Землевладение московских подьячих
Если наличие окладов поместного жалованья и фактических поместных и вотчинных земельных владений было присуще значительной части приказной верхушки, то с земельным обеспечением службы рядовой московской приказной массы, подьячих, дело обстояло несколько иначе. С одной стороны, принадлежность их к служилому сословию как бы определяла их права на поместное землевладение; с другой — сам характер службы подьячих, регулярная выплата им денежного жалованья и, наконец, постоянное увеличение на протяжении XVII в. их количества вели к известному ограничению наделения московских подьячих земельными владениями.

Так же, как и дьяки, они владели землями на поместном и вотчинном праве. Примерно теми же, что и для дьяков, были для них пути приобретения вотчин — пожалование правительством, наследование, получение в приданое, покупка. Вместе с тем пожалования московским подьячим вотчин не получили широкого распространения и относились в основном к 20-30 годам XVII в. как награждения за «московское осадное сидение». Первоначально такие вотчинные дачи были справлены за подьячими Разрядного приказа. В 1621 г. того же потребовали подьячие Посольского приказа, которые писали в своей челобитной: «И за московское осадное сидение в Поместном приказе и вотчинные оклады их [т. е. разрядных подьячих. — Н. Д.] справлены, и ваше государево жалованье, с своих окладов вотчины, по вашему государеву указу пойманы». Далее подьячие перечисляли свои службы того же периода: «Мы, холопи ваши, у тех у всех дел были днем и ночью, домишков своих не знали и работали, рук не покладая, и осаду и нужду всякую терпели»61. Правительство признало законность их притязаний и предписало выделить им вотчинные земли «из лишних земель и вымороченных, где приищут»62. Практиковался также перевод поместных подьяческих земель в вотчины из того же расчета, как это делалось для дьяков, т. е. по 20 четей из каждых 100 четей их поместных окладов63. Практика вотчинных пожалований начала века надолго сохранялась в памяти приказных подьячих. Они нередко напоминали о ней в своих челобитных. Из более поздних крупных переводов подьяческих поместий в вотчины можно отметить пожалование, сделанное для группы подьячих, которые несли в 70-х годах во время войны с Польшей приказную службу в походных полковых шатрах. Размеры переводов оставались прежними — по 20 четей с каждых 100 четей окладов64.

Пожалование вотчин не занимало большого места в обеспечении подьяческой службы. Значительно большую роль в этом играло наделение подьячих поместными владениями. Однако количество их также ограничивалось правительственной политикой, направленной на сохранение земельной базы военной службы дворянства. Эта политика нашла выражение в известной регламентации общих размеров поместных окладов, приходившихся на каждый из приказов, с учетом которых устанавливались уже индивидуальные оклады. Превышение размеров общих окладов не разрешалось. Сами же оклады отличались большой стабильностью и на протяжении века почти не повышались. Напротив того, можно отметить некоторые случаи их законодательного понижения. В связи с ростом количества подьячих подобная практика неизбежно приводила к увеличению числа подьячих, поместными окладами не верстанных.

Так же, как и для дьяков, каждый индивидуальный подьяческий поместный оклад состоял из новичного оклада (причем нередко им и ограничивался) и придач к нему. Назначение новичного оклада не совпадало по времени с началом подьяческой службы, но производилось значительно позднее. Со второй половины века новичные поместные оклады назначались в основном только старым подьячим, реже — подьячим средней статьи. При этом они рассматривались руководством приказов как поощрение за долголетнюю службу или за особые заслуги. Как правило, поводом для определения оклада было успешное выполнение какого-либо определенного (посольского или полкового) поручения.

Размеры новичных ставок мало изменялись на протяжении XVII в. и колебались от 100 до 300 четей, причем оклады в 100-150 четей были сравнительно редки. Наиболее типичными являлись оклады в 200, 250, 300 четей. Таким образом, они были в два или три раза меньше дьяческих и отличались большим однообразием. Для первой половины века подьяческие оклады Москвы примерно равнялись окладам верхних разрядов городовых служилых людей65 и низшим нормам жилецких поместных окладов66. Во второй же половине века они соответствовали и частично превышали оклады 1-го разряда служилых людей южных городов67.

Дальнейшее увеличение поместных окладов подьячих производилось в индивидуальном порядке путем частных пожалований за службы. Подобные придачи были довольно редки и составляли 50 или 100 четей. В целом индивидуальные поместные оклады не превышали 400, реже — 500 четей. При этом для них бытовало всего 6-8 вариантов, каждый из которых рознился от предыдущего или последующего на 50 четей.

Сведения о поместных окладах подьячих содержатся в подьяческих списках, регулярно представлявшихся в Разряд из разных приказов и сводившихся там. К сожалению, не все приказы включали в свои списки требуемые Разрядом данные. Для составления таблицы 16 использованы наиболее полные в этом отношении сводные подьяческие списки за 1626/27, 1656/57 и 1682/83 гг. Как видим из таблицы, в 1626/27 г. среди подьячих всех приказов имели поместные оклады 115 человек, не имели же их 427 человек, т. е. несколько менее 4/5 от общего числа. Сумма окладов, разверстанных между всеми подьячими, составляла 30 580 четей. Следовательно, средний оклад на одного человека был равен 266 четям. Верстанных подьячих в это время находим в подавляющем большинстве учреждений. Только в 7 приказах их не было вовсе.



К 1656 г. количество верстанных подьячих Москвы понизилось до 34 человек. По-видимому, это следует рассматривать как результат правительственных мер по сокращению расходов на содержание приказных штатов. Соответственно снизилась и общая сумма поместных окладов, составивших для этого времени 9300 четей. Однако следует отметить одновременное возрастание среднего числа четей, приходившихся на одного верстанного подьячего, которое достигло 273 четей, и исчезновение из практики верстаний минимальных окладов в 100 и 150 четей.

Значительно увеличилось число приказов (до 19), в которых вовсе не было верстанных поместными окладами подьячих, в том числе отсутствовали они во всех четвертных приказах. Уменьшилось количество верстанных подьячих в средних по размерам приказах. Число их составляло от одного до трех человек в каждом учреждении. Резко упало (до четырех человек при неизменившемся общем числе) их количество в приказе Большого дворца. Подобные явления находим и в других крупных учреждениях. Исключением был самый многолюдный Поместный приказ, в котором сохранялась сравнительно большая группа подьячих (11 человек, или 1/7 от общего числа), у которых были поместные оклады.

В начале 80-х годов число верстанных подьячих Москвы увеличилось до 82 человек, а общая сумма поместного жалования до 21 030 четей. Однако этот видимый рост носил относительный характер, так как с резким возрастанием в 60-70-х годах общего числа приказных людей доля верстанных землей составила только 1/18 от общего числа, т. е. фактически уменьшилась по сравнению с серединой века. Об этом же свидетельствует понижение вновь низшей окладной ставки до 100 четей, а также среднего количества четей, приходившихся на одного человека, до 256. В это время уже 25 московских учреждений не имеют в своих штатах верстанных поместным жалованьем подьячих. По-прежнему нет их в четвертных приказах, исчезают они также из штатов мелких дворцовых и городских учреждений. Типичным остается наличие 1-3 верстанных подьячих в средних и даже крупных по размерам приказах. Понижается (до 10 человек) число подьячих с поместными окладами в Поместном приказе, где верстанные подьячие составили уже только 1/34 от общего числа служащих. Единственным исключением являлся приказ Большого дворца, в котором количество верстанных подьячих возросло до 33 человек. Таким образом, происходившее на протяжении века уменьшение поместного обеспечения подьяческой службы, особенно заметное в середине столетия, несколько замедлилось к его концу, хотя с ростом количества подьячих доля в их составе верстанных земельным жалованием заметно упала.

Мы не имеем сколько-нибудь общих сведений о фактическом землевладении московских подьячих первой половины XVII в. Разрозненные данные говорят о характерной для него, как и для всего служилого землевладения, разрухе — последствия разорения в ходе военных действий начала столетия. Так, в 1621 г. подьячие Посольского приказа сообщали: «...за которыми, государь, ваше царское жалованье, поместейцо, есть не от велика, и то все пусто и разорено без остатка; погибли вконец»68. По-видимому, в это время централизованный учет подьяческого землевладения еще не проводился ни самими приказами, где подьячие служили, ни Разрядом. Попытка получить общие данные в этой области предпринимается правительством только в середине XVII в., когда указом 3 июня 1646 г. от всех приказов были затребованы данные о том, «на Москве в приказех кому имяны подьячим государево жалованье, поместный оклад, учинен, и поместья и вотчины выслуженые или купленые за ними есть ли, и сколько в дачах четвертные пашни и крестьянских и бобыльских дворов»69. Сведения должны были поступать в Разбойный приказ. Однако основная масса их до нас не дошла.

Более или менее полными цифрами о подьяческом землевладении мы располагаем только для 1665 г. Сбор сказок московских подьячих по этому поводу производили осенью 1665 г. одновременно со сбором подобных же сказок у дьяков. Он преследовал ту же цель — получение наиболее полных оснований для сбора даточных людей или денег за них. Материалы 1665 г. дошли до нас в виде сказок подьячих о своем землевладении и составленного на их основании в Разрядном приказе сводного списка. Оба источника несколько отличаются друг от друга по содержанию и взаимно дополняют друг друга70. В 1665 г. было учтено землевладение 67 подьячих. Если вспомнить, что общее число подьячих Москвы в это время составляло более 700 человек, то станет ясно, что землями располагала примерно девятая часть всех подьячих. В целом ряде приказов все подьячие были безземельными.



Полученные из сопоставления сказок и списков данные сведены в таблицу 17. Из нее следует, что 67 подьячим-землевладельцам принадлежало в это время 4567,5 четей земли и 309 дворов, т. е. в среднем по 68,2 чети и 4,6 двора на человека. В связи с неоднородностью сообщаемых документами сведений это землевладение распадалось на отдельные группы: 44 человека указали и землю и дворы (3432,5 четей и 224 двора); 13 человек — только землю (1135 четей); 10 человек — только дворы (85). Попытаемся установить для последней группы условные размеры землевладения, привлекая как среднюю цифру соотношения земле- и душевладения первой группы. Она составляет 15,3 чети на один двор. В таком случае количество земли, которое должно было приходиться на 85 дворов, составит 1300,5 чети, в общем объеме подьяческого землевладения — 5868 четей в одном поле и 17 604 чети в трех полях.

Поместные и вотчинные владения по количеству владельцев распадались примерно поровну. 26 человек имели только поместья, 25 — только вотчины, 16 человек владели и вотчинами и поместьями. То же соотношение находим и в количестве земель, если разделить на части имения последней группы. Земли, находившиеся в поместном пользовании подьячих, составляли 2805 четей (132 двора); 10 дворов без указания земли, т. е. примерно 2958 четей (142 двора); земли, бывшие в вотчинном владении, — 1762,5 чети (94 двора) и 73 двора без указания количества земли, т. е. примерно 2892 чети (167 дворов).

Индивидуальные земельные владения московских подьячих, По сравнению с владениями дьяков, были невелики, о чем свидетельствуют данные табл. 18. Видим значительную пестроту размеров владений, составлявших от 2 до 468 четей. Если сгруппировать их в более крупные разряды, то примерно половина подьячих (35) владела небольшими участками до 50 четей; 19 — от 51 до 100 четей. Таким образом, владельцы земель до 100 четей составляли 80,5% от общей массы и по существу являлись мелкими земельными собственниками. И только 13 подьячих были сравнительно крупными землевладельцами, имевшими каждый более 100 четей.



Для подьяческого землевладения XVII в. было характерно наличие большого количества пустошей, т. е. земель, не населенных крестьянами. Так, для 1665 г. среди подьячих имелось 13 человек, которые владели 1135 четями пустой земли. Кроме того, в составе владений еще 9 подьячих, наряду с заселенными имениями, имелось 539,5 чети пустошей. Всего в это время примерно 1/3 всех подьяческих земель (1674 чети) оставалась незаселенной и, по-видимому, частично не обрабатывалась. Поэтому заселенность подьяческих земель, т. е. владение крепостными крестьянами, является существенным мерилом для понимания их имущественного положения. И действительно, имущественные градации выступают при сравнении размеров дворовладения подьячих еще более четко.

Таблица 19 свидетельствует, что подавляющее большинство подьячих (70,4%), владевших населенными землями, имело на них от одного до пяти крестьянских или бобыльских дворов. При этом широко были распространены хозяйства, в которых находилось по одному двору (12 хозяйств). Средними среди владений подьячих этого времени можно считать имения с количеством дворов от 6 до 10, которые составляли 20% от всего числа. Остальные имения с количеством дворов от 11 до 20 (3,7%) и от 21 до 32 (5,5%) немногочисленны. Они принадлежали верхушке подьячих-землевладельцев, имевших более 100 четей земли. Так, И. Брянцев, владевший 468 четями, имел и наибольшее количество дворов (32) и т. д.

При сравнении размеров общего фактического землевладения с размерами поместных окладов всех подьячих, равными в 60-х годах 12 975 четям, видим, что оно составляло несколько больше половины окладной суммы.



Для этого времени было характерно расположение владений одного подьячего в пределах одного уезда (48 случаев), что согласовалось с их малоземельем. 13 подьячих имели земли в двух уездах. Имения двух подьячих были разбиты между тремя уездами, одного — между четырьмя и еще одного — между пятью уездами. В целом земли московских подьячих были разбросаны на территории 37 уездов страны. Основная часть их группировалась в центре страны: по четыре имения в Боровском и Дмитровском уездах, по одному — в Можайском и Звенигородском и т. д.

Следует сказать несколько слов о подмосковных владениях подьячих. Подьячие московских приказов, постоянно привязанные к Москве как месту своей службы, в большей степени, чем другие московские служилые люди, были заинтересованы в том, чтобы их земли были расположены ближе к столице. Поэтому особенно остро вставал для них вопрос об испомещении на подмосковных землях. Но именно в этом их права были сильно ограничены. До середины XVII в. они определялись указом 1587 г., по которому «за подьячими, что сидят у дел по приказам, велено подмосковные поместья учинить по 50 четей за человеком»71. В первой половине XVII в. подобные отводы действительно имели место. В 1682 г. в приказной выписке по этому поводу читаем: «А в Поместном приказе подьячим в Московском уезде поместья преж сего даваны по прежнему указу 95 году по 50 четей человеку»72. Более того, в 30-х годах отдельные наделения подьячих подмосковными поместьями иногда превышали установленную норму.

Положение резко изменилось после принятия Уложения 1649 г., в котором подьячие уже не упоминаются в качестве служилого разряда, имевшего право на испомещение в окрестностях столицы. В 80-х годах, когда в Поместном приказе шло уточнение отдельных земельных статей Уложения 1649 г., подьячие ряда приказов обратились с челобитьем о том, «чтобы им давать поместья в Московском уезде ис порозжих земель, хто где приищут, против прежнего указу 95-го году, по 50 четвертей», это не дало положительных результатов73. По именному царскому указу 7 июля 1682 г., утвержденному Боярской думой, раздача подмосковных земель подьячим была окончательно запрещена: «Подьячим в Московском уезде вымороченных, утаенных и прописных поместей и порозжих земель не давать для того: в Уложении 157 году о даче подмосковных поместей подьячим не написано»74. И действительно, уже материалы 1665 г. отмечают незначительное количество подьяческих подмосковных поместий. Как правило, подмосковные не составляли основного ядра земельных владений подьячих, а являлись дополнением к другим землям. Только для Б. Трескина его владения ограничивались вотчиной в Московском уезде. В 1665 г. почти не находим также земель московских подьячих в северных уездах. В то же время для этого времени можно констатировать распространение подьяческого землевладения на Юге в связи с раздачей там пустых целинных земель. Раздача южных земель в особенности усилилась позднее, в 70-х годах, когда была установлена норма отводов там земель «розных приказов подьячим, которые верстаны поместными оклады, по 60 четей»75.

Новый сбор сказок о землевладении подьячих был начат в конце 70-х годов. Сказки 1679-1680 гг. дошли до нас далеко не полно. Удалось обнаружить только часть их, содержащую сведения о землевладении подьячих десяти приказов — четвертных, части дворцовых и Разрядного76. При этом выяснилось, что в пяти приказах — Аптекарском, Большой казны, Каменном, а также во Владимирской и Галицкой четях, с общим штатом в 42 человека, вовсе не было подьячих, владевших землей. В остальных пяти приказах только 17 человек имели земли, а 172 подьячих землей не владели. Таким образом, из 231 подьячего, служившего в 10 приказах, была обеспечена землей 1/13 часть.

Всего во владении 16 подьячих (конкретных сведений о размерах земельных владений одного подьячего в сказках не сообщается) находилось 1036 четей (20 дворов) и 21 двор без указания количества земли. С учетом количества дворов можно предположить, что фактическое землевладение было вдвое больше и составляло примерно 2000 четей в одном поле, или 6000 четей в трех полях. В индивидуальных размерах владений находим колебания от 15 до 163 четвертей земли (см. табл. 20). 67% подьячих владели поместьями до 100 четей, из них 50% — от 50 до 89 четей. Конечно, материалы 1679 г. слишком неполны, но отмеченное ими повышение средних размеров подьяческих имений по сравнению с 1665 г., как увидим далее, не случайно. Для четырех подьячих, которые не указали размеров своего землевладения, существовала довольно однородная картина дворовладения: два человека имели по 2 двора, два — от 7 до 11 дворов.

На поместном праве землями владели восемь человек, на вотчинном праве — шесть. Для трех подьячих имели место смешанные формы землевладения. Количественно явно преобладали поместные земли: 882 чети (65 дворов) и 7 дворов без указания земли. Тогда как вотчины составляли 150 четей (5 дворов) и 14 дворов без указания земли. Как видим, доля вотчинных владений здесь значительно ниже, чем это было в 1665 г.

Характерно и распределение подьяческих владений по территории страны. Десять подьячих располагало владениями каждый в пределах одного уезда, 1 — в пределах двух уездов, 3 — в пределах трех уездов и 2 — в пределах четырех уездов. Наибольшее количество их находилось в Дмитровском уезде и в окрестностях рязанских и заокских городов. Ни одного владения не было в Московском уезде.

Как бы итоговым комплексом документов о землевладении, а вернее, о дворовладении подьячих конца XVII в., были составленные в 1700 г. на Генеральном дворе в с. Преображенском книги (реестры)77. В них были учтены владения 131 подьячего. По существу в данном случае можно говорить о полном учете дворовладения московских подьячих.

Таким образом, выясняется, что на грани XVII и XVIII вв. из 2648 московских подьячих дворы, а следовательно и землю, имела 1/20 часть их. 131 московский подьячий владел 784,5 крестьянского двора. Т. е. в среднем на одного владельца приходилось по 5,9 двора — больше, чем в 1665 г. Следовательно, можно говорить о прослеживающейся общей тенденции к уменьшению доли обеспеченности землей части подьячих и к увеличению в то же время среднего количества дворов, приходившегося на одного подьячего. Происходят некоторые изменения в колебаниях размеров индивидуальных дворовладений, представленные в табл. 21. Таблица подтверждает наличие явлений, наметившихся в средних цифрах, а именно уменьшение по сравнению с 1665 г. с 70% до 58% доли наименее обеспеченной крестьянскими дворами части подьячих. Несколько возрастает доля владений с 11-20 дворами. Зато падает до 3% доля наиболее крупных хозяйств. Однако в их составе выделяется имение подьячего П. Иванова, владевшего 37 крестьянскими дворами78, т. е. количеством, которое было максимальным для подьяческих владений XVII в.



По-прежнему наиболее типичным (103 случая) остается расположение имений подьячих в пределах одного какого-либо уезда. Помимо этого, дробление их между двумя уездами имело место в 16 случаях, между тремя — в 9 случаях, между четырьмя — в 2 случаях. Только один подьячий имел свои земли в 5 уездах. Однако к концу века сильно возросла территориальная разбросанность всех подьяческих владений, которые в это время располагаются уже в 63 уездах, что объясняется отчасти заметным продвижением подьяческого землевладения на Юг. Подмосковных имений подьячих имелось только 4, и еще 10 имений — на близко примыкающих к Московскому уезду землях в Боровском, Дмитровском и Можайском уездах.

Небольшие размеры земельных владений и трудность с организацией хозяйства в них заставляли беднейшую часть подьячих отказываться от владения земельной собственностью. Например, в 1663/64 г. подьячий Т. Лобков продал свою небольшую, в два двора, вотчину в Ярославском уезде, как он написал в своей сказке, «от бедности, что жить нечем»79. О том же свидетельствуют частые упоминания источников о «сдаточных» подьяческих поместьях.

В отличие от дьяков далеко не все московские подьячие имели собственные дворы в городе. Из 444 подьячих, учтенных в Росписном списке Москвы 1638 г., 388 человек (87%) жили в своих домах, 22 человека (5%) — у родственников, 34 человека (8%) — в чужих дворах80. Отсутствие дворов свидетельствовало, как правило, о бедности подьячих.

В 1701 г. по данным Земского приказа в городе имелось 1509 подьяческих дворов81. Если вспомнить, что число московских подьячих в конце века составляло 2648 человек (см. табл. 2), то выясняется, что почти половина подьячих не имела в это время собственных домов.

Отвод под дворы для подьячих регулировался Земским приказом. Установление в 1678 г. норм отводов земель под загородные дворы в Земляном городе и за ним коснулось и подьячих. По указу для них предусматривалось владение за городом участком земли 6X3 сажени, т. е. 18 кв. саженей; в Земляном же городе — в 9 кв. саженей82. Как видим, размер загородного участка, равный примерно 40 м2, предусматривал возможность разведения на нем небольшого огорода; размер же участка в городе в 20 м2 — только постройку на нем крохотной избушки. Однако в действительности в это время дворовые места подьячих бывали крупнее.

В размерах дворовладений московских подьячих мы встречаем сочетание двух начал: определенной правительственной нормы, соответствовавшей сословным правам, и фактического владения, определяемого имущественным положением того или иного подьячего. Среди самих подьячих находим как владевших крупными дворовыми участками внутри города, так и бездворных подьячих, живших в чужих дворах, число которых к концу века заметно возрастало.





61 ЦГАДА. Ф. 138. 1621 г. Д. 3. Л. 3.
62 Там же. Л. 5.
63 ПСЗ. Т. I. № 512. Л. 878.
64 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 4706. Л. 157.
65 Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Киев, 1900. С. 584.
66 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 1091. Л. 21.
67 ПСЗ. Т. II. № 635. Л. 31.
68 ЦГАДА. Ф. 138. 1621 г. Д. 3. Л. 4.
69 ЦГАДА. Ф. 138. 1645—1648 г. Д. 5. Л. 152—153.
70 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 366. Л. 273—417; Севский стол. Стб. 208. Л. 165—275.
71 Памятники русского права. М., 1959. Т. V. С. 435.
72 ПСЗ. Т. II. № 937. С. 450.
73 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 4706. Л. 101 об.; ПСЗ. Т. II. № 937. С. 450.
74 ПСЗ. Т. II. № 937. С. 450.
75 ПСЗ. Т. I. № 522. С. 904.
76 ЦГАДА. Ф. 210. Столбец Дополнительного отдела. Д. 135. Л. I—56; Д. 143. Л. 56—68.
77 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 6188, 6188/а, 6191.
78 ЦГАДА. Ф. 1209. Кн. 6133. Л. 320 об.
79 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 366. Л. 371.
80 Труды Московского отделения Русского военно-исторического общества. М., 1911. Т. 1. С. 4—255.
81 Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. М., 1872. Т. II. С. 309— 310 372
82 ПСЗ. Т. II. № 722. Л. 154—155.

<< Назад   Вперёд>>