Отказы сыновьям
Родителей и детей соединяют самые тесные узы любви; поэтому первая забота родителей состоит в передаче своих владений детям. Отсюда возникает и известное уже нам начало отчины. Тем не менее передача владений детям есть дело любви, а не право детей. Родители, если не желали, могли и не назначать сыновей своими наследниками. Волость могла быть назначена боковому родственнику помимо сына. Право отца назначить себе преемника помимо сына ясно выражено гапицким князем, Львом Даниловичем. В 1289 г. сын Льва Юрий, занял Берестье, город, отказанный волынским князем Владимиром своему двоюродному брату Мстиславу. Когда Мстислав, не желавший потерять Берестье, стал угрожать Льву войной и пригласил уже к себе татар на помощь, последний отправил к сыну посла с такими речами:
"Поедь вон из города, не погуби земле: брат мой послал взводить татар. Не поедешь ли вон, яже ти буду помочник брату своему на тя. Аже ми будеть смерть, по своем животе даю землю свою всю брату своему Мьстиславу, а тобе не дам, аже мене не слушаешь, отца своего" (Ипат.).
То же начало проявилось и в духовной грамоте Верейского князь Михаила Андреевича, отказавшего свою отчину Великому князю Ивану Васильевичу, помимо сына Василия (Рум. собр. 1. №№ 118, 121).
Если с точки зрения князей сыновья их не имели права на участие в наследстве, а наследовали по их доброй воле, то понятно, что князья наделяли не всех сыновей и далеко не поровну. Князь Юрий Владимирович отказал свою Суздальскую волость меньшим сыновьям, а старшего, Андрея, исключил. Сын Юрия, Всеволод Большое Гнездо, наделил только четырех старших сыновей: двум младшим удела не назначил, а поручил их попечению второго сына, Юрия, Великого князя Владимирского. Уделы старших были далеко неравны, особенно мало досталось четвертому, Владимиру, (Сузд. 1213).
Ввиду приведенных фактов мнение наших историков о том, что каждый Рюрикович имел право на участие во владении Русской землей, представляется весьма сомнительным. Можно допустить только то, что каждый Рюрикович сам считал себя призванным владеть Русской землей, но чтобы это субъективное сознание о своем княжеском призвании было общепризнанным правом, этого никак нельзя утверждать. Даже отцы не признавали за своими детьми такого права.
Хотя сыновья и не имели права на наследие отцов, тем не менее, в силу родительской любви, они обыкновенно назначились наследниками во всех тех случаях, когда могли быть устранены, путем договоров или иными средствами все другие претенденты. Ближайшими конкурентами их являются, в силу неопределенности отчинного преемства, дяди-отчичи. Чем более таких претендентов, тем труднее передать отчину сыну; чем их менее, тем легче. В этом вся разница между Киевской и Московской Русью. Назначение наследниками сыновей имеет место и в домосковской Руси. Так поступает Ярослав Мудрый; но чтобы обеспечить наследство за своими детьми, ему пришлось заключить родного своего брата в тюрьму, продержать его в неволе 17 лет и закованного в цепи передать с наследством своим сыновьям. Сыновья Ярослава так запутали установленный отцом их порядок, что о спокойной передаче ими владений своим детям не могло быть и речи. Но внук Ярослава, Владимир Мономах, передает киевское княжение своему старшему сыну Мстиславу, а Переяславскую отчину — второму, Ярополку. Младшие сыновья Владимира Мономаха, Андрей и Юрий, заключают между собою договор об обеспечении их владений за их детьми, и в этом смысле, следовательно, они имели намерение сделать распоряжение на случай смерти и, по всей вероятности, сделали.
Хотя у Ярополка сыновей и не было, тем не менее в момент его смерти число киевских отчичей, а следовательно, и конкурентов на киевский стол, было так велико, интересы их так мало примиримы между собой, что киевское княжение во все продолжение XII и в XIII веке переходило не по духовным завещаниям, а бралось с боя счастливейшим и искуснейшим из соискателей. В гораздо лучшем положении были московские отчичи, на что было уже указано (с.248). В течение двух столетий (1303—1505) Москва переходит от отца к сыновьям в силу завещательных распоряжений ее князей. В сознании народа при виде этого длинного ряда князей-отчичей, последовательно занимавших московский стол, утверждается мысль о наследственности власти московских государей. Но всякий определенный порядок ограничивает предержащую власть; московские же государи никаких ограничений не любили. Поэтому-то Великий князь Московский Иван Васильевич и отвечал псковичам на их просьбу, чтобы в Москве и Пскове был один государь: "Разве я не волен в сыне или внуке? Кому хочу, тому и даю царство".
Таким образом, и в сознании московских государей XV и XVI веков не выработалось еще идеи наследственности Московского государства в строгом смысле этого слова. Они наследуют своим отцам в силу последней их воли, а не закона; воля же эта никакому порядку не подчинена, она руководствуется усмотрением. Она может призвать второго сына, помимо внука от первого, а может призвать и этого внука помимо сына. Это, как и в старину, дело любви, а не права. А если ни один сын любви не заслуживал? В Москве такой вопрос не был поставлен; но его поставил Петр и ответил: "Лучше чужой хороший, чем свой непотребный". Это тоже в духе старины.
Возникает вопрос, как поступали князья, когда у них было по несколько сыновей и они хотели наделить их всех или некоторых из них? Выше (с. 167) мы указали уже на то, что в этих случаях старая практика состояла в том, что лучший стол назначался старшему. Это преимущество старейшинства. В дополнение скажем, что и это преимущество не выработалось в непререкаемый обычай, а держалось по доброй воле князей и по их усмотрению могло быть нарушено. Галицкий князь Ярослав имел двух сыновей: старшего и законного Владимира и младшего незаконного Олега. Старший "не ходил в его воли", и потому он не дал ему Галича, а назначил небольшой удел в Перемышле; Галич же отказал Олегу Настасьичу, который "был ему мил". С этим распоряжением согласились и "мужи галицкие" и обещали поддерживать его. Подобно этому и Всеволод Юрьевич свой владимирский стол отказал второму сыну Юрию, а не старшему Константину, оказавшему сопротивление воле отца. Константин увидал в этом нарушение своих прав старейшинства и начал с братом войну. Кто же был прав: отец, не признавший за непокорным сыном права на лучший стол, или сын, не признавший за отцом права распорядиться своими владениями? Хотя Константин и нашел сторонников среди современных ему князей, но мы думаем, что прав был отец. Право старейшинства больших сыновей возникло из того, что отцы давали им лучший стол; а давали они лучший стол потому что старшие сыновья были им особенно милы, а не в силу их права. Самое право отцов — оставить уделы сыновьям обусловливалось то соглашением с народом, то соглашением с другими князьями. Сам Всеволод получил Владимирское княжение в силу избрания. Откуда же могло возникнуть безусловное право на Владимир у старшего его сына? Насколько наследственные права сыновей зависели от доброй воли их отцов, показал Великий князь Московский Иван Васильевич. В 1498 г. он положил опалу на сына своего Василия, а внука от старшего сына, Ивана, объявил наследником и венчал на царство. В 1502 г., наоборот, сын Василий посажен был "на Великое княжение Володимирское и всеа Руси самодержцем", а венчанный на царство внук заключен в тюрьму, где и умер.
Некоторые из старых князей еще при жизни своей и задолго до смерти имели обыкновение назначать своих детей правителями отдельных княжений, состоявших под их властью. Так поступил Святослав Игоревич, так поступил и сын его, Владимир. В таких назначениях надо видеть распоряжение на случай смерти.
Оставляли ли домосковские князья свои столы в общее владение сыновей, как это сделал Иван Данилович Калита с Москвой? Наши сведения о завещательных распоряжениях князей киевского времени чрезвычайно скудны, и мы заметили только один такой случай. Владимир Мономах отказал Переяславль двум старшим сыновьям, Мстиславу и Ярополку1. Случаи отдельного наделения сыновей встречаются чаще. Святослав Игоревич, Владимир Святославич, Ярослав Владимирович наделяют своих сыновей каждого особо. Ярополк Киевский передал свой переяславский стол по договору с братом Мстиславом старшему его сыну, а не всем пяти. Юрий, обязавшийся блюсти отчину брата Андрея под его сыновьями, по смерти Андрея целовал крест о доставлении Владимирской волости опять только старшему его сыну, а не обоим. Можно думать, что в древности преобладало такое начало: единству волости соответствует один князь.
1В Ростове по смерти Глеба Васильковича (t 1278) сидят два князя, Дмитрий и Константин Борисовичи, родные племянники умершего; но мы не знаем, как это случилось, по завещанию или захватом. Но братья недолго насидели вместе. В 1281 г. они поссорились, и Константин уехал к Дмитрию Александровичу Владимирскому, который свел их опять в любовь. В 1286 г., по увеличении Ростовской волости присоединением Углича, Борисовичи садятся в разных городах: Константин остается в Ростове, а Дмитрий переходит в Углич.
<< Назад Вперёд>>
