Глава третья. Заработная плата
Реформа 19 февраля создала совершенно новые условия рабочего рынка. Первым последствием освобождения был упадок всех фабрик и заводов, основанных на крепостном труде. Закрепощенные фабричные рабочие, получивши свободу, или уходили с фабрик, или если оставались, то лишь на условии значительного повышения заработной платы.
По словам г. Голубева2*, "в первый же год по освобождении крестьян рабочие руки вздорожали; сельское население показало очевидное стремление удалиться из фабричных центров и городов в деревню. Фабрикантам приходилось увеличивать издержки производства, возвышать заработную плату; но и на увеличение ее рабочие не поддавались; лучшие из них, работавшие по 10 и 15 лет на фабриках и скопившие копейку, уезжали в деревню. Притом крестьяне промышленных подмосковных губерний, как известно перешедшие на наименьшие земельные наделы, старались в первые годы по освобождения самостоятельно заняться издавна знакомым им производством"1.
Но такое благоприятное для рабочих положение рынка длилось недолго. Уже через несколько лет, по словам того же Голубева, "сельское население вновь, и в большей против прежнего степени, начало обращаться к фабричному труду, отчего произошло понижение заработной платы".
Денежная заработная плата после крестьянской реформы сильно повысилась, но еще более значительное повышение цен на предметы потребления рабочего повело к падению реальной платы рабочего.
По вопросу об изменении положения рабочего класса в пореформенное время для нас очень ценны указания Я. Гарелина, бывшего в прежнее время одним из крупнейших фабрикантов села Иванова и лучшего знатока местной промышленной истории. Приведу поэтому обширную выдержку из его неоднократно цитированной книги "Город Иваново-Вознесенск".
"Блестящая пора больших заработков у ивановского рабочего кончилась с введением в дело машин. Пока машин не было или они являлись отдельными нововведениями, рабочий, можно сказать, царил на фабрике, - от него зависело, работая хорошо, получать большие деньги и доставлять в то же время и хозяину порядочный барыш или, разозлившись на хозяина, портить ему товар и все-таки не оставаться в накладе в случае расчета, потому что он мог тотчас же явиться к конкуренту своего прежнего хозяина и доставить тому возможность одержать верх над последним. При прежней разрозненности и непонимании хозяевами общности интересов это была весьма обыкновенная вещь. Правда, от рабочего требовалось прежде всего честность, но это понятие, всегда условное, тогда в особенности являлось условным. Словом, хозяин был тогда в известной тягостной зависимости от рабочего. Но вот являются машины и мало-помалу завладевают всем делом. Рабочим пришлось уже не хозяйствовать, а стать в подчинение к бездушным машинам, с которыми разговоров вести, конечно, невозможно было и которые, вдобавок, срабатывали по меньшей мере в десять раз больше, чем могли сделать все рабочие, находящиеся на фабрике. Таким образом, в фабричном производстве стали царить машины, успеху которых немало содействовало и то обстоятельство, что время их окончательного введения на фабрике совпало с временем освобождения крестьян из крепостной зависимости и, следовательно, с временем наибольших хлопот для всех освобожденных от крепостного права. Рабочий сделался теперь вполне зависимым от машины. Начинается совершенно новая эпоха в его жизни"2.
По расчету Я. Гарелина, денежная заработная плата во всех видах труда повысилась к началу 80-х годов, сравнительно с концом 50-х годов, на 15-50%. Между тем цена ржаной муки в Иваново-Вознесенске за то же время возросла на 100%, масла коровьего - на 83%, мяса - почти на 220%. Ткачи на механических станках в 1858 г. зарабатывали в месяц от 10 до 16 руб. сер[ебром]. В 1882-1883 гг. те же ткачи получали 12-18 руб.; их денежный заработок поднялся всего на 15% - гораздо меньше, чем поднялась цена хлеба. "Возможно ли жить хотя бы порядочно при таких условиях!" - замечает по этому поводу Гарелин.
Не нужно забывать, впрочем, что первая половина 80-х годов, к которой относятся замечания Гарелина, была эпохой промышленного застоя и сокращения спроса на труд. Этот застой достиг таких размеров, что даже вызвал в Московской губернии, как я упоминал выше, возвращение местных фабричных рабочих к обработке земли. То же самое наблюдалось и во Владимирской губернии. "За последние 5 лет, - говорит Гарелин, - здесь замечается поворот в пользу обработки земли. В прежнее время, когда работа на фабриках доставляла заработок несравненно больший, чем обработка земли, что объяснялось дешевизной хлеба и настойчивой потребностью в рабочих руках на фабриках, земледелие в окрестностях города (Иваново-Вознесенска) было почти совсем заброшено, и городские земли давали маленький доход. Но за последнее время цены на хлеб повысились, между тем заработная плата на фабриках упала очень низко, возделывание полей является весьма выгодным и начинается опять поворот к земледелию”3.
Этот "поворот к земледелию" был временным явлением, всецело вызванным промышленным кризисом. Вторая половина 80-х годов и особенно 90-е годы характеризуются усиленным бегством мужика из деревни в город.
Остановимся, однако, подробнее над вопросом об изменении заработной платы в пореформенную эпоху. Я приводил цифры заработной платы в разных родах труда на хлопчатобумажных фабриках Иваново-Вознесенска. [Ниже] читатель найдет заработную плату на хлопчатобумажных фабриках Шуйского уезда4. Для удобства сравнения я сопоставил среднюю месячную плату рабочих в Шуйском уезде во второй половине 50-х годов и в 1883 г.5
По всем отраслям труда кроме ручного ткачества наблюдается повышение платы. Размер повышения различен. Сильнее всего повысилась плата столяров и кузнецов - более чем вдвое, В других родах труда повышение было далеко не так значительно и в среднем вряд ли достигало 50%. Особенно бросается в глаза ничтожное увеличение платы самой многочисленной группы рабочих - ткачей и прядильщиков. Плата ручных ткачей даже упала.
Сопоставим изменение денежной заработной платы с изменением цены хлеба:
Цена хлеба повысилась гораздо значительнее, чем заработная плата огромного большинства рабочих. Принимая цену хлеба показателем покупательной силы денег, следует заключить, что к началу 80-х годов реальная заработная плата рабочих на хлопчатобумажных фабриках Шуйского уезда понизилась в общем не менее, чем на 20-30%.
Как мы видели, это подтверждается и показанием такого компетентного автора, как Гарелин. Сильнее всего упала заработная плата ручных ткачей; реальная плата механических ткачей и прядильщиков должна была сократиться почти вдвое. Заработок фабричных мастеровых - кузнецов и столяров - быть может, возрос7.
Итак, мы имеем перед собой важный факт уменьшения реальной платы фабричных рабочих в Шуйском уезде за два первых десятилетия после крестьянской реформы. Сравнение статистических данных о заработной плате и ценах хлеба приводит к тому же выводу, к которому пришел и Гарелин на основании личных наблюдений.
Однако не нужно преувеличивать размеры этого явления. Во-первых, начало 80-х годов было эпохой промышленной депрессии, и это могло оказать известное действие на заработную плату (хотя, как увидим ниже, кризис повлиял в начале 80-х годов, главным образом, на сокращение числа занятых рабочих, а не на падение их платы). Во-вторых, важно иметь в виду, что заработная плата изменялась далеко не одинаково в различных местностях. В Шуйском уезде как старинном центре хлопчатобумажного производства изменение заработной платы могло идти и не совсем так, как в других местах. В крепостную эпоху заработная плата в Иванове и окрестностях стояла значительно выше, чем в других, менее промышленных, районах. В новейшее время положение изменилось. Из отчета владимирского фабричного инспектора г. Пескова мы узнаем, что "по всем занятиям заработок в Шуйском уезде стоит ниже заработка в остальных частях Владимирской губернии. Причина тому, надо полагать, заключается в избытке в Шуйском уезде предложения рук, происходящем от сравнительно большого числа в этом уезде и в соседнем с ним — Ковровском — жителей, исключительно живущих одним только фабричным трудом, а также, сколько мне известно, и большей бедностью их в сравнении с жителями остальных местностей губернии"8.
[Таблица 13] Месячная заработная плата на хлопчатобумажных фабриках Шуйского уезда в 1883 г.
![[Таблица 13] Месячная заработная плата на хлопчатобумажных фабриках Шуйского уезда в 1883 г.](1427391215_8e45.png)
Итак, Шуйский уезд, выделявшийся раньше зажиточностью населения и высокой заработной платой, в 80-х годах выделялся в другом отношении: бедностью жителей и низкой заработной платой. Потому мы имеем полное основание принять, что в других уездах Владимирской губернии понижение реальной заработной платы во всяком случае не было столь значительно; к сожалению, по отсутствию подходящего цифрового материала вопрос этот не может получить статистического освещения.
[Таблица 13] (продолжение)
![[Таблица 13] (продолжение)](1427391451_0ad6.png)
Перейдем теперь к Московской губернии. У меня нет заслуживающих доверия данных о заработной плате на московских хлопчатобумажных фабриках в николаевское время9.
Средняя месячная плата вольнонаемного рабочего в Москве в 30-40-х годах была никак не менее 30 руб. ассигн. (см. ч. I, гл. VI10). В начале 80-х годов на текстильных фабриках Московской губернии взрослый рабочий вырабатывал 12 1/2 — 20 руб.11 Это указывает на понижение не только денежной, но и реальной заработной платы в Московской губернии.
Подтверждением этого служит вышеприведенный отзыв Гакстгаузена о высоте заработной платы в России сравнительно с платой германского рабочего. Не может быть сомнения, что современная плата фабричного рабочего в России гораздо ниже, чем в Западной Европе. В настоящее время Россия выделяется среди всех других стран Европы не высокой, но низкой платой. Если сколько-нибудь доверять цифрам заработной платы, принимаемым Гакстгаузеном (по его словам, обыкновенный рабочий получал в России в 40-х годах около 1 руб. в день, прядильщик - 1 1/2 руб., ткач - 2 руб. ассигнац.), то факт весьма значительного понижения реальной заработной платы в России следует признать весьма вероятным.
[Таблица 13] (окончание)
![[Таблица 13] (окончание)](1427392123_7f54.png)
Можно было бы предположить, что понижение заработной платы во Владимирской и Московской губерниях всецело зависело от промышленного кризиса начала 80-х годов. Но это не так. По компетентному свидетельству г. Дементьева, "на крупных мануфактурах (а все приведенные данные о заработной плате относятся к таковым) кризис отразился преимущественно в сокращении работы с безостановочной посменной - день и ночь - на одну денную, т.е. выразился уменьшением числа рабочих, но не уменьшением заработной платы оставшихся на фабриках... на заработок рабочих, получающих плату сдельно, кризис нигде никакого влияния не оказал, потому что уменьшилось лишь количество рабочих, но не расценка работ. Несколько попыток фабрикантов уменьшить последнюю приводили, к таким крупным столкновениям их с рабочими, что пришлось оставить"12. Заработная плата под влиянием промышленного застоя в конце концов понизилась, но это понижение произошло после 1883 г. - в 1884 и 1885 гг., что и повело к известным волнениям рабочих в Московской и Владимирской губерниях.
Итак, следует признать, что после освобождения крестьян заработная плата фабричных рабочих изменялась в другом направлении, чем раньше. В крепостную эпоху заработная плата росла, после освобождения падала. И это вполне понятно. Быстрое развитие капитализма, разрушение старинных бытовых устоев русского хозяйственного строя не могли повести к другим последствиям. В следующей главе я буду подробно говорить о характерном для пореформенной эпохи падении кустарных промыслов под влиянием конкуренции крупных фабрик. Дифференциация деревни, уменьшение земельной обеспеченности мужика благодаря быстрому росту населения, исчезновение во многих местах подсобных заработков, раньше дававших крестьянину возможность пополнять дефициты своего бюджета, - все это не могло не погнать мужика из деревни. Рост отхожих промыслов, как я буду говорить ниже, наблюдается в новейшее время во многих частях России. Как ни быстро увеличивался спрос на рабочих благодаря развитию крупной промышленности, предложение рабочих рук росло еще быстрее. В результате получилось падение заработной платы и ухудшение условий труда.
Первая четверть века после великой реформы 19 февраля была для России в экономическом отношении тем же, чем были 20-е и 40-е годы для Англии. Развитие капиталистического производства и вытеснение ручной домашней работы машинной работой на фабрике вызвало в Англии такой же кризис, какой перенесла и Россия. В другом месте (в книге "Промышленные кризисы в современной Англии") я подробно описывал тяжелое положение английского рабочего класса (особенно ручных ткачей-кустарей) во второй четверти этого века. "Как общее правило, в Англии в течение первой половины XIX столетия понижалась заработная плата всех рабочих, работа которых не требовала долгого предварительного обучения. Развитие капитализма вызвало образование избыточного населения, которого не знала Англия прежнего времени. Сельские рабочие, которые должны были бросить земледелие, мелкие производители, которые не могли выдержать конкуренции с крупным производством, рабочие, вытесненные машинами, представители всевозможных профессий, процветавших при прежнем порядке и неприспособленные к новым хозяйственным условиям, - вся эта масса рабочего люда лишилась своих прежних заработков и должна была устремиться в те отрасли промышленности, которые были для всех доступны. Образование избыточного населения, выбитого из обычной колеи, составляет необходимое следствие всяких крупных промышленных переворотов"13.
Все это столь же применимо к пореформенной России, как и к Англии первой половины века. И в России сельское население после освобождения крестьян стало уходить от земли, и в России крупное производство вступило в жестокую борьбу с мелким; торжество фабрики над кустарем у нас, как и на Западе, не могло не выразиться падением заработной платы фабричного рабочего, тем более что условия самозащиты фабричного рабочего у нас совершенно иные.
Итак, капитализм приводит только к обнищанию народной массы, к ухудшению положения производителя? Действительно, опыт всех капиталистических стран, так же как и теория, показывает, что первые стадии развития капиталистического производства сопровождаются ухудшением положения трудящегося класса. То же происходило и у нас. История идет не по розам. Но тот же опыт, равно как и теория, не менее убедительно говорит, что единственное средство улучшить положение рабочего заключается в дальнейшем развитии капиталистического производства. Англия пережила тяжелые кризисы в эпоху борьбы машинного и ручного производства, но когда переходный период кончился и машина победила в важнейших отраслях труда, когда кустари перестали конкурировать с фабрикой нищенской заработной платой, тогда и положение рабочего класса стало улучшаться14.
"Мы страдаем не только от развития капиталистического производства, но и от недостаточности такого развития". Эта знаменитая фраза Маркса9* неоднократно цитировалась в нашей литературе, - и действительно, она наилучшим образом, характеризует в сжатой форме положение всех стран, находящихся на первых стадиях капиталистического развития. Единственное спасение от всех зол капитализма заключается в его дальнейшем развитии.
В какой же стадии находится Россия, пережила ли она уже самое тяжелое в этом переходном периоде или самое худшее для нее еще впереди? Первое представляется более вероятным. В прилагаемой табл. [14] сопоставлена плата рабочих в Московской и Владимирской губерниях за 1883 и 1896 гг.: за первый год - по отчетам фабричным инспекторов гг. Янжула и Пескова, за второй - по данным вышедшего в 1896 г. издания департамента торговли и мануфактур - "Продолжительность рабочего дня и заработная плата рабочих в двадцати наиболее промышленных губерниях Европейской России". Эти последние данные доставлены также старшими фабричными инспекторами. Чтобы сделать цифры заработной платы в 1883 и 1896 гг. сравнимыми между собой, я выбрал из отчетов гг. Янжула и Пескова и названного издания те фабрики и те роды труда, которые приводятся как за 1883, так и за 1896 гг. Таких фабрик оказалось очень немного, но зато приводимые цифры можно сравнивать, не рискуя сопоставить совершенно разнородные и несравнимые между собой величины.
Из приводимой таблицы видно, что денежная заработная плата почти по всем родам труда повысилась в среднем на 10-15%.
Этот вывод15 можно проверить данными, приводимыми в исследовании г. Шестакова "Рабочие на мануфактуре т-ва Эмиль Циндель" (Москва, 1900)16.
Незначительность увеличения заработка объясняется, по словам г. Шестакова, тем, что за два последних года на фабрике произошло значительное изменение состава рабочих - было привлечено к работе много чернорабочих, труд которых оплачивается гораздо ниже, и были отменены выше оплачиваемые, сверхурочные часы. Поэтому правильнее взять для сравнения 1886-1896 гг.
Увеличение достигает 15%, т.е. детальные данные г. Шестакова для одной фабрики вполне подтверждают выводы, полученные нами из приведенного сопоставления заработных плат на разных фабриках. Повышение заработных плат за десятилетие 1886-1896 гг. было, во всяком случае, невелико. Гораздо значительнее плата повысилась после 1896 г. "В 1895-1896 гг., - сообщает г. Шестаков, - поденная плата на фабрике в среднем равнялась 59,65 коп., по данным же 1898-1899 гг., она равняется уже 67,2 коп. Таким образом, на протяжении последних трех лет поденная заработная плата увеличилась на 7,55 коп., или почти на 13%"17.
Ввиду этого можно думать, что к концу 90-х годов, сравнительно с началом 80-х, денежная плата фабричных рабочих в Московском районе повысилась на 20-25%. Но Московский район не принадлежит к числу тех, в которых рост промышленности за последнее время был особенно силен. В быстро развивающихся промышленных центрах юга заработная плата, по-видимому, возросла гораздо более. Это констатируется на основании личных наблюдений г. Брандта в его книге "Иностранные капиталы". Примером может служить изменение заработной платы на Юзовском заводе. В 1884-1885 гг. заработная плата на этом заводе по многим отраслям труда спускалась до 30-40 коп. в день и ни в какой отрасли не превосходила 3 руб. 70 коп. в день. В 1897 г. низшая плата (чернорабочих) на том же заводе не спускалась ниже 70 коп. в день, а высшая достигала 6 руб. Средний заработок рабочих на этом заводе равнялся в 1897 г. для рабочих по производству капитальных сооружений 89 коп. в день, для рабочих поденных - 92 коп. и для сдельных - 1 руб. 34 коп.18 Средний месячный заработок по всему заводу равнялся 27 руб. 35 коп. на человека. По-видимому, денежная заработная плата на железоделательных заводах юга возросла со времени начала 80-х годов почти вдвое.
Все это побуждает нас признать, что в общем за новейшее время не только денежная, но и реальная плата повысилась. Размер этого повышения, разумеется, определить невозможно.
В задачу этой книги не входит характеристика современного положения нашего фабричного рабочего. Чтобы осветить этот предмет с такой полнотой, которой он заслуживает, потребовался бы целый том, который я и предполагаю выпустить в свет в ближайшем будущем. Потому я совсем не буду касаться условий труда на наших фабриках в настоящее время и скажу только несколько слов о связи нашего фабричного рабочего с земледелием.
Что такое современный фабричный рабочий в России - крестьянин, сидящий на земле и восполняющий недостатки в своем земледельческом хозяйстве случайной работой на фабриках, или же пролетарий, тесно связанный с фабрикой и живущий продажей своей рабочей силы? Обычный ответ гласит, что у нас не существует фабричного пролетариата. Наш фабричный непохож на западноевропейского - у него всегда есть свой кров, своя земля, куда он может вернуться в случае нужды. Даже "вывариваясь в фабричном котле", мужик остается тем же мужиком, покорным "власти земли".
Недавно вышедшая превосходная книга г. Дементьева совершенно опрокидывает это воззрение. Г-н Дементьев произвел, по поручению московского губернского земства, тщательное обследование фабрик и фабричных рабочих в трех уездах Московской губернии: Серпуховском, Коломенском и Бронницком. Результаты этого обследования, по справедливому замечанию автора, приложимы, с небольшими, быть может, поправками, ко всему промышленному району центральной России19.
К чему же пришел г. Дементьев? Он сам следующим образом формулирует главнейший результат своей работы: "Не предположительно наше мнение и не случаен наш вывод из ряда цифровых данных, заставляющий опровергать ходячее представление об отсутствии у нас специального класса фабричных рабочих, потерявших уже всякую связь с землей. Нет сомнения, класс этот еще невелик. Но дело не в численности, а в условиях, быстро создающих его, со всеми неразрывно связанными с этим последствиями"20.
[Таблица 14] Месячная заработная плата
![[Таблица 14] Месячная заработная плата](1427531642_d7ad.png)
По обследованию г. Дементьева, сокращение числа рабочих в летнее время на небольших фабриках, пользующихся исключительно ручным трудом, действительно, объясняется уходом значительной части рабочих на полевые работы. Но зато сокращение рабочих на крупных фабриках, пользующихся машинами, зависит совсем от другие причин - и, главным образом, от повышения цены на рабочие руки летом. Фабрики предпочитают усиленно работать зимой при низкой плате рабочим и сокращать производство летом, в период высокой заработной платы.
Число рабочих, уходящих на полевые работы с фабрик (за исключением рогожных), по расчету г. Дементьева, для взрослых рабочих составляет 14,1% всех рабочих, для несовершеннолетних - 11,9%. По отдельным родам производства процент рабочих, бросающих фабрику летом, очень различен. Так, среди ручных бумажных ткачей только 18% работают круглый год на фабрике. Мелкие бумаготкацкие фабрики совсем перестают летом работать. Почти то же следует сказать и о шелкоткацких. На кожевенных и овчиннодубильных заводах покидают завод для полевых работ до 53,7% рабочих. Из рабочих на фарфоровых и фаянсовых фабриках фабрику покидает около 1/3 рабочих. Из ткачей на суконных фабриках уходят на полевые работы 37,7%. Но здесь уже ясно оказывается влияние машинного производства; уходят исключительно ручные ткачи; из ткачей же, работающих на самоткацких станках, на полевые работы не уходит никто. "На бумагопрядильных же и ткацких фабриках, работающих исключительно паровою силою, число рабочих, не разорвавших связи с землей, во всех занятиях, кроме ткацкого, колеблется лишь от 4 до 7%. И если мы видим увеличение численности рабочих этого рода среди самоткачей до 12%, то это только потому, что почти на всех самоткацких фабриках есть известное количество запасных ткачей, не только малолетних или подростков, но и взрослых".
На красильных и ситценабивных фабриках значение машины как фактора, порывающего связь фабричного рабочего с землей, также очевидно. А именно, на ручных фабриках этого рода около 36% взрослых рабочих уходит на полевые работы, на механических - только 8%. Из числа фабричных мастеровых - литейщиков, маляров, кровельщиков, паяльщиков и пр. - только 3,3% еще уходит в деревню.
[Таблица 14] (окончание)
![[Таблица 14] (окончание)](1427532088_44e2.png)
Все эти данные приводят г. Дементьева к следующему заключению. "Во-первых, что с фабриками, работающими механическою силою, неразрывно связано отчуждение рабочих от земли, во-вторых, что на тех же работающих механической силой фабриках это отчуждение тем значительнее, чем большую специализацию представляет то или другое занятие... Важнейшая причина, заставляющая рабочих порывать связь с землей, - это переход от ручного производства на механическое"21.
Но из этих 14% рабочих, на время покидающих фабрику (если включить и рогожные фабрики, то процент рабочих, покидающих фабрику, увеличится до 18), не все уходят на столь продолжительные сроки, чтобы действительно не порывать связи с землей. 12% всех рабочих, уходящих с фабрик, уходит всего на срок 1-4 недели, 14% на срок 4-6 недель и остальные 74% - на срок более продолжительный, причем наибольшее число (около 30%) на срок 2-3 месяца.
"В настоящее время лишь по очень немногим производствам фабрики сохраняют свой прежний, обычный когда-то для наших фабрик, характер заведений, где население работало лишь в течение того времени в году, которое остается от главного их занятия - земледелия. Такой характер сохраняют рогожные фабрики, на которых рабочие остаются преимущественно полгода и во всяком случае не более 8 месяцев. Такой же характер сохранили еще мелкие фабрики, стоящие на рубеже кустарных заведений, каковы мелкие ткацкие, канительные, фарфорово-живописные и т.п. Но как только эти же фабрики расширяются до более крупных заведений, хотя и ведущих свое производство исключительно ручным трудом, так тотчас же начинает замечаться влияние капитализма: на крупных ткацких фабриках четвертая часть рабочих уже вовсе не уходит на полевые работы и круглый год остается на фабриках; еще сильнее в этом смысле влияют фарфоровые и в особенности ситценабивные фабрики. Переход ручного производства в механическое и неразрывно связанная с ним концентрация его в крупные промышленные заведения тотчас разобщает рабочих с землей настолько, что рабочие, уходящие на полевые работы, составляют здесь лишь исключение"22.
Г-н Дементьев делает любопытные указания относительно мер, которые принимались и принимаются крупными фабрикантами для того, чтобы оторвать рабочего от земли, сделать его профессиональным рабочим, исключительно посвящающим себя фабрике. Так, на многих фабриках рабочий, оставлявший фабричную работу зимой, не терял заработной платы, в летнее же время уплачивал высокий штраф (доходивший до месячной заработной платы и более). Но во многих отраслях труда подобные стеснительные меры, насильственно привязывающие рабочего к фабрике в летнее время, совсем перестали практиковаться уже в начале 80-х годов, - очевидно, потому, замечает г. Дементьев, что в этих отраслях труда "фабрика уже выработала себе специальных рабочих и заставила их забыть связь с землей".
Интересна характеристика современного фабричного рабочего, даваемая г. Дементьевым. "Какие бы причины ни способствовали преобразованию прежнего земледельца в фабричного рабочего, но эти специальные рабочие уже существуют. Они только числятся крестьянами, но связаны с деревней лишь податями, которые вносятся ими при перемене паспортов, ибо на самом деле они не имеют в деревне ни хозяйства, ни сплошь и рядом даже дома, обыкновенно проданного. Даже право на землю они сохраняют лишь юридически, и беспорядки на фабриках в 1885-1886 гг. на многих фабриках показали, что эти рабочие сами считают себя совершенно чуждыми деревне, точно так же как крестьяне деревни, в свою очередь, смотрят на них, потомков своих односельцев, как на чуждых пришельцев. Перед нами, следовательно, уже сформировавшийся класс рабочих, не имеющих своего крова, не имеющих фактически никакой собственности, - класс, ничем не связанный и живущий изо дня в день. И он образовался не со вчерашнего дня. Он имеет уже свою фабричную генеалогию и для немалой своей части насчитывает уже третье поколение"23.
Г-н Дементьев опросил поименно 18 576 рабочих, и оказалось, что у 55% отцы работали на фабриках. А так как число рабочих у нас быстро растет и состав рабочего класса должен по необходимости пополняться выходцами из деревни, то столь значительный процент рабочих, во втором поколении работающих на фабриках, указывает на редкость обратного возвращения из фабрики в деревню. Раз мужик попал на фабрику - он уже на ней и остается, и не только он сам, но и его дети "вывариваются в фабричном котле". Земля теряет над ними свою власть, и из земельного собственника он превращается в пролетария.
К сходным результатам приводит и сравнение возраста поступления рабочих на фабрику, произведенное профессором Эрисманом для фабричных рабочих Московской губернии. Оказывается, что только около 9% рабочих, взятых для сравнения, поступила на фабрику по достижении 25-летнего возраста, в малолетнем же возрасте поступило на фабрику 63% или почти 2/3 всех рабочих. Это наблюдение заставляет Эрисмана заключить: "Мы здесь имеем дело, в огромном большинстве случаев, с настоящим рабочим сословием, так сказать, с исконными, а не случайными фабричными рабочими"24.
Несмотря на это, около 94% фабричных рабочих Московской губернии состоит из крестьян. Но, очевидно, эти крестьяне, числящиеся "земледельцами", на самом деле являются тем избыточным населением, которое деревня выбрасывает из тесных рамок сельского мира; для многих из этих "крестьян" их принадлежность к крестьянскому миру выражается лишь подневольным положением по отношению к сельскому обществу, круговой ответственностью по податям, зависимостью в получении паспорта и пр.
Впрочем, в некоторых уездах Московской губернии крестьяне составляют не такой значительный процент фабричных рабочих. Так, в Богородском уезде рабочие-некрестьяне достигают почти всех 1/4 рабочих. Этот факт заставляет г. Погожева "признать несомненный факт существования в России довольно многочисленного пролетариата"25. Эти рабочие-некрестьяне в весьма значительной мере потомки тех посессионных фабричных, о которых мне приходилось говорить в главе III первой части этой книги. Но действительная численность фабричного пролетариата, как сказано, далеко превосходит численность рабочих-некрестьян.
Чтобы вполне оценить значение приведенных данных, нужно иметь в виду, что наблюдения г. Дементьева относятся к 1884-1885 гг. С тех пор много воды утекло; машина сделала гигантские успехи, концентрация производства пошла вперед, мелкие полукустарные заведения совершенно отступили на задний план перед огромными механическими фабриками. Если в начале 80-х годов менее 1/5 фабричных рабочих уходило на полевые работы, то теперь, без сомнения, таких рабочих гораздо менее.
Впрочем, нельзя не согласиться26 с г. Авиловым11*, указавшим в интересной работе "К вопросу о связи с земледелием наших фабричных рабочих", что возвращение на полевые работы является еще недостаточным критерием для определения степени прочности связи фабричного рабочего с землей. Связь эта может выражаться действительно выражается самыми разнообразными способами: посылкой денег фабричного рабочего в деревню, содержанием семьи в деревне, наконец, возвращением в деревню в случае временной безработицы, болезни, увечья или старости. Не подлежит сомнению, что в этой форме связь с землей нашего фабричного рабочего в значительном большинстве случаев еще не порвалась и еще долго не порвется. Шульц-Геверниц установил, на основании изучения условий жизни рабочих на фабриках, любопытную схему, каким образом происходит разрывание связи с землей и превращение крестьянина, случайно работающего на фабрике, в настоящего фабричного пролетария. На первой стадии связь с землей еще очень велика. Фабричные рабочие (к этому типу принадлежат преимущественно мелкие фабрики, расположенные по деревням) не имеют особых спален и столовых на фабриках, спят, где попало, в самих рабочих помещениях и едят пищу, приносимую из дому. Контингент рабочих составляется из крестьян близких к фабрике деревень. Это еще в полном смысле слова мужики, исконные земледельцы, загнанные нуждой в не свойственную им и тягостную для них обстановку фабричной жизни, которую они покидают при первой возможности, чтобы вернуться к земле. На второй стадии связь с фабрикой уже интимнее, а с землей слабее. Рабочие живут в особых фабричных казармах, столуются артелями и нередко уходят с фабрик на полевые работы. Семья их остается в деревне, где, главным образом, сосредоточены их помыслы и симпатии. На третьей стадии и на фабрике начинает появляться семейная жизнь, рабочие начинают индивидуализироваться, оставлять артели, чтобы харчиться с женой; появляются семейные спальни. Но связь с деревней не прекращается окончательно - рабочие посылают деньги в деревню, имеют там свое хозяйство, нередко возвращаются на побывку домой, отсылают детей. Наконец, на четвертой стадии фабричный рабочий становится полным пролетарием, живущим постоянно при фабрике на наемной квартире или в фабричной каморке со всей своей семьей.
Все четыре стадии этого процесса существуют одновременно в различных фабриках и отраслях промышленности, причем чем крупнее фабрика и чем большую роль играет в ней применение машины, тем ближе она к четвертой стадии. Наиболее типичной для современного русского фабричного является, по-видимому, третья статья. В цитированной работе г. Шестакова имеются весьма интересные наблюдения по этому пункту.
На ситценабивной фабрике Цинделя в Москве, которую описывает г. Шестаков, в 1898 г. было 2 553 рабочих. Поименному опросу было подвергнуто 1417 мужчин. Оказалось, что 94,2% их - крестьяне (процент крестьян на фабрике Цинделя совпадает, таким образом, со средним для фабрик Московской губернии). 87% рабочих оказалось не старше 40 лет. На долю рабочих старше 45 лет приходилось лишь 6,8% рабочих. Очевидно, и на русских фабриках, как и на английских, рабочему старше 45 лет крайне трудно найти работу на фабрике27.
Из числа крестьян-рабочих на фабрике Цинделя безземельных было немного более 9%, но из числа последних немного менее половины (3,82% всего числа крестьян-рабочих) сохранили некоторую связь с деревней в форме владения в деревне избой или постройками.
Что касается крестьян-рабочих, имеющих наделы, то их связь с деревней еще не порвалась и выражается в том, что их семьи владеют землей в деревне и в большинстве случаев ведут земледельческое хозяйство. Но хозяйство это весьма жалкое. В среднем выводе рабочие, имевшие наделы в деревне, владели в ней на едока: 0,57 десятины земли, 1/7 лошади и не менее 1/7 коровы. 22,7% рабочих-крестьян, имевших надел, совсем не имело скота: ни коровы, ни лошади, 14,3% тех же рабочих не вело самостоятельного хозяйства и сдавало землю в аренду.
Общее число не ведущих самостоятельного сельского хозяйства (включая сюда некрестьян, безнадельных и сдающих наделы в аренду) равнялось 26,7% всего числа рабочих, причем некрестьян, как сказано, было 5,8%, безнадельных было 8,6%, а сдающих наделы в аренду - 12,3% всех рабочих. Никакой связи с деревней не имело 10,8% рабочих- некрестьян или крестьян, не имевших в деревне ни надела, ни построек. У 15,9% рабочих связь с деревней сохранилась в весьма ограниченном виде. Эти рабочие не вели самостоятельного сельского хозяйства, но владели в деревне постройками или землей. У остальных 73,3% рабочих связь с землей была гораздо сильнее: они были не только мелкими, вернее, ничтожными землевладельцами, но и, через посредство своих семей, земледельцами, хотя опять-таки, разумеется, в самых ничтожных размерах. Но личного участия в полевых работах огромное большинство фабричных рабочих не принимало; на полевые работы уходят только 12,6% рабочих-крестьян. Этот процент, отнесенный ко всему числу рабочих (крестьян и некрестьян), дает 11,9% рабочих, уходящих на полевые работы. Таким образом, мы получаем следующее статистическое выражение степени связи [в %] с землей рабочих на фабрике Цинделя:
Рабочие первой, довольно немногочисленной категории еще наполовину земледельцы; рабочие второй, наиболее многочисленной категории сами являются постоянными фабричными рабочими и не знают или отвыкли от земледельческого труда, но семьи их живут сельским хозяйством и земледельческие интересы сохраняют для них свое значение; рабочие третьей категории совершенно отстали от земледелия, но еще получают от него некоторые доходы (или расходы, если арендная плата не покрывает лежащих на земле повинностей) и владеют земельной собственностью; рабочие четвертой категории порвали и с сельским хозяйством и с землевладением, но сохраняют свой угол в деревне, где могут найти приют в случае нужды; наконец, последняя группа представляет уже пролетариев pur et simple12*.
По всей вероятности, данные на фабрике Цинделя типичны для московского района (подтверждением этого может служить близость процента крестьян на фабрике, процента рабочих, отцы которых работали на фабрике, и процента уходящих на полевые работы к установленным гг. Дементьевым и Эрисманом для более обширных фабричных районов Московской губернии). Если так, то следует признать, что связь с землей фабричного рабочего хотя и ослабевает, но все еще велика.
Эта связь является пока экономически необходимой, и поэтому она так упорно держится. Пока заработная плата нашего фабричного рабочего так ничтожна, что содержание семьи при фабрике для него невозможно, до тех пор связь с деревней не может не сохраняться. Но, с другой стороны, не подлежит ни малейшему сомнению, что эта связь является, в свою очередь, одной из причин, обусловливающих низкий уровень заработной платы нашего фабричного рабочего; на Западе фабрикант оплачивает все содержание рабочей семьи, у нас же благодаря связи рабочего с землей фабрикант оплачивает только часть расходов по содержанию семьи рабочего, а остальные покрываются самостоятельным хозяйством семьи рабочего.
Таким образом, "связь с землей" - и причина и следствие низкой заработной платы. Отсутствие строгой дифференциации между земледельческим и промышленным трудом составляет далее одну из могущественных причин невысокого уровня производительности труду русского рабочего, что, в свою очередь, является моментом, препятствующим повышению заработной платы. Содержание двух самостоятельных домашних хозяйств, - одно в деревне, другое - на фабрике, - представляется само по себе крупным экономическим злом для рабочего и источником многих лишних расходов, тяжело ложащихся на его скудный бюджет.
К этим экономическим не выгодам господствующего у наших фабричных рабочих строя домашнего хозяйства (отец на фабрике, а семья в деревне) прибавляются огромные неудобства чисто морального свойства. Только крайне низкий уровень потребностей и привычка все претерпевать позволяют русскому рабочему мириться с таким порядком вещей, при котором семейные узы почти лишаются морального содержания и превращаются в почти исключительно экономическую связь28. Чем более русский рабочий будет чувствовать себя человеком и чем менее безгласным рабочим скотом, тем тягостнее и невыносимее ему будет эта связь с деревней. Полный разрыв этой связи поэтому неизбежен, и чем скорее он произойдет, тем лучше. Но связь может порваться лишь тогда, когда заработная плата рабочего достаточно повысится, чтобы дать ему возможность содержать свою семью около себя.
По-видимому, получается такой безвыходный круг: для повышения заработной платы необходимо прекращение "связи с землей", а для прекращения "связи с землей" необходимо повышение заработной платы. Но это противоречние не неразрешимо. Оно, как и многие другие противоречия русской жизни, может и будет решено дальнейшим экономическим развитием России.
1* Дементьев Евстафий Михайлович (1850-1918), известный врач-общественник, исследователь санитарного состояния и условий жизни фабричных рабочих в Московской губернии в 1882-1884 гг. С 1891 г работал в фабричной инспекции в Петербурге. Один из основателей школ санитарных врачей, занимающихся промышленной санитарией.
2* Голубев А., писатель, автор статей "Пряжа и ткани из хлопчатой бумаги", "Шерстяные изделия", "Производство шелковых и парчевых тканей" и др. (Ист.: Историко-статистический обзор промышленности России СПб., 1886. Т. 2).
3* Каретникова Александра с семейством - мануфактурное товарищество. Бумагопрядильная, бумаготкацкая, ситценабивная и красильная фабрики во Владимирской губернии. Годовой доход - 5 065 655 руб. Число рабочих - 5166 человек. (Ист.: Список фабрик и заводов Российской Империи. СПб., 1912. Ч. 1. С. 5).
4* Посылин Степан, владелец механо-ткацкой и ситцеплаточной фабрики в г. Шуя Владимирской губернии. Вырабатывал суровые, средние и легкие ткани. Годовой доход - 1 708 337 руб. Число рабочих - 1170. (Ист.: Список фабрик и заводов Российской Империи. СПб., 1912. Ч. 1. С. 7).
5* Гандурины, Антон, Александр, Сергей Михайловичи. Ситценабивной и миткалеткацкий завод в Иваново-Вознесенске. Годовой доход - 1 536 000 руб. Число рабочих - 1216 человек. Вырабатывал отделочные и средние ткани. Гандурины - Н. и Л. Бумаготкацкая и ситцепечатная фабрика в Иваново-Вознесенске. Вырабатывала легкие и средние ткани. Годовой доход - 2 354 105 руб. Число рабочих - 948 человек. (Ист.: Список фабрик и заводов Российской Империи. СПб., 1912. Ч. I. С. 4.)
6* Терентьев М.И., - владелец бумаготкацкой, механической фабрики, основанной в 1866 г. в г. Шуя Владимирской губернии. Годовой доход - 4 100 000 руб. Число рабочих - 2289. (Ист.: Список фабрик и заводов Российской Империи. СПб., 1912. Ч. 1. С.9).
7* Небурчилов И.В. с сыновьями - мануфактурное тов-во. Бумаготкацкая и ситценабивная фабрика в г. Шуя Владимирской губернии. Годовой доход - 2 385 148 руб. Число рабочих - 1271. (Ист.: Список фабрик и заводов Российской Империи. СПб., 1912. Ч. 1. С. 6).
8* Куваевы, владельцы одной из крупнейших фирм Иваново-Вознесенска "Товарищество Куваевской ситценабивной мануфактуры", оборот которой в 90-х годах составлял свыше 5 млн. руб. Она возникла в 1817 г. в виде небольшой набивной мастерской, работа которой производилась членами семьи Куваева, а затем разрослась до крупного предприятия. В 1845 г. поставлена первая печатная машина с конным приводом, а в 1857 г. - первая паровая машина. К концу XIX в. на фабрике работало свыше 1500 рабочих, в 1909 г. - 2500 рабочих.
9* М.И. Туган-Барановский цитирует "знаменитую фразу" К. Маркса из предисловия к 1-му изданию 1-го тома "Капитала". Эта мысль в современном издании звучит следующим образом: "...мы, как и другие континентальные страны Западной Европы, страдаем не только от развития капиталистического производства, но и от недостатка его развития" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 9).
10* Энгельс Фридрих (28.11.1820-5.8.1895), друг и соратник К. Маркса, экономист, философ, социолог, деятель международного рабочего движения. Туган-Барановский ссылается на книгу Ф. Энгельса "Положение рабочего класса в Англии" (2-е изд. Лейпциг, 1892), представлявшую первый фундаментальный анализ положения и роли пролетариата в буржуазном обществе.
11* Авилов Б.В. (1874-?), социал-демократ с 90-х годов, в годы революции (1904-1905) - большевик. Сотрудник марксистских научных журналов "Научное обозрение", "Начало" и др. Соч.: О "новой" теории рынков // Научное обозрение. 1899. № 12. С. 2296-2308.
12* pur et simple - безусловный, простой (фр.).
13* Вересаев В. (Смидович В.В.) (1867-1945), известный русский писатель. По образованию и началу своей деятельности - врач. Литературная слава началась с опубликования повести "Без дороги", очерков "Записки врача". Рассказ "В сухом тумане", о котором упоминает М. Туган-Барановский, написан в 1899 г.
1 Голубев А. Пряжи и ткани из хлопчатой бумаги // Историко-статистический обзор промышленности России. СПб., 1882. С. 98.
2 Гарелин Я.П. Город Иваново-Вознесенск. Шуя, 1885. Ч. II. С. 100.
3 Там же. С. 70.
4 Эти данные извлечены из отчет* фабричного инспектора Владимирского округа (см. Песков П. Фабричный быт Владимирской губ. СПб., 1884).
5 Заработная плата присучалыцикам, сгваилыцикам, банкаброшницам, ленточницам, мотальщицам, трепальщикам взята из показаний Гарелииа (табл. 3), плата прочим рабочим по данным Бабурина (та же таблица).
6 По "Хлебопекарному промыслу в Москве". Для 1881-1883 гг. взята цена обыкновенной муки.
7 В 1-м издании вместо этой фразы: "Фабричные мастеровые - кузнецы и столяры - удержали в начале 80-х годов свой реальный заработок на той же высоте, как и в 50-х годах; их заработок, быть может, даже возрос". - Ред.
8 Песков П. Указ. соч. С. 81.
9 В 1-м издании после этого напечатано: "Поэтому для сравнения приходится взять те роды труда, относительно которых таковые данные имеются, - суконное производство. Но и тут материал, которым я располагаю, крайне ничтожен. Я должен ограничиться сравнением изменения заработай платы на двух фабриках, о которых мне уже приходилось говорить выше, а именно: по фабрикам Рыбникова (Чудинской) и Бабкиных (Купавинской).
Пуд ржаной муки за 1-831—1835 гг. стоил а Москве 1 руб. 93 коп. (ассигнациями), за 1881-1883 гг. - 1 руб. 25 коп. Цснв хлеба понизилась на 36%. Понижение денежной заработной платы (не нужно упускать из виду, что для 1834 г. цены выражены в ассигнациях) было в общем значительнее падения цены хлеба. При этом необходимо принять во внимание, что для 1834 г. на Чудинской фабрикее показана плата рабочим”. - Ред.
10 В 1-м издании: "гл. V". - Ред.
11 Фабричный быт Московской губ. С. 110-111.
12 Дементьев Е. Фабрика, что она дает населению и что она у него берет. М., 1897.
13 Промышленные кризисы в современной Англии. СПб., 1894. С. 67-68.
14 Это признает и Энгельс10* в предисловии ко второму изданию своей известной книги "Die Lag* der arbeltenden Klaue in England".
15 Отрывок со слов "Этот вывод” до слов "почти вдвое" (стр. 359) в первом издании отсутствует. - Ред.
16 Шестаков. Указ. соч. С. 3.
17 Там же.
18 Брандт Б.Ф. Иностранные капиталы. Их влияние на экономическое развитие страны. СПб., 1899. Ч. 2. С. 264, 252.
19 Дементьев Е. Указ. соч. Предисловие к первому изданию.
20 Там же. Предисловие ко второму изданию.
21 Дементьев Е. Указ. соч. С. 4-11, 26.
22 Там же. С. 36-37.
23 Там же. С. 46.
24 Сборник статистических сведений по Московской губернии. Санитарный отдел М., 1890. Т. IV. Ч. 1. С. 289.
25 Там же. Т. III. Разд. XI.
26 Отрывок со слов "Впрочем нельзя не согласиться" до конца главы заменяет конец главы в 1-м издании, который мы приводим: "Обособление фабричных рабочих как особого общественного класса, не имеющего ничего общего с земледельческим классом, подвинулось теперь гораздо дальше, чем во время обследования г. Дементьева. И потом выводы этого автора, чтобы соответствовать современном положению дела, должны быть усилены - то, что только создавалось 15 лет тому назад, теперь стало совершившимся фактом - мы имеем многочисленный фабричный пролетариат, только номинально принадлежащий к крестьянскому классу, только номинально обладающий земельной собственностью, в действительности же столь же мало обеспеченный в своем существовании и столь же далекий от земли, как и фабричный пролетариат Западной Европы". - Ред.
27 См. мою кн.: Промышленные кризисы: Очерк из социальной истории Англии. СПб., 1900. Заключение.
28 В небольшом очерке г. Вересаев13* "В сухом тумане" талантливо изображены неразрешимые конфликты, которые возникают па этой почве.
<< Назад Вперёд>>
