперёд>>
