"Быти за один"
Древнейшее свидетельство летописи о мирном союзе князей относится к началу XI века. В 1021 г. Брячислав Полоцкий напал на Новгород, бывший под властью дяди его, Ярослава Владимировича. Последнему удалось, однако, обратить Брячислава в бегство и отбить богатый полон, захваченный им в Новгороде. Несмотря на этот успех, Ярослав нашел нужным сделать племяннику уступки и заключить с ним союзный договор.
"И оттоле (из Полоцка, куда бежал разбитый Брячислав), — говорит летописец, — призва (Ярослав) к себе Брячислава и дав ему два города, Восвячь и Видбеск, и рече ему: "буди же со мною за один" (Воскр.).
На Любецком съезде князья приняли такое решение: "Да ноне отселе имемся во едино сердце".
В 1148 г. Изяслав Мстиславич, Владимир и Изяслав Давыдовичи, Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович целуют между собою крест на условии: "быти всем за один брат" (Ипат.).
В 1153 г. Святослав Ольгович целует крест с Изяславом Давидовичем: "якоже за один муж быти" (Ипат.).
Этим терминам XI и XII веков совершенно соответствуют выражения московских договоров XIV и XV веков. В договоре сыновей Калиты читаем: "Быти ны за один до живота". Такие же договоры на обоюдном условии "быти за один" заключают Дмитрий Иванович, Василий Дмитриевич, Василий Васильевич и даже Иван Васильевич.
Такое состояние единения представлялось древним князьям состоянием "любви". Ростислав Мстиславич и Юрий Всеволодович в 1154 г. целуют между собою крест "на всей любви" (Ипат.). Та же точка зрения и у князей московского времени. В договоре Василия Дмитриевича с рязанским князем читаем:
"А со князем Семеном с Романовичем с Новосильским и с Торускыми князи взяти ти (рязанскому князю) любовь по данным грамотам" (Рум. собр. I. № 36).
Как в Киеве, так и в Москве договор единения называют любовью.
Естественным последствием единения и любви является условие о том, что союзники должны иметь общих врагов и друзей и делить как радости, так и горе.
В 1128 г. Всеволод Ольгович напал на своего дядю, Ярослава, и прогнал его из Чернигова. Ярослав был в договоре единения с киевским князем, Мстиславом, а потому и обратился к нему с такой просьбой:
"Хрест еси целовал ко мне, пойди на Всеволода" (Ипат.).
Крестное целование, значит, возлагало на Мстислава обязанность помогать Ярославу против его врагов. В 1148 г. киевский князь, Изяслав Мстиславич, говорит своим союзникам, Владимиру и Изяславу Давыдовичам:
"Вы есте вси хрест целовали на том, аже кто будет мне зол, то вам на того быти со мною. Се же, брата, аз с вами думаю, се стрый мой Гюргий из Ростова обидит мой Новгород, и дани от них отоимал, и на путех им пакости деет, а хочю пойти на нь и то хочю управить любо миром, любо ратью. А вы есте на том хрест целовали, аки со мною быти".
Давыдовичи на это отвечают:
"А мы вси хрест целовали на том, ако где твоя обида будет, а нам быти с тобою" (Ипат.).
В 1150 г. тот же Изяслав целовал крест с дядею, Вячеславом:
"Яко не разлучитися има ни в добре, ни в зле, но по одному месту быти" (Ипат.).
По настоянию венгерского короля на том же условии целовал Изяславу Киевскому крест и галицкий князь, Владимир:
"Его ся не отлучити ни в добре, ни в зле, но всегда с ним быти" (Ипат. 1152).
А вот и более пространный комментарий к этому условию делить радости и горе. В 1174 г. Ярослав Луцкий при помощи Ростиславичей занял киевский стол. Он находился в союзе и со Святославом Всеволодовичем Черниговским. Хотя этот князь и не желал уступать Ярославу Киев, но как скоро Ярослав сел в Киеве, Святослав нашел своевременным напомнить ему содержание заключенного с ним союза:
"Святослав же, — рассказывает летописец, — поча слати к Ярославу с жалобою, река ему: на чем еси целовал крест? А помяни первый ряд! Рекл бо еси: оже я сяду в Киеве, то я тебе наделю, пакы ты сядеши в Киеве, то ты мене надели". Ныне же ты сел еси, право ли, криво ли, надели же мене" (Ипат.).
В 1174 г. Андрей Боголюбский рассорился с Ростиславичами. Союзники его, черниговские князья, узнав об этом, обрадовались и послали сказать ему:
"Кто тобе ворог, то ти и нам, а се мы с тобою готови" (Ипат.).
В известном уже нам союзном договоре Всеволода Юрьевича с Ростиславичами также было условие: "кто мне (Рюрику) ворог, то и тобе (Всеволоду) ворог" (Ипат. 1195— 1196).
Старина эта целиком переходит в договоры московского времени. В договоре сыновей Калиты читаем:
"А кто будет брату нашему старейшему недруг, то и нам недруг; а кто будет брату нашему старейшему друг, то и нам друг".
В договоре Василия Васильевича с Дмитрием Шемякою это условие выражено двусторонне:
"А кто будет вам друг, — говорит Великий князь Московский, обращаясь к Дмитрию Шемяке и брату его, Дмитрию Красному,— то и мне друг; а кто будет вам недруг, то и мне недруг. А кто будет мне друг, то и вам друг; а кто будет мне недруг, то и вам недруг" (Рум. собр. I. № 60).
Та же мысль о единстве выражается в московских договорах еще в обязательстве хотеть добра и сообщать о слухах, как полезных, так и вредных.
В договорах можайского князя с Василием Васильевичем читаем:
"А хотети ми, господине, тобе, великому князю, добра везде и во всем и до живота; а тобе, господине, великому князю, хотети добра мне, своему брату молодшему, везде и во всем и до живота" (Рум. собр. I. № 64).
В договоре Дмитрия Ивановича с Владимиром Андреевичем:
"А что ти слышав о мне от крестьянина ли, от поганина ли о моем добре или о лихе или о нашей отчине и о всех крестьянех, то ти мне поведати в правду, без примышления, по целованью; а мне такоже тобе поведати" (Рум. собр. I. № 27).
Установляемое договорами единение приводит к вопросу о том, как союзники должны были относиться к третьим князьям, не принадлежащим к союзу? Если союзники находятся в единении, то, понятно, они не могут входить в переговоры с третьими князьями иначе, как по обоюдному согласию. В договоры, значит, должно было включаться условие, обязывающее стороны не вступать ни с кем в новые союзы без согласия противной стороны. Есть основание думать, что такие условия включались в договоры еще в домосковское время.
С 1177 г. по 1194 г. киевский стол занимал черниговский князь Святослав Всеволодович. Такому продолжительному сиденью в Киеве он обязан был многим союзам, которые умел заключить с князьями черниговскими, киевскими, смоленскими и владимирским князем, Всеволодом. Продолжая стремиться к упрочению своей власти, он вступил в переговоры с венгерским королем, к которому и отправил с этою целью в 1189 г. сына своего, Глеба.
Союзник Святослава, Рюрик Ростиславич, узнав об этом, обратился к киевскому князю с таким упреком:
"Како еси послал сына своего ко королеви, а со мною не спрашався, соступился еси ряду"(Ипат.).
Ясно, Святослав обязался ни с кем не вести переговоров без согласия Рюрика и нарушил это условие.
Приведу еще одно свидетельство. Всеволод Юрьевич, воевавший в союзе с Рюриком Киевским против черниговских князей, задумал заключить с ними односторонний мир. Брат Рюрика, Давыд, узнав об этом, обратился с упреком ко Всеволоду:
"Како еси был умолвил с братом своим, Рюриком, и со мною, аже совокупитися у Чернигова всим, да любо быхом умирилися вси, на всей воли своей. Ты же ныне ни мужа своего еси послал к брату своему, Рюрикови, и ни своего прихода поведаеши ему, ни моего... А ныне без его думы хочем миритися! А, брате, поведаю ти, сего мира зде не улюбит брат мой, Рюрик" (Ипат. 1196).
Давыд отправляется от той же точки зрения: союзники не могут односторонне вступать в мирные переговоры с третьими лицами. Рюрик, действительно, не улюбил заключенный Всеволодом мир, он усмотрел в нем нарушение принятых им на себя обязательств и наказал дядю и брата старейшего отнятием данных ему перед тем волостей.
В договорах московского времени постоянно встречаемся с условием ни с кем "не канчивать" одному союзнику без согласия другого. В трактате сыновей Калиты читаем:
"А тобе, господине князь великий, без нас не доканчивати ни с ким; а братье твоей молодшей без тобе не доканчивати ни с ким".
Обе стороны могут входить в договоры с третьими лицами, но не иначе как по обоюдному соглашению. Такие же взаимные ограничения права междукняжеских сношений встречаются в договорах Дмитрия Ивановича, Василия Дмитриевича, Василия Васильевича и даже Великого князя Ивана Васильевича1.
Мы приводили до сих пор только договоры, в которых обязательства сторон определялись совершенно одинаково, т.е. к чему обязывалась одна сторона, к тому же обязывалась и другая. Обе стороны на основании рассмотренных договоров пользуются совершенно одинакими правами и несут одна по отношению к другой одинакие обязанности. Но это полное равенство прав и обязанностей не ведет за собой непременно и равенства услуг, оказываемых одной стороной в пользу другой. Мера действительно оказываемых услуг могла быть очень различна, ибо зависела от предприимчивости участников и широты их политических планов. В то время как предприимчивый, сильный и честолюбивый князь создает себе массу врагов и будет иметь много случаев требовать помощи от своего союзника, — этот последний, при скромности средств и требований, может ни разу не иметь случая просить о помощи и содействии. Это разница фактическая.
Этой фактической разницей надо, кажется нам, объяснять и встречающуюся в некоторых московских договорах разницу формулировки обоюдных прав и обязанностей сторон. От московского времени дошли до нас договоры, в которых только одна сторона принимает на себя обязательство быть заодно с другой, иметь с ней общих врагов, сообщать о сЛухах и пр.; другая же взамен того обязывается "блюсти п0д своим союзником его владения и печаловаться о нем". Несмотря на разную формулировку обязательств, суть дела та же. Сторона, обязывающаяся только блюсти владения противной, обязывается этим самым к единению с нею против ее врагов, к сообщению вредных слухов и пр. Такие односторонние по форме договоры заключены были Великим князем Московским, Василием Васильевичем, с Василием Ярославичем Серпуховским и Великим князем, Иваном Васильевичем, с родными его братьями. В этой же форме написан и договор, заключенный по воле Ивана Васильевича между его сыновьями. Для образца приведем соответствующие места из договора Ивана Васильевича с братом Андреем Можайским. Великий князь обязывает брата целовать крест на следующих условиях:
"А хотети ти мне, великому князю, и моему сыну, великому князю, добра везде и во всем и до живота и быти ти со мною, с великим князем, и с моим сыном, великим князем, везде за один и до живота на всякого нашего недруга, и твоим детям и с моими детми. А кто будет мне, великому князю, и моему сыну великому князю друг, тот и тобе друг; а кто будет нам, великим князем, не друг, тот и тобе не друг... А что ти слышев о нашем добре или о лихе, от христианина, или от иноверца, а то ти нам поведати в правду без примышления. А нам, великим князем, тобя жаловати ...и печаловатися тобою и твоею отчиною... А чем, брате, тебя благословил отец наш... и того всего мне, великому князю, и моему сыну, великому князю, под тобою и под твоими детми блюсти и не обидети, ни вступатися".
Подробное определение обязанностей можайского князя свидетельствует о том, что инициатива политики находится не в его руках, а в руках его брата. Тем не менее приведенные статьи не заключают в себе никакого ограничения прав удельного князя. Он помогает великому — и только. Но и великий не только обеспечил удельному неприкосновенность его владений, но еще обещал ему печаловаться о нем и жаловать его, т.е. приумножать его владения. Это обмен услуг двух независимых государей, но в форме, в каждом слове которой видно могущество одной стороны и слабость другой.
Но наша древность знает и случаи установления договорами некоторой зависимости одного князя от другого.
1Рум. собр. I. №№ 23, 27, 33, 35, 37. 45, 52, 56, 61, 75, 84, 90, 92, 95, 97, 106, 113, 118, 125. 1341—1486. То же и в договоре рязанских князей от 1496 г. № 127.
<< Назад Вперёд>>
