Глава пятая1. Дореформенное фабричное законодательство
Волнонаемные рабочие в начале XIX века составляли около половины всех фабричных рабочих, а во второй четверти этого века число их должно было сильно увеличиться. Несмотря на это, юридическое положение вольнонаемных рабочих, вплоть до 30-х годов, оставалось крайне неопределенным. Как мы видели, в прошлом столетии фабрика была местом пристанища по преимуществу беглых крестьян и разного сброда, не находившего себе другого заработка. В XIX веке крестьяне по-прежнему составляли главный контингент фабричных рабочих, - летом они возвращались в деревню, а зимой работали на фабрике. Хотя в это время приискание рабочих для фабрик и не представляло таких непреодолимых трудностей, как в XVIII столетии, тем не менее одним из существенных тормозов развития нашей фабрики было отсутствие подготовленного рабочего персонала.
Известно, что уже с начала этого столетия наше правительство начинает стремиться к уничтожению крепостного права. Учитель великих князей Константина и Николая Павловича, известный экономист Шторх, прямо заявлял в своем известном курсе политической экономии, что "если, несмотря на все поощрения промышленности в течение полутора столетий, она до сих пор сделала так мало успехов, то виной является преимущественно рабство. Вот основная причина, задерживающая рост русской промышленности... В промышленности превосходство свободного рабочего над рабом еще более очевидно, чем в земледелии"2.
Признавая необходимость распространения вольнонаемной работы на фабриках, правительство попыталось в 1811 г. помочь затруднениям фабрикантов в приискании свободных рабочих путем создания особого сословия3 фабричных рабочих. С этой целью министерство внутренних дел выработало интересный проект "Положение об учреждении особого состояния свободных мастеров", который рассматривался в Государственном совете, но не получил силы закона.
Проект этот интересен тем, что он характеризует отношение правительства к вопросу о вольнонаемных фабричных рабочих. Сословие свободных мастеров должно составиться, согласно проекту, из свободных людей, обучившихся какому-либо мастерству (§ 1 проекта), причем чернорабочие не могут входить в состав этого сословия. Свободные мастеровые пользуются некоторыми привилегиями (дома их освобождаются от налогов, городских повинностей и пр., §§ 10-12), но вместе с тем они находятся в полной зависимости от фабрикантов; им выдаются паспорта лишь по предъявлении от тех фабрикантов, у которых они работали раньше, особых аттестатов, свидетельствующих об их искусстве и поведении на фабрике (§§ 15-17)4.
Этот пункт достаточно характерен. Проект, как сказано, не имел успеха, и вопрос об отношениях рабочих к фабрикантам оставался, говоря канцелярским языком, "неупорядоченным". Эта "неупорядоченность" была крайне неудобна для фабрикантов. Главным предметом жалоб фабрикантов было то, что крепостные крестьяне, нанимавшиеся на известный срок на фабрики, сплошь и рядом покидали работу до срока под предлогом приказания своего помещика вернуться в деревню. С.-Петербургская мануфактурная выставка 1829 г., на которую собралось много фабрикантов, дала повод московским и владимирским фабрикантам обратиться с жалобой по этому поводу к министру финансов. Министр запросил мануфактурный совет, который признал, что, пока помещикам не будет запрещено требовать до истечения срока паспорта своих крестьян обратно в деревню, "до тех пор все меры, предпринимаемые к отвращению сего неудобства, будут недействительны".
Тем не менее, так как ограничение власти помещика затрагивало интересы дворянского сословия, правительство действовало с крайней осторожностью и не принимало решительных мер для удовлетворения желания фабрикантов. Фабриканты продолжали жаловаться на самовольные отлучки рабочих5. Из сообщения московского генерал-губернатора князя Голицына от 1832 г. видно, что на московских фабриках как хозяева, так и рабочие "подавали беспрестанные жалобы друг на друга местному начальству”. Так как рабочие работали на фабриках без письменных условий, то местные власти были поставлены в крайнее затруднение при разборе этих жалоб. Ввиду этого князь Голицын предложил московскому отделению мануфактурного совета обсудить выработанный им проект мер для прекращения взаимных жалоб хозяев и рабочих.
Этот проект представляет большой интерес. В нем ярко отразилось то отношение к рабочему вопросу министерства внутренних дел, о котором я только что говорил6. В проекте князя Голицына хотя и удовлетворяется желание фабрикантов, чтобы помещик не имел права требовать к себе крепостного, работающего на фабрике, до истечения срока паспорта (§ 1), но вместе с тем предъявляется целый ряд требований к фабрикантам, которые должны были очень не понравиться последним. Так, владельцам фабрик поставляется в непременную обязанность завести особые книги для записывания как условий найма рабочих, так и всех расчетов с последними; рабочие должны получать особые "рядные листы” - выписки из книги (§ 2). Смысл этого требования разъясняется следующим параграфом. "Меры, поставленные в предыдущих статьях, тем более нужны, что частые жалобы рабочих на хозяев и обратно большей частью происходят от беспорядка в ведении счетов на заведениях и несправедливостей самих хозяев. А у аккуратных и честных хозяев и ныне рабочие весьма редко входят к начальству с жалобами” (§ 4). В случае несоблюдения фабрикантом § 2, полиция рассчитывает рабочего и удовлетворяет его по его собственным показаниям (§ 3). В каждом заведении должно быть вывешено на стене печатное или письменное объявление, "каким обязанностям подвергается рабочий при вступлении на фабрику” (§ 5). "Прекращение перехода рабочих от одного хозяина к другому, без расчета, предоставляется предусмотрительности самих хозяев, которые имеют для того все средства” (§6). Весь проект состоял из семи параграфов (§ 7 имеет чисто формальный характер и не представляет интереса)7.
Таков был проект князя Голицына — проект, нужно признаться, довольно необыкновенный. Голицын препроводил его в московское отделение мануфактурного совета для обсуждения.
Как и следовало ожидать, большинство членов отделения из представителей купечества энергично высказывалось против всех параграфов проекта, кроме первого. Особенно возражали против §§ 3, 4 и 5. Так, относительно § 4 четверо представителей купечества, Куманин, Урусов, Веретенников и Бесс, объяснили, что по известности нм лиц, имеющих мануфактурные заведения, не было нм даже случая узнать, чтобы мастеровые приносили жалобы на неверный расчет". По поводу § 5 те же члены находили, что "государство и промышленность более приобретают пользы, когда фабриканты будут более трудиться для самого дела. Достигнувший желаемых успехов по делам своим сам, произвольно, введет лучший порядок, не по нужде". Вообще же, все отделение в совокупности пришло к заключению, что "исполнение предположенных мер... не принесет фабрикантам той пользы, которую имело в виду начальство, и затруднит мелкие фабрики, которые составляют значительную промышленность".
Более резкому осуждению подвергся проект Голицына со стороны членов С.-Петербургского мануфактурного совета. Так, член совета Метлев признал § 4 "прямо оскорбительным для почтенного сословия хозяев мануфактур".
Таким образом, купечество и фабриканты, в лице своих представителей (мануфактурного совета и московского отделения совета), выступили против проекта князя Голицына. Судьба этого проекта очень поучительна. Мануфактурный совет, по предложению министра финансов, пересмотрел этот проект, исправил его в желательном для фабрикантов смысле, и в этом виде проект был представлен в Государственный совет и высочайше утвержден 24 мая 1835 г.
Таким образом возникло "Положение об отношениях между хозяевами фабричных заведений и рабочими людьми, поступающими на оные по найму". Положение это было первым нашим фабричным законом, регулировавшим отношения хозяев фабрик к их вольнонаемным рабочим. Оно состоит из 10 статей. Всем лицам податного состояния предоставлено право наниматься на фабрику по получении узаконенного паспорта на срок не свыше срока паспорта (ст. 1). До истечения договорного срока рабочий не имеет права оставлять работу или требовать прибавки задельной платы; точно так же начальство, выдавшее паспорт, или владелец не имеют права требовать обратно рабочего до истечения срока договора (ст. 2). Хозяину же предоставляется право отпустить рабочего и до срока договора "по причине невыполнения им обязанностей или дурного поведения", причем хозяин должен объявить рабочему об увольнении за две недели (ст. 3). Хозяевам предоставлено на их усмотрение заключать при найме рабочего письменные условия или выдавать им особые расчетные листы. Во всяком случае, они обязаны иметь особую книгу для записывания расчетов с рабочими (ст. 5). Правила о порядке, который должен быть соблюдаем на фабрике, должны быть вывешены в ней (ст. 6). При разборе споров между хозяевами фабрик и рабочими принимаются в основание означенные правила для фабрик, расчетные листы и книги (ст. 7)8.
Это положение первоначально было введено в действие только в С.-Петербурге и Москве, но затем его действие было распространено на большинство промышленных губерний России. Если сравнить его с первоначальным проектом Голицына, то легко заметить, что интересы фабрикантов получили решительный перевес. По закону 1835 г., рабочий лишается права оставлять хозяина до срока договора, даже если хозяин и не исполняет своих обязанностей по отношению к рабочему, а хозяину предоставляется во всякое время удалить рабочего не только за неисполнение обязанностей, но даже и за "дурное поведение". От хозяина требуется, чтобы он имел расчетную книгу, но выдача расчетных листов или заключение письменных условий с рабочими для него не обязательны. Требование расчетной книги так же, как и требование вывешивания правил о порядке работ на фабрике, очевидно, должны были остаться мертвой буквой, так как за несоблюдение этих статей закона хозяину не грозило никакое наказание и в законе не указывалось, чем должны руководствоваться власти при разборе жалоб рабочих на хозяев, если у последних не имеется расчетных книг и правил. Зато закон 1835 г. совершенно обеспечил фабриканта от преждевременного ухода рабочего по вызову его владельца или власти, выдавшей паспорт, - и, таким образом, главное требование фабриканта было вполне удовлетворено.
Таков был первый шаг нашего правительства в области фабричного законодательства. Мы видим, что этот шаг был вызван взаимными жалобами фабрикантов и рабочих друг на друга. Жалобы и недовольство рабочих не прекращались и после издания закона 1835 г., - что и понятно, ибо закон этот отнюдь не устранил поводов к жалобам. Ввиду этого министр финансов Канкрин, в конце 1835 г., представил всеподданнейшую записку Николаю Павловичу по вопросу о мерах к улучшению состояния рабочих на фабриках. Эта записка начиналась следующими словами: "Ваше императорское величество неоднократно изволили отзываться, сколь желательно дать лучшее направление нравственному образованию рабочего класса людей на фабриках и оградить их, вместе с тем, от своевольного иногда обращения хозяев, не ослабляя, впрочем, власти их, необходимой для порядка и благоустройства заведений". С этой целью Канкрин предлагает в своей записке предложить московскому отделению мануфактурного совета внушить московским фабрикантам, чтобы они приняли меры к улучшению условий работы на фабриках9. Никаких определенных требований к фабрикантам не предъявлялось, но Канкрин до такой степени опасался вызвать неудовольствие фабрикантов, что в своей записке он с особенным ударением говорит о том, что "внушения сии члены московского отделения мануфактурного совета обязаны производить с кротостью и нужной осторожностью, дабы не возбудить в работниках преждевременных притязаний и духа неповинования и ропота". Записка заканчивается следующими, довольно-таки наивными словами: "Министр финансов остается в приятной уверенности, что все фабриканты, зная волю своего государя и чувствуя сами благодетельную цель сих распоряжений, употребляет все усилия соответствовать сим высочайшим предположениям"10.
На этой записке император Николай2* сделал собственноручную надпись: "Прекрасная мысль; стоит повсеместного введения". Как же исполнили фабриканты "волю своего государя"? Оправдалась ли уверенность министра финансов?
Записка Канкрина поступила прежде всего на обсуждение московского отделения мануфактурного совета. Отделение решительно высказалось против того пункта записки, по которому фабрикантам предлагается не оставлять рабочих ночевать на фабриках. По словам отделения, на всех московских фабриках, кроме очень немногих, рабочие ночуют в самих рабочих помещениях, и, по мнению отделения, это только полезно для рабочих, так как "наблюдение за чистотою воздуха в мастерских комнатах, где каждый рабочий отделен от другого станом, столом или другим каким-либо снарядом, гораздо легче, чем в особых казармах, где воздух от массы людей неминуемо должен портиться11.
Тем не менее московское отделение, во исполнение высочайшей воли, выбрало трех своих членов для обозрения фабрик... и этим ограничило свою деятельность. Через 4 года председатель отделения запрашивает министра финансов, "следует ли отделению привести в исполнение предпринятые им прежде меры, или все сие оставить в настоящем положении". Все осталось по-старому. Наконец уже в 1844 г. новый председатель отделения, барон Мейендорф, сообщает министру финансов (уже не Канкрину, а его преемнику, Вронченко), что "в результате двухлетних его усилий не более 20 самых благонамеренных в Москве фабрикантов последовали внушениям отделения, приняв, по возможности, к исполнению высочайшую волю. Действия мои в сем деле всегда были самые осторожные. При личном обозрении фабрик первою обязанностью вменяю себе внушать фабричным повиновение хозяевам". Меры, принятые Мейендорфом, удостоились полного одобрения Вронченко, еще раз рекомендовавшего "действовать с крайней осторожностью, в предупреждение как неудовольствия фабрикантов, так и притязаний рабочих, которые по необразованности и неразумению могут придать положительному вмешательству ложный толк".
В нашей экономической литературе, обыкновенно, начинают историю фабричного законодательства, регулирующего работу на фабриках и продолжительность рабочего дня, с закона 1882 г. Однако первый закон о малолетних рабочих вышел гораздо ранее - еще в николаевскую эпоху, - в 1845 г. Правда, когда в 1840 г. английский посол обратился к русскому правительству с официальным запросом - какие существуют в России постановления относительно занятий на фабриках детей, наше правительство отвечало на этот вопрос следующей уклончивой фразой: "Как в России производство фабричное еще не приняло весьма большого развития, то на наших заведениях еще не очень много работающих детей, и в положительных законах о мере работы и других обстоятельств еще не было настоятельной надобности"12.
Однако необходимость в таких законах почувствовалась очень скоро. В 1844 г. на огромной Вознесенской бумагопрядильне в Дмитровском уезде, недалеко от Москвы, произошли очень крупные волнения рабочих, потребовавшие вмешательства вооруженной силы. Волнения эти вызвали особое правительственное расследование, обнаружившее, что все московские фабрики широко пользовались детским трудом. На 23 московских бумагопрядильнях работало 2100 детей; работа на всех этих фабриках шла круглые сутки - днем и ночью, причем ночью работали как взрослые, так и дети. Обнаруженные факты крайнего злоупотребления детской работой повели к изданию 7 августа 1845 г. высочайше утвержденного положения комитета министров, запретившего ночную работу на фабриках малолетним до 12-летнего возраста13.
Судьба этого закона была очень странная. Никаких карательных мер за нарушение его определено не было, правила надзора за исполнением его также не были указаны. Неудивительно поэтому, что закон никакого практического значения не имел; но странно, что он совсем не попал в "Свод законов" и был необыкновенно скоро совершенно забыт: правительственные комиссии 60-х годов и последующие, разрабатывавшие вопрос о запрещении ночной работы малолетних, и не вспоминают об этом законе, как будто бы его совсем не было. Также не нашел я указания на этот закон в книгах и статьях, посвященных истории нашего фабричного законодательства. Его нет в "Систематическом указателе русских фабричных законов", изданном в 1886 г. комиссией, учрежденной московским генерал-губернатором. По-видимому, хотя закон этот не был отменен последующими законоположениями, он никогда не соблюдался на практике и был совершенно неизвестен правительственной власти в период выработки новейшего фабричного законодательства. Закон этот остался погребенным в "Полном собрании законов Российской империи", пока я не извлек его из мрака забвения в первом издании настоящей работы.
В том же 184514 году были изданы другие постановления, близко касавшиеся фабричных рабочих и имевших вполне реальное практическое значение. Я имею в виду некоторые статьи "Уложения о наказаниях" 1845 г. (мне уже случалось о них упоминать), значительно усиливших наказание за рабочие волнения. По ст. 1791 нового Уложения, в "случае явного неповинования фабричных и заводских людей владельцу или управляющему заводом, оказанного целой артелью или толпой, виновные подвергаются наказаниям, определенным за восстание против властей, правительством установленных" (т.е. от ареста до каторжной работы). Ст. 1792 того же Уложения впервые установила у нас наказание за стачки рабочих (зачинщики - аресту от трех недель до трех месяцев, прочие - от семи дней до трех недель).
Комиссия, составившая проект нового "Уложения о наказаниях" делает относительно статьи 1792 (по проекту ст. 1731) следующее лаконическое, но весьма выразительное, замечание: "Постановление сей статьи заимствовано из законодательства иностранного. Необходимость или, по крайней мере, пользу оного, кажется, не нужно доказывать. Взыскание здесь полагается довольно умеренное, потому что умышленное или приводимое в действие принуждение хозяев не соединено с буйством"15. Когда же следует буйство, то рабочие подвергаются наказанию по предыдущей статье, т.е. вплоть до каторжных работ.
Введение этих двух статей в "Уложение о наказаниях" весьма характерно: уже из одного факта крайней строгости наказания по ст. 1791 можно было бы с уверенностью заключить, что рабочие волнения были нередким явлением в николаевской России и внушали большие опасения правящим сферам. И, действительно, как мы видели, 30-е и 40-е годы отличаются частыми волнениями фабричных рабочих, возникавшими, главным образом, на почве принудительных отношений рабочих к хозяевам посессионных и вотчинных фабрик. Правительство Николая I привыкло видеть в фабричных рабочих крайне неблагонадежную в политическом смысле общественную группу, которую можно держать в порядке лишь мерами строгости.
Я говорил выше о жалобах рабочих, подавших повод Голицыну составить своей проект. В конце сороковых годов жалобы стали особенно часты. Поводы к ним, по словам мануфактурного совета, были следующие: 1) платеж со стороны некоторых фабрикантов рабочим не деньгами, но фабричными изделиями; 2) негодность харчей; 3) штрафы и разные произвольные вычеты из заработной платы (за станы, снаряды, свечи, ретирадные места, чистку мостовой и пр.)16. Под влиянием этих жалоб, московский генерал губернатор, князь Щербатов, составил в 1847 г. проект расчетной тетради по найму рабочих и письменного условия, которое рабочие обязательно должны были заключить с хозяином. Хотя по этому проекту почти за всякое действие рабочего, неприятное хозяину, грозило "наказание в полиции", тем не менее мануфактурный совет, на рассмотрение которого поступил проект, высказался против него: требование письменных условий определенной формы совет признавал крайне стеснительным для фабрикантов.
Между тем наступил знаменательный 1848 год. Хотя Россия осталась совершенно незатронутой революционным движением, тем не менее правительственные сферы стали относиться с крайней подозрительностью ко всему, что так или иначе казалось опасным в
политическом отношении.
Уже с 30-х годов в наших правительственных сферах появляется мысль, что фабричные рабочие являются элементом, внушающим опасения с политической точки зрения; отсюда, естественно, получался вывод, что увеличение числа фабрик, особенно в столицах, отнюдь не желательно. Министерство финансов было, однако, другого мнения. "В Западной Европе, - читаем во всеподданнейшей записке Канкрина императору Николаю, от 1 ноября 1834 г., - в рабочих вкоренился и усиливается дух неудовольствия, отчасти и наклонность к внезапным порывам... Так, мы видим, что Лион, принеся великие пожертвования для монархии, в последнее время совсем переменился и сделался городом совсем беспокойным... Мы видели в Англии известные возмущения в Бирмингаме и других фабричных городах, особливо при том сосредоточии в немногих руках сельской собственности, существующем в сем государстве. Наконец, от сего же происходит примечаемый во многих местах дух коалиции рабочих... У нас, однако, положение дела в сем отношении совсем другое, ибо работники на городских фабриках почти исключительно состоят из приходящих крестьян или имеют у себя дома хлебопашество... и при остановке работ возвращаются домой... Обстоятельство сие доказывает, что умножение у нас фабрик гораздо выгоднее и безопаснее, нежели в других государствах, что хозяева фабрики, с одной стороны, не могут иметь столько влияния на своих рабочих, а с другой стороны, сии последние не составляют опасного целого; первые же по собственному интересу привязаны везде к существующему порядку. Посему нет причины противодействовать у нас сосредоточию фабрик"17.
Но взгляды министерства финансов разделялись далеко не всеми. В 1848 г., когда правительство Николая I было встревожено революционным движением за границей, вопрос о политической опасности скопления фабричных рабочих в Москве выдвинулся на первый план. Московский генерал-губернатор гр. Закревский представил по этому вопросу обширную записку государю. "Большая часть московских фабрик, - говорит Закревский в этой записке, - устроена самовольно, без надлежащего дозволения со стороны начальства... Кроме 36 тысяч фабричных, в Москве считается временных цеховых, вольноотпущенников и дворовых 37 тысяч человек. Все эти люди состоят в знакомстве, приязни и даже родстве с фабричными людьми. Для охранения тишины и благоденствия, коими в настоящее время наслаждается одна Россия, правительство не должно допускать скопления бездомных и безнравственных людей, которые легко пристают к каждому движению, нарушающему общественное или частное спокойствие". Ввиду этого Закревский, ссылаясь на одну старинную статью закона18, полагал нужным совершенно запретить устройство в Москве новых фабрик и заводов, а уже существующим заведениям не дозволять расширения производства - увеличения числа станов, печей и рабочих.
Записка Закревского удостоилась высочайшего одобрения, и Николай сделал на ней собственноручную надпись: "Весьма важно, сообразить в комитете министров". Таким образом, по совершенно особым мотивам, наше правительство было готово отступить от своей традиционной политики: поддержания крупного производства и перейти к мерам не "умножения", а "сокращения" числа фабрик. Проект Закревского, естественно, вызвал крайнее смятение среди московских фабрикантов. Министерство финансов энергично выступило на защиту фабрикантов, приводя прежний аргумент, что наши фабричные рабочие благодаря своей связи с деревней не составляют особого рабочего класса, и потому увеличение числа их в Москве не угрожает опасностью государственному строю19. Проект Закревского послужил поводом к изданию 28 июня 1849 г. закона, долженствовавшего затруднить устройство в Москве новых фабрик, но оставшегося, подобно предшествовавшим, мертвой буквой20.
Не менее радикально Закревский действовал и в рабочем вопросе. В 1849 г. он выработал новый проект правил для фабричных рабочих.
Наиболее существенны в проекте Закревского следующие пункты. Хозяевам фабрик разрешается принимать рабочих не иначе, как по особым билетам, выдаваемым местным начальством или вотчинными правлениями (ст. 1). В билетах должно быть указано, кто будет получать плату, - сам рабочий или же глава семейства, волостное или вотчинное начальство (ст. 2). Плата рабочим должна производиться деньгами, а не товаром (ст. 5). В случае каких-либо непослушаний, рабочие должны быть отсылаемы для наказания при полиции (ст. 7). Вход фабричным рабочим в трактиры, рестораны и харчевни запрещается (ст. 9). Полиция должна смотреть за немедленным удалением из города всех рабочих, отпускаемых в деревню (ст. 10).
Самым важным в этом проекте было то, что рабочий мог поступать на фабрику только с особого разрешения начальства или помещика, а платеж заработанных им денег мог производиться не самому рабочему, а главе семейства или лицам, выдавшим такое разрешение.
Мануфактурный совет высказался против проекта Закревского еще резче, чем против проектов его предшественников. Все предположения Закревского совет признал излишними "и даже вредными". Ст. 1 проекта, по мнению совета, поведет к тому, что "теперь работник ищет хозяина, а тогда хозяин будет искать работника". Против ст. 5 совет возражает: "Возникает вопрос, добровольно или с принуждением принимают рабочие товар вместо денег? Если добровольно, то нет причины препятствовать частной сделке, если же недобровольно, то никто не запрещает рабочим приносить жалобу, куда следует". Очень скептически отнесся совет и к стремлению Закревского поднять нравственность рабочих полицейскими мерами. "В вопросе об улучшении нравственности народной нельзя ожидать успеха от нескольких параграфов полицейского постановления. Этим предметом уже занимались правительства других государств, но, к сожалению, большая часть усилий оставалась не только бесплодными, но... более служила к стеснению рабочего класса людей, нежели к улучшению их нравственности". В конце же совет высказывается совершенно в духе западноевропейской буржуазии, что "ограждение обоюдных прав фабриканта и его работников зависит не столько от постановлений, сколько от личных интересов каждой стороны; полицейское же посредничество едва ли может иметь желаемый успех"21.
Министерство финансов приняло сторону совета и признало проект Закревского неудовлетворительным, в особенности по двум первым пунктам, ссылаясь на то, что рабочие сопротивляются уплате заработанных ими денег третьим лицам. Дело затянулось, и проект Закревского не получил законодательного утверждения.
Оппозиция мануфактурного совета - органа, представлявшего интересы фабрикантов, - и на этот раз оказалась достаточно сильна, чтобы затормозить исполнение проектов московского генерал-губернатора. Изложенная нами история проектов Голицына, Щербатова и Закревского очень характерна. Наше фабричное законодательство создавалось не совсем так, как в Западной Европе (при развитии его у нас особенно видную роль играли политические и полицейские соображения), но в одном отношении замечается полное сходство: в упорной оппозиции большинства фабрикантов всякому вмешательству правительства в фабричные порядки. Эта оппозиция в России была даже успешнее, чем, например, в Англии - классической стране господства буржуазии, так как в английском парламенте уже в 1847 г. прошел закон с 10-часовом рабочем дне, а в дореформенной России законодательства, регулирующего труд на фабриках, можно сказать, не существовало (закон 1845 г. остался, по отсутствию надзора, мертвой буквой).
Я сказал, что в конце 40-х годов, под влиянием политических мотивов (опасность скопления в столицах фабричных рабочих), в высших правительственных сферах появилось течение, крайне неблагоприятное для наших фабрик вообще. Самым влиятельным представителем этого течения был вышеназванный московский генерал-губернатор граф Закревский. Потерпев неудачу в своих законодательных проектах, направленных к регулированию условий фабричного труда, Закревский собственной властью установил правила для рабочих в Москве в образец расчетной тетради. На этих правилах нельзя не остановиться, - до такой степени они типичны по своему бюрократически-полицейскому характеру, совершенно игнорирующему человеческую личность рабочих и, вместе с тем, мало считающемуся с интересами хозяев.
Прежде всего, правила эти строжайшим образом регулируют всю жизнь рабочего. Рабочие в праздничные дни не имеют права отлучаться из своих квартир (если они помещаются в фабричном здании) позже известного часа (пункт "г"). Им запрещается принимать у себя на квартире знакомых и родных "ни для ночлега, ни в какое время, которое превосходит краткость обыкновенного свидания (пункт е ). Точно так же рабочим запрещено "хранение чужого имущества, денег и пр." (пункт "ж"). Далее, рабочим не дозволяется курить сигары и папиросы ни во время работ, ни в застольных помещениях и на дворе фабрики"; не дозволяется "заводить кулачные бои и всякого рода вредные для других игры и шутки, игру в орлянку и в карты на деньги" и даже не дозволяется "употребление бранных и неприличных слов, под опасением взыскания, в пользу доказчика, пятидесяти копеек серебром и наказания исправительного со стороны полиции" (пункт "з"). По воскресеньям и праздничным дням рабочие должны ходить в церковь, под опасением штрафа в пользу доказчика 5 коп. серебром (пункт "и").
Вместе с тем, правила Закревского стесняли и фабрикантов. Хозяину запрещалось нанимать рабочих, даже поденных, иначе, как по паспортам. Хозяевам запрещалось выдавать вперед денег рабочим более 10 руб. сер. (пункт "а") (очевидно из опасения, чтобы рабочий не был в неоплатном долгу у фабриканта). Хозяин обязывался отпускать свежие харчи, хорошего качества - "в противном случае фабричные и мастеровые имеют право принести жалобу местному начальству, которое подвергает хозяина ответственности по своему усмотрению" (пункт "о"). Хозяевам запрещалось делать вычеты из рабочей платы на некоторые расходы и работы по содержанию фабрики (пункт "р"). Запрещалась также выдача платы не деньгами, а товаром. Хозяева обязаны были выдавать нанимаемым рабочим расчетные тетради установленного Закревским образца, в которых были напечатаны утвержденные им правила22.
Как ни чужды нашему времени правила Закревского, они отнюдь не представляли собой курьеза, имеющего лишь исторический интерес. Еще в 80-х годах некоторые из эти правил признавались имеющим силу на иных московских фабриках. Проф. Янжул3*, в своем отчете фабричного инспектора за 1882-1883 гг., отмечает, например, что правило об обязательном посещении рабочими воскресной и праздничной церковной службы, под угрозой штрафа в пользу доносчика, вывешено на стенах многих фабрик23.
Для повсеместного распространения этих правил Закревский представил их в министерство финансов; отсюда они поступили на рассмотрение мануфактурного совета - органа петербургских фабрикантов. Совет энергично высказался против многих пунктов этих правил; требование найма поденных рабочих по паспортам совет находил стеснительным и неисполнимым.
Далее, по мнению совета, "по необразованности рабочего класса, невозможно удержать рабочих от произнесения бранных слов, без всякого, впрочем, намерения браниться, и если бы за каждое такое слово с них взыскивался штраф, то у иных вышла бы на это вся задельная плата; следственно, статью эту невозможно было бы приводить в исполнение... Во-вторых, совет не может согласиться на установление взысканий в пользу доказчика, находя, что это может поселить дух ябеды между рабочими".
Точно так же совет представил возражения и против взысканий с рабочих за нехождение в церковь, а также против другой курьезной статьи Закревского - "Совет не усматривает основания воспрещать рабочим принимать на сбережение вещи своих родных или знакомых... почему совет полагает статью сию исключить".
Представляя интересы фабрикантов, совет высказался и против запрещения платы рабочим товаром, а не деньгами, равно как и против ограничения 10 руб. сер. денег, вперед выдаваемых фабрикантом рабочему. Точно так же совет признал нужным изменить статью закона, по которой хозяину предоставляется право уволить рабочего до срока договора, с предупреждением рабочего за две недели до увольнения. Вместо этого совет предлагал предоставить хозяевам право увольнять рабочих "по причине невыполнения ими своих обязанностей или за дурное поведение", до срока договора без всякого предупреждения24.
Переработанные в таком смысле правила Закревского несколько теряли свой чрезмерно полицейский характер и в то же время не затрагивали интересов фабрикантов, представителем которых являлся мануфактурный совет. Совет министра финансов одобрил исправления мануфактурного совета. Сам Закревский, когда ему были сообщены замечания мануфактурного совета, соглашался с теми изменениями, которые имели в виду ограждение интересов хозяев, - с предоставлением хозяевам права немедленного увольнения рабочих до срока договора без всякого предупреждения, с изменением редакции статей относительно неплатежа рабочим товаром и невыдачи им вперед заработной платы в размере более 10 руб. сер. Зато он категорически отказался от изменения в своем проекте статей чисто полицейского характера - особенно относительно найма рабочих ишь по предъявлении паспорта.
Переработанные министерством финансов правила Закревского поступили в 1854 г. на рассмотрение Государственного совета, но ввиду военного времени утверждены не были. Этой неудачной попыткой законодательного регулирования отношений фабрикантов к рабочим и заканчивается николаевская эпоха.
1* Граф Шефтсбери Антони Купер, лорд Эшли (1801-1885), английский политический деятель, в 40-х годах в парламенте возглавлял группу тори-филантропов, с 1847 г. - в партии вигов.
2* Имеется в виду Николай I, российский Император 1825-1855 гг.
3* Янжул Иван Иванович (2.6.1846-31.10.1914), русский экономист и статистик. М.И. Туган-Барановский относил И.И. Янжула "к особо строгим последователям исторической школы". Профессор кафедры финансового права Московского университета (1876-1898). Действительный член Петербургской АН (1895). Янжул впервые отметил процессы концентрации русской промышленности, ему принадлежит одно из первых исследований капиталистических монополий; исследовал вопросы экономического положения рабочего класса России, подчеркивал пагубность отсутствия рабочего законодательства. В 1882 г., оставаясь профессором Московского университета, по поручению министра финансов Н.Х. Бунге занял должность фабричного инспектора Московского округа. Им были опубликованы ценные материалы о положении рабочих на московских фабриках, насыщенные конкретными фактами отчеты, на которые ссылается М.И. Туган-Барановский. Инспекторские отчеты выявили многие злоупотребления, в связи с чем И.И. Янжулу в 1887 г. пришлось выйти в отставку. Сторонник "государственного социализма". Примыкал к исторической школе в политической экономии.
Основные труды: Английская свободная торговля: Исторический очерк развития идей свободной конкуренции и начал свободного вмешательства. М., 1876-1882. Вып. 1, 2; Фабричный быт Московской губернии: Отчет за 1882/83 г. фабричного инспектора над занятиями малолетних рабочих Московского округа. СПб., 1884; Основные начала финансовой науки: Учение о государственных доходах. СПб., 1890; Вопрос о государственном вмешательстве в область промышленности. СПб., 1895; Из воспоминаний и переписки фабричного инспектора первого призыва: Материалы для истории русского фабричного вопроса и фабричного законодательства. СПб., 1907.
В связи с кончиной И.И. Янжула М.И. Туган-Барановский опубликовал некролог (газета "Речь". 1914. № 291), в котором охарактеризовал позицию ученого "как социальные реформы в пределах капитализма".
1 Начиная с V главы и до конца 1 части книги нумерация глав в 1-м и 3-м изданиях расходится, так как автор в 3-м издании III главу разбил на две главы. - Ред.
2 Storch Н. Cours d'Economie Politique. St. - Wtersbourg, 1815. Т. IV. P. 307, 319.
3 В 1-м изд. вместо "сословия" сказано "класса”. - Ред.
4 Дело по письму министра внутренних дел государственному секретарю о проекте положения касательно приобретения недворянами к суконным фабрикам деревень. 21 января 1811 г., Арх. д-та торг. и ман. Этот проект приведен в: Нисселович Л.Н. История фабрично-заводского законодательства. СПб., 1884. Т. И. С. 80-81.
5 См., например, прошение шуйского градского головы Балашова в мануфактурный совет: Дело об отношениях фабрикантов к их работникам. 24 августа 1829 г. Часть I // Арх. д-та торг. и ман.
6 В 1-м издании вместо этой фразы: "Князь Голицын, вельможа и крупный землевладелец, был представителем богатого барства, которое не гналось за промышленными предприятиями и относилось совершенно равнодушно к притязанию фабрикантов". - Ред.
7 Дело об отношениях фабрикантов к их работникам, часть I. Пожалуй, иной читатель увидит в проекте Голицына подтверждение теории некоторых русских экономистов о влиянии "дружелюбия" на фабричное законодательство. Такому читателю я позволю себе напомнить следующее: князь Голицын, вельможа и представитель богатого барства, насколько мне известно, не был фабрикантом, и потому с его стороны не требовалось большого самоотречения для составления подобных проектов; если бы такой проект исходил от фабрикантов, тогда действительно можно было бы заговорить о "дружелюбии". Но фабриканты (у нас, как и в Западной Европе) не только не занимались сочинительством подобного рода, но в большинстве случаев очень упорно боролись против всякой законодательной регламентации фабричной работы. Проект Голицына интересен в особенности тем, что указывает на известную аналогичность развития фабричного законодательства у нас и на Западе. И в Англии одним из самых влиятельных вождей партии 10-часового рабочего дня был крупный землевладелец, аристократ лорд Эшли (впоследствии граф Шефтсбюри1*). Все фабричные законы в Англии прошли в парламенте только благодаря поддержке консерваторов - землевладельческого класса, при резкой оппозиции либералов - буржуазии. Само собою разумеется, что у нас не наблюдалось ничего подобного борьбе английских политических партий, но классовые интересы действовали и у нас, и потому вполне понятно, что наша земельная аристократия, поскольку она не принимала участия в промышленных предприятиях, обнаруживала склонность вступаться за интересы рабочих в той сфере, которая стояла вне ее собственных интересов. К крепостному праву отношение нашего дворянства было иное.
8 П. С. 3., II изд. Т. X. № 8157.
9 Вот что должно было "внушить" московское отделение мануфактурного совета
"1) чтобы содержатели фабрик в Москве пеклись о чистоте воздуха в мастерских и рабочих палатах, не дозволяли в оных оставаться рабочим по ночам и имели бы для сего отдельные покои;
2) чтобы мужчины и женщины имели для ночлега отдельные и не слишком тесные помещения;
3) чтобы на заведениях, где рабочих до 50 человек, был особый покой с двумя кроватями и нужным прибором, до 100 человек - с четырьмя и т.д.
4) чтобы малолетние дети не подвергаемы были изнурению слишком продолжительной дневной работой, чтобы нх хозяева, по мере удобности, пеклись об учении, состоянию их свойственном,
5) чтобы фабриканты имели попечение, дабы артели работников получали свежую и добротную пищу;
6) чтобы хозяева старались удерживать рабочих от неумеренного употребления спиртных напитков, изыскивая притом способы, чтобы заработанные ими деньги доходили до семейств сих рабочих, наблюдая равномерно за нравственностью между рабочими на самых фабриках, и особенно там, где занимаются многие жены нижних воинских чинов. (Дело о мерах к постепенному улучшению состояния рабочих на фабриках, 5 сентября 1835 г. // Арх. д-та торг. и ман.)
10 Дело о мерах к постепенному улучшению состояния рабочих на фабриках. 5 сентября 1835 г. //Там же. (В 1-м издании "22 июля". - Ред.).
11 В 30-х годах в английской литературе часто цитировалось как доказательство ужасного положения рабочих на фабриках показание одного рабочего, что их постели на фабрике никогда не остывали - работа шла круглые сутки, и пока работала одна смена другая спала а тех же постелях. Насколько хуже положение русского рабочего, который совсем не имел, да и теперь часто не имеет постели!
12 Дело о мерах к постепенному улучшению состояния рабочих на фабриках, 5 сентября 1835 г. // Арх. д-та торг. и ман.
13 П. С. 3. Т. XX. № 19262.
14 В 1-м издании абзац этот начинается так: "Во всяком случае, закон 1845 г. имеет только принципиальное значение; на практике действие его равнялось нулю. Но а этом же году и т.д." - Ред.
15 Проект нового "Уложения о наказаниях" (с. 1127).
16 Дело по отношению московского военного генерал-губернатор» об определении правил об отношениях между фабричными рабочими и подрядчиками, 23 декабря 1847 г. // Арх. д-та торг. и ман.
17 Дело по высочайшему повелению о мерах к усилению мануфактурной промышленности в городах, 1 января 1835 г. // Арх. д-та торг. и ман.
18 Эта статья, кстати сказать, и до сих пор сохранилась в нашем "Уставе о промышленности" и имеет силу закона, хотя фактически совершенно игнорируется. Согласно этой статье, "устраивать вновь в столицах и губерниях столичных заведения, предполагающие в действии своем великое число рук или употребление в знатном количестве дров, запрещается". Устав о промышленное™ (1893 г.), I, с, 73.
19 См.: Дело по предложению московского генерал-губернатора графа Закревского о недозволении учреждать вновь фабрики и заводы в Москве, 22 октября 1848 г. // Арх. д-та торг. и ман.
20 П. С. 3. II изд. Т. XXIV. № 23358.
21 Дело по предложению московского военного генерал-губернатора и пр., 22 октября 1848 г. // Арх. д-та торг. и ман.
22 Обо всем этом см.. Труды комиссии, учрежденной для пересмотра Уставов фабричного и ремесленного. СПб., 1863. Ч. II. Прил. VIII.
23 Фабричный быт Московской губ. 1884. С. 89.
24 Труды комиссии, учрежденной для пересмотра Уставов фабричного и ремесленного. Прил. IX.
<< Назад Вперёд>>
