Русские масоны. От Романовых до Березовского

Продолжение силанума. Цареубийцы 1801 г. Скромные успехи реформаторов. Умирающий Сфинкс. Палестина и др.
Трения лидеров послушаний. Декабристы в ложах. Метания юного Пушкина. Запрещение масонства Александром I.
Длительное затухание деятельности. Первые диссиденты. Наши позитивисты во Франции. Открытие «Космоса»


Вступление на престол в 1796 г. императора Павла I, сложившегося вполне духовно и политически в сорокатрехлетнем возрасте, но без надлежащего опыта в государственных делах, казалось, открывало перед масонством благоприятные перспективы. В самом деле, он отменил меры по их преследованию, освободил из заключения Новикова, Радищева, руководителя восстания в Польше против русских Т. Костюшко со всеми военнопленными, а также осуществил ряд либеральных начинаний. Отменил положение, позволявшее монарху назначать своим преемником любого человека, и утвердил закон о престолонаследии, согласно которому трон переходил по праву первородства только в мужском колене к отпрыску ранее царствовавшего государя. И потому своим наследником он назначил старшего сына Александра. Было упразднено засилье фаворитов, несколько упорядочены финансы, реформирована гвардия, отменен очередной рекрутский набор, принят Банкротский устав и учрежден заемный банк в интересах дворянства. В области внешней политики последовал отказ от участия вооруженными силами в антифранцузской коалиции с взвешенным отношением к прежним союзникам.
Несомненно, в этом сказалось влияние аристократической группировки, составившей ближайшее окружение царя. Так, их масонские представители заняли в лице А.Б. Куракина должность генерал-прокурора, брат его Ал. Б. Куракин стал вице-канцлером, а С.И. Плещеев — главным флигель-адъютантом. В расширенный состав законосовещательного совета при императоре, помимо названных лиц, вошли масоны Ю.В. Долгорукий, Г.П. Гагарин, Г.Г. Кушелев и другие. Еще большую закулисную роль стала играть связанная с ними фаворитка Нелидова. Из крупных деятелей сохранил пост с титулом великого канцлера А.А. Безбородого, в государственные секретари был переведен Д.П. Трощинский. Из числа военных особым доверием пользовался сделанный фельдмаршалом «вольный каменщик» И.В. Репнин. Начали восхождение по служебной линии бывшие гатчинцы А.А. Аракчеев и Ф.В. Ростопчин. Опале и унижениям подверглись оставшиеся в живых лица, причастные к гибели отца монарха Петра III и к участию в перевороте на стороне Екатерины.

Однако скоро в поведении царя обнаружились и тревожные симптомы, ибо он по-прежнему обожал пруссаков, образцом для подражания считал их короля Фридриха II, подчеркнуто презрительно отзывался обо всем русском. Позволял себе оскорбительные выходки даже в отношении видных государственных деятелей, отправив в деревенскую ссылку великого Суворова, который открыто возражал императору против введения в армии прусских порядков. Крайне непопулярной среди дворян являлась отмена всяких поблажек гвардейским офицерам при увольнении их со службы или в запас. Британский посланник Ч. Витворт доносил в Лондон 25 декабря 1796 г.: «Надо признать, что произведенные перемены нисколько не учитывают необходимость успокоить население столицы». Ему вторит прусский дипломат Брюль: «Император, не желая исправлять недостатки прежнего правительства, опрокидывает все, введя новые порядки, которые не нравятся нации и слишком мало продуманы. Исполнение реформ настолько поспешно, что никто не успевает с ними хорошо ознакомиться. Отвращение дворянства превосходит все вообразимое, неуверенность в завтрашнем дне, страх потерять должность и непрерывные нововведения приводят его в отчаяние. Только Богу известно, к чему это все приведет»¹. Конечно, оба иностранца сильно сгущали краски, хотя верно оценили наметившуюся тенденцию.
Важной, доминантой поведения Павла I оставался нараставший ужас по поводу влияния на Россию революционных событий во Франции, несмотря на явное уменьшение их значимости. Такие настроения питались и поддерживались прямым воздействием численно увеличившейся у нас эмиграции из мятежной страны, опасениями дворянства относительно реальности новых потрясений со стороны крестьян, с появлением очередной пугачевщины. А всполохи их уже наблюдались в ряде районов, в том числе не без влияния слухов насчет намерения властей отменить крепостное право, чему якобы препятствуют помещики. Подавление крестьянских выступлений было поручено масону Репнину, который действовал с необычайной жестокостью, применив, к примеру, в феврале 1797 г. против крестьян деревни Брасово на Орловщине артиллерию, в результате чего погибло 20 человек, еще 70 получили ранения. Волнения продолжались и в других губерниях, всего Их произошло 184 в 1796—1798 гг. В результате последовало запрещение вообще толковать о крепостном праве². Вскоре появился указ о закрытии всех вольных типографий, установлении светской и духовной цензуры для отечественных и ввозимых иностранных сочинений.

Руководящая цель внутренней политики монарха сводилась к максимальной бюрократической централизации системы управления, предельному усилению царских прерогатив, как единственно верного пути к «блаженству всех и каждого». Попутно монарх стал питать подозрение и к масонам, быстро развеяв былые надежды на крупные государственные преобразования и полную легализацию Ордена «вольных каменщиков». Согласно записке особой канцелярии Министерства полиции Павел с появлением своим в Москве весной 1797 г. якобы поручил профессору Маттеи, управляющему ложей «Трех Мечей», созвать руководящих масонов на собрание. Явившись туда лично, он заявил, что не как царь, а как их брат спрашивает, не признают ли они за лучшее при распространившихся со времени Французской революции правилах и «продолжающихся покушениях на мнение общее» вовсе прекратить масонские собрания. На это последовал едино душный отрицательный ответ. Только когда царь лично обратился с аналогичным вопросом к барону К.К. Унгерн-Штернбергу, провинциальному мастеру рижских лож, тот высказался за необходимость осуществления такой меры, особенно в пограничных губерниях. Государь будто бы остался очень доволен ответом и заметил вслух: «Не собирайтесь более до моего особого повеления». Братья покорно согласились, свернув всю деятельность³.
Приведенные сведения содержат неточности относительно деталей. Саксонец Х.Ф. Маттеи, профессор греческой и латинской литературы в Московском университете, выехал на родину в 1784 г.. а возвратился к прежнему месту работы лишь в 1804 г. Но рассказ, возможно, верен по существу, ибо Унгерн-Штернберг после низложения Петра III добровольно вышел в отставку, при восшествии на престол Павла был немедленно возвращен на военную службу и одно время находился в числе его приближенных. По сведениям немецкого автора Рейнбека, император действительно посетил собрание масонов, обошелся с ними весьма любезно, подал каждому руку и предложил в случае надобности писать ему просто, по-братски и без всяких комплиментов. Якобы сами адепты просили повременить с открытием лож⁴.
Во всяком случае, эти и другие источники свидетельствуют факт названного собрания для обсуждения вопроса о дальнейшей деятельности Ордена. Отношение к нему царя рисуется в целом негативно, поскольку тот опасался каких-то закулисных акций против самодержавия. По свидетельству влиятельного тогда Ростопчина, он поведал монарху, будто еще при жизни его матери масоны получали письма от иностранных иллюминатов и даже разработали план ее убийства, осуществление коего поручили известному нам Лопухину. «Я с удовольствием заметил, — продолжает хвастливо граф, — что этот разговор нанес смертельный удар мартинистам и укоренился в душе Павла, чрезмерно ревнивого к своей власти и склонного видеть ростки революции в малейших вещах». Разумеется, утверждение об «ударе» явно преувеличено. Однако опасения царя на сей счет общеизвестны. Возможно, прав известный специалист Шумигорский, что «Павел осудил масонство, как учреждение, противное началам абсолютной его власти и излюбленному им полицейскому строю государственной жизни»⁵. Он не хотел и слышать даже о куцых конституционных реформах, отстаиваемых вельможами и соответственно масонами, решительно продолжая курс отстаивания и расширения прерогатив монарха, что при всей верноподданности аристократии приводило к усугублению ее оппозиционности и обсуждению мер противодействия.

Две очерченные ранее группировки масонства продолжали обособляться друг от друга. Мистики ушли в подполье, сосредоточив внимание на уточнении своих доктринальных взглядов и благотворительности. Знаменем их по-прежнему оставался освобожденный из заключения П.И. Новиков, который предпринял попытку возобновления былых книгоиздательских начинаний и других общеполезных дел. Однако отсутствие необходимых финансовых средств и предприимчивых молодых сподвижников не позволило разочарованному просветителю заняться любимой деятельностью. Он окончательно переселился в родовое подмосковное имение Авдотыпю, где коротал дни среди детей и нескольких единомышленников. Единственным любимым занятием осталась для него оживленная переписка с друзьями-розенкрейцерами. Напротив, давний соперник, крайний мистик О.А. Поздеев, мастерски изображенный под фамилией Баздеев Л. Толстым в романе «Война и мир», стремился сплотить вокруг себя мартинистов на базе увлечения оккультизмом для полной изоляции Новикова. Он так наставлял сторонников: «Помните, что работа ваша есть повиноваться и молчать, и мир сей весь считать за единое ваше проходное училище. Не привязываясь к никакому его углу, не делайте из того себе собственность и приводите себя, будучи в мире, в такое равнодушное положение, чтобы вам до миру, что в нем не производится, не было нужды»⁶. Иными словами, то была проповедь отказа от участия в земных делах ради чуть ли не благодати в загробном царстве, как, впрочем, учат многие религии, призывая к смирению и покаянию. Представители подобного течения касательства к политике почти не имели, но, вероятно, и они тяготились правлением нового императора.
Лидеры вельможной знати ориентировались в сложившейся обстановке главным образом на рационалистическое масонство столицы России, поскольку сами принадлежали к нему. Только сперва первостепенное место занимали Куракины, а потом их сменили отпрыски семейного клана Воронцовых, сыновья известного при Екатерине генерала-масона Романа Илларионовича Александр и Семен. Первый из отпрысков был сенатором и членом совета при императрице, затем президентом Коммерц-коллегии, известным покровительством Радищева, в 1791 г. он предпочел выйти в отставку и поселился в одном из имений. Попытка его возвратиться на службу успехом не увенчалась из-за подозрительности Павла I к приближенным матери. Он в свое время посещал столичную ложу «Урания». Напротив, младший брат Семен избрал дипломатическую стезю, занимая длительный срок должность посланника в Англии. По своим убеждениям он отличался нескрываемым консерватизмом, замешанным на любви к чужой стране, Россию посещал наездами, в конце концов окончательно переселился на Британские острова и умер в возрасте 88 лет. Он .был в 1786 г. и, очевидно, позднее членом ложи «Скромность» в Петербурге. Единомышленниками и друзьями Воронцовых являлись Безбородко, его племянник В.П. Кочубей, Трощинский, бывший фаворит Екатерины Завадовский и многие другие. Хорошие отношения поддерживались братьями и с Куракиными, которых считали людьми малоспособными в решении крупных государственных дел.

Деятельность Воронцовых и близких им лиц, причастных к заговору против Павла I, историками до сих пор недооценивается. Их опубликованная обширная переписка в литературе мало анализируется, хотя она и проливает дополнительный свет на многие запутанные обстоятельства, позволяет высветить общественно-политические взгляды братьев, их личные контакты с русскими и иностранными сановниками. Автор настоящей работы стремится восполнить отмеченный пробел. Прежде всего, стоит обратить пристальное внимание на поведение дипломата, который, даже находясь за рубежом, предстает влиятельным зачинателем ряда потаенных деяний. Обратимся сперва к его общению с молодым графом Н.П. Паниным, сыном известного нам видного масона П. Панина. Назначенный на должность посланника в Пруссии, будучи протеже Куракиных, последний, едва прибыв к месту назначения, затеял доверительную переписку особым шифром с С. Воронцовым. 31 октября 1797 г. он льстиво заверяет корреспондента в преданности и осведомленности о том, сколь высоко того ценят англичане, от которого у них не было секретов⁷.
Что верно, то верно. Воронцов находился в многолетних дружеских отношениях с министром иностранных дел лордом Гренвиллом. Но прав американский историк Кенией, полагающий, что переписка Панина и Воронцова, с одной стороны, и «кооперация» Воронцова и Греивилла, с другой, «ставят под вопрос лояльность Воронцова к России, особенно в период англо-русского кризиса»⁸. Вот еще несколько посланий Панина в Лондон. «Будьте вполне уверены, что ни одно из ваших тайных сообщений не окажется среди хлама дипломатических архивов... Будем питать взаимную дружбу, доверие, соблюдать тайну в нашей переписке, и пусть туда никто не сует носа». Позднее молодой дипломат выражает «от всего сердца» признательность за какое-то ценное сообщение друга, подчеркивая: «Тайна, которой вы обусловили его содержание, священно соблюдена, и я навеки сохраню это в памяти, никаких следов от нее в моих бумагах не останется»⁹. К сожалению, публикатор бумаг Воронцова не поместил ни одного из писем последнего в Берлин. То ли они не сохранились, то ли было сочтено нецелесообразным предавать их гласности по каким-то причинам. Однако у любого читателя и тем более исследователя не может не возникнуть мысль о том, какими же секретами обменивались со всей предосторожностью оба дипломата. Очевидно, речь шла о серьезных политических материях, о чем свидетельствуют письма Панина.

В основном они относятся к 1798 г., когда Павел I совершил крутой вираж во внутренней и внешней политике, сильно задевший интересы дворянства. Курс императора на усиление централизации государственной власти и ее сосредоточение единственно в руках монарха, естественно, вел к усугублению самовластья в сопровождении важных перестановок в высших эшелонах власти, которые свелись к отстранению с ключевых должностей подавляющего большинства прежних друзей-масонов из вельможной знати, которые заменялись людьми неродовитыми и малоизвестными. Фаворитка Нелидова была заменена более молодой и привлекательной Лопухиной с параллельным назначением ее отца генерал-прокурором. Монаршья милость простерлась и на мачеху избранницы, добившейся перевода своего любовника-офицера в столицу.
Осложнилось и положение в антифранцузской коалиции, в первую голову между Россией и Австрией, когда государь отозвал на родину войска под командованием Суворова к великому возмущению Лондона, основного застрельщика коалиции. Павел поспешил рассориться с владычицей морей, закрепив за собой титул гроссмейстера католического Мальтийского ордена, заполучив попутно его резиденцию остров Мальту, отбитый англичанами у французов. Завязавшееся сложное дипломатическое маневрирование повлекло за собой отход от Великобритании и попытки переориентации на Париж, вплоть до возможного союза с Наполеоном Бонапартом. А в результате Россия лишилась выгодных рынков для сбыта своего сырья и продуктов сельского хозяйства, оказавшись на грани войны против Англии.
Постепенно из ядра недовольных императором выделился круг лиц, готовых образовать против него тайный заговор, причем среди них оказался сторонник аристократии и Воронцовых наследник престола Александр, который, в противоположность родителю, обладал незаурядным талантом правиться нужным ему влиятельным людям, пользовался он популярностью и в армии, особенно у офицеров гвардии, что нередко вызывало подозрительность Павла. Вот одна из характеристик первого воспитателя А. Протасова: «Юноша был умный, даровитый, но ленивый и беспечный; он быстро схватывал всякую мысль, но скоро забывал, не умел сосредоточиться, мало читал, предпочитая другие развлечения, и прежде всего интересовался военными упражнениями»¹⁰. Другой воспитатель, швейцарец Лагарп, мало преуспел на ниве преподавания цесаревичу политических наук, отчасти в силу ранней женитьбы последнего. В общем, в той области он не преуспел, отличался невежественностью, которую ловко скрывал, избегая важных решений без советов доверенных лиц.

Вокруг наследника быстро сложился кружок приятелей, расположенных им в следующем порядке: Н.Н. Новосильцов, А.С. Строганов, А.А. Чарторыйский, а также В.П. Кочубей. Общественное мнение и историки нарекут их «молодыми друзьями», пусть они были не столь и юными. Первым трем стукнуло соответственно 35, 22 и 26. Они уже обладали определенным политическим опытом, и по ряду данных Новосильцов и отпрыск знатной польской семьи Чарторыйский являлись масонами. Отец Строганова занимал в Ордене почетное место члена «Капитула Феникса». В этом узком кругу обсуждались какие-то планы преобразований, видимо, в духе известных устремлений вельмож. Подозрительный царь прослышал об этом, что побудило Ново- сильцова отбыть спешно в Лондон якобы для пополнения образования, а Чарторыйского же назначили посланником в Сардинию, он якобы приглянулся супруге наследника, и та забеременела.
Мысль о свержении Павла с заменой его цесаревичем, полагают, окрепла в конце 1799 г., а толчком послужил бесповоротный выход России из антифранцузской коалиции и дадьнейшие шаги государя, направленные против Великобритании¹¹. К делу подключились посланник Витворт, его соотечественник придворный врач Роджерсон, бывший фаворит Екатерины Платон Зубов, сестра коего Жеребцова была страстной любовницей заморского дипломата. Возвратившийся из Берлина Панин стад вице-канцлером, на правах личного друга Александра выполнял фактически роль связника между заговорщиками и С.Р. Воронцовым, который являлся одним из инспираторов заговора. Это подтверждается письмами высокого чиновника в Лондон. Но и русские спецслужбы не дремали. Витворт сообщил шефам, что последние, очевидно, раскрыли шифры и могут знакомиться с его донесениями. В начале декабря 1799 г. он вернулся домой, но контору свою не закрыл, оставив в ней заместителя¹².
Несколько позже Воронцов получил отставку, а в Россию не приехал, поселившись в предместье Лондона. Вскоре вышли императорские указы о недоплаченной двумя британскими банкирами нашей казне сумме в 499 фунтов стерлингов и 14 шиллингов, за это предписывалось конфисковать часть имения Воронцовых на ту же сумму, прочие имения С.Р. Воронцова подлежали секвестру, что существенно ущемило материальные интересы вельможных братьев. Им пришлось выжидать до следующих событий. Дипломат интересоваться политикой не перестал, продолжая регулярно переписываться с братом, графами Завадовеким и Вяземским, находившимися тогда не у дел, с соседом по имению И.В. Страховым и Роджереоиом.
Не прошло и года, как в отставку был уволен и Панин, получивший предписание отправиться на жительство в свое загородное имение. Интимный друг Панина, бывший посланник в Голландии И.М. Муравьев-Апостол, отец будущих братьев-декабристов, поспешил сообщить об опале тому же Воронцову. Причиной послужило, дескать, готовившееся отправление английскому правительству ноты с порицанием его действий в нарушение конвенции 1798 г. с Россией. Панин выступил против подобной меры, за что поплатился карьерой. Император также издал приказ о перлюстрации всей переписки Панина и обнаружении его корреспондентов¹³. Подготовка заговора ускорилась.

Его вдохновителем являлись фактические руководители аристократии Воронцовы, действующие через близких престолу лиц. Многие их действия остаются и поныне в тени, хотя исследователи шаг за шагом приближаются к разгадке. Немало сделали в данной области американские ученые, создавшие несколько лет назад нечто вроде постоянного коллоквиума по изучению царствования Павла I. Свои выводы они опубликовали в докладах на страницах Отдельной книги. Наиболее серьезным из них полагаем работу Дж. Кеннея, который попытался выявить подлинных организаторов и исполнителей убийства монарха. С использованием статистики он составил таблицу примерно 85% лиц, причастных, по отзыву современников, к заговору и связанных так или иначе между собой. Здесь фигурируют данные о возрасте, должностях, личных претензиях к государю из-за понесенных наказаний, но, к сожалению, не проводятся четкие различия между инициаторами и простыми исполнителями. Для автора почему-то оказалась «неожиданной» принадлежность участников к гвардейским полкам, причем только 11 из них (16%) находились на гражданской службе, включая 6 сенаторов — трех братьев Зубовых, Панина, Палена и Трощинского. Наследник престола поддерживал тесные контакты с 12 заговорщиками, включая фаворитов отца Белосельского и Уварова. 60 человек были недовольны императором на личной почве. Двое контактировали с будущим известным реформатором М.М. Сперанским, сыном бедного провинциального священника, которому протежировал масон Куракин.

Через Жеребцову и Зубовых нити заговора тянулись к британской миссии. Доверенным лицом наследника являлся подвизавшийся в той же группе П.П. Долгоруков, позднее влиятельный приближенный Александра I. Масонство представляли генерал П,А. Талызин и П.А. Толстой. По составу большинство участии кос. принадлежало к вельможной знати, считавшей особенно внешнюю политику в высшей степени разорительной дли России. Главный исполнитель переворота генерал-губернатор Петербурга П.А. Пален, малозначительный прибалтийский немец, мог Действовать лишь при согласии аристократии. Он ранее подвизался в окружении Потемкина, затем примкнул к друзьям Зубовых. Заговор против Павла, заключает Кенией, был в основном аристократическим мятежом против политики централизации «просвещенного» деспота, ибо его политика противоречила интересам вельмож. Никакие представители иных слоев населения якобы в заговоре не участвовали. Серьезных разногласий среди участников не было, в широком плане цель их сводилась к обеспечению «реальной политической свободы и власти для русской аристократии»¹⁴.
Немало приведенных посылок являлись основательными, прежде всего учет социальных факторов и признание наличия двух группировок в дворянстве. Однако автор, на наш взгляд, упускает важные стороны как самого механизма заговора , так и расстановки сил в нем. Нельзя все сводить к аристократии, поскольку определенную поддержку ей оказало среднее и мелкое дворянство, правлением монарха заметно тяготились также купечество, духовенство, солдатские массы, не скрывали недовольство и крестьяне, надежды которых на освобождение от крепостничества развеялись уже давно.

Масла в огонь общественного недовольства подливали непонятные шаги императора, приписываемые иными его мнимому безумию. В частности, недоумение продолжало вызывать покровительство Ордена мальтийских рыцарей, который царь ошибочно считал надежным бастионом против распространения ,в Европе революционных идей. Такая линия принимала гротескные формы, когда Павел записал всех приближенных в разряд рыцарей и добился провозглашения себя их гроссмейстером. И это делал православный монарх в отношении католической организации, находящейся под патронажем Ватикана. В то время Наполеону Бонапарту удалось значительно подорвать устои католицизма и захватить большую часть имущества мальтийцев, нашедших убежище в России. А по указанию государя в глубокой тайне велись переговоры с Ватиканом, весьма встревожившие православных иерархов. Оказывается, согласно не столь давно обнаруженным документам он заверял папу римского Пия VII в готовности содействовать восстановлению единства двух ветвей христианства при условии признания за ним титула великого магистра Мальтийского ордена¹⁵. Однако усиливалось и сближение России с наполеоновской Францией, злейшим врагом католицизма, и прорабатывался их план совместного похода против Англии, что побудило последнюю подготовить морскую эскадру для нападения на Кронштадт. Но разрыва дипломатических отношений между ними не было.
Естественно, что в такой обстановке заговорщики готовились к перевороту. Значительно активизировался и С.Р. Воронцов. В письме из Саутгемптона Новосильцову 2 февраля 1801 г. он обрушивается на некое «безумное действие» Павла I, за чем «должна немедленно последовать комбинация, дабы воспрепятствовать разорению страны». Европе, дескать, неизвестны происходящие у нас ежедневно «еще более сумасбродные и смешанные с жестокостями действия, требующие самых срочных мер, ибо несчастная страна быстро катится в пропасть полной гибели», нашу «презренную нацию» ожидает крах. По смыслу приведенных строк дипломат склонялся, очевидно, к целесообразности какого-то обуздания монарха. Через два дня Новосильцов в очень витиеватых выражениях присоединяется к суждению Воронцова в сопровождении осторожного намека подождать с окончательны ми выводами и предаться «сладостным надеждам». В следующем письме Воронцов не вполне разделяет мнение собеседника. Он сравнивает Россию с кораблем, управляемым сумасшедшим капитаном, который один противостоит команде из 30 человек. По его словам, надежда Новосильцова зиждется на том, что «первый помощник капитана — молодой человек, рассудительный и мягкий, пользуется доверием команды». И он заклинает заочного собеседника «представить молодому человеку и матросам, что им следует спасать судно». Однако Новосильцов этого будто бы пока не делает¹⁶. Речь явно идет о необходимости форсировать смещение императора и замену его наследником престола (первым помощником), Наконец в конце февраля 1801 г. Воронцов сообщает о намеченном на май прибытии императорского двора в Москву, а между строк лимонным соком, не полностью сохранившимся, добавляет: «Мне кажется, что наш смельчак (т.е. царь) хочет удалиться Из окрестностей Кронштадта еще до конца апреля в надежде, что англичане ранее не появятся. Я не досадую его путешествию в Москву, где больше истинных русских, чем в Петербурге, и надеюсь, что они расправятся с, этим...»¹⁷. Далее пропуск, но смысл сохранившегося текста самоочевиден. Это сетование на нерешительность столичных заговорщиков с указанием на желательность исполнения задуманного более решительными москвичами. Речь, следовательно, идет о необходимости скорейшего переворота и низложения императора.

Впрочем, вельможа, очевидно, не был ознакомлен подробно со столичными событиями, где заговорщики во главе с Паленом приступили к удалению последних верных Павлу приближенных, прежде всего Ростопчина, с которым связывалась переориентация внешней политики на Францию и отстранение от должности англофила Панина. 17 февраля 1801 г. Ростопчин пишет находящемуся в Дрездене Кочубею о решении просить отпуск у императора, поскольку, мол, бессилен бороться с интригами и клеветой. На его взгляд, существует «большое общество великих интриганов... Лопухин, Куракин, граф Андрей, а во главе всего Пален». Оказывается, на кону стоят «огромные барыши в случае урегулирования дел Англии. Полагают, что я этому препятствую, хотя я лишь выполняю волю моего государя». Ростопчин явно знат о заговоре и стремился заранее перестраховаться на случай его успешного осуществления. Никаких мер противодействия он предпринимать не собирался. Кочубей переписал полностью это сообщение симпатическими чернилами и отправил его Воронцову с такими комментариями: «Англичане купили наших могущественных лиц и поскольку имеется сброд, то я не огорчусь, если любым путем произойдет благое дело. К способным людям я отношу Кутайсова и Гагарина, Палена. Последний должен быть душой всего, его влияние не может сравниться ни с каким другим». Далее выражалось удовлетворение отставкой Ростопчина, что одобрил и С.Р. Воронцов, сохранивший к нему и позже расположение, а также готовность быть ему чем-либо полезным¹⁸.
20 февраля 1801 г. вице-канцлером был вновь назначен А. Куракин, Пален стал членом Коллегии иностранных дел, продолжая управлять Петербургом, почтовым ведомством с кабинетом перлюстрации переписки и значительной частью армии. Путь для переворота оказался, наконец, расчищенным, целью по-прежнему было убрать Павла I и посадить на его место наследника. Проекты будущего переустройства страны временно оставались в тени. На причастность Англии к заговору ясно намекали Ростопчин и Кочубей. Со ссылкой на архивы МИД Великобритании на субсидирование заговорщиков Лондоном указывал Валишевский. После разысканий Кеннея сомнений на сей счет не осталось. По его словам, Воронцов был в курсе планов свержения царя, о чем, возможно, сообщил своему другу, министру иностранных дел Гренвиллу. Во всяком случае, члены английского кабинета могли знать кое-что о заговоре. Действительно, перед огьездом из России посланник Витворт занял у своего банкира 40 тыс. рублей, за которые не отчитался. Когда же английские контролеры стали настойчиво требовать указания причины расхода таких средств, дипломат отделывался уклончивыми ответами, продолжая карьеру в Париже. Вопрос затянулся до 1809 г., долг списали по решению короля¹⁹. Вряд ли деньги присвоил сам Витворт, скорее он передал их заговорщикам через свою любовницу Жеребцову, которая, помимо амурных похождений, занималась политическими делами, но обещанного вознаграждения не получила и принялась позднее досаждать Витворту.

После кропотливой закулисной подготовки осуществление цареубийства не представляло непреодолимых трудностей. По свидетельству очевидцев, заговорщики из военных в ночь на I марта 1801 г. собрались на квартире Н.А. Зубова, крепко выпили для храбрости и пошли на встречу с Паленом в пристройку Зимнего дворца, где продолжали попойку в компании генералов Талызина, Депрерадовича, Уварова при участии младших офицеров. Во время кутежа Пален поднимает тост за нового императора, приводя часть участников в смущение. В полночь они подняли Семеновский и Преображенский гвардейские полки и направились к царской резиденции, Михайловскому замку. Содействие внутренней охраны позволило двум группам офицеров ворваться в императорские покои. Тем временем, услышав шум, Павел спрятался за ширму возле кровати. Он был, конечно, сразу обнаружен и вытащен на середину спальни. Тут гвардейские офицеры Яшвиль, Татаринов, Гордаиов, Скарятин под командованием генерала Л.Л. Беинигеена и не без участия Н. Зубова бросились на Императора и задушили его. Когда о происшедшем уведомили наследника, тот был ошеломлен или только притворялся. Существует версия, согласно которой Александр не возражал против переворота при условии обязательного сохранения жизни отцу. Однако подтвердить или опровергнуть оную, понятно, никто не был в состоянии. Словом, наскоро составили записку о смерти императора от апоплексического удара. Утром к присяге молодому царю привели гвардейские полки и высших должностных лиц. .Первое время всем распоряжались Пален и братья Зубовы.

В свете приведенных материалов соблазнительно отнести весь заговор с ужасной кульминацией на счет масонов, что и делают до сих пор иные монархически настроенные ученые. Последние, однако, ошибаются уже в силу отсутствия орденской организации с избранными лицами во главе. Несомненная причастность к цареубийству Воронцовых лишь свидетельствует о значимости их роли как глав вельможной группировки, далеко не всеми признанной, хотя им сочувствовали широкие дворянские круга, гвардия и духовенство. Другими словами, действовали они в индивидуальном качестве, без полномочий тогдашних центров «вольных каменщиков», как признанных их лидеров Новикова и Поздеева, так и «Капитула Феникса». В целом же благородное сословие позитивно отнеслось к низложению Павла I и коронации Александра.

После трагического события подтвердилось наше предположение о наличии инициаторов и исполнителей цареубийства. В силу старой поговорки «мавр сделал свое дело, мавр может уходить», с ответственных должностей снимаются и даже удаляются со службы непосредственные исполнители под предводительством Палена за единственным исключением Беннигсена, имевшего, кстати, многолетний масонский стаж. Еще в 1776 г. он создал в Москве тамплиерскую ложу «Искренность» и возглавил ее, не говоря о связях с деятелями «Феникса»²⁰. Сложнее было устранить Панина, который связывал вельможное ядро и наследника, а после переворота управлял Коллегией иностранных дел. На сцену тогда выпустили С.Р. Воронцова, ставшего послом в Лондоне. Он-то и выступил застрельщиком кампании против верного конфидента и протеже, который слишком много знал о подноготной всей операции, в том числе о причастности к ней наследника престола, стал нежелательной персоной и смог удержаться на своем посту лишь до осени 1801 г., затем его навсегда уволили с государственной службы. О подобной подоплеке довольно красноречиво свидетельствует переписка дипломата Воронцова с братом А.Р. Воронцовым, ставшим весьма влиятельной персоной в начале правления Александра I²¹.
Сразу же внутри господствующей элиты начались трения по поводу путей реформирования самодержавного строя. Более сплоченной оказалась аристократия в лице вельмож екатерининского царствования и друзей нового императора. В манифесте о вступлении его на престол, к чему руку приложил Трощинский, извещалось о намерении Александра после скоропостижной смерти родителя взять на себя обязательство править «по законам и по сердцу» Екатерины II, т.е. с помощью ее приближенных. Очередной Романов по отцу и матери являлся почти чистокровным немцем, власть ему досталась на 24 года жизни. Сложная противоречивость его взглядов и поступков вызвала неоднозначную оценку современников, прошлых и настоящих историографов.
Раскроем десятую главу пушкинского «Евгения Онегина», которая открывается примечательным четверостишием:

Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда²².

Что и говорить, оценка сугубо негативная, разделяемая, впрочем, лицами, близко знавшими монарха. Срочно вызванный из Италии Чарторыйский вспоминает: «О прежних либеральных мечтаниях, доведенных до крайних пределов, не было больше речи. Император уже не заговаривал со мной ни о своем намерении отказаться от престола, ни о составленном мною по его требованию манифесте, которым он тогда остался так доволен». Все же он не переставал думать и заботиться о «преобразовании суда, раскрепощении масс, о реформах, удовлетворяющих социальной справедливости, о введении либеральных учреждений». То были, разумеется, скорее туманные мечтания, нежели твердо намеченный план, а преобразования, как оказалось, свелись к косметическому ремонту самодержавного здания. Французский посол Лаферроне вплотную приблизился к сути, утверждая: «Самые существенные свойства его — тщеславие и хитрость или притворство; если бы надеть на него женское платье, он мог бы представить тонкую женщину... Как человек без определенного миросозерцания, без определенных руководящих идей, он неизбежно должен был бросаться из стороны в сторону, улавливать настроения, взвешивать силу их в тот или иной момент и, конечно, в конце •концов подлаживаться под них»²³. Здесь верно схвачена мысль о непрерывном балансировании монарха между отдельными элитарными группами, причем его мировоззрение сводилось к твердой вере в исключительность собственной натуры избранника Божественного провидения, прерогативы которого должны оставаться незыблемыми при всех обстоятельствах.
.Александр сразу отменил наиболее одиозные для дворян и купечества постановления предшественника, восстановил Жалованную грамоту дворянству и городам, принятую Екатериной И, объявил амнистию аристократам, укрывавшимся за границей; ввел свободный пропуск для лиц при их въезде в Россию и выезде из нее; уничтожил тайную экспедицию, отменил эмбарго на ввоз иностранных книг и музыкальных произведений, разрешил открыть частные типографии для публикации там книг и журналов, снял запреты на вывоз из страны и ввоз туда разных товаров.

При императоре был создал т.н. Непременный совет для обсуждения любых государственных дел в качестве совещательного органа. Вопросы поступали туда не только по велению самодержца, но и по инициативе любого из 12 членов, в случае утверждения высказанных мнений они издавались как именные указы. В состав вошли видные сановники под председательством Трощинского. Сперанский стал начальником Третьей экспедиции по части гражданской и законной. Совет просуществовал до 1810 г., являясь первым шагом по ограничению царского самовластья. Но главенствовал над всем в течение только двух лет т.н. Негласный комитет из самых доверенных друзей Александра I Новосильцова, Строганова, Чарторыйского и Кочубея, тесно связанный также с вельможной группировкой и масонами. Они рассматривали н принимали решения после санкции монарха по важнейшим проблемам внутренней и внешней политики. В результате коллегиальное управление было отменено, функции его перешли к восьми министерствам, четыре из них возглавлялись масонами: Мордвиновым — военных и морских сил, А.Р. Воронцовым — иностранных дел, Кочубеем — внутренних дел и А.И. Васильевым—финансов. Канцлером сделали Воронцова при сохранении за ним должности министра, товарищем его (заместителем) стал Чарторыйский, Строганов получил пост товарища министра внутренних дел, а Новосильцов, оставаясь секретарем императора, был назначен товарищем министра юстиции. Это закрепляло положение аристократии в высших эшелонах власти.
В то же время группировка среднего дворянства при всей аморфности состава проявила себя инициатором сенатских реформ. Постепенно она обретала и неформальных лидеров в лице крупного писателя-историка Н.М. Карамзина, а также изощренного политика Ф.В. Ростопчина, выступавшего под маркой патриота в деле отстаивания русской самобытности и самосознания. С ними смыкались адмирал А.С. Шишков и Г.Р. Державин, которые стояли на страже чистоты русского языка и едко высмеивали галломанию. В любом вольнодумце или человеке либерального склада они подозревали агента и союзника революции. К пробуждавшемуся масонству они и их сторонники относились настороженно.
Баланс влияния и сил между двумя основными группировками дворянства, естественно, не оставался неизменным. Со смертью в 1805 г. А.Р. Воронцова и отставкой в следующем году его брата, поселившегося навсегда в обожаемой Англии, вельможная знать лишилась испытанных руководителей, к тому же двое друзей монарха лопали в опалу. 12 июля 1806 г. С.Р. Воронцов писал Строганову: «Николай сообщил мне печальную весть об отставке князя Адама и Новосильцева. Я хотел верить, что император не согласится на эту отставку, столь фатальную для него и его страны. Я также потерял надежду на нашу бедную партию. Представляю, мой дорогой друг, как вы этим огорчены». Для передачи Чарторыйскому прилагалась записка с обвинением Александра 1 в том, что «он отдался в руки сброду, дуракам, интриганам и предателям, одни из которых его предают, а другие порочат, совместно ведя его к поражению и к полному разорению несчастной России»²⁴.
Откровенно признавая существование своей группировки или «партии», отставной дипломат потерял на нее надежды, ибо заметно оторвался от действительности. Однако бойцы не сложили оружия, продолжая действовать и в новых условиях под фактическим руководством Новосильцова, но теперь они выдвинули на первый план Сперанского, ставшего наиболее доверенным лицом царя в звании статс-секретаря. По его поручению он выдвигал идеи новых либеральных реформ и даже составил к 1810 г. обширный план государственных преобразований. Суть проекта сводилась к созданию государственной системы по известному принципу разделения властей на представительную и исполнительную, для чего намечались совещательный при даре Государственный совет и выборная дворянством Государственная дума. Сенату надлежало заниматься судопроизводством, а министерствам - управлением. Иными словами, предлагалось введение конституционной монархии, о чем Сперанский откровенно писал: «Общий предмет преобразования состоит в том, чтобы правление, доселе самодержавное, постановить и учредить на непременном законе»²⁵. Словом, то были в несколько подновленном виде давние планы вельможной знати и масонства. Недаром существенным элементом такого намерения было преобразование последнего в некое государственное установление, которое действует параллельно православной церкви под контролем властей и несамостоятельно.

Проекты явно не вписывались в расчеты Александра I и его камарильи и оказались мертворожденными. Монарх лишь согласился на учреждение Государственного совета, который и заменил Непременный совет из назначенных 35 высших сановников с задачей объединять и направлять всю правительственную деятельность. Поскольку эти лица высказались первым делом против дальнейших преобразований, Сперанскому лишь удалось провести ряд изменений в законодательстве о чинах и ряд мер в финансовой области.
Сжатый очерк системы управления на высшем уровне при закулисной поддержке Ордена «вольных каменщиков», думается, позволяет глубже осветить происходящие в нем процессы с учетом сохранившихся мистического и рационалистического течений, постепенно обретающих организационные формы, когда подпольные ложи и группы братьев оформлялись в полноценные ассоциации. Глашатаем мистиков оставался Н.И. Новиков, вновь попытавшийся заняться просветительством, что ему не удалось по бедности и из-за расстроенного здоровья. «Лишенный возможности участвовать в литературно-общественной жизни страны и издательской работе, он доживал свой век тихим отшельником в тихом кругу родных и близких ему людей»²⁶. Смерть настигла его в 1818 г. Попытка сблизившегося тогда с Александром 1 Карамзина добиться вспомоществования заслуженному дворянину успехом не увенчалась. Правда, близкий друг просветителя А.Ф. Лабзин стремился не без определенного успеха возобновить масонские занятия в столичной ложе «Умирающий Сфинкс», где адепты углубляли мистические познания. В то же время другой лидер, О.А. Поздеев, развивал активность в московских ложах «Нептун» и «К Мертвой Голове» с упором на постижение литературы по алхимии и магии. Подобные братства считались тайными и действовали по особым регламентам.
В 1803 г. монарх разрешил масонскую деятельность, что привело к возобновлению зодческих работ в старых ложах обеих столиц и губернских городов, а также в армии под началом «Капитула Феникса». Руководящий состав формировался, как прежде, из отпрысков кланов родовитого барства в лице Гагариных, Голицыных, Волконских, Долгоруких, Трубецких, Апраксиных, Строгановых, Разумовских. В ложи принимались главным образом «благорожденные дворяне с познаниями в науках, чистые нравами и телом здравые»²⁷. Они объединяли придворных, крупных чиновников, военных. Но в отдельных ложах было немало купцов, врачей, ремесленников, деятелей наук и искусств, включая значительное число иностранцев. Там царствовал консервативный дух, приверженность самодержавию, ненависть к. проявлениям вольнодумства.

Специфический характер носила масонская секта во главе с польским графом Ф. Грабянкой, основанная ранее во французском Авиньоне под названием «Народ божий», затем перебазировавшаяся к нам и известная как «Новый Иерусалим». Иудейским царем провозгласил себя сам граф. Руководители толковали сновидения, давали советы по житейским обстоятельствам, якобы вызывали даже сагану. Одни предрекали погибель России от междоусобиц, другие пророчили Грабянке превращение в польского короля, который завоюет Османскую империю, истребит всех неверных и перенесет турецкую столицу из Константинополя в Иерусалим, куда будут приходить земные правители учиться у графа, подобного новому Соломону, высшей премудрости. Авантюрист воспользовался сперва расположением вдовы сподвижника Павла I, его флигель-адъютанта Плещеева, которая помогла наладить контакты с влиятельными лицами и масонскими мистиками. О Грабянке сохранились колоритные зарисовки современников.
Одна из воспитанниц Лабзина свидетельствует: «До 1812 г. начал посещать нас какой-то старик, которого все называли «папа», он не понимал по-русски, именовал себя графом Лещиц-Грабянко. Многие собирались на вечера, читали он или другие не помню точно на каком языке и что такое; каждый член общества имел вместо имени число цифр, и я в том числе имела, не помню какое». По словам некоего М. Муромцева, то был старик лет шестидесяти, среднего роста и широкий в плечах, которого принимали сперва за католика или проповедника. Поначалу его кормили сытным обедом, и сразу возникали посвященные, помнит он Лабзина и Озерова-Дерябина, гвардейского офицера Измайловского полка. Но главным другом и наперсником графа являлся якобы Ленивцев, управлявший откупными делами П. Зубова. Открыв собрание, Грабянка вынимал из портфеля тетрадь на французском языке и, примешивая польские слова, толковал религиозные тексты, разбавлял их анекдотами и легендами из собственной «святой» жизни. «Слушатели были в восхищении, особенно дамы почти боготворили его, посылая ему свои работы и проч., а мужчины давали ему значительные подарки». Чиновник Ф.П. Лубяновский увидел графа в доме одного знакомого. Грабянка взял его под руку, отвел к окну и промолвил торжественно: «Вы, конечно, знаете, что небо послало меня сюда учредить и образовать новое иерусалимское царство». Он предложил вступить в общество, показал и список членов далеко не юного возраста с орденскими лентами, форму присяги и план будущего храма в Новом Иерусалиме. Чиновник попросил неделю на размышление и будто бы больше графа не встречал, в чем позволительно усомниться. Но пророку развернуться не удалось, власти заподозрили неладное и посадили его под домашний арест за шарлатанство, позднее перевели в крепость, где он и умер в 1807 г. А по городу уже поползли слухи, будто он являлся шпионом Наполеона Бонапарта²⁸.

Масоны рационалистического направления шведской системы испросили в 1804 г. согласие государя на открытие в столице ложи, названной в его честь. Возражений не последовало, несколько позднее в честь императрицы образовали «Братство Елизаветы к Добродетели». Общим правилом адептов было «не иметь никаких таинств пред правительством». И их ассоциации «преобразовывались в своеобразные общественные клубы, где вся фантастика и символистика становились лишь модным придатком. Они не только не поднимали вопроса об уничтожении крепостного права, но часто и много выступали в его поддержку»²⁹.
Более всего осталось воспоминаний о масонах-мистиках, на которых бегло остановимся. Отец известного писателя-славянофила И.С. Аксакова, в молодости мелкий чиновник, как-то познакомился с начальником хлебных запасных магазинов Петербурга В.В. Рубановским (на самом деле В.И. Романовским), известным мистиком. Затем Аксаков стал посещать руководителя ложи «Умирающий Сфинкс», который ему не понравился бахвальством и властолюбием, но адепты раболепно пресмыкались перед ним. Кончил жизнь самоубийством коллега .Аксакова по службе, немец Вольф, оказавшийся также масоном. «Рубановский» стал тогда настоятельно просить юношу раздобыть бумаги Вольфа или хотя бы переписать некоторые из них. Поскольку это оказалось невозможным, Аксаков решил пойти на хитрость и сочинил какой-то вздор в темных мистических выражениях, выдав его за произведение покойного.
«Я написал девять отрывков, — свидетельствует Аксаков. — Все они состояли из пустого набора слов и великолепных фраз без единого смысла; но в то же время я постарался придать написанному мною некоторую внешнюю связь и мистическое значение. Приемы же я заимствовал из сочинений Эккартсгаузена, Шиллинга и самого Лабзина». Трюк вполне удался, несусветную белиберду приняли за откровения, читали в присутствии масонов, хваливших ее при рекомендации напечатать в запрещенном журнале «Сионский вестник» при возобновлении выпуска. Аксаков окончательно убедился в невежественности мартинистов и отказался примкнуть к ним, что не отвратило Лабзина от поисков учеников. Он Привлек в ложу талантливого портретиста Д.Г. Левицкого, возведя в высшие на тот период масонские степени «шотландского Мастера» и «теоретического брата», как отличавшегося глубокой религиозностью³⁰.

Приведенные свидетельства в целом подтверждает Д.Н. Свербеев, отец которого некогда слушал лекции небезызвестного Шварца, потом возглавил ложу Г. Орла. Среди соратников отца мемуарист помнил И.А. Лопухина и губернского предводителя дворянства П.И. Сафонова, который сел подробный, весьма примитивный дневник, выдававший нутро «помещика-крепостника и борзятника». Третий знакомец, В.В. Артемьев, бросил в молодости военную службу ради изучения алхимии и желания обнаружить философский камень, под влиянием особенно Лабзина. Сын богатого помещика «весь предался какой-то странной религиозной мании и еще при отце одичал совершенно и жил не столько в обществе людей, сколько с духами». Жизнь свою он закончил в Соловецком монастыре, куда был заточен за организацию среди крепостных неких «трапез любви», сиречь, очевидно, извращенных оргий³¹. В этих сведениях, конечно, чувствуется предвзятость людей в отношении всего мистического.
Царское правительство и сам император давно стремились поставить на службу себе масонство в соответствии и с планами вельможной знати. По отдельным данным, Александр I был посвящен в масоны префектом «Капитула Феникса» И.В. Бебером, профессором физики и математики, инспектором 2-го кадетского корпуса. Для этого события якобы был разработан «специальный обряд», который также прошли близкие монарху по духу Голицын и Кушелев. В письме первого из них государю от 4 марта 1821 г. отмечаюсь, в частности: «Обязательства, которые мы втроем взяли на себя перед лицом Всевышнего, не шутка». По словам историка Грюнвальда, члены интимного братства, возможно, проводили соответствующие церемонии в Зимнем дворце³². Во всяком случае, монарх неплохо разбирался в масонских делах. Свидетельством тому может служить анонимная записка ему на французском языке от 1810 г., начинающаяся так: «Я счел долгом представить Вашему Величеству некоторые мысли относительно тех мудрых мер, кои Ваше Величество предполагает употребить для устройства масонства. Они представляются мне способными обеспечить успех ваших намерений». Далее утверждалось, что такое «устройство» должно принести две существенные выгоды. Во-первых, «остановить усиление испорченности нравов, утверждая добру го нравственность на прочном основании религии». Во-вторых, «воспрепятствовать появлению всякого другого общества на вредных началах и таким способом образовать род постоянного, но незаметного надзора, который по своим тайным сношениям с Министерством полиции поставил бы ему, так сказать, залог против всякой попытки, противной предполагаемой цели». В эту тайну намечалось посвятить лишь орденских начальников³³. Скорее всего, записка принадлежала Сперанскому, о чем кратко говорилось выше, ибо исходные идеи развивались им в планах государственного преобразования страны. Не исключено и соавторство министра полиции А.Д. Балашова, направившего в августе 1810 г. столичным братствам особое предписание, гласившее: «Начальникам существующих здесь обществ известно, что правительство, зная о их существовании, не полагало никаких препятствий их собраниям. Со своей стороны и общества сии заслуживают ту справедливость, что доселе не подавали они ни малейшего повода к какому-либо на них притязанию. Но неосторожностию некоторых членов, взаимными лож состязаниями и некоторою поспешностью к расширению их новыми и непрестанными принятиями, бытие сих обществ слишком огласилось. Из тайных они стали почти явными, и тем подали повод невежеству или злонамеренности к разным на них нареканиям. В сем положении вещей и дабы положить преграду сим толкованиям, правительство сочло нужным войти подробнее в правила сих обществ и удостовериться в тех основаниях, на коих они могут быть терпимы или покровительствуемы». Это намечалось осуществить путем сношений руководящих лиц с двумя доверенными особами, «знанием и степенями своими в масонстве известными». Именно они под непосредственным наблюдением министра народного просвещения А.К. Разумовского и должны изложить «в духе доверенности и братства правила, основания и системы своей ложи». Предполагалось также приостановить прием новых членов при сохранении в совершенной тайне от публики и адептов сношения с властями. От имени царя руководители братств запрашивались, желают ли они состоять под покровительством последних или готовы ограничиться терпимостью к ним. В первом случае они всецело подчинялись министру полиции, а во втором ограничивались представлением сведений о своей деятельности. Масонские лидеры предпочли второй вариант³⁴.

Здесь примечательны два обстоятельства: запрашивались только столичные ложи, что могло свидетельствовать о слабом распространении им подобных на другие города, за деятельностью масонов устанавливался негласный правительственный контроль. Действительно, вскоре в Министерство полиции сообщили данные о столичных ложах «Соединенные Друзья», «Палестина», работавших по французской системе, о братствах шведской системы «Елизавета к Добродетели», «Александра к Благотворительности», «Петра к Истине» под управлением Великой Директориальной Ложи, «Владимира к Порядку» во главе с Бебером. Однако члены «Капитула Феникса» не передали властям акты высоких степеней, как, впрочем, и глава «Умирающего Сфинкса» Лабзин.
Вот некоторые из поступивших сведений. Ложей «Соединенные друзья» руководил в 1807 г. генерал-майор А.А. Жеребцов, прикомандированный к Министерству внутренних дел. Из 50 участников 23 имели степени от мастера и выше. Среди них фигурировали представители знати герцог А. Вюртембергский, С. Потоцкий, А.И. Оетерман Толстой, Н.М. Бороздин, С.С. Ланской, И.И. Воронцов-Дашков, Г. и Р. Полиньяки, сам министр полиции Балашов и будущий шеф жандармов А.Х. Бенкендорф. Два последних, возможно, приняли посвящение для последующего доклада императору обо всем происходящем па собраниях. Наконец, почетными адептами значились немец Фесслер, католик, затем протестант, профессор восточных языков и философии в Петербургском университете, писатель и историк, отставной генерал лейтенант Е.А. Кушелев, композитор Боэльдье, французский актер Дельмас. Было там немало и других иностранцев.

Ложа «Палестина» (175 членов) находилась под управлением графа польского происхождения М.Ю. Виельгорского, члена главной дирекции училищ, дирекции театров, начальника ряда общественных богоугодных заведений. Здесь насчитывалось еще больше носителей высоких степеней, первым же в списке адептов значился некий Шаррьер де Монтеран, «великий избранный рыцарь Кадош, князь ливанский и иерусалимский», на деле гувернер того же Балашова. За ним шли доктор Беньи, Виельгорский, инженер П. Базен, отец известного маршала второй империи во Франции, греческий князь А. Ипсиланти. А в низших степенях подвизались большей частью французы и немцы из купцов, ученых, преподавателей, артистов, художников. В трех «шведских» братствах насчитывалось 114 адептов, включая генералов А.С. Сергеева, Ф.Д. Синицына, Кушелева, профессоров Кайданова, Фесслера, Лоди, Гауэншильда, офицеров гвардейских полков, иностранных торговцев и медиков. В братстве «Петра к Истине» фигурировали в основном немцы во главе с главным врачом Обуховекой больницы для умалишенных Е.Е. Эллизеном, призванного в будущем сыграть немаловажную роль в масонстве. Всего в столице империи насчитывалось в 1810 г. 239 адептов и еще 29 почетных членов³⁵. Очевидно, в каждом из провинциальных городов их вряд ли было больше.

Информация о делах Ордена «вольных каменщиков», вероятно, поступала в правительственный комитет, из членов которого известны лишь Балашов, Разумовский и Сперанский. Скорее всего, орден занимался разработкой реформы масонства согласно упомянутому выше проекту Сперанского. Во всяком случае, при закрытии братств в 1822 г. тот заявил: «Я, нижеподписавшийся, сим объявляю, что ни к какой масонской ложе и ни к какому тайному обществу ни внутри империи, ни вне ее не принадлежу и впредь принадлежать не буду. Сие объявление относится не только к настоящему, но и ко всему прошедшему времени, с следующим изъятием: в 1810 г. по случаю рассмотрения масонских дел в особо учрежденном от правительства комитете, коего я был членом, я был принят здесь, в Петербурге, с ведома правительства, в масонские обряды под председательством известного доктора Фесслера, в частной домашней ложе, которая ни имени, ни состава, ни учреждения, ложам свойственного, не имела. Посетив оную два раза, после того, как и прежде, нигде и ни в какой ложе, ни тайном обществе я не бывал и к оным не принадлежал»³⁶. Лукавый реформатор, разумеется, приоткрыл лишь завесу тайны, ничего не сказав о целях и задачах официально созданного комитета, умолчал он и о составе, а также предмете занятий ложи Фесслера, которую искусно выдал за ничего не значивший эпизод своей карьеры.

Тщательно скрывали существо работ и остальные члены сообщества, что не позволяет в точности установить итоги таковой. Поневоле исследователь вынужден ограничиться отдельными штрихами. Так, члены «Соединенных Друзей» якобы делают «много благодеяний, посещают тюрьмы, помогают бедным». Очевидно, заранее согласовав линию поведения, Жеребцов и Виельгорский утверждали, будто «никакой точной цели не имели и масонской тайны никакой не ведали». В неопубликованной статье известного деятеля Ордена М.П. Баратаева и анонимного автора акцент делался на формы и методы благотворительности, которая была «необычайно широкой», но конкретных данных и цифр ими не приводится, что подрывает доверие к подобному свидетельству³⁷.
В масонской деятельности не просматривается интереса к каким-либо общественным, а тем более политическим вопросам. Скудны данные и о международных связях ассоциаций. Спорадические контакты существовали в основном с немецкими объединениями. Так, в письме руководителя берлинской Великой Земельной Ложи Ф. Кастильона Беберу от 23 ноября 1810 г. содержалось предложение вступить в сношения с ложей «Владимира к порядку», как и с прочими двумя материнскими ложами, ибо три аналогичных прусских братства «между собою соединены и находятся в совершенном согласии». Оказалось, что речь шла об ответе на запрос ряда русских масонов получить компрометирующие сведения о Фесслере, якобы желающем реформировать местное масонство³⁸.
По некоторым данным, министр полиции вызвал к себе 28 марта 1812 г. досточтимого мастера братства «Петра к Истине» и заявил ему: «Государь император убедился по представлениям моим, что ложи никак сумнительны быть не могут. Нельзя их актом аккредитовать, но мне государь приказал вас удостоверить в своем благоволении». Немец принялся благодарить высокое начальство, поинтересовавшись также, за какие это заслуги. Но ответа в документе не имеется. Вообще же Эллизен, несомненно, располагал влиятельными покровителями, поскольку сумел определить отпрыска на службу в Министерство иностранных дел, а тесть его, доктор Альбини, был любимым учеником лейб-медика самого царя Франка, дружил он и с придворным врачом Торсбергом³⁹.
Описанные моменты происходили на фоне крупнейших европейских событий, вызванных в первую очередь завоевательными походами Наполеона. Россия активно участвовала во многих вооруженных конфликтах. Наибольшее значение имела, конечно, Отечественная война 1812 г., которая привела к разгрому захватчиков, вызвав в конечном итоге крушение первой французской империи. В годину тяжелых испытаний для страны видные представители вельможной знати Голицын, Новосильцов, Строганов, Кочубей сумели подтвердить свою значимость и снова были в фаворе. Заметную роль сыграли и масоны. Главнокомандующий, фельдмаршал Кутузов, принадлежат к заслуженным адептам Ордена, вступив в одну из немецких лож еще в 1779 г., позднее получил седьмую степень и состоял членом московского братства «Трех Знамен». И похоронили его по масонскому обряду⁴⁰. Немало молодых офицеров стали адептами зарубежных ассоциаций. Усилилась тяга и к вступлению разных лиц в наши объединения.

Напротив, лидеры среднего дворянства слабо проявили себя. Ни Ростопчин, ни Шишков не снискали лавров на государственном поприще, Карамзин всецело погрузился в составление фундаментального исторического труда, почти отойдя от политики. Державин одряхлел и всецело занялся поэтическим творчеством. Не лучшим образом выглядели другие представители этой группировки. Но все-таки они продолжали надеяться на лучшее, пока уйдя в тень. Благо потенциальные ресурсы им удалось сохранить, включая долю влияния в придворных кругах и особенно среди православного духовенства, недовольного происходящим в России.
Приток в масонство после Отечественной войны свежих сил, главным образом молодых офицеров, чиновников, лиц свободных профессий, испытавших немалое влияние западных либеральных идей, послужил катализатором реформаторских тенденций прежде всего в среде адептов рационалистического течения, мало затронув мистиков. Это выразилось в стремлении упростить ритуалы, облегчить вступление новых членов и их прохождение по иерархической лестнице, но при отказе от присвоения высоких степеней посвящения с переходом к более простой обрядности британского образца, ограниченного, как известно, тремя градусами, и при усиленном внимании к филантропическим начинаниям. Причем сказывалось воздействие сходных процессов в немецких землях, учитывая довольно серьезный процент выходцев оттуда. В любопытном источнике «Петербургские слухи, известия и анекдоты», регулярно поступающем в главную квартиру императора при действующей армии, отмечалось в марте 1813 г.: «Усиливающиеся ежедневно франкмасонские ложи долженствовали бы обратить на себя внимание правительства, тем более что люди, обязанные по местам своим иметь надзор за оными, не довольно посвящены в мистерии ордена, различных ветвей его, равно и изменений, чтобы всегда уметь искусно не только укрощать порывы подобной иерархии, но даже почерпать ту пользу (можно сказать, многоразличную и важную) д.(я государства, каковую поистине из сих обществ извлечь бы можно было»⁴¹.

Поэтому далеко не случайно известный нам Эллизен обратился 16 июля 1814 г. к префекту «Капитула Феникса» Be6epjrf письмом, утверждающим, будто «так называемые высшие степени нимало не состоят в связи с первоначальным чистым свободным каменщичеством», они являются не только излишними, по даже вредными, поскольку «вместо облагораживания человеческого сердца имеют последствием явное развращение нравов и легко могут сделаться вредными для государства». Далее голословно заявлялось, что известные инициаторы высоких степеней XVIII в. Гунд-Штарк, Циннеидорф, Вельнер и другие «были апостолами иезуитов... злыми утонченными обманщиками или жалостно обманутыми». Мало того, акты высших степеней якобы не были предъявлены правительству и не получили его одобрения, вследствие чего не могут присваиваться в дальнейшем. Заявив о намерении работать в своем братстве лишь в первых трех степенях, немец грозил обратиться к властям в случае противодействия масонского руководства, а также сообщить о том всем членам «Капитула Феникса» и каждого «брата мастера»⁴².
Вскоре Эллизен ввел в своей ложе систему трех степеней, за ним последовали еще две ассоциации. За демаршем стояла, очевидно, при одобрении правительства группа адептов из немцев. В результате среди приверженцев обоих подходов начались трения, и это привело в 1815 г. с согласия правительства к образованию независимых друг от друга Великой Директориальной Ложи «Владимира к Порядку» и Великой Ложи «Астреи», которую впредь будем именовать «Астрея» (богиня справедливости). В руководство первой были избраны Виельгорский, Жеребцов, флигель-адъютант императора П.А. Шувалов, тайный советник, сенатор Ю.Ф. Корф, крупный чиновник С.С. Ланской, остзейский барон Г.И. Буденброк, граф С.Е. Потоцкий и лица рангом поменьше. Великим мастером «Астреи» стал камергер, тайный советник, граф В.В. Мусии-Пушкин-Брюс, в правление входили полковник в отставке фон Гюнцель, асессор Ревельского трибунала фон Россилон, придворный врач Лерхе, Фольборт, Брандт, Эллизен, фон Гильмерсен и коллежский асессор II.A. Корсаков⁴³. Как видим, начальниками «Владимира к Порядку» остались в основном представители родовитой знати, «Астреи» — преимущественно придворные, чиновники средней руки с некоторым преобладанием немцев.

В подчинении Великой Директориальной Ложи состояли братства «Елизаветы», «Александра», «Соединенных Друзей» и др. Вскоре послушание стало называться Великой Провинциальной Ложей (ВПЛ), имея под своей эгидой еще три столичных братства членов высоких степеней, или шотландских, а именно «Александра Златого Льва», «Сфинкса» и «Георгия» в столице, управляемые особой Шотландской директорией под верховенством «Капитула Феникса». Последний в 1817 г. возглавил Жеребцов, за которым по списку шли старый масон Ф.Ф. Герланд, генерал-майор Д.А. Зубов, офицер П.П. Ланской, директор Петербургского технологического института И.М. Евреинов, камергер П.А. Ржевский, флигель-адъютант принца Вюртембергского М.С. Шулепников, известный филантроп Г.И. Чернышев.
Протоколы и другие материалы ВПЛ, очевидно, составлялись с учетом представления властям и потому касались чисто внутренних орденских вопросов. Высшим органом считались квартальные и чрезвычайные собрания с участием руководителей и глав подчиненных ассоциаций. На собрании 3 сентября 1818 г. докладывалось, к примеру, в порядке информации, поступление от Великой Национальной Ложи Пруссии списка курируемых братств. В свою очередь, русские братья направили ей аналогичные сведения о своих ложах. По смете па период с 1 мая 1818 г. по 1 мая следующего года предусматривались доходы (без указания их источника) на сумму 7040 руб., расходы — 8600 руб., включая затраты по найму помещения, содержание швейцара, дворника и т.д. Отчет «вспомогательной братской кассы» с декабря 1817 г. по 1 июня 1818 г. числил расходы на вспомоществование адептам без возврата 450 руб. и заимообразно 2585 руб⁴⁴. В общем, суммы являлись несущественными.

Исполнительным органом данного центра являлась тайная для рядовых масонов Верховная директория, которая осуществляла свои полномочия через Верховный орденский совет. 1 апреля 1819 г. она заслушала соображения совета по ходатайству 84 лиц, в том числе глав всех шести лож союза об отмене «ежегодных выборов чиновников и офицеров» ради утверждения его прочности, ибо это соответствует «истинному духу и коренным правилам древнего свободного каменщичеетва». На деле же отмена выборности как раз и противоречила сложившимся традициям, подрывая принципы демократизма. Очевидно, введете назначенченства сверху полностью ставило рядовых членов в зависимость от неизвестных начальников, что не могло не вызвать недовольства в братской среде. Все же выборы были отменены, члены орденского совета и руководители лож отныне назначались Директорией, которая выдвинула тогда на пост великого провинциального мастера Виельгорского при заместителе Чернышове. Руководителями шести низовых объединений стали Ланской, А.А. Дмитриев-Мамонов, Евреинов, Герланд, С.П. Фонвизин и А.Н. Римский-Корсаков. Вскоре и капитул шотландских лож обратился к Директории с просьбой отменить выборность в трех контролируемых им ложах, но получил разрешение только в отношении двух лож, а для третьей — «Эвксииского Понта» (Одесса) почему-то сохранила прежний порядок без объяснения причин⁴⁵.

31 октября 1819 г. Директория рассмотрела письмо подполковника Владимирского пехотного полка И.Н. Хотяиицева, который уже состоял в одной из лож «Астреи», был участником декабристского «Союза благоденствия» и в дальнейшем привлекался к следствию в качестве члена подобной организации, но без последствий, продолжая командовать полком в Витебске. Офицер ходатайствовал о разрешении на учреждение в Подольске братства «Минерва» для работы по елагинской системе, т.е. с тремя степенями посвящешш. Просьбу отклонили на том основании, что ВПЛ не допускает никаких иных систем, кроме «древней, во всех ложах ее союза принятой и признанной от начальства за самую справедливую»⁴⁶. Следовательно, главным аргументом являлось мнение некоего руководства.
Кстати, пресловутая шотландская директория сама имела достаточно серьезные полномочия, включая право с утверждением Верховного орденского совета создавать новые братства и даже закрывать уже существующие, подавая пример «живейшего и чистейшего прилепления к христианской религии, непреоборимой верности и повиновения Государю, искренней любви к Отечеству, взаимного братолюбия, дружбы и согласия между собой». Она избегает сношений с такими обществами и лицами, кои, «поправ высочайшие истины и таинства христианской религии, вдаются в совершенный разврат, иллюминатство и своетолкование ложной философии». Подобные общества предписывалось выявлять и ставить о них в известность совет, т.е. заниматься доносительством. Адептов призывали возродить в себе способность к «возвышеннейшим занятиям и умножению своих познаний в раскрытии иероглифов»⁴⁷. Иными словами, им предлагали следовать учению розенкрейцеров.

Регламентировались сроки для повышения в масонские степени — в четвертую «избранных братьев» из мастеров 2 года и 3 месяца, в шотландские мастера — 16 месяцев, но не менее 6 месяцев в случае примерного усердия и необыкновенного прилежания в работах при согласии комитета «чиновников и офицеров». За предоставление грамоты или конституции вновь учрежденной ложе Директория взимала 200 руб., за упомянутые две степени — 200 руб., а за каждый патент члену при его продвижении — 15 руб. Шотландские ложи работали на «отечественном языке» с правом принимать входящие бумаги и вести переписку на французском и немецком языках. Члены Директории подписывали особую клятву пред «всевысочайшем Строителем вселенной и собранными здесь ее членами», обещая оказывать «полную доверенность и повиновение начальствующему над директорией верховному орденскому совету»⁴⁸. При открытии и закрытии заседаний читались краткие молитвы.
Обязанности шотландских братьев сводились к следующему: «Благоговейная преданность к государю на земле, живому образу Господа докажет, что они верные его подданные. Почтение к законам, повиновение к поставленным властям, вот признаки сынов премудрости. Воздёржанье в словах, разумны в деяниях, шотландские рыцари не должны судить дела вышней власти, обязаны преследовать с презрением нарушителей общего спокойствия и врагов вышней власти». Поэтому «все суждения о политических делах и религии воспрещаются не только в ложах, но и в местах собрания братства, даже возбраняется предлагать вопросы о государственных делах». В противном же случае «имя кавалера св. Андрея, нарушившего верность государю и преступившего обязанности как сына отечества, исключаются из списка, и изгладится имя его из всех бумаг, сохраняемых в архиве». Тайны Директории Ничего «не заключают против религий, отечества, государя, нравов и человечества». Желающие повышения мастера должны быть действительными членами одной из лож ВПЛ, принадлежать к христианской церкви, «покровительствуемой или терпимой в государстве», отличаться приверженностью монарху, уважать законы, иметь доброе имя, возраст но крайней мере 25 лег, нрав кроткий и добрый. Не допускались лица «неверующие и неприятели религии», поддерживающие тайную переписку с врагами государства, и участники заговора, кои покушались «нарушить общественный порядок», люди развратного поведения, игроки, ростовщики, лихоимцы, пьяницы⁴⁹.

Тем самым уставными документами подчеркивалась верность христианству, самодержавию и его установлениям. Масоны стремились быть лояльными слугами царя и не допускать в своей среде никакого инакомыслия. Разумеется, го были не одни пустые заверения, а повседневная практика .внутренней жизни братств. Продолжающееся служение лож союза аристократии не нашло явного отражения в документации, если не считать полного отказа от выборности должностных лиц, что претило многим адептам, которые начали переходить в лоно соперничающего союза.
Напротив, «Астрея» действовала на более либеральных принципах Уложения 1816 г., подписанного, кроме руководства, еще и досточтимыми мастерами входящих в нее лож, а именно Элли- зеном, ювелиром императорского кабинета Ф. Яннашем («Палестина»), коллежским секретарем IT.Я. фон Фоком («Изида»), библиотекарем К. Вейером («Нептун»), т.е. главами столичных братств. Подробный документ объединения представлял собой целую печатную книгу, которая регламентировала от крупных до мельчайших вопросов. Во главе союза стоял великий мастер, избираемый каждые два года большинством голосов, как «поручатель и представитель великой ложи и всех зависящих от оной лож пред правительством, которого волю они в точности выполняют во всех к оному отношениях». Они обязались «не иметь никаких таинств пред правительством», предоставляя тому свой устав в удостоверение того, что «он ничего предосудительного не содержит». Бралось и обязательство «никогда не состоять в посредственной или непосредственной зависимости от неизвестных начальств или чужестранных Великих Востоков и лож, не иметь в предмете работ своих изыскания сверхъестественных таинств, не следовать правилам т.н. иллюминатов и мистиков, ниже алхимистов, убегать всех таких несообразностей с естественным и положительным законом и, наконец, не стараться о восстановлении древних рыцарских орденов»⁵⁰.

Тезис о полном повиновении и подчинении властям обосновывался весьма подробно с подчеркиванием отмежевания членов от высоких степеней, иллюминатов и мартинистских лож, занимающихся алхимией и вообще оккультизмом, говорилось об отсутствии подчинения заграничным центрам, чем выявлялись принципиальные отличия от системы ВПЛ. Целью зодческих работ провозглашались «усовершенствования благополучия человеков исправлением нравственности, распространением добродетели, благочестия и непоколебимой верности к государю и отечеству, строгим исполнением существующих государственных законов». Притом каждый адепт «может поступать по своим правилам в содействовании цели братства», присутствовать на собраниях, представлять начальству свои мысли и сомнения. Великая Ложа оговаривала свое право «основывать новые ложи всегда, однако с сведения и дозволения правительства». За разрешение на открытие каждая новая ложа должна была уплачивать 50 руб. серебром, после чего она получает патент на производство работ. Если ложа в течение 12 месяцев не имела собраний, то она считалась несуществующей с исключением из списка союза. Подробно оговаривался порядок повышения в масонских степенях, для получения второй из них ученику полагаюсь пробыть в своем качестве семь месяцев, носитель второй степени подмастерья мог претендовать на посвящение в мастера. Более высокие степени, как мы видели, здесь не существовали.

Общие обязанности масонов подробно излагались в пространном параграфе. «Истинный масон почитает Бога, как Творца и Правителя мира. Он избегает всего, что может быть противно сему почитанию; признает святость религии христианской, точным исполнением правил ее доказывает, что сердце его исполнено высокого учения Св. Евангелия, и нравственный закон избирает правилом поступков своих». Далее подчеркивалось: «Масон должен быть покорным и верным подданным своего государя и отечества, повиноваться гражданским законам и в точности исполнять их; ои не должен принимать участия ни в каких тайных или явных предприятиях, которые могли бы быть вредны отечеству или государю; равно не содействовать тому осуждениями государя или его законов ни письменно, ни словесно». Каждый масон, узнавший о подобном предприятии, «обязан тотчас извещать о том правительство, как законы повелевают». Нарушение влекло за собой исключение из ложи. Аналогичная кара постигает лиц, преданных Уголовному суду и уличенных в каком-нибудь преступлении. Адепту более высокого градуса запрещалось под угрозой временного или постоянного отлучения передавать таинства собрату низшей степени. Никто не имел права быть действительным членом двух лож в одно время. Возбранялось вести разговоры о делах государственных, правительственных и религиозных в ложе и ее доме. Каждый член был обязан платить «законные приношения и пожертвования в назначенные сроки». Взносы брались также при посвящении в масоны и после продвижения по иерархической лестнице.

В масонство принимались лишь дворяне не моложе 21 года, но сын адепта мог получить посвящение и в 18 лет. Каждому кандидату надлежало иметь постоянное местопребывание. Вопросы приема решались баллотировкой шарами. Схожий порядок существует во многих странах для селективного отбора претендентов. Даже в «братья служители» или прислугу допускался только «человек вольного состояния, беспорочной нравственности, честного поведения, имеющий некоторую степень образования для исполнения возлагаемых обязанностей». И они подлежали баллотировке, правда, с отменой большей части обрядов и торжественным обещанием быть молчаливым, честным и послушным. За произведенные ими работы полагалась определенная плата.
Отдельно регламентировались поощрения и наказания. На первом месте значилась благодарность управляющего мастера от себя лично или от имени всей ложи с подразделением на обыкновенную и торжественную, далее повышение в степени, сооружение памятника в орденском помещении, извещение всех лож о «великих заслугах» и оказанных адептам почестей. Брат-служитель был вправе рассчитывать на подарки. Среди наказаний в порядке возрастания фигурировали: выговор управляющего мастера наедине, в присутствии обоих надзирателей или с приглашением секретаря, который заносил порицание в протокол; публичный выговор перед чиновниками-офицерами или в открытой ложе с занесением в протокол, отсрочка повышения в следующий градус; увольнение на время от должности, занимаемой в ложе; отрешение от звания; временное увольнение от участия в зодческих работах; исключение из списка члена ложи с объявлением этого другим ложам и занесением фамилии ослушника в черную книгу; наконец, изгнание из братства в качестве высшей меры наказания. Имелся и перечень проступков, подлежащих тем или иным видам взысканий, а также порицаний.

Исключение из ложи налагалось «за важное нарушение должного почтения к чиновникам во время исполнения их обязанностей или в открытой ложе; за тайные заговоры для перемены чиновников или доселе существующего порядка и законов; за важный проступок против нравственности, за мнимое банкротство и тому подобное». А изгнание из Ордена постигало «богохулителей и изменников отечества, клятвопреступников, лишенных чести гражданским судом; проступков, явивших высшую степень нравственного разврата; похитивших или утаивших казну ложи или ее бумаги; тайно принявших в братство за деньга; оскорбивших брата самим делом в ложе; сделавших заговор для ее разрушения или впадших в несравненно большие преступления». Ни одна из мер не влекла за собой применения к нарушителям физических воздействий, включая тайную казнь, о чем столь любят распространяться ныне публицисты.
Все братства «Астреи» объявлялись равноправными, они поддерживали между собой контакты и сообщали друг другу списки членов. Каждая из состоявших в данном союзе лож должна была оказывать «Астрее» «доверие, почтительность и послушание во всех масонских отношениях». Со своей стороны, Великая Ложа была «взаимно обязана являть всем ложам вспомоществование и правосудие». Каждая из них могла «находиться в дружеских сношениях с другими справедливыми и совершенными ложами и Великими Востоками», но при уведомлении великого мастера. Если «Астрея» будет вынуждена прекратить связь с какой-либо ложей, то все прочие участники ее союза обязаны поступить таким же образом. В заключительных главах Уложения подробно говорилось о братьях-посетителях лож, о праздниках, отмечаемых трапезами. Среди последних сперва значились дай рождения, тезоименитства и восшествия на престол монархов, дата учреждения ложи, день Св. Иоанна Крестителя. Устанавливался определенный порядок произнесения тостов: 1. За здравие государя и августейшего дома. 2. За благосостояние «Астреи». 3. За здравие управляющего мастера и т.д. Предписывалось особо, чтобы братские столы и собрания после окончания не продолжались за полночь, т.е. не выливались в недостойные попойки.

Сравнение уставных положений Великих Лож свидетельствует о совпадении главных пунктов, сводящихся к развернутым формулам приверженности адептов государю и установленному в стране образу правления при обязательности следования христианским догматам. Одновременно имелись и существенные расхождения, которые сводились к большей степени демократизма в устройстве «Астреи» в силу значительного элемента там среднего дворянства из чиновничества и военных, а равно купечества, преподавателей, врачей при значительной прослойке немцев и поляков. Но и здесь вельможи занимали немало руководящих постов. Разночинный элемент присутствовал и в братствах ВПЛ. Из 30 лож по одному из последних списков обоих союзов 1821 г. в Петербурге было 12 лож, в Москве и Ревеле по две, по одной в Кронштадте, Митаве, Ямбурге, Вологде, Симбирске, Полтаве, Киеве, Одессе, Феодосии, Каменце, Житомире, Белостоке, Томске и Кишинёве. Одна находилась в действующей армии. Из них 10 работало на немецком языке, 3 — на французском, 2 — на польском, имелись, кроме того, две ложи французско-русские, по одной немецко-польской и французско-польской⁵¹.
Протоколы собраний лож, отчеты о деятельности, тексты выступлений должностных лиц свидетельствуют, что они занимались в основном привлечением новых членов, посвящением в очередные степени, выборами должностных лиц, заслушиванием информации, денежными сборами для нуждающихся братьев и их семей, решением внутренних дел, включая разборы дрязг между адептами. Ложи насчитывали от 10 до 20, а отдельные до 100 членов. Мемуаристы зачастую отмечали лишь негативные стороны поведения членов, что вряд ли вполне соответствовало действительному положению. Так, Вигель утверждает, будто в его ложе «Северных Друзей» никто «не был проникнут чувством истинного вольного каменщика». Все они «народ веселый, гульливый; с трудом выдержав серьезный вид во время представления пиесы, спешили понатешиться, поесть, попить, и преимущественно попить; все материнские увещания Провинциальной ложи остались безуспешны». Масоны братства «Елизаветы к Добродетели» также «любили ликовать, пировать, только вдали от взоров света, в кругу самых коротких». Исключая главы Виельгорского, автор воспоминаний не встретил там «ни одного человека, достойного уважения». Литератор Степанов из братства «Соединенных Друзей» пишет: «Находя там, у Жеребцова, людей, смеющихся над всем, что их там окружает; людей, которым целью не служит даже связь дружества; людей, предающихся буйству в часы пиршества и стремящихся к наружному между ними возвышению, я не мог найти между ними не только никакого разъяснения, но удалился совершенно от цели, с которой вступил к ним; сделался подобен им и, переходя от степени в степень, смеялся с ними вместе игре больших детей»⁵².

А вот свидетельство титулярного советника Раннемана, попавшего сперва в мартинистскую ложу «Нептун» (Москва), численностью менее 20 человек почти из одних дворян и чиновников. Позднее он перешел в новое братство «Александра Тройственного Спасения» во главе с лютеранским пастором Розенштраухом, куда входили дворяне, чиновники, врачи, ученые, купцы, мастеровые. В результате многочисленных посвящений число адептов перевалило за сто. Братья «Нептуна» усиленно занимались изучением алхимической и магической литературы, причем им предписывалось избегать «отягчения и развращения ума многим чтением вольнодумных книг». Видимо, обстановка там тяготила адептов, и немало их перешло в другую ложу. Розенкрейцеры столичных лож «Умирающий Сфинкс» А.Ф. Лабзина и «К Мертвой Голове» выделили группу членов для занятий по актам «теоретической степени Соломоновых наук», сиречь хиромантией⁵³.
Понятно, рационалистическая «Астрея» занималась иными делами. 30 сентября 1815 г. она разослала ряду иностранных объединений сообщение о своем создании, когда в состав ее союза входило лишь четыре ассоциации. В 1817 г. руководство направило в те же адреса новый циркуляр с выражением благодарности относительно позитивных откликов на свое образование. Информировали о возрастании подконтрольных лож до 12, а также об установлении дружественных отношений с союзом ВПЛ, от которой отошли два братства. «Причина, которая побудила их на такой шаг, заключалась в либеральных принципах, принятых нами, от чего мы полагаем закономерным никогда не отходить». Утверждалось о процветании «Астреи» и о стремлении провинциальных масонов, прекративших работы, вновь их возобновить. В заключение принимались к сведению «счастливые успехи» «вольных каменщиков» Нидерландов, Гессен-Касселя, Гессен-Дармштадта и других стран. Документ подписали великий мастер Мусин-Пушкин-Брюс, его заместитель А. Лобанов-Ростовский и ряд остальных офицеров⁵⁴.

Деятельность «Астреи» подробно рассмотрел, в частности, профессор Иллинойского университета (США) Лейтон, убедительно опровергнувший версию, будто в ней давался «выход для элементов общества, стремящихся к изменениям и реформам», подготовив даже почву для движения декабристов. Не отрицая наличия там носителей прогрессивных убеждений, он отмечает преобладание худших консерваторов, включая Новосильцова, П.А. Толстого, А.Н. Горголи, П.В. Голенищева-Кутузова, А.Н. Михайловского-Данилевского, близких к царскому двору и высокопоставленным кругам. Данный центр находился под бдительным присмотром правительства, огромное большинство членов, видимо, являлось «политически безупречным». В ложах тщательно соблюдались ритуалы, заметно было увлечение филантропией. Согласно сведениям иностранных архивов, отмечает ученый, руководство «Астреи» пыталось в 1816—1818 гг. установить контакты с орденскими послушаниями США и Великобритании. Так, Эллизен направил в т.н. Верховный совет 33-й степени в Чарльстоне (США) письмо, информирующее об истории создания своей Великой Ложи. А начальству Объединенной Великой Ложи Англии он сообщал о желании «войти с ней в более тесную связь», учитывая в отношении ее «чувства большого и искреннего почитания». Общий вывод Лейтона сводится к констатации «рабской приверженности масонов» царскому правительству, ибо они без устали прославляли монарха в стихах и прозе. Равенство понималось ими в сохранении чувства собственного достоинства перед высшими чинами или же как равенство адептов. Проповеди гуманности, братства носили абстрактный характер. Распространяясь иногда о человеколюбии к крепостным, они «совсем не возвышались до идеи противоестественности рабства и необходимости его уничтожения... Крепостной мог иметь внутреннюю свободу, свободу от греха и ничего более»⁵⁵. Все это соответствовало идеологии самодержавия и особости благородных.

Приведем несколько иллюстраций подобного положения вещей. Вот известный рассказ о посещении государем столичной ложи «Трех Добродетелей». Один из ее должностных лиц, будущий декабрист А.Н. Муравьев на просьбу Александра I что-то ему пояснить обратился к последнему по масонскому обычаю на «ты». Фамильярность произвела на императора неблагоприятное впечатление, он сюда больше не приезжал и стал выказывать Муравьеву видимые признаки неудовольствия. По свидетельству другого декабриста В.И. Штейнгеля, служившего в 1816 г. адъютантом военного губернатора Москвы Тормосова, монарх получил прошение от упоминавшегося выше Розенштрауха насчет открытия новой масонской ложи в ознаменование приезда царя. Выслушав о сем доклад, тот изрек: «Я формально позволения на это не даю. У меня в Петербурге на это смотрят так (государь взглянул сквозь пальцы). Впрочем, опыт удостоверил, что тут зла никакого нет. Это совершенно от вас зависит». Новую ложу открыли, Штейнгель приглашался вступить в нее, но отказался, ибо «имел случай видеть вблизи все ничтожество лиц по масонерии значительных»⁵⁶. Напротив, император относился к Ордену скорее благожелательно и не собирался стеснять его деятельность.
Хотя две Великие Ложи на первый взгляд действовали вроде бы дружественно, на деле они остро соперничали друг с другом па почве стремления к преобладанию, тем более что все новые братства переходили на сторону «Астреи», в том числе «Соединенных Друзей», «Палестины», «Пламенеющей Звезды», «Северных Друзей» и др. В ее списках за 1820—1821 гг. числились 24 ложи (четыре из них, правда, прекратили работы), в союзе же Великой Провинциальной Ложи осталось всего шесть братств. При этом руководители использовали и неблаговидные приемы. Так, лидеры «Капитула Феникса» не побрезговали подачей доноса властям на мнимое вольнодумство ряда лож «Астреи», которые даже предлагалось закрыть⁵⁷. Подобные демарши пока оставались без последствий.

Трения двух российских послушаний стали известны и международному масонству. В 1818 г. лейб-медику Вибелю, сопровождавшему в Петербург прусского короля, берлинские адепты поручили узнать о состоянии орденских дел, вручив специальный вопросник сведений насчет исторических связей местных и шведских объединений, об устройстве «Капитула Феникса», его обрядах и символике. Главной же целью ставилось осведомление о возможном установлении отношений с ВПЛ, что оказалось бы «весьма благотворно для пользы Ордена и могло бы положить предел т.н. древнеанглийской Шредеровой системе, которая все больше распространяет свои ветви». Речь конкретно шла о возможности взаимодействия адептов высоких степеней посвящения обоих государств. Вибель собрат весьма подробные сведения, отметив, в частности, отсутствие у «Феникса» каких-либо связей с другими капитулами, несмотря на предложение шведов восстановить прежние контакты. Видимо, после визита немца столичные и прусские представители Ордена продолжали переписку, поскольку в наших архивах сохранились списки членов берлинских братств и различные документы иностранных послушаний. Имеются также отрывочные сведения о переговорах в 1818 г. «руководителей русского масонства» с испанским Великим Востоком и о приезде в Петербург специального делегата Дон Жуан ван Халеса, предлагавшего заключить союз «меяеду двумя капитулами». Очевидно, «Феникс» отклонил демарш из-за непрочного положения масонства на Пиренеях, где оно подвергалось преследованиям властей и папской инквизиции⁵⁸.
Одновременно зародилось и получило развитие радикальное движение революционеров дворянского сословия, которое стремилось в целях отстранения от престола монархов использовать как масонство, так и особенно его конспиративные приемы, что видно на примере преддекабристской малочисленной организации Орден русских рыцарей. Члены его, в частности, заимствовали у послушаний важные элементы символики, включая принесение тайных клятв. В то же время не следует, на наш взгляд, считать масонство предвестником декабризма, несмотря на утверждение Т.О. Соколовской в брошюре начала XX в., будто оно «в своей массе подготовило почву для развития конституционных и даже республиканских идей и в этом отношении явилось предтечей декабристов»⁵⁹. Веских аргументов она не приводила, ограничиваясь перечислением ряда известных фактов участия декабристов в ложах. Не вполне убедительными представляются и доводы современного исследователя А.И, Серкова, который практически солидаризировался с ней.

Многочисленные изыскания отечественных ученых подтверждают, что члены политических обществ вступали подчас в братства, дабы успешнее заниматься выполнением специфических задач, но это удавалось редко. Вновь подчеркнем коренные отличия тайных организаций от ассоциаций «вольных каменщиков» за исключением эпизодических случаев. Первые ставили конкретные цели и прилагали все усилия для их реализации. Они стремились опираться на определенные слои населения и действовать понятными им методами. Масоны же преследовали перспективные, туманные цели с упором на духовное самосовершенствование адептов и благотворительность. Они чурались масс, считая себя людьми избранными, а братства элитарными. Причастность масонов к тем или иным крупным событиям объяснялась не установками их сообщества, а сугубо индивидуальным выбором, за который их послушание не может отвечать никоим образом. Дореволюционный ученый Пыпин резонно отмечал, что «политический элемент приходил в ложи извне, готовый». По словам Семевского, масоны, сдавленные «полицейскими тисками, были и численно слабы, и бедны материально, и крайне робки, особенно, когда люди более смелые и талантливые ушли в тайные общества». Декабристский «Союз спасения» с самого начала отделял себя от масонства чисто политической программой, сводящейся к свержению самодержавия. «Позднее даже масонские «клятвы и вообще масонская Символика воспринимались большинством декабристов как помеха их действиям и замыслам и были постепенно устранены»⁶⁰.

Видный советский ученый Дружинин писал: «При отсутствии независимых политических обществ и недостатке организационного опыта русские провозвестники буржуазной революции не могли не вступить на этот испытанный проторенный путь. Однако попытка русских революционеров не имела политического успеха: масонские формы были быстро отброшены, и развитие тайного общества пошло по самостоятельному организационному пути». Академик Нечкина говорила на советско-итальянской конференции историков: «Декабристоведы, я в их числе, Интересовались масонством как формой, которая на ранних этапах декабристских обществ дала им возможность существовать конспиративно»⁶¹.
Действительно, более или менее серьезные попытки привлечь на свою сторону «вольных каменщиков» касались главным образом ложи «Избранного Михаила», союза «Астреи» и «Трех Добродетелей» из ВПЛ. Первая насчитывала 145 членов, ее управляющим мастером был ставший декабристом Ф.П. Толстой, Ф.Н. Глинка его заместителем. На собраниях произносились смелые речи, но в основном на темы нравственности и морали, чем все дело и ограничивалось, поскольку среди адептов преобладали весьма далекие от революционности лица. Не сумели превратить в политическую организацию и вторую ложу. В связи с реорганизацией декабристского «Союза спасения» в «Союз благоденствия» (1818 г.) участвовавшие в братствах масоны порвали с ними в большинстве связи.

Из числа декабристов, преданных Верховному уголовному суду, только 23 человека, т.е. пятая часть, некоторое время являлись масонами, в том числе П.И. Пестель (1812—1817), А.Н. Муравьев (1811—1818), Н.М. Муравьев (1817—1818), братья Муравьевы-Апостолы (1816—1820), С.П. Трубецкой (1816— 1819), Ф.П. Шаховской (1817—1820), М.Ф. Митьков (1816— 1821), М.А. Фонвизин (1820), С.Г. Волконский (1812—1822), Н.И. Тургенев (1814—181?), К.Ф. Рылеев (1820—1821). Оставались в Ордене на момент ареста М.С. Лунин, Н.А. Бестужев, М.К. Кюхельбекер, Г.Е. Батеньков, Е.С. Мусин-Пушкин. Среди других привлекавшихся к следствию декабристов насчитывалось еще 28 масонов, т.е. общее их число составляло 51 человек. Цифра, конечно, может быть уточнена в сторону увеличения или снижения. «Большинство декабристов, соприкасавшихся с масонством, не впали в мистицизм, а, присмотревшись ближе к нему, разочаровались и постепенно покинули масонские ложи. Причинами этого разочаровании должны прежде всего быть политический консерватизм наших масонов, ничтожные размеры их просветительной и благотворительной деятельности, наконец, потеря времени на посещение лож и исполнение требования их ритуалов». Согласно новейшим подсчетам одного из ученых, из 58 декабристов, входивших некоторое время в ложи, офицеров было 44 человека, гражданских 14, причем на момент ареста 14 офицеров уже находились в отставке, из гражданских лиц — 2, один из последних скончался⁶².
Хотя масонство в целом ие представляло для властей опасности, консервативные крути и придворная камарилья решили подстраховаться, развязав наступление против него сперва в Польше, где тайные политические общества активно использовали «вольных каменщиков» в качестве прикрытия. Французский поверенный сообщал из Петербурга своему правительству: «Император, которому стало известно о намерении польского масонства, в 1821 г. приказал закрыть несколько лож в Варшаве и подготовил полное запрещение ассоциации, когда обнаружили переписку между масонами этого города и Англией. Эта переписка, шедшая через Ригу, велась в духе, неприемлемом для правительства. Она была перехвачена... Отсюда произошло окончательное закрытие всех польских лож». На самом деле, видимо, имелось в виду тайное политическое Общество рыцарей храма (тамплиеров), основанное офицером Маевским, который, находясь в плену, вступил в аналогичную организацию Англии и получил от Эдинбургской ложи право посвящать в рыцари лиц по своему усмотрению⁶³. Очевидно, им велась с англичанами и переписка. 16 декабря 1821 г. польский наместник великий князь Константин издал от имени царя указ. о запрещении всех тайных организаций, к которым относили и масонство. Ложи закрыли, их архивы и значительные денежные средства адептов конфисковали. С разрешения государя там обнародовали и очередную папскую буллу 1821 г. о предании анафеме тайных объединений, в том числе «союзов вольных каменщиков и углекопов», т.е. итальянских карбонариев, которые боролись за освобождение от австрийцев и объединение страны при опоре на широкие слои населения.

Сведения о подобных обществах России Александр I получил сначала от генерал-адъютанта И.В. Васильчикова, из доноса еще до известного восстания в Семеновском полку. Монарх якобы был поражен известием и после глубокого раздумья изрек, что «разделял и поддерживал эти иллюзии и ошибки» с момента вступления на престол и не ему «подобает карать». Вскоре с запиской к нему по тому же вопросу обратился начальник штаба гвардейского корпуса А.Х. Бенкендорф, бывший масон, сообщивший: «В 1814 г., когда войска русские вступили в Париж, множество офицеров приняты были в масоны и свели связи с приверженцами разных тайных обществ... Некоторые из оных не имели в виду никакой определенной цели; другие, напротив того, мечтали лишь о политике и о том, как возыметь влияние на правительство. Явная цель сих мнимых свободомыслящих (либеральных), точнее, своевольномыслящих, была введение конституции или, собственно, такого образа правления, под которым своеволие ничем не было бы удержано». Автор навета, конечно, имел в виду проекты декабристов, далее прямо указывая на «Союз благоденствия», его программный документ «Зеленую книгу», кратко излагая ее содержание, включая намерение привлечь на свою сторону людей «низшего состояния», первым шагом к чему предполагалась отмена крепостного права. Приводились сведения о структуре общества и руководящего органа «коронной управы». Бенкендорф перечислял также наиболее видных членов общества с указанием занимаемых должностей, упоминал о роспуске упомянутого «Союза» ради создания еще более секретной организации. Но император не только не внял доносу, но и явил «немилость» его автору, переведенному на более низкую должность начальника 1-й гвардейской кирасирской дивизии⁶⁴. Возможно, он не посчитал слишком серьезными данные о причастности к заговору отпрысков именитых дворян, нельзя исключать и влияния сочувствующих оппозиционеров из царского окружения, к числу коих мог относиться и министр внутренних дел Кочубей, пользующийся неограниченным доверием монарха.

Все же власти проявляли тревогу и летом 1821 г. запретили братства в Бессарабии, поводом чего, видимо, стало открытие генерал-майором П.С. Пущиным в Кишиневе масонской ложи «Овидий», куда вступил и А.С. Пушкин. В последнее время интерес к такому факту биографии великого поэта значительно возрос, причем одни считают его убежденным «вольным каменщиком», другие же видят здесь малозначительный эпизод. Попробуем разобраться в сути дела сперва на основании свидетельства самого Пушкина, писавшего 20 января 1826 г. В.А. Жуковскому: «В Кишиневе я был дружен с майором Раевским, ген. Пущиным и Орловым. Я был масоном в кишиневской ложе, то есть в той, за которую были уничтожены в России все ложи»⁶⁵. Словом, поэт считал себя полноправным членом Ордена, считая его революционной организацией. Однако обстоятельств запрещения братств в следующем году он знать не мог и все связывал с известным объединением, хотя по существу был почти прав.
Свидетельством тому является стихотворное обращение Пушкина к Пущину, которое не подлежит кривотолкам.

И скоро, скоро смолкнет брань
Средь рабского народа,
Ты молоток возьмёшь во длань
И воззовёшь: свобода!
Хвалю тебя, о верный брат!
О каменщик почтенный!⁶⁶

Добавим, что ложа в Кишиневе была образована членом декабристской организации и носила имя знаменитого опального поэта Древнего Рима, отправленного в ссылку за мятежные настроения. Учредителями стали, кроме Пущина, генерал-майор С.А. Тучков, майор Максимович, подполковники Бароцци и Кюрто, писатель Бранкович, доктор медицины Гурлянд, адвокат Флери и др. Состояла она из 13 человек, причем 7 уже имели степень мастера. В соответствии с масонскими правилами Пущин обратился к руководству «Астреи» с просьбой о даровании братству «конституции». 17 сентября 1821 г. ее чрезвычайное собрание постановило удовлетворить ходатайство с присвоением «Овидию» порядкового номера 25 и высылкой соответствующего патента. Но последний до места ие дошел, видимо, из-за вмешательства высшего военного начальства, болезненно воспринявшего данный факт⁶⁷. Формально ложа не прошла обряд инсталляции, поэтому поэта нельзя считать ее адептом.
С чисто масонской, юридической точки зрения все кажется верным. Однако на деле подобные объединения в сложных политических условиях открытого или скрытого преследования со стороны властей были лишены возможности нормально функционировать не только в России, и потому полагаем, что обряд посвящения поэта в «Овидии» надо считать состоявшимся де-факто. Нельзя также абстрагироваться от совокупного подхода Пушкина к масонству. Ведь его отец и два брата являлись полноправными членами Ордена, а сам поэт, оказывается, подал еще 2 сентября 1818 г. заявление о приеме в столичную ложу «Трех Добродетелей», выразив желание баллотироваться туда, наряду с молодыми поэтами, будущими декабристами. Однако вскоре она приостановила работы из-за отбытия к месту службы ряда состоящих там офицеров⁶⁸. Следовательно, выбор Пушкина спонтанным не был, а являлся вполне осознанным.

Современные отечественные ученые В.И. Новиков и А.Я. Звягильский убедительно доказали, что поэт в своих произведениях не раз использовал масонские сюжеты, что заметно по «Пиковой даме», «Гробовщику», «Александру Радищеву», стихотворениям «19 октября», «Пророк», цитированному выше, и др⁶⁹. Представляется, что Пушкин по духу был и оставался масоном, не оформляя принадлежности к Ордену в силу тяжелых политических условий тогдашней России.
И тут опять возник генерал-лейтенант, сенатор Е.А. Кушелев, зам великого мастера «Астреи», польского графа Ржевусского, после отставки уступившего место известному Мусину-Пушкину-Брюсу. При сохранении прежней должности сенатор прекрасно чувствовал настроение верхов, что, возможно, подвигло его на разработку плана преобразования масонства на базе прежнего положения существования единого центра «Владимира к Порядку» с упразднением «Астреи» и ВПЛ или, в конечном счете, установлением полного господства «Капитула Феникса». Понятно, братьям такое не поправилось, и они не поддержали ретивого чиновника. Тогда он в 1821 г. обратился к императору, подав четыре записки с обоснованием задуманного. Там необходимость реформы объяснялась, особенно в ложах «Петра», «Палестины» и «Соединенных Друзей», духом своеволия, «буйства и совершенного безначалия, а не христианской кротости и истинных правил масонских». Единственной альтернативой своего прожекта он теперь считал полное уничтожение масонства, ибо от образа его действий «нельзя ничего ожидать, кроме тонко же гибельных последствий, каковые уже раскрыты и беспрестанно раскрываются в прочих европейских государствах, разрушают древние, мудрые правления, потрясают и престол монархов, отцов и благотворителей народов, повергая сами народы в неисчислимые бедствия»⁷⁰. Бросаются в глаза элементы совпадения с изложен ной выше запиской Бенкендорфа без приведения конкретных фактов пресловутого «вольнодумства».

К инспирации гонений на «вольных каменщиков» подключили клевреты временщика Аракчеева митрополит Серафим и архимандрит Фотий, который в беседе с Александром I пустился в рассуждения о нечестии, соблазнах, даже о «потоке» нечестия тайных врагов. Против них надо, мол, действовать аналогичными методами, т.е. просто-напросто запретить. Речь шла о тайных обществах и масонстве. Визитер произвел на государя большое впечатление, и в день осуществления рекомендованной им меры 1 августа 1822 г. он просил Серафима лично вручить Фотию алмазный крест и сообщить о принятии по этому поводу специального указа. Как писал церковник в автобиографии, он «радовался вельми не о награде крестом себя, но о том, что сии все вредные заведения, иод разными предлогами в империи, опасные для церкви и государства, после запрещения вскоре ослабеют в своих действиях и замыслах, и путь их с шумом погибнет, яко нечестивых»⁷¹. Расчеты оказались в основе верными.
Но дело, разумеется, не сводилось к проискам отмеченных группировок, сколь влиятельны они ни были. Имелись еще и объективные факторы, предопределившие государеву немилость. Немалое значение приобретала неспособность масонства России органически вписаться в существующую самодержавную систему, что вызвало симптомы его общего упадка. Ряд лож пришлось закрыть из-за малочисленности. Вообще снизился приток новых адептов из-за разочарования религиозно-мистическим содержанием работ при усилении мистики и открытого верноподданничества властям. Показательным был в этом плане и уход из братств будущих декабристов. Судя по всему, верхи аристократии не были вполне удовлетворены длительным опытом развития Ордена, который ие сумел предоставить им надлежащего вспомогательного идеологического орудия в отстаивании сословных требований. Раскол на две главные системы, ослабление горстки лож, пока верных знати, развеял былые надежды, с ними связанные. Естественно, тревогу вызываю проникновение туда дворянских радикалов, выступавших даже за ликвидацию самодержавия. Несомненно, этими обстоятельствами во многом объяснялось равнодушие вельможной группировки к готовившемуся запрещению объединений «вольных каменщиков», о чем она, конечно, знала заблаговременно.

Итак, 1 августа 1822 г. на имя министра внутренних дел Кочубея поступил следующий царский рескрипт: «Беспорядки и соблазны, возникавшие в других государствах от существования различных тайных обществ, из коих иные под наименованием лож масонских, первоначально цель благотворения имеющих, другие, занимаясь сокровенно предметами политическими, впоследствии обратились ко вреду спокойствия государств и принудили в некоторых сих тайные общества закрыть». Учитывая поэтому время, когда «к несчастию от умствований, ныне существующих, проистекают столь печальные в других краях последствия, император признал за благо повелеть все тайные общества, «под каким бы наименованием они не существовали, как-то масонских лож, или другими, закрыть и учреждение их впредь не дозволять». Предписывалось объявить об этом всем их членам, коих обязать подписками, что они впредь ни под каким видом «ни масонских, ни других тайных обществ ни внутри империи, ни вне ее, составлять не будут»⁷².
Даже дворянство отнеслось к принятой мере со спокойным безразличием. Руководитель «Астреи» Мусин-Пушкии-Брюс 7 августа 1822 г. подобострастно отписал Кочубею: «Спешу удостоверить ваше сиятельство, что приложу все старания, дабы в скорейшем времени исполнить высочайшую волю касательно закрытия лож, подведомственных великой ложе». Вскоре он оперативно осуществил ликвидацию своих братств и в другом письме министру бодро отрапортовал о направлении их начальникам царского рескрипта, Отметив не без удовлетворения, что «бывшие масоны приняли объявление об уничтожении их лож равнодушно». Через десять дней о том же уведомил Кочубея и руководитель ВПЛ Ланской, заявив о закрытии им «без всяких обрядов» пяти управляемых братств, а также о взятии 95 подписок. Члены их, «преисполнены будучи верноподданническими чувствами к государю императору, всегда старались оные оправдать на опыте». Так, в собраниях «не опускались никакие политические толки, а всегда внушаемы были правила, основанные на христианстве и исполнении гражданских обязанностей, нашему образу правления свойственных». Узнав о воле монарха, члены лож «со всей готовностью во всяком случае беспрекословно повиноваться оной, охотно исполнили высочайшее поведение». Однако Ланской умолчал о подписках членов «Капитула Феникса» и почему-то не закрытых двух шотландских ложах⁷³.
Разумеется, отдельные братья выражали в своей среде и недовольство явным произволом самодержца, в том числе военный историк, член столичной ложи «Избранного Михаила» А.И. Михайловский-Данилевский и член той же ложи, поэт-сатирик А.Е. Измайлов. Рост недовольства царизмом значительных слоев населения, отчасти дворянства и разночинцев, побудил знать и среднее дворянство пойти на временную сделку, прекратив фрондерство против властей. Однако радикально настроенные дворяне сохранили свои тайные организации и 25 декабря 1825 г. предприняли попытку свергнуть самодержавие, установив либеральное правление западного образца, но потерпели поражение. Пятеро руководителей погибли на эшафоте, других на долгие годы сослали в Сибирь. Масоны и декабристы оказались по разные стороны баррикады. Видные адепты В. Перовский, О. Прянишников, А. Нейдгард, Е. Головин и др. участвовали в подавлении восстания на Сенатской площади. Сменивший на престоле брата Николай I сурово наказал бунтовщиков, он лично допрашивал главных обвиняемых⁷⁴.

Отдельные адепты продолжали конспиративно собираться, прежде всего члены мистических братств. Правительство о том знало, но от репрессивных мер воздерживалось. И потому Николай I решил 1 апреля 1826 г. продублировать прежний запрет. В новом документе говорилось: «Из дел комитета, учрежденного для изыскания о злоумышленном обществе, усматривается между прочим, что небольшое число злоумышленников против спокойствия государства, составив тайные под разным наименованием общества, стараются привлечь в оные людей благонамеренных». Вопреки фактам далее утверждаюсь, будто «ни один из членов» подобных организаций не заявил о характере такового в подписанных обязательствах, чем не исполнил высочайшей воли монарха. И потому предлагаюсь «истребовать по всему государству вновь обязательства от всех находящихся в службе и отставных чиновников и где служащих дворян в том, что они ни к каким тайным обществам»» не принадлежат и впредь принадлежать не будут. Если же кто-либо ранее входил в них, то должен указать их названия, цели и меры для достижения последних. Аналогичные сведения вменялось в обязанность давать и лицам, не состоявшим в таких обществах, но слышавшим о них «чрез разговоры» или знавшим что-либо на сей счет. Сокрытие таких фактов подвергнет соответствующих лиц «строжайшему наказанию как государственных преступников»⁷⁵. Текст обязательств подлежал направлению тогдашнему министру внутренних дел B.C. Ланскому, являвшемуся масоном в молодые годы, для последующего доклада государю. То была типичная бюрократическая затея, встреченная в обществе скептически, серьезно к ней отнеслись немногие, сообщив более или менее подробные данные.

Исследователи давно полагали, что репрессивные меры властей привели к постепенному прекращению масонских занятий. По словам Т.А. Бакуниной, сведения о русских «вольных каменщиках» после 1822 г. в литературе почти не встречаются, о них можно встретить лишь отрывочные упоминания. Тем не менее оно продолжало существовать не как самостоятельная организация, а в лице отдельных членов иностранных лож, главным образом французских. В России же «масонство не могло проявить настоящую жизненность. Утратив регулярность, оно утратило и свое значение деятельного фактора в культурной жизни страны. Внимание общества было завоевано новыми веяниями и интересами». Действительно, констатирует она в другой работе, масоны первоначально проводили лишь «собеседования» без соблюдения ритуалов. До 1826 г. якобы работали ложи «Нептуна» в Москве и «Эвксинского Понта» в Одессе, в следующем году состоялось и собрание адептов «Астреи» в Петербурге. Проводились также собрания московских братьев «теоретического градуса» в 1829 г. В 30-х годах XIX в. масоны собирались в помещичьих имениях, притом довольно часто, тайно посвящались и новые члены⁷⁶.
Из малочисленных документов сошлемся на некое «постановление» группы масонов 10 сентября 1827 г. Сперва они рассмотрели отдельные стороны истории масонства России XVIII в., подчеркивая заслуги Шварца в его становлении после заграничного вояжа, откуда тот возвратился «со светильником», озарившим жаждущих.И сорок лет спустя после такого события находятся «еще такие братья, кои желают у света сего согреваться, им питаться и возрастать». Конечно, имелось в виду заимствованное из Пруссии розенкрейцерство. Отмечалось далее, что расположение императора Александра I к ряду мистических писателей давало повод считать, что и он принадлежит к братству, но это оказалось неверным.
Затем произошло запрещение всех тайных обществ. «Число истинных братьев со дня на день уменьшалось. Смерть похищала одного за другим, так что теперь едва ли найдется современник братского в отечестве нашем благоустройства». Ведь мы теперь «лишены видимых начальников, изустного от них поучения». Конечно, масоны находят руководство «в истинных степенях, правильных материалах на отечественном и иностранных языках». Следовал призыв «в совокупности употреблять сии материалы», продолжая возведение здании на базе, заложенной предками. Авторы документа излагали программу работ в одной шотландской и трех иоанновских степенях по утвержденным особой печатью актам, осуществляя посвящение в четыре первые степени. Притом вместо клятвенного обещания рекомендовалось ограничиваться честным словом кандидата о согласии умалчивать обо всем увиденном и услышанном. Упоминалось и какое-то высшее начальство, которое будет назначать пожизненно «главного предстоятеля теоретической степени». Принадлежавшими к такому союзу признавались все прикосновенные к Н.И. Новикову, т.е. бывшие мартинисты. Братьев «других связей» в случае их желания сблизиться надлежало испытать в чистосердечии намерения и принимать только с разрешения начальства. Вообще же, отмечалось в заключении, надо с крайней осторожностью приступать к умножению числа адептов прежде всего «по причине существующего подозрения со стороны правительства»⁷⁷.

Приведенный текст явно перекликается с рукописью одного из руководителей Великой Провинциальной Ложи С.С. Ланского, который еще в 1821 г. основал вместе с М.Ю. Виельгорским т.п. «теоретическую ложу» «Св. Ивана Теолога». На обложке значится: «Материалы для истории масонства. Протоколы заседаний теоретической степени в 1826—1829 годах». Там содержатся тексты выступлений на собраниях по религиозно-философским вопросам вроде «О стихиях», «О человеке», «О Боге», «О натуре», «О материи и форме», лекции о бестелесных духах, включая ангельские и элементарные. Как подчеркивалось в лекции «о цели Ордена», суть всех работ состоит в познании Иисуса⁷⁸. Крайний мистицизм и духовная примитивность рассуждений свидетельствуют о попытке возрождения в новых условиях мартинизма XVIII в.
Архивные дела полиции содержат немало доносов о проведении малочисленных собраний адептов в Москве и других городах, но не по масонским ритуалам. В частности, таковые проходили в домах А.О. Поздеева и Свешникова. Близкие по содержанию отрывочные данные сохранились в бумагах за 1834, 1839, 1847, 1853 и 1870 годы. Однако органы сыска не обнаружили наличие лож, а одни книги и документы. При проверке многих доносов сведения в них оказались вымышленными⁷⁹ . Приводимые данные из личного архива известного масоноведа Г.В. Вернадского могут считаться почти исчерпывающими, поскольку они тайно сообщались ему одним из родственников, служивших в Департаменте полиции.

По утверждению публициста М.И. Пыляева, князь М.А. Оболенский передавал ему, будто «еще в конце пятидесятых годов (XIX в. — О.С.) где-то на Полянке существовала тайно масонская ложа, где, по ходившим в городе слухам, мастером стула был известный в то время проповедник одной из церквей на Арбате». Более интересен малоизвестный дневник отпрыска старинного дворянского рода, помещика А.Д. Тейльса, который в молодости был принят в одно из братств Ордена. После 1822 г. он, увлекшись масонством, целиком списывал или конспектировал акты своих степеней, разные мистические и алхимические трактаты, но мало интересовался судебными делами по службе сначала в Одоевске, затем в Туле, не говоря уже о событиях всероссийского масштаба. Как он откровенно признает, «мистико-масонские воззрения мало-помалу утрачивали значение даже среди круга бывших масонов»⁸⁰.
Из современных ученых больше других занимался «подпольным» масонством А.И. Серков, затронувший проблему в кандидатской диссертации и обширной монографии. Выводы его в основе не расходятся с изложенными выше суждениями, исключая краткие сведения о кружках «вольных каменщиков» до 60-х годов XIX в., а в одном случае и до конца последнего. То были наследники мистического течения, хранившие заветы былого наставника, просветителя Н. И. Новикова⁸¹.

Затухание масонской деятельности в России отчасти компенсировалось, особенно со второй половины XIX в., участием наших эмигрантов в иностранных, главным образом французских, ложах. Эти лица либо оказались за рубежом в начале следствия над декабристами, либо скрылись туда от преследований, составив небольшую группу диссидентов. Из довольно известных лиц адептом отечественных и иностранных братств был Н.И. Тургенев, двое других — П.В. Долгоруков и Я.И. Толстой — к Ордену не принадлежали. Позднее к ним присоединились видные либералы Н.А. Старынкевич, С.Д. Полторацкий, М.А. Кологривов, А.Н. Философов, В.П. Боткин и другие, близкие по взглядам к «вольным каменщикам». Однако самыми крупными величинами стали А.И. Герцен и Н.П. Огарев, радикальные мыслители и деятели, обосновавшиеся во Франции, откуда развернули идейную борьбу против царизма. Масонами они не были, хотя в их окружении и среди единомышленников находилось немало членов братств. А душеприказчиком Герцена являлся представитель руководства Великого Востока Франции Г.Н. Вырубов. В «Былом и думах» находим чистосердечное признание первого из них. «Время тайных обществ миновало только в Англии и Америке. Везде, где есть меньшинство, предварившее понимание масс и желание осуществить ими понятую идею, если нет ни свободы речи, ни права собрания, будут составляться тайные общества... После юношеских попыток, окончившихся моей ссылкой в 1833 г., я не участвовал никогда ни в каком тайном обществе, но совсем не потому, что я считал расточение сил на индивидуальные попытки за лучшее. Я не участвовал потому, что мне не случилось встретить общества, в котором я мог что-нибудь делать. Если б я встретил союз Пестеля и Рылеева, разумеется, я бросился бы в него с головою»⁸².
Другом Герцена и Огарева являлся революционер-масон М.А. Бакунин, считавший пригодными любые средства для достижения поставленных задач, включая использование Ордена «вольных каменщиков». Наряду с другим знаменитым адептом, французом Прудоном, он по праву считается одним из зачинателей анархизма, который всегда импонировал левым течениям зарубежного масонства. Бакунин провел, как известно, бурную, полную приключений жизнь перманентного бунтаря, почти авантюриста, с переменчивыми идейными воззрениями и поступками, которые поражают непредсказуемостью. Отсюда его колебания и шатания, борьба на два фронта: против любых властей и Интернационала, основанного Марксом и Энгельсом, причем исследователей интересовала преимущественно последняя сторона действий.
В отношении же масонства Бакунина дело пока ограничивается беглым повторением недостаточно понятных фактов. Неразработанность тематики, очевидно, привела к включению в словарь А.И. Серкова подобных сведений. Сначала упоминается без объяснений его посвящение в Германии 1845 г., хотя таковой в тот период вообще не существовало, затем говорится опять о посвящении, но уже самим Гарибальди на итальянском острове Ка нрера (1864 г.), о присоединении к ложе «Социальный Прогресс» во Флоренции, где он получил 3 апреля 1865 г. патент 32-й степени шотландского обряда, и, наконец, Бакунин значится членом французской ложи того же обряда без указания времени, ее названия и местонахождения. Кстати, почти идентичные данные включены и в достаточно авторитетный современный масонский словарь⁸³.

Здесь трудно разобраться и специалисту в области биографии революционера, каковым автор настоящей книги не является. Не увенчались успехом и наши попытки обнаружить в напечатанном виде приписываемый многими Бакунину некий «Катехизис франкмасона». То ли он вообще не был опубликован, то ли остается в рукописи, либо даже не существует, поскольку исследователи могли спутать его с «Революционным катехизисом». Отмеченные неясности и разночтения, очевидно, проистекают из того, что для Бакунина масонство представлялось всего лишь инструментом, способствующим реализации его намерений, и потому он просто в нем слабо разбирался. Во всяком случае, он писал 23 марта 1866 г. Герцену и Огареву: «Только, друзья, прошу вас, перестаньте же думать, чтобы я когда-либо серьезно занимался франкмасонством. Это может быть, пожалуй, полезно, как маска или как паспорт — но искать дела в франкмасонерии все равно, пожалуй, хуже, чем искать утешение в вине. В Лондоне я не хотел разуверять тебя, Герцен, потому что не мог отвечать на другие вопросы, теперь буду иметь это право, и о франкмасонстве между нами не будет и речи»⁸⁴. Добавим, что письмо являлось ответом на запрос Герцена но поводу слухов о масонских увлечениях друга-революционера.

Приведем одно свидетельство специалиста. «Масоны заинтересовали Бакунина. Поскольку ставки на определенную социальную базу в Европе он еще не имел и практически ориентировался главным образом на круги Интеллигенции, то и эта организация показалась ему подходящей для революционной агитации. С этой целью он сблизился с ними и даже вошел в масонскую ложу, но не с тем, чтобы принять их учение, а чтобы, напротив, распропагандировать их. Он попытался составить «Франкмасонский катехизис», доказывающий, что существование бога несовместимо с разумом и свободой человека». Однако попытки «внушить масонам мысль о необходимости заменить культ личного бога культом человека ни к чему не привели. Масоны не приняли проповеди Бакунина»⁸⁵. Тщетны были и его усилия по расколу Интернационала путем противопоставления ему своего «Интернационального братства», чему Маркс и Энгельс дали решительный отпор. Осудили они и происки португальского бакуниста Мораго, который организовал «альянсистскую группу из наихудших буржуазных и рабочих элементов, навербованных в рядах франкмасонов»⁸⁶. Подчеркнем однозначно негативное отношение создателей научного коммунизма к масонству, хотя, судя по их беглым замечаниям, они разбирались в нем слабо.

Но хватит распространяться о Бакунине, ибо гораздо большее значение приобрела философская теория позитивизма, чему содействовали и русские «вольные каменщики». Его родоначальник, крупный французский мыслитель, гуманист Огюст Конт непосредственно к Ордену не принадлежат, но масоны сразу оказали ему поддержку. Положительным качеством новой системы было выдвижение на первый план строго научного знания иа базе положительного опыта человека, противопоставляемого мировоззрению католицизма. Вместе с тем позитивизм отвергал «метафизические спекуляции», под которыми подразумевался материализм. Это привело к попытке обоснования Контом необходимости «религии человечества» в русле всеобщей любви, порядка и прогресса ради обеспечения незыблемости капиталистического строя и классового мира. Деланная наукообразность в сочетании с религиозностью, мнимое беспристрастие отвечали настроениям немалой части интеллигенции, полагавшей, что прокламируемая беспартийность и надклассовость «положительной философии» якобы дают верные ответы на жгучие вопросы современности. Великий ученый К.А. Тимирязев, открыто причислявший себя к позитивистам, писал о столкновении «двух мировоззрений», двух научных направлений, пожалуй, двух лагерей и принципов, разделяющих Францию — «масонского свободомыслия и клерикальной нетерпимости»⁸⁷. Разумеется, контизм отражал и развивал первое направление.

Научная несостоятельность, проистекающая из эклектичной противоречивости и бесплодности позитивизма, сказалась довольно рано, приведя его последователей к расколу и вражде. Одна группа во главе с П. Лафиттом объявила себя верным продолжателем дела мыслителя, но взяла за основу его религиозные построения, создавала даже особые церковные общины. Другая группа, объединившись вокруг Э. Литтре, отвергла учение о новой церкви, но сохранила все остальное. Сдвиг влево после Парижской Коммуны во Франции, преобладание в политической жизни антиклерикально настроенных республиканцев были тесно связаны с масонством и позитивизмом Литтре. Это подтвердил видный деятель Н. Ферри иа торжественной церемонии в честь посвящения последнего в парижскую ложу «Милосердная Дружба» (1875 г.). В мероприятии участвовали и такие крупные политики из масонов, как Гамбетта, Араго, Луи Блан, Бриссон, Кремье и др⁸⁸.
Позитивизм затронул в немалой степени и Россию, его проводником стал крупный помещик Г.Н. Вырубов, упоминавшийся ранее. Он, как и его друг Е.В. де Роберти, получил образование в привилегированном Александровском (бывшем Царскосельском) лицее, где их приобщил к контизму хороший знакомый Литтре, преподаватель литературы Поммье. С рекомендательным письмом к философу недавний лицеист посетил Париж еще в ноябре 1862 г., предложив немалые средства для издания курса философии Конта. На деньги из того же источника во французской столице начал издаваться журнал «Ревю позитивист» под редакцией масона Кубе. В дальнейшем Вырубов сделался известным ученым-химиком, подружился с видными республиканскими деятелями, но прежде всего занимался масонскими делами. Став натурализованным гражданином Франции, он возглавил братство «Милосердная Дружба», позднее был третьим лицом в руководстве Великого Востока Франции. А де Роберти, идя по стопам приятеля, также вступил в масонство, получив известность позитивиста от социологии. Он отличился первым выступлением в печати против марксова «Капитала» в журнале Вырубова и Литтре.

Вырубов окончательно осел на Елисейских Полях и лишь изредка наведывался в Россию. 1 октября 1869 г. он сообщал своему знакомому А.И. Урусову: «Что сказать вам о своем житье-бытье? Офранцузился совершенно (как, видимо, очень печально) , что русский забываю... Но что делать, за двумя зайцами гнаться нельзя. Зато у меня определенная деятельность, своя среда, в которой я моху быть полезным. В России я бы ничего не мог сделать». Дескать, из-за слишком независимого характера и убеждений. Писатель П.Д. Боборыкин метко назвал Вырубова «русским иностранцем» и так обрисовал его жизненный путь: «Он с молодых лет покинул отечество (куда наезжал не больше двух-трех раз), поселился в Париже, пустил там глубокие корни, там издавал философский журнал, там вел свои научные и писательские работы; там завязал обширные связи во всех сферах парижского общества, сделался видным деятелем в масонстве и умер в звании профессора Коллеж де Франс, где занимал кафедру истории наук». Все это он предпринял по доброй воле, «без малейшего давления внешних обстоятельств»⁸⁹.
Из других видных масонов, посвященных во Франции, отметим крупнейшего историка, социолога и этнографа М.М. Ковалевского, который заслуженно пользовался мировой известностью в научных кругах. Он был вынужден эмигрировать после конфликта в Московском университете по распоряжению министра народного просвещения Деляиова. В отличие от Вырубова, никогда не забывал о родине и окончательно вернулся туда впоследствии при сохранении масонских контактов. Активным «вольным каменщиком» проявил себя знаменитый наш электротехник, изобретатель дуговой лампы II.Н. Яблочков, возглавлявший парижскую ложу «Труд и Верные Преданные Друзья». В 1887 г. но его инициативе во французской столице было образовано братство «Космос» для пропаганды орденского учения среди эмигрантов-славян. Устав мастерской предполагал изучение «вопросов общественного хозяйства и общего порядка в духе, благоприятном свободному обмену и международному арбитражу». Главной целью объявлялся показ истинной свободы и воспитания любви к «этому источнику чувства чести, нравственности и достоинства». Именно здесь прошли инициацию первые адепты, которые в дальнейшем попытаются возобновить деятельность «вольных каменщиков» в самой России. Однако болезнь ученого заставила его отойти от руководства «Космосом», даже временно приостановившим свои работы, что затормозило, процесс консолидации отечественных интеллектуалов масонской ориентации⁹⁰.

Оживление либеральной оппозиции царизму в царствование Александра II сопровождалось началом серьезных попыток изучения прошлого русского масонства в качестве предтеч либерализма и свободомыслия. Публикуются серьёзные исследования М П. Лонгинова, П.В. Пекарского, С.В. Ешевского, Документы, о чем говорилось ранее. Появляется на русском языке известное сочинение немецкого историографа И. Финделя. Второму тому труда предпослан анонимный очерк об отечественном масонстве периода легального существования, якобы оказавшем «очищающее и обновляющее» влияние не только иа русское общество, но и на литературу. То был, конечно, лишь (рои для обоснования постановки вопроса о восстановлении у нас масонства, что «было бы встречено с большим сочувствием значительным большинством общества, поскольку оно необходимо для интеллигентных классов и вообще для всякой деятельности». Аноним последовательно исходил из интересов самодержавия, предлагая помощь и содействие масонства для укрепления его позиций. В том яге ключе были написаны последний роман А.Ф. Писемского «Масоны» и брошюра Е. Опочинина «Несколько исторических сведений о франкмасонах» (СПб., 1883). Подобные выступления не получили сколько-нибудь значительного общественного резонанса и не были приняты во внимание властями, не собиравшимися легализовать Орден «вольных каменщиков», видимо, по-прежнему считавшийся подозрительным.
Возвращаясь к французскому масонству, отметим, что на конгрессе 1877 г. Великий Восток после острой закулисной борьбы тайным голосованием отменил первый пункт устава о вере в Бога и бессмертие души, заменив его формулировкой: «Франкмасонство всецело является филантропическим, прогрессивным учреждением, ставящим целями поиски истины, изучение всемирной морали, наук, искусств и путей осуществления благотворительности. Его принципы — полная свобода совести и солидарности людей. Оно не исключает никого за убеждения и выдвигает девизом свободу, равенство и братство». Фактически проповедовался деизм с предоставлением адептам свободы выбора философских воззрений. В несколько иной редакции устав сохраняет силу до сих пор. Свою лепту в принятие такого решения внес и Вырубов, заявивший на конгрессе дискуссии: «Наука, и в этом ныне убеждены все, носит светский характер. Братство и терпимость — вот наша религия , и нам не нужна другая, ибо все религии и философии исчезают, переходя в бесконечно малое состояние на фоне этих универсальных двигателей человеческого прогресса»⁹¹.
Подобное отрицание французами исторических ландмарок Ордена «вольных каменщиков» внесло глубокий раскол между его послушаниями, отделив доктринальной стеной великие ложи англосаксов с их союзниками от Великих Востоков латинских стран. Первые порвали официальные связи со вторыми при сохранении конспиративных контактов через объединения верховных советов древнего и принятого шотландского устава. Раскол сохраняется до сегодняшних дней, несмотря на многочисленные попытки примирения.

Масоны Франции деятельно выступали за отделение церкви от государства и шкалы от церкви, боролись против обскурантизма по всем азимутам, что было прогрессивным явлением. Во внешней политике они полностью поддержали курс республиканцев и социалистов, включая правые фракции, на пересмотр итогов Франко-прусской войны, возвращение утраченных Эльзаса и Лотарингии, ослабление значительно усилившейся за счет опоры на европейских союзников, прежде всего на Россию, Германии. В период подготовки и подписания Франко-русского союза 1891— 1893 гг. из пяти тогдашних правительств два возглавляли Масоны, а в состав всех из них входили единомышленники, занимавшие важные посты министров внутренних и иностранных дел, финансов, юстиции, торговли и промышленности. Правители III Республики несколько позже согласились на предоставление самодержавию многомиллионных займов, способствующих укреплению абсолютистского строя России. Расширяя такое сотрудничество, французы закрывали глаза на антисемитские и антимасонские деяния реакционных сил последней.
Можно сказать, заключая главу, что XIX век не принес лавров русскому масонству. Только в первые два десятилетия оно могло функционировать, и то под контролем властей. Однако нараставшее давление внутренней реакции и развитие освободительных движений в некоторых европейских государствах при индивидуальном участии масонов привели к отказу царского правительства от терпимого отношения к «вольным каменщикам», которые неправомерно отождествлялись с революционерами. Запрет масонской деятельности в 1822 г. и последующие репрессивные меры фактически прервали развитие Ордена, от чего он так и не сумел оправиться. Работа лож прекратилась, редкие собрания мистиков проходили без соблюдения традиционной обрядности. Все же можно утверждать о сохранении и в столь тяжелых условиях масонских традиций, передаваемых из поколения в поколение, а также проявлявшихся в сохранении интереса к истории масонства благодаря ученым и публицистам с напоминанием в своих трудах полезных свершений его представителей. В то же время за рубежом зародилось масонское ядро, которое еще скажет слово в XX веке.

---

¹Grunwald С. L'assasinat de Paul I-er, tzar de Russie. Paris, 1960. P. 119—120.
²Эйдельман Н.Я. Грань веков. Политическая борьба в России. Конец XVIII — начало XIX столетий. М., 1982. С. 122.
³Масонство в его прошлом и настоящем. Т. II. С. 151.
⁴Масонство в его прошлом и настоящем. Т. II. С. 151.
⁵Архив Воронцова. Кн. 26. С. 503 (далее АВ); Масонство в его прошлом и настоящем. Т. II. С. 151.
⁶Брачев B.C. Русское масонство XVIII — XX вв. СПб., 2000. С. 165.
⁷АВ. Т. И. С. 1—3.
⁸Kenney J. Lord Whitworth and the Conspiracy against Tsar Paul. // Slavic Review. 1977. June P. 210—211.
⁹АВ. Т. 30. С. 88; Т. II. С. 1—3.
¹⁰Николой Михайлович, великий князь Император Александр I. Опыт исторического исследования. Т. 1. СПб., 1912. С. 2.
¹¹Валишевский К. Сын великой Екатерины император Павел I. СПб., 1914. С. 549.
¹²АВ. Т. И. С. 93, 97, 99, 107 и др.
¹³АВ. Т. II. С. 167—169.
¹⁴Ragsdale Н. (ed.). Paul I: A reassesment of his Life and Reigr Pitt I. 1979. P. 187-141.
¹⁵Перминов П.В. Под сенью восьмиконечного креста. М., 1991. 6. 132.
¹⁶АВ. Т. II. С. 378, 379, 381, 387; Т. 18. С. 438.
¹⁷АВ. Т. II. С. 378, 379, 381, 387; Т. 18. С. 438.
¹⁸АВ. Т. 14. С. 146—147; Т. 10. С. 131-132.
¹⁹Валишевский К. Указ. соч. С. 554.
²⁰Bakounine Т. Le Repertoire biographique des francs-masons russes (XVIII XIX siecles). Bruxelles, 1940. P. 57.
²¹См.: AB..T. 18. С. 245-246.
²²Пушкин А.С. Сочинения. М., 1937. С. 166. Глава эта была поэтом уничтожена, но ряд отрывков сохранился.
²³Чарторыйский А. Мемуары и его переписка с императором Александром I. Т. I. М., 1912. С. 232; Мельгунов С.П. Император Александр I. // Отечественная война и русское общество. М., 1911. С. 132, 134.
²⁴Николай Михайлович, вел. кн. Граф П.А. Строганов (1774—1817). Т. III. СПб., 1903. С. 149—150.
²⁵Сперанский М.М. Проекты и записки. М.; Л., 1961. С. 164.
²⁶ Некрасов С.М. Апостол добра. Повествование о Н.И. Новикове. М., 1994. С. 177.
²⁷Соколовская Т.О. Капитул Феникса, С. 49.
²⁸Модзалевский Б.Л. Воспоминания С.А. Лайкевич. СПб., 1905. С. 15; Русский вестник. 1860. Т. 30. С. 19—20; Лубяновский Ф.П. Воспоминания. М., 1872. С. 215—217.
²⁹Мелъгунов С.П. Дела и люди александровского времени. Берлин, 1923. С. 260.
³⁰Русская беседа. 1859. Т. I. С. 41; Среди коллекционеров. 1923. № о. С. 27.
³¹Свербеев Д.Н. Записки (1799 -1826). М., 1899. С. 31—35; Голос минувшего. 1917. ,М> I. С. 75—76.
³²Grunwald С. Alexandre I-er, ie tzar mystique. Paris, 1955. P. 223—224.
³³Пыпин А.Н. Материалы для истории масонских лож. // Вестник Европы. 1872. № 2. С. 562—563.
³⁴Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 563, 564; Масонство в его прошлом и настоящем. Т. И. С. 162, 178.
³⁵Пыпин АЛ. Указ. соч. С. 566, 567.
³⁶Корф М.А. Жизнь графа Сперанского. Т. I. СПб., 1861. С. 261.
³⁷РГАЛИ, ф. 442, он. 2, д. 1, с. 1.
³⁸Пыпин А.П. Указ. соч. С. 392.
³⁹Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 74, 266.
⁴⁰Масонство в его прошлом и настоящем. Т. И. С. 194—195.
⁴¹Дубровин Н. Письма главных деятелей в царствование императора Александра I. СПб., 1883. С. 82.
⁴²Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 578—582.
⁴³Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 584.
⁴⁴Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (далее ОР РГБ), ф. 147, д. 28, л. 6—10.
⁴⁵ОР РГБ, ф. 147, д. 31, л. 3—11.
⁴⁶ОР РГБ, ф. 147, д. 31, л. 3—11.
⁴⁷ОР РГБ, ф. 147, д. 1946. л. 1—4.
⁴⁸ОР РГБ, ф. 147, д. 1946, л. 5—11, 47, 63—64.
⁴⁹ОР РГБ, ф. 147, д. 1946. л, 68, 81.
⁵⁰Российский государственный военно-исторический архив. Военно-учетный отдел (РГВИА, ВУА, д. 766(3), л. 196—330. Приводится по полному тексту, сноски далее не приводятся.
⁵¹Пыпин А.П. Очерки общественного движения при Александре I. СПб., 1900. Т. I. С. 786.
⁵²Русская старина. 1870. Т. I. С. 152—155.
⁵³ГАРФ, ф. 109, on. 1, д. 2236, л. 1—3; Масонство в его прошлом и настоящем. Т. II. С. 156—157, 170—171, 174.
⁵⁴ЦХИДК, ф. НСБ, он. 4, д. 56(629) 4157, л. 2—3.
⁵⁵Leightоn L. Freemasonry in Russia. The grand Lodge of Astrea (1815—1822) — The Slavonic and East European Review. 1982. April. P. 255—256.
⁵⁶Общественное движение в России в первую половину XIX в. СПб., 1905. С. 396—397.
⁵⁷Соколовская Т.О. Указ. соч. С. 66.
⁵⁸Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 430—440; Мелыунов C.П. Указ. соч. С. 86—88.
⁵⁹Соколовская Т.П. Русское масонство и его значение в истории общественного движения. СПб., б.г. С. 181—182: Серков А.И. История русского масонства XIX в. СПб., 2000. С. 115—125.
⁶⁰Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. СПб., 1900. С. 328; Се.мевский В.И. Декабристы-масоны. // Минувшие годы. 1908. № 3. С. 35; Печкина М.В. Союз спасения. // Исторические записки 1947 Т. 23. С. 152.
⁶¹Дружинин Н.М. Масонские знаки П.И. Пестеля. // Музей революции Союза ССР. М., 1029. Сб. 2. С. 41—42; Проблемы советско-итальянской историографии. М., 1962. С. 230.
⁶²Семевский В.И. Указ. соч. С. 321—322, 354—355; Ведъмин О. П. Масоны в России 1730—1825. Кемерово, 1998. С. 177.
⁶³О минувшем: Исторический сборник. СПб., 1909. С. 198.
⁶⁴Шильдвр Н.К. Император Александр I. Т. IV. СПб., 1887. С. 204—205,
⁶⁵Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. IX. М., 1982. С. 234.
⁶⁶Пушкин А.С. Сочинения. Л., 1936. С. 352.
⁶⁷Кульман П.К. К истории масонства в России. Кишиневская ложа.// Журнал Министерства народного просвещения. 1907. № 10. С. 348—352.
⁶⁸Серков А.П. «Пророк и мастер стула». Новое о масонстве Пушкина.// Родина. 1997. № 5.
⁶⁹См.: Масонство и масоны: Сб. статей. Вып. II. М., 1997.
⁷⁰Русская старина. 1877. Т. XVIII. С. 645—650.
⁷¹Шильдер П.К. Указ. соч. С. 250—251.
⁷²Русская старина. 1877. Т. XVIII. С. 650—651.
⁷³ГАРФ, ф. 109, он. 229, д. 26, л. 24; д. 30, л. 77.
⁷⁴Щеглов П. Е. Декабристы. М.; Л., 1926. С. 224-225, 285.
⁷⁵Русская старина. 1912. № 3. С. 534—535.
⁷⁶Бакунина Т. А. Русские вольные каменщики. Париж, 1934. С. 9.
⁷⁷Пыпин А.Н. Русское масонство XVII! к первой четверти XIX в. Пг., 1916. С. 472—479.
⁷⁸ ОР РГБ, ф. 147, д. 98, л. 91.
⁷⁹ГАРФ, ф. 1137, on. 1, д. 27, л. 15—30.
⁸⁰ Пыляев М.И. Старая Москва. СПб., 1891. С. 92; Тульские епархиальные ведомости. 1901. №1 / 2 (часть неофиц.) С. 20—23.
⁸¹Серков А.И. Указ. соч. С. 269—285.
⁸²Герцен А.И. Былое и думы. М., 1973. С. 372.
⁸³Серков А.И. Русское масонство, 1731—2000. Энциклопедический словарь. М., 2001. С. 1205, 1206, 1207, 1210.
⁸⁴Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. СПб., 1906. С. 271.
⁸⁵Пирумова Н.М. Бакунин. М., 1970. С. 226.
⁸⁶Маркс К. , Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 359.
⁸⁷Тимирязев К.А. Наука и демократия: Сб. статей 1904—1919 гг Л 1916. С. 81.
⁸⁸Simon W. European Positivism in the Nineteenth Century. New York, 1963. P. 157; Dictionnaire de la franc-ma^onnerie. Paris, 1987. P. 70.
⁸⁹ОР РГБ, с. 313, карт. 15, д. 31, л. 2; Боборыкин ТТ.Д. За полвека (Мои воспоминания}. М.; Л., 1929. С. 342—343.
⁹⁰Карпачев С. ТТ. Российское масонство XVIII—XX веков. Учебное пособие по спецкурсу. М., 2000. С. 35.
⁹¹ChevaUer P. Histoire de la franc-ma^onnerie fran^aise. Paris, 1974. Vol. 11. P. 545—546.

<< Назад   Вперёд>>