Внешняя форма договоров
Не утверждаем, что они всегда были писаные. Но можно думать, что к посредству письма стали у нас прибегать весьма рано. В договорах Олега, Игоря и Святослава с греками наши князья имели пример писаной формы договора, который едва ли мог долго оставаться без подражания. Летописные известия первой половины XII века говорят уже о "крестных грамотах" как о деле совершенно обыкновенном (Ипат. 1144, 1147). Наименование крестной грамоты возникало, конечно, из того, что князья, заключавшие мир, целовали крест на грамоте, в которой были записаны условия мира. В первой половине XII века это, надо полагать, общераспространенный порядок. Первый, нам известный, случай клятвы на грамоте встречаем в утверждении киевлянами договора с греками, заключенного в 945 г. Христиане клялись тогда в церкви Св. Илии "честным крестом и харатьею сею", а некрещеная Русь полагала щиты свои и мечи наги и прочее оружие и клялась обо всем, "яже суть написана на харатьи сей". Письменная форма есть необходимое условие определенности клятвы, и трудно думать, чтобы наши князья уже на первых порах не почувствовали в ней потребности.
Ни одна из крестных грамот XII века не сохранилась и не дошла до нас. Сведения о их содержании мы имеем только в кратких летописных известиях. Целиком сохранившиеся грамоты не старее первой половины XIV века. Наиболее древняя из них написана после смерти Ивана Даниловича Калиты (ум. 1340 г.) его сыновьями, собравшимися у гроба отца для улажения своих отношений.
Почти все дошедшие до нас договоры принадлежат московскому дому. Они заключены Великими князьями Московскими с их соседями, удельными князьями московскими,
Великими князьями Литовскими, Рязанскими, Тверскими и пр. Число грамот, в которых не участвуют московские великие князья, очень невелико. Мы имеем две грамоты князей рязанского дома с Витовтом, одну — рязанских князей, родных братьев, по поводу заключенного ими в 1496 г. союза, две грамоты Юрия Галицкого, две — сына его, Дмитрия, и одну — сына серпуховского князя с бывшим можайским князем, Иваном Андреевичем1. Вот и весь небольшой запас договорных грамот, составленных без участия Великих князей Московских. На 8 таких грамот мы имеем 89, заключенных Великими князьями Московскими2.
Статьи договоров излагались или в одной грамоте, или в двух, по числу договаривающихся сторон. Если договор писался в одной грамоте, то в ней прописывались права и обязанности обеих сторон, и крестное целование происходило совместно на общей грамоте. Общие обязательства в таких грамотах выражались в следующей форме; берем место из грамоты Великого князя Семена с братьями:
"Быти ны за один до живота. А брата своего старейшаго имети ны и чтити во отцево место; а брату нашему нас имети в братстве и во чти без обиды... А тобе господине, князь великий, без нас не доканчивати ни с ким; а братье твоей молодшей без тобе не доканчивати ни с кем..." В конце о крестном целовании говорится: "На семь на всемь целовали есмы крест межи собе у отня гроба по любви в правду"3.
При написании договоров в двух отдельных грамотах каждая из этих грамот писалась на имя одной только стороны. В 1454 г. Великий князь Московский целовал крест к тверскому князю на следующей грамоте:
"На сем на всем, брате, князь великий, Василей Васильевич, целуй ко мне крест, к своему брату, к Великому князю, Борису Александровичу, и со своим сыном... и к моему сыну...: добра вы нам хотети во всем, в Орде и на Руси, без хитрости; а што вам слышев о нашем лихе, что нам на пакость, или о добре, то вы нам поведати в правду без примышления. А ци имут нас сваживати татарове, а учнут вам давати дом святаго Спаса, а нашю отчину, великое княженье, Тферь и Кашин, и вам ся, брате, не имати" и т.д. (Рум. собр. I. № 76).
Со своей стороны, московский великий князь обязывал тверского по другой грамоте, которая начиналась так;
"На сем на всем, брате, князь великий Борис Федорович, целуй ко мне крест к своему брату к Великому князю, Василию Васильевичу, к моему сыну... и с своим сыном: добра вы нам хотети во всем, в Орде и на Руси, без хитрости; а что ти слышев о нашем добре, или о лихе, что нам на пакость, то вы нам поведати в правду, без примышленья. А ци имут нас сваживати татарове, а учнут вам давати нашу вотчину, великое княженье, Москву и Новгород Великий, и вам ся, брате, не имати" и т.д.4
Но рядом с такими грамотами, в которых видно стремление обособить и отдельно изложить обязательства каждой стороны, встречаем двойные грамоты, в каждой из которых одинаково прописаны обязательства обеих сторон, как в вышеуказанных общих. Существенная особенность таких двойных грамот в том, что каждая сторона целует крест не на одной общей грамоте, а на своей особой. Великий князь Московский, Василий Васильевич, заключил в 1428 г. договор со своим дядею, с удельным князем Юрием Дмитриевичем. Этот договор изложен в двух грамотах. В одной Василий Васильевич обязывает дядю, Юрия, быть с ним за один, хотеть ему добра, не канчивать без него и т.д. и сам обязывается к тому же по отношению к Юрию; в другой Юрий Дмитриевич обязывает племянника своего быть с ним за один, хотеть ему добра, не канчивать без него и т. д. и сам обязывается к тому же по отношению к племяннику. Каждая сторона целовала крест на той грамоте, в которой противная формулировала ее обязательства5.
Из указанного сходства содержания двойных грамот надо заключить, что обычай писать договор в двух, а не в одной грамоте возник не из необходимости обособить обязательства каждой стороны и изложить их в отдельном документе. Причина двойных грамот, надо полагать, была иная. Каждая сторона хотела иметь в своих руках не копию с общей грамоты, а подлинный документ, на котором противная сторона целовала к ней крест.
Древнейший образец таких двойных грамот опять восходит ко временам договоров с греками. Договор Игоря 945 г. был написан на двух хартиях, из которых одна назначалась для греков, другая — для Руси. Княжеские договоры XII века также писались в двух грамотах. После целования креста происходил обмен грамот, и каждая сторона сохраняла обязательство противной. Такой обмен грамот, надо думать, произошел между киевским князем, Изяславом Мстиславичем, и союзниками его черниговскими князьями, Давыдовичами. В 1147 г. Изяслав пришел к мысли, что союзники его "хрест переступили" и хотели его убить; он высказал им это чрез посла и "поверже им грамоты хрестныя", конечно, те, которые у него хранились и в которых были формулированы обязательства его союзников. Последствием этого была война (Ипат.). Но иногда случалось, что отсылка крестной грамоты с укором неверному союзнику возвращала его на путь долга, и он новым целованием подтверждал свое прежнее обязательство. В 1190 г. возник спор о границах владений у киевского князя, Святослава, со смоленскими Ростиславичами. В притязаниях Святослава Ростиславичи усмотрели нарушение заключенного ими с ним договора.
"Ты, брате, — приказали они сказать ему, — к нам крест целовал на Романове ряду, такоже наш брат, Роман, седел в Кыеве. Дажь стоиши в том ряду, то ты нам брат, пакы ли поминаешь давныя тяжи, которыя были при Ростиславе, то ступил еси ряду, мы ся в то не дамы. А се ти крестныя грамоты". Святослав же прием грамоты, не хотев креста целовати. И много превся и молвил с мужи и отпустив их, и опять возворотив их, и целова к ним крест на всей их воле" (Ипат.).
Из приведенного места надо заключить, что Ростиславичи возвратили Святославу те грамоты, на которых он целовал к ним крест, чтобы напомнить ему его обязательства и побудить его к подтверждению их. Святослав сперва спорил, но потом согласился и снова целовал крест.
Нарушителю договора грамоты его посылаются для обличения его неправды и возложения на него ответственности за нарушение мира. Так поступил киевский князь, Рюрик, с зятем своим, Романом, который нарушил мирный трактат с тестем и вступил в союз с его врагами, князьями черниговскими. Рюрик "посла к зятю своему мужи своя, — говорит летописец, — обличи и и поверже ему крестныя грамоты" (Ипат.).
Но почему здесь сказано "грамоты", во множественном числе? Для объяснения можно сделать два предположения. Это могли быть грамоты прежних договоров. Случалось, что князья, заключая мир, целовали крест не только на новом договоре, но и на старом и тем вновь его скрепляли6. Но возможно и другое объяснение. Каждая сторона, вступавшая в договор, имела в своих руках не только подлинное обязательство противной стороны, на которой та целовала крест, но еще и копию со своего собственного обязательства. Эти два обязательства сшивались вместе и к ним прикладывались висячие печати обеих договаривающихся сторон. От московского времени сохранились экземпляры таких вместе сшитых грамот с подвешенными к ним печатями7. Каждый такой договор, следовательно, существовал в четырех списках, в числе которых было два подлинника и две копии. Подлинниками мы называем грамоты, на которых произошло крестное целование. Можно думать, что такие сшивные грамоты были уже в употреблении в Киевской Руси. На эту мысль наводит то обстоятельство, что летописец, говоря о возвращении грамот, никогда не определяет, чьи это грамоты. Это, конечно, потому, что возвращались обязательства обеих сторон, одно в подлиннике, другое в копии, и князю, возвращавшему грамоты, нельзя было сказать ни то, что он возвращает свои грамоты, ни то, что он возвращает грамоты противной стороны, а потому и говорилось просто "грамоты".
Порядок написания, обмена, хранения и возвращения двойных грамот представляется довольно ясным. Нельзя того же сказать об общих грамотах, на которых целовали крест обе договаривающиеся стороны. По отношению к ним нет указаний относительно того, кто хранил подлинную грамоту и кто получал копию. Число дошедших до нас общих грамот, сравнительно с двойными, не очень велико. Писались ли такие грамоты в домосковское время, также остается неясным.
1Рум. собр. I. №№ 47, 48, 62, 67, 127 и 128; А АЭ. I. №№ 25, 26 и 70.
2Цифра 89 соответствует числу дошедших до нас грамот, а не договоров. Число договоров — гораздо меньше. В т.1 Рум. собр. один и тот же Договор весьма нередко отпечатан два, а иногда и четыре раза, и под разными номерами.
3Примеры таких общих для обеих сторон грамот см.: Рум. собр. I. №№23, 27, 31,35, 37, 38 и др.
4Рум. собр. I. № 77. См. еще №№ 28, 32, 35, 36 и др.
5Рум. собр. I. №№ 41 и 44, 45, 46, 49, 50 и многие другие.
6Так, например, Иван Андреевич Можайский целовал Василию Ивановичу крест на "сей грамоте" и "по нашим докончальным грамотам", т.е. прежним (Рум. собр. I. № 68. 1448).
7См. для примера: Рум. собр. I. № 52 и 54, 58 и 59, 99, 100, 101 и 102. Но подлинник и копия не всегда сшивались вместе. В т.1 Рум. собр. под № 92 напечатана грамота, на которой целовал крест можайский князь, Михаил Андреевич, к московскому Великому князю Ивану Васильевичу. Из надписи на обороте этой грамоты видно, что она хранилась у Михаила Андреевича, у которого и была взята при составлении нового договора. Это, конечно, копия с грамоты, на которой целовал крест Михаил Андреевич, но при ней нет ее "противня", т.е. грамоты, на которой целовал крест Иван Васильевич. Этот "противень", конечно, тоже находился в руках Михаила Андреевича, но хранился отдельно от копии с его грамоты и не был с ней сшит. Таких разрозненных двойных грамот напечатано довольно много в т. I Рум. собр. См. для примера №№ 28, 32, 35, 36 и др.
<< Назад Вперёд>>
