Землевладение дьяков
В качестве основных источников для выяснения этих вопросов привлечены боярские книги, содержащие сведения о поместных окладах думных и московских чинов (в том числе и дьяков), а также сводные материалы об их землевладении и дворовладении, которые периодически составлялись в связи со сборами даточных людей для армии. Последние были основаны на уточненных данных переписей и являлись результатом совместной деятельности Разрядного, Поместного и специализированных приказов (Сбора даточных людей, ратных людей и т. д.). Сознательно ограничивается использование такого вида источников, как боярские списки, в которых также содержатся заимствованные из писцовых и переписных книг указания на число принадлежавших дьякам дворов, в связи с тем, что сообщаемые в боярских списках сведения соответствовали действительности только для тех из них, которые были созданы непосредственно после переписей. Списки же, составлявшиеся между двумя описаниями, механически повторяли одни и те же вскоре устаревавшие данные. Разнохарактерность сведений для разных периодов создает известные трудности для их сопоставления. Поэтому для выяснения эволюции земельной собственности дьяков широко используются данные о количестве крестьянских дворов, которые являются косвенным показателем объема землевладения и которыми мы располагаем для всего века.
Как и для всех представителей класса феодалов XVII в., землевладение думных и приказных дьяков состояло из поместного и вотчинного. Происхождение вотчинной земельной собственности не было для них однозначным. Оно распадалось на наследование, правительственные дачи, покупку, получение в приданое и т. д. Наделение дьяков поместными землями являлось для правительства одной из частей обеспечения их приказной службы. На соборе 1642 г. представители служилых людей так характеризовали материальную базу службы дьяков в целом: «А твои, государевы, дьяки и подьячие пожалованы твоим государским денежным жалованием и поместьями и вотчинами»4. Следует сказать, что данное обобщение не вполне верно. Как увидим ниже, далеко не все дьяки владели землей, тем более на вотчинном праве. Однако верно то, что сама служба дьяков давала им право на получение земли.
Говоря о вотчинном землевладении дьяков, остановимся особо на правительственных пожалованиях им вотчинных земель, которые имели место на протяжении всего XVII в. Первые крупные раздачи вотчин дьякам производились непосредственно после воцарения Михаила Романова и носили на себе следы предыдущих событий. Так, дьяки, как и другие служилые люди, широко наделялись вотчинами за участие в обороне Москвы в 1608 и 1618 годах. По указу 1617 г. «за царя Васильево осадное сиденье» дьякам было разрешено перевести в вотчины по 20 четвертей из каждых 100 четвертей их поместных окладов5.
Особенно участились подобные переводы после безуспешной осады Москвы в 1618 г. польскими войсками (так называемого «королевичева прихода»). Участие некоторых дьяков в обеих оборонах позволило им сосредоточить в своих руках крупные вотчинные владения. В 20-30-х годах переходили поместные земли дьяков в вотчины и путем продажи их из казны. Так, в 1629 г. дьяку А. Р. Подлесову было продано за 103 руб. 100 четвертей его подмосковного поместья6. В 1635 г. дьяк Г. Нечаев за 137 руб. также покупает в вотчину свои подмосковные владения7.
Дальнейшие правительственные раздачи вотчин дьякам связывались обычно с участием их в военных походах и дипломатической службе. При этом раздачи бывали как индивидуальные, так и массовые. Наиболее крупные пожалования производились в 60-70-х годах как награждения за участие в войне с Польшей. Первоначальный указ о них коснулся только думных дьяков, которым был предписан перевод в вотчину по 200 четвертей поместной земли8. После просьбы о том же остальных групп приказных людей, состоявших во время военных действий при полках, указ 1672 г. распространил пожалование и на дьяков, получивших право на перевод в вотчины «против других чинов» по 120 четвертей9. В 1681 г. подобные же переводы были связаны с заключением перемирия с Турцией. В 1686 г. в связи с торжественным заключением «Вечного мира» с Польшей были проведены особенно крупные пожалования. В том числе думным дьякам было переведено в вотчины по 230 четей, трем приказным дьякам — В. Бобинину, П. Возницыну и В. Постникову — выдано по 500 ефимков для покупки вотчин10. Последней крупной вотчинной раздачей, обусловленной военными действиями, были награждения 1689 г. за участие в Крымских походах.
Кроме того, общие раздачи вотчин производились и в связи с событиями внутриполитической жизни. Так, например, за участие в первом «Троицком походе», при отъезде двора в Троице-Сергиев монастырь во время городского восстания 1682 г., думным дьякам было пожаловано в вотчины по 115 четвертей, а приказным — по 10 четвертей на каждые 100 четвертей поместного оклада11. За участие во втором «Троицком походе» 1689 г., при бегстве из Москвы царя Петра, приехавшим к нему в Троице-Сергиев монастырь трем думным дьякам — Г. Ф. Деревнину, Н. М. Зотову и А. И. Иванову — было переведено в вотчину по 210 четвертей, а дьякам по 17 четвертей с каждых 100 четей оклада12.
В 70-х годах, когда было снято запрещение на раздачу представителям столичной феодальной верхушки целинных земель («диких поль») южной окраины государства, земельный фонд для поместных и вотчинных раздач значительно пополнился. Ряд указов 1672-1677 годов определил преобладание в этих отводах вотчинных пожалований и продаж в вотчину «в указное число» из расчета «по полтине за четверть»13. Норма отводов здесь находилась в строгом соотношении с служилыми чинами. Для думных дьяков она составляла 500, а для приказных — 200 четей.
Поместное землевладение дьяков находилось в непосредственной связи с их служилым положением и в значительной мере регулировалось продвижением по службе. Выражением этой связи была система поместных окладов, т. е. номинальное право на владение поместьями определенных размеров.
Отправным моментом установления дьячьих окладов в первых десятилетиях XVII в. было определение их размеров боярским правительством. Упоминание о нем находим в разрядной выписке 1612/13 г., где сказано: «и сыскано в Разряде в нынешнем в 121-м году в списку, как верстали бояре всех приказов дьяков...»14 К сожалению, сами материалы этого верстания до нас не дошли, но установленные во время его нормы несомненно сказались на размерах окладов первой половины века. Для некоторых дьяков 20-х годов верстание поместными окладами сводилось к восстановлению старого «доромановского» оклада.
Поместные оклады думных дьяков соответствовали окладам, общим для всех думных чинов. По словам Г. К. Котошихина, они составляли 1000 четей земли15, но вернее было бы сказать, что они не были ограничены, так как думные дьяки имели право на владение землями не только в 1000 четей, но и свыше этого числа. Тем самым создавалось положение, по которому поместные оклады думных не были индивидуальны. По словам А. П. Барсукова, подобный оклад «занимал предельное место, выше которого окладов не существовало, а стало быть не было земельных дач в оклад»16. Размеры его практически не были ограничены вовсе, что давало возможность для создания огромных земельных владений.
Размеры поместных окладов приказных дьяков, напротив, были индивидуальны и четко определялись для каждого из них решениями верховной власти. Они рознились друг от друга в зависимости от времени или конкретных условий (см. табл. 10). Прежде всего следует сказать о самом порядке верстания, который для различных дьяков бывал разновременным. Довольно часто имело место единовременное назначение дьяка и определение размеров его поместного оклада. Но чаще между этими двумя актами наблюдался временной разрыв в несколько месяцев, а иногда и лет.
Не изменилось положение и для второй половины века. Так, для 28 человек, произведенных в дьяки в 1675/76 г., в том же году поместный оклад был установлен для 11 человек, для трех — в 1677 г. и еще для двух — в 1678 г. (время назначения окладов остальным боярские книги не отмечают)17. В отдельных случаях определение оклада связывалось с назначением дьяка на какую-нибудь службу, требовавшую расходов, как, например, в дальние города (Астрахань, Тобольск и др.) или посольства. Были дьяки, для которых оклад не бывал установлен вовсе. Замедленность оформления права на поместное владение объяснялась тем, что назначение поместного оклада имело не столько практическое, сколько престижное значение.
Приводимые в таблице 10 цифры свидетельствуют о значительной пестроте окладов, которая несколько уменьшается к концу века. Новичные оклады начала века колебались от 500 до 800 четей, при этом оклады в 500 четей бывали очень редко. Боярские книги 20-х годов зафиксировали только два подобных верстания18.
Разница в размерах новичных окладов одного времени определялась размерами окладов отдельных дьяков в период их предшествующей службы, которые при переводе в дьяки всегда повышались. Как правило, новичный оклад дьячества, происходившего из городового дворянства или служившего ранее в жильцах, составлял на протяжении всего века 700 четей. Выше были новичные дьячьи оклады лиц, служивших до назначения по московскому списку, которые равнялись обычно 800, а в отдельных случаях 1000 четям.
Однако преобладали более низкие новичные оклады, которые назначались подьячим, дослужившимся до дьяческого звания. Размеры этих окладов и сам подход к их назначению претерпели некоторую трансформацию. В 20-30-х годах, по-видимому, для них не делалось особой разницы по сравнению с окладами, назначаемыми выходцам из городового дворянства. В это время они колебались между 500 и 700 четями; а в отдельных случаях бывали и выше. Но с 40-х годов отчетливо прослеживается правительственная тенденция на ограничение новичных окладов бывших подьячих 600 четями. Всякие отступления от этого правила особо оговаривались в боярских книгах. Некоторое повышение новичных окладов этой группы наметилось в 60—70-х годах, когда они достигли 650-700 четей19. Правда, в середине 70-х годов вместе с правительственными мерами по сокращению стоимости государственного аппарата, оклады бывших подьячих вновь временно снижаются. С 1675 по 1677 г. для 10 вновь поверстанных дьяков они равняются 550 четвертям20. В 1678-1679 годах происходит их новое повышение до 700 четей, т. е. до прежнего уровня21. Те же размеры окладов находим в верстаньях 1693 и 1694 годов22. Во второй половине 90-х годов шести дьякам, вышедшим из подьячих, назначаются еще более высокие оклады в 750 четей каждый23.
«Придачи» или прибавки к новичным окладам производились периодически от одного до трех раз на протяжении службы каждого дьяка и колебались между 80 и 300 четями. Наиболее распространенными были придачи в размерах 100 или 150 четей. Для 20-х годов были характерны «придачи» за старые доромановские службы.
В дальнейшем очередные придачи, как правило, связывались с какими- нибудь конкретными заслугами. В 30-50-х годах при увеличении окладов дьяков предпочтение отдавалось успехам в посольской службе. При этом придача часто давалась за несколько «служб» подобного рода.
Не менее распространены были придачи за участие дьяков в полковых службах, особенно в тех случаях, если они сами принимали участие в военных действиях. Так, дьяку И. Ларионову к окладу в 700 четей было прибавлено в 30-х годах 100 четей за оборону Пскова, во время которой он «изо Пскову в посылках был, и Литовскую землю воевал, и языка имал»24. Если служба дьяков ограничивалась работой в полковых шатрах, прибавки к окладам были значительно ниже — 30-60 четей.
С середины века в качестве повода для повышения поместного оклада дьяков все более выдвигается длительная «приказная работа». В 1673 г. оклад дьяка В. Семенова был увеличен с 780 до 850 четей «за его прежние службы и приказную работу»25, в этом же году на 150 четей «за работы и ко всяким государевым делам радение» повышается оклад дьяка П. Никифорова26.
Во второй половине века утверждается практика массовых повышений окладов, о чем мы уже говорили применительно к вотчинным пожалованиям. Как правило, они были связаны с событиями политического характера. Так, дважды на 80 четей были повышены поместные оклады всех дьяков по случаю «всемирные радости», торжественного «объявления» народу наследников престола: первоначально царевича Алексея Алексеевича, а после его смерти царевича Федора27. Придача по случаю заключения Вечного мира в 1686 г. сопровождалась массовыми придачами в размере 150 четей всем дьякам, связанным с Польской войной и дипломатическими сношениями с польским двором28. Несколько меньшими и более дифференцированными были общие придачи, связанные с двумя Троицкими походами. За участие в первом из них дьячьи оклады увеличивались на 50 четей29. При этом прибавки к окладам были сделаны не только участникам похода, но и лицам, остававшимся у дел в Москве. После второго похода последовали прибавки к окладам от 50 до 210 четей, причем наиболее распространенной была «наддача» в 100 четей30.
Наряду с «наддачами» имели место текущие переверстки окладов, учитывавшие, по-видимому, совокупность и длительность службы дьяков.
Для того, чтобы проследить те изменения, которые произошли в размерах поместных окладов приказных дьяков на протяжении XVII в., обратимся к данным боярских книг, сведенным в табл. 10.
Изменения в общих объемах всех поместных окладов видны из сравнения их по трем хронологическим моментам: в 1628 г. 64 из всех 82 дьяков имели оклады, общая сумма которых равнялась 46 850 четям; в 1667 г. оклад 59 из 76 дьяков составлял 44 790 четей, а в 1696 г. оклады 54 из 85 дьяков были равны вместе 46 010 четям31. Таким образом, средний размер окладов на одного дьяка равнялся последовательно 732, 759, 852 четям, то есть наблюдалось несомненное увеличение среднего оклада к концу века. Следует при этом помнить, что средние размеры далеко не соответствовали бытовавшим размерам индивидуальных окладов, что наглядно демонстрирует приводимая таблица.
Пределом для повышения индивидуальных окладов являлся оклад в 1000 четей. Документы XVII в. называют оклад дьяков в 1000 четей и «полным»32, дальнейшее увеличение которого не разрешалось, а выслуженные надбавки («перехожие чети») пересчитывались на деньги и прибавлялись к денежному окладу. Характерно, что для 20-х годов мы не встречаем высшего оклада ни у одного приказного дьяка. Они появляются значительно позже, как результат многих «наддач». Впервые такой оклад был зафиксирован боярскими книгами только в 1647 г. для Г. С. Дохтурова33. Наивысший оклад этого времени составлял 950-980 частей, а наиболее низкий — 500-550 частей. Наиболее распространены были в это время оклады в 600 (18 человек), 700 (16 человек) и 800 (15 человек) четей.
В 60-е годы картина становится более пестрой. Явно увеличивается количество высоких дьяческих окладов. Оклад в 1000 четей имеют уже три дьяка, увеличивается до четырех количество дьяков с окладами между 900 и 1000 четями. Вдвое сокращается количество окладов в 600 четей. Явно выделяется преобладающая группа дьяков (28 человек), имевших оклады от 650 до 700 четей.
Сильные изменения наблюдаются в конце века. Возрастает до 21 человека группа дьяков с наивысшим окладом в 1000 четей. Совсем исчезают низкие оклады до 700 четей, что было вызвано упоминавшимся повышением в этот период норм новичных окладов. Наиболее низкими и наиболее распространенными становятся оклады от 700 до 800 четей. Вместе с тем для этого времени несомненно увеличение количества неверстанных поместными окладами дьяков, косвенным свидетельством чего является большое количество дьяков, об окладах которых сведений в боярской книге не сообщается.
Таким образом, основной тенденцией развития окладов поместного жалования дьяков являлось уменьшение количества дьяков, верстанных поместными окладами, сопровождавшееся повышением окладов для верстанной части дьяков и выделением из них верхушки с предельно высокими окладами, которые приближались к окладам думных дьяков.
Аналогичные этому процессы находим в изменениях окладов стольников, стоявших традиционно на более высокой ступени чиновной лестницы, чем приказные дьяки.
Для понимания классовой сущности различных рангов дьяческой группы представляется необходимым проследить соотношение размеров поместных окладов их фактическому землевладению. Обратимся для этого к упоминавшимся росписям, наиболее ранние из которых дошли до нас от 1638 г. Некоторым недостатком этой группы источников является отсутствие в них данных о подмосковных владениях, что было результатом исключения их из объекта обложения. Указом 7 декабря 1637 г. было предписано: «С подмосковных поместий и вотчин людей не имать, а взять с тех поместий и вотчин, которые в городех»34. Другим недостатком названной группы источников является отсутствие в них сведений о территориальном распределении владений и количественном соотношении в них поместий и вотчин.
Материалы 1638 г. позволяют установить фактические размеры землевладения всех трех думных дьяков и 59 из 84 приказных (см. табл. 11). Общий объем земель думной части составлял 3482 чети в одном поле (или 669 дворов), приказной — 23 594 чети (или 1815,5 дворов).
Вместе же число земельных владений всех дьяков равнялось 27 076 четей (или 2484 двора). Фактическое землевладение думных дьяков вполне соответствовало их сословному праву на владение землей свыше 1000 четвертей. Правда, для этого времени мы не можем учесть долю вотчинных владений в общем землевладении думной группы. Для двух из них (И. Гавренева и М. Данилова) размеры земельных владений превышали 1000 четвертей и составляли последовательно 1277 четей (289 дворов) и 1351 четь (264 двора). Только владения Ф. Ф. Лихачева были меньше и равнялись 854 четям (116 дворам). Однако если вспомнить, что при раскладке не учитывались подмосковные владения, то можно предположить, что землевладение всех дьяков было более 1000 четей.
Несколько скромнее выглядело землевладение приказных дьяков. Отсутствие в росписях данных о землях 26 человек еще не дает нам основания предполагать, что они их вовсе не имели. Владения же тех дьяков, сведения о землях которых мы имеем, колебались от 40 до полутора тысяч четвертей. Наиболее крупной по размерам была группа дьяков, владевших от 101 до 500 четей (46%). Она состояла из 27 дьяков, которые и являлись наиболее типичными дьяками-землевладельцами первой половины века.
Рассмотрим внимательно наиболее состоятельную, хотя и немногочисленную часть дьячества. К ней принадлежали крупные землевладельцы Г. Нечаев (1012 четей), П. М. Чириков (1126 четей), И. Переносов (1393 чети) и Г. Леонтьев (1536 четей)35. Из них только для Чирикова, вышедшего из жильцов, можно говорить о явно дворянском происхождении. Однако можно предположить, что и остальные принадлежали к дворянским кругам и часть их земель была наследственной.
Более сложным по происхождению был состав наиболее мелких земельных владельцев, имевших до 100 четей и составлявших 27% от общего числа дьяков. Среди них встречаем, с одной стороны, представителей несомненно дворянских фамилий, к которым принадлежал, например, С. Дохтуров, имевший только 64 четверти земли36, и, возможно, С. Матвеев, владения которого составляли 75 четей37. Наряду с этим в нее же входили выходцы из духовной среды (Д. Ключарев) и из гостей. (Н. Чистой)38. Именно для этой группы наиболее вероятно наличие выслуженных поместных и вотчинных земель.
Хотя материалы 1638 г. и не разделяют дьяков на поместных и вотчинных, они все же в обобщенной форме говорят о наличии тех и других. Некоторые исключения встречаем только в случаях пересчета первоначальных данных. Но и в этом виде они позволяют выделить в среде дьяков-землевладельцев три группы: владевших только поместными землями; владевших только вотчинными землями и сочетавших поместную и вотчинную формы землевладения. Явное большинство, 38 человек, относились к последней группе. Только поместья были у 15 и только вотчины у 6 дьяков.
Попытаемся выяснить соотношение фактического землевладения дьяков с размерами их поместных окладов. Боярская книга 1639 г.39 позволяет установить общую сумму окладов, равную 33 450 четям. Как видим, даже при учете вотчинных владений действительное землевладение группы в целом (23 594 чети) значительно ниже ее окладного жалования. Еще заметнее этот разрыв выступает при сравнении земельных владений и окладов отдельных дьяков. Для подавляющей части дьяков поместные оклады значительно (примерно вдвое) превосходили их фактическое землевладение.
Недостающие данные о землевладении в Московском уезде могут быть дополнены сведениями более позднего времени. При этом землевладение это не могло быть значительным, так как подмосковные земли были в основном собственностью титулованной знати и возможность владения ими ограничивалась правительством. Уложение 1649 г. зафиксировало ограничение подмосковных владений думных дьяков 150 четями, а приказных — 100 четями поместной земли40. При этом владения первых были приравнены к размерам поместий окольничих, вторых — стольников и московских дворян. Некоторое представление о владениях дьяков в Московском уезде можно получить из росписи, составленной по этому поводу в Разрядном приказе в 1645-1647 годах41. Роспись сообщает сведения о количестве дворов в подмосковных двух из четырех думных дьяков (М. Данилова и Н. Чистова), владевших вместе 63 крестьянскими дворами. Из приказных дьяков имения в этом районе имели 22 человека, т. е. примерно 1/4 от общего числа, которым принадлежало 145 дворов. Подавляющая часть подмосковных находилась в вотчинном владении. Только у И. Кудрина было подмосковное поместье — половина д. Хариной42. Таким образом, в Московском уезде думным и приказным дьякам принадлежало всего 208 дворов. Если с большими оговорками использовать соотношение земли и дворов по данным 1638 г., когда на один двор в среднем приходилось 11 четвертей, то получим возможный объем дьячьего землевладения в Московском уезде, примерно равный 2288 четям. С учетом этой условной цифры можно допустить, что общий объем владений думных и приказных дьяков в 30-40-х годах XVII в. приближался к 30 000 четей в одном поле и 90 000 четей в трех полях.
Данные о землевладении приказных дьяков 1665 г. представлены комплексом сказок о землевладении, отложившихся в фонде Разрядного приказа. Данных о землевладении думных дьяков среди них обнаружить не удалось. По-видимому, они и не собирались. Для приказных дьяков они содержат сведения о владениях 70 из 111 человек, причем учтены были все земельные владения на территории страны, дано их географическое распределение, разделение на поместья и вотчины.
Работу с материалами 1665 г. несколько затрудняет разнохарактерность обозначения владений, так как в одних сказках указано количество земли и дворов, в других — только дворов, в третьих — только земли. В сводном виде они могут быть выражены следующим образом (см. табл. 12): примерно половина дьяков, имевших землю (19 человек), владела 5359 четями земли (или 448 дворами), другая половина (19 человек) — 595 дворами, без указания количества земли, 5 дьяков — 243 четями пустой земли, 27 дьяков (т. е. более 1/3) земли не имело. Среди последних находим таких видных приказных деятелей XVII в., как Е. Воробьев и А. Ташлыков43.
Представить хотя бы примерно возможные размеры земельных владений 19 дьяков, указавших в своих сказках только количество принадлежавших им дворов, можно, установив количество земли, приходившейся на один двор для других 19 дьяков. Оно равнялось 12 четям. С учетом этой цифры можно с известными оговорками считать, что землевладение приказных дьяков, имевших 595 крестьянских дворов, составляло около 7140 четей. Все же землевладение составляло вместе для всей группы 12 782 чети в поле и 38 346 четей в трех полях, что было почти в два с половиной раза меньше, чем землевладение приказных дьяков в 1638 г.
Колебания размеров земельных владений 24 приказных дьяков, для которых имеются сведения о количестве земли в них, представлены в таблице 13. Рассмотрим их подробнее. К представителям группы крупных феодальных владельцев могут быть отнесены два дьяка: Г. Д. Порошин, один среди дьяков имевший более 1000 четей земли44, и Б. Силин, имения которого составляли 883 чети45. К ним примыкали несколько более мелких собственников, три из которых владели имениями в размерах от 300 до 400 четей. Примерно половина всех дьяков (43,5%), землевладение которых колебалось от 101 до 300 четей, принадлежала к среднему слою феодальных собственников. В сравнении с материалами 1638 г. особенно бросается в глаза увеличение доли мелких владений (33,5%), самое небольшое из которых в размере 17 четей принадлежало дьяку А. Алексееву46. Однако наиболее показательно для 1665 г. сравнение владений дьяков по количеству находившихся в них крестьянских дворов (см. табл. 14). В 1665 г. 32 дьяка не имели крестьянских дворов. Из них 27 не имели и земли, 5 же владели пустой землей. Дворовладение остальных 38 дьяков колебалось между 1 и 150 дворами. При этом наиболее многочисленной (13 человек) была группа, имевшая от 1 до 10 дворов. Свыше 60 дворов было только у двух дьяков — А. Дурова (127 дворов) и В. Брехова (65 дворов)47. Можно предположить, что оба дьяка владели землями площадью около 1000 четвертей.
Сравнение общей суммы земельных владений приказных дьяков в 1665 г. с суммой дьячьих поместных окладов 1667 г., когда она составляла 44 790 четей, свидетельствует, что фактическое землевладение было менее оклада почти в четыре раза. Таким образом, разрыв между землевладением и размерами окладов значительно возрос по сравнению с 30-50 годами.
Для 60-х годов мы можем определить точное соотношение поместных и вотчинных владений. В это время 11 дьяков владело только поместьями, 10 — только вотчинами, большая часть дьяков (22 человека) имела в своем владении и поместные и вотчинные земли. Если разделить владения последней части на поместья и вотчины, что невозможно сделать только для четырех человек, то все землевладение дьяков распределяется следующим образом: в поместном владении — 2729 четей земли (213 дворов) и 62 двора без указания земли, в вотчинном — 2831 четь (351 двор) и 75,5 двора без указания земли. Это соотношение свидетельствует о том, что размеры поместных и вотчинных владений дьяков в 60-х годах почти уравнялись с некоторым перевесом в пользу вотчин.
Для земельных владений дьяков так же, как и для всей группы думных и московских чинов, была характерна распыленность между различными районами страны. Менее половины дьяков (16 человек) имели земли в пределах одного уезда, 14 дьяков — в двух уездах, 6 — в трех, 3 — в четырех, 3 — в пяти. Земли дьяка Г. Порошина были разбросаны между семью уездами. В целом дьячье землевладение охватывало 45 уездов от Белозерска до Шацка и от Рославля до Нижнего Новгорода. Наибольшее количество владений располагалось в Московском уезде (12), 9 находилось в Дмитровском уезде, т. е. также поблизости от Москвы, 5 — в Рязанском, по 4 в Белозерском, Галицком, Алексинском, по 3 — в Нижегородском, Можайском, Вологодском.
В связи с вопросом о географическом размещении землевладения приказных дьяков следует сказать несколько слов о приобретении ими владений во время службы в городах. По-видимому, в предшествующий период подобная практика была широко распространена. Однако это положение было чуждо характеру вознаграждения приказной службы в XVII в. Более того, приобретение земель на местах систематически запрещалось посылавшейся туда администрации, в том числе и воеводам. По-видимому, в этом проявилась тенденция правительства к созданию на местах должностного аппарата, не связанного личными интересами с управляемым уездом.
Наиболее близкие к 60-м годам материалы о землевладении думных дьяков относятся к 1678 г. Для этого времени мы располагаем составленной в Разрядном приказе росписью количества дворов, принадлежавших думным чинам48. В том числе она содержит сведения о владениях девяти думных дьяков, состоявших, по подсчету А. А. Новосельского, из 832 дворов, что равнялось 1/55 от всего числа дворов думной группы49. Три думных дьяка (В. Семенов, И. Иванов и А. Зыков) имели от 103 до 199 дворов, что соответствовало земельным владениям свыше 1000 четей. Владения еще трех дьяков (Л. Голосова, И. Горохова и П. Пятого), имевших от 70 до 84 дворов, также приближались к 1000 четям50. От 31 до 49 дворов находилось во владении А. Кириллова, Г. Богданова и Д. Полянского51, что свидетельствовало о меньшем количестве земель у них, вполне согласующимся с разночинным происхождением всех троих.
Для думных дьяков 70-х годов наблюдаем еще большую дробность владений, чем та, которая имела место для приказных дьяков в 1665 г. Так, земли В. Семенова были расположены в 14 уездах, И. Иванова — в 10, П. Пятого — в 6, остальных — в от 2 до 4 уездах. Только крупные владения И. Горохова были сконцентрированы в одном Нижегородском уезде. Географически распределение земель думных дьяков мало отличалось от распределения земель приказных дьяков 1665 г. Как правило, владения в пределах одного уезда невелики — от 1 до 35 дворов. Особенно мелкими обычно были подмосковные, составлявшие не более 12 дворов.
Итоговые сведения о землевладении и дворовладении обеих групп дьячества на грани XVII и XVIII веков содержатся в материалах, собранных в 1699-1700 г. на Генеральном дворе в с. Преображенском52. Сказки и реестры Генерального двора исчисляют размеры владений дьяков количеством их дворов53. Для 9 думных дьяков оно составляло 1253 двора, которые разделялись между ними следующим образом (см. табл. 14): 3 дьяка имели от 15 до 100 дворов, 5 — от 101 до 176, 1 — 446. Самое маленькое владение в 15 дворов принадлежало Л. Домнину54, самое большое, небывалое до этого времени, в 446 дворов — Н. М. Зотову, что объяснялось, по-видимому, его близостью к царю55. Наиболее типичны для этого периода владения от 100 до 200 дворов. Однако появляется и другое небывалое в практике XVII в. явление — безземельный и не имеющий крестьян думный дьяк, каким являлся М. П. Тугаринов. Имя Тугаринова как безземельного не было внесено в роспись Генерального двора, а несколько ранее, в 1696 г., его дворовый человек А. Лебедев в своей сказке написал по этому поводу: «За ним, думным дьяком Митром Петровичем, поместей и вотчин нет нигде»56.
Сравнение числа дворов, принадлежавших думным дьякам, с дворовладением всей думной группы служилых людей, которое составляло 53 805 дворов57, приводит к выводу об увеличении в нем доли владений думных дьяков до 1/43 части общего числа.
Почти не меняется по сравнению с 1678 г. распределение владений думных дьяков на территории страны. Хотя имения думных были разбросаны между 32 уездами страны, основная часть их находилась в замосковных городах. Наиболее дробными были при этом владения Н. М. Зотова, распыленные между 10 уездами.
Из 112 приказных дьяков сведения о дворовладении представил 71 человек, которым принадлежало 1614 дворов. По-прежнему среди них преобладающее место занимает группа дьяков (42 человека), которая имела от 1 до 20 дворов, и примыкающая к ней (10 человек) с дворовладением от 21 до 30 дворов. Однако знаменательным являлось расширение наименее обеспеченной дворами группы дьяков в 30 человек, составлявшей 42% от общего числа, тогда как ранее она не превышала (если не считать подмосковных) 30-34%. Из них 9 человек имели от 1 до 3 дворов, что характеризует их как мелкопоместных владельцев. По существу такая мелкопоместная группа в среде дьяков возникает в конце века впервые. Вместе с тем до 9,8% возрастает доля дьяков, владевших более чем 50 дворами. Отсутствие для 1700 г. сведений о владениях 41 дьяка может являться результатом разных причин, как и ранее для 1665 г. Однако большая строгость при сборе сведений, о которой свидетельствует опрос родных и приказчиков отсутствующих в Москве дьяков, позволяет предположить, что значительная часть пропущенных в реестре дьяков просто не имела земельных владений.
Территориально владения дьяков были размещены в 14 уездах. Наибольшее число дьяческих владений (9) находилось в Галицком уезде; по 7 — в Коломенском, Костромском, Вяземском, Владимирском и Рязанском; по 5 — в Каширском и Нижегородском. Сравнительно немного, всего 6, было зафиксировано в Подмосковье. Вместе с тем в это время находим определенное число владений, расположенных на юге страны, что отличало размещение дьяческого землевладения от землевладения думных дьяков, о котором говорилось выше. Это было несомненно вызвано новыми испомещениями дьяков на землях в районах оборонительных линий, где думные дьяки, имевшие большие возможности для выбора земель, считали, по-видимому, опасным основывать хозяйства. Вместе с тем наметилась тенденция к концентрации земель одного владельца в пределах одного-двух уездов. Уменьшается прежняя разбросанность их. 28 дьяков имело земли только в одном уезде, 16 — в двух, 16 — в трех. Распыленное землевладение становится исключительным явлением.
Для дьяков на всем протяжении XVII в. можно с уверенностью говорить о ведении ими собственного барского хозяйства. Об этом свидетельствует наличие в имениях дьяков владельческих домов и служб.
Особой формой землевладения приказных людей являлось владение дворами в Москве и ее окрестностях (т. е. городскими и загородными), которое не входило в окладное жалование и не включалось в рассмотренном выше исчислении земельных владений думных и приказных дьяков, но являлось, однако, существенным дополнением к этим владениям.
Рассматривая историю развития дьяческого землевладения на протяжении XVII в., следует прежде всего отметить, что она имела свои особенности применительно к владениям думных и приказных дьяков. Так, для думной части дьяков на основании изменений, происходивших в их дворовладении (см. табл. 15), можно сделать вывод о несомненном уменьшении принадлежавших им земельных владений во второй половине века. Если в 1638 г. на одного думного дьяка в среднем приходилось 223 крестьянских двора, то к 1678 г. эта средняя цифра понизилась до 92,4. Понижение было несомненно связано с постепенным падением первоначального значения этой группы в управлении государством и в придворной жизни. Однако к концу века наблюдается заметное повышение размеров среднего дворовладения думных дьяков, достигшего 139 дворов. Близкий процесс, выразившийся в понижении средних размеров дворовладения в середине века и повышении его к концу столетия, отметил в своей работе Я. Е. Водарский для всех думных людей в целом58. Повышение к концу века средних цифр дворовладения констатируют исследователи и для следующей после думных дьяков чиновной группы стольников, для которых в 30-х годах они составляли 78 дворов59, а в 80-х годах — 86 дворов60. Рассмотрение индивидуальных владений думных дьяков позволяет выделить для конца века наличие среди них огромных по размерам имений и небольших поместий, а также появление в составе думных безземельных дьяков.
Несколько по-другому протекали те же процессы применительно к приказному дьячеству. В их землевладении и дворовладении прослеживается последовательное уменьшение размеров земельной собственности этой группы как в целом, так и для различных ее частей. Если для 30-х годов на одного дьяка приходилось примерно 30 крестьянских дворов, то к 1665 г. их было уже 24,2, а к 1700 г. — 22,7. При этом в еще большей степени, чем для думных дьяков, для приказных имел место разрыв между количеством дворов в крупных и мелких владениях. Из среды приказных дьяков выделяется группа крупных земельных собственников, по своим владениям приближающаяся к думным дьякам и несомненно входящая в состав феодальной верхушки государства. Им противостоит увеличивающаяся группа мелкопоместных дьяков и также растущая количественно часть дьяков безземельных. При этом следует помнить, что уменьшение размеров земельной собственности приказных дьяков к концу XVII в. шло одновременно с возрастанием размеров их поместных окладов, все менее соответствовавших фактическому землевладению.
Таким образом, если думные дьяки, несмотря на отдельные исключения, продолжали оставаться представителями высшей группы феодалов, то в среде приказного дьячества процесс измельчания земельных владений сопровождался значительной имущественной дифференциацией, при которой часть приказных дьяков по размерам своих владений примыкала к разряду крупных земельных собственников, для другой же малоземельной и безземельной части поместное обеспечение ее службы начинало играть все меньшую роль. Последнее связано было также с затруднениями в управлении имениями, как правило, далеко расположенными от Москвы, для постоянно находившихся в столице дьяков. Процесс отрыва дьяческой службы от ее земельного обеспечения получил завершение в начале XVIII в. после прекращения пожалования поместных земель.
1 Богоявленский С. К. Приказные дьяки XVII века. Ист. зап. Т. 1. С. 234—235.
2 Новосельский А. А. Роспись крестьянских дворов 1678 г. // Исторический архив. М.; Л., 1949. Т. 4. С. 147—149.
3 Водарский Я- Е. Правящая группа светских феодалов в России в XVII в. С. 70—107; Он же. Население России в конце XVII — начале XVIII в. С. 1—263.
4 Собрание государственных грамот и договоров. Ч. III. № 113. С. 390.
5 ПСЗ. Т. 1. № 512. С. 878.
6 Описание документов и бумаг Московского архива Министерства юстиции. М., 1889. Т. 6. Кн. 6. С. 96.
7 ЦГАДА. Ф. 233. Кн. 27. Л. 298.
8 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 4706. Л. 156.
9 ПСЗ. Т. I. № 512. С. 878; Т. II. № 365. С. 311.
10 Там же. Т. II. № 1187. С. 803.
11 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 4706. Л. 161 — 162.
12 ПСЗ. Т. III. № 1350. С. 38; ЦГАДА. № 1209. Оп. 3. Кн. 4706. Л. 53—58.
13 ПСЗ. Т. I. № 522. С. 904; Т. II. № 638. С. 32—33; № 690. С. 103.
14 Смутное время в Московском государстве. М., 1912. Вып. 9. № 5. С. 243.
15 Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1906.
С. 97.
16 Барсуков А. П. Докладная выписка 121 (1613) г. о вотчинах и поместьях. М., 1895. С. IV.
17 ЦГАДА. Ф. 210. Боярские книги. Кн. 9. Л. 368 об.—373.
18 Там же. Кн. 1. Л. 363 об.; Кн. 2. Л. 354 об.
19 Там же. Кн. 9. Л. 366—366 об.
20 Там же. Л. 370—375.
21 Там же. Л. 377 об.
22 Там же. Кн. 12. Л. 322—322 об.
23 Там же. Л. 323—324 об.
24 Там же. Кн. 2. Л. 358.
25 Там же. Кн. 5. Л. 685 об.
26 Там же. Кн. 8. Л. 445.
27 Там же. Кн. 5. Л. 509; Кн. 8. Л. 435, 440.
28 Там же. Кн. 12. Л. 306 об.
29 Там же. Кн. 8. Л. 448 об., 458.
30 Там же. Кн. 12. Л. 310 об., 317—317 об.
31 Там же. Кн. 2, 6, 12.
32 Там же. Кн. 8. Л. 454; Кн. 9. Л. 360.
33 Там же. Кн. 5. Л. 497 об.
34 ЦГАДА. Ф. 137. Москва. Кн. 2. Л. 2.
35 ЦГАДА. Ф. 159. Oп. 1. Д. 1551. Л. 216, 262, 266, 277.
36 Там же. Л. 273; Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XVI—XVII вв М 1975 С. 159.
37 ЦГАДА. Ф. 159. Oп. 1. Д. 1551. Л. 308.
38 Там же. Л. 287.
39 ЦГАДА. Ф. 210. Боярские книги. Кн. 4. Л. 534—546.
40 ПСЗ. Т. 1. С. 74.
41 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 1063. Л. 59—177.
42 Там же. Л. 5.
43 ЦГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 208. Л. 165—257.
44 Там же. Л. 162.
45 Там же. Л. 184.
46 Там же. Л. 256.
47 Там же. Л. 167, 168.
48 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 5087. Ч. 2. Л. 398—403.
49 Новосельский А. А. Указ. соч. С. 149.
50 Там же. С. 147—149.
51 Там же. С. 148.
52 Водарский Я. Е. Население России в конце XVII — начале XVIII в. С. 34—39.
53 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 5092, 6188, 6190, 6195.
54 Там же. Кн. 6195. Л. 255—256.
55 Там же. Л. 255 об.—256.
56 Там же. Кн. 5092. Л. 99.
57 Водарский Я. Е. Население России в конце XVII — начале XVIII в. С. 68.
58 Водарский Я. Е. Правящая группа светских феодалов в России в XVII в. С. 74.
59 Яковлев А. И. Приказ сбора ратных людей // Учен. зап. Моск. ун-та. Ист.-фил. ф-т. 1917. Вып. 46. С. 257.
60 Айрапетян И. Ю. Стольники как одна из категорий феодальной аристократии в 80-х годах XVII в. // Вестн. МГУ. Сер. 8. История. 1980. № 6. С. 79.
<< Назад Вперёд>>
