Русские масоны. От Романовых до Березовского

Из Англии в Россию. Дворянские группировки. Вокруг цесаревича. Системы, послушания, обряды. Екатерина II против Калиостро.
Потаенные ходы мартинистов. Гонения на просветителей.
Отступление критиков самовластья.
Прекращение зодческих работ

Россия оказалась в числе первых государств, где объявились братства «вольных каменщиков». Сопутствующие легенды уходят корнями к посещению Петром Великим Англии в составе знаменитого посольства под номинальным руководством царского друга Лефорта (1698 г.). Монарх встречался там с королем и многими учеными, но якобы узнал о существовании еще не оформленного масонства у архитектора собора Св. Павла К. Рейна, а по возвращении на родину будто бы основал в Москве ложу. Ее досточтимым мастером считают Лефорта, главным надзирателем генерала П. Гордона и младшим надзирателем самого Петра. Существует предание и о тайном «Обществе Нептуна» во главе с тем же Лефортом при Московской школе математики и навигации при участии царских приближенных Ф. Прокоповича, Меншикова, Черкасского, Апраксина, Голицына, наряду с генералом Дж. Брюсом и приглашенным в школу директором, известным математиком Фервардсоном¹.
Апокрифичность легенд самоочевидна. Ведь в период пребывания Петра I на Альбионе там существовало лишь несколько разрозненных лож без наличия единого центра, почти не пользующихся известностью. Поскольку религиозно-нравственные вопросы не волновали молодого самодержца, трудно представить его интерес к братствам, тем более проявление инициативы в создании первой аналогичной у нас. Весьма правдоподобно звучит мнение современного британского историка о том, что приведенный рассказ следует отнести к появлению в более позднее время, когда адепты распевали в ложах «Песнь Петру Великому» Державина и вспоминали о нем². Вообще же масоны любят повсеместно ссылаться на древность происхождения своего Ордена в связи с именами знаменитостей.

На деле первые достоверные сведения о наших масонах относятся к первой трети XVIII в., моменту обострения трений между аристократией и средним дворянством в высших эшелонах власти, что предопределило и ход важных политических событий, прежде всего дворцовых переворотов. С наибольшей выпуклостью трения проявились после внезапной смерти 18 января 1730 г. несовершеннолетнего Петра II. В протоколах Великой Ложи Англии сохранилась красноречивая запись о назначении 24 января 1731 г. великим провинциальным мастером для России и Германии (совокупности немецких земель) капитана Джона Филипса³. Значит, ложи масонов существовали там ранее, по меньшей мере, в 1730 г. В пользу такого вывода говорит и немаловажный факт, оставленный без внимания исследователями. В записках испанского посла в России герцога Лирийского говорится о получении в феврале 1728 г. указания шефов испросить согласия наших властей о принятии на царскую службу Дж. Кейта, брата наследственного маршала Шотландии. Он, дескать, уже девять лет находится на Пиренеях в чине полковника без командования собственной частью, как не исповедующий католицизм. Ход, по всей вероятности, был заранее продуман, а ссылка на религиозный повод вряд ли состоятельна. Ведь столь практичные иностранцы не поехали бы в чужую страну без предварительного ознакомления с тамошними особенностями, он же отважился на это. Так или иначе, Петр II быстро распорядился принять чужеземца с «чином и жалованьем генерал-майора»⁴. По прибытии в Россию тот стал в 1732 г. управлять одной столичной ложей, имя же Филипса в анналах не сохранилось. Кейт фигурирует в застольных масонских песнях XVIII в. в качестве основателя братств Ордена. Под конец жизни бравый вояка переметнулся на прусскую службу. Но примерно в 1740 г. был назначен великим провинциальным мастером уже одной России, двоюродный же его брат управлял Великой Ложей Англии⁵.
О первом десятилетии существования отечественного масонства можно отчасти судить по проповедям дворцовых духовников Антонского, Флоринского, Мациевича и других после воцарения Елизаветы Петровны в ходе очередного государственного переворота в ноябре 1741 г. Почти в идентичных выражениях они бичевали «скотоподобных, безбожных атеистов, еретиков, отступников, раскольников, армян», выступали против «нрава и ума епикурейского и фреймасонского⁶», т.е. почти в духе известной панской энциклики 1738 г. Очевидно, дети Вдовы из россиян работали скрытно, имена их остались неизвестными. «Масонство имело большое практическое значение для этих иностранцев. Масонские дипломы служили отличными паспортами для проникновения в среду петербургской иностранной колонии. С помощью своего диплома приезжий, не имея специальных знакомств, всегда мог рассчитывать, что для него раскроются двери — сперва пришлых негоциантов, а благодаря им — русских купцов и вельмож»⁷.

Однако достоверные сведения на сей счет появились лишь в 1747 г., когда на допросе в Тайной канцелярии племянник крупного вельможи, адмирала Н.Ф. Головина, молодой граф Н.Н. Головин, вернувшийся из Пруссии, где он служил в армии волонтером, столкнулся с требованием рассказать о вступлении во «франкмасонский орден», назвать других членов, сообщить его законы и уставы. Головин лишь признал принадлежность к масонству свою, графов Захара и Ивана Чернышевых. Первый служил в гвардии, второй несколько позже являлся обер-прокурором Сената. Более информативным было донесение императрице некоего М. Олсуфьева о масонской ложе Петербурга, работавшей по сложному ритуалу с наличием у адептов высоких степеней посвящения. Во главе ее 35 участников в 40-х годах столетия находился великий мастер Р.И. Воронцов, тогда конференц-министр, среди братьев значились поэт А.П. Сумароков, офицеры П. Мелиссино, Д. Остервальд, С. Перфильев, Н. Свистунов, М. Дашков, Ф. Мамонов, М. Щербатов, тройка князей Голицыных, С. Трубецкой, И. Апраксин, И. Болтин, С. Мещерский, П. Бутурлин и др. Знатные персоны, разночинный элемент составлял явное меньшинство. Из членов десять были иностранцами⁸.
О существовании масонства стало известно после его появления. Дворянское общество в целом относилось к нему либо отрицательно, считая адептов безбожниками, либо безучастно-насмешливо. Самодержавие не принимало в их отношении запретительных мер. Сведения о серьезных гонениях опровергаются более вескими данными известного литератора И.П. Елагина (1725 1796), свободно посещавшего ложи, и одной печатной речью анонима от 1758 г. с выражением радости но поводу того, что масоны наслаждаются «счастливейшим спокойствием» под скипетром императрицы⁹. Но положение братств в системе российского абсолютизма юридически узаконено не было, чем объясняется стремление заручиться по примеру других стран покровительством монархов.
Наши масоны, видимо, поддерживали контакты с британскими и немецкими собратьями, о чем достоверные факты в литературе отсутствуют. Распространение лож шло весьма медленно. За период с 1750-го по 1770 год их насчитывалось всего 17, главным образом в Петербурге, а также в Москве, Риге, Митаве, Архангельске¹⁰. Часть целиком состояла из иностранцев и работала на их языках. Беря в среднем цифру 20 для членов братства, получим в сумме 340 человек, что было каплей в море даже среди дворянства. Воздействия на общественно-политическую жизнь они почти не оказывали.
Если верить отрывочным сведениям, то масоны вели традиционные обрядовые работы якобы без связи с политикой. Сошлемся на неоконченную «Повесть о самом себе» того же Елагина, вступившего в Орден «с самых юных лет» (очевидно, в 40-х годах), движимого любопытством и тщеславием, надеждой найти там покровителей и друзей из вельмож. Занятия «вольных каменщиков» казались ему игрой лиц, желавших «на счет вновь приемлемого забавляться, иногда непозволительно и неблагопристойно». Справлялись там обряды странные, проводились действия «почти безрассудные», слышались «символы невразумительные, катехизы, уму не соответствующие». И далее: «Ни я, ни начальники иного таинства не знают, как разве со степенным видом в открытой ложе шутить, и при торжественной вечери за трапезой несогласным воплем непонятные реветь песни и на счет ближнего хорошим упиваться вином, да начатое Минерве служение окончится празднеством Вакху». Вследствие глубокого разочарования, неофит почти не посещал собрания и «прилепился к писателям безбожным» в лице Вольтера, Руссо, Гельвеция. И только «благодать Божия» и наставления одного британского масона помешали его окончательному нравственному падению¹¹. Конечно, изображенная картина не вполне соответствовала реальности с учетом преобладания среди братьев людей достаточно культурных из среды аристократии, имевших несколько другие интересы.

Действительно, вроде бы собутыльники Елагина, известные литераторы того времени, мастера поэзии и прозы М.М. Херасков, В.И. Лукин, В.И. Майков занимались серьезными вещами, отражая в своих произведениях интересы аристократии. Они возвеличивали просвещенных, справедливых государей, достоинства знати, верных слуг монарха и отечества, кои противопоставлялись невежественному новому дворянству, в первую очередь фаворитам-выскочкам. Показательна в этом плане заметка Сумарокова «Сон — счастливое общество» в столичном журнале «Трудолюбивая пчела», 1759 г. Автору пригрезилась некая «мечтательная страна», управляемая добродетельным государем, который пользуется народной любовью, не терпит беззакония и произвола, начальниками ставит только людей честных, разумных и знающих. При нем состоит «главное светское правление» или государственный совет для рассмотрения важных дел, вносимых монархом или самим этим учреждением. Все вершится на основании «книги узаконений», и преступит!, закон там «народ весьма опасается».¹²
Много внимания в подобных творениях уделялось бичеванию людских пороков и восхвалению природных дворянских качеств высшей пробы на фоне рассуждений, в которых иногда проскальзывали вольнолюбивые мотивы терпимости и свободомыслия, т.е. вольтерьянства. Писатели широко использовали идеи французской просветительной философии в духе преломления к русской действительности и устремлениям дворянства. Видный историк литературы Г.А. Гуковский метко назвал Сумарокова «вождем и учителем литературы дворянской фронды»¹³. Фрондерами в сущности были и другие представители масонства.
После смерти Елизаветы Петровны 25 декабря 1761 г. на престол вступил под именем Петра III ее племянник, невзрачная личность которого неоднократно описана в литературе. При его дворе значительное влияние приобрела аристократическая группировка клана Воронцовых. Родной брат масона Воронцова, став канцлером, добился издания императорского манифеста «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству», которое освобождалось от столь ненавистного ему несения обязательной государственной службы и получало немало других льгот. Правда, весь комплекс социально-экономических благородных пожеланий в документе зафиксирован не был, очевидно, прежде всего из-за голштинского окружения Петра. Знать не получила полного удовлетворения от политики монарха, он окружил себя родственниками, вернул из ссылки одиозных иностранцев Миниха, Бирона, Менгдена, а главное, совершившего крутой поворот во внешней политике с избавлением от полного поражения в Семилетней войне со взятием русскими Берлина прусского короля Фридриха II. Побежденная Пруссия чуть ли не торжествовала победу, когда царские войска выступили против недавних союзников австрийцев. Готовился военный поход против Дании для отвоевания маленькой Голштинии, великим князем которой номинально оставался Петр III. Не сказались ли здесь масонские связи сиятельного пруссака, который сделался кумиром русского царя и ранее подсунул ему в супруги дочь своего приближенного, немку из дома Ангальт-Цербстов, ставшую у нас Екатерииой Алексеевной, будущей императрицей?
По немецким источникам Петр III являлся масоном и даже подарил дом петербургской ложе «Постоянство», а адептов собирал в своей резиденции Ораниенбауме. Однако вельможные дети Вдовы его Недолюбливали, подобно большинству дворян и духовенства. Император между тем еще больше дискредитировал себя беспробудным пьянством, экстравагантными выходками, демонстративно пренебрегал обычаями нашей страны, не говоря о мнениях ближайших советников. Фактическим предводителем аристократии стал воспитатель наследника престола, малолетнего Павла, Н.И. Панин, которому деятельно помогал родной брат генерал-майор П.И. Панин.

Первый из Паниных начал карьеру с военной службы в конной гвардии при дворе Елизаветы Петровны, сумел ей понравиться и считался не без оснований соперником главного любовника А.Г. Разумовского. Не без влияния последнего повесу сперва направили посланником в Данию, откуда перевели на аналогичный пост в Швецию, где он прекрасно зарекомендовал себя на дипломатической стезе. По возвращении домой получил по протекции М.И. Воронцова названную ответственную должность. Немалое значение имела принадлежность Панина «ко многим масонским ложам»¹⁴. Это поставило придворного в центр династических интересов с соответствующим влиянием на первостепенные государственные дела в качестве политического советника Екатерины, которая вынашивала амбициозные замыслы, ЧТО не могло не вызвать подозрения монарха. Но нашему мнению, именно Мании возглавил заговор причин императора, вовлек туда брата бывшего фаворита К.Г. Разумовской), M.П. Волконского, других вельмож и гвардейских офицеров, чтобы после низложения Петра провозгласить царем своего воспитанника при регентстве матери до совершеннолетия сына¹⁵. Деятельным пособником Мамина являлся знатный масон P.M. Воронцов, который отрядил
одну дочь, по мужу княгиню Дашкову, в наперсницы Екатерины, вторую пристроил любовницей к самому монарху. Их закулисные махинации не распутаны но сей день.
Даром времени не теряла и Екатерина, действуя через любовника Г.Г. Орлова, по ряду свидетельств также масона, трех его братьев, гвардейских офицеров, и их товарищей. Они-то и стали прямыми исполнителями переворота 28 июня 1762 г. Петpa III вынудили отречься от престола и вскоре убили в пьяной драке с приставленными к нему гвардейцами под начальством Л.Г. Орлова. Среди них находился и молодой Потёмкин, ставший позднее почти временщиком. Вопреки намерениям знати, великая княгиня провозгласила себя при поддержке сторонников императрицей Екатериной II якобы но «настоянию» народа. Участники дела были щедро одарены крепостными душами и денежными подачками, перепало немало и вельможам. Доверенными ее приближенными стали Н.И. Пании и Елагин. «В 1760-х годах со вступлением на престол Екатерины в русском масонстве открывается особенно оживленная деятельность. Это довольно понятно, если мы вспомним, что первые годы этого царствования отличаются открытым заявлением либеральных начал тогдашнего просвещения; императрица гордилась том, что она «позволяет мыслить» и говорить, и, естественно, что она могла смотреть, сквозь пальцы на масонские затеи, где ревностно участвовали многие из ее наиболее приближенных слуг»¹⁶. Конечно, дело заключалось отнюдь не в либерализме, а в факте захвата императрицей власти при содействии аристократических верхов, в том числе «вольных каменщиков», сохранивших посты в ответственных сферах управления страной.

Переворот не вызвал поэтому крупных изменений в высших эшелонах власти. Смещены были лишь особо приближенные Петра III, главным образом из голштинцев. На своих местах остались канцлер М.И. Воронцов, генерал-прокурор Л.И. Глебов, тайный советник А.О. Олсуфьев и др. Постепенно стал формироваться личный кабинет императрицы и составе наиболее доверенных лиц братьев Орловых и Чернышевых, Ададурова, Елагина. Лидеры аристократии были, однако, не вполне удовлетворены высокими милостями и щедрыми подачками, считая, что Екатерина их обошла, заняв без всякнх прав престол. Учитывая известные ее наклонности, опасались бесстыдно циничного фаворитизма. Вельможная группировка состояла тогда из Паниных, Куракиных, Воронцовых, Г. И. Теплова, И.И. Hеплюева, А.П. Мельгунова, П.В. Репнина, к которым примыкали кланы Меншиковых, Румянцевых, Еропкиных и прочей знати. Представители среднего дворянства при дворе не составляли сколько-нибудь оформленной группы, ориентировались на ближайшее окружение императрицы, выступая за сохранение самодержавной власти без крупных реформ отлаженного бюрократического господства над страной.
Неудачей закончилась попытка вельмож создать по плану Н. Панина т.н. Императорский совет и перестроить Сенат. Хотя речь не шла об ограничении абсолютной власти монарха, только о придании ей зафиксированных в законе четких рамок во избежание произвола по отношению к дворянам временных фаворитов, Екатерина II по совету близких лиц во главе с Орловыми такой проект отклонила. Согласилась она лишь упорядочить функционирование Сената с разделением его на шесть департаментов. Впрочем, и меры развертывания наступления на аристократию устройством брака государыни с Г. Орловым были провалены объединенными усилиями Панина, Воронцовых и Разумовского. Екатерине не оставалось ничего другого, как поддерживать хрупкий баланс между противоборствующими сторонами. Она заменила стареющего Воронцова на посту канцлера Н. Паниным, ставшим и главой Коллегии иностранных дел, что позволяло практически руководить внешней политикой России с одновременной опорой царицы на Орловых и их сторонников.
Первое время положение немки на престоле оставалось неустойчивым, побуждая ее для упрочения внутренних позиций твердо отстаивать интересы дворянства и содействовать крупному купечеству. Пошла она и на неординарную меру привлечения в страну в качестве колонистов своих соотечественников, которым отдавались лучшие земли и предоставлялись большие льготы. Тем самым была заложена своеобразная мина замедленного действия, поскольку пришлый элемент в массе своей не ассимилировался с местным населением, сохраняя протестантское вероисповедание, нравы и обычаи, которые разными путями подпитывались из Берлина. Немецкие анклавы у нас существуют и теперь, что создает немало проблем для сегодняшних демократических властей.
Царица стремилась также проводить линию просвещенного абсолютизма с приспособлением западной идеологии к внутренним потребностям государства. Это сопровождалось политическим маневрированием, использованием либеральной фразеологии, перепиской с французскими и немецкими просветителями при допущении в периодической печати робкой критики существующих порядков и в известных пределах даже религиозного свободомыслия. Действовала «Уложенная комиссия» в составе выборных депутатов основных сословий. Для них императрица составила обширный «Наказ», сводящийся к общим расплывчатым пожеланиям в свете абстрактных поучений иностранных философов.

В правящих верхах соперничество двух основных «партий» то затухало, то вспыхивало с новой силой. В момент захвата престола матерью наследнику престола Павло было почти восемь лет, обремененная важными делами, царица всецело доверила его воспитание лидерам аристократии во главе с Н. Паниным в чине обер-гофмейстера, которому помогали масоны Остервальд, Барятинский, Перфильев, преподавателями оказались близкие последним по духу Остен-Сакен, Порошин и Пастухов. Екатерина не вмешивалась в процесс обучения наследника, мало интересовалась его поведением, ограничиваясь периодическими запросами о здоровье. Павел рос почти без общения со сверстниками. Зато на обеды к нему регулярно приглашались вельможи, чаще других молодой племянник Паниных А.Б. Куракин. В числе гостей бывали Елагин и Сумароков. Цесаревича стремились воспитать добродетельным и гуманным человеком с рыцарскими наклонностями в понятиях знати, которая изображалась единственной верной опорой царского трона и отечества¹⁷.
Важным подспорьем в своих замыслах вельможи считали масонство, готовясь к возможной передаче престола наследнику по достижении им совершеннолетия в 1772 г. Правда, оно представляло тогда довольно разобщенный в силу разных практикуемых систем конгломерат. В Петербурге но образцу средневекового ордена тамплиеров действовал капитул т.н. «строгого наблюдения» при участии адептов высоких степеней посвящения. Великим мастером являлся купец Людер, членами графы Я.А. Брюс, А.К. Разумовский и АС. Строганов, князья Ю.В. Долгорукий, Г.П. Гагарин, А.Б. Куракин, М.М. Щербатов, И.В. Несвицкий, А.А. Ржевский, генералы И.Н. Болтин и Н.М. Бороздин и другие. Почти все они принадлежали к группировке Паниных. Аналогичный капитул появился и в прибалтийских губерниях. Пять лож принадлежали к шведско-берлинской системе немецкого доктора Циннендорфа, известной под названием «слабого наблюдения», которая не отличалась сплоченностью и дисциплиной, в ритуалах не придавалось особого значения внешнему блеску высоких степеней. Такие братства распространял генерал-аудитор, немецкий барон на русской службе П.Б. Рейхель. Отдельные ложи действовал! по обрядам семи степеней, изобретенных греком по происхождению генералом Мелиссино¹⁸.



Большинство же орденских ассоциаций остановилось на английской системе с тремя иоанновскими степенями. Ими руководила открытая в 1770 г. Великая Провинциальная Ложа, имевшая связь с берлинской «Ройял Йорк», филиалом Великой Ложи Англии. Елагин в качестве главы масонского центра для установления прямого контакта с Лондоном послал своего доверенного, драматурга В.И. Лукина. Ему удалось получить от англичан официальный патент, признающий Елагина руководителем послушания с обязательством представлять отчеты иностранной инстанции, назначать собрания, праздновать день Св. Иоанна Крестителя, а также присылать сбор в сумме 3 фунтов и 3 шиллингов после учреждения каждого нового братства. Известен диплом Елагина для ложи Девяти Муз в столице как провинциального великого мастера от «главной английской ложи». В 1774 г. Елагин отправил в Лондон списочный состав семи лож, находившихся под его управлением. Согласно документу, такой центр состоял, помимо главы, из его заместителя графа Р.И. Воронцова, князя Н.В. Неевицкого, генералов А.Л. Щербачева и С.В. Перфильева, В.И. Лукина и некоего Фрезе. В Петербурге они курировали ложи «Девяти Муз» (58 чел.), «Ураним» (35 чел.), «Беллоиы» (23 чел.), «Клио» в Москве (50 чел.) и военно-походной ложи «Марса» в Яссах (22 чел.). Несколько позже к ним присоединилось международное по составу, с преобладанием англичан, братство «Совершенный Союз». Поскольку лож стало затем 14, их состав, видимо, не превышал 400 братьев, включая города Архангельск и Владимир. Руководящие посты занимали в основном выходцы из аристократии (сенаторы, генералы, полковники), единичные купцы и разночинцы. Из рядовых членов преобладали средние и мелкие чиновники, офицеры, писатели, актеры, музыканты. Было немало англичан, немцев, итальянцев¹⁹. Об их специфической деятельности позволительно только догадываться.
По случаю достижения Павлом совершеннолетия и его предстоящего брака в сентябре 1773 г. с Вильгельминой, принцессой Гессен-Дармштадтской, аристократическая группировка, по ряду данных, лелеяла надежду низложить Екатерину и объявить императором ее сына. В этом участвовали, согласно позднейшему рассказу декабриста М.А. Фонвизина, племянника знаменитого писателя Д.И. Фонвизина, личного секретаря и доверенного лица Н. Панина, брат последнего генерал Петр Панин, Е.Н. Репнин, Е.Р. Дашкова и др. Екатерина якобы прознала о заговоре и умело сорвала его. Павел во всем сознался и был прощен, всецело занявшись семейными делами²⁰. Панин сохранил пост канцлера и получил богатое материальное вознаграждение, но его уволили с поста при наследнике престола. Вновь сформированный штат великокняжеской четы возглавил генерал-аншеф Н.И. Салтыков, не принадлежащий к группировке знати и масонству, всецело преданный государыне.
Крестьянская война 1773-1775 гг. под предводительством Пугачева привела к временному сплочению охранительного лагеря во имя защиты его имущественных интересов. Окончательное усмирение мятежников по совету главного фаворита Потемкина было доверено генералу Н. Панину, в штабе которого ревностно служило много «вольных каменщиков», что содействовало некоторой активизации Ордена. В 1776 г. Панин стал заместителем Елагина по масонству, доведя численность курируемых ими братств до. 18, Прежде всего по инициативе военачальника два его родственника, А.Б. Куракин и Г.П. Гагарин, во время официальной миссии в Стокгольм в 1776 г. договорились с наследником престола Карлом Зюдерманландским, великим мастером лож системы «строгого наблюдения», о присоединении к ней наших братств. В Петербурге возник новый центр системы «Капитул Феникса», пожизненным префектом которого вместо отказавшегося Елагина стал Гагарин. Видимо, посчитали, что новые порядки с требованием полного подчинения низовых звеньев высшему, деятельность которого протекала бы в полной тайне от рядовых адептов, должны лучше отвечать устремлениям знати. Импонировало и наличие у шведов четырех высших степеней в дополнение к традиционным трем. Для посвящения отныне требовалось представлять подробную родословную о благородном происхождении, обладать в 16 коленах дворянской кровью и по крайней мере, в 4 коленах не иметь предками мавров, турок, иудеев. Членам капитула надлежало присягать шведскому патрону, не нарушая, однако, верноподданнического долга собственному государю. Каждые полгода в Стокгольм требовалось направлять не только «точный отчет» о масонских делах в России, но еще ежегодный зашифрованный «общий отчет о замечательнейших событиях» в нашей стране²¹.

В 1780 г. по такой системе работало 14 масонских лож, находившихся в Петербурге (6), Москве (4), по одной в Ревеле, Кинбурне, Кронштадте и Казани. Руководили капитулом князья Гагарины, графы Апраксины, Шуваловы, А.С. Строганов, А.И. Мусин-Пушкин. Впрочем, тщательный отбор кандидатов для приема, подчинение неизвестным начальникам, в том числе непосредственно шведам, с коими у россиян были давние счеты, отпугивали немало потенциальных адептов. А главное, на подобную затею косо смотрели власти предержащие, да и сама Екатерина II, разумеется, не одобряла подобные действия, хотя их пока не запрещала. Все-таки желающих приобщиться к заморским таинствам хватало, на чем уместно остановиться особо.
Вот краткое описание помещения «Капитула Феникса» и практикуемого там обряда посвящения в масоны. «В золотых трех- свечниках и семисвечниках горят высокие восковые свечи, в средоточии капитула находится 81 свеча. Кроваво-красными тканями сплошь затянуты стены, красное сукно на полу, на четверо по диагонали андреевским крестом рассечено оно зелеными полосами. На востоке семь крутых ступеней ведут к жертвеннику и трону префекта. На жертвеннике — высеченный из камня гроб с изображением последнего гроссмейстера ордена тамплиеров Жака Моле в орденском одеянии. Слева от жертвенника висит походное знамя. Оно красное, с белым крестом. Посреди зала черная виселица с подвешенным большим золотым крестом храмовников; у подножия разостлан черный гробовой покров. Звоном мечей открывается капитул. Великий префект ударяет трижды молотком о жертвенник. Капитул объявляется открытым, и все рыцари скрещивают руки на груди — обычный знак верности рыцарей храма. Все рыцари в белых шерстяных плащах с красным восьмиконечным нагрудным крестом, в краеношелковых поясах, в ботфортах со шпорами, в белых шляпах с красными кокардами и белыми перьями, в белых лайковых перчатках с красным крестом, нашейные ленты, нашейные цени — все эти предметы указывают на различные степени посвящения братьев. У всех у них в руках мечи, длинные, обоюдоострые, с изображением короны и креста на рукояти. Наконец префект занимает свое место и раскрывает Библию на 21-й главе. Откровения Святого Иоанна; обнаженный меч свой кладет он на раскрытые листы святой книги». Следует традиционный вопрос об условном часе открытия работ, на который дается ответ о «сиянии солнца правды на Востоке». Хор исполняет масонский гимн «Коль славен Господь в Сионе». Братья преклоняют колени, скрестив руки на груди. Префект объявляет открытие капитула²².

Усиления эффективности масонской деятельности все же достичь не удалось. Несколько братств продолжало оставаться под эгидой Великой Провинциальной Ложи, другие вышли из подчинения капитулу, примкнув к розенкрейцерству, о чем речь выше.
Колоритное представление о масонах того времени и их занятиях дает не предназначавшийся для печати дневник молодого адепта, служащего Сената А.Я. Ильина. Он состоял в ложе «Равенство», но посещает собрания «Урании», «Астреи» и других с открытым доступом для дворян, офицеров, купцов, лиц свободных профессий. На собраниях присутствовало 12—30, нередко до 100 человек. Произносились напыщенные речи, производился сбор средств для благотворительности, участники вовсю развлекались с употреблением горячительных напитков. Дневник пестрел записями: «весело было», «выпили пунша два стакана», один брат «потчевал нас по дружеству шампанским» и, наконец, «был много пьян». Сколько-нибудь важные сюжеты на уровне Ильина обсуждались редко. Только в записи от 30 июня 1776 г. есть упоминание о рассмотрении ложей «Равенство» вопроса о «нынешнем нехорошем состоянии масонства и как бы оное поправить». Коснемся, кстати, практикуемых в России клятв масонов, которые звучали внушительно, грозя отступникам «ужасным истязанием», даже «мщением Создателя и гневом всех братьев». Но данных об исполнении кар не имеется, несмотря на случаи ренегатства и разглашения секретов. «Как только спадал с масонства покров святости, раскрывались уста масонов, которых не могла замкнуть и страшная клятва. О всем, что делалось в ложе, свободно болтали за ее дверью — даже между профанами»²³.
Содержание опубликованных речей начальственных лиц братств «Светоносного Треугольника», «Лотоны», «Св. Моисея» и др. наполнены сетованиями на неповиновение рядовых членов мастерам, непослушание, нерадивость, небрежение своими обязанностями, пороки, невежество, манкирование собраний. Достаточно было лиц, вступавших в Орден, с надеждой «приобрееть какие-либо преимущества и выгоды в общежитии, хотя бы то было единое его знакомство»²⁴. Если не считать обрядовых занятий, то обстановка напоминала светские клубы, где встречали знакомых, плотно ужинали и выпивали. Серьезные материи политического свойства, очевидно, обсуждались в тесном кругу руководства.

Разумеется, картину надлежит дополнить иными моментами. Так, секретарь французской миссии в Петербурге М. Корберон, регулярно посещавший одну из лож известного нам Мелиссино и ей подобные братства, завязал тесные связи с нашими масонами Одоевским, Измайловым, Брюлем. По его словам, в беседах они касались и мистических аспектов, прежде всего алхимических опытов по деланию золота, причем иноземца обещали посвятить в некие тайны с передачей ему ценных познаний. Действительно, потустороннее манило сливки русского общества, увлекавшегося особенно учением французского мистика Сен-Мартена, который установил контакты с представителями нашей аристократии за рубежом. Во время поездки в Англию он встречался с послом С.Р. Воронцовым, останавливался там же в доме князя А.Б. Голицына, где вел с ним дружеские беседы, причем обнаружил, что русские, как вообще славяне, «более всего склонны к мистицизму»²⁵. Позднее он общался с масонами Р.А. Кошелевым, В.П. Зиновьевым, Марковым, Скавронским. Любил философ порассуждать и о земных делах, причем в своей основной работе «О заблуждениях и истине» так рисовал облик совершенного монарха: «Должен он иметь возможность обозревать вдруг и с успехом удовлетворять нуждам всех частей правления, знать твердо истинные начальные основания законов и правосудия, уставы воинского порядка, права частных людей и свои, равно как и то множество пружин, которыми движется государственное управление». А глава российского масонства Елагин лапидарно резюмировал в сочинении «Ученые древнего любомудрия»: «Монарх есть глава и отец народа своего»²⁶ . Мистицизм здесь тесно переплетался с установками аристократической фронды, которые зиждились на примате введения в России твердого государственного порядка и фундаментальных законов при наличии мудрого и опытного властелина.

Крупной вехой в истории Ордена стал конгресс адептов «строгого наблюдения» в Вильгельмсбадене 1782 г. при участии французов, немцев, австрийцев, итальянцев, шведов и русских. Он утвердил устав организации с разделами: «О должностях к Богу и религии», «Бессмертие души», «О должности к государю и отечеству», «О должности к человеку вообще», «О благотворении» и т.д. Вот некоторые положения. «Первая твоя клятва принадлежит Богу... Исповедуй на всяком месте божественный закон Христа Спасителя и не стыдись никогда, что ты ему принадлежишь. Евангелие есть основание наших обязательств. Ежели ты ему не веришь, то ты не каменщик». Государи изображались некими уполномоченными Божества на земле. «Если они ошибаются, сами они отвечать будут перед Судьей Царей, но твое собственное рассуждение, почасту несправедливое, не может уволить тебя от повиновения. Молись о их охранении. Обнажи со рвением все способности твои для великого блага, блага отечества». Настоятельно рекомендуемое документом «нравственное совершенство самого себя» сводилось к молитвам ради проникновения в суть христианства. Подчеркивалась важность изучения смысла «иероглифов и символов», братьям предписывалось свято блюсти орденские законы. Россия объявлялась отдельной провинцией, что вызвало заметное недовольство шведов, не признавших решений конгресса. Впрочем, они носили рекомендательный характер даже для послушаний «строгого наблюдения». Другие объединения их игнорировали либо только принимали к сведению.
Усилия масонских центров, ориентировавшихся по-прежнему на вельможную группировку, постепенно охватывали, помимо столицы, другие крупные города, прежде всего Москву, которая превратилась в убежище опальных вельмож. Именно там получила дополнительное развитие фронда Паниных, Шереметевых, Нарышкиных, Трубецких, Голицыных, Куракиных. «Екатерина знала, что тут есть сила, с которой все-таки надо считаться, и любезничала с этими падшими временщиками и вельможами. Она ласкала их, не вспоминая о прошедших неудовольствиях, а, с другой стороны, незаметно, но зорко следила на всякий случай за ними, потому и любила в Москве ее исторические воспоминания, и красоту, и оригинальность ее наружности, не дух ее общества, которьш не довольно сообразовался с тем, что она желала бы видеть»²⁷.
В 80-е годы древняя столица России превратилась и в средоточие просветительства с опорой на средства той же аристократии благодаря главным образом неуемной энергии писателя, масона 11.11. Новикова, вступившего в одно из елагинских братств на особых условиях посвящения сразу в три первые степени без присяги или обязательств. Мало того, в случае обнаружения чего-нибудь «противного совести» он мог свободно покинуть организацию. Вскоре он получил четвертую, затем остальные степени шведской системы. Однако в ложах обнаружил знакомую нам по запискам Ильина картину пустого времяпрепровождения с непременными застольями. По его словам, там «почти играли масонством, как игрушкою, ужинали и веселились»²⁸. Для Новикова же главным было заниматься существенными делами по изучению истории и идеологии Ордена «вольных каменщиков», оставаясь публицистом и издателем.
После переезда Новикова в Москву в 1779 г. по приглашению одного из кураторов местного университета, видного писателя, масона М.М. Хераскова, просветитель взял в долгосрочную аренду не приносившую почти никакого дохода типографию, которую вскоре превратил в рентабельное предприятие. На новом месте действовало несколько братств различных систем. Вскоре Новиков и немец И.К. Шварц основали ложу «Гармония», куда вошли А.А. Черкасский, братья Трубецкие, Херасков, A.M. Кутузов, И.П. Тургенев и др., поставившие первой целью выделиться в самостоятельную организационную единицу, масонскую «провинцию» по примеру ряда европейских стран. Это им вполне удалось, как мы видели на конгрессе в Вильгельмсбадене. Москвичи создали тогда отдельный капитул, зарезервировав пост главы для цесаревича Павла Петровича. За ними шли в порядке иерархии должностных лиц приор II.A. Татищев (майор в отставке), декан Ю.Н. Трубецкой (генерал-лейтенант), генеральный визитатор Н.Н. Трубецкой (глава Московского отделения государственного казначейства), казначей II.И. Новиков, канцлер Шварц, генеральный прокуратор А.А. Черкасский (полковник) и др. Префектура системы появилась и в Петербурге под началом сенатора А.А. Ржевского²⁹. Братства елагинской и шведской систем сохранились с резким снижением активности.

Во время заграничной поездки Шварц сумел установить контакты с руководителями берлинских розенкрейцеров Вельнером и Таденом, получив акты двух новых степеней «благотворного рыцаря» и «теоретического градуса», а также согласие немцев на учреждение в Москве новой организации с подчинением Великой Ложе «Трех Глобусов» в столице Пруссии. Шварцу были вручены для этого и необходимые полномочия, позволившие создать у нас Орден злато-розового креста при участии Новикова, упомянутых выше вельмож, купца Туссена, врача Френкеля и прочих лиц. Розенкрейцерство представлялось им «истинным путем к нравственному перерождению человечества», соединяя в себе «некоторые начала христианской мистики и алхимии». При этом масоны выслали в Берлин 300 рублей, взносы продолжались и позже. Словом, адепты, несколько ранее добивавшиеся самостоятельности путем разрыва со шведами, пошли на поклон к пруссакам, якобы прежде всего в надежде овладеть новыми таинствами, до чего столь охочими были русские люди. Возможно, сыграла роль известная приверженность цесаревича Павла своему кумиру Фридриху И, который сосватал ему первую супругу Вильгельмину, а после ее кончины вторую — Софию Доротею Вюртембергскую (Марию Федоровну). От последней он имел четырех сыновей и двух дочерей. Несомненно, тут сказывались и политические расчеты наследника престола Фридриха Вильгельма, рассчитывавшего после прихода к власти оказывать на Россию воздействие в нужном духе. Есть сведения о получении Шварцем какого-то предложения от немецкого принца Гессен-Кассельского, управляющего одной из провинций «строгого наблюдения»^ относительно Павла Петровича, что не укрылось от бдительности Екатерины II, обладавшей информацией на сей счет³⁰.
Видный дореволюционный исследователь Я.Л. Барсков приблизился к раскрытию истины, когда отмечал: «Желая ослабить влияние других наций — англичан, французов, шведов — немецкие масоны посылали одного за другим своих агентов в Россию, наиболее видными из них были Штарк, Розенберг, Рейхель, Шварц»³¹. Очевидно, имелись в виду чисто орденские влияния, которые так и не переросли в политические из-за противодействия самодержавия с переориентацией от союза с Пруссией на Австрию, дабы использовать и существенные противоречия между ними.
Несколько слов заслуживает колоритная фигура Шварца, человека, безусловно, талантливого и обаятельного, что, однако, не позволяет его идеализировать, избегая всякой лакировки личности. Далеко не случайно в литературе он, как правило, изображается с изрядной долей почтения, даже раболепия, чего, на наш взгляд, нисколько не заслуживает. Ограничимся несколькими красноречивыми фактами. Недавний заурядный молодой домашний учитель но приезде в Москву вдруг производится в феврале 1780 г. в ординарные профессора по кафедре философии Московского университета, да еще читает курс эстетической критики там же, будучи ранее лишь кандидатом нрава Иенского университета. Этим он явно был обязан протежированию местных масонских кругов да невежеству малограмотных слушателей. Согласно его словам, в одной лекции «разум научает нас, но не может раскрыть истину», а лишь некой «откровение». Просвещение им сводилось главным образом к изучению «божественных наук», алхимии, каббалы и магии, ибо «человек в настоящее время гнилой и вонючий сосуд, наполненный всякой мерзостью», просветить его якобы могут лишь розенкрейцеры³².

Один из учеников Шварца простодушно вспоминал: «Сила, с которой он говорил, смелость (скажу даже, безрассудная дерзость) , с которой он, невзирая ни на что, бичевал политические и церковные злоупотребления, были удивительны. И не раз боялся я, что ему начнет мстить духовенство, и в особенности монашествующие, которых он при всяком удобном случае выставлял самым бесжалостным образом». Опасения, конечно, были напрасны, ведь почта везде в Первопрестольной верховодили масоны, кои также попали под влияние немца. «После возвращения Шварца из-за границы, — пишет анонимный его современник, — изменился дух московского масонства. До тех пор толковали только о распространении религиозного чувства. Теперь же братьям стали назначать разные послушания: умерщвление плоти, посты, молитвы и тому подобное. Клятвы, суеверия, чудеса вошли в ежедневный обычай. Те немногие, которые оставались еще не совращенными, были удалены, и их презирали. Самые нелепые сказки стали распространяться. Шварц властвовал грубо над целой массой высокоуважаемых братьев; лишь один Новиков, кажется, имел еще собственные убеждения». Дело, понятно, не сводится к одним чудачествам, но касается сфер политики, недостаточно ясных и по сей день.

Когда весной 1784 г. Шварц испустил дух, лидеры берлинских розенкрейцеров распорядились учредить в Москве т.н. Директорию теоретического градуса, в состав которого вошли Татищев, Н. Трубецкой и Новиков, прислав куратором человека неприметного, капитана Генриха-Якоба Шредера из Мекленбурга. Для такого амплуа он явно не подходил уже в силу невежества и заносчивости, руководители московских масонов слепо подчиняться ему не собирались. Введенные им порядки всеобщего доносительства и контроля старших адептов над младшими, требования подробно описывать в докладах обстановку в ложах не только претили местным вельможам, но постепенно отталкивали от безудержной мистики иноземных розенкрейцеров. Шредер не замедлил перессориться с подопечными и через три года был отозван на родину.
В события решила вмешаться императрица, воспользовавшись появлением в России известного мага, итальянца Калиостро, известного, в частности, спиритическими сеансами, а также изобретением пресловутого египетского масонства с бесчисленными степенями посвящения. Сперва она пошла по легкому пути осмеяния масонских обрядов в трех пьесах, увидевших свет рампы придворного Эрмитажного театра, несмотря на отсутствие художественных достоинств. После ознакомления с доступной ей иностранной литературой государыня продолжала иронизировать над теми же обрядами в переписке с зарубежными корреспондентами. В письме немецкому публицисту барону Ф. Гримму 9 июля 1781 г. делался упор на шарлатанство Калиостро, заявлявшего, будто он колдун, способный вызывать духов и повелевать ими. Он нашел благоприятную почву во «многих масонских ложах», где обязательно желали узреть духов согласно учению шведского мистика Сведенборга, В другом Послании ему же говорилось: «Франкмасонство — одно из величайших сумасбродств, когда-либо бывших в ходу среди человеческого рода. Я имела терпение прочесть все их печатные и рукописные скучные нелепости, которыми они занимаются, и с отвращением увидела, что сколько ни смейся над людьми, они не становятся от того ни умнее, ни просвещеннее, ни осторожнее. Все это — сущий вздор, и возможно ли, чтоб после всестороннего осмеяния разумное существо, наконец, не разуверилось бы»³³. Столь примитивные толкования общественного комплекса свидетельствовали о его недопонимании государыней, несмотря на мудрость. Она привыкла заниматься чисто прозаическими делами, отклоняя умственные искания людей, включая ее приближенных.
Масоны в долгу, понятно, не остались, публично выступив с изложением своей доктрины и попутным осуждением Французской революции и.иллюминатов. Сенатор И.В. Лопухин, известный их теоретик, издал «Нравоучительный катехизис истинных франкмасонов» в виде своих ответов на вопросы профанов. Им обосновывался тезис об идентичности орденских целей с долгом «истинного христианина» любить «Бога паче всего, и ближнего как самого себя, или еще более по примеру св. Павла», используя молитвы, упражнения воли в духе евангельских заповедей при умерщвлении чувств лишением того, что их наслаждает. «Он должен царя чтить и во всяком страхе повиноваться ему, не токмо доброму И кроткому, но и строптивому». Вскоре Лопухин выпустил еще две книги против «пагубных плодов» свободы, доказывал в них естественность неравенства и священность власти государей. Для него абсолютизм являлся наиболее совершенной формой правления, причем носителям революционных замыслов он угрожал «заточением на всю жизнь»³⁴. Словом, дело свелось к заверениям в верноподданничестве властям на базе решений Вильгельмсбаденского конгресса и приверженности православию.
Однако Екатерина II не была склонна доверять подобным намерениям, подразумевая наличие скрытых побуждений, и потому сочла опасной для себя масонскую деятельность вообще, заостряя опалу против мартинистов и лично Новикова. Сперва она запретила печатать «ругательную историю» иезуитского ордена, которому покровительствовала, затем приказала главнокомандующему в Москве графу Брюсу составить роспись книгам издательства просветителя, а митрополиту Платону предложила «испытать» его в законе Божием и ознакомиться с подобными сочинениями. Церковник высоко отозвался о христианских качествах подозреваемого, одобрил почти все книги, исключая ряд мистических, ему непонятных, но с гневом порицал «гнусные и юродивые», порожденные энциклопедистами. На самом деле «крамольные» вещи печатались главным образом в тайной типографии Лопухина, притом только для посвященных, тиражом до 300 экз. Отличались они мистическим содержанием³⁵.

Что же касается собственно издательской работы Новикова, то она осуществлялась через основанную масонами Типографическую компанию с капиталом в 57 500 рублей. Поскольку выпускаемые книги должны были согласовываться, по его убеждению, с постулатами христианской морали, то многие носили богословско-нравственный характер, за ними шли учебники азбуки, грамматики, правописания, арифметики, истории, географии, естествоведения. К ним примыкали исторические обзоры, описания разных стран и народов. Немало книг относилось к областям педагогики, медицины, гигиены, сельского хозяйства, детского чтения. Из иностранных философов вышли лишь отдельные сочинения Вольтера, Монтескьё, Руссо, которые, видимо, и осудил Платон. Совершенно не выпускалось модное и тогда в обывательской среде бульварно-порнографическое чтиво. Собственно масонские произведения, и тем паче мистические, составляли единицы. Заслугой Новикова было то, что он фактически первым обеспечил распространение выпускаемых трудов, кроме Петербурга и Москвы, в таких провинциальных городах, как Тамбов, Нижний Новгород, Полтава, Псков, Чернигов, Киев, Казань, Кострома, Смоленск, Вологда, Архангельск, Тула, Ярославль, Рязань, Симбирск, Тобольск, Иркутск и др³⁶.

Наметились и признаки отдаления Новикова от мартинистов, о чем свидетельствует его последний журнал «Покоющийся трудолюбец» (1784—1785), в котором время от времени высмеивались догматы розенкрейцеров, особенно алхимические «дурачества». Попытки собратьев добиться всеобщего врачевания «распущенным для питья золотом» считались «химерой, приверженцы которой или сумасброды, не заключенные еще в сумасшедшие дома, или обманщики». Просветитель увлекался широкой работой на пользу общества в отличие от ограниченной масонской филантропии. Журнал печатал статьи по крестьянскому вопросу, осуждал рабство чернокожих в Америке, осмеивал казнокрадов, модников, вольнодумцев. Конечно, он не скрывал негативного отношения и к официальной церкви, ратуя за некое истинное христианство. Из-за бессилия или нежелания властей оказать эффективную помощь населению в период голода 1787 г. Новиков уговорил богатого дельца, масона Походяшина, пожертвовать крупную сумму для скупки хлеба оптом с последующей бесплатной раздачей его беднякам. Это возбудило подозрения властей и дворянства, полагавших, что целью благотворительности было привлечение на свою сторону низших слоев народа. Распускался слух о фабрикации мартинистами фальшивых ассигнаций³⁷.
Это противопоставляло Новикова и верхушке масонских друзей, предпочитавших заниматься алхимией, изучением каббалы, интригами. Свысока относились к нему вельможи, между ними на сословной почве возникали разногласия. К примеру, при обсуждении деталей покупки одного дома в Москве нашлись участники Типографической компании, напомнившие, что они бояре и генералы, Новиков же только поручик³⁸. Отметим и идейные расхождения просветителя и руководства мартинистов, углубившихся в мистику и оккультизм при игнорировании насущных забот людей. Но почему же тогда продолжалось его сотрудничество с влиятельными братьями? Думается, первостепенное значение приобретали материальные факторы, в том числе наличие у тех крупных капиталов и покровительства местных властей. Для реализации масштабных образовательных планов простого народа требовались большие суммы по финансированию типографских расходов, жалованью редакторам и переводчикам, далеко не бескорыстного содействия малочисленного слоя культурных людей. А Новиков не являлся состоятельным человеком и остро нуждался в поддержке лиц, которым приходилось идти на уступки в серьезных областях. Как документально установил современный исследователь, крайний мистик О.А. Поздеев уже тогда разошелся с практиком Новиковым³⁹.

Мартинисты между тем пытались заниматься и политическими проблемами, наладив через знаменитого архитектора В.И. Баженова, своего единомышленника, контакты с наследником престола. Новиков даже получил по такому поводу какую-то бумагу об их беседах. После просмотра 11.1!. Трубецким ее копию переслали в Берлин. Баженов еще дважды вручал религиозно-мистические сочинения великому князю, который сперва отнесся к собеседнику настороженно, а в следующий раз даже плохо отозвался о масонах, очевидно, из опасений компрометации в глазах властвующей матери⁴⁰.
Примерно тогда императрица разрешила своему отпрыску с супругой совершить длительный заграничный вояж в сопровождении небольшой свиты. Под именем графов Северных те посетили в 1781 г. Австрию, Францию, Италию, Швейцарию, Южную Германию, но побывать в Пруссии им запретили. Повсюду чете оказывали почести, ибо их личность тайны не составляла. Информация Павлу из Петербурга шла от флигель-адъютанта И.А. Бибикова сперва к члену свиты А.Б. Куракину и, конечно, перлюстрировалась царскими службами. За одно из писем с хулой на Потемкина Бибикова арестовали и после суда выслали в Астрахань. Куракина по возвращении отправили на жительство в саратовское имение⁴¹. Других заметных происшествий не произошло. С прибытием сына домой государыня подарила ему обширное поместье в Гатчине под Петербургом, ранее принадлежавшее Г. Орлову. Там Павел постарался осуществить, пусть и в микроскопическом масштабе, свои задумки. Расширившимся штатом великокняжеской четы управлял масон В.II. Мусин-Пушкин. На командных должностях карликового отряда подвизались немцы, флотилией управляли братья С.И. Плещеев и Г.Г. Кушелев. Наследник теперь смог удовлетворить давнюю страсть к военной муштре и плац-парадам, к чему собирался приохотить и маленького первенца Александра. Не чурался он и мелкого реформаторства, старался самолично наводить порядок среди окружающих. Благоволил же цесаревич постоянной любовнице фрейлине Е.И. Нелидовой, к немалой ревности в первое время собственной жены.

Весной 1783 г. он навестил тяжело больного Н. Панина, сообщившего ему нечто вроде устного политического завещания с мыслями об учреждении точного порядка наследования престола и необходимости упорядочения действующих законов. Хорошо известные чаяния аристократии сопровождались рефреном: «Поможем сохранению свободы состояния каждого, заключая оную в должные границы, и отвратим противное сему, когда деспотизм, поглощая все, истребляет, наконец, и деспота самого». Слова, как увидим, оказались пророческими. Далее ставился вопрос о разграничении функций самодержавия на базе различия «власти законодательной и власти, законы хранящей, но с согласия государя». Говорилось и об учреждении выборного дворянского сената в составе ряда департаментов из первых трех классов благородного сословия при утверждении царем, намечался план учреждения министерств, главы которых собираются вместе в «государственном совете»⁴². Тем самым речь шла исключительно об улучшении сфер управления страной, даже без робких попыток затрагивать важнейшие социальные аспекты. Фактически подобные соображения были целиком реализованы Александром I.
После смерти брата негласным руководителем вельможных фрондеров сделался Петр Панин. 1 октября 1784 г. он титуловал в письме цесаревича «державнейшим императором» и «самодержцем всероссийским», явно предсказывая скорое занятие им царского престола, потому, мол, его брат и думал о «форме государственного правления» для России и с фундаментальными законами. Отсюда вытекало намерение выдвинуть проект крупных реформ, с чем, видимо, Павел согласился раньше, ибо в противном случае обращение к нему делалось беспредметным. Упомянув о причастности к составлению прилагаемого документа знаменитого драматурга Д.И. Фонвизина, являвшегося секретарем П. Панина, отставной генерал якобы снабдил черновой набросок брата «прибавлением», касающимся неких «фундаментальных прав», в которых было мало нового. Пространные рассуждения на темы о «благе общества» и о намерении иметь «добродетельного монарха» сопровождал пассаж о желательности ограничения самовластья государя «фундаментальными законами», сведенными автором «прибавления» к 44 пунктам. Господствующей религией провозглашалось православие, устанавливалась свобода вероисповеданий для утвердившихся в империи религиозных культов и их взаимная терпимость. Наследование престола должно было происходить «с предпочтением мужской персоны над женской». Предлагалось учреждение «главного государственного присутственного места» под контролем монарха. Права дворянства, духовенства, купечества, мещанства и крестьянства не уточнялись, включая и вопросы собственности⁴³.

К поименованным документам Панин прилагал письмо великому князю для поднесения «при законном вступлении его на престол», проект манифеста на сей случай и ряд статей уже упоминавшихся законов. Главной целью провозглашалось «связать всех подданных с государем неразрывным узлом утвержденных государственных фундаментальных прав и форм правления». Манифест содержал 18 подробно разработанных пунктов с фиксированием прав и вольностей дворянства, причем их изложение велось с точки зрения абстрактного осуждения пороков и восхваления добродетелей, подчеркивалось, что «весь благоразумный свет, да и МЫ САМИ признаем корпус благородного дворянства первым членом государства подпорою и обороною государя и отечества от неприятелей внешних и случающихся внутренних злодеев». Из дворянской массы выделялась аристократическая часть, которая должна заниматься воинской службой и «правлением» государственных дел⁴⁴. Хотя надежды Панина на скорое воцарение Павла, как известно, не оправдались, изложенные положения еще долго оставались предметом обсуждения в верхах и постепенно осуществлялись. Они были всецело созвучны и настроениям масонов.
Красноречивым свидетельством их политической ангажированности были материалы сборника «хоры и песни». Одна посвящалась Екатерине II яко «матери» на престоле, в Павле яге усматривался «залог любви небесной». С воцарением он становится отцом масонов и тогда, дескать, утвердится «блаженство, правда, мир» в силу равенства монарха со всеми братьями. Многозначителен куплет друтой песни:

О старец, братьям всем почтенный!
Коль, славно Панин, ты успел!
Своим премудрым ты советом,
В храм дружбы сердце царско ввел.

Согласно косвенным свидетельствам и преданиям, Павел якобы принял масонское посвящение. Глава мартинистов Трубецкой показал позже на допросе: «Покойный профессор Шварц предлагал нам, чтобы известную особу сделать великим мастером в масонстве. А я пред Богом скажу, что предполагая, что сия особа принята в чужих краях в масоны, согласовался на оное из единого того, чтобы иметь покровительство в оной». Его единомышленник Тургенев добавил: «Слыша же от Баженова, что великая сия особа привязана к масонству, говорил об этом с ним, и с Новиковым»⁴⁵. Сохранилось и два портрета Павла в масонском облачении. Нам представляются все же подобные и иные сведения неубедительными в свете особенно его поведения после восшествия на престол, когда он масонам благоволил и пытался опираться на них лишь в первое время, но затем порвал деловые и прочие связи.
Скорее всего, отечественным «вольным каменщикам» Павел не вполне доверял, предпочитая иностранных собратьев из королевского дома Пруссии. При посещении Петербурга в 1780 г. наследник престола масон-мистик Фридрих-Вильгельм сумел закрепить прежнее знакомство с цесаревичем, они «поклялись во взаимной верности и обещались поддерживать дружбу». Посланник Герц сообщал позднее в Берлин, что Павел смотрит на немца как «на брата и друга». Сменивший Герца в Петербурге барон Келлер сделался доверенным лицом наследника престола. Один французский историк по ознакомлении с секретными архивами пруссаков писал: «Отношения барона фон Келлера с великим князем были полны самого острого интереса и волнений, сопряженных с соблюдением тайны. Они были обставлены всеми теми предосторожностями, которые приняли бы заговорщики при подготовке государственного переворота. Пруссак косвенным путем доставлял великому князю шифрованные послания, князь тайком читал их и отвечал на них. Когда предположения об этой переписке распространились при дворе, чье любопытство и самолюбие были более всего задеты, императрица поняла, что ничего не выиграет, превратив подозрения в уверенность. Ей нужно было открыть характер и содержание этих тайных сношений. Из архивов Берлина мы узнаем, что в них дело не исчерпывалось одними платоническими уверениями в дружбе; там часто заходила речь и о событиях политической жизни. По-видимому, великий князь Павел пошел еще дальше и начал переписываться с самим Фридрихом-Вильгельмом. Депеши Келлера содержат не один намек на таинственные письма, которыми обменивались король прусский и наследник императорского престола»⁴⁶. Здесь имеется в виду период после 1786 г., когда после смерти Фридриха II его сменил Фридрих-Вильгельм.
Крупный знаток масонства Вернадский подтверждает факт упомянутой переписки, которая велась через русского посланника в Берлине масона М.М. Алопеуса, Послания цесаревича содержали политические и военные сведения, передаваемые условным языком. «По некоторым известиям Павел сообщал в Берлин тайные политические известия, узнавая о них при дворе матери, и склонял действовать в пользу Пруссии» другого русского посланника, С.П. Румянцева», — сообщает Шумигорский⁴⁷. Вряд ли это диктовалось только преклонением перед немцами. Очевидно, за передачу конфиденциальной информации ему давалась немалая мзда, поскольку в деньгах на всякие расходы он постоянно нуждался из-за скупости матушки. Да ведь и она ранее поступала аналогичным образом, продавая англичанам государственные секреты, а те направляли их пруссакам, когда Россия участвовала в Семилетней войне с ними. К сожалению, теперешние историки в преклонении перед домом Романовых замалчивают подобные факты, впервые обнародованные их дореволюционными коллегами.

Для подтверждения определенных расчетов отечественного масонства приведем выдержки из писем видного ученого Я.Л. Барскова историку С.П. Мельгунову. 7 мая 1914 г.: «У меня бродят мысли еретические: при всем уважении к Ешевскому, Лонгинову, Панину и другим исследователям нашего масонства XVIII в. я далеко не могу согласиться с ними по существу. Сбивает меня с толка политика, только не либеральная, а консервативная, которой, мне кажется, пропитано было розенкрейцерство и берлинское, и московское. Для одних это — маска, для других форма, маску носили темные люди, как Вельнер и К°, формой пользовались дельцы, как Панины, Репнин, Куракин и прочие их единомышленники». 12 февраля 1915 г.: «Я не считаю русских мартинистов людьми, не достойными уважения, обманщиками-карьеристами вроде Вельнера и К0. Но для меня реальным остается тот дворянский консерватизм, которым пропитано и позднейшее славянофильство, тесно связанное с мистическим идеализмом мартинистов; этот последний — словесность, а по существу дело мартинистов — благородная защита устоев старого порядка, именно благородное, а не подлое, как у Вельнера и прочих ханжей и обманщиков»⁴⁸. Такие оценки не лишены оснований, ибо масонами двигали не столько моральные побуждения, сколько защита самодержавия и крепостничества.
Однако вернемся под иным углом зрения к разразившейся в 1789 г. во Франции буржуазной революции с развитием по причудливой кривой линии, вызвавшей переполох у других правителей, попытавшихся было раздавить республиканский строй вооруженным путем. Деятельное участие в организации реакционного похода приняла и Екатерина II, которая не скрывала возмущения, особенно казнью Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Ее всецело поддерживал наследник престола и дворянство. Боязнь грозных откликов в стране толкала императрицу на проведение превентивных мер. В письме вице-канцлеру Безбородко по случаю заключения Ясского мира с Турцией в 1790 г. она высказала мысль о целесообразности опубликовать манифест, предупреждающий народ остерегаться «прельщения» извне, вне наших пределов «под названием разного рода масонских лож и с ними соединенных мартинистских иллюминатов и других мистических ересей, клонящихся к разрушению христианского православия и всякого благотворного правления, а на место оного вводящих неустройство под видом несбыточного и в естестве не существующего мнимого равенства». Далее бичевались какие-то поганые обряды с курением, видением духов, исканием злата либо всеобщего лекарства, поскольку между ними находятся обманщики и обольщенные⁴⁹. Иными словами, перепевались антимасонские мотивы, присущие драматическим опусам государыни, но в сопровождении перехода от насмешек над орденскими ритуалами к политическим обвинениям мнимых врагов во вражде к православию и даже посягательствам на устои царизма при осуждении якобы несбыточного равенства людей. Причем масонские последователи французского мистика Сен-Мартена отождествлялись с адептами ордена баварских иллюминатов, которым приписывались якобы революционные деяния. Однако у царицы хватило мудрости воздержаться от обнародования подобных мыслей. Она решила подкрепить изложенные установки развязыванием гонений на верноподданных масонов.

Приказ императрицы новому главнокомандующему в Москве, тупому солдафону генералу А.А. Прозоровскому, полученный 6 марта 1790 г., был нацелен в мартинистов. «Касательно известной шайки полезно будет без огласки узнать число людей, оной держащихся, пристают ли вновь или убывают из оной». А через два года Екатерина в указе о Типографической компании предписала «уничтожить это почтенное общество, из которого, окроме книг, не сходных с православием, ничего не выходило». Одновременно последовало указание об аресте и направлении в Шлиссельбург под конвоем Н.И. Новикова к начальнику Тайной экспедиции С.П. Шешковскому для последующего допроса, что было осуществлено в мае 1792 г. Из конфискованных у просветителя книг 1964 поступили в Духовную академию, 5194 в Университет, 18 596 сожгли⁵⁰.
Руководство следствием государыня взяла на себя, проявив поистине инквизиторское рвение, да и орешек попался крепкий. Прозоровский предупреждал Шешковского: «Птицу Новикова к вам отправил, правда, что не без труда вам будет с ним, лукав до бесконечности, бессовестен, и смел, и дерзок». В списке «злых его товарищей» фигурировали И.В. Лопухин и брат его Петр, И.П. Тургенев, М.М. Херасков, A.M. Кутузов (тогда находился в Берлине), профессор Х.А. Чеботарев, П.А.Татищев, священник Малиновский и другие. О главе розенкрейцеров II.11. Трубецком сообщалось.: «Этот между ними велик, но сей испугался и плачет»⁵¹. Поименованные лица вскоре раскаялись и почти не привлекались к следствию.
Екатерина II сама сформулировала для Новикова 12 вопросов от имени Шешковекого, касавшихся имущественного положения узника, образа жизни, цели и даты вступления в масонство. Предлагалось собрать сведения об участниках лож и практикуемых обрядах, причем Орден изображался «новой» раскольнической сектой, вредной государству и якобы запрещенной. Часть вопросов затрагивала сношения масонов с «неприятелями почти явными государства, особенно с Пруссией», переписки с Кельнером и принцем Гессен-Кассельским. Последний пункт гласил: «По запрещении и запечатании у него книг, как он дерзнул нарушить сие запрещение и ведает ли, какому подвергнется наказанию?» Затем число вопросных пунктов возросло при гораздо большей их детализации и добавлении пункта о связях розенкрейцеров и наследника престола. В основном Новикова стремились обвинить в продаже книг, которые отвращают людей от веры, как и от повиновения власти. Он держался на допросах достойно и хладнокровно, поведал о своей просветительной деятельности, но твердо отклонил возведенные на него абсурдные обвинения, ограничившись минимумом деталей. Например, масонские братства перечислил без названий при указании стоявших во главе их крупных сановников, чем дополнительно подчеркивалась легальность таковых. Не оглашались даты функционирования братств, и лаконично говорилось о практикуемых там обрядах. Связи с наследником престола через Баженова заключались только в поднесении ему нескольких новых книг мистического содержания, причем Павел на последней встрече с архитектором неодобрительно отозвался о масонстве⁵².

Обвинения Новикова суммировались в императорском указе Прозоровскому 1 августа 1792 г., изображающем того преступником, инициатором общества по распространению в Москве и иных городах «раскола». Конкретно речь шла о проведении «тайных сборищ» в специальных храмах, где давались ужасные клятвы в повиновении Ордену злато-розового креста, помимо законной власти, предусматривалось якобы подчинение герцогу Брауншвейгскому, ведение переписки с принцем Гессен-Кассельским и прусским министром Бельнером, когда «Берлинский двор оказывал нам в полной мере недоброхотство». Это повлекло за собой
подчинение общества мартинистов «заграничному управлению» в нарушение долга «законной присяги и верности подданства». Фигурировало и обвинение в употреблении разных способов «к уловлению в свою секту известной по их бумагам особы», т.е. Павла Петровича. Вменялось в вину издание «непозволеннЫх, развращенных, противных закону и православию книг». В заключение Екатерина провозглашала: «Мы, однако ж, и в сем случае, следуя сродному нам человеколюбию и оставляя ему время на принесение в своих злодействах покаяние... повелели запереть его на пятнадцать лет в Шлиссельбургскую крепость»⁵³. Пострадали также молодые люди Багрянский, Ко.школьников и Невзоров, ранее направленные розенкрейцерами за границу для обучения медицине, несколько владельцев книжных лавок, которых подвергли тюремному заключению фактически без предъявления обвинений.

Что же касается вельможных единомышленников просветителя, то их освободили после допросов от «заслуженного жестокого наказания», дабы они отправились в свои отдаленные имения, Но это коснулось лишь Трубецкого и Тургенева. Остальных почти не потревожили. Херасков остался куратором Московского университета, Чеботарев сохранил там кафедру. Лопухин раболепствовал перед властями, выпуская, как отмечалось, книги, осуждающие Французскую революцию. Власти не приняли никаких репрессивных мер против остатков вельможной фронды. Законодательно масонство вообще не запрещалось, вопреки утверждениям многих историков. Просто руководители лож с учетом позиции государыни сами свернули и без того ограниченную активность, ибо та «не могла без достаточных улик тронуть влиятельных закулисных столпов масонской партии, вроде князя Репнина»⁵⁴.
Нелишне отметить, что против масонства выступали и радикальные критики самодержавия. А.Н. Радищев решительно осуждал мистицизм, базировавшийся на писаниях Сен-Мартена и Сведенборга. Его острополемическое произведение «Житие Федора Васильевича Ушакова» публично критиковало с материалистических позиций мистический идеализм масона Кутузова. Аналогичные высказывания содержались в «Путешествии из Петербурга в Москву» и в известной философской работе «О человеке, о его смерти и бессмертии», где развенчивалась средневековая схоластика, подчеркивалась роль науки в естествознании и общественной жизни. Постулаты мартинистов убедительно развенчал П.С. Батурин. Несколько позже И.П. Пнин подверг убедительной критике переведенную на русский книжку немецкого мистика Эккартсгаузена «Верное лекарство от предубеждения умов»⁵⁵. Разумеется, подобные выступления не являлись вполне последовательными и не охватывали всю масонскую доктрину, сосредоточивая внимание лишь на одной ее стороне, далеко не разделяемой большинством адептов. Приведенные факты свидетельствуют о пробуждении у некоторых русских людей рационалистического мышления. В этой связи не представляются убедительными утверждения ряда авторов о принадлежности к масонам и Радищева, на том лишь основании, что Он несколько раз приходил в столичную ложу «Урания», которую и другие братства посещали из любопытства или по другим соображениям.

Длительное правление Екатерины II примечательно славными и не совсем делами в анналах Отечества, о чем верно судили и беспристрастные из приближенных. Ограничимся оценкой видного поэта и государственного деятеля Г.Р. Державина. «Коротко сказать, сия мудрая и сильная государыня, ежели в суждениях строгого потомства не удержит по вечность имя великой, то потому только, что не всегда держалась священной справедливости, но угождала своим окружающим, а паче своим любимцам, как бы боясь раздражить их; и потому добродетель не могла, так сказать, сквозь сей закоулок пробиться и вознестись до надлежащего величия; но если рассуждать, что она была человек, что первый шаг ее восшествия на престол не непорочен, то и должно было окружить себя людьми несправедливыми и угодниками ее страстей, против которых восставать, может быть, и опасались, ибо они ее поддерживали. Когда же привыкла к изгибам по своим прихотям с любимцами, а особливо в последние годы с князем Потемкиным упоена была славою своих побед, то ни о чем другом и не думала, как только о покорении скиптру своему новых царств⁵⁶. Добавим, что серьезной ошибкой явилось деятельное участие в разделах Польши, навеки рассоривших нас с ее жителями.
В силу подобных обстоятельств мы не считаем возможным, в отличие от нынешних бардов, называть ее великой. Таковой она осталась лишь в памяти дворянства, да и го не всего. Вельможная знать с масонским ответвлением не слишком оплакивала кончину императрицы в 1796 г. Каковы же общие итоги деятельности тогдашних «вольных каменщиков»? Непредвзятый исследователь не преминет удивиться весьма слабому отражению их существованию в известных нам литературных памятниках. Авторитетный бытописатель эпохи Л.Т. Болотов, секретарь Екатсрины масон А.В. Храповицкий ограничиваются беглыми упоминаниями о них. Член Ордена, государственный деятель И.И. Дмитриев, писатель, лично знавший Новикова, касается лишь, его книгоиздательских начинаний и сообщает детали ареста просветителя. Участник одной из могилевских лож, чиновник средней руки Г.П. Добрынин в шутливой форме упоминает о собратьях. Очевидцы событий вроде Державина, И.М. Долгорукова, Г.С. Винского, A.M. Грибовского и многие другие, лично знакомые с орденскими руководителями, хранят почти полное молчание. Не трудно объяснить их позицию якобы известным обетом о неразглашении происходящих в ложах таинств. По немало адептов уже порвали связи с организацией и вполне могли бы рассказать о ней, пусть в самой общей форме. Среди перечисленных лиц имелось немало вообще там никогда не состоявших, и, следовательно, им не было смысла скрывать известную информацию. Отсюда нельзя не прийти к выводу, что в целом масонство и его члены не совершили ничего значительного и большим весом в обществе не обладали. Значительного воздействия на события Орден, видимо, не имел. Не придавалось особого значения и деятельности Нови кона. К такому выводу приходишь и по ознакомлении с фундаментальными научными исследованиями конца 19 в.⁵⁷ Отсутствуют сведения на сей счет и в воспоминаниях иностранцев. Их дипломаты либо только фиксировали существование масонства, либо ограничивались ссылками на преследования детей Вдовы властями. А ведь иноземцам нечего было скрывать их свершения, коли те имели бы место. Но долгу службы им надлежало внимательно следить за происходящим в стране пребывания и докладывать о примечательных моментах.
Однако приведенные факты не могут считаться вполне убедительными и приниматься за единственно истинные. Если по тем или иным причинам, в которые не стоит вдаваться, современники фактически прошли мимо масонства, то ученым так поступать не следует, и они еще в дореволюционный период раскрыли много неизвестного ранее, а мы со своей стороны суммировали и синтезировали обнаруженные ранее материалы и дополнили их отчасти новыми. Прежде всего отметим, что в России не было какого-то масонского «движения», управляемого из единого центра, хотя оно и отражало известные установки аристократии. На деле имелось три главных, довольно разношерстных течения, представленных системами елагинских, тамплиерских и розенкрейцерских лож, отличавшихся друг от друга обрядами и числом степеней посвящения. По существу прав крупный литературовед Веселовсккй, считавший масонство «одним из наиболее заметных результатов западного влияния в ту пору, как бы ни были разнородными значения составных элементов и степени пригодности его для русской жизни»⁵⁸. Действительно, первое течение было порождено связями с Англией, второе со Швецией и третье с Пруссией. Политическое значение таковых не стоит переоценивать, ибо касались они в основном обрядовых сторон, исключая закулисные действия великого князя Павла Петровича и отдельных придворных, которые видели в этом удобный канал для передачи за рубеж разведывательной и прочей информации.

Автора этих строк нередко упрекают в классовом подходе к общественным явлениям, что начисто отвергается нынешними якобы квазидемократическими исследователями. Однако они молчаливо обходят наличие идентичных подходов прежних специалистов, называвшихся не столь давно буржуазно-либеральными. Скажем, виднейший знаток проблемы Г.И. Вернадский, эмигрант, сын знаменитого советского академика, защитил в первые месяцы Октябрьской революции докторскую диссертацию о русском масонстве в царствование Екатерины II и тогда же выпустил ее отдельной книгой, недавно переизданной М.В. Рейзином и А.И. Серковым с обширными комментариями. Что же встречаем в авторитетном труде? Мы найдем здесь и социально-политические взгляды «вольных каменщиков», задачи их общественной деятельности, социальные симпатии и даже масонскую политику. Разве ото не классовый подход или по меньшей мере составные его части?
А тезисы диссертации ученого начинаются так: «Русские масонские ложи в XVIII в. по своему составу являлись преимущественно дворянскими и чиновничьими организациями; лишь отдельные ложи и смешанные по составу с иностранцами включали в свою среду людей других сословий (купцов); следует отметить, что в ложах принимал участие весь центр «дворянской интеллигенции» — писателей, артистов, художников». С точки зрения идеологии масонство распадалось на два течения: рационалистическое (деистическое) и мистическое, тесно между собой связанных. Для первого была характерной «слабая либеральная организация Елагина». Однако ложи шведской и розенкрейцерской систем объединяли людей «определенных социально-политических симпатий; в этих ложах нашла себе приют консервативная партия русского общества XVIII в. — партия Паниных», которая стремилась тесно связать себя с цесаревичем Павлом, являвшимся для Масонов реальным воплощением «святого царя» их утопий⁵⁹. Здесь ученый не совсем прав или, вернее, грешит против истины, поскольку партия Паниных, как было показано выше, мистикой не интересовалась, сосредоточившись на чисто прагматических целях установления полновластия аристократии под покровительством ограниченного в своих прерогативах монарха. Непоследовательность Вернадского объясняется, на наш взгляд, неразработанностью в науке вопроса о благородном сословии, которое не являлось однородным, но подразделялось на вельможную знать, среднее и мелкое служивое дворянство. Только первые две группировки выступали при наличии общих моментов с отдельными требованиями, мелкое же преимущественно чиновничество и лица либеральных профессий не представляли самостоятельной величины. Лишь в следующем столетии они оформились в особый слой разночинцев.
В международном плане российские братства поддерживали лишь эпизодические контакты с зарубежными орденскими ассоциациями посредством переписки, в основном осведомительной, о традиционных ритуалах и занятиях, а также через специальных представителей. Так, при столичной ложе «Урания» находился постоянный делегат четырех гамбургских лож некий Шубак, «Урания» держала своим уполномоченным в Гамбурге Келлингусена, сносилась она и с братствами Берлина, Галле, Лейпцига, Лондона и Бирмингема. Мартинисты направили в столицу Пруссии Ушакова, получив взамен известного читателю барона Шредера⁶⁰.
На основании неполных данных в последней трети XVIII в. насчитывалось 93 ложи, распределяемые по десятилетиям так: 70-е годы — 54, 80-е годы — 35 и 90-е годы, когда из-за правительственных гонений их деятельность затухает, всего 4 братства. Общая же численность масонов вряд ли превышала одну тысячу. Вернадский, по нашему мнению, бездоказательно завышает последнюю цифру до 3500. Состав объединений был главным образом дворянским со значительной прослойкой иностранцев. Бакунина насчитала среди адептов только двух евреев, принятых в «Уранию», видимо, купцов, поскольку они Прибыли из Потсдама и Кенигсберга⁶¹. Точных данных о работе лож не имеется.
В высших государственных учреждениях прослойка «вольных каменщиков» была ощутимой. Совет при императрице насчитывал 4 из 11 членов в 1777 г. и 3 из 15 в 1787 г., в придворном штате было 3 камергера из 12 и соответственно 6 из 22, в Сенате 14 из 20 (общий состав сенаторов неизвестен), в Коллегии иностранных дел из 5 «присутствующих», т.е. руководства, 2 и 1; в Военной коллегии в 1787 г. — 2; в Адмиралтейской коллегии 3 из 5 (1777 и 1787 гг.); в Российской академии в 1787 г. 13 из 60 членов. Ряд братьев возглавлял наместничества и губернии, занимал видные посты в провинциальных органах власти⁶². Однако и в данном случае нельзя говорить об их солидарных действиях в принятии важнейших решений. Наблюдалась тенденция к сокращению этой прослойки.
Нельзя согласиться с авторами, которые причисляют к членам Ордена чуть ли не всех видных представителей ученого и литературного мира и, по словам Бакуниной, лиц «либеральных профессий», среди коих она насчитала с конца XVIII по начало XIX в. 135 «писателей, переводчиков и поэтов». Однако более авторитетный исследователь Семенников включил в свой список известных литераторов XVIII в. всего 69 человек. Сравнивая эти данные со сведениями Бакуниной за тот же период, обнаружим принадлежность к масонству определенно лишь 9 человек и еще троих находящихся под вопросом⁶³. По меньшей мере существенные расхождения требуют дополнительного изучения проблемы.
Значительно разнятся и оценки значения масонства от почти полного отрицания до безмерного восхваления. Известный нам Вернадский в последней части тезисов диссертации заключил о его «заметном следе в истории русского общества», который свел фактически к «попытке организации такового из-за политического недовольства Екатериной в виде завязывания вокруг Новиковского кружка «русского общественного мнения», что не подкрепляется данными. Столь же голословно утверждение, будто «работа» масонства (особенно мистического) имела громадное значение для выработки устойчивого типа русского образованного человека с его сознанием «внутреннего мира в противовес внешнему». На самом деле неверно вести речь о каком-то типе, к тому же в такой постановке смыкающемся полностью с подходами христианства, точнее православия. Трудно обнаружить в масонстве и «генезис славянофильства, исходившего из идеалов допетровской Руси⁶⁴. Конечно, еще хорошо, что ученый не счел объект своего рассмотрения однозначно прогрессивным явлением.
В свете анализируемых документов и фактов неверно ни преувеличивать весомость Ордена «вольных каменщиков», приписывая ему некую прогрессивность, ни относить его к негативным факторам. На любое явление, полагаем, надо смотреть в динамике его развития, причем не изолированно, а в контексте особенностей эпохи. Обострение социальных трений в стране, либеральных и сугубо мистических идей приводило к усилению фрондерских настроений в масонской среде, отражая и соответствующую эволюцию оппозиции аристократии самодержавию, которая, однако, ограничивалась пассивными формами предъявления государям проектов реформ, не учитывающих особенностей жизни и потому остававшихся невостребованными. На почве неосуществленных надежд на появление мудрых монархов росли мистические всходы, уводившие московских мартинистов в непроходимые дебри средневекового консерватизма при отторжении всякого стремления к проведению подлинно необходимых стране реформ. Крупный русский ученый, деятель французского масонства, лапидарно писал: «Вопреки долго державшемуся мнению, русское масонство XVIII в. не только не выступило с проповедью освободительных идей, но совершенно отказалось от каких-либо забот о нашем общественном и политическом обновлении».⁶⁵

---

¹ПыпинА.Н. Русское масонство XVIII и первой четверти XIX в. Иг., 1916. С. 88; Веселого Ф. Очерк истории морского кадетского корпуса. СПб., 1852. С. 22.
²Cross A. British Freemasons in Russia during the Reign of Catherine the Greate-Oxford Szavonic Paper. // New Series. 1971. Vol. IV. P. 43.
³Gould. The History of Freemasonry, its Antiquities, Symbols, Constitutions, Customs etc. (n.d.) Vol. 3. P. 211.
⁴Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л., 1989. С. 203.
⁵Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 89.
⁶Летописи русской литературы и древности. Т. II, отд. III. М., 1859. С. 223.
⁷Вернадский Г. В. Русское масонство в царствование Екатерины II. СПб., 1999. С. 31—32.
⁸Летописи русской литературы и древности. Т. IV, отд. III. М., 1862. С. 249-252.
⁹Пыпин А. Н. Указ. соч. С.97, 99—100.
¹⁰Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 499—501.
¹¹Русский архив. 1864. № 1. С. 98-103.
¹²Н.И. Новиков и его современники. М., 1961. С. 354—356.
¹³Гуковский Г. А. Эмин и Сумароков. // XVIII век. М.; Л., 1940. Сб. 2. С. 77.
¹⁴Русский биографический словарь. Павел — Петр. СПб., 1902. С. 204.
¹⁵ См.: Русский архив. 1879. N3, с. 364; Пepeвopот 1762 г. Сочинения и переписка участников и современников. М., 1908. С. 38.-39; Моран П. Павел I до восшествия на престол (1754 1796). М., 1912. С. 31.
¹⁶Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 110.
¹⁷Кобеко Д. П. Цесаревич Павел Петрович (1754—1796). СПб., 1882. С. 17. 36—38 и др.
¹⁸Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 116, 118—121.
¹⁹Пекарский П. П. Дополнения к истории масонства в России XVIII столетия. СПб.. 1869. С. 34; Cross A. Op. cit. Р. 69.
²⁰Кобеко Д.П. Указ. соч. С. 101.
²¹Соколовская Т.О. Капитул Феникса: Высшее тайное масонское правление в России (1778—1822). Пг. 1916. С. 3—8: Пынин А.Н. Указ. соч. С. 440—453.
²²Соколовская Т.О. Укал. соч. С. 23—33.
²³Из дневника масона 1775—1776 гг. // Чтения в императорском обществе истории и древностей российских. Кн. 4, раздел IV. 1908. С. 2—14; Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 62.
²⁴Магазин свободно-каменщический. М., 1784. Т. I. С. 1—25, 65—66 и др.
²⁵Соrbеrоn М. Un diplomate francais a la cour de Catherine II (1775—1780)// Journal intime. Paris, 1901. Vol. I. P. 106—107; Vol II. P. 3, 139, 175; Matter M. Saint-Martin, le philosophe ineonnu. Paris, 1962. P. 134—135.
²⁶Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 224, 227.
²⁷Лонгинов М.Н. Новиков и московские мартинисты. М., 1867. С. 115.
²⁸Там же. С. 101, 111.
²⁹Вернадский Г, В. Указ. соч. С. 88—91.
³⁰Брочев B.C. Масонство и власть в России (XVIII — первая четверть
XIX в.): Учебное пособие. СПб., 2000. С. 94—95.
³¹Барсков Я.Л. (сост.) Переписка московских масонов XVIII в. Пг., 1915. С. XXXVII.
³²Брачев B.C. Указ. соч. С. 89—90.
³³Сборник Русского императорского исторического общества. Т. 23. С. 167, 168 (далее Сб. РИО).
³⁴Новиков В.И. (сост.) Масонство и русская культура. М., 1998. С. 174, 175; Штраше М.М. Русское общество и Французская революция 1789—1794. М.,1965. С. 149-160.
³⁵XVIII век. Сб. 2. С. 269.
³⁶Боголюбов В. Н.И. Новиков и его время. М„ 1916. С. 342; Книга в России до середины XIX в. Л., 1978. С. 118—119.
³⁷Тукалевский Вл. Искания русских масонов. СПб., 1911. С. 5; Лошинов МП. Указ. соч. С. 278—279.
³⁸Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 254.
³⁹См.: Серков А.И. История русского масонства XIX в. СПб., 2000.
⁴⁰Сб. РИО. Т II. С. 120.
⁴¹Кобеко Д.Ф. Указ. соч. С. 274.
⁴²Сафонов ММ. Конституционный проект Н.И. Панина — Д.И. Фонвизина. // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. VI. М., 1974. С. 266, 269.
⁴³Шумшорсшй Е.С. Император Павел I. Жизнь и царствование. СПб., 1907. С. 2—7, 11, 13—20. (Приложение).
⁴⁴Магазин свободно-камещический. Т. I, ч. I. 1784. С. 131, 132; Т. I, ч.
II. С. 68.
⁴⁵Летописи русской литературы и древности. Т. III, отд. II, М., 1861. С. 49, 85.
⁴⁶Моран П. Указ. соч. С. 219, 324. 325.
⁴⁷Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 313—314; Шумигорский Е.С. Указ. соч. С. 57.
⁴⁸Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), ф. 305, он. I, д. 316, л. 5, 14.
⁴⁹Сб. РИО. Т. II. С. 133-134.
⁵⁰Пекарский ПЛ. Указ. соч. С. 127—136; Пыпин АЛ. Указ. соч. С. 185—189.
⁵¹Сб. РИО. Т. 2. С. 105.
⁵²Сб. РИО. Т. II. С. 112-122.
⁵³Лонгинов М.Н. Указ. соч. С. 115.
⁵⁴Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 314.
⁵⁵См.: Радищев А.Н. Избранные философские и общественно-политические произведения. М., 1952. С. 29, 84-85; Орлов Пл. Русские просветители 1790-1800 годов. М., 1950. С. 104-106.
⁵⁶Державин Г.Р. Записки. М., 1860. С.387
⁵⁷См.: Чечулин Н. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII в. СПб., 1889; Гольцев В. Законодательство и нравы в России XVIII века. М., 1886
⁵⁸ Весеовский А. Западное влияние в новой русской литературе. М., 1906. С. 92.
⁵⁹Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 500—502.
⁶⁰Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 99.
⁶¹Bakounine Т. Le Repertoire biographique des francs-ma9ons russes (XVII— XIX siecles). Bruxelles, 1940. P. XXXVI-XXXVII.
⁶²Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 128—129.
⁶³Ср.: Bakounine Т. Op. eit. Р. ХХIII и Семенников В.П. Материалы для истории русской литературы и словаря писателей эпохи Екатерины Н. СПб., 1914. С. 10—12.
⁶⁴Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 502.
⁶⁵Ковалевский М М. Масонство во времена Екатерины. // Вестник Европы. 1915. № 9. С. 96.

<< Назад   Вперёд>>