4. Советские граждане
Перспективы того, что условия жизни в Советском Союзе не могут быть значительно улучшены, отнюдь не представляются счастливыми. В действительности нынешнее поколение советских людей расплачивается за сталинскую стратегию насильственной индустриализации. Это, конечно, не означает, что экономические условия жизни остались такими же, какими они были несколько десятилетий назад. Но хотя общие условия жизни, без сомнения, и улучшились, в некоторых важных сферах, таких, как обеспечение продовольствием, условия в действительности ухудшились по сравнению с теми, которые существовали в 50-х гг. В этой связи возникают серьезные проблемы в отношении морали и дисциплины.
В силу того что население Советского Союза необыкновенно терпеливо и привыкло к страданиям, оно, как представляется, выносит плохие экономические условия с большей терпимостью, чем люди, живущие в других бедных странах. Тем не менее советское руководство рискует тем, что плохие экономические условия жизни в конечном итоге спровоцируют движение протеста, особенно в том случае, если советские трудящиеся поверят, что заключенный с ними подразумеваемый «социальный контракт» не выполняется.
Насильственный тип экономической мобилизации и обусловленная им неспособность обеспечить экономическое изобилие не только способствовали нарастанию напряженности между партийным руководством и рядовыми гражданами, но и усилили трения между различными национальностями, населяющими СССР. Национальная вражда, конечно, существовала и до революции, и она, вероятно, не прекратилась бы даже в том случае, если бы имело место более быстрое улучшение экономических условий жизни, но напряженность, вызванная навязанными Сталиным насильственной коллективизацией и вынужденной бережливостью, а также последовавшей индустриализацией, без сомнения, усугубили эти отношения и способствовали разрастанию недовольства и враждебности. Это произошло вследствие повсеместной уверенности в том, что именно русские извлекают большую часть выгоды из процесса индустриализации, в то время как народы, населяющие окраинные республики, особенно Среднюю Азию и Кавказ, несли на себе бремя сбережения средств. О большинстве этих проблем мало писали и в Советском Союзе, и вне его. Тем не менее трения между соперничающими национальными группами, а также напряженные отношения между имущими и неимущими в Советском Союзе связаны в потенциале с весьма серьезными проблемами. Мы лучше поймем проблемы, перед которыми стоит советское правительство, если рассмотрим вначале, как образовывались эти различия. Сначала мы рассмотрим трения между национальными группами, а затем между верхними и нижними классами.
I. Со стороны Советский Союз может выглядеть стабильным государством, но живущие в нем осознают, что в лучшем случае оно представляет собой нелегкий союз. Хотя формально страна носит причудливое название — Союз Советских Социалистических Республик, — никогда не существовало особой любви между русскими, доминирующими в этой русской империи, и другими национальностями и культурами, которые оказались заключенными в ее границы. По взаимному согласию советские люди более не называют эту целостность «русской империей», но для многих, не принадлежащих к русской национальности, эта страна сегодня в гораздо большей степени напоминает старую империю, чем союз республик, особенно если учесть факт отсутствия выбора своего статуса со стороны республик.
В XVIII и XIX столетиях русские цари пытались активно выполнить свое предназначение, расширяя свое господство на запад, юг и восток от Москвы. Подобно всем другим до них, которые пытались расширить свои границы и навязать свою волю народам с другой культурой и языком, русские не везде встречали теплый прием. Присоединение к русской империи часто оказывалось кровопролитным процессом, который во многих случаях требовал многолетней военной оккупации. Когда в результате революции 1917 г. контроль из Санкт-Петербурга и Москвы над периферией почти исчез, многие из национальных меньшинств сразу же попытались воспользоваться этой возможностью, для того чтобы отделиться и образовать свое собственное государство. Очень спешно и на очень короткое время были объявлены независимые республики в Грузии, Армении, Азербайджане и на Украине.
Некоторые из этих националистов руководствовались желанием освободиться от доминирования со стороны русских, другие были настроены против коммунизма. Но какими бы ни были эти мотивы, заинтересованность в независимости оказалась более сильной, чем это предусматривали впервые пришедшие к власти большевики. Красочно рисуя перспективы революции, Ленин верил, что марксистская революция положит конец подавлению национальных чувств и сделает излишней и устаревшей старую имперскую систему. Поскольку этот смелый новый мир более не будет государством, в котором доминируют русские, а станет государством социалистическим, кто окажется настолько близоруким, чтобы выйти из него? По этой причине в принятых впоследствии советских конституциях оговаривалось, что любая советская республика, которая решится отделиться от Союза, сможет это сделать. С этой целью границы каждой республики были расположены таким образом, чтобы каждая из них соседствовала с иностранным государством или имела выход к морю, что обеспечивало доступ к внешнему миру на тот случай, если наступит день отделения республики от Союза. Без сомнения, Ленин смягчил некоторые крайности, ранее свойственные царской программе русификации периферийных районов. Несмотря на это, когда местные национальные группы пытались узнать, являются ли заверения Ленина реальными, они получали всегда лишь один и тот же ответ: «Никакого отделения». А когда к власти пришел Сталин, то он своим правлением превзошел даже бывших царей Романовых. Как бы доказывая, что он, грузин, может быть еще более русским, чем любой чистокровный русский, Сталин подавлял национальные меньшинства еще более жестоко, чем это делали цари.
Внедрение сталинской экономической модели также усилило недовольство национальных меньшинств по отношению к великой России. Когда Сталин стал осуществлять свои программы коллективизации и индустриализации, то их успех сводился к тому, чтобы силой изъять ресурсы из сельскохозяйственных регионов страны и перевести их в промышленные центры. Это означало, что районами наибольшего благоприятствования стали промышленные области Ленинграда, Москвы, Урала, Киева, Харькова, а также Донецкого угольного бассейна. В определенной степени этот процесс сопровождался внутри региональным перераспределением ресурсов в рамках РСФСР и Украины, но для республик Кавказа и Средней Азии этот процесс представлял межрегиональное перераспределение, в ходе которого эти республики несли очень большие потери. Впоследствии потоки ресурсов стали более сбалансированными, и советские власти действительно пытались усилить процесс индустриализации по всей территории страны. Но это им в полной мере не удалось, и в результате возникшее в ранние годы недовольство эксплуатацией периферийных регионов, явившееся результатом принятия сталинской экономической модели, остается привычным отношением, которое превалирует среди различных нерусских национальностей. В действительности, как представляется, население Средней Азии находится в невыгодном положении по отношению к остальному населению страны. Это отражается как в неравенстве доходов, так и в уровне приобретенного образования и ожидаемой продолжительности жизни. Тем не менее все согласны с тем, что степень индустриализации или доход на душу населения в Узбекистане гораздо более высоки, чем в соседнем Афганистане. То же самое сравнение будет действительно для большинства государств, граничащих с СССР на юге, исключая Иран, где уровень жизни возрос, по крайней мере временно, благодаря росту мировых цен на нефть. Более того, несмотря на предпочтение, всегда уделявшееся Москве и Ленинграду, необходимо признать, что Прибалтийские республики — Латвия, Литва и Эстония — во многом благодаря своему высокому уровню развития до того, как они были присоединены к СССР, характеризуются таким промышленным и экономическим опытом, который, в общем-то, является самым высоким в СССР. Таким образом, если русские и не хотели усилить неравенство в этом отношении, то они также и не пытались устранить его.
Наш вывод сводится к тому, что советская власть не слишком сильно эксплуатировала свои периферийные регионы и не относилась к ним просто как к сырьевым колониям. По всей вероятности, отсюда больше бралось, чем сюда доставлялось, но этот поток не был столь односторонним, как свойственно обычным колониальным отношениям вне коммунистического мира. Это однако не означает, что нерусские национальности всегда разделяли такую же точку зрения. Конечно, население более опытных и экономически компетентных прибалтийских регионов с горьким сожалением относится к воспринимаемому ими как «выдаивание» выкачиванию ресурсов, которые здесь могут использоваться более эффективно, чем где-либо еще в Советском Союзе, включая Москву. Подобным же образом признаки регионализма и недовольства и сегодня проявляются в Средней Азии в отношении таких вопросов, как поставки местного природного газа на север и в центр Советского Союза. Лесли Динз приводит цитату из исследования по энергетическим проблемам, выполненного в Ташкенте, в котором сначала была поднята, а затем благоразумно опущена идея «отказаться от экспорта в РСФСР при установившихся ныне или близких к ним темпах осуществления поставок». В Туркменистане проявляются аналогичные чувства по отношению к обнаруженным в этом регионе месторождениям нефти и природного газа. Население среднеазиатских республик также недовольно тем фактом, что оно получает несправедливую компенсацию в уплату за богатейшие урожаи хлопка, который является не только весьма важным источником сырья внутри страны, но и приносит стране доходы в твердой валюте. Эти чувства не так уж далеки от тех, которые все сильнее выражают шотландцы, считающие, что Англия забирает у них их ценную шерсть, виски и нефть и затем распределяет эти товары без соответствующей компенсации.
Надо честно признать, что большинство регионов Средней Азии, прежде чем они попали под контроль России, были беднее, чем другие регионы СССР, а население этих регионов не так быстро приспособилось к процессу индустриализации, как население европейских регионов. Поэтому в действительности имеет место серьезное неравенство в доходах и экономических условиях между Москвой и такими местами, как Ташкент, но это является не столько следствием эксплуатации периферии центром, сколько результатом того факта, что Средняя Азия с самого начала была отсталой в экономическом отношении и здесь не хватало рабочей силы.
Эта напряженность усугубляется недовольством, которое испытывают русские и коренное население среднеазиатских республик по отношению друг к другу. Справедливо или несправедливо, но коренным жителям Средней Азии русские представляются эксплуататорами и старомодными империалистами в масках марксистов. Подобным же образом русские почти и не пытаются скрыть свое почти расистское отношение к коренным жителям Средней Азии. С точки зрения русских, коренные жители Средней Азии, так же как грузины, армяне и азербайджанцы, являются спекулянтами, если не жуликами. С точки зрения русских, эти люди не испытывают угрызения совести и находят удовлетворение в эксплуатации скромных русских тружеников северных регионов, где климатические условия не дают возможности иметь сады, чтобы выращивать ранние овощи и фрукты. Точно так же как коренные жители Средней Азии испытывают чувство, будто их эксплуатируют русские, сами русские считают, что их ресурсы изымаются из центра и севера, где они, вероятно, могли бы использоваться с большей эффективностью, и направляются в отсталые в промышленном отношении южные регионы. Но сознание великороссов озабочено не тем, что среднеазиатские и кавказские регионы в экономическом отношении намного отстали от других регионов страны. Вместо этого русские представляют себе небритого и неряшливого грузина или узбека, сидящего за прилавком на местном колхозном рынке и заламывающего чудовищные цены за битые яблоки и арбузы. Их горькие чувства отнюдь не облегчаются при виде всех этих торговцев, торопящихся вечером с рублями покупателей в самые фешенебельные и дорогие рестораны и увеселительные заведения города. И коренные жители среднеазиатских республик, и жители Кавказа часто описывают драки, разгорающиеся между славянами и неславянами.
И хотя значительная доля этой напряженности разгорается на чувствах экономической эксплуатации, в ней также отражено и историческое ощущение национализма. Независимо от того, что предсказывали Маркс и Ленин, с приходом коммунистической революции национализм отнюдь не умер. Можно лишь предполагать, что происходящее в Советском Союзе нельзя считать чистым экспериментом, поскольку в этой стране не произошла настоящая пролетарская революция. Но даже если государство начинает обзаводиться атрибутами подлинного государства трудящихся, как это имело место в Польше, национализм, как представляется, усиливается, а не ослабляется. Это проявилось также и в Югославии, где очень бедные албанские меньшинства уже пытались отделиться от федеративной республики. Со временем и другие национальные группы в Югославии могут выступить с такими же открытыми требованиями об отделении.
Тот факт, что чувства сепаратизма и национализма остаются столь сильными после 65 лет жесткого полицейского контроля, должен служить для советских лидеров большим разочарованием. В подпольной самиздатовской литературе регулярно появляются сообщения об арестах националистов и о волнениях среди национальных меньшинств. Полиции не удается подавить рост национального самосознания. Это похоже на обрезку дерева: государство арестовывает националиста или помещает его в психиатрическую больницу, а его место занимает такой же ярый националист.
Тот факт, что численность национальных меньшинств растет по отношению к численности русского населения, также не способствует ослаблению этой напряженности. Более того, будущие перспективы представляются русским еще более мрачными из-за опасности, что их подавит превосходящая по численности чужеродная и неотесанная толпа. Особенно неприятен рост численности мусульманского населения. В то время как коэффициент рождаемости среди славянских и прибалтийских народностей остается на низком уровне, коэффициент рождаемости среди мусульманских народностей, хотя он слегка и понизился, почти в три раза превышает этот уровень среди русских. Одна лишь Литва, являющаяся католической республикой, сохраняет свою относительную до лю среди населения СССР. Как показывает таблица IV-1. доля русского населения во всем населении Советского Сою за с 1959 по 1979 г. сократилась с 54,6 до 52,4%. Если эта тенденция будет продолжаться, а все говорит за то, что это так и будет, то русские по-прежнему будут представлять самую крупную группу в населении страны, но в период 2000—2010 гг. их численность в населении страны составит менее 50%. Как видно из той же таблицы, коренные жители Средней Азии и Кавказа даже вместе составляют все еще небольшую процентную долю населения, но рост численности узбеков является просто поражающим. Они составляют все еще меньше 5% всего населения СССР, но прирост их численности с 1959 по 1979 г. практически компенсировал относительное снижение процентной доли русского населения Относительная численность коренных народностей Средней Азии и Кавказа возросла с 9,8% в 1959 г. до 14,3% в 1979 г.
Таблица IV-1
Процентная доля различных национальностей по отношению ко всему советскому населению
Источник: ЦСУ. Итоги всесоюзной переписи населения 1959 года. М„ 1962, с. 184; ЦСУ. Население СССР. М., 1980, с. 23, 24.
Как подсчитал Любомир Хайда, «всего за 11 лет говорящие по-тюркски узбеки, казахи, киргизы, туркмены, азербайджанцы и иранские таджики увеличили свою численность более чем в 1,5 раза». Эта тенденция, по всей видимости, еще ускорится, потому что относительная доля коренных жителей Средней Азии по отношению к русским наиболее высока среди молодых слоев населения. По подсчетам Хайды, в возрастной категории 50—59 лет на каждого узбека приходилось более 32 русских того же возраста, а в возрастной категории 0—10 лет на каждого узбека приходилось всего лишь менее 7 русских.
Расовая озабоченность русских по поводу этой тенденции отражена в заявлениях нескольких русских демографов. Одна из них, старший научный сотрудник Института государства и права Академии наук СССР Г. И. Литвинова, выразила это следующим образом: «...Государство заинтересовано не только в количестве своих граждан, но и в их качестве. Ему не безразлично, о приросте какого населения, какой рабочей силы идет речь — обладающей высокой или низкой подготовкой, высокой мобильностью или же рядом обстоятельств (в том числе многодетностью и языковым барьером), привязанной к определенному району»1.
Изменение состава населения не только оказывает воздействие на расовые соотношения, но отражается и на экономике. Независимо от того, было ли это намеренным пли случайным, факт заключается в том, что основная промышленная деятельность в СССР концентрируется в немусульманских, главным образом в европейских, регионах. Если бы число вновь вступающих в ряды рабочей силы не сокращалось, это не оказало бы большого воздействия, но тот факт, что Советский Союз, скорее всего, будет испытывать нехватку рабочей силы в будущем, определенно окажет негативный эффект на экономический рост. Более того, поскольку все большая относительная доля молодого населения будет относиться к коренным народностям Средней Азии и Кавказа, нехватка рабочей силы в европейской части страны будет все более обостряться; и к этому выводу можно очень легко прийти, если принять во внимание общие демографические тенденции в СССР. Коренные жители Средней Азии с особой неохотой покидают сельские районы, и уж если переезжают в города, то обычно это города Средней Азии. Переезд в европейскую часть Советского Союза травмирует их в такой же степени, как и первый визит в город. Маловероятно, что коренные жители Средней Азии с готовностью устремятся в промышленно развитые районы, для того чтобы воспользоваться наличием там свободных рабочих мест. Более того, поскольку техническая подготовка рабочих из среднеазиатских регионов не так высока, как рабочих в европейской части СССР, на западе страны будет испытываться не только количественная, но и качественная нехватка рабочей силы. Hg даже если советские власти найдут какие-то пути более эффективного использования среднеазиатской рабочей силы, растущая численность коренных представителей Средней Азии в рабочей силе отрицательно скажется на техническом прогрессе и экономическом росте. Поскольку коренное население Средней Азии и жители Кавказа упорно пользуются своим родным языком, а русский язык не является их первым языком, по мере того как их доля в населении СССР будет расти, проблемы общения среди населения будут осложняться. По крайней мере среди узбеков возросло число лиц, которые выучили русский в качестве второго языка; но, опираясь на существующую тенденцию, нет сомнения в том, что молодые рабочие не будут знать русский язык так же хорошо, как это имело место в прошлом. Эта неспособность говорить на общем языке повлияет не только на качество функционирования экономики, но неизбежно и на советские вооруженные силы. В армии уже возникли определенные серьезные проблемы, особенно когда русские офицеры командовали действиями узбекских частей в Афганистане. Эти узбекские новобранцы лучше понимали и теснее отождествляли себя с афганцами, чем со своими русскими офицерами, и поэтому отказывались сражаться. К 2000 г., как ожидается, коренные жители Средней Азии составят примерно одну греть населения, подлежащего призыву на военную службу.
II. Хотя корни многих советских проблем в том или ином отношении произрастают из имперских устремлений царского режима, было бы неверным сваливать на царей все нынешние проблемы Советского Союза. Эти проблемы отнюдь не исключительное следствие дореволюционных национальных проблем. Нынешняя напряженность в отношениях между национальными группами в значительной степени является также следствием политики, проводившейся в сталинское время и после Сталина.
Главным источником недовольства масс стало пренебрежение со стороны режима по отношению к нуждам потребителей и трудящихся. Частично это является одним из результатов неприятных последствий упора сталинской модели на тяжелую промышленность и планирование. Нужды потребителей традиционно имели самый низкий приоритет, поскольку сами потребители относились к категории «расходуемых элементов». Однако большинство людей могут терпеть такое отношение к себе лишь в течение ограниченного периода времени, но ни в коем случае не вечно. По общему согласию, уровень жизни в СССР с течением времени улучшается. Жизнь трудящегося сегодня гораздо более комфортабельна, чем она была четыре десятилетия назад, и, за исключением снабжения продовольствием, она улучшается из года в год. Так, например, количество новых квартир и ассортимент новых товаров продолжают возрастать с каждым годом. И тем не менее периодические нехватки даже тех товаров, которые обычно имеются в изобилии, до сих пор парализуют систему. Такие товары насущной необходимости, как спички, зубные щетки, мыло, нижнее белье, туалетная бумага, носки, очки и электрические батарейки, иногда начисто исчезают с полок магазинов. В этом отражаются неэффективные, если не хаотические, методы распределения товаров. Поэтому даже в тех случаях, когда советские заводы налаживают наконец выпуск нового товара, потребители все еще не могут его купить из-за неэффективности системы распределения. В то же время, хотя распределение продовольствия организовано плохо, главная проблема по-прежнему заключается в неспособности производить нужное количество продовольствия, особенно в условиях плохой погоды. Как мы это видели в главе 3, нехватки продовольствия в последние годы были особенно острыми. Учитывая, однако, нынешнюю советскую структуру сельского хозяйства, эту ситуацию, как представляется, нельзя исправить другим образом, кроме импорта продовольствия из-за границы. К тому же те растительные культуры, которые лучше всего произрастают в СССР такие, как зерно и хлопок, не относятся к числу тех, в покупке которых заинтересованы новые советские потребители. Эти потребители израсходовали бы свои дополнительные доходы в том случае, если бы в продажу поступило больше мяса, фруктов, овощей и готовых к употреблению продуктов. К несчастью, однако, именно эти продукты менее всего и способна производить советская система.
В то время как невозможно с точностью определить, насколько серьезны нехватки различных продовольственных товаров в СССР, остается сослаться на случай из реальной жизни. Иностранные гости, посетившие крупные советские города в начале 80-х гг. сообщали о том, что люди выстаивают длинные очереди, для того чтобы купить различные товары, главным образом мясо. В более глухих провинциальных районах очередей было меньше, потому что в огромном числе случаев, как сообщалось, в этих городах вообще не было ни сыра, ни молока, ни масла, ни даже хлеба. Даже в самой советской прессе появлялись сообщения, что в некоторых городах полки магазинов были «совершенно пустыми»2. В последние годы серьезной проблемой стало даже поддержание качества хлеба. Более того, в 1981 г. на Запад поступил ряд сообщений, что в 12 городах, таких, как Иркутск, Казань, Тбилиси, Вологда и Набережные Челны (Брежнев), были введены карточки. Другим показателем серьезности этой проблемы служат автобусы из провинции с покупателями, устремляющимися в такие города, как Москва, с расстояния более чем в 200 км. Пассажиры этих автобусов преследуют лишь одну цель: купить мясо и другие товары первой необходимости, которые можно достать только в столице. В свою очередь это подобное стихийному бедствию опустошение продовольственных запасов немосквичами злит самих москвичей. К тому времени, когда они попадают в магазины после работы, полки здесь зачастую оказываются пустыми. Чтобы разрешить эту проблему, правительство увеличило количество товаров, распределяемых среди трудящихся прямо на месте их работы. Другими словами, товары изымаются из обычных каналов продажи—распределения, что является молчаливым признанием серьезности положения со снабжением населения продовольствием.
Другим признаком нехватки продовольствия служат высокие цены, которые превалируют на колхозных рынках, где спрос и предложение взаимодействуют более свободно. Подобное сбалансирование спроса и предложения имеет место и на широко распространившемся «черном рынке», который часто называют вторичной экономикой. Оказавшись неспособными найти то, что им нужно, в государственных магазинах, ремонтных мастерских или на колхозных рынках, и будучи обременены огромными суммами денег, которые они хотели бы истратить, советские граждане превратили вторичную экономику в неотъемлемую часть своей жизни. Зачастую эта экономика не имеет злокачественного характера, как, например, в случаях, когда советские люди продают цветы на углах московских улиц, а не на колхозных рынках, или когда механик по ремонту автомобилей занимается ремонтом частных автомобилей в свои нерабочие часы. Но в других случаях значительная доля продукции, выпускаемой на каком-то заводе, может направляться на удовлетворение частных потребностей, а не на выполнение государственного плана. От этой извечной проблемы, как представляется, никак не могут избавиться в Грузии и Азербайджане, где в ходе одной из попыток кардинального исправления ситуации было одновременно арестовано около 50 тыс. человек. К тому же в такой деятельности участвуют не только официальные лица низшего звена. В 1982 г. по обвинению в контрабандном ввозе бриллиантов в СССР был арестован заместитель министра культуры СССР Николай Мохов и примерно в то же время был казнен заместитель министра рыбного хозяйства СССР Владимир Рытов, а также были арестованы еще два служащих этого же министерства за контрабандный вывез икры из Советского Союза и ввоз валюты. Эту икру прятали в консервных банках, на которых было написано «Копченая сельдь», и эта деятельность продолжалась более 10 лет3. Хотя большинство специалистов не в состоянии указать точную цифру, разумные оценки сводятся к тому, что оборот вторичной экономики соответствует по меньшей мере 10%, а возможно, и всем 20% валового национального продукта СССР.
И наконец, еще одним признаком того, что советские потребители не могут найти способы израсходовать свои деньги, является фантастический рост объема личных сбережений, о котором говорилось в главе 2. Если бы в строй вводилось больше жилой площади, можно было бы поглотить значительную долю этих сбережений. Большая часть жилищного хозяйства в советских городах принадлежит или городским советам, или предприятиям, а квартирная плата очень низка. В условиях, когда плата за квартиру составляет не более 10% доходов семьи, основную массу денег можно истратить на другие цели. Но это лишь кажущееся преимущество. Во-первых, мы видели, что объем располагаемого дохода в форме накопления слишком высок. Во-вторых, поскольку в виде квартирной платы собирается незначительная сумма денег, власти, отвечающие за жилье, сталкиваются с трудностями в попытке накопить достаточно средств для поддержания своего жилищного хозяйства в порядке. В результате то убогое состояние, в котором находятся жилые дома в СССР, уже давно стало притчей во языцех. По этой причине все время растет спрос на значительно более дорогие кооперативные квартиры, которые разрешено покупать советским гражданам. Эти квартиры обычно стоят от 10 до 15 тыс. руб. (15—25 тыс. долл.). Это очень дешево по западным стандартам, но отнюдь не по советским нормам. Тем не менее, если бы такие квартиры были более доступны, их бы быстро раскупали, благодаря чему поглощалась бы большая часть фондов, накопившихся у советских граждан. Вот почему нехватка жилья в Советском Союзе представляет собой скандал национального масштаба. И снова это результат функционирования сталинской модели, которая пренебрегает распределением ресурсов в пользу потребителей. По общему признанию, вскоре после смерти Сталина Советский Союз приступил к осуществлению впечатляющей программы строительства. Однако эти усилия отстают от потребностей. Так, в 1981 г. 20% населения Москвы по-прежнему жило в коммунальных квартирах; другими словами, эти семьи пользовались туалетом и кухонным помещением совместно с другими семьями, проживающими в одной с ними квартире.
Советские власти также никак не могут удовлетворить спрос потребителей на личные автомобили. Точно так же, как и в области жилищного строительства, за последние десятилетия сделано много, чтобы увеличить производство автомашин. Количество выпускаемых ежегодно машин увеличилось с 344 тыс. в 1970 г. до 1327 тыс. в 1980 г., но 328 тыс. автомобилей в этом году были направлены на экспорт, а из оставшегося количества от 50 до 75% автомобилей были направлены для использования в официальных государственных учреждениях; поэтому частный спрос на автомобили остается огромным, и обычно необходимо ждать три-четыре года, для того чтобы купить автомобиль. Поскольку эластичность доходов по отношению к товарам такого вида очень высока, спрос на них растет, опережая рост самих доходов и обостряя все связанные с этим проблемы. Так, несмотря на увеличение производства автомобилей, в 1977 г. один автомобиль приходился на каждые 46 советских граждан. Это не может не вызвать разочарования по сравнению с тем фактом, что в Польше и Болгарии один личный автомобиль приходится на 23 гражданина. В Венгрии один автомобиль приходится на каждые 14 человек, а в ГДР и в Чехословакии один автомобиль — на каждые 8—9 человек. Неравенство по сравнению с капиталистическим миром еще более велико. В Западной Европе один личный автомобиль приходится на 3—4 человека, что в 10 раз выше, чем в СССР. Конечно, пока советские граждане оглядываются на свое прошлое, у них есть все основания для того, чтобы испытывать чувство благодарности. Однако если они посмотрят вперед или в сторону, на Западную Европу, Восточную Европу или даже Азию, то, скорее всего, испытают сильное чувство разочарования и горечи. Эти различия объясняют, почему советское правительство запрещает сообщать новости об экономической жизни в других странах. Условия труда также вызывают недовольство среди советских трудящихся, хотя и в значительно меньшей степени, чем раньше. В общем и целом эти условия сегодня намного лучше, чем они были два и три десятилетия назад. Рабочая неделя была сокращена до пяти дней, а условия труда на заводах значительно улучшились по сравнению с тем, какими они были в годы первых пятилетних планов. Трудящиеся, однако, часто оказываются вынужденными делать такую работу, за которую они не получают никакой оплаты. Так, например, по крайней мере дважды в год пятидневная неделя превращается в шестидневную, и большинство советских трудящихся обнаруживают, что они должны добровольно участвовать в субботниках, трудясь бесплатно. Субботники, или, как их еще называют, «субботние добровольные дни», должны, как правило, использоваться для выполнения таких общественных работ, как уборка улиц и площадей, но очень часто многие трудящиеся оказываются стоящими за своими станками, выпуская продукцию бесплатно. Многие трудящиеся на самом деле соглашаются с такими неудобствами в обмен на государственные гарантии работы каждому трудящемуся. Тем не менее очевидно, что такой компромисс не удовлетворяет полностью всех и каждого. Свойственны ли этой политике полной занятости исключения, которые мы обсуждали выше, или трудящиеся всегда считают, что из их труда больше выгод извлекает кто-то другой, но факт остается фактом, что среди значительных слоев рабочей силы очень сильно распространено отчуждение. К тому же не всегда вовремя и правильно признаются важность соблюдения условий безопасности труда на рабочих местах и контроль за загрязнением окружающей среды.
Все это оказывает очень серьезное воздействие на трудовую мораль и в свою очередь влияет на дисциплину. Это способствует очень широкому распространению алкоголизма, что вкупе с низким моральным уровнем влечет за собой острое снижение производительности. Экономист А. Аганбегян считает, что алкоголизм, который всегда представлял серьезную проблему, сегодня еще более усугубился. «Пьют в рабочее время, пьют после работы... Это — крайняя степень неуважения труда, крайняя степень негативного к нему отношения»4. Готовность официальных советских лиц открыто признать, что мораль, дисциплина, безопасность труда и пьянство ухудшились настолько серьезно, как представляется, лишь подтверждает, насколько распространились отчуждение и недовольство среди трудящихся.
Серьезность этих связанных с выполнением производственных функции проблем и особенно низкая безопасность труда и высокий алкоголизм способствовали, хоть и частично, сокращению ожидаемой продолжительности жизни. В соответствии с результатами, полученными Кристофером Дэвисом и Мюрреем Фешбахом, коэффициенты смертности населения Советского Союза с учетом возраста с середины 60-х гг. устойчиво повышаются. Если в 1964 г. коэффициент смертности составлял 7,1 на 1000 человек, то в 1978 г. он поднялся до 9,4. Как следствие этого ожидаемая продолжительность жизни для советских мужчин за это десятилетие упала с 66 до 63 лет. Частично в этом виновато плохое здравоохранение, но в значительной степени это снижение является следствием алкоголизма, курения и «плохих привычек», которые частично отражают полное разочарование условиями труда. Вероятно также, что свою лепту в это снижение внесло и плохое соблюдение техники безопасности труда.
Непосредственно связанным с этим снижением ожидаемой продолжительности жизни представляется и довольно неожиданное увеличение детской смертности. Коэффициент детской смертности за период с 1971 по 1976 г. возрос более чем на одну треть. Дэвис и Фешбах обнаружили, что Советский Союз является первой среди промышленно развитых стран, для которой характерен «устойчивый реверсный характер нормальной тенденции снижения детской смертности». И снова это необычное событие без сомнения отражает плохое состояние здравоохранения. Это является также результатом того, что женщины в Советском Союзе обычно рожают ребенка, когда им уже далеко за тридцать и когда они уже сделали несколько абортов. Столь позднее обзаведение детьми вызывается нехваткой жилья, а также, в общем-то, плохими экономическими условиями.
Если бы все люди в Советском Союзе испытывали одинаковую степень лишений, им было бы легче воспринимать борьбу за лучшие условия. Но советские люди особенно расстроены тем фактом окружающей действительности, что некоторые лица, и в первую очередь номенклатурные работники, гораздо более равноправны, чем другие советские люди. В капиталистическом обществе мы к этому подготовлены, но этого просто не может быть в обществе, которое всегда описывалось как государство трудящихся. В наиболее резкой форме это видно в тех баронских поместьях, которые предоставляются государственным официальным лицам. Некоторые из этих поместий были построены с помощью тайного перераспределения государственных фондов на личные приятные нужды. Сообщалось о строительстве домов стоимостью до 350 тыс. руб. (примерно 500 тыс. долл.)5. Положение не облегчается от того, что те, кто больше других превозносит государство трудящихся, почти всегда оказываются теми, кто раньше других избавился от тягот обычной жизни.
Неудивительно, что большинство директоров в Советском Союзе получают гораздо больше, чем обычные трудящиеся. Обычно эти директора заводов относятся к категории номенклатурных работников. Это означает, что их назначение на данный пост должно быть одобрено партией, но это также означает, что они могут пользоваться благами, на которые имеет право лишь номенклатура. Большинство директоров заводов, если только их предприятия не очень велики и если они не являются ведущими в данной области, все еще считают, что они очень отстают от партийных, правительственных и военных лиц высшего эшелона. Писатели, художники и артисты также пользуются большей известностью, тем не менее те привилегии, которые связаны с должностью директора предприятия, делают жизнь директора намного более комфортабельной, чем жизнь рядового рабочего. Так, например, большинство директоров заводов средней величины имеют право на пользование автомобилем с шофером. Высока вероятность и того, что директор завода также имеет предпочтительное право на получение жилья в доме, построенном для его завода. Однако, учитывая общую нехватку жилья, маловероятно, что директорская квартира будет значительно больше по величине, чем у рядовых рабочих. Но директор извлекает преимущества из того факта, что он имеет автомобиль, и поэтому он и его семья скорее всего могут наслаждаться прелестями загородной жизни, если построят дачу. Дача не только гарантирует мир, тишину и возможность избавиться от стресса городской жизни, но и открывает путь для обзаведения огородом и садом, которые сразу же означают качественное улучшение питания.
Возможно, что самый мощный рычаг, которым обладает директор, заключается в его праве решать, кому именно в первую очередь поставлять продукцию своего завода. В некоторых случаях он может посчитать необходимым дать часть сырья или полуфабрикатов некоторым особо уважаемым потребителям. При этом молчаливо предполагается, что рано или поздно получатель этих благ окажет директору завода такую же услугу. Такие взаимообразные «подарки» касаются не только поставок заводской продукции, но и предметов личного потребления. Как заметил один из моих советских знакомых после того, как я выразил свое удивление по поводу широкого разнообразия вещей в его квартире, «неважно, сколько вы зарабатываете; важно с кем вы знакомы». Более того, этот знакомый не заплатил ни за один из своих предметов роскоши, недоступных ему в обычных условиях. «Предложить оплату, когда я прошу друга об услуге, было бы оскорблением. Мы оба понимаем, что моя очередь еще придет и что у него будет возможность попросить меня о взаимной услуге». И хотя типичный директор предприятия обычно не обладает властью правительственного министра или партийного официального лица, привилегии и влияние директора предприятия делают его жизнь совершенно иной по сравнению с жизнью рабочих его завода.
Безусловно, что недовольство неравенством в зарплате и статусе не является уникальной особенностью жизни в Советском Союзе. Это недовольство существует в каждом обществе, будь то коммунистическое или некоммунистическое. Но откровенное лицемерие, которым проникнута вся советская идеология, и попытки создать ощущение, что Советский Союз, поскольку он является государством «трудящихся», каким-то образом устранил неравенство, усугубляют разочарование. Дело не просто в том, что неравенство существует, а в том, что в некоторых отношениях границы между классами проложены гораздо определеннее, чем в Соединенных Штатах. В США статус обычно определяется тем, какое положение занимает данный человек или как много денег он имеет. В противовес этому в Советском Союзе любой, кто зарабатывает кучу денег и не занимает солидного положения, оказывается под подозрением. Велика вероятность того, что эти деньги добыты противозаконным способом. Проблема состоит в том, что, по мере того как темпы экономического роста замедляются, сокращаются и возможности для продвижения вверх по служебной лестнице и тем самым ограничивается доступ к важным постам, в силу чего мобильность населения в Советском Союзе сегодня значительно уменьшилась по сравнению с тем уровнем, на котором она была в 20— 50-е гг.
Учитывая все возрастающие трудности продвижения вверх по социальной и политической лестнице в Советском Союзе, различия между группами начинают приобретать скорее кастовый а не классовый характер. Как только вы пробились наверх, вы можете быть уверены в жизненных благах не только для себя, но обычно и для своих детей. Более того, привилегии, которые приобретаются таким путем, придают вам черты человеческого существа высшего порядка. Вы получаете привилегии, которых лишены рядовые советские граждане; и это такое сильное относительное различие, которым не всегда могут похвастаться даже самые влиятельные лица в Соединенных Штатах.
Если бы нам в Соединенных Штатах внезапно сказали, что каждый раз, когда по улицам проезжает Дэвид Рокфеллер, Генри Форд или какой-нибудь американский сенатор, все мы должны останавливать свои машины и освобождать для них дорогу, то, скорее всего, у нас в стране начались бы волнения и беспорядки. Тем не менее в Москве и других больших советских городах средняя полоса на главных улицах отведена для проезда советских лидеров. Это широкое определение охватывает членов Центрального Комитета КПСС, министров и председателей таких государственных учреждений, как Госбанк и Госплан. Будучи предупрежденными по рации о приближении высокопоставленного лица или его супруги, милиционер-регулировщик не только освободит среднюю полосу для свободного проезда, но и остановит встречное движение, если подъезжающее лицо пожелает сделать левый поворот. Это необходимо потому, что рядовые автомобилисты в Москве часто не имеют права делать левые повороты на главных улицах города. И хотя по средней полосе могут проезжать и машины «скорой помощи», именно ее использование автомобилями ЦК с очевидностью демонстрирует отказ советской власти от эгалитаризма. Автомобильное движение в Вашингтоне тоже останавливается, когда по дороге проезжает президент Соединенных Штатов, но этого не делается по отношению к сенаторам, госсекретарю, министру торговли, председателю совета управляющих Федеральной резервной системы, а также председателям фирм «Дженерал моторе» или «ИБМ».
Каким бы досадным ни казалось такое особое отношение к разным автомобилям на дорогах, его символическое значение чрезвычайно велико. Когда движение временно приостанавливается для проезда неких важных лиц, на первый взгляд от этого страдает лишь гордость стоящих у обочины. Но здесь проявляются и важные сущностные различия между высшей и низшей кастами. Власть имущие имеют в своем распоряжении государственные автомобили и шоферов. Многие из них даже имеют собственные автомашины. Это является источником значительного недовольства в народе. Широко распространено мнение, что лица с более высокой зарплатой и «связями» имеют больше шансов на получение автомобиля, чем масса остальных желающих. Конечно, чувство равенства отнюдь не укрепляется тем фактом, что Брежнев в своем распоряжении имел целый парк иностранных машин, включая «мерседес», «кадиллак», «роллс-ройс», «линкольн континентл», «монте-карло», французскую «матру» и итальянскую «ланчу бету».
Столь же важно, что привилегированные лица имеют доступ к «закрытым» магазинам, которые недоступны для 95% населения. В этих магазинах имеется особый ассортимент, состоящий не только из импортных товаров, которые обычно не поступают в магазины для широкой продажи, но и из советских товаров, в отношении которых испытывается нехватка. Это нечто такое, что совершенно неизвестно на Западе. Я здесь не имею в виду клубы для привилегированных или курорты, на которых отдыхает элита. В конце концов, привилегии существуют не только в коммунистическом мире. Но система «закрытых» магазинов в Советском Союзе представляет собой совершенно особое явление. Самой лучшей аналогией было бы предположение о том, что американское правительство создало комплекс магазинов элегантной одежды, в которые имели бы доступ только члены национального комитета республиканской партии. Не имея доступа к подобным магазинам, большинство населения не может купить законным образом независимо от цены те товары, которые продаются в этих магазинах. Более того, ассортимент вещей, продаваемых здесь, не ограничен ювелирными изделиями и предметами роскоши; сюда входят и считающиеся в большинстве стран мира товарами первой необходимости мясо, фрукты и овощи. Для рядового советского покупателя все это роскошь, и большую часть года эти продукты в широкой продаже отсутствуют. Как заметил знаменитый советский комик Аркадий Райкин, «у нас, конечно, есть все, но не для каждого».
Точно так же большинство советских людей почти не имеют шансов на поездку за пределы Советского Союза, даже в Восточную Европу. Нельзя сказать, что это абсолютно исключено, но вероятнее всего, что такие поездки совершают люди, принадлежащие к номенклатуре. Мысль о том, чтобы провести летние каникулы, работая в советском внешнеторговом объединении в Нью-Йорке, является неосуществимой мечтой независимо от ваших способностей, если только вам не посчастливилось быть дочерью заместителя министра внешней торговли или председателя Госбанка, для которых такие летние каникулы превращаются в прекрасную возможность понаслаждаться пороками капитализма.
Поскольку эти злоупотребления так широко распространены и так повсеместно осознаются, в последние годы ни со стороны официальных лиц, ни в идеологической пропаганде не ведется серьезных разговоров о том, когда же Советский Союз подойдет к полному коммунизму. Когда я преподавал в МГУ, один из моих студентов меня спросил: «Как вы думаете, остались ли сегодня в Советском Союзе коммунисты?» А когда я задал этот вопрос ему самому, он ответил: «Я в этом сомневаюсь, хотя, может быть, один или два остались где-то в глухом уголке Сибири, где совсем не знают, что происходит по всей стране».
Как представляется, все уже согласились с тем, что день, когда наступит полное равенство и будет навсегда уничтожен класс номенклатурных работников, откладывается на неопределенный срок. Даже лицемерные обещания и те появляются все реже и реже. Вместо них в «Правде» публикуются предостережения, что неравенство сохранится по крайней мере в течение ближайшего будущего6. Советские официальные лица низшего звена уже предостерегают о том, что неравенство в заработной плате сохранится отнюдь не только на ближайшие несколько лет. В любых обстоятельствах, для того чтобы гарантировать эффективность материальных стимулов, необходимо «решительное сопротивление попыткам уравнивания зарплаты».
По общему признанию, элита в Соединенных Штатах пользуется преимуществами, которые недоступны массам, но никто здесь и не претендует на то, что капитализм должен гарантировать равенство. Но даже и в этом случае эти привилегии не означают, что где-то скрываются особые товары и услуги, которыми может пользоваться менее 5% населения. Продолжающееся существование на седьмом десятилетии после революции особых магазинов, в которые не имеют доступа массы, является скандальным фактом и источником разочарования и горечи. Периоды национальных катастроф, как, например, годы второй мировой войны, иногда вызывали необходимость в таких мерах, чтобы гарантировать для тех, кто больше всех в этом нуждается, возможность получения необходимых товаров, но сегодня, спустя более чем 35 лет после войны, такой необходимости не существует.
Для меня одним из самых сильных впечатлений о Москве остается реакция, с которой москвичи относятся к магазинам «Березка», где на валюту продаются различные товары как для иностранцев, так и для высокопоставленных советских лиц. Эти магазины продают множество самых разнообразных товаров, но только за конвертируемую, то есть за капиталистическую, валюту. Однажды около московского магазина «Березка» для дипломатов я заметил, что этот магазин привлек внимание молодого милицейского офицера. Было очевидно, что он здесь новичок и что его поразило огромное количество роскошных иностранных и советских автомашин, ожидавших возвращения множества хорошо одетых покупателей с охапками коробок с иностранными и советскими экзотическими товарами. Не имея возможности увидеть, что происходит за матовыми стеклами витрин, молодой милиционер явно мучился от своего любопытства и желания узнать, из какого рога изобилия сыплются все эти недоступные предметы роскоши. Поколебавшись немного перед этой явно декадентской сценой, офицер решил последовать за каким-то иностранцем в ничем не примечательную дверь. Но его немедленно остановил пенсионер в белом халате. Функции последнего состояли не только в том, чтобы охранять вход от вторжения не допущенных сюда лиц, но он также был и дворником. Пораженный неожиданностью лейтенант стоял в дверях, покраснев от стыда, зависти и смущения, а этот пенсионер пытался удержать его, повторяя, что доступ в магазин разрешен только лицам, имеющим иностранную валюту. Милиционер ответил, что он это знает, но хочет все-таки заглянуть. «Нет! — упорно стоял на своем оказавшийся бы в любом другом случае абсолютно беспомощным этот старик в белом халате.— Вы должны уйти».
Сам по себе этот эпизод уже был достаточно красноречивым, но он стал еще более многозначительным на фоне другого происшествия, которое я наблюдал днем раньше. В это происшествие была вовлечена группа милиционеров. Когда я в тот день выходил из американского посольства, я заметил несколько милиционеров, внимательно наблюдавших за небольшой семьей, приютившейся у угла дома около ближайшего входа в посольство. Милиционеры несут ответственность за то, чтобы ни один советский человек, не имеющий на то особого разрешения, не мог пройти на территорию посольства. По поведению милиционеров было совершенно ясно, что эта семья пытается попасть в посольство. Потратив впустую время на попытки получить разрешение, семья решила прорваться. Но попытка не удалась, и двое или трое из них были избиты и арестованы милицией. Контраст между этими двумя инцидентами огромен. Милиционер, облеченный полнотой власти, нападает на семью, потому что она хочет пройти в американское посольство; на следующий день другой милиционер в другой ситуации, облеченный такой же властью, обнаруживает, что ему запрещено входить в магазин, предназначенный исключительно для иностранцев и привилегированных русских. Как же быстро все деградирует!
Если бы были признаки, что такая система привилегий на фоне нехватки потребительских товаров устраняется, это породило бы большие надежды. Но провалы в промышленности и в сельском хозяйстве лишь усугубляют ситуацию. Более того, неспособность и нежелание отказаться от сталинской экономической модели свидетельствует о том, что даже при более хороших итогах промышленной и сельскохозяйственной деятельности плоды ее не будут полностью разделены среди трудящихся и потребителей каким-либо решительным образом. В модель молчаливо встроен тот факт, что, несмотря на нехватки, множество злоупотреблений и несправедливость, рядовой гражданин почти ничего не может сделать. Многие сначала пытаются протестовать и жаловаться по законным, установленным правительством каналам, обращаясь к прокурору, который в СССР выполняет те же функции, как и прокуроры округов в США. Письма в редакции советских газет часто порождают последующие статьи, в которых освещаются те или иные специфические случаи нарушения законности. Точно так же как до революции многие русские граждане обращались к царю, так сегодня они обращаются за помощью к высокопоставленным партийным и правительственным лидерам и иногда этой помощи добиваются. К тому же некоторые профсоюзы действительно защищают права своих членов. Забастовка на экспериментальном заводе при Всесоюзном научно-исследовательском институте животноводства в Киеве была, как сообщается, организована партийным комитетом и месткомом. Но это — неординарное событие.
Многие же относятся к неэффективности, злоупотреблениям и неравенству в системе как к нормальному положению. Однажды, когда я простоял 30 минут в очереди, для того чтобы получить какие-то пятаки, оставленные в залог за посуду, я увидел, как армейский офицер впереди меня пробрался в голову очереди, где и узнал, что он должен будет еще немного подождать, поскольку продавщице необходимо сначала выполнить другое дело. Офицер пожал плечами и сказал: «Что поделаешь, такова система».
Неудивительно, что советские граждане нетерпимы друг к другу в повседневных контактах. Постоянное переругивание в магазинах, в служебных помещениях и на улицах поражают своей распаленностью даже самого грубого американца. Господствует правило, что, поскольку вы плохо относитесь ко мне, я тоже буду плохо относиться к вам. Многие не в состоянии выдержать это давление и, как мы это видели, ищут спасения в алкоголе. Конечно, алкоголь не является средством, которым пользуются только в Советском Союзе. Тем не менее процент хронических алкоголиков среди населения здесь почти самый высокий, если не вообще самый высокий в мире. По оценкам, собранным Дэвидом Пауэллом, примерно 15 млн. советских граждан больны той или иной формой алкоголизма. Безусловно, проблема алкоголизма существовала и при царях и является типичным продуктом урбанизации. Но распространение алкоголизма в Советском Союзе просто поражает. К тому же мало признаков того, что алкоголизм уменьшается. Как писал А. Аганбегян, «с глубочайшей горечью отмечаю, например: пьяные на рабочих местах встречаются все чаще. На некоторых предприятиях созданы даже специальные бригады для того, чтобы, так сказать, отлавливать сильно выпивших и не допускать их к станку, дабы не случилось несчастья»7.
Некоторых, однако, не может отвлечь ни алкоголь, ни многолетние страдания. Эти люди из чувства противоречия или из упрямства настаивают на своих правах. Но, учитывая, что законные каналы для жалоб и восстановления справедливости не работают, к кому должен обращаться человек со своей обидой? По крайней мере до недавнего времени обычная практика в некоммунистических странах сводилась к тому, что люди с накопившимися обидами и неразрешенными проблемами часто обращались в местные организации коммунистических партий. Обычно именно коммунисты, особенно в Западной Европе и странах «третьего мира», поддерживают и помогают притесненным и обиженным. В тех случаях, когда дело касается низкой оплаты за труд, коммунистические партии в западноевропейских или азиатских странах рука об руку с профсоюзами продолжают агитацию за повышение заработной платы. В других случаях партии прибегают к противозаконным мерам, иногда связанным с террором или революцией. Но что происходит, когда коммунистическая партия перестает защищать интересы притесненных и сама превращается в притеснителя? К кому обращаться в таком случае? Более того, хорошо усвоив уроки истории, коммунистические партии, захватив власть, почти всегда запрещают все другие политические партии, в силу чего у обиженного нет никаких альтернатив, куда обратиться за помощью и защитой.
В то время как в Советском Союзе больше нет партии, преданной делу защиты притесняемых, в этой стране отнюдь не покончено с подавлением населения. Поэтому если КПСС или советское правительство не встают на защиту обиженного в каком-либо конкретном случае, у человека больше нет никаких законных каналов для восстановления справедливости. В таком случае, по определению, те, кто объединяется или организуется с целью разрешения какой-то проблемы, поступают противозаконным образом. Для многих это означает, что они становятся диссидентами. Хотя их число относительно невелико, эти диссиденты пытаются изменить как внутреннюю, так и внешнюю политику СССР, которую они считают неправильной или которую государство отказывается изменить в ответ на обращения по обычным каналам. Многие диссиденты принадлежат к интеллектуалам и поэтому фокусируют свое внимание на таких абстрактных проблемах, как права человека, свобода религии, вторжение в Чехословакию и Афганистан, а также положение чеченцев, ингушей и крымских татар, которые после второй мировой войны были выселены со своих земель и до сих пор лишены права туда вернуться.
В 1977 г. диссиденты обратились и к более конкретным проблемам, таким, как права рабочих на рабочих местах. Почти мистическим образом, как обычно такого рода события и происходят в СССР, несколько разочаровавшихся и обиженных рабочих объединились вместе и образовали неофициальный и не разрешенный властями профсоюз. Поразительно, что они впервые вошли в контакт друг с другом, пока ждали своей очереди в приемных в таких местах, как ЦК КПСС в Москве. С большинством из них произошли одинаковые истории. В типичном случае рабочий обнаруживал, что его каким-то образом обидели. Так, например, один рабочий стал инвалидом из-за несоблюдения техники безопасности труда; другой пытался протестовать против опасных условий труда в шахте; третий обнаружил, что оказался козлом отпущения для покрытия махинаций директора ресторана. Вместо того чтобы смириться с подобной ситуацией, эти рабочие стали искать справедливости сначала в высших эшелонах своих профсоюзов, затем в правительстве и, наконец, в партийных органах.
Не сумев добиться справедливого рассмотрения своих жалоб на низшем уровне, эти просители в соответствии с традицией времен царизма в конечном итоге отправились в Москву в надежде предъявить свои жалобы самому Брежневу или его непосредственным помощникам. Ожидая в приемных слушания своего вопроса, они узнавали, что с подобными же жалобами сюда пришли и другие люди. В конце концов в 1977 г. они решили объединиться, чтобы добиваться рассмотрения своих жалоб совместными силами. Возглавляемая Владимиром Клебановым, шахтером-инвалидом из Донбасса, эта группа решила провести 25 ноября 1977 г. пресс-конференцию для иностранных корреспондентов. Столь вызывающий поступок, привлекший внимание мировой общественности к несправедливостям системы и невосприимчивости профсоюзов к серьезным нуждам и жалобам рабочих, повлек за собой аресты, помещение в психиатрическую лечебницу и временное освобождение из нее самого Клебанова и нескольких его товарищей. Несмотря на это, группа провела еще две пресс-конференции, в итоге которых была формально создана «Ассоциация свободных профсоюзов трудящихся в Советском Союзе». В эту группу входило чуть больше 100 человек, но, принимая во внимание смелость ее участников перед угрозой почти неминуемых последствий, ее образование следует считать примечательным событием. Более того, год спустя, 28 октября 1978 г., после того как большинство лидеров первого профсоюза были арестованы, была организована вторая группа под названием «Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся» (СМОТ). В свою очередь лидеры СМОТ также были арестованы и отправлены в психолечебницу. Их обвиняли во всем — в краже библиотечных книг, в неосторожном вождении автомашин, актах злостного хулиганства и даже в антисоветской пропаганде. Число членов этой второй группы, вероятно, не превышало 200, но она действовала при поддержке различных западных профсоюзов и Международной организации труда. После того как лидер СМОТ Владимир Борисов был насильно выслан на Запад, образовались новые профсоюзные группы.
В одном случае группа донецких шахтеров, возглавляв мая активистом по имени Алексей Никитин, организовала по ездку Кевина Клоуза, корреспондента газеты «Вашингтон пост», и Дэвида Сэттера, корреспондента лондонской «Фай нэншл тайме», с целью встречи с недовольными шахтерами в Донецкой области в декабре 1980 г. История Никитина весьма типична. Он начал работать шахтером еще до второй мировой войны. После войны он вернулся на шахту и стал членом КПСС. Удрученный нарушениями советского трудового законодательства, условиями труда и коррупцией руководства (со всем этим он столкнулся на шахте), Никитин стал искать справедливости в Донецком областном комитете Коммунистической партии Украины. В конечном итоге его жалобы разозлили власти, и он был в 1970 г. исключен из партии. Несмотря на то что его несколько раз помещали в психиатрические больницы, Никитин продолжал протестовать. После того как в декабре 1971 г. на одной из шахт произошел взрыв, о чем он, собственно, и предупреждал, он был арестован за распространение заведомо фальшивой инфор мации, которая дискредитировала советскую политическую власть и общественные организации.
Было бы неверным делать вывод, что такие происшествия отражают кипящее недовольство советских трудящихся. Но нет никаких сомнений в том, что значительное число трудящихся действительно считают себя обиженными. К несчастью, официально утвержденные профсоюзы обычно отказываются поддерживать просьбы о пресечении многих злоупотреблений на работе. Неудивительно, что в этой ситуации трудящиеся не находят другого выбора, кроме совершения каких-то противозаконных действий. Их протесты или забастовки на рабочих местах обычно оказываются спровоцированными безответственностью официальных лиц или необоснованным повышением рабочих норм неопытным директором, и случаются они с удивительной регулярностью. Как сообщается, такие забастовки имели место в мае 1976 г. в Риге, в феврале 1979 г. в Костомукше, около границы с Финляндией, в апре ле и октябре 1978 г. в Абхазии, в январе 1979 г. в Баку. Короткие эпизоды, которые обычно быстро разрешаются смещением директоров, становятся все более угрожающими по ме ре того, как на неизбежные трения между рабочими и дирекцией накладываются более фундаментальные экономические проблемы, такие, как нехватка продовольствия или повышение цен в 1962 и 1963 гг. Такая же напряженность стала снова проявляться в начале 80-х гг. в результате четырех под ряд неурожаев, которые мы обсудили в главе 3. Аналогичная серия событий в Польше вызвала к жизни движение, получившее название рабочего движения «Солидарность». Советские официальные лица пришли в ярость, когда на своем съезде в сентябре 1981 г. «Солидарность» официально призвала рабочие группы в странах Восточной Европы и в СССР организовывать свои собственные независимые профсоюзы и прибегать к таким же не санкционированным правительством действиям. Поскольку совершенно очевидно, что такое движение, как «Солидарность», может вызвать весьма далеко идущие последствия, советские власти были максимально заинтересованы в том, чтобы его контролировать. И в самом деле вряд ли какое-либо другое событие может выдать столько беспокойства и замешательства у советских лидеров, как протесты советских трудящихся против эксплуатации со стороны Советского государства или же забастовки советских рабочих.
Понятно, что Советы скрывают информацию о таких событиях. По этой же причине очень мало опубликовано о рабочих демонстрациях и забастовках, имевших место в СССР в начале 80-х гг. Тем не менее сообщения о необычно большом числе подобных происшествий проникают на Запад. Начиная с мая 1980 г. поступили сообщения о забастовках в нескольких местах Советского Союза. Первая забастовка — протест против нехватки продовольствия — произошла на автозаводе в г. Тольятти, где в течение двух дней в ней приняли участие около 70 тыс. человек. За ней последовала такая же двухдневная забастовка на автомобильном заводе в Горьком. Сообщалось, что подобные забастовки затем состоялись на КамАЗе в Набережных Челнах (ныне г. Брежнев) и на тракторном заводе в Чебоксарах, а также на тракторном заводе в Эстонии, на одной донецкой шахте в марте 1981 г., в Киеве в марте — июне 1981 г. и в Орджоникидзе в октябре 1981 г. Поступили даже сообщения об общей забастовке в Одессе в 1980 г., вызванной, как обычно, нехваткой продовольствия.
Хотя огромное большинство этих протестов было вызвано местными проблемами, нет сомнения в том, что эти события разгорелись по тем же причинам, которые подняли польских рабочих в Гданьске, а именно из-за разочарования нехваткой продовольствия и тяжелыми условиями труда. Для того чтобы избежать эксцессов у себя в стране, советские власти быстро осуществили ряд мероприятий с целью усилить ответственность местных профсоюзов. С той же целью на XXVI съезде КПСС были предприняты шаги, с тем чтобы заставить профсоюзы более активно защищать интересы своих членов.
Протесты не ограничиваются только работой. Отражая растущую напряженность, вызываемую усилением контроля со стороны русских над другими этническими группами, периодически случаются вспышки антирусских настроений, на которые власти вынуждены реагировать. В 1978 г. в Грузии прошли массовые демонстрации, вызванные предложенными изменениями в Конституции Грузинской ССР, в соответствии с которыми грузинский язык должен был потерять статус официального языка в республике. В ответ на эти протесты статус грузинского языка был сохранен. Внутри самой Грузии имели место подобного рода протесты со стороны этнической группы, именуемой абхазцами. Точно так же как грузины недовольны попытками русифицировать их культуру, так и абхазцы недовольны попытками огрузинить Абхазию. Такие же проявления национализма имели место в Эстонии в октябре 1980 г. Эта демонстрация была спровоцирована отменой выступления популярной певческой группы после футбольного матча в Таллине. Очень быстро демонстрация приняла массовый антисоветский характер. Но поскольку Эстония расположена сравнительно близко к Польше и поскольку в Польше в это время происходили политические волнения, советские власти сочли протесты эстонцев особенно угрожающими. Не в лучшем положении они чувствовали себя и тогда, когда была предпринята попытка организовать забастовки во всех трех Прибалтийских республиках 1 декабря 1981 г.
Некоторые выступления трудящихся или национальных меньшинств выливаются в насилие. Об этом мало сообщается, но Советам приходится сталкиваться с попытками убийств, взрывами бомб и терроризмом. В 1978 г. один русский, представлявший, как он заявил «русскую освободительную армию», попытался захватить бюро авиакомпании «Фин-нэйр» в центре Москвы и заставить представителя авиакомпании предоставить ему самолет для вылета из Москвы. В том же году в Азербайджане был убит министр внутренних дел республики, а в 1981 г. поступили неподтвержденные сообщения о том, что при взрыве бомбы в Москве был убит полковник КГБ. Сообщают, что пожар в московской гостинице «Россия» в 1977 г. возник в результате поджога и что поджог также имел место в Тбилиси в мае 1973 г. Хотя трудно в каждом случае определить, каким образом данный акт насилия связан с некими более широкими проблемами, есть основания считать, что пожар в Грузии был устроен одним грузинским националистом, так же как и взрывы бомб в Сухуми в 1975 и 1976 гг. Точно так же группа лиц, стремившихся к отделению Армении от Советского Союза, организовала взрыв бомбы на станции московского метро «Первомайская» 8 января 1977 г., в результате которого погибло по меньшей мере семь человек и было ранено 37. Очевидно, именно эта группа и была схвачена в октябре того же года при попытке заложить бомбу на Курском вокзале в Москве. Впоследствии в отместку за казнь трех армян, обвиненных во взрыве бомбы в метро и в попытке организации взрыва на железнодорожном вокзале, в феврале 1980 г. была взорвана бомба в советском пресс-центре в Париже. Эта акция в Париже была, по сообщениям, выполнена группой, называющей себя «новым армянским сопротивлением». Подобно тому как армянские националисты расширяют свои нападения на турецких граждан и посягают на турецкое имущество на Западе, они когда-нибудь могут расширить свои атаки на русских и на Россию. Если это случится, то нападения будет не так-то легко отразить и этому примеру могут последовать другие этнические группы.
III. Совершенно ясно, что у советских властей есть причины для беспокойства. Принимая во внимание недовольство результатами сталинской экономической политики и продолжающееся злоупотребление властью и привилегиями, необходимы и наблюдение, и контроль. Трудность при этом заключается в том, что всеобъемлемость контроля в Советском Союзе способствует усилению напряженности и стимулирует выступления против этого контроля. А нападать есть на что, поскольку полиция и правительство контролируют практически все стороны жизни советских людей. Так, каждый советский гражданин старше 16 лет обязан иметь паспорт. Не в пример Соединенным Штатам этот паспорт нужен не для поездок за границу, а исключительно для установления личности в пределах Советского Союза. Невозможно ездить из города в город или даже передвигаться внутри одного города более чем на два дня без этого паспорта. Для того чтобы удержать крестьян на земле, правительство до 1974 г. не выдавало им паспортов, за исключением лишь особых случаев. Советские граждане воспринимают как само собой разумеющееся, если их остановят в любой момент, чтобы проверить документы, будь то в библиотеке, когда они берут книгу, или при покупке билета на поезд или самолет, или просто когда этого потребует советский милиционер. Особенно это относится к водителям автомобилей. В Москве просто невозможно проехать более нескольких кварталов, чтобы не увидеть по крайней мере одного или двух шоферов, остановленных для проверки. В большинстве случаев никакого нарушения правил дорожного движения не имело места; милиция просто проверяет, в порядке ли документы водителей. Милиционеры находятся на всех пересечениях главных дорог, поэтому практически невозможно проехать сколько-нибудь значительное расстояние без того, чтобы вас не увидел милиционер из стеклянной будки. Милиция располагается также на всех важных пересечениях дорог, выходящих из города, поэтому любому водителю трудно въехать или выехать из города, не попавшись на глаза милиции. Частично это делается с целью контроля над движением автотранспорта, но главным образом с целью воспрепятствовать экономической самодеятельности и воровству государственной собственности. Со временем, по мере увеличения количества личных автомобилей, вероятность такого воровства и других подобных нарушений будет возрастать, а поэтому возрастет и напряжение, испытываемое общественным сектором экономики.
Постоянное вмешательство в личную жизнь и наблюдение за ней не только отрицательно влияют на мораль, но и способствуют всем видам взяточничества и подкупа. Подобно всем полицейским в мире, советская милиция также недооплачивается. Более того, в своей массе это недавние выходцы из провинции, которых очень быстро захватывают грешный образ жизни большого города и соблазны, открывающиеся перед ними. Поэтому, помимо выполнения государственных установок, советские милиционеры имеют свои личные мотивы, для того чтобы так часто останавливать автомобили. Точно так же и советские таможенники очень охотно берут взятки8. Даже пограничников арестовывают за контрабанду. Это не значит, что работник КГБ подвержен коррупции так же, как рядовой милиционер, но когда видишь, что в коммунистическом обществе коррупция достигла таких масштабов, то становится действительно не по себе.
И тем не менее русские лидеры неохотно ослабляют свой контроль. Помня русскую историю, они осознают, что под видимой поверхностью действуют невидимые ферменты. Но хотя в русской истории есть множество примеров организованной конспирации и мятежных выступлений, контроль в Советском Союзе затруднен в огромной степени потому, что иногда эти восстания возникают без какого-либо очевидного лидера или ведущей группы. Обе революции, в 1905 и в феврале 1917 г., как представляется, произошли неожиданно. Во главе их, очевидно, не было никакого лидера-конспиратора или революционной группы. Когда их притесняют дальше определенного предела, русские рабочие обнаруживают способность к яростному сопротивлению. Когда обиды распространяются достаточно широко и особенно в условиях, когда дело касается нехваток продовольствия, люди объединяются в группы случайным образом. И возникает опасность цепной реакции. Хотя для иностранного наблюдателя серия событий в конце 70-х и начале 80-х гг. может представляться совершенно одинаковыми выступлениями протеста, очевидно, что экономические и общественные условия превратились в источник огромной напряженности. С учетом этих обстоятельств можно с большой вероятностью предположить, что будущие поколения советских лидеров будут все чаще сталкиваться с подобными выступлениями. Если это так, то, конечно, советские власти попытаются сделать все, что возможно, чтобы сдержать эти протесты трудящихся. Как мы уже видели, в разгар польских волнений они даже начали поощрять официальные, но обычно инертные профсоюзы к большей активности и ответственности по отношению к жалобам трудящихся9. Учитывая, однако, масштабы недовольства и тот факт, что приверженность к сталинской модели препятствуют каким-либо далеко идущим реформам, маловероятно, что эти шаги сами по себе устранят данную проблему. Тем или иным способом, но будущие советские лидеры должны будут учесть законное недовольство трудящихся. В противном случае следует ждать широких волнений.
Наблюдая у московской гостиницы за группой из десятка рабочих, только что окончивших свою работу, я понял насколько большой угрозой может оказаться эта группа. Не реагируя на приказ одинокого милиционера о необходимости подчиняться знакам светофора, эта группа просто высыпала на улицу. Осмелевшие от своей многочисленности, эти рабочие сквернословили и наводили такой страх, который вряд ли вызвала бы находящаяся в таком же настроении группа рабочих в Соединенных Штатах. Московский милиционер мудро решил тоже проигнорировать этот эпизод.
Поскольку советские лидеры отлично знают все необходимые процедуры, организованная секретная революция здесь может произойти с гораздо меньшей вероятностью, чем неожиданная революция без лидеров. Неудивительно, что нынешние советские лидеры идут на экстренные предосторожности с целью гарантировать, что их не захватит врасплох никакая организованная группа, особенно по той причине, что их — лидеров — действительно могут сместить. Советская милиция не только испытывает особую чувствительность к несанкционированным собраниям, но и пристально следит за использованием копировального оборудования и даже за пишущими машинками. Когда я воспользовался копировальной машиной в московском бюро одной американской корпорации, чтобы скопировать несколько писем и учебные материалы для моих советских студентов, КГБ узнал об этом почти немедленно. На праздничные дни пишущие машинки в конторских учреждениях и копировальные машины опечатываются не столько из страха, что их украдут, сколько для того, чтобы их нельзя было использовать в антигосударственных целях. По этой же причине от меня потребовали вернуть арендованный мной автомобиль на время, совпавшее с годовщиной большевистской революции. В дни праздников все такие автомобили надо обязательно возвратить на техобслуживание, а это в действительности означает, что эти автомобили убираются с улиц с целью уменьшить вероятность каких-то антигосударственных выступлений.
IV. Принимая во внимание непреходящее чувство разочарования на фоне искажений, вызванных сталинской экономической моделью, и общую непредсказуемость поведения советских рабочих и крестьян, эту продолжающуюся необходимость в наблюдении и подозрении столько лет спустя после революции следует считать абсолютно закономерным явлением. Окажутся ли лидеры послебрежневской эры способными на более свободные, более терпимые взаимоотношения или же напряженность в советском обществе будет продолжать усиливаться?
Есть, однако, серьезная опасность чрезмерной драматизации этой проблемы. Иностранные наблюдатели советского общества обычно имеют тенденцию подчеркивать его патологические аспекты. Как правило, они фокусируют свое внимание лишь на недостатках жизни советского общества, хотя только ими она не исчерпывается. В конце концов, никто не оспаривает яростного шовинизма, с которым многие национальные меньшинства, и особенно сами русские, защищают Советский Союз, когда ему противопоставляют какое-либо иностранное государство. Лишь немногие народы в мире сохранили бы такую лояльность в таких обстоятельствах. Но, даже принимая во внимание этот глубоко укоренившийся патриотизм, советские власти столкнутся с огромными трудностями в попытке ослабить внутренний полицейский и политический контроль. До тех пор пока не будет что-то сделано для увеличения производства и улучшения распределения потребительских товаров, а также для устранения кастовой системы, будет существовать огромный притесненный класс людей, многие представители которого отнюдь не счастливы от сохранения статус-кво. В обществе имеется многочисленная прослойка лиц, намеренных вернуть себе все то, что, по их мнению, им задолжали власть имущие. Но, как мы уже видели в предыдущих главах, каждая реформа порождает требования о необходимости следующий реформы. Любое послабление может вызвать волну таких устремлений, которые очень быстро станут неуправляемыми. Возможно, что именно это обстоятельство, как никакое другое, и объясняет, почему почти не имеет места никакое ослабление политического контроля. Наследство сталинской модели продолжает возвышаться призраком не только над экономикой, но и над всем обществом.
Если даже предположить самое лучшее, а именно что советские лидеры сумеют контролировать этнические группы, распределять ресурсы, необходимые для удовлетворения нужд потребителей, обгонять темпы роста ожиданий общества и балансировать все силы единения и раскола, воздействующие на советское общество, они все равно могут столкнуться с проблемами, хотя и другого рода. Попытки удовлетворить требования потребителей могут открыть дорогу к новому комплексу «разрушительных ожиданий». Материализм может оказаться слишком соблазнительным. Французы когда-то насмешливо называли этот процесс «американизацией», но затем они сами оказались совращенными. Есть шанс, что материализм подобным же образом ослабит и коррумпирует советских граждан и в результате у них будет еще меньше причин для терпимого отношения к полицейскому контролю и непрерывной мобилизации, которой требует государство, действующее таким образом, как будто оно находится в военной осаде по меньшей мере 65 лет. Уже сегодня все больше и больше советских граждан начинают жаловаться на то, насколько разрушительна необходимость спартанского контроля над их жизнью. Другими словами, к своему разочарованию, советские лидеры могут обнаружить, что, если они хоть раз уступят давлению в сторону улучшения условий жизни в СССР, они тем самым невольно приведут в движение силы, которые ослабят внешнеполитические возможности страны, если не лишат страну этих возможностей вообще.
1 «Советское государство и право», январь 1978 г., с. 135.
2 «Литературная газета», 16 сентября 1981 г., с. 10.
3 «Правда», 27 апреля 1982 г., с. 3.
4 «Труд», 17 октября 1981 г., с. 2.
5 «Литературная газета», 1 апреля 1981 г., с. 12.
6 «Правда», 8 мая 1981 г., с. 3.
7 «Труд», 17 октября 1981 г., с. 2.
8 «Известия», 23 и 24 июня 1982 г., с. 6.
9 «Правда», 24 февраля 1981 г., с. 8.
<< Назад Вперёд>>
