Борьба двух властей в XVII веке
10 июля 1658 г. Никон оставил патриарший престол и удалился в Воскресенский монастырь. Надо полагать, что он ожидал повторения истории Ивана III с митрополитом Геронтием. Но Алексей Михайлович в Воскресенский монастырь не поехал и у патриарха прощения не просил. Наоборот, по истечении года и 7 месяцев с отъезда Никона в Москве созван был Освященный собор, которому царь и предложил на решение вопрос, как надо поступить ввиду оставления Никоном патриаршего престола? Собор отвечал, что по церковным правилам в данном случае надо поставить нового патриарха. Царь это постановление собора не спешил, однако, приводить в исполнение. Ко времени, последовавшему за Собором 1660 г., и относятся заявления Никона, которые мы имеем в виду привести.
Ближайший повод к ним был дан спорным поземельным делом Воскресенского монастыря с окольничим Романом Бабарыкиным и вопросами боярина Стрешнева о действиях Никона, на которые газским митрополитом, Паисием Лигаридом, были составлены ответы. В опровержение этих вопросов и ответов Никон написал обширное "Возражение", в котором и изложил свои мысли.
Никон утверждает, что священство гораздо выше царства, потому что от священства на царство помазуются, а не от царей приемлется начальство священства.
"Архиерейская власть — духовная, — говорится по поводу 24-го вопроса, — а власть царя — мирская и ей подлежат вещи временныя. Царь обязан произнесть исповедание веры пред архиереем, а последний, выслушав исповедание, должен разсудить, право ли верует царь или достоин клятвы... Господь Бог, когда сотворил землю, повелел двум светилам светить ей, солнцу и месяцу, и чрез них показал нам власть архиерейскую и царскую, солнцем — власть архиерейскую, месяцем — царскую. Солнце светит днем, как архиерей — душам. А меньшее светило, месяц, заимствующий свет от солнца, светит ночью, т.е. для тела: так и царь приемлет помазание и венчание от архиерея, по принятии которых становится уже совершенным светилом и имеет святейшую силу и власть... Царский меч должен быть готов на врагов веры православной, когда потребует того архиерейство и все духовенство..."1
Отсюда, царь не может собирать соборы без патриарха. Собор 1660 г. Никон называет "сонмищем иудейским" и даже "бесовским".
Далее, церковный чин не подлежит суду царя и мирских властей. Составители Уложения, учредившие Монастырский приказ, с величайшим ожесточением порицаются Никоном. Они "беззаконники, враги Божии и всякой истины, богоборцы, отступники от Христа". "Князь Никита Иванович Одоевский — человек прегордый, страха Божия в сердце не имеет, правил апостольских и отеческих никогда не читает и не разумеет, и враг всякой истины; а товарищи его — люди простые, божественнаго писания не ведующие; дьяки же — это заведомые враги Божие и дневные разбойники". Церковные люди судятся в духовном суде; патриарха же не могут судить даже все епископы. "Человеку можно жить без руки, без ноги, но без головы не возможно; потому не могут члены тела отсечь свою голову и остаться живыми и действующими". "Патриарха судит вся вселенная", — утверждал Никон позднее на суде. Наконец, церковное имущество должно остаться неприкосновенным. "Патриарх не имеет своих вотчин; его вотчины и крестьяне — Божие наследие. Цари, князья и другие боголюбцы жертвуют свои имения Господу Богу и святым Его к церквам в вечный поминок, а не патриарху, не владыкам, не монастырям".
Некоторые из этих мыслей с особой резкостью выражены в письме к царю по поводу дела Р.Бабарыкина. Архимандрит и настоятель Воскресенского монастыря били челом государю о сыске. По челобитью их на место были присланы сыщики. Это обстоятельство и дало повод Никону написать царю письмо, в котором, между прочим, он говорит:
"Откуда ты принял такое дерзновение, сыскивать о нас и судить нас? Какие тебе законы Божие велят обладать нами, рабами Божиими? Не довольно ли тебе судить в правду людей царствия мира сего, о чем ты мало заботишься? В наказе написано твое повеление: взять крестьян Воскресенскаго монастыря. По каким это уставам? Надеюсь, если и поищешь, то не найдешь здесь ничего, кроме беззакония и насилия. Послушай, Господа ради, что было древле за такую дерзость над Фараоном в Египте, над содомлянами, над царями: Ахавом, Новуходоносором и другими?.. Не довольно ли того, что я бежал и оставил все, — еще ли угодно твоему благородию, чтобы я бежал, отрясая прах ног своих ко свидетельству в день судный? Уже не зовусь великим государем, и какое тебе прекословие творю? Всем архиерейским обладает рука твоя, судом и достоянием. Страшно молвить, но терпеть невозможно: мы слышим, что по твоему указу и владык посвящают, и архимандритов, и игуменов, и попов поставляют, и в ставленных грамотах пишут тебя равночестным Св. Духу так: "По благодати Св. Духа и по указу великаго государя". Недостаточно Св. Духа, чтобы поставить без твоего указа! Но кто на Духа Св. хулит, не получит прощения ни в сей век, ни в будущий... К тому же, повсюду, по св. митрополиям, и епископиям, и монастырям, без всякаго совета и благословения, берешь насилием нещадно вещи движимые и недвижимыя, и все законы св. отцев и благочестивых царей и князей, греческих и русских, ты обратил в ничто"...
Патриарх в действиях царя видит не просто неправильность или превышение власти, но хулу на Св. Духа и готов перейти к обвинению в ереси; на конце языка его — отлучение царя от церкви, но он не желает произнести его сам, а уверен, что это сделают восточные патриархи. Та же мысль слышится и в "Возражениях". В 26-м, указав на то, что царь отбирает церковные имущества, Никон говорит: "Царь недостоин входить и в церковь и должен всю жизнь свою каяться..."
Язык Никона отличается крайней резкостью и необузданностью, но высказываемые им мысли мы давно слышали. О преимуществах священства перед царством говорили еще митрополиты Петр, Фотий, Даниил, Макарий; преимущества же иноческого чина перед мирским признавались самими великими князьями и даже царем Иваном Грозным. Право епископов отлучать князей от церкви практиковалось у нас с XII века. Неприкосновенность церковных имуществ подверглась было сомнению в начале XVI века, но она нашла себе сильных защитников среди церковных иерархов, которым и удалось одержать победу над своими противниками. Никон не есть случайное явление, это зрелый плод всей нашей древности. Царствование Федора Ивановича, этого монаха на престоле, составляет последнюю ступень к патриаршему престолу Никона.
Как же разрешилось столкновение двух великих государей всея Руси, этой "богоизбранной и богомудрой двоицы и сугубицы"? Разрешение столкновения на первый взгляд может представляться довольно простым. Никон уехал в Воскресенский монастырь, оставив патриаршество. Если патриарх действительно отказался от патриаршества, надо поставить нового. В этом смысле высказался и собор, созванный царем в 1660 г. Но члены собора разошлись по вопросу о том, что же делать с Никоном: перестав быть патриархом, остается он епископом или нет? Некоторые высказали мнение, что остается; другие даже утверждали, что отрекшийся от кафедры может быть снова на нее возведен, если окажется того достойным. Обсуждение этого вопроса вызвало заявление и новых мнений по первому, т.е. о последствиях отъезда Никона в Воскресенский монастырь. Ученый архимандрит полоцкого Богоявленского монастыря Игнатий сказал:
"Детям отца и словесным овцам верховнаго пастыря судить не подобает, и собору русскаго духовенства не иначе возможно разсудить и разрешить правильно дело своего бывшаго патриарха Никона, как только по согласию с большим собором великой церкви константинопольской и со вселенским патриархом".
Вопрос, таким образом, осложнялся, и царь не решился утвердить состоявшееся уже определение собора. Грозная фигура Никона внушала страх и по отъезде в Воскресенский монастырь: боялись, что Никон будет патриаршествовать и по поставлении нового патриарха и еще более смутит церковь.
Как же покончить с Никоном и успокоить церковь? Царская власть не нашла другого средства, как снова обратиться к суду Греции, с которой все расчеты давно уже были покончены. Этот выход из затруднения внушал и грек, бывший тогда в Москве, газский митрополит Паисий Лигарид, успевший приобрести большое доверие царя Алексея. По его совету царь решил собрать собор для обсуждения всяких церковных "вин", которые учинились на Москве при бытии патриарха Никона и доныне действуют, и пригласить на этот собор восточных патриархов и всех русских архиереев.
По первому приглашению восточные патриархи не нашли возможным прибыть в Москву, а решили отвечать царю письменно. Но, не выслушав Никона, они не могли произнести никакого мнения по его делу, а потому в их грамоте речь идет не о Никоне, а вообще об отношениях патриарха к царю. Мнение восточных патриархов XVII века ничего не имеет общего с тем, что высказывали по этому же вопросу их предшественники XV века и более отдаленной древности. О послушании русского государя патриарху нет больше речи. Совершенно наоборот, в монархии признается одно верховное лицо, царь; он имеет право наказывать всех сопротивляющихся ему подданных, хотя бы кто из них занимал и самое высшее место в церкви. "Если патриарх дерзнет сопротивляться царю или изменять древние уставы, то да будет лишен своего достоинства". Но Нектарий Иерусалимский, подписавший это мнение вместе с другими митрополитами, нашел нужным послать царю грамоту от себя лично, в которой он передает содержание коллективной грамоты и историю ее составления, а в заключение советует царю покончить дело мирным путем и пригласить Никона возвратиться на патриарший престол.
"Помыслив о сем, — говорит иерусалимский патриарх, — миролюбивейший государь, последуй кротости Давида, восприими ревность по вере православной и постарайся со тщанием вновь возвести законнаго патриарха вашего на престол его... Если Никон говорит, что он отрекался не от престола, но от непокорных, то, очевидно, он обличает непокорность народа: покажите же к нему должное повиновение, как к строителю благодати... Он не подал письменнаго отречения своему собору, и ваше величество, ровно как и весь народ, не принимали этого отречения..."
Таким образом, идея повиновения светской власти духовной продолжает жить среди восточных патриархов и под игом турецкого рабства!
Блаженный Нектарий считает Никона законным патриархом и допускает мысль, что он мог отказаться от непокорных сынов, а не от патриаршества. Было о чем задуматься и в Москве.
Положение царя Алексея и по получении свитка четырех греческих патриархов оставалось затруднительным. Патриархи осуждают не Никона, а вообще патриарха, если он виновен. Но кто же будет решать вопрос о том, виновен Никон в нарушении древних уставов или нет, отрекся он от патриаршества или нет? Собор русских иерархов? Но собор русских иерархов, созванный Иваном Грозным, осудил митрополита Филиппа, а царю, Алексею Михайловичу, пришлось же принести покаяние и просить прощение за это деяние своего предшественника. Для успокоения возмущенной совести царя нужно было решение такого суда, члены которого не были бы ему подчинены, а этого нельзя было сказать о русских епископах. Нужны были восточные патриархи. К ним были посланы новые призывные грамоты, и на этот раз патриарший суд состоялся.
Этот суд был последним, но вместе с тем и величайшим актом унижения московской светской власти перед властью духовной — своей и чужой.
Кого судил московский Собор 1667 г.? Собор судил не вину только Никона, а распрю его с царем. На этом суде московский государь явился стороной: он то обвинял Никона, то сам оправдывался от его обвинений.
Царь был чрезвычайно возбужден во время суда. Он встал со своего места, как только явился Никон, и, обливаясь слезами, начал обвинять его в самовольном оставлении престола. Свое обвинение царь заключил просьбой,'обращенной к суду: допросить бывшего патриарха, для чего он патриаршеский престол оставил? По разрешении некоторых формальных вопросов суд исполнил желание обвинителя и спросил Никона: почему он оставил соборную церковь и паству свою и отрекся от патриаршества?
Никон отвечал, что князь Юрий Ромодановский прислал ему сказать, что государь на него гневен за то, что он пишется великим государем, и запрещает ему впредь так писаться, хотя прежде сам велел ему это. Слыша на себя гнев государев, он и оставил соборную церковь, сошел с престола и жил три дня в Воскресенском подворье, ожидая к себе присылки от государя. Но государь не прислал звать его на патриаршество, и тогда он уехал в Воскресенский монастырь.
При обсуждении предварительных вопросов государь хотя и сидел на особом царском месте, но вставал с него и лично служил суду. Суду потребовалось сыскное дело про дьякона Феодосия, и государь сам поднес это дело патриархам. Выслушав ответ Никона, государь снова сошел со своего места и стал посредине перед столом. Увидав это, поднялись и патриархи со своих мест, но царь им сказал:
"Мне следует теперь стоять, так как меня обвиняет отец мой, Никон. А вы сидите, как судии и преемники апостолов, и слушайте обвинения на меня и мои оправдания".
В чем же царь нашел нужным оправдываться перед духовным собором? В том, что, если он не дал немедленно, по письму Никона, обороны на окольничего, Богдана Матвеевича Хитрово, прибившего палкой патриаршего дворянина, то потому, что у него был у стола грузинский царь, и в ту пору сыскивать и оборону давать было некогда; и в том, что напрасно Никон говорит о его к нему гневе, у него не было гнева на патриарха.
Личными объяснениями царя судьи, однако, не удовольствовались, они нашли нужным произвести по этому предмету следствие и предложили митрополитам, архиепископам и епископам вопрос: какие были обиды Никону патриарху от государя?
Царь был так возбужден, что не был в состоянии дослушать, когда судьи исчерпают вопрос по первому его обвинению, и обратился к ним со вторым. Когда выяснилось, что царь желает передать дело Никона на суд восточных патриархов, Никон решил предупредить этот суд предварительным объяснением патриархам своего дела. С этой целью он написал к ним грамоты, которые заключали в себе многие укоризны против царя и даже обвинение его в неправославии. Хотя эти грамоты до патриархов не дошли, а были перехвачены и доставлены в Москву, но заключающиеся в них укоризны и обвинения произвели на царя такое подавляющее впечатление, что он не мог успокоиться до тех пор, пока патриархи не убедятся, что укоризны Никона несправедливы. Это и послужило основанием второго обвинения — в клевете в письмах к патриархам. Царь предоставил, однако, Никону exceptio veritatis. Обращаясь к патриархам, он говорил:
"Бывший патриарх Никон писал к вам, патриархам, многия на меня безчестия и укоризны... Допросите его, все ли он истину, без всякаго прилога, в грамотах своих писал..."
И в другой раз:
"Никон написал такия великия укоризны (о неправославии царя и наклонности его к латинству) ложно, забыв страх Божий, и тем... меня, государя, и весь Освященный собор и всех православных христиан русских от благочестивой веры и от благословения восточных патриархов отрек и к римскому костелу и вере причол и назвал всех еретиками. Если бы то письмо Никона дошло до вселенских патриархов, быть бы всем нам, православным христианам, под клятвою. И за то его ложное и затейливое письмо надобно всем стоять и умирать и от того очиститься".
Это новое обвинение дало другое направление делу. Стали читать грамоту Никона к цареградскому патриарху Дионисию и допрашивать Никона по пунктам, на каком основании написал он то или другое; царь представлял объяснения по каждому пункту. Например, Никон утверждал, что царь прислал судить его, патриарха, газского митрополита Паисия да боярина, князя Н.И.Одоевского, с товарищами; царь объяснил, что он послал их, но не для судака выговаривать Никону его неправды. В грамотах Никон утверждал, что в церковные степени ставят по повелению государя; царь отвечал, что на священные степени ставят, как бывало прежде, собором, а не по его указу. Никон обвинял царя в том, что из патриаршей казны он берет деньги на свои проторы, а из архиерейских и монастырских имений берет людей на службу, и деньги, и хлеб не милостиво. Государь оправдывался тем, что деньги из патриаршей казны были взяты взаймы, а не даром, и многое уже заплачено, а остальное будет заплачено; а со властей и с монастырей брались люди, и деньги, и хлеб, как брались и в прежние времена для государевой службы, и т.д.
В шестом заседании суда царь говорил патриархам:
"Приношу жалобу вместе с митрополитами, архиепископами и епископами и всем Освященным собором, с боярами, окольничими и со всем синклитом на Никона, бывшаго патриарха, что он, бранясь с митрополитом газским, в письме своем к цареградскому патриарху назвал меня и весь Освященный собор и всего моего царства людей еретиками... Разсудите нашу жалобу и очистите меня и освященный собор и всех православных христиан нашего царства от того Никонова названия".
"Окончив речь, государь поклонился патриархам, а за ним и весь собор и весь синклит поклонились патриархам до земли".
Так шел этот суд царя с бывшим патриархом, длившийся целых восемь дней. Никон был обвинен по первому пункту, т.е. признан сложившим с себя звание патриарха без всякого понуждения, а увлекаясь человеческою страстию и чувством мщения; по второму обвинению он признан виновным в том, что в грамотах своих писал, будто христианнейший самодержец Алексей Михайлович есть латиномудренник, мучитель, обидчик, Иеровоам и Озия. Кроме того, он был признан виновным еще в восьми винах и, между прочим, в том, что коварно не допускал быть на патриаршей кафедре иному патриарху, и государь, архиереи и синклит, понимая это лукавство, не осмеливались возвести на московский престол иного патриарха, да не будет разом два патриарха. Приговором собора патриарх Никон был низведен в звание простого монаха.
Столкновение царя Алексея с патриархом Никоном кончилось, но был ли этим разрешен вопрос об отношении светской власти к духовной в Московском государстве? Нисколько. И после Собора 1667 г. дело оставалось в том же неопределенном и опасном для светской власти положении, в каком оно было с момента принятия православия. Новый энергический патриарх, новый монах на престоле и порабощение светской власти духовною могло повториться под готовой уже формой "богоизбранной и богомудрой двоицы и сугубицы". Даже между судьями Никона нашлись два епископа, крутицкий митрополит Павел, блюститель патриаршего престола, и рязанский митрополит Илларион, отказавшиеся подписать окончательное определение суда потому, что в нем помещено было выражение из известного уже нам Свитка четырех восточных патриархов о подчинении патриарха царю. Они увидали в этом унижение духовной власти пред светской. Недовольные формой решения, они подали записки, в которых говорилось не только о превосходстве патриаршей власти над царской, но и о превосходстве вообще епископской власти над светской. Главным защитником светской власти снова выступил грек, Паисий Лигарид. Он говорил много и горячо о свойствах царской власти и доводы свои подкреплял ссылками не только на христианских писателей, но и на языческих. Царь был огорчен и встревожен этим протестом двух митрополитов. Чтобы успокоить его, они обратились к восточным патриархам с просьбой исходатайствовать им у государя прощение за высказанную смелость и противление. В своей просьбе они, между прочим, говорили патриархам:
"Вы находитесь под властью неверных агарян и если страдаете, то за ваше терпение и скорби да воздаст вам Господь. А мы, которых вы считаете счастливыми, как живущих в православном царстве, мы трикратно злополучны; мы терпим в своих епархиях всякаго рода притеснения и несправедливости от бояр, и хотя большею частию стараемся скрывать и терпеливо переносить эти неправды, но мы ужасаемся при мысли, что зло, с течением времен, может увеличиваться и возрастать, а особенно если будет утверждено за постоянное правило, что государство выше церкви. Мы вполне доверяем нашему доброму и благочестивейшему царю, Алексею Михайловичу, но мы опасаемся за будущее".
Паисий Лигарид снова составил длинное и красноречивое возражение. После новых и продолжительных прений патриархи предложили:
"Пусть будет заключением и результатом всего нашего спора мысль, что царь имеет преимущество в политических делах, а патриарх — в церковных".
Эту новую формулу Никоновской двоицы и сугубицы все приняли с удовольствием, рукоплескали и взывали: "Многия лета нашему победоносному государю! многия лета и вам, святейшие патриархи!" После этого митрополиты-протестанты подписали акт о низложении Никона, но не безусловно, а с оговоркой: "На извержение Никона, по священным правилам содеявшееся, подписал" (имя).
Никон не был одинок. Он и по падении имел сторонников и вызывал чувства восторга. Преосвященный Макарий приводит в своей "Истории" мнение о суде над Никоном одного из судей, епископа Черниговского, Лазаря Барановского. Этот свидетель всего события изумляется благодушию и кротости царя, осуждает Никона за упорство, говорит, что смирение одержало бы верх, и заключает так:
"Зрелище было изумительное для глаз и ужасное для слуха. Я страдал и издыхал от ударов, переносил ужасы и упал духом, когда погасло великое светило".
Вековой спор духовной власти со светской был разрешен у нас только Петром Великим.
1Сведения о деле Никона берем из "Истории русской церкви" Макария. Т. XII. С.360, 365, 371, 396, 399, 417, 418, 421, 425, 427, 429, 478, 705—709, 717, 724, 734, 745, 754—758.
<< Назад Вперёд>>
