Скрепление договоров клятвой
Жизнь полна противоречий. Немало их было и в древности. Несмотря на нарушения договорного права, громадное его практическое значение на протяжении всей нашей древней истории до XVI века включительно стоит вне всякого сомнения.
Но твердость договорного права, как и всякого права, обеспечивается правом иска и судом. Было ли у нас такое обеспечение? Постоянного суда не было, как его нигде нет и теперь в международных отношениях, к которым по существу и относятся наши междукняжеские отношения.
За отсутствием постоянного суда предки наши прибегали к некоторым другим средствам для обеспечения силы договорного права.
Самым обыкновенным и общераспространенным средством обеспечения служила клятва. Все договоры скреплялись присягой. Быть в договоре значило поэтому быть в крестном целовании. Нарушение договора являлось, таким образом, не только нарушением принятых на себя обязательств, но и грехом. Это было клятвопреступление.
Но тут опять мы встречаемся с поразительным противоречием. Духовенство приводило к присяге князей-союзников, но оно же и снимало с них клятву, когда находило это нужным. Побуждения, которыми руководствовалось при этом духовенство, были очень различны. Иногда оно освобождало от клятвы в интересах мира. Древнейший такой случай, нам известный, относится к XI веку. В 1128 г. предприимчивый Всеволод Ольгович напал на дядю своего, черниговского князя Ярослава Святославича, захватил его в плен и овладел его княжением. Ярослав был в союзе с киевским князем Мстиславом, к которому и обратился за помощью. Всеволод же, уступив Ярославу Муром, со своей стороны, обратился к Мстиславу с предложениями мира и стал расточать дары его боярам. Мстислав медлил. Так прощЛи все лето и осень.

"Бяшет бо в ты дни, — рассказывает далее летописец — игумен святаго Андрея, Григорий, любим бо бе преже Володимером, чтен же ото Мьстислава и ото всех людей. Тот бо не вдадяше Мьстиславу встати ратью по Ярославе, река: "то ти менше есть, оже, переступив хрестьное целование, на рать не встанешь, неже кровь пролита хрестьянскую". И свкупивше сбор иерейскый, митрополита же в то время не бяше, и рекоша Мьстиславу: "на ны будет тот грех" (Ипат.).
Целый собор иереев принимал на себя грех клятвопреступления. Что было делать князю? В вопросах о том, где грех и где спасение, суд, конечно, принадлежал духовенству, и князь подчинился ему:
"И створи волю их, — говорит летописец, — и сступи хреста Мьстислав к Ярославу, и плакася того вся дни живота своего".
Духовенство, приняв на себя грех Мстислава, не могло, однако, освободить его от чувства раскаяния по случаю неисполненного долга.
В 1195 г. по таким же соображениям киевский митрополит, Никифор, снял крестное целование с князя Рюрика к зятю его, Роману. Всеволод Юрьевич Владимирский, союзник Рюрика, потребовал от него уступки городов, переданных уже по крестному целованию Рюриком Роману. По поводу этого требования между союзниками возник разлад, и дело было близко к войне. Рюрик обратился тогда к помощи митрополита и получил от него такой совет:
"Княже! мы есмы приставлены к Руской земле от Бога востягивати вас от кровопролития. Ажь ся прольяти крови крестьянской в Руской земле, ажь еси дал волость моложьшему в облазне пред старейшим, и крест еси к нему целовал, а ныне аз снимаю с тебе крестное целование и взимаю на ся. А ты послушай мене, возми волость у зятя у своего, дай же старейшому, а Романови даси иную в тое место" (Ипат.).
И в том, и другом случае духовенство руководилось хорошими побуждениями. Но разве цель оправдывает средства? И не разрушают ли веру в крест эти разрешения от добровольно принятого на себя креста?

Разрешает от клятвы и московское духовенство. Оно руководится при этом желанием угодить сильнейшей стороне, обыкновенно великим князьям. Мы уже знаем, что в договоры великих князей с удельными нередко вносится условие, в силу которого удельные обязываются сложить с себя все прежние целования. На такое нарушение всех прежних клятв удельные князья вперед получают пастырское благословение. Первое такое благословение, по имеющимся данным, дал митрополит Алексей. Он разрешил Владимиру Андреевичу Серпуховскому сложить целование к Ольгерду, и братьи его, и к детям, и братаничам. Его примеру следуют митрополиты: Киприан, Фотий, Иона, Феодосий, Филипп, Геронтий, Симон и Даниил; в Рязани такие же разрешения дает рязанский и муромский владыка Симеон1.
Едва вошли в практику обязательства о сложении целования, то, понятно, должны были появиться и противоположные им: "сего целования не сложить", или "а се нам докончание правити и до живота"2. Эти последние, однако, ничего нового к существу дела не прибавляют, так как верность договору разумеется и без этой прибавки.
Если само духовенство не считало клятву безусловно обязательной и различало крестные целования, которые надо исполнять, от таких, которые должно сложить, то тем менее можно ожидать от сторон, заинтересованных в деле, что они всегда будут исполнять принятые на себя обязательства. Князья легко снимали с себя крест и без разрешения духовенства. Старая практика в этом отношении была весьма печальна. История наша полна примерами неверности слову и клятве. Приведем несколько случаев.



1Рум. собр. I. №№ 28, 32, 43, 75, 90, 92, 99, 127, 133, 160; ААЭ. I. №33; С 1368 по 1531.
2Рум. собр. L №№ 28, 47, 52, 56. В № 123 вместо "целования не сложить" употреблено выражение: "быти не отступну".

<< Назад   Вперёд>>