Глава первая. Княжеская дума
В литературе господствует первое мнение; тем не менее справедливо только второе. Свидетельства источников домосковского времени очень немногочисленны, кратки и отрывочны. Этим, конечно, объясняется то, что они были поняты в привычном для нас смысле, а не в том особенном, который составляет характеристику древнего времени. Мы думаем, что цельное и последовательное объяснение всех дошедших до нас мест источников, относящихся к думе, возможно только с указанной нами второй точки зрения.
В наших древних памятниках слово "дума" употребляется в значении мысли, намерения, плана действия.
В Ипатьевской летописи читаем:
"Том же лете переступи крест Володимир Мьстиславич: начашася слати к нему Чагровичи, Чекман и брат его, Тошмак, и Моначюк; Володимир же, рад быв думе их, и посла к Рагуйлови Добрыничю и к Михалеви, и к Завидови, являя им думу свою" (1169).
В пользу нашего понимания говорит и малая способность древнего времени к созданию такого искусственного учреждения как постоянный совет. Это было не в духе и не в средствах X, XI, XII, XIII веков. Но мы идем далее и полагаем возможным доказать, что это было не по плечу даже московскому времени. Москва все старое переделала на новое и положила начало единому и сильному государству; переделала она и княжескую думу, совершенно изменив отношение думцев к царю; но и она не создала учреждения в виде постоянного совета государева с определенным составом и компетенцией. Скажем более, московские государи не чувствовали в этом ни малейшей потребности. Они, как и их отдаленные предки, имели советников, а не совет.
В первые века нашей истории народ призывал князя, ему лично вручал он власть и знал только его. Князю, конечно, были нужны помощники и советники в делах управления; но это было дело его личных удобств. Можно ли допустить, что при той неустойчивости государственной жизни, какую наблюдаем в этой отдаленной древности, при частой смене князей и постоянном колебании состава окружающих их лиц было возможно прийти к мысли об учреждении постоянного совета? Полагаем, что это было и невозможно, а для князя и совершенно не нужно, ибо без всякой надобности стесняло бы его деятельность. Крайне неустойчивая почва древней государственной жизни была лишена необходимых условий для возникновения постоянного княжеского совета; цели же несложного управления того времени хорошо достигались и при наличности отдельных советников, или "думцев", недостатка в которых, конечно, не было.
Рассмотрим, насколько позволяют источники, деятельность этих древнейших советников, их состав и отношение к князю.
Первый вопрос, который здесь должен быть поставлен, заключается в следующем: был ли князь обязан иметь советников? Конечно, нет. Князь призывался народом, и деятельность его определялась "рядом", заключаемым непосредственно с народом. Мы не имеем никаких указаний на то, чтобы народ имел обыкновение ставить кого-либо между собою и князем в виде обязательных и постоянных его советников; Наоборот, встречаем указания на то, что народ требовал личной деятельности князя, например, в отправлении правосудия и в предводительствовании войском. Но личных сил князя, конечно, было недостаточно не только для управления вообще, но даже и для дел правосудия, в частности. Вот отсюда и вытекает не обязанность князя иметь помощников, а фактическая в том необходимость; и далее: если эти помощники были вольные люди, а не рабы, то и необходимость совещаться с ними по всем делам, в которых они призывались оказать князю свое содействие.
Князь не был обязан с кем-либо советоваться, он советуется во всех тех случаях, когда находит это нужным и желательным, во всех остальных он действует один. Согласно с этим памятники говорят то о действиях князя с совета бояр, митрополита и т.д., то о действиях его без всякого совета. Иногда в такой разнородной обстановке появляются распоряжения совершенно однородные, и другой причины различия, кроме усмотрения князя, и указать нельзя.
В Русской правде есть свидетельства на законодательную деятельность князей без содействия какого-либо совета: так, Ярослав установил размер доходов вирников (Ак. 42) и смертную казнь раба за удар свободному мужу (Ак. 16; Тр. 58), а сыновья его заменили смертную казнь более легкими наказаниями. В княжеские договоры XII века вносилась статья о смертной казни дружинников за измену князю (Ипат. 1177), но никто, конечно, не будет утверждать, что княжеские договоры заключались не иначе, как с формального согласия какого-либо совета. От первой половины того же века имеются и две подлинных жалованных грамоты, данных разным церковным учреждениям без всякой думы с мужами или боярами. Мы имеем в виду грамоту Мстислава Владимировича Юрьеву монастырю, в которой он жалует ему село Буйцы с данями, вирами, продажами и осенним полюдьем (АЭ. I. № 2), и грамоту князя Святослава новгородскому епископу, в которой он заменяет десятину от вир и продаж огульной суммой в 100 гривен (Владимирский-Буданов. Хрестоматия. I. 219).
Выдача жалованных грамот без думы с боярами и другими советниками, несмотря на то, что ими предоставлялись пожалованным очень важные права, была, надо полагать, весьма обыкновенным явлением в нашей древности. Это заключаем мы из того, что и Церковный устав Владимира Святого дан этим князем только по совещании с женой и детьми, а не с мужами. Оригинал устава до нас не дошел; мы имеем его в редакции, принадлежащей позднейшим составителям. Для нас чрезвычайно важно, что эти позднейшие составители не нашли нужным указать в своей подделке на участие думы. Если бы это участие составляло в их время (древнейшие рукописи устава находились уже в обращении в конце XIII века, а составлены были, конечно, ранее) общее правило, они не упустили бы упомянуть "о думе" с боярами, чтобы придать делу рук своих признак достоверности. Если они этого не делают, это ясный знак, что "дума бояр" не составляла необходимости даже в таких важных делах, как определение прав церкви. Понятно почему. Князь одаряет церковь десятиной из своего многоимения. Это его добрая воля. Предоставляя церкви суд в известных делах и ведомство некоторых лиц, он только отказывается от своих прав. Это опять его добрая воля. Он может все это сделать сам, никакие помощники ему здесь не нужны. Эти пожалования затрагивают лишь интересы его семьи, и с нею он совещается. Таким образом, важнейшие права нашей древней церкви получили свое бытие от личного усмотрения князя, без участия в этом деле Боярской думы. То же надо сказать и об уставе новгородской церкви Св. Иоанна на Опоках, данном Всеволодом. Подлинность дошедшей до нас редакции этой грамоты сомнительна, однако и составители этой редакции не нашли нужным упомянуть о Думе.
Но совершенно в таких же случаях князья нередко обращаются к "думе" со своими мужами. Так, та же Русская правда приводит распоряжения сыновей Ярослава о размере вир и порядке суда, принятые ими при участии мужей (Заг. 2-й ред. Пр.; 3-я ред. Пр. 4); точно так же при участии "думы" состоялось постановление Владимира Мономаха о процентах (Тр.48). Жалованная грамота Ростислава Мстиславича Смоленской епископии дана была по думе "с людми своими" (Доп. к АИ. I. № 4. 1150). Грамота Всеволода Новгородского о церковных судах, дошедшая до нас не в первоначальной своей редакции, упоминает о думе с боярами, сотскими и старостами. Церковный устав Ярослава говорит о думе князя с митрополитом.
Если совершенно однородные акты совершаются то князем единолично, то по думе с кем-либо, — это значит, что "дума" князя есть акт его доброй воли, а не обязанность.
Так как дела, подлежавшие решению князя, обнимали всю область управления и суда и по свойствам своим были очень различны, то понятно, что и советники, к которым князю приходилось обращаться, были также различны. Он совещается то со всею дружиной, то с некоторыми только ее членами, то с духовными лицами, то с людьми неслужилыми, то, наконец, и с теми, и с другими, и с третьими вместе. Кроме личного усмотрения князя, выбор советников обусловливался всякий раз особенностями случая.
Если дело шло о войне, князь советовался со всею дружиною. Это очень понятно. При господстве начала свободного отъезда дружине нельзя было приказывать. Если князь хотел, чтобы она приняла участие в предполагаемой войне, надо было заручиться ее согласием. Достаточное доказательство этого положения дает совещание со своими дружинами князей Владимира Мономаха и Святополка-Михаила по поводу войны с половцами. Первоначально обе дружины были против войны; Владимиру Мономаху пришлось убеждать их в необходимости начать военные действия (место приведено в т.1 "Древностей". С.410).
В делах суда князья ограничивались весьма небольшим числом советников. Надо полагать, что они приглашали в этих случаях только главнейших лиц, имевших дело с отправлением правосудия. Так, сыновья Ярослава, Изяслав, Святослав и Всеволод, в одном случае призывают пять советников, в другом — только трех; последнее совещание происходило после смерти Ярослава, когда все три князя были уже самостоятельными правителями; таким образом, на каждого князя приходится только по одному советнику. Владимир Мономах для решения вопроса о процентах созвал шесть советников. В этом числе было трое тысяцких: киевский, белгородский и переяславский, и Иванка Чудинович, муж князя Олега Святославича. Боярин князя Олега и двое иногородних тысяцких никак не могли принадлежать к составу постоянной Думы Владимира Мономаха, ибо не находились при нем. Надо думать, что они были призваны специально для этого совещания (Рус. пр. Заг. 2-й ред.; III. 4).
К обсуждению вопроса о вере князь Владимир призывает не только бояр своих, но и "старцев городских", т.е. людей неслужилых; вопрос касался всего населения и без его содействия не мог быть проведен, а потому и были призваны лучшие элементы населения, старцы градские. Но "старцы" приглашались Владимиром и в других случаях. Мы встречаем их на совещании, в котором решено было возвратиться к старой народной системе вир и продаж (Лавр. 996). Старцы градские, как люди неслужилые, не имели непосредственного отношения к отправлению княжеского суда, а потому приглашение их в данном случае объясняется не прямою их заинтересованностью делом правосудия, а добрым расположением князя к населению, лучших людей которого он желал привлечь к обсуждению вопросов законодательства.
В делах церкви главным советником князя является духовенство. Дошедшая до нас редакция Ярославова церковного устава говорит, что князь Ярослав дал этот устав, "сгадав" с митрополитом.
Но древнему времени не было свойственно принципиальное обособление разных предметов ведомства и лиц, их ведавших. Одно и то же лицо, пользуясь доверием князя, могло быть его советником по всем вопросам суда и управления. Вследствие этого духовные лица могли привлекаться к решению чисто светских вопросов, а светские — церковных.
Летописец под 997 г. говорит, что Владимир Мономах любил дружину и думал с нею "о строе земленем, и о ратех, и уставе земленем"; а вслед затем рассказывает о совещании того же князя с епископами, на основании которого он отверг виры и стал по византийскому примеру казнить смертью разбойников.
В 1128 г. игумен Андреевского монастыря, Григорий, пользовавшийся большим уважением современников, дал совет князю Мстиславу не исполнять договора, заключенного с князем черниговским. Совет этот был принят, хотя князь и раскаивался в течение всей своей жизни в нарушении клятвенного обещания. В 1166 г. вдова черниговского князя, Святослава, по совету епископа и лучших бояр мужа своего таит его смерть в течение целых трех дней до приезда сына умершего князя (Ипат.).
И наоборот, светские люди участвуют в решении вопросов, касающихся дел церкви.
Вышеупомянутый церковный устав новгородского князя Всеволода дан был по думе с владыкою, княгинею, боярами князя, сотскими и старостами новгородскими. Устав этот есть собственно жалованная грамота, в которой князь отказывается в пользу церкви от принадлежащих ему прав. Для такого отказа не нужна была ничья воля, кроме воли князя. Если он привлекает к этому делу значительное число участников, то, конечно, не потому, чтобы их согласие было необходимо, а для придания акту большей торжественности и гласности.
Так был разнообразен состав советников, которых князья привлекали в свою Думу. Мы имеем перед собой не учреждение, не думу, а думцев.
Хотя совещание с думцами и не составляло обязанности князя, но ввиду фактической необходимости в содействии князю окружавших его лиц оно была весьма обыкновенным явлением нашей древней жизни. Кто же были эти обыкновенные "думцы" князя? В большинстве случаев летопись называет их мужами и боярами; последнее выражение мало-помалу вытесняет первое. Вот несколько характерных мест источников:
"Гюрги князь поваби Вячеслава на стол Кыеву. Пришедшю же ему Кыеву, боляре размолвиша Гюргя и реша: "брату твоему Кыева не удержати, да не будет его тобе, ни тому". Гюргеви же послушавшю боляр..." (Лавр. 1150).
"И угодна бысть речь его (Мстислава Изяславича, возбудившего вопрос о войне с половцами) преже Богу, и всее братье, и мужем их..." (Ипат. 1170).
"Прислаша новгородци мужи свои ко Мьстиславу Ростиславичю, зовуче и Новугороду Великому. Он же нехотяше ити из Русской земли... прилежно бо тщашеться, хотя страдати от всего сердца за отцину свою, всегда бо на великая дела тсняся, размышливая с мужи своими, хотя исполнити отечьствие свое. Си размышливая вся во сердци своем, не хоте ити, но понудиша и братья своя и мужи свои, рекуче ему: "брате, аже зовут тя с честью, иди! А тамо ци не наша отчина?" Он же, послушав братьи своей и мужей своих, пойде..." (Ипат. 1178).
"Рюрик же сдума с братьею и с мужи своими" (1195).
"Роман же... дума с мужи своими" (1195).
"И реша ему (Даниилу Галицкому) бояре его: приими Луческ, зде ими князя их. Оному же отвещавшу: яко приходих зде молитву створити св. Николе, и не могу того створити" (1227).
То же и позднее. От второй половины XIV века имеем жалованную грамоту рязанского князя Олега; она дана по думе с владыкою и с бояры. Здесь находим и любопытное перечисление бояр:
"А бояре со мною были: Софоний Алтыкулачевичь, Семен Федоровичь, Микита Андреевичь, Тимошь Олександровичь, Манасея дядько, Юрьи окольничий, Юрьи чашьник. Семен Микитьичь с братьею, Павел Соробичь" (АИ. I. № 2).
В Рязани в XIV веке образовался уже значительный штат придворных чинов: в состав его входили дядьки, окольничие, чашники. Они, конечно, назначались из "мужей" или "бояр". Поэтому-то они и названы общим именем "бояр". Слово бояре в этом широком смысле употребляется и в московских памятниках даже XVII века (Древности. T.I. С.405 и след.).
Княжие мужи и бояре составляют высший класс служилых людей, переднюю дружину князя. Эти лучшие служилые люди и суть обыкновенные думцы князя. Понятно почему. Давать советы могут только опытные в делах люди, а такими и были "старшие", или "передние мужи". Согласно Этому нормальному порядку вещей, сложилось и общественное мнение относительно того, кто должен быть советником князя. Это должны быть пожилые, опытные люди, старые и верные слуги князя.
Владимир Мономах учит сыновей своих "чтить старых" и, следовательно, внимать их советам. Такое же наставление летописец влагает и в уста Великому князю Константину Всеволодовичу. Отпуская сыновей своих по городам, он сказал им, между прочим: "Имейте послушанье к старейшим вас, иже вас на добро учат" (Лавр. 1218). Добрые советы исходят от старцев, молодые же люди легко поддаются увлечениям, часто гибельным. А потому тот же начальный летописец, описывая братоубийственное княжение Святополка, восклицает: "Люте бо граду тому, в нем же князь ун, любяй вино пити с гусльми и с младыми светники" (1015).
Эта точка зрения удерживается в XIV веке и переходит в XV и XVI. Великий князь Семен Иванович советует своим братьям лихих людей не слушать, а слушать "отца нашего, владыки Алексея, такоже старых бояр, кто хотел отцу нашему добра и нам" (Рум. собр. I. № 24, 1353). Дмитрий Иванович приказывает детям любить бояр и без воли их ничего не делать. А из последующего видно, что он разумеет старых бояр, на глазах которых он родился и вырос и при ревностном содействии которых царствовал (Воскр. 1389). Иосиф Волоцкий в послании к дмитровскому князю Юрию советует ему принять меры против голода, "обговорив с бояры, якоже подобаше" (Доп. к АИ. I. № 216. 1512). Это "подобающее" совещание с боярами людям XVI века представлялось старым обычаем. Берсень в беседе с Максимом Греком говорит: "Однако лутче старых обычаев держатися, и людей жаловати, и старых почитати" (АЭ. I. № 72. 1525). Берсень нашел нужным указать на этот старый обычай почтения к старым слугам и, следовательно, внимания к их советам, ввиду того, что Великий князь Василий Иванович, по его мнению, не соблюдал этого обычая.
Во всех приведенных местах речь идет о лицах, а не об учреждении, памятники говорят о думе с боярами, мужами, старцами, а не с советом в более или менее определенном и постоянном составе.
Но "думцев" избирает сам князь и, вследствие этого, состав их определяется его пониманием окружающего, которое, в свою очередь, определяется вкусами князя, его привычками, способностями и т. д. Вследствие этого действительный состав думцев того или другого князя мог очень отступать от общепринятого. Летопись записала несколько таких случаев. О последних годах княжения Всеволода Ярославича летописец говорит:
"И нача любити смысл уных, свет створя с ними. Си же начаша заводити и негодовати дружины своея первыя, и людем не доходити княже правды, начаша тиуни грабити, людий продавати, сему не ведущю в болезнех своих" (Лавр. 1093).
Черниговский князь Святослав решил воевать со Всеволодом Большое Гнездо, "сдумав с княгинею своею и с Кочкарем, милостьником своим, и не поведе сего мужем своим лепшим думы своея" (Ипат. 1180).
А были в древности и такие князья, которые вообще не любили никаких совещаний. О галицком князе Владимире летописец говорит: "Бе бо любезнив питию многому и думы не любяшеть с мужми своими" (Ипат. 1188).
В приведенных примерах наблюдаем крайнее сокращение числа думцев; а встречаются и такие случаи, когда князь привлекал на свою Думу не только "мужей", но дружину в широком смысле, а иногда и весь народ. Изяслав Мстиславич, задумав войну с дядею Юрием, призывает на совещание "бояры своя и всю дружину свою, кияне, рече им..." (Ипат. 1147). В том же году "Изяслав и Ростислав... начаста думати с мужи своими, и с дружиною, и с черными клобукы..." В первом случае целое вече превратилось в Княжую думу.
И во всех этих случаях мы имеем дело не с Думой, а с Думцами, число которых колеблется от одного до нескольких сотен, смотря по обстоятельствам дела и вкусам князя.
Переходим к вопросу об отношении князя к его думцам.
Пока служба была вольная и князь не мог приказывать своим вольным слугам, думцы князя могли в значительной степени ограничивать его усмотрение. Князю надо было Убеждать думцев в целесообразности своих намерений. Общее действие было возможно только тогда, когда думцы соглашались с князем. В противном случае князю приходилось отказываться от задуманного им действия. Пример этому дает вышеуказанное (с.334) совещание Святополка-Михаила и Владимира Мономаха по поводу войны с половцами.
Но эта зависимость князя от думцев была не безусловная. Князь не был обязан действовать только с согласия думцев. Он мог действовать и без всякой Думы. Если думцы не соглашались с мнением князя, он мог действовать и без них, на свой собственный страх, если, конечно, у него было достаточно для этого сил. Этим и объясняются свидетельства летописи о совещаниях то с одним милостником Кочкарем, то с младшими людьми помимо старейших и т.д. Так поступает и волынский князь Владимир Мстиславич. Он задумал напасть на племянника своего, киевского князя Изяслава, без совещания с дружиной. Когда он, наконец, сообщил боярам своим о принятом им решении, они отказались следовать за ним, говоря: "О собе еси, княже, замыслил; а не едем по тобе, мы того не ведали" (Ипат. 1169). Несмотря на этот отказ, легкомысленный князь выступил в поход и потерпел жестокую неудачу.
Князь мог действовать и помимо воли своих вольных слуг, но такой способ действия всегда представлял для него серьезные опасности. Служилые люди, мнением которых князь не дорожил, оставляли его и переходили к другому, у которого надеялись найти большее к себе внимание. Необходимым следствием такого ухода являлась слабость князя и упадок его власти.
Итак, хотя зависимость князя от вольных слуг и небезусловна, но все же она была довольно значительна, особенно в делах войны и мира. Положение князя в нашей древней истории было в значительной степени боевое. Военные вопросы стояли на первом плане, и для удачного их решения весьма было полезно усердное содействие вольных слуг. А для этого необходимо было щадить их самолюбие, а потому терпеливо выслушивать их мнения и ничего не предпринимать без их согласия. Эта зависимость князя была тем сильнее, чем большее число слуг требовалось привлечь к исполнению княжеской воли. В делах внутреннего управления и суда, где князья могли обходиться при помощи очень немногих рук и имели всю свободу выбора, она чувствовалась весьма слабо; в делах войны, всегда требовавших напряжения значительных сил, — очень сильно.
Вот и все, что источники дозволяют сказать о Думе князей домосковского времени. Это было не постоянное учреждение, а собрание доверенных и нужных лиц, с которыми князь желал обсудить какое-либо мероприятие. Состав этого собрания всегда зависел от усмотрения князя и состоял то из небольшого числа: 1,2,3 лиц, то включал в себе всю княжескую дружину, то, наконец, расширялся до целого веча. Различия эти зависели от особенностей случая, подлежавшего обсуждению, а главным образом от воли князя. Одни и те же вопросы войны обсуждаются то с одним милостником, то со всеми вольными слугами и целым вечем.
Эта Княжеская дума переходит и в Московскую Русь, медленно возникающую на развалинах Древней Руси. Но Москва все древнее переделывает на новое, переделала она и Думу княжескую.
<< Назад Вперёд>>
