§ 2. Н. Г. Чернышевский: преемственность и новизна идей
По меткому замечанию известного исследователя народничества В. Ф. Антонова, все творчество Н. Г. Чернышевского «пронизано идеей прогресса»1. Толкование им всеобщих законов развития основывалось на принципиальном утверждении о неразрывной связи природы и общества и преобразующей роли «деятеля истории - человека»2. Отправной точкой его концепции социального прогресса становилась констатация единства биологической и духовной составляющих человеческого бытия.
Антропологический принцип философии. Главным в жизни человека Чернышевский считал труд, а первостепенным фактором, обеспечивающим поступательное движение общества - техническое усовершенствование производства и характер трудовой деятельности. По мере улучшения орудий труда улучшается и качество произведенных продуктов, повышается квалификация производителя, «качества работника, исполняющего эти операции». Таким образом, производительный труд в определении прогресса человеческого общества становился базовой категорией, действующей «на человека с необходимостью физических законов»3.
Вместе с тем не только обеспечение физиологического существования людей влияет на общественное развитие. Чернышевский считал, что всеми поступками человека руководит его природный эгоизм, именно он побуждает все соизмерять расчетом, «велящим отказываться от меньшей выгоды или меньшего удовольствия для получения большей выгоды, большего удовольствия»4. И даже общество, достигшее высокой степени в технологии производства, неминуемо столкнется с проблемой баланса интересов его членов.
Таким образом, материальные потребности и собственный интерес индивидуума должны быть соотнесены с более общими понятиями. «Общечеловеческий интерес стоит выше выгод отдельной нации, общий интерес целой нации стоит выше выгод отдельного сословия, интерес многочисленного сословия выше выгод малочисленного», - так он определяет общественные приоритеты5.
В своем стремлении соединить индивидуальные и социальные начала Чернышевский прямо следовал рациональному подходу, свойственному Герцену: «...эгоизм и общественность - не добродетели и не пороки; это основные стихии жизни человеческой, без которой не было бы ни истории, ни развития»6. Но для обоснования тезиса о том, что все полезное для большинства членов общества также должно быть полезно и для отдельных его представителей, Чернышевский использовал идеалистическую категорию добра, свойственную философии европейского Просвещения. Под добром он понимал все то, что соответствовало социальному прогрессу, не противоречило и не приносило вреда общественным интересам.
Что есть прогресс? Соединение материалистического понимания основ существования человека с идеалистической категорией добра подталкивало к поискам универсального средства, способного примирить два разнохарактерных вектора прогресса. У Чернышевского это средство - сила разума: «...прогресс основывается на умственном развитии; коренная сторона его прямо и состоит в успехах и развитии знаний». Наука тем самым становилась высшим выражением поступательного движения к более совершенному общественному устройству: накопление и распространение знаний одновременно определяет как степень технического оснащения производства, так и интеллектуально-моральный облик людей. Как он писал по этому поводу: «...основная сила прогресса - наука, успехи прогресса соразмерны степени совершенства и степени распространения знаний. Вот что такое прогресс - результат знаний»7.
В этом утверждении также легко читается главная идея эпохи Просвещения - непоколебимая убежденность в том, что чем выше образованность людей, тем совершеннее общество, тем гуманнее отношения между его членами. Собственно, иллюзорные надежды на всесилие разума, науки, образования и определяли на протяжении всего XIX в. интеллектуальные поиски многих мыслителей Чернышевский в их ряду не был исключением. Вопрос заключается в уровне творческого осмысления наследия предшественников. И если Герцен в своем понимании прогресса шел путем критического восприятия французского просветительства и немецкой философии, то Чернышевский был в гораздо большей степени зависим от западноевропейских теорий.
Идеи эпохи Просвещения привлекали его обоснованием непрерывности развития цивилизации, эволюционного и постепенного движения на основе накопления и распространения знаний. У Чернышевского «прогресс - просто закон нарастания». Его суть состоит в том, что каждая историческая эпоха оставляет наследие, с помощью которого можно или повторить в новых условиях аналогичный процесс, или, опираясь на накопленный опыт, «начать новый процесс высшего порядка»8.
Личный, общественный интерес и западноевропейский социализм. Попытка соединения объективных материальных основ существования человека и идеалистических представлений возвращали Чернышевского к проблеме трудовой (экономической) деятельности человека и общества. По его мысли, хотя «личный интерес есть главный двигатель производства», он непременно должен быть дополнен другими качествами, которыми «отстранялись бы невыгоды прежнего одностороннего идеала». Их Чернышевский находил в идее «о союзе и братстве между людьми», впервые высказанной в утопических учениях Р. Оуэна, А. Сен-Симона, Ш. Фурье9.
Но эти первые проявления новых общественных стремлений имели «характер энтузиазма, мечтательности», более походили на поэзию, чем на серьезную науку10. Такой подход не удовлетворял Чернышевского. Его идеалом было сочетание личного интереса работника с владением вещью, «которая выходит из его рук». «Труд должен быть единственным владельцем производимых ценностей», - так звучало экономическое обоснование будущего социалистического устройства. Земля, фабрики, заводы - все должно перейти в общественную собственность, стать общим достоянием трудящихся. В результате коллективного производства его эффективность значительно возрастет, «каждая пробужденная потребность будет удовлетворяться досыта», а труд превратится «в легкое и приятное удовлетворение физиологической потребности»11.
Чернышевскому казалось, что сочетание объективного элемента трудовой деятельности с разумным устройством хозяйственных и распределительных отношений позволяет утопическому социализму приобрести необходимые характеристики закономерного общественного развития, высшей ступени социальной эволюции. Тем самым прогресс приобретал целевую направленность в восхождении от первоначальной неразвитой формы общественной жизни к ее совершенному и гармоничному устройству.
Представления Чернышевского об этапах развития человечества перекликались со взглядами Сен-Симона. Он по-своему препарировал деление французским мыслителем истории на органические и критические периоды и стремился доказать, что «человечество идет к учреждению всеобщей ассоциации, основанной на любви»12. А фундаментальное доказательство универсальности общего движения человечества к социализму Чернышевский в очередной раз находил в философии Гегеля.
Универсализм исторических законов и морально-этический императив. Во взглядах Чернышевского на этапы (фазисы) эволюции общества в полной мере присутствуют как свойственное его концепции прогресса стремление соединить объективные закономерности существования человека с субъективными элементами его деятельности, так и попытка доказать универсальный характер истории. Идеи эпохи Просвещения в сочетании с философией Фейербаха, Гегеля и учениями западноевропейских социалистов-утопистов порождали убеждение в том, что «все народы в одно и то же или в разное время прошли один и тот же путь развития»13. Цикличность эволюционного процесса получала конкретное воплощение в смене этапа «первобытного состояния» (начало) «цивилизацией классического мира», капитализмом (усиленное развитие) и социализмом (высший этап). Как критика капиталистического общества, так и обоснование наступления нового (социалистического) этапа имели в значительной мере общее морально-этическое содержание. И здесь взгляды Чернышевского впервые сближались с позицией Герцена. Они расходились в теоретическом обосновании идеи прогресса общества, по-разному интерпретировали открытия западноевропейской философской мысли. Герцен большее внимание уделял альтернативности истории, Чернышевский настаивал на универсальности законов социальной эволюции. Само же социалистическое будущее человечества ни у одного, ни у другого не вызывало сомнений. И хотя Чернышевский пытался использовать для обоснования закономерности социалистического этапа «экономические» аргументы, они были весьма уязвимы и утопичны. В то же время моральное неприятие капиталистической эксплуатации и желание предотвратить или смягчить социальные последствия рыночной экономики - эмоционально ярко выражены и субъективно объяснимы.
Способы общественных преобразований. В неменьшей мере близость взглядов Герцена и Чернышевского наблюдается и в определении способов общественных преобразований. Процесс эволюции далеко не бесконфликтен. Все новое и прогрессивное пробивает себе дорогу в борьбе с отжившим и сопротивляющимся старым. Но в социальной жизни длительный и постепенный процесс эволюции в значительной степени зависит и от тех средств, которые используются для осуществления прогрессивных начинаний. Мировая история, констатировал Чернышевский, была полна сведениями о кровавых завоеваниях, революционных потрясениях, политических переворотах, реформах; по своей сути они представляли собой варианты насильственных и ненасильственных способов преобразований. Их использование определялось в конечном итоге готовностью общества к назревшим изменениям и степенью сопротивления уже переживших свое время идей и порядков. Устаревшая форма общественного устройства чаще всего держится силой традиции, но как только в сознании людей прочно закрепляется идея о ее бесплодности и вредности, участь прежних «понятий и учреждений» предрешена.
Вся логика рассуждений Чернышевского свидетельствует о том, что наиболее приемлемым средством преобразований ему представлялось ненасильственное и постепенное накопление количественных изменений, которые в конечном итоге привели бы к качественному преобразованию существовавшего общества. «Реформа - главное орудие прогресса», - так можно в целом охарактеризовать его представления об эволюционно-поступательном развитии цивилизации. Это, конечно, не означает, что Чернышевский отвергал революции как закономерный факт мировой истории. Свидетель революционных выступлений в Европе, он осознавал их значение и влияние на ход мировых событий. Но опыт конца XVIII-XIX вв. наглядно продемонстрировал, что, во-первых, политические перевороты не полностью разрешали накопившиеся проблемы и отнюдь не всегда приводили к установлению «порядка дел, сообразного с новыми потребностями общества»; во-вторых, революции - это и «безрассудные меры», и «кровавые восстания», и «уличные смуты». Цена «изменения гражданского быта» могла оказаться непомерно высокой и оплаченной жертвами ни в чем не повинных людей. Как и Герцен, Чернышевский задумывался над целесообразностью и правомерностью использования насильственных методов. Он предупреждал, что нельзя предаваться их идеализации.
Личность и масса. Ключ к решению проблемы использования насильственных и ненасильственных средств преобразования общества лежал, по его мнению, в рациональном постижении общественных законов и целенаправленном их использовании. А центральным вопросом становился вопрос о взаимодействии личности и масс в историческом процессе. Роль народа в социальном прогрессе, по словам Чернышевского, огромна. В конечном итоге судьба человечества зависела не от гения либо выдающегося государственного, политического деятеля, а от совокупных усилий «людей простых и честных, темных и скромных». Трудом народа создаются материальные блага, его умственное и нравственное развитие определяет общий уровень гуманности и цивилизованности общества14.
Однако подавляющая масса населения «привыкла жить рутиной, привыкла быть апатична, привыкла доверять господствующим над ней людям». Приверженность традиции, отсутствие «непоколебимых и ясных политических убеждений» неоднократно делали народ игрушкой в руках реакционеров. Народ еще нем и темен, он не способен разумно и целенаправленно влиять на ход мировой истории15. Для того, чтобы народ в полной мере осознал и проявил свои силы, необходимо силой просвещения пробудить в нем человеческое достоинство, развить природный ум, дать возможность реализовать его разнообразные и недюжинные способности.
Как и Герцен, Чернышевский отводил роль инициатора побудительного толчка образованной части общества. Выдающиеся личности должны были стать наставниками и руководителями основной массы населения в усвоении главных ценностей цивилизации - науки и образования. Чем больше простого народа будет приобщено к культуре, чем более просвещенной станет основная масса населения, тем быстрее пойдет развитие общества, тем совершеннее станет его устройство. И все же этот процесс не обещал завершиться в скором будущем. Подхлестывать эволюционное и постепенное движение по пути прогресса было крайне опасно.
Констатируя сходство взглядов Герцена и Чернышевского в определении роли и значения интеллектуальной элиты общества, вместе с тем необходимо отметить факт различной акцентировки, содержащейся в их работах. Чернышевский в этом частном вопросе испытывал значительное влияние Гегеля, согласно которому деятельность человека прямо вытекает из объективного бытия. Свобода личности проявляется в постижении законообусловленности прогресса и подчинении разумной необходимости. Тем самым человек оказывался зависим от общества. Универсализм и телеологичность, преобладавшие в понимании Чернышевским общественной эволюции, приводили к механистическому прочтению роли личности, которая оценивалась лишь как выразительница и служительница времени. «Нельзя найти в истории ни одного случая, в котором не явились бы на первый план люди, соответствующие характеру обстоятельств» (выделено нами. - В. З.)16.
Здесь Чернышевский прямо расходился с Герценом, для которого «подчинение личности обществу, народу, человечеству, идее - продолжение человеческих жертвоприношений»17. Утилитаризм и предопределенность деятельности людей претила его пониманию прогресса, главным критерием которого было освобождение человека, а различные этапы эволюции общества (в том числе и социализм) выражали степень раскрепощения личности и обретенной свободы. И если Герцен своим творчеством восставал против «механистической» заданности эволюции, подавляющей инициативу личности, то для Чернышевского понимание «механики» целенаправленной эволюции служило источником социального оптимизма.
Причины расхождений между Герценом и Чернышевским в вопросе о роли и значении личности в истории, как и в целом их близкое, но не во всем совпадающее толкование прогресса, следует искать в степени критического восприятия наследия западноевропейской общественной мысли и выработки собственной концепции социальной эволюции. Мятущийся, все подвергающий сомнению герценовский ум не терпел диктата чужого знания и требовал выявления идейных противоречий, создающих дисгармонию философских и социальных учений. Чернышевский - в большей степени систематизатор, пытающийся совместить порой разноречивые по своему содержанию взгляды. Их расхождения в основном затрагивали проблемы универсальности и альтернативности истории, целевой направленности и содержательной стороны прогресса. И Герцен, и Чернышевский - социалисты, отстаивающие мирный, ненасильственный путь общественной эволюции. Но если первый обращал главное внимание на социальные и политические аспекты, то второй пытался использовать для обоснования справедливого устройства общества экономические выкладки западноевропейских социалистов. В сочетании со значительным влиянием идей эпохи Просвещения это создавало теорию, в которой причудливо переплетались рационализм и утопизм, идеалистическое понимание всеобщности законов развития и материалистическая интерпретация основ существования человека.
Россия и мир. Такое понимание прогресса наложило свой отпечаток на представления Чернышевского о месте России в мировой истории, ее будущем, о характере взаимоотношений интеллигенции и народа в жизни страны и общества. Не будучи профессиональным историком, он обращался с историческими фактами как публицист и политический деятель, который главную свою цель видит в доказательстве правильности избранной позиции, а сведения, почерпнутые из наследия прошлого, служат лишь аргументами в споре с оппонентами и противниками.
Для Чернышевского центральной стала мысль о зависимости русской истории от общих законов развития человеческого общества. В его интерпретации она звучала следующим образом: «Русская история понятна только в связи с всеобщей историей; объясняется ею, и представляет только видоизменения тех же самых сил и явлений, о каких рассказывается во всеобщей истории»18. Вместе с тем характер развития России имел свои особенности, к числу которых Чернышевский относил обширность территории, внешний фактор, влияние государственной власти.
Общее и особенное в судьбе России. Разбросанность владений, наличие значительного числа «пустошей», разделявших немногочисленные группы народа, привели Древнюю Русь к распаду на уделы с усилением власти местных князей. Могущество державы было подорвано. Вторжение татар закрепило раздробленность. Но постепенно, с ослаблением татарского ига и ростом населения, «русский народ получил некоторую свободу», проникся «сознанием единства», что стало главной причиной образования независимого государства. Однако централизаторские тенденции имели, по Чернышевскому, как положительные, так и отрицательные стороны. Объединение ранее разрозненных территорий соединяло народ в единое целое, способствовало развитию земледелия, ремесел и торговли. Но сама форма объединения привела к расширению власти центра и сокращению прав местного управления. Усиление административного диктата, введение наместничества привели к возрастанию произвола, взяточничества, господству бюрократического аппарата19.
Государственная власть в России стала главенствующей силой, заботившейся преимущественно о собственных интересах. Их призвана была защитить армия ненасытного и алчного чиновничества. Менялись цари и правители, но неизменным оставался порядок жизни, «при котором не существует неприкосновенности никаких прав, при котором не ограждены от произвола ни личность, ни труд, ни собственность <...> Там господствует исключительно насилие. Кто сильнее, тот безнаказанно делает над слабейшим все, что только угодно». Такой порядок Чернышевский называл азиатством, добавляя, что он рождает самодурство правителя и полную беззащитность и зависимость подданного20.
В России худшие черты азиатства воплотились в крепостничестве. Абсолютная зависимость от земельного собственника, отсутствие элементарных человеческих прав воспитывали у народа такие черты национального характера, которые были выгодны государству и господствующим классам: «...долготерпение, переносливость к лишениям^ обидам] и всяким невзгодам». Этих качеств, может быть, и было достаточно в минуты трудных испытаний, неоднократно выпадавших на долю России, но подневольный малопроизводительный труд был неприемлем для роста богатства нации и продвижения ее по пути прогресса. В целом Чернышевский видел в крепостном праве «корень <...> почти всех <...> бедствий и недостатков»21.
Результатом такого порядка становилась «непривычка частных людей к инициативе», «изумительная апатия» и приверженность рутине. Лишившись поддержки деятельной части населения, государство осталось один на один со своими проблемами, и, как свидетельствовала история, бюрократическая система оказалась неспособной к самореформированию. Для Чернышевского было очевидным, что именно господствующая система власти не позволила стране добиться больших успехов в деле прогресса. В середине XIX в. русское общество находилось лишь на переходной стадии от феодализма к капитализму и отставало от передового Запада.
В Европе Чернышевского привлекали динамизм развития, постепенное движение к усовершенствованию общественной организации. Не менее привлекательной чертой была и свобода личности. Однако, приветствуя достижения европейских народов в области политических свобод и юридических гарантий независимости, Чернышевский не принимал экономического подавления человека, превращения его в бессловесный придаток машины, выступал против появления «язвы пролетариатства». По его оценке, западноевропейский вариант эволюции не обеспечивал «материальной стороны быта», а его общественная форма не соответствовала магистральному направлению прогресса22.
Свобода и социализм. Как и Герцен, Чернышевский сталкивался с тем же «проклятым» вопросом: свободы нет ни на Западе, ни на Востоке. В России - безынициативность, рутина, господство государства, в Европе - несоответствие общественного устройства насущным потребностям личности. Где выход из тупика?
По мнению Чернышевского, переходный этап от феодализма к капитализму при существовании более развитых государств предоставлял России уникальную возможность выбора - следовать ли путем западноевропейских народов или попытаться миновать этот этап мировой истории. Капитализм нес преобразования как в характере «деятельности производящих классов», так и в быту всего населения. Развитие транспорта должно было сказаться на интенсивности торговых операций, ускорить накопление капиталов и их «приложение» к производству. Капитализм в сельском хозяйстве неминуемо обернется потерей земли для большинства крестьян, превращением их «в безземельных бобылей» и появлением фермерских хозяйств, построенных по фабричному образцу эксплуатации23. Такой вариант развития событий был реален, но и связан с повторением уже хорошо известных в Европе явлений конкуренции и кризисов производства, обнищания и безработицы населения в социальной сфере, т. е. именно тех черт западной цивилизации, которые были неприемлемы для Чернышевского. Поэтому вполне резонно было его сомнение в правомерности следования европейским образцам. Чернышевский однозначно настаивал на социалистическом варианте эволюции.
Община и ассоциация. Во взглядах Чернышевского по этому вопросу явно просматриваются различия, характерные для второй половины 1850-х и начала 1860-х гг. В первый из указанных периодов Чернышевский считал, что по сравнению с европейскими экономическими порядками Россия сумела сохранить земельную общину в сельскохозяйственном производстве. Первое неоспоримое ее преимущество перед капиталистическим производством - в том, что она «обеспечивает огромному большинству поселян пользование землей» и тем самым «предотвращает излишнее неравенство состояний между членами общины». В отличие от фермерского хозяйства землевладельцы не обращаются в наемных работников. Только этих выгод, по словам Чернышевского, «совершенно достаточно для предпочтения общинного владения всякому другому». В русских общинах, где практикуется продолжительное пользование надельной землей или даже отсутствуют ее переделы, возможно применение новейшей технологии обработки почвы и повышения ее плодородия24.
Общинная форма была крайне выгодна в юридическом и административном отношениях. Споры, возникающие между членами общины, не так часты, как у собственников, разрешаются гораздо быстрее, проще и без вмешательства государственных чиновников и полицейского надзора. Самостоятельность русских крестьян в юридических вопросах воспитывает в них «привычки к энергической деятельности» и ставит преграду бюрократическому вмешательству в их жизнь. Как казалось Чернышевскому, «с теоретической точки, преимущество общинного владения доказано неоспоримо» и именно такую форму собственности «должны иметь поземельные отношения при достижении высокого развития»25.
Перед Россией открывалась возможность миновать «кровавые муки капитализма», используя задатки коллективного производства, сохранившиеся в общине. Этот «переход в будущность» весьма длителен и связан с постоянной борьбой социалистических и капиталистических начал. К тому же он должен произойти только вместе с Европой, не опережая общего хода мировой истории, но и не отставая от него. Влияние и помощь Запада были столь же необходимы, как и развитие национальных особенных свойств. Общинное владение - всего лишь зародыш будущего строя.
Однако увлечение Чернышевского общиной продлилось очень недолго. Уже в начале 1860-х гг. он критически пересмысливает собственные взгляды. Согласно его рассуждениям, община - лишь элемент, облегчающий само продвижение к социализму, но далеко не гарантирующий его реализации на практике. К тому же формы социалистической организации труда многообразны. В их числе - различные ассоциации, товарищества, распространенные, кстати, именно на Западе и воплощавшие в себе идеалы социализма в гораздо большей степени, чем община. В них уже не только осуществляется совместное владение землей, но и организовано коллективное производство, регулируемое «надобностью собственного потребления», и рациональное распределение продуктов труда. Расчетливое ведение хозяйства позволяет не только обеспечить необходимый прожиточный минимум, покрыть все производственные издержки, но и накопить значительную денежную сумму, которая «пойдет в дивиденд всем членам товарищества, каждому по числу его рабочих дней»26.
В процессе углубления своих представлений о социалистическом будущем России Чернышевский все больше склонялся к идее универсальности форм, используемых в Европе. Значение общины как основы прогрессивных преобразований падало, ее место постепенно замещалось кооперативными принципами ведения хозяйства. Герцен имел основание отнести подобные взгляды, хотя и представленные «с огромным талантом и пониманием», к теориям «западного социализма». Расхождения между родоначальниками народничества касались содержательной стороны «русского социализма». Герцен под этим термином понимал социализм «земли и крестьянского быта». Чернышевский ориентировался в 1860-е гг. на городскую среду, которая состояла, по герценовской оценке, «исключительно из работников умственного движения, из пролетариата, интеллигенции, из “способностей”»27.
Просветительство, интеллигенция и народ. Ориентируясь не на деревню, а на город, Чернышевский в нем находил проводников своих идей. Он соглашался с Герценом в необходимости для России «индивидуальной самостоятельности», также видел пропасть между интеллигенцией и темной, непросвещенной массой населения. Преодолеть ее можно было кропотливой и целенаправленной работой. Первый шаг в сближении образованных и «дюжинных» людей - в понимании «народного сознания». Второй шаг - просвещение народа. Это «дело долгое и трудное», время его настанет, «но не завтра и не послезавтра». И, наконец, третий шаг - ликвидация русского азиатства. Все три шага должны были привести Россию к европейскому уровню цивилизации28.
Просвещением догнать других - так звучит основная задача российской интеллигенции. В этой формуле нет и намека на насильственные способы преобразования общественного строя. Длительный подготовительный период нужен стране, ранее погрязшей в азиатстве, чтобы овладеть достижениями цивилизации, просветить основную массу народа, а только затем двигаться вперед по пути прогресса. Напротив, решительные, но необдуманные действия могут привести к тому, что «возбужденное чувство, не имея возможности устремиться к правильной цели, выразилось бы горячими действиями для достижения целей неправильных». Народу необходим надежный и верный поводырь, который мог бы подсказать правильный путь и повести по нему. В противном случае эту обязанность может возложить на себя «первый встречный плутоватый самодур», воспользовавшийся забитостью и темнотой народа, его неумением рассуждать. И чем плутоватей будет он, тем «гуще повалит за ним толпа <...> желающих прожить чужим умом и под чужой волей, хотя бы самодурной». Другая опасность коренилась в невежестве, предрассудках и слепой ненависти народа «ко всем отказавшимся от его диких привычек. Он не делает никакой разницы между людьми, носящими немецкое платье; с ними со всеми он стал бы поступать одинаково. Он не пощадит и нашей науки, нашей поэзии, наших искусств; он станет уничтожать всю нашу цивилизацию»29.
Чернышевский боялся необдуманных и стихийных выступлений. Главной задачей в жизни страны он считал освобождение крестьян с землей без выкупа. Действия правительства в конце 1850-х гг., направленные на отмену крепостного права, Чернышевский первоначально приветствовал как факты «всемирно-исторического значения». Но впоследствии, убедившись в непоследовательности, половинчатости решения крестьянского вопроса, неоднократно критиковал избранный вариант освобождения и призывал изменить его основные положения «для отклонения смут».
Среди других неотложных мер Чернышевский особенно выделял ликвидацию «дурного управления», реформирование государственного аппарата и судебной власти. В целом предлагаемую им программу можно назвать программой демократизации России, программой привлечения наиболее активной и просвещенной части населения к деятельному участию в преобразовании страны. Благодаря свободе слова, печати, собраний можно было бы преодолеть инерционную силу бюрократии, придать новый импульс реформаторскому процессу.
Конечная цель преобразований виделась Чернышевскому в установлении конституционного порядка, когда власти закона подчинялось бы все население страны и им же определялись основные черты общественной и государственной деятельности: «ответственность министров, вотирование бюджета, суд присяжных, свобода печати, уничтожение сословных привилегий, самоуправление по областям и общинным делам»30.
Но путь к такому устройству нелегок и тернист. Установление конституционного порядка зависит от кропотливого труда, пропаганды «партии просвещенных людей», составляющих «мирную оппозицию» власти и требующих «не октроирования конституции, а созыва депутатов для свободного ее составления». Действовать нужно крайне осторожно, чтобы не вызвать подозрительной настороженности властей и необузданного бунта уставшего ждать подлинной воли народа. На первых порах можно было ограничиться подготовкой общественного сознания к подаче адреса государю, затем - начать собирать подписи. И лишь когда «настанет срок», подготовленные требования будут представлены «спокойно, торжественно, с непреодолимою силою, перед которою робко преклонится правительство»31.
Чернышевского абсолютно не смущало, что обращаться придется к российскому императору, который навряд ли благосклонно отнесется к поднесенному адресу. Он был убежден, что опасность национальной смуты заставит главу государства согласиться на введение конституции. Хотя династия и «будет потом стараться взять назад свои уступки», но и «партия просвещенных людей» может изменить свои требования. Он и сам в тактических соображениях допускал возможность сохранения на определенный срок прежней системы правления, если «нынешний государь откажется от произвола». В конечном итоге, по его словам, «истинно конституционная монархия мало отличается от республики»32.
Убежденность Чернышевского в необходимости ненасильственного реформирования России заставляла его, как и Герцена, неоднократно обращаться к Александру II с призывами силой власти и правительства, опирающихся «на свободную волю нации», совершить необходимые преобразования. В противном случае Россия подвергнется страшному перевороту, и все достижения цивилизации будут уничтожены в огне крестьянского бунта. Разрушение или прогресс - так можно определить еще один принцип взаимоотношения интеллигенции с основной массой населения.
При сопоставлении программы преобразований Чернышевского со взглядами Герцена можно констатировать совпадение их позиций по всем основным вопросам: в равной мере им свойственно стремление политическими средствами преодолеть кризисное состояние России и призвать к активной деятельности просвещенное меньшинство страны. Отрицание и неприятие кровавых последствий радикализма в полный голос звучит со страниц их работ. А апелляция к разуму царствующего монарха у Чернышевского напоминает аргументы Герцена. Расхождения между ними наблюдаются лишь в определении состава интеллектуальной элиты страны.
Если Герцен склонен был высоко оценивать идейный потенциал дворянской интеллигенции, опирающейся на наследие 1840-х гг., то Чернышевский весьма критически относился к «лишним людям». Для него сила будущих преобразований заключалась в «новых людях», более близких к народу, чутко относящихся к его настроению и способных оказать на него благотворное влияние. Таких личностей он находил во всех слоях населения. Чернышевский почувствовал и предугадал появление нового поколения интеллигенции - разночинцев, которые были вызваны к деятельной жизни произошедшими в стране изменениями, но одновременно определяли характер будущих изменений. В них он видел проводников идеи прогресса и наделял их качествами, которых не было у предшественников. И если Герцена настораживал радикализм молодежи, то Чернышевский подчеркивал другие ее качества - рационализм и практичность, высокую мораль и готовность к самопожертвованию. В целом, несмотря на различия в понимании содержательной стороны социализма, расхождения в оценках состава «просвещенного меньшинства» страны, конкретные проекты родоначальников народничества совпадали. В них содержался мощный заряд антикрепостнических идей, стремление к демократическому преобразованию общества.
Предварительные итоги. Труды Герцена и Чернышевского заложили основы русского народничества. Отталкиваясь в формировании собственного мировоззрения от западноевропейских идей эпохи Просвещения, немецкой философии и утопических теорий социализма, они, каждый по-своему, переосмысливали интеллектуальное наследие предшественников и современные открытия. В значительной степени восприятие достижений общественной мысли проходило через противопоставление и сопоставление основных понятий: социальный прогресс и человек, личность и общество, Россия и Запад, революция и реформа, капитализм и социализм, интеллигенция и народ. В общетеоретическом смысле это позволяло ставить новые проблемы, расширяло границы творческого поиска, ускоряло процесс самоидентификации отечественной интеллигенции. Но одновременно такой подход лишал рождающуюся доктрину целостности, создавал возможность различной интерпретации обозначенных проблем.
Созданный Герценом и Чернышевским идеал общественного устройства стал ответом на развитие капиталистических отношений в Европе и на начавшийся процесс модернизации России. Стремление не допустить подавления человека грядущей мощью машинной цивилизации, обеспечить ему возможность для всестороннего раскрытия заложенных способностей послужило основной идеей народнической доктрины. А социализм и реформаторство - его конкретным выражением. Родоначальники народничества были противниками насилия и склонялись к использованию мирных путей перехода к новому обществу. В русских условиях наиболее приемлемой формой социалистического переустройства, по мнению Герцена, могла стать крестьянская община. Чернышевский придерживался несколько иных взглядов, акцентируя внимание на кооперативном принципе трудовых ассоциаций, получивших широкое распространение на Западе. Вместе с тем в определении главенствующей роли русской интеллигенции в грядущих преобразованиях общества их позиции совпадали.
Без всякого сомнения, в теоретических конструкциях Герцена и Чернышевского содержалась значительная доля утопизма - утопизма требований, предъявляемых передовой интеллигенции, утопизма надежд, возлагавшихся на русскую общину, утопизма веры в социалистические потенции народа. В какой-то мере создав идеал будущего устройства, определив его контуры, основоположники народничества не смогли ответить на вопрос о путях достижения поставленных целей. Как и о первых социалистах в Западной Европе, о них можно сказать словами самого Герцена, что «скорее пророки, чем организаторы, они оставались на верном пути в своих неопределенных стремлениях и запутывались в их применении и их последствиях»33.
Наиболее реальной и содержательной стороной взглядов родоначальников народничества следует признать их конкретные планы реформирования государственных и административных институтов, ликвидации крепостного права, сковывающего духовные, интеллектуальные и экономические силы народа, демократизации общественной жизни, установления конституционного порядка и обеспечения участия в политической деятельности всего населения страны. Такая программа объективно была направлена на постепенное и последовательное приобщение к мировой цивилизации, развитие самосознания и сплочения нации. Однако понимание народного мировоззрения не шло дальше утверждения о потенциальных силах трудовой части населения, под которой понималось крестьянство, отличавшееся от западноевропейского пролетариата сохранностью общинной организации. И Герцен, и Чернышевский не исключали, что при определенных социально-экономических трансформациях этот элемент традиционного народного быта мог превратиться в зародыш справедливого общественного устройства.
1 Антонов В. Ф. Историческая концепция Н. Г. Чернышевского. М., 1983. С. 28.
2 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч.: В 16 т. М., 1939-1953. T. VI. С. 13.
3 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. T. IX. С. 219,338.
4 Там же. T. VII. С. 285.
5 Там же. С. 286.
6 Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954-1965. T. III. С. 119. T. VI. С. 130.
7 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. T. VII. С. 645.
8 Антонов В. Ф. Историческая концепция Н. Г. Чернышевского. С. 31.
9 ЧернышевскийН. Г. Полн. собр. соч. T. V. С. 578. T. VII. С. 18. T. IV. С. 729.
10 Там же. T. VII. С. 156.
11 Там же. T. VII. С. 19,38. T. IV. С. 739. T. V. С. 609.
12 Там же. T. VII. С. 159,165
13 Антонов В. Ф. Историческая концепция Н. Г. Чернышевского. С. 43.
14 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. T. V. С. 597. T. V. С. 176. T. III. С. 547. Т. IX. С. 66.
15 Там же. T. VII. С. 155, 618. T. V. С. 44. T. VI. С. 370.
16 Там же. T. VII. С. 888.
17 Герцен A. И. Собр. соч. T. IV. С. 125-126.
18 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. T. VII. С. 268.
19 Там же. T. VII. С. 703,947. T. III. С. 571, 574,575.
20 Там же. T. V. С. 700.
21 Там же. T. V. С. 708, 694-695, 90.
22 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. T. IV. С. 727, 728,730. T. VII. С. 477.
23 Там же. T. IV. С. 304. T. XIV. С. 348. T. V. С. 153.
24 Там же. T. IV. С. 313. T. VII. С. 123.
25 Там же. T. V. С. 615, 616, 618,378. T. XIV. С. 348.
26 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. T. VII. С. 55, 62.
27 Герцен Л. И. Собр. соч. T. XIX. С. 193,194.
28 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. T. VII. С. 616,889. T. V. С. 700. T. VII. С. 616-617.
29 Там же. T. VII. С. 882. T. X. С. 92.
30 Чернышевский Я. Г. Письма без адреса. М., 1983. С. 309.
31 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. T. V. С. 653. T. X. С. 97; Он же.
Письма без адреса... С. 313, 309,312.
32 Чернышевский Н. Г. Письма без адреса... С. 312, 311.
33 Герцен А. И. Собр. соч. T. V. С. 428.
<< Назад Вперёд>>
