Из воспоминаний А. Б. Голицына
Известно всем, сколько явление Кутузова в армию ободрило всех. Он прибыл в Царево-Займище и в этот же день уже распоряжался всем, так как будто бы все от него проистекало с начала кампании. Ничто для него не было ново. Он все предугадывал и был главнокомандующим в полном смысле слова. Когда в первый раз обозревал Кутузов позицию под Бородином (это было после обеда), исполинский орел парил над ним. Куда он, туда и орел. Анштет первый заметил это, и толкам не было конца. Орел этот предвещал все хорошее.
После выбора позиции рассуждаемо было, в случае отступления куда идти. Были голоса, которые тогда еще говорили, что нужно идти по направлению на Калугу, дабы перенести туда театр войны в том предположении, что и Наполеон оставит Московскую дорогу и не пойдет более на Москву, а следить будет армию через Верею; но Кутузов отвечал: пусть идет на Москву. Во время сражения и после оного Кутузов часто повторял, что со смертью Кутайсова армия много потеряла (хотя граф Кутайсов был во всем отличный человек и, конечно, на поприще военном отличный генерал), но слова Кутузова не относились к лицу его, ибо он его мало знал еще, а к тому, что на этот день не имел он при себе начальника артиллерии.
Неизвестность распоряжений, сделанных Кутайсовым, произвела то, что на всех пунктах у нас стояло менее орудий, нежели у французов, и часто против неприятельских батарейных орудий действовали с нашей стороны полевые орудия. Здесь упоминается о сем, ибо Кутузов неоднократно приписывал к этому событию неполный успех, как бы ему быть должно, по его соображению. Когда господин Уваров, имевший столь важное значение сделать диверсию на левый фланг французской армии, возвратился и стал опять в линию без всякого на то приказания, то Кутузов, выслушав от него рапорт, сказал ему: «Я все знаю. Бог тебя простит». Кутузов никогда не полагал дать сражение на другой день, но говорил это из одной политики. Ночью я объезжал с Толем позицию, на которой усталые воины наши спали мертвым сном, и он донес, что невозможно думать идти вперед, а еще менее защищать с 45 тысячами те места, которые заняты были 96 тысячами, особенно когда у Наполеона целый гвардейский корпус не участвовал в сражении. Кутузов все это знал, но ждал этого донесения и, выслушав его, велел не медля отступать, поручив арьергард Платову. Он так быстро отходил, что в 2 '/г часа навел почти всю армию французскую на позицию к Можайску, где предположено было защищаться и не уступать ее французам до другого дня, но дело обошлось без сего. Кутузов посылал в арьергард, приказывал всякому смотреть, в каком положении армия французская, и доносить ему со всей подробностью, кто что видел, но когда узнал, что неприятельские кавалерийские колонны составлены из сборных войск, то есть что в том же фронте улан стоит подле гусара, гусар подле кирасира, кирасир подле конно-егеря и так далее, то он сказал: каково их вчера потрясли.
К. Военский. Отечественная война 1812 года в записках современников.
СПб., 1911. С. 67-69.
<< Назад Вперёд>>
