Практика наследственных прав дядей
Такого же рода столкновения встречаем и в отношениях племянников к дядьям. Выше было указано на то, что дяди и племянники, в известных случаях, могут считать себя одинаково призванными занять известный стол в силу начала отчины. Эта общая дядьям и племянникам отчина и есть та среда, в которой права дядей и племянников сталкиваются. Не подлежит сомнению, что начало отчины дает право и дяде, и племяннику искать обладания отчиной. Но у кого больше прав? Это всегда было спорно и осталось спорным даже в пятнадцатом веке. Спорный вопрос этот разрешался в каждом отдельном случае либо ратью, либо миром. Такое решение вопроса открывало широкое поле энергии и искусству князей, их умению пользоваться обстоятельствами и привлекать на свою сторону союзников и народ. История с древнейших времен одинаково представляет примеры как торжества дядей над племянниками, так и обратно. Счет случаев, когда победили дяди, а когда племянники, невозможен, так как летописи записали очень немногие из них, и преимущественно для Киева; но если бы их и можно было сосчитать, это ни к чему бы не повело, потому что перевес случаев свидетельствовал бы не о преимуществе права дядей или племянников, а только о большей силе и большем искусстве тех или других в борьбе с противниками. О лучших правах дядей могли бы свидетельствовать выражения, подобные тем, какие у нас сложились в древности в пользу лучших прав старшего брата и которые я привел выше (с. 167). Но в пользу лучших прав дядей древность не выработала никаких ходячих выражений: ясный знак, что эти права не пользовались даже и таким признанием, какое выпадало на долю прав старшего брата.
Рассмотрим древнейшие случаи столкновения прав дядей и племянников.

Первый такой случай относится к первому появлению в нашей истории дяди и племянника. Ярослав Владимирович раздал свои владения сыновьям и ничего не оставил брату Судиславу, которого задолго еще до своей смерти лишил свободы и заключил в тюрьму. Через 5 лет по смерти отца сыновья Ярослава освободили дядю из заключения, но только затем, чтобы он переменил тюрьму на монастырь. Этот древнейший случай встречи дяди с племянниками говорит не в пользу преемства по родовому старшинству. История отношений дядей к племянникам начинается, таким образом, торжеством племянников. Но киевские племянники были в то же время дядями, у них тоже был племянник, полоцкий князь Всеслав. Этот племянник был слишком слаб для того, чтобы постричь в чернецы своих киевских родственников и лишить их владетельных прав; но напасть на далекий от Киева Новгород он считал делом хорошей политики. Что делают дяди? Они воюют с племянником, заключают с ним мир, гарантируют ему неприкосновенность его владений и личную безопасность, а потом обманом заманивают к себе, хватают и сажают в тюрьму, владения же его присоединяют к своим. На этот раз восторжествовали дяди. В лице киевских князей одновременно торжествуют и племянники, и дяди. Но все это дело политики, а не принципиальной борьбы в области родового старейшинства.
Два приведенные случая весьма различны; но сопоставление их и сравнение считаю возможным и полезным для разъяснения вопроса об отношениях князей-родственников Рюрикова дома.
Судислав, как сын Владимира, имел, конечно, отчинное право на часть его владений. По сказанию некоторых летописцев, Владимир еще при жизни своей дал ему Псков. Он, стало быть, такой же владетельный князь, как и старший брат его, Ярослав; владения отца для него такая же отчина, как и для Ярослава. Если Ярослав, победив Святополка, завладел Киевом, то мог то же сделать и Судислав по отношению к Ярославу. Отсюда недоверие Ярослава к Судиславу и поимка его; отсюда же и желание сыновей Ярослава, чтобы Судислав отказался от благ мира сего и постригся. Это столкновение на почве отчинных прав.
Иначе был поставлен вопрос между Ярославичами и полоцкнм князем. Полоцкий князь не имел отчинных притязаний на владения Ярославичей, а Ярославичи не имели отчинных притязаний на Полоцк. Но притязания князей не определялись одним только отчинным началом. В видах округления и безопасности своих владений они постоянно выступают из пределов отчинных прав. В этой внеотчинной среде и произошло столкновение Всеволода с Ярославичами.
Почва, на которой действуют князья, различная; но суть столкновения одна и та же. И тут, и там определяющий мотив деятельности — опасение за безопасность своих владений; последствия тоже совершенно одинакие: и псковский, и полоцкий князь одинаково попали в тюрьму.

Чем более возрастало число владетельных князей, тем более возрастало число поводов ко взаимным столкновениям. Победителем из этих столкновений должен был выходить тот, кто более был к ним подготовлен, кто был лучше вооружен. При всех других равных весьма натурально, что дяди, как старшие возрастом, могли быть лучше приготовлены к борьбе, чем племянники, сравнительно младшие. Старый князь (дядя) мог уже пользоваться доброй славой у народа, тогда как молодому (племяннику) надо было ее еще заслуживать; старый князь мог уже стоять в центре целой сети договоров с другими князьями и направлять силы своих союзников согласно со своими видами, тогда как молодой только что приступал к примирению своих личных интересов, вновь выдвигаемых им в княжескую среду, с интересами других князей и к приисканию себе союзников. Этою относительно лучшею подготовкою старших князей к борьбе и надо объяснять встречающиеся в летописях случаи занятия столов дядями перед племянниками, а не голым фактом их старшинства, которому не усвоялось лучших прав; им усвоялся только больший почет.
Наши летописи слишком скупы на известия, а потому мы и не можем в каждом отдельном случае перехода стола от одного князя к другому объяснить настоящую причину такого перехода. Многие писатели довольствуются голым фактом перехода стола от брата к брату, чтобы заключить к преимущественному праву дяди перед племянником. Так поступает даже Неволин. Выше (с. 157 и след.) я указал несколько случаев перехода столов от брата к брату, в которых он видит торжество начала родового старшинства, тогда как в действительности они являются его отрицанием. Трудность вопроса в том и заключается, что не всегда видны настоящие причины перехода. Оставим сторонникам преемства по родовому старейшинству те факты, о причинах которых ничего нельзя сказать положительного, и рассмотрим те, которые допускают объяснение.

В 1076 г. умер киевский князь Святослав Ярославич и стол его занял следующий за ним брат, Всеволод, а не сыновья умершего. Старшим в поколении Ярослава был не Всеволод, а брат его Изяслав, находившийся еще в живых. Занятие Всеволодом Киева есть единовременное отрицание и прав старшего брата, и прав племянников, сыновей последнего киевского князя. По какому же праву занял он Киев? Он занял его не по праву, а с нарушением всяких прав, путем захвата. Киев в руках Всеволода является счастливой добычей, и только. Очень понятно, что мысль о захвате Киева осенила голову Всеволода. Он был деятельным соучастником Святослава в изгнании Изяслава из Киева. Святослав добыл Киев под старшим братом и оставался спокойным его обладателем до самой смерти своей. Почему было не попытать счастья и Всеволоду? И он попытал.
Но Изяслав, узнав о смерти своего главного врага, Святослава, решил возвратиться в Русскую землю и отыскивать отцовское наследие. Всеволод выступил бьшо против него с войском, но предпочел мир неверному исходу брани и уступил Киев старшему брату.
Мир с Изяславом был очень выгоден для Всеволода. Он состоялся на условии полного единения братьев: они поделили между собой Русскую землю с исключением племянников. Всеволоду досталась при этом Черниговская волость. На каком основании? Это опять захват. Но сын умершего черниговского князя, Олег, не захотел отказаться от отчины. Он соединился с другим обделенным племянником, Борисом Вячеславичем, и при помощи половцев разбил Всеволода.
Потерпевший поражение черниговский князь бежал в Киев, где был обласкан Изяславом, который обратился к нему с такими словами утешения:
"Брате! не тужи... Аще будет нама причастье в Русскей земли, то обема, аще лишена будеве, то оба; аз сложю главу свою за тя" (Лавр. 1078).
Эти слова дают превосходный комментарий условию договоров "быти за один".
Изяслав как сказал, так и сделал: он немедленно выступил на помощь Всеволоду и был убит в начале сражения. Битва кончилась, однако, поражением Олега, который бежал в Тмутаракань. По смерти Изяслава Всеволод занял Киев; сыну своему Владимиру он дал Чернигов, а племяннику, Ярополку Изяславичу — Владимир и Туров. На каком основании произошло такое распределение Русских "волостей? Сторонники закона преемства по началу родового старейшинства видят в занятии Всеволодом Киева осуществление их взглядов. Это мнение можно было бы принять, если бы Всеволод, во-первых, не соединился в 1073 г. со Святополком и не прогнал старшего брата из Киева; во-вторых, если бы он по смерти Святополка предложил Киев Изяславу, а не занял его сам и не уступил старшему брату только тогда, когда тот пришел на него с оружием в руках. При наличности же указанных фактов во Всеволоде очень трудно видеть провозвестника начал преемства по родовому старшинству. Он служит не родовым началам, а своим личным интересам. С точки зрения этих личных интересов, он помогает младшему брату против старшего, захватывает Киев по смерти Святослава, уступает его Изяславу, когда тот приходит на него с войском, а по его смерти занимает снова. Это опять захват сильного, а не торжество родового порядка. Так смотрели и современники. Летописец говорит:
"Всеволод же седе Кыеве на столе отца своего и брата своего, переима власть Русьскую всю" (Лавр. 1078).

Перенять — значит перехватить власть. Этот перехват чужой власти не мог не возбудить неудовольствия и протеста. По завещанию Ярослава Киев должен был оставаться в потомстве старшего его сына Изяслава, у которого были сыновья. Всеволод, обобравший всех своих племянников, сде лал исключение только для старшего сына своего верного союзника, Изяслава, которому дал Владимир и Туров. Несмотря на это значительное наделение, Ярополк Изяславич в 1085 г. задумал поход на Всеволода. Летописец, по обыкновению, чрезвычайно краток и не объясняет причин, побудивших владимирского князя восстать на сильного дядю. Он говорит только, что Ярополк послушал злых советников. Можно думать, что злые советники объяснили своему князю, что он имеет более прав на Киев, чем его дядя; вот почему он и собрался войной на него.
Всеволод до смерти своей княжил в Киеве, но должен был сделать некоторые уступки обобранным им племянникам и внукам. Внукам Ростиславичам он дал Перемышль и Теребовль, а племяннику, Давыду Игоревичу, по смерти Ярополка — Владимир; Туров дал брату Ярополка, Святополку.
По смерти Всеволода (t 1093), захватившего в свои руки к отцовскому наследию, Переяславлю, Киев, Чернигов и Смоленск и лишившего всякого участия в отчине сыновей своего прежнего союзника и друга, Святослава, снова возник вопрос, кому сидеть в Киеве? На этот раз начальный летописец позволил себе редкую роскошь: он записал раздумье старшего сына Всеволода, Владимира, сидевшего в Чернигове.
"Володимер же, — говорит он, — нача размышляти, река: "аще сяду на столе отца своего, то имам рать с Святополком взяти, яко то есть стол прежде отца его был". И размыслив посла по Святополка Турову, а сам иде Чернигову, а Ростислав Переяславлю" (1093).

Чрезвычайно характерное рассуждение, свидетельствующее о том, до какой степени хищническая политика сыновей Ярослава спутала всякие понятия о каком-либо определенном порядке занятия столов. Владимир оказался в положении сказочного путника, очутившегося на перекрестке трех дорог. Можно пойти и направо, и налево, только везде будет плохо. Можно занять и Киев, занимали же этот город без всякого права и дядя его, и отец. Но в этом случае придется выдержать войну со Святополком, в силу начала отчины. Владимир не хочет этой войны; он уступает Киев Святополку, а сам идет в Чернигов. Но разве на Чернигов его права были лучше? Нисколько. Чернигов был отказан Святославу, и, следовательно, дети Святослава имели более прав на Чернигов, чем дети Всеволода. Заняв Чернигов, Владимир продолжал неправду своего отца. Но почему же он не уступил Чернигов сыновьям Святослава, как уступил Киев сыну Изяслава? Разное отношение Владимира к Киеву и Чернигову объясняется различием фактического положения дел. Святополк был недалеко от Киева, в Турове, и до Владимира могли дойти слухи о его желании искать своей отчины; Олег1 же Святославич был далеко, в Тмутаракани, и Владимир мог быть в полной неизвестности относительно его намерений. Он захватил Чернигов в надежде на безнаказанность. Только через год пришел Олег из Тмутаракани искать своей отчины и обложил Чернигов при помощи половцев. Владимир, признавший уже отчинные права Святополка, не мог отказать в таком же признании и Олегу. Он уступил ему Чернигов, а сам отправился в свою отчину, Переяславль.
Таким образом, после двадцатилетних (1073—1094) хищений восстановлено было благодаря уступчивости Владимира Мономаха распределение владений, сделанное в завещании Ярослава. Князья-внуки, наученные тяжелым опытом, хотели увековечить этот порядок и с этою целью съехались в Любече и заключили договор, в котором за основание распределения волостей было принято начало отчины.

По смерти Святополка последовало новое нарушение и Ярославова завещания, и договора в Любече, но на этот раз по воле киевлян. Они избрали на киевское княжение не сына Святополка, как бы следовало и по завещанию Ярослава, и по соглашению князей в Любече, а Владимира Мономаха. По смерти Владимира Мономаха киевский стол занимает старший сын его, Мстислав, который далеко не был старейшиной по родословному древу. Старейшинами были сыновья Святополка Изяславича, Брячислав и Изяслав, и дядя Их сын Святослава Ярославича, Ярослав Черниговский. Но Мстислав занял Киев, и не в силу торжества своих отчинных прав; еще лучшие отчинные права были у его троюродных братьев, сыновей Святополка, и у двоюродного дяди, Ярослава Черниговского. Он занял киевский стол потому, что отец его был достаточно силен, чтобы передать ему этот стол, да и сам Мстислав был довольно умудрен опытом чтобы удержать за собой Киев; в год смерти отца ему было 49 лет.
Но Владимир Мономах не только передал свой стол сыну, он позаботился и о дальнейшей участи киевского княжения, и об участи внуков своих, сыновей старшего сына Мстислава. Вот относящееся сюда место начальной летописи.
"Преставися Мстислав, сын Володимер, месяца априля в 14 день, и седе по нем брат его Ярополк, княжа в Киеве, людье бо, кыяне, послаша по нь. В тоже лето Ярополк приведе Всеволода Мстиславича из Новагорода и да ему Переяславль, по хрестьному целованью, якоже ся бяше урядил с братом своим Мстиславом, по отню повеленью, ако же бяше има дал Переяславль с Мстиславом" (1132).

Чрезвычайно любопытное место. Оно дорисовывает портрет Владимира Мономаха. Этот князь ничего не делает с плеча: он во все вдумывается и внимательно взвешивает все обстоятельства дела. По смерти отца он "размышляет" о том, где ему сесть, в Киеве или Чернигове. После утверждения в Киеве им овладевает новая дума о том, что будет после него, и он принимает меры к упорядочению отношений между сыновьями своими и внуками. Эта озабоченность будущим весьма понятна. Все смуты печального прошлого происходили на его глазах. Мономаху было 20 лет, когда дядя его, Святополк, в союзе с его отцом прогнал старшего брата Изяслава из Киева и лишил его и детей его отчины. В изгнании Святославичей из Черниговской волости он сам был деятелем, так как с 1088 г. по 1094 г. сидел в черниговском княжении. У Владимира было пять взрослых сыновей. Опыт прошлого не мог не пугать его. Сыновья Святослава и Владимира Святого убивали друг друга, сыновья деда Ярослава воевали друг с другом и обирали племянников. Не та же ли участь ожидает и его потомство? Но его потомство было еще в худшем положении. Ему предстояло иметь дело и с князьями старших линий, Изяслава и Святослава. Права сыновей Владимира Мономаха на Киев не были прочны. У потомков Изяслава права были лучше. Мономах занял Киев в нарушение этих лучших прав. Не заключалось ли в этом поощрения для властолюбия потомков Святослава последовать примеру деда и занять Киев под Мономаховичами? Эти соображения должны были беспокоить Владимира Всеволодовича и вызывать на предохранительные меры. Что же он сделал?
О мерах, принятых Мономахом для обеспечения участи своих потомков, летописец рассказывает под 1132 г., семь лет спустя после смерти Мономаха; а сколько лет спустя после принятия этих мер, об этом мы и гадать не можем с какою-либо точностью. Рассказ этот делается по поводу смерти сына Владимира Мономаха, Мстислава, и последовавших затем событий. Мы не имеем никакого права думать, что летописец передает нам все распоряжение Мономаха. В высокой степени вероятно, что Владимир Мономах входил или пытался войти в соглашение по этому предмету с киевлянами и князьями, Изяславичами и Святославичами; а своих сыновей он, конечно, должен был всех привести в свою волю, а не двух только старших. Летописец ничего об этом не говорит. Да и то, что он говорит, так отрывочно и кратко, что далеко не передает все, что было в действительности.

Он говорит, что киевляне послали за Ярополком, а об участии Мстислава и Владимира в этом событии не упоминает. Но действительно ли они не принимали в этом никакого участия? Это чрезвычайно сомнительно. Молчание начальной летописи исправляет Ипатьевский список, который говорит, что сам Мстислав оставил княжение свое Ярополку, "ему же и дети свои с Богом на руце предаст". Тут нет противоречия. Воля киевлян и воля Мстислава равно участвовали в возведении Ярополка на киевский стол. Но об участии в этом деле Владимира Мономаха ничего не говорит и Ипатьевский список летописи. А между тем передача Киева по
смерти Мстислава Ярополку, а не сыновьям Мстислава про изошла по воле Мономаха. Это следует из вышеприведенного места начальной летописи.
Еще при жизни своей Владимир дал Переяславль двум старшим сыновьям, Мстиславу с Ярополком. На случай смерти Мстислава он обязал Ярополка передать Переяславль сыновьям Мстислава. При чем оставался Ярополк? Он получал Киев. Итак, переход Киева по смерти Мстислава к Ярополку есть результат согласной воли Владимира Мономаха сыновей его и киевлян.
Сторонники законного преемства в порядке родового старшинства видят в этом переходе торжество своей мысли. Но так ли это? Нам это кажется очень сомнительным. Во Владимире Мономахе так же трудно, как и в отце его, видеть провозвестника родовых начал. На Любецком съезде он высказался за отчинный порядок; в 1113 г. он последовал призыву киевлян и занял Киев с нарушением родового старшинства; преемником своим в Киеве он назначил сына своего также с нарушением родового старшинства. По смерти Мстислава Владимир Мономах предоставил Киев брату умершего, а не сыновьям его; зато Переяславль он предоставил сыновьям Мстислава, а не следующему брату, Вячеславу, как бы следовало по закону предполагаемого родового старшинства и по лествичному восхождению. Владимир Мономах в одно и то же время высказывается и в пользу дяди против племянника, и в пользу племянника против дяди! Какому же началу он служит? Его занимают не начала, о которых спорят наши ученые, а близкие лица. Он хочет обеспечить сыновей и внуков своих, насколько это возможно при данных обстоятельствах. Он следует указаниям современной политики, и только.

Оставить Киев сыновьям Мстислава было неполитично, потому что при молодости их и неопытности им трудно было удержать этот город за собой. Киев давно уже сделался целью княжеских притязаний. С сыновей Владимира Святого родные братья борются уже из-за Киева. Мстиславичи могли иметь против себя не только родных дядей, но и Святославичей черниговских. Вот почему Владимир предназначает Киев взрослому и опытному Ярополку. Но он желает устроить и сыновей Мстислава и назначает им Переяславль, с устранением старейшины, своего третьего сына Вячеслава, который должен был оставаться в своем Турове. Никакого передвижения князей к Киеву по лествице родового старейшинства Владимир Мономах, значит, не знает2.
Летопись ничего не говорит о том, были ли приведены другие сыновья Владимира к соглашению, состоявшемуся между двумя старшими, или нет. Мы знаем только, что четвертый сын Владимира, Юрий, восстал против передачи Переяславля племяннику и выгнал его из этого города в самый день водворения его там. Юрий мог это сделать, если бы даже и был приведен волею отца к соглашению со старшими братьями; прогнал же дед его, Всеволод, Изяслава из Киева, хотя отец и связал его клятвой не переступать предел братень.
Но почему Юрий прогоняет племянника? Сторонники преемства по родовому старейшинству опять увидят здесь торжество своей мысли. Если бы мы и уступили им этот случай, выигрыш их был бы очень невелик. Владимир, Мстислав и Ярополк находят возможным дать Переяславль племяннику перед дядей; ясно, кажется, что мысль о преимуществе дяди перед племянником не пользуется их признанием. Но мы не можем уступить и этого случая. В силу родового старейшинства притязания на Переяславль мог заявить не Юрий, а старший его брат, Вячеслав. Вячеслав же никаких притязаний не заявляет. Убедившись в невозможности исполнить волю отца и старшего брата, Ярополк сам вступил в соглашение с младшими братьями и передал спорный город Вячеславу. Но Вячеслав не просидел там и года и ушел в свой Туров. Тогда Юрий, прогнанный Ярополком из Переяславля, снова заявил притязания на этот город, но на этот раз мирно. Он предложил Ярополку за Переяславль значительную часть своей Ростовской волости. На этот обмен Ярополк согласился.

Теперь можно ответить на вопрос, почему Юрий прогнал племянника? Юрий был предприимчивый князь, он хотел во что бы то ни стало завладеть Переяславлем и, наконец, получил его в обмен на другие свои владения. Здесь опять мы имеем дело с борьбою личных притязаний, а не начал родового старшинства.
Ярополк княжил в Киеве до своей смерти, несмотря на то, что ему пришлось выдержать упорную борьбу с черниговским князем Всеволодом, на сторону которого перешли и недовольные дядею Мстиславичи. Опасения Владимира Мономаха оправдались: среди его потомков пошла та же рознь, которой он и сам был постоянным свидетелем и участником в лучшие годы своей жизни.
В 1139 г. Ярополк скончался, не оставив детей. Кому быть преемником? Право на Киевскую волость по началу отчины имели сыновья Владимира Мономаха и сына его, Мстислава. Киевский стол занял на этот раз дядя, Вячеслав. Но он недолго нацарил в матери городов русских. Не прошло и двух недель с его вокняжения, как к Киеву подступил черниговский князь, Всеволод Ольгович, и потребовал, чтобы Вячеслав выходил ,добром" из города.
"Он же, — говорит летописец о Вячеславе, — не хотя крови пролити, не бися с ними, и смири я митрополит, и утверди я крестом честным, и иде опять Турову, а Всеволод вниде в Кыев" (Лавр.).
Всеволод имел так же мало прав на Киев, как и его дед, Святослав; но он занял его благодаря удаче. Митрополит, которому было все равно, кто бы ни княжил в Киеве, царствовал бы только мир на земле, принял на себя посредничество между соперниками, убедил Вячеслава к уступке и утвердил честным крестом отказ его от отчины. В том же году Всеволод успел заключить мир и с другим отчичем, Изяславом Мстиславичем, который также признал его киевским князем.

Потомки Владимира Мономаха лишились Киева. Всеволод Ольгович благодаря искусной политике и многочисленным договорам умел удержаться в нем до своей смерти. Он сделал даже более: он сумел устроить на случай своей смерти переход Киева к брату своему Игорю. Ему удалось получить согласие на такой переход и народа, и князей, своих союзников. В числе согласившихся находился и киевский отчич, Изяслав Мстиславич. При дальнейшей удаче Ольговичи могли навсегда вытеснить Мономаховичей из Киева. Но воля народная снова возвратила Киев младшей линии Ярославичей в лице Изяслава Мстиславича.
Сделаем небольшой перерыв, чтобы взглянуть на порядок наследования в Черниговской волости, откуда вышел князь Всеволод. В Чернигове родовое старшинство пользуется не большим вниманием, чем в Киеве. По смерти Всеволода Ярославича приходит оспаривать черниговский стол у Владимира Мономаха не старший сын Святослава, а второй, Олег, который благодаря миролюбию Владимира Мономаха и утверждается на столе отца своего в 1094 г. Старший брат Олега, Давыд, выступает на первое место только с 1097 г., но на чем братья сошлись и как поделили между собой Черниговскую волость после Любецкого съезда, этого мы не знаем. Очень, однако, вероятно, что Давыд как старший сел в Чернигове. Давыда пережил только один брат, Ярослав, который в силу начала отчины и занял черниговский стол после смерти старшего брата (ум. 1123). Но Ярослав просидел в Чернигове всего 4 года. В 1127 г. на него напал известный уже нам племянник его, Всеволод Ольгович, и прогнал из Чернигова. По какому праву? Это чистейшее насилие и ничего больше. Оно у него наследственно от деда и отца, который занял Чернигов с нарушением прав старшего брата, Давыда.
Как же отнеслись Ярослав и его союзники к этому незаконному захвату? Ярослав не думал мириться с племянни ком и обратился к союзнику своему, Мстиславу Киевскому требуя объявления войны Всеволоду. Мстислав готов был выступить в поход, но в дело вмешалось духовенство и освободило Мстислава от связывавшей его клятвы. Благодаря этому Всеволод утвердился в Чернигове в прямое нарушение прав дяди и старших двоюродных братьев. Князь этот наследовал предприимчивость отца и деда и передал ее сыну своему Святославу, которому впоследствии также удалось овладеть Киевом. Все это — случаи борьбы не родовых начал, а политики расширения своих владений. Предприимчивые князья добывают себе все то, что только в силах добыть. Предприимчивый Всеволод еще при жизни Ярополка хотел добыть себе Киев и с этою целью начал было с ним войну; но продолжению ее воспротивились черниговцы, и Всеволод принужден был заключить мир с Ярополком.

Возвратимся к киевским событиям. По смерти Всеволода Изяслав Мстиславич, нарушив крестное целование к Игорю и вступив с ним в борьбу, искал Киева не себе, а дяде своему, Вячеславу: они оба были отчичи Киеву, и Изяслав сделал в этом случае уступку своему старейшине. По словам Вячеслава:
"Изяслав, еда биться с Игорем, тако молвить: яз Киева не собе ищу, но он отець мой Вячьслав, брат старей, а тому его ищу" (Ипат. 1151).
Но киевляне не обратили никакого внимания на волю Изяслава; они желали иметь своим князем его, а не Вячеслава. Изяслав подчинился народной воле и занял Киев. Изяслав был младшим не только в роде Ярослава, но и в линии Владимира Мономаха. Что же делают родовые старейшины при этом нарушении приписываемых им прав?
Вячеслав Владимирович, узнав об утверждении племянника в Киеве, поспешил занять те города, которые отнял у него Всеволод, овладев Киевской волостью, и только. Летописец говорит, что Вячеслав сделал это, надеясь "на свое старшинство", не объясняя, какое это старшинство. Можно сомневаться, что ему известно какое-либо другое старшинство, кроме старшинства лет. Итак, "старшинство" Вячеслава легко удовлетворяется захватом нескольких неважных городков и не думает притязать на Киев. Но летописец не находит возможным одобрить и эти скромные притязания старейшины. Он осуждает старейшину за то, что тот "не приложил чести" к племяннику и без его дозволения занял принадлежавшие к Киевской волости города. Изяслав на этот раз тоже не желает делать уступок дяде и отбирает у него город Туров. Это случилось в 1145 г., а в 1148 г. Вячеслав оказывает Изяславу помощь в войне с черниговскими князьями (Ипат.). Дядя, следовательно, остался доволен племянником и признал все приобретенные им права.
Владимир и Изяслав Давыдовичи, старшие в роде Святослава Ярославича, еще прежде Вячеслава примирились с новым киевским князем. Они признали права Изяслава на Киев, а в вознаграждение выговорили себе его содействие для борьбы с двоюродным братом, Святославом Ольговичем.

Только этот Святослав, родной брат Игоря, не хотел мириться с Изяславом, нарушившим крестное целование к Ольговичам. Не находя союзников в ближайших родственниках, Давыдовичах, которые составили план отобрать у Ольговичей их отчину, Святослав обратился к помощи суздальского князя, Юрия Владимировича, вызывая его овладеть Киевом и обещая свое содействие.
Кто же восстал на младшего родича Изяслава? Не старшие, которые вошли с ним в сделку и примирились, а младшие. Ясно, кажется, что борьба идет не из-за старшинства, а совершенно по иным побуждениям. Святослав, инициатор войны, ведет ее за брата Игоря и за свою отчину, отнятую у него Изяславом и Давыдовичами.
Я не буду следить за ходом этой борьбы, которая велась и с переменным военным счастьем, и с переменными союзниками. Я остановлюсь только на некоторых явлениях, характерных для княжеских отношений.
В войну Изяслава со Святославом Ольговичем был вовлечен и ростовский князь Юрий. Но в первые два года войны он не выказал большой энергии. Его помощь союзникам была так слаба, что в 1148 г. Изяславу удалось заключить союз единения не только с Давидовичами, но и с Ольговичами. Только после того, как Изяслав поссорился со старшим сыном Юрия и лишил его данных ему в Русской земле городов, Юрий начал энергически действовать против племянника3. Вступив с многочисленным войском в Киевскую волость, Юрий обратился к Изяславу с таким предложением:
"Се, брате, на мя еси приходил и землю повоевал и старейшинство еси с мене снял! Ныне же, брате и сыну, Рускыя деля земля и хрестьян деля, не пролейве крови хрестьяньскы, но дай ми Переяславль, ать посажю сына своего у Переяславли, а ты седи царствуя в Киеве! Не хощеши того створити, а за всим Бог" (Ипат.).

Чрезвычайно знаменательные слова. Юрий несомненно старейшина Изяславу, это признает и сам Изяслав. В своем обращении к сыну Юрия, Ростиславу, он говорит: "Всех нас старей отець твой, но с нами не умеет жити". И что же, этот несомненный старейшина и не думает предъявлять притязаний на Киев, ни для себя, ни для старшего своего брата, Вячеслава. Он уступает Киев младшему, а себе требует второстепенной волости, Переяславльской. Но это не значит, что он отказывается от старейшинства. Совершенно наоборот. Он остается в сознании своего старейшинства и жалуется на то, что Изяслав "снял с него старейшинство". Что же означает это нарушенное старейшинство? Старшинство лет и родства, которое требует к себе почтения и которое Изяслав нарушил тем, что повоевал землю дяди.
Итак, и Юрий начал войну не за обладание Киевом, а за свою обиду.
Но Изяслав, отуманенный целым рядом удач, не хотел сделать ни малейшей уступки дяде. Юрию пришлось воевать. Естественно, у него возникает вопрос, кто же должен занять Киев в случае поражения Изяслава? У Юрия был жив старший брат Вячеслав; как старший брат, он имел более прав на Киев, чем Юрий. Очень понятно, что Юрий предложил теперь Киев Вячеславу (Ипат. 1151). Возбужденная Изяславом война кончилась не в его пользу, он потерпел поражение и принужден был в 1149 г. заключить мир, по которому отказался от Киева в пользу Юрия, а Юрий обязался возвратить ему захваченные им новгородские дани и исполнить другие требования Изяслава, которых летописец точно не обозначает.

Уладившись с племянником, Юрий приступил к передаче Киева старшему брату Вячеславу и послал к нему приглашение занять киевский стол (Ипат. 1150). Этот поступок, совершенно согласный с существовавшими прецедентами, встретил противодействие среди бояр Юрия. Они говорили своему князю:
"Брату твоему не удержати Киева; да не будет его ни тобе, ни оному" (Ипат. 1150).
И в глазах бояр политика берет перевес над старшинством. Что же делает Юрий? Он следует совету бояр, удерживает за собой Киев, а у миролюбивого Вячеслава отбирает даже Пересопницу и Дорогобуж, оставляя за ним один Вышгород (Ипат. 1151). Так поступает счастливый победитель со своим несомненным старейшиной.
Война Юрия с Изяславом этим не кончилась. Юрий не исполнил принятых им на себя по отношению к племяннику обязательств и тем вызвал с его стороны новые враждебные действия. На этот раз удача была на стороне Изяслава, и Юрий вынужден был бежать из Киева. Вячеслав, узнав об этом, поспешил приехать в Киев и сесть на столе Ярослава. Он мог это сделать как старший сын Владимира Мономаха и как князь, которому предлагали Киев и племянник Изяслав, и брат Юрий. Но киевляне по-прежнему не хотели иметь его своим князем и предпочли ему племянника; они говорили Изяславу:
"Гюрги вышел из Киева, а Вячьслав седить ти в Киеве, а мы его не хочем... Ты нашь князь, поеди же к святой Софьи, седи на столе отца своего и деда своего" (Ипат. 1156).
Возбуждение киевлян против Вячеслава было очень сильно, некоторые предлагали даже Изяславу напасть на дядю, перехватить его дружину, а самого лишить свободы. Это не соответствовало намерениям Изяслава, он отвечал:
"Не дай ми того Бог, яз не убийца есмь братьи своей; а се ми есть яко отець, стрый свой; а яз сам полезу к нему" (Ипат. 1150).
Умудренный опытом, Изяслав не питал к кроткому дяде, который не раз оказывал ему помощь, ни вражды, ни пренебрежения. Предвидя продолжение войны с Юрием, он хотел и на будущее время пользоваться его содействием и с этою целью был не прочь заключить с ним договор. Но настоящий момент народного возбуждения был неудобным для докончания, а потому Изяслав, придя к дяде, сказал ему:
"Отце! кланяютися. Нелзе ми ся с тобою рядити. Видиши ли народа силу, людий полк стояща? А много ти лиха замысливають. А поеди же в свой Вышегород, оттоле же ся хочю с тобою рядити" (Ипат. 1150).

Старый Вячеслав обиделся этим вежливым приглашением уехать из Киева; но делать было нечего, он уступил Киев племяннику, упрекнув его, однако, тем, что он сам звал его в Киев, и уехал в свой Вышгород.
В том же году Изяслав поехал к дяде в Вышгород и вступил с ним в переговоры. Изяслав хорошо понимал, что кроткий и уступчивый Вячеслав не может быть ему опасен, а пользу принести может, предоставив в его распоряжение свою дружину. Он сделал поэтому дяде великодушное предложение — сесть в Киеве. Все хорошо знали, что Вячеслав не может держаться в Киеве, и потому Изяслав, приглашая бездетного дядю в Киев, решительно ничем не рисковал. Вся власть по-прежнему оставалась в его руках, дядя получал только почет. Предлагая дяде поехать в Киев, где никто его не желал видеть, Изяслав просил, чтобы Вячеслав дал ему свой полк для предстоящей войны с Юрием. Вячеслав с удовольствием согласился на все эти предложения и вступил в дружественный союз с племянником.
"Что, сыну, — говорил он племяннику, — у мене дружины моея, вси с тобою пущаю". Изяслав же, — продолжает летописец, — приеха в Киев, и тако ударя у трубы, сзва кыяны, и пойде из Киева полкы своимы противу Владимиру, тако река: се ми есть ближе, к тому пойду переже" (Ипат. 1150).
Из приведенного места видно, что в Киеве распоряжается не Вячеслав, а Изяслав. Так установилось двоецарствие в Киевской волости, о котором мы имели уже случай говорить выше. Действительная власть вся осталась в руках младшего князя, несмотря на то, что он обязался иметь Вячеслава отцом себе. Установление двоецарствия в такой форме свидетельствует, конечно, не о господстве родовых начал в нашей древней истории, а лишь о политической изворотливости князя Изяслава. Когда он находил возможным обходиться без помощи дяди, он не только не предлагал ему Киева, но даже отбирал города, принадлежавшие к его уделу. С переменой обстоятельств он оказывает ему почет, нисколько, впрочем, не умаляющий собственной его роли и значения.

Новым союзникам пришлось выдержать весьма упорную борьбу с Юрием Владимировичем. В 1151 г. им удалось, однако, восторжествовать над ним и принудить его к миру, по которому Юрий обязался "Киева под Вячеславом и Изяславом4 не искати" (Ипат.). Таким образом, в небольшой промежуток двух лет одни и те же князья заключили два мирных договора на совершенно противоположных началах. По миру 1149 г. Изяслав отказывается от Киева в пользу Юрия, по миру 1151г., наоборот, Юрий отказывается от Киева в пользу Изяслава. И дядя, и племянник, следовательно, одинаково хорошо могут занимать киевский стол, и при этом дядя, уступающий Киев племяннику, продолжает оставаться старейшиной. Борьба велась не из-за прав родового старейшинства, а из-за материальных выгод. Юрий двинулся на юг, желая приобрести Переяславль; цель своей борьбы с дядею Изяслав объясняет сам в словах, обращенных к войску, которое жаловалось на затруднительность своего положения: с тыла угрожал войску Владимир Галицкий, а с фронта — Юрий.
"Изяслав же рече дружине своей: "вы есте по мне из Рускые земли вышли (войско находилось в Волыни), своих сел и своих жизний лишився, а яз вам пакы своея дедины и отчины не могу перезрети: но любо голову свою сложю, пакы ли отчину свою налезу и вашю всю жизнь. Да же мя постигнет Володимер с семи, а с тем суд Божий вижю, а како Бог разсудить с ним; пакы ли мя усрящет Гюрги, а с тем суд Божий вижю, како мя с ним Бог разсудить" (Ипат. 1150).
Изяслав доискивается для себя своей отчины, а для преданных ему лиц — их отчин в Киевской волости. Он достигает своей цели и остается киевским князем до смерти своей. Приведенные слова сказаны Изяславом уже после того, как он заключил союз с Вячеславом и предоставил ему право сесть в Киеве. Текст этого союза не дошел до нас, но из приведенных слов видно, что Изяслав не отказался от своей отчины, Киева и Переяславля; он не уступил своих отчинных прав дяде, а продолжал оставаться киевским князем и после "ряда" с ним. Что Вячеслав не служил прикрытием для Изяслава от притязаний Юрия, это видно из того, что война Юрия против племянника продолжалась и после того, как Вячеслав сделался соправителем Изяслава.

Установленное Изяславом двоецарствие продолжается и после его смерти. В 1154 г., как только скончался Изяслав, сейчас же возник вопрос о новом князе на его место, так как
Вячеслав сам собою не мог держаться в Киеве. И Вячеслав, и мужи княжие, и кияне все единогласно сошлись на Ростиславе Мстиславиче как преемнике Изяслава.
"И посадиша в Киеве Ростислава киане, — говорит летописец, — рекуче ему: "яко же брат твой Изяслав честил Вячеслава, тако же и ты чести, а до твоего живота Киев твой" (Ипат. 1154).
Эти слова бросают яркий свет и на положение Изяслава в Киеве. Как теперь киевским князем становится Ростислав, так перед тем был им Изяслав. Вячеслав тоже считался киевским князем, но для него это было только почетное звание, а не действительное княжение. Надо отдать справедливость племянникам добродушного старейшины, Вячеслава, они гак были к нему почтительны, что он в самом деле думал, что распоряжается в Киеве. Вот с какой речью обратился он к Ростиславу:
"Сыну! се уже в старости есмь, а рядов всих не могу рядити. А, сыну, даю тебе, якоже брат твой держал и рядил, тако же и тобе даю. А ты мя имей отцем и честь на мне держи, яко же и брат твой, Изяслав, честь на мне держал и отцем имел. А се полк мой и дружина моя, а ты ряди".

На это Ростислав почтительно и не без лести отвечал:
"Велми рад, господине отце, имею тя отцом господином, яко же и брат мой Изяслав имел тя и в твоей воли был" (Ипат. 1154).
Итак, по смерти Изяслава киевским князем делается по воле киевлян и второго киевского князя младший брат умершего, Ростислав. Это опять преемство не по родовому старшинству. Таким старейшиной в это время был черниговский князь, Изяслав Давыдович. Получив весть о смерти Изяслава Мстиславовича, он подъезжал к Киеву под предлогом "оплакать гроб умершаго". Но этого старейшину не пустили в Киев, опасаясь, что он сядет на столе.
Старше Ростислава был и дядя его Юрий, но о нем не вспомнили ни киевляне, ни родной брат его, Вячеслав, ни вновь избранный на киевский стол племянник, Ростислав. Вспомнили о нем черниговские князья, Изяслав, которого только что не пустили в Киев поплакать над гробом умершего родственника, и Святослав Ольгович, старинный союзник Юрия. Они послали за ним в Суздаль; но для них Юрий был не старший, а младший. Они звали его как союзника для борьбы с киевскими князьями. Сын Юрия, Глеб, действительно, немедля напал на Переяславль. Как и при Изяславе Вячеслав оказывает пользу Ростиславу не старшинством своим, которое нисколько не удерживает Глеба от войны с киевскими князьями, а дружиной.
В самом начале этой войны Вячеслав умер, а Ростислав был разбит соединенными силами Изяслава Давыдовича и Глеба Юрьевича и принужден бежать в свой Смоленск. Киев, недавно имевший двух князей, оказался вовсе без князя, а у ворот его стояли половцы, приведенные сыном Юрия. Медлить было некогда, надо было спешить приглашением князя-защитника. Изяслав Давыдович предложил Киеву свои услуги.
"Они же, — рассказывает о киевлянах летописец, — боячеся половець, зане тогды тяжко бяше кияном, не остал бо ся бяше у них ни един князь у Киеве, и послаша кияне епископа Демьяна Каневьского (к Изяславу), рекуче: "поеди Киеву, ать не возмуть нас половци, ты еси наш князь, а поеди" (Ипат. 1154).
Изяслав не заставил себя долго ждать и занял киевский стол. В лице его сел, наконец, старейшина4, но не в силу своего старшинства, а благодаря призванию киевлянами. Чтобы утвердиться в Киеве, Изяславу надо было удовлетворить Юрия. Он вспомнил его притязания на Переяславль и поспешил отдать эту волость сыну его, Глебу. Но с тех пор, когда Юрий впервые заявил притязания на Переяславль, прошло много времени, и ему удавалось не раз садиться в самом Киеве. Обеспечив себя выгодными союзами со Святославом Ольговичем, племянником Ростиславом и Святославом Всеволодовичем, Юрий отправил к Изяславу посольство с требованием очистить Киев. "Мне отчина Киев, а не тебе", — приказал он сказать Изяславу.

"Изяслав же, — продолжает летописец, — приела к Гюргеви, моляся и кланяяся, река: "ци сам есмь ехал Киеве? Посадили мя кияне! А не сотвори ми пакости! А се твой Киев" (Ипат. 1155).
Эти переговоры очень знаменательны; они показывают, из-за чего у князей идет борьба. Сторонники родовой теории говорят, что князья воюют из-за родового старшинства. Изяслав Мстиславич и Юрий доискиваются не старшинства, а отчины. Ссылаясь на начало отчины, Юрий отнял Киев у старшего по лествице князя и княжил там до смерти своей.
Но Изяслав Черниговский хотя и не был отчичем Киеву, тем не менее не хотел мириться с утратой этого города. Княжил же там его младший двоюродный брат, Всеволод Ольгович, тоже не отчич. Изяслав стал составлять союзы против Юрия. Ему удалось склонить на свою сторону Ростислава Мстиславича, недавнего киевского князя, и Мстислава Изяславича, отчича и дедича Киеву. Новые союзники собирались уже выступить к Киеву, как получено было известие о смерти Юрия ft 1159). Киевляне, оставшись без князя, снова пригласили к себе на стол Изяслава Давыдовича. На этот раз летописец не объясняет мотивов, какими они руководствовались, но мотивы эти ясны и без объяснения: Изяслав был уже киевским князем; Киевское княжение очень ему понравилось, и хотя он вынужден был уступить его Юрию, но вскоре затем сумел составить союз с целью добычи Киева; наконец, на его стороне были даже и киевские отчичи и дедичи. Начав свое княжение в Киеве при столь благоприятных условиях, Изяслав скоро потерял его, и по своей собственной вине. Он вмешался в галицкие дела с целью доставить стол Галицкой волости покровительствуемому им Ивану Берладнику. Это произвело разделение среди его союзников. Большинство из них отказалось поддерживать его. Он потерпел поражение и бежал с поля битвы, а главный его противник, галицкий князь Ярослав, соединившись с прежним его соперником Мстиславом Изяславичем, дядею его Владимиром Мстиславичем, вновь доставил Киевское княжение Ростиславу, призванному народом в Киев еще в 1154 г. В лице Ростислава Киев снова перешел к младщед линии Ярославичей и к младшему родственнику в этой линии. Изгнанный Изяслав Давыдович приходился дядей Ростиславу.

По смерти Ростислава на Киев в силу начала отчины могли предъявить притязания: Святослав Всеволодович, Владимир Мстиславич, Глеб Юрьевич с братьями и их племянники, Изяславичи и Ростиславичи. Киев достался, однако, не старейшему по лествице, не дяде, а одному из племянников, Мстиславу Изяславичу. Это случилось по желанию киевлян и князей, союзников Мстислава Изяславича, к которым, между прочим, принадлежали дяди его, Владимир Мстиславич и Владимир Андреевич, родной брат Ярослав и двоюродные братья Ростиславичи. Но князья-родственники, между которыми были и старейшины, хотели дорого продать новому киевскому князю свое содействие. Летописец говорит, что они заключили между собой особый союз с целью взять у Мстислава волости по своей воле. Новое указание на то, что старейшины во Владимировом племени не всегда ищут себе Киева, а нередко довольствуются и простым придатком к своим собственным уделам. Мстислав принял меры предосторожности: он послал к другим своим "ротникам", к Ярославу Галицкому, к ляхам и к Всеволодовичам (сыновьям Всеволода Мстиславича), извещая их об измене братьи и прося помощи. При содействии этих союзников Мстиславу удалось уладиться с остальными, и он целовал с ними крест "о волостях". В чем состояло это соглашение, мы не знаем; но можно думать, что не все участники были удовлетворены. Первый стал замышлять против Мстислава дядя его, Владимир Мстиславич. Но попытка эта не удалась. Он не нашел сочувствия ни среди князей, ни среди бояр своих, которые отказались поддерживать его в войне со Мстиславом. Владимир вынужден был искать убежища в далекой Рязани. После бегства Владимира Мстиславича для нового киевского князя наступил момент спокойствия. В это время "в его воли были" даже черниговские Ольговичи, старшие его родственники по лествице, среди которых состоял и киевский отчич, Святослав Всеволодович. Но спокойствие это было непродолжительно. Со Мстиславом разыгралась история, весьма напоминающая ту, которая повела к изгнанию из Киева его прапрадеда, Изяслава Ярославича. Как тогда Святослав Черниговский возбудил Всеволода Переяславльского против старшего брата, послав сказать ему, что Изяслав "мыслит на наю", так теперь Давыд Ростиславич послал сказать брату Рюрику: "Мьстислав хочеть наю яти". Мстислав, ничего не замышлявший против братьи, согласился еще раз целовать крест в доказательство своей невинности и просил выдать ему людей, которые своими изветами вызвали подозрение Ростиславичей. Давыд отказал, говоря: "Если я этих выдам, кто тогда мне что-нибудь скажет?" Несмотря на новое крестное целование, недоверие к Мстиславу продолжало смущать Ростиславичей. "Сердце их не бе право с ним", — говорит летописец. У других соперников Мстислава были свои причины неудовольствия. Дядя его, Владимир Андреевич, стал припрашивать у него волости. Мстислав отказал, ссылаясь на то, что недавно еще наделил его. Это неудовольствие ближайших соседей и ротников киевского князя выразилось, наконец, в образовании против него обширного союза южных и северных князей. В этом союзе приняли участие все Ростиславичи, Роман, Рюрик, Давыд и Мстислав, дядя Мстислава, Владимир Андреевич, Олег и Игорь Черниговские и сыновья Юрия, Андрей, Глеб и Всеволод. Мстислав не мог справиться с такой коалицией и принужден был очистить Киев, где союзники посадили Глеба Юрьевича. Этот Глеб был отчичем Киеву, но далеко не старшим. Старше его был родной брат его, Андрей5; старше Андрея — Владимир Мстиславич и Владимир Андреевич; старше их Олег и Игорь Святославичи Черниговские; всех же старше был Святослав Всеволодович Черниговский, Не принимавший участия в коалиции. За исключением Владимира Андреевича и двух Святославичей, все эти старщИе князья были в то же время и отчичами Киеву. Несмотря на то, что права их нисколько не хуже прав Глеба, все они уступили Киев младшему отчичу.

Мы проследили все случаи перехода Киевской волости с древнейших времен до 1171 г. Это и есть то время, когда по мнению Неволина, лишь до этого времени (последней четверти XII столетия) "главным основанием к замещению киевского престола принималось родовое старшинство". Приведенные факты не оправдывают такого заключения. Мнение Неволина остается недоказанным. Но оно и само по себе неприемлемо. Кто утверждает, что столы переходят по родовому старшинству, должен указать порядок преемства по родовому старшинству. Он этого не делает. И неудивительно, — это труд безнадежный, что, конечно, не могло скрыться от его наблюдательности. Этот порядок определил другой историк. Я разберу его теорию в последней главе этой книги.



1Где находился в это время Давыд, старший сын Святослава, по летописям не видно.
2Назначение Переяславля племяннику помимо дяди не укладывается в рамки родовой теории лествичного восхождения, а потому Соловьев старается ослабить значение этого факта таким рассуждением:
"Мстислав уговорился с братом и преемником своим Ярополком, чтобы тот, перейдя из Переяславля в Киев, отдал прежний стол старшему сыну Мстислава, Всеволоду, тогда князю Новгородскому, под незаконным предлогом, что Мономах отдал Переяславль им обоим вместе, Мстиславу и Ярополку" (История отношений между русскими князьями Рюрикова Дома. 140).
К счастью, автор в сноске приводит текст летописи, напечатанный у нас на с.272, из которого видно, что самая передача Переяславля Всеволоду совершилась "по отню повелению" и что ни о каком незаконном пред- Доге и речи быть не может.
3Столкновение Ростислава с отцом и киевским князем весьма знаменательно, но никак не с точки зрения патриархальности начал нашей древней жизни. Старший сын Юрия, Ростислав, поссорился с отцом своим тоже из-за владений и перешел на сторону противника своего отца. Вот как рассказывает об этом летописец:
"Пришел бе Гюргевичь старейший, Ростислав, роскоторався с отцем своим, оже ему отець волости не дал в Суздальской земли, и приде к Изяславу Киеву, поклонився ему, рече: "отец мя переобидил и волости ми не дал. И пришел есмь, нарек Бога и тебе, зане ты еси старей нас в Володи- мирих внуцех, а за Русскую землю хочю страдати и подле тебе ездити".
Изяслав был в это время в войне с Юрием и предложение ему услуг сыном Юрия является со стороны последнего изменой не только государю, но и отцу. Изяслав ласково встретил Ростислава и дал ему несколько городов в Русской земле. Но впоследствии Ростислав навлек на себя гнев Изяслава, который и отнял у него эти города. Тогда беглец возвратился к отцу и стал подбивать его к войне с Изяславом, говоря, что его хочет вся Русская земля. Юрий принял сторону сына и пошел войной на племянника. "Тако ли мне части нету в Руськой земле и моим детем!" — говорит он. Чрезвычайно своеобразная семья. Сын переходит на сторону врагов отца, потому что отец плохо наделил его. Отец радуется успеху непокорного сына, которому удается получить часть в Русской земле, и принимает к сердцу обиду этого сына, когда его за вину лишают этой части. В этой семье все держится на расчете и не остается, кажется, ни малейшего места самым обыкновенным родственным чувствам; в ней не видно ни сына, ни отца, видны какие-то бездушные, жадные добытчики волостей, для которых чувства семейной любви и привязанности не имеют никакого смысла.
4Изяслав был старейшиной среди потомков второго и третьего сына Ярослава, которым и принадлежала первая роль в Приднепровье. Но старее его был правнук старшего сына Ярослава, Юрий Ярославич. Этот действительный старейшина не играл, однако, соответствующей его старшинству роли. Мы даже не можем сказать, чем он в это время владел. Летопись упоминает о нем под 1149 г. Он находился тогда в войске Юрия и вместе с сыном последнего, Ростиславом, противился заключению союза с Изяславом.
5Годы рождения сыновей Юрия в летописи не означены, но старшинство Андрея следует из того порядка, в каком они перечислены по случаю раздачи им городов в Приднепровье. Они перечислены в такой последовательности: Ростислав, Андрей, Борис, Глеб, Василько (Ипат. 1149).

<< Назад   Вперёд>>