Случаи установления союзного суда
Древнейшее указание на учреждение такого суда представляет Любецкий трактат. Решив крайне запутавшийся вопрос о Ярославовом наследстве, князья определили:
"Да аще кто отселе на кого будет, то на того будем вси" (Лавр. 1097).
По этому определению право решать пререкания князей, участников Любецкого союза, признано за самим союзом. Князья — участники союза — и составляют верховный княжеский суд.
Случай с Васильком представляет превосходный комментарий к этому определению. Едва успели князья-союзники разъехаться из Любеча, как некоторые мужи, к которым "вниде сотона в сердце", начали говорить Давыду Игоревичу, что Владимир и Василько Ростиславичи замышляют напасть на него и Святополка Киевского. Давыд поверил им и убедил Святополка в измене Ростиславичей. Последствием этого был захват Василька "на любви" и ослепление его. Остальные князья-союзники нашли эти действия Святополка и Давыда неправильными, потребовали их к своему суду и приговорили к лишению данных им на Любецком съезде волостей. Вот рассказ летописца.
"Володимер же, и Давыд, и Олег послаша муже свои, глаголюще к Святополку: "что се зло створил еси в Русьстей земли, ввергл еси ножь в ны? чему еси слепил брат свой? Аще ти бы вина кая была на нь, обличил и пред нами и упрев бы и, створил ему. А ноне яви вину его, оже ему се сотворил еси" (Лавр. 1097).
Итак, Великий князь Киевский не мог судить теребовльского князя. Он должен был явиться обвинителем его перед союзом князей. Так как он этого не сделал, он сам был вызван к суду князей и должен был отвечать перед ним. Оправдание его было признано недостаточным, и союзники решили прогнать Святополка из Киева1. Только благодаря вмешательству киевлян (см. с.5) князья-союзники переменили гнев на милость, признали единственным виновником измены Давыда и поручили Святополку прогнать его из Владимира. Святополк был плохим исполнителем союзного решения; он не только не прогнал Давыда, но напал на Володаря и Василька, "надеяся на множьство вой".
В 1100 г. состоялся новый съезд Святополка, Владимира, Давыда и Олега Святославичей в Уветичах, где они снова пришли к единению, но на каких условиях, летописец не говорит. В том же году была окончательно решена и судьба Давыда Игоревича. Летописец дает по этому поводу довольно подробную картину союзного суда.
"Того же месяца (августа) в 30, том же месте (в Уветичах) братья вся сняшася: Святополк, Володимер, Давыд и Олег (Святославичи). И приде к ним Игоревич Давыд и рече к ним: "на что мя есте привабили? О се есмь. Кому до меня обида?" И отвеща ему Володимер: "ты еси прислал к нам: хочю, братья, прити к вам и пожаловатися своея обиды. Да се еси пришел и седишь с братьею своею на едином ковре, то чему не жалуешься, до кого ти нас жалоба?" И не отвеща Давыд ничтоже. И сташа вся братья на коних. И ста Святополк с своею дружиною, а Давыд и Олег с своею, разно, кроме собе, но особь думаху о Давыде. И сдумавше послаша к Давыду мужи свое: Святополк — Путяту, Володимер — Орогостя и Ратибора, Давыд и Олег — Торчина. Послании же придоша к Давыдови и рекоша ему: "се то молвять братья: не хочем ти дати стола володимерьскаго, за не ввергл еси ножь в ны, его же не было в Русьскей земли. Да се мы тебе не имем, ни иного ти зла не сотворим, но се ти даемь, шед сяди в Бужьскем, в Острозе; а Дубен и Черторыеск то ти даеть Святополк, а се ти даеть Володимер 200 гривен, а Давыд и Олег 200 гривен". И тогда послаша слы свои к Володареви и к Василкови: "поими брата своего Василка к собе, и буди ваю едина власть, Перемышль; да еще любо, да седита; аще же ни, да пусти Василка семо, да его кормим зде" (Лавр.).
Описанный здесь союзный суд не вполне соответствует соглашению, состоявшемуся в Любече. Ростиславичи по этому соглашению тоже члены суда, а их здесь не было. Надо думать, что мир в Уветичах изменил Любецкое соглашение, и Ростиславичи были выключены.
Другая черта союзного суда в Уветичах, обращающая на себя внимание, состоит в том, что потерпевший Василько лишен волости и получил только право на кормление. На каком же это основании? В рассматриваемое время князь кормится от волости, но это не синекура. Князь — лицо деятельное, он сам управляет, судит и предводительствует на войне. Слепой Василько не может управлять лично, ему нужен только корм. Эта точка зрения на князя как на фактического правителя и была, может быть, причиной указанного решения. Ослепление князя является, таким образом, фактом, лишающим его владетельных прав. Предположение это находит себе подтверждение и в желании владимирцев ослепить врагов их, рязанских князей (Лавр. 1177). Великий князь Василий Васильевич не только был пленен, но и ослеплен.
Других случаев союзного суда мы не заметили в древних памятниках. Но есть основание думать, что постановление Любецкого съезда не стоит совершенно одиноко. В 1177 г. русские князья потерпели поражение от половцев и, между прочим, потому, что один из союзников, Давыд Ростиславич, не пришел к ним на помощь. Ввиду этого неисполнения условий договора Святослав Всеволодович Черниговский обратился с такими словами к Роману Киевскому, брату Давыда:
"Брате! я не ищу под тобою ничего же, но ряд нашь так есть: оже ся князь извинить, то в волость, а мужь — у голову, а Давыд виноват. Он же того не створи" (Ипат.).
По упоминаемому здесь договору черниговских князей с киевскими и смоленскими князь, виноватый в неисполнении условий мирного соглашения, подвергался лишению волости. Отсюда следует, что решение союзного суда внуков Ярослава не осталось без последствий, а вошло в княжескую практику и стало включаться в договоры. Но спрашивается, кто же был судьею вины? Надо полагать, что вопрос о вине, как и при внуках Ярослава, решался судом союзников. Потому-то Святослав и обращается к Роману. Роман же "того не створи", т.е. не внял словам Святослава или, что то же, взял под свою защиту Давыда. Тогда Святослав обратился к другим союзникам и объявил войну самому Роману. Столкновение это кончилось уступкой Киева Святославу.
Итак, наши князья XI и XII веков додумались уже до союзного суда. В договоры XII века вносились даже статьи, в которых определялись наказания князьям, не исполнявшим условий мирных союзов.
Эта старина переходит и в московское время. Но в период развития единодержавия союзная юрисдикция не могла получить большого значения. След домосковской старины мы находим только в трех договорах Василия Васильевича. Иван Можайский был очень виноват перед Великим князем Московским. Он напал на него в крестном целовании, взял в плен и отвез в Москву, где великого князя ослепили. Это не помешало, однако, великому князю заключить потом с Иваном Можайским мир, по которому он обязался жить с ним по старым грамотам, а того, как Михаил поступил с ним в 1446 г., не помнить, не поминать, не мстить, ни на сердце не держать. В старых же грамотах Василий Васильевич обязывался быть с можайским князем за один, держать его в братстве, в любви и "во чти без обиды", "не канчивать" ни с кем без его веданья, ни ссылаться; жаловать его и печаловаться его отчиной, блюсти ее, не обидеть и не вступаться под ним и детьми его. Иван Можайский, "на любви" напавший на московского великого князя, имел основание сомневаться в искренности обещаний Василия Васильевича, а потому и не мог ограничиться обыкновенной санкцией договоров, присягой. Для обеспечения его прав нужен был независимый от великого князя суд. Вот почему в конце договора перечисляется ряд князей-посредников, которым предоставляется право решать вопрос о том, кто нарушил договор, и помогать правому на виноватого:
"А к тому ввели есмя на обе стороны брата нашего, Великаго князя Бориса Александровича Тферского, и свою сестру, а его Великую княгиню, Настасью, и свою братью молодшую, князя Михаила Ондреевича (Можайского) и князя Василья Ярославича (Серпуховского). А кто нас нарушит се наше докончанье, и сию нашю утверженную грамоту, и крестное целованье по докончалным грамотам и по сей грамоте не исправит..., а брат наш, князь велики Борис Александрович, и наша братья молодшая, князь Михайло Андреевичь и князь Василий Ярославичь, будут с правым на виноватаго" (Рум. собр. I. №№ 63, 68).
Все князья, блюстители точного исполнения договора, были вместе с тем друзьями и союзниками договаривающихся сторон. Это тоже суд союзников, но по отношению к одному только случаю, а не вообще.
Предосторожность, принятая можайским князем, не спасла его. Несмотря на крестное целование, великий князь отобрал у него его отчину без всякого суда союзных князей.
А одного из поручителей, Василия Ярославича, он даже пожаловал частью отнятых у Ивана Можайского владений.
1Приведенное свидетельство летописи нисколько не мешает сторонникам родовой теории утверждать, что старший князь имел право судить младших. См. "Историю России с древнейших времен". Т.II. С.З.
<< Назад Вперёд>>
