Хроника работы Нижегородского Губернского Трибунала за февраль-апрель 1919 года по сообщениям газеты «Нижегородская Коммуна»
Газета «Нижегородская Коммуна» 5 февраля 1919 г. №26 (75)
В открывшийся вчера сессии Революционного Трибунал, разобрано дело крестьянина села Николаевки, Лесуновской волости, Павловского уезда, Александра Осиповича Гусева, обвинявшегося в агитации.
В первых числах августа, когда чехословацкие банды овладели Казанью и угрожали Нижнему Новгороду, он в Гордеевке, на улице употребил выражение – «Скоро сюда придёт Белая гвардия, и мы большевиков будем вешать».
Обвиняемый же удостоверял, что им было сказано: - «В Красной Армии есть такие, которые портят большевизм, и за это их нужно вешать».
Трибунал не вменил Гусеву эту обывательскую агитацию и оправдал его.
Второе, разобранное дело по обвинению бывшего агента Губпродкома, Анатолия Алексеевича Кателовича в растрате 5000 рублей народных денег. Обвиняемый, отделом Хлебо – Фуража, был командирован на станцию Зименки, для раздачи крестьянам хлеба и овса.
За розданные продукты, Кателович получил около 14000 рублей, из которых часть сдал в день приезда, а часть оставил у себя.
Утром следующего дня, он был командирован в Сормово.
По возвращению оттуда, он по его словам и обнаружил недостачу 5000 рублей, утерянных им при переходе Оки, им вытащенных у него в трамвае.
Кателович приговорён к году принудительных работ.
Газета «Нижегородская Коммуна» 8 февраля 1919 г. №29 (78)
4 февраля, в заседании Революционного Трибунала слушалось дело о гражданине Вольдемаре Мартыновиче Сирогис, обвиняемом в злоупотреблении по должности.
Обстоятельства дела таковы:
22 октября 1918 года в Военно – Продовольственное Бюро в Нижний Новгород к секретарю, Бюро товарищу Королёву обратился член продовольственного отряда В. М. Сирогис с заявлением, что его работа в отряде закончена и поэтому просит посодействовать ему в приискании службы.
Товарищ Королёв, не зная о характере его прежней работы в отряде, определил гражданина Сирогис на службу в Отдел Статистики.
Вскоре были получены протоколы Комитета бедноты Островской волости Княгининского уезда, в которых документально сообщалось о злоупотреблениях Сирогоса в бытность его членом продовольственного отряда в княгининском уезде, когда он был командирован с отрядом для реквизиции излишков хлебных продуктов.
В протоколах сообщалось, что получив от комитета бедности 10 пудов ржи для помолки, он смолол лишь 5 пудов, оставшиеся от муки 2 пуда отрубей были им проданы за 140 рублей и деньги не сданы. Следующие 5 пудов зерна, он обменял на два с половиной пуда муки, но получив ещё в придачу 60 рублей, которые тоже присвоил.
Попутно выяснилось, что Сирогис, сделав заявление, что его работа закончена, потребовал себе суточных, уверяя, что едет в командировку, и таким путём получил лишних 70 рублей, которые тоже не возвратил.
Подсудимый признал себя виновным, указав, что эти деньги присвоил потому, что нуждался в них, так как ему в Нижнем Новгороде надо было кое что купить для себя.
Обвинитель Б. Т. Сильверстов, указав на виновность Сирогиса, принял во внимание чистосердечную признательность и ввиду внесения растраченной суммы, просит применить к подсудимому условное наказание от 6 до 7 месяцев с зачётом предварительного заключения.
Защитник, Богородская Анна Семёновна узнав, что Сорогис происходит из рабочей семьи, и что во время совершения им преступления, ему было лишь 19 лет, и что он всё сделал по легкомыслию, а до этого времени все возложенные на него поручения выполнял честно и аккуратно, просит суд оправдать Сирогиса или дать ему условное наказание, так как преступление совершено им по легкомыслию.
Революционный Трибунал, считая преступление вполне доказанным, но принимая во внимание смягчающие вину обстоятельства, и что присвоенные деньги возвращены – Приговорил Вольдемара Мартыновича Сирогиса условно к соединенному с принудительными работами, лишению свободы сроком на 1 год.
Газета «Нижегородская Коммуна» 9 февраля 1919 г №30 (79)
Вчера в Революционном Трибунале большой день, началось слушанием громкого дела фальшивомонетчиков.
Дело это было уже передано в Окружной суд и назначено к слушанью, но коллегия обвинителей ввиду его государственной важности и множества орудий преступления, найденного у обвиняемых, видимо готовых дать отпор, возбудило ходатайства о расследовании его в Революционном Трибунале.
Зал суда представляет небывалую картину – все свободное пространство занято типографией. Тут мелкие типографские машины, литографические камни с отпечатками на них сорока рублёвых керенок, машины для пробивки отрыва на листах марок, фотографический аппарат громадных размеров, большие электрические фонари, вальцовки, цинковые листы с пробитой сеткой для водных знаков, клише государственных орлов для кредиток старого образца, ящики с банками, бутылками, в которых остатки разных жидкостей, красок.
На столе у председателя, конверты с десятками тысяч фальшивых керенок.
Официальное дело называется: «О гражданах: Александре Никифоровиче Балягине, Павле Ивановиче Морозове, Алексее Ивановиче Суворове, Иване Андреевиче Алексеевкине, Фёдоре Петровиче Терёхине, Александре Андреевиче Богоявленском, Петре Сударикове и Петре Павловиче Мамонтове, по обвинению в изготовлении и сбыте фальшивых денежных знаков, так называемых «керенок» 40 рублёвого достоинства и двадцати копеечных марок.
Обстоятельства дела обвинительным актом рисуется так:
Вследствие появления летом 1918 года в обращении большого количества фальшивых денежных знаков и получения агентурных сведений, был произведён обыск в квартире железнодорожного служащего – Богоявленского на Ново – Николаевском посёлке, где и было обнаружено 2 литографических камня с нарисованными оттисками лицевой и оборотной стороны 40 рублёвых «керенок», краски, разные литографические принадлежности, химические препараты, приборы и прочие.
Оставленной засадой был задержан пришедший П. П. Мамонтов, у которого найдено на 47950 рублей фальшивых «керенок».
С этим задержанием и начался распутываться клубок преступления.
27 мая 1918 года был произведён обыск в типографии «Андромеда», помещавшийся в доме Калашникова в Благовещенской слободе, владельцем которой состоял Балягин.
Первая комната квартиры Балягина, со стороны парадного входа, представляла рабочий кабинет, следующая имела вид заброшенной типографии, с машинками в разобранном виде. Далее шли жилые комнаты, из которых по маленькой лестнице можно было пройти в небольшую комнату без окон, хорошо обставленную химико – фотографическую лабораторию.
Все помещения с хорошим оборудовании электрическим освещением и такой же сигнализацией.
В это лаборатории был обнаружен провод, идущий, куда то вниз, вглубь подвала. Осмотром подвальных помещений дома в самой середине, пройдя несколько совершенно тёмных комнат, обнаружено помещение, лучше других отделанное, где оказалось большая типографическая машина.
Комната эта соединялась электрическими проводами и сигнализацией с лабораторией.
Вообще вся квартира Балягина была опутана сетью электрической сигнализации.
При обыске всех помещений было найдено 46 штук фальшивых кредитных билетов Пензенского отделения Государственного банка – сторублёвого достоинства бумага для печатанья их, цинковая сетка, рисунок, который сходен с водяной сеткой «керенок», бумага для печатанья марок, краски, куски негативов с водяными знаками и множество различных химических составов.
При допросе задержанных, особенно подавляющие показания дал А. И. Суворов, надеясь на применения к себе 573 статьи Уложения о Наказаниях, гласящей, что те участники в подделке денежных знаков, которые откроют о своих сопреступниках, освобождаются от наказания.
Суворов поступил на службу к Балягину в 1917 году в качестве корректора, когда стало известно, что Суворов хорошо рисует, Балягин привлёк его к участию в подделке фальшивых знаков.
Вначале была остановка в средствах. На помощь пришёл крестьянин села Сорлей, П. Морозов, согласившийся финансировать доходное предприятие.
Но и получивши средства, работа не налаживалась. Не было ещё опыта.
Через несколько времени Балягин сообщил Суворову, что скоро приедут «московские мастера», и поставят дело на широкую ногу.
В качестве денежного человека, привлечён был и железнодорожный служащий И. А. Алексеевин, давший на приобретение различных технических средств, несколько тысяч рублей. Он же пригласил к участию в деле и своего сослуживца Терёхина.
Всего на организацию этими троими лицами было затрачено до 35000 рублей.
Дело разрослось, и часть машин была отправлена в село Сорлей в квартиру Морозова, где работал военнопленный австриец Хвойко.
«Московские мастера» приехали, и работа пошла полным ходом, но Суворова в это время уже оттерли и в химическую лабораторию он не допускался.
Из Пензы были представлены образы кредитных билетов пензенского отделения, и сам Балягин, насмотревшись на работу «московских мастеров» , приготовил клеше. Печатали, по словам Суворова: Алексеевин, Морозов, Ветров и сын Балягина.
В качестве распространителей вырабатываемых «керенок» были привлечены – Богоявленский, багажный весовщик Московско – Казанской железной дороги, багажные раздатчики Судариков и Терёхин.
Вся эта компания вела широкий образ жизни, располагая всегда крупными суммами денег, и не стесняясь тратить их на попойки и прочие.
Привлечённые к ответственности, виновными себя не признали, признания и указывая, что главная организация находиться в Москве.
Находившееся при обыске эксперты указали, что мащина, найденная у Балягина, была недавно в работе, так как ни какой пыли на ней не было.
По делу вызвано 45 свидетелей.
Обвиняет товарищ Б. Т. Сильверстов, защитниками выступают товарищи Сибиряков, Скворцов, Фрид и Козаков.
По прочтении обвинительного Акта, преступлено к допросу подсудимых.
Балигин виновным себя не признал.
С большой речью выступил Суворов. Он подробно рассказывает, как отпущенный вследствие ранения на 3 месяца с военной службы, крайне нуждался в средствах, искал работы. Наконец он поступает к Балягину в качестве корректора за стол. В отсутствие Балягина, он несколько времени управлял всей типографией «Андромеда». Балягин стал оказывать ему доверие.
Через несколько времени он обратился к Суворову с предложением сделать рисунок 20 копеечной марки. Суворов попробовал, но ничего не выходило.
Балягин разочаровался в Суворове, но его выручила Москва. Он как то показал Суворову рисунок марки, полученной из Москвы – «Вот делают же люди !»
Требовались большие расходы на оборудование типографии. Были привлечены Морозов, Алексеевнин и Терёхин.
Приехали московские мастера, и работа закипела. Железнодорожная линия Нижний Новгород – Пенза, наводнилась фальшивыми кредитками, «керенками», и марками.
В тюрьме обвиняемые предлагали Суворову принять вину на себя, за что обещали 6000 рублей, он отказался.
Его стали преследовать. Были подготовлены уголовные, убить Суворова в бане, но предупреждённый, он не пошёл. Был прислан ему отравленный стрихнином хлеб и сахар.
Газета «Нижегородская Коммуна» 13 февраля 1919т№33 (82)
Весь второй день процесса, посвящается допросу обвиняемых.
Защита, путём вопросов к обвиняемому Суворову устанавливает противоречие между его первоначальными показаниями при аресте в городе Арзамасе и следующими.
Суворов это несоответствие объявляет тем, что Арзамас в мае 1918 года считался прифронтовой полосой, где применялись военно – полевые суды, и он боясь расстрела дал первоначальные показания.
Балягин, не признал себя виновным, указав, что той частью типографии, которая находилась в скрытом помещении, заведовал его скрывшийся сын, и фальшивые деньги, обнаруженные в его квартире при обыске были где то найдены сыном.
Из за этих денег между отцом и сыном произошла будто бы даже ссора, так как Балягин отец советовал сыну, куда нибудь занести и бросить «опасную находку», но сын видно забыл.
Морозов, сознавшийся на предварительном следствии, теперь совершенно отрицал своё участие в деле, говорил, что первоначальные его показания были даны под угрозами и даже побоями.
Машину – «бостонку» к нему завезли какие то неизвестные лица.
С Суворовым он познакомился в вагоне железной дороги во время пути из Арзамаса в Нижний Новгород, как с какими то комиссаром. Суворов часто приезжал к нему в Сарлей на охоту и увидеть у Морозова машину, сказал, что за хранение его могут арестовать.
Краски, найденные у него, куплены им на Балчуге для окраски наличников.
Найденное во дворе, в навозе клише, кто нибудь подкинул, так как о существовании его,
Морозов не имел ни какого понятия.
Алексеевнин, багажный весовщик, знал Суворова, как помощника комиссара новостроящейся железной дороги Арзамас – Тихраны. Часто встречался с Суворовым на вокзале, где служил его брат.
Как то Суворов попросил у него взаймы 1000 рублей, но он отказался. Суворов обращался несколько раз. Однажды сказал так: «если не дашь добровольно, то я пойду к тебе с револьвером, скомандую руки вверх, тогда возьму больше. Алексеевнин испугался и дал 500 рублей.
Обвиняемый Богоявленский, предупреждал Алексеевнин, что Суворов может отомстить. Все показания Суворова, против чего он и считает местью с его стороны за отказ ссудить его деньгами. В печатании и распространении фальшивых денег никакого участия не принимал, Балягина не знает.
Несколько раз Трибуналу, в связи с показаниями обвиняемых, пришлось обращаться к экспертизе.
Эксперт по электричеству, товарищ Добровольский указал, что электрическое освещение в потайной комнате подвала квартиры Балягина, проведено без соблюдения технических правил, и видимо не монтёром.
Большие электрические фонари, повешенные без разрешения были в употреблении, так как вставленные в них угли на две трети сгорели.
Для выявления вопроса – в какое время могли быть наказаны, найденные при обысках на 600000 рублей «керенок», литографии, установили в зале Трибунала – «бостонку» и продемонстрировали работу.
Эксперты химики дали заключения, что найденные у Морозова краски: кармин, ультрамарин, едва ли могла вследствие их дороговизны, употреблять для окраски жилых помещений.
С понедельника преступлено к допросу свидетелей.
Прошедшие перед Трибуналом с утра до 3 часов, не внесли ни чего нового. Это все бывшие сослуживцы обвиняемых, знавшие их только как железнодорожных служащих.
Более интересными свидетелями являются – дочь Балягина и чины милиции – Левиков и Барановский.
Балягина рассказывает, что как т весной приезжал её брат и заявил, что нашёл интересные вещи. Это были пластинки – клише и «Пензенские» сторублёвые билеты Пензенского отделения Государственного Банка.
Папа приказал «находку» выбросить, но брат сказал: «Зачем ? Это вещи недурные!».
На этой почве произошла ссора отца и сына. Наконец брат обещал находку выкинуть, но видимо не успел или забыл, а сам исчез.
На вопросы защиты и обвинения, свидетельница, давала точные, уверенные ответы. От некоторых ответов уклонилась.
Обвинитель, обратив внимание, что свидетельница, давая показания, стояла против отца и слишком внимательно следила за выражением лица папаши, возбудил ходатайства, что бы она давала показания, стоя перед столом Революционного Трибунала.
Левиков, производивший первый обыск у Балягина, и Барановски у Богоявленского, подтверждают все свои показания, положенные в основу обвинительного Акта.
Газета «Нижегородская Коммуна» 14 февраля 1919 г. №34 (83)
(Продолжение) Речь обвинителя:
Вступавший обвинителем товарищ Сильверстов, нарисовал картину преступления.
Балягин, главный виновник, стал на этот путь преступления давно.
Был он сначала волостным писарем, затем открыл бухгалтерские курсы в Казане, но честный, кропотливый труд его не удовлетворяет. В Саранске, он объявляет себя человеком сведущим в судебном деле. Здесь, в Нижнем, он открывает торговлю маслом – торговлю с большими дефектами, нечестную с коммерческой точки зрения. Наконец переходит к печатанью фальшивых денег.
Суворов был на военной службе, выдвигается на должность зауряд – военного чиновника. Ведёт обычную обывательскую жизнь. Обладает большой опытностью в литографическом и типографическом деле.
В 1918 году, когда началось революционное движение, положение Балягина, как коммерсанта, за отсутствием дел, сильно пошатнулось, легальная работа не удовлетворяла, и не давала средств к привычной, уже широкой жизни.
Путём объявления, он ищет специалистов – литографов.
Явившийся Суворов, поступает к Балягину, заслуживает его доверие и посвящается в «заветную мечту» Балягина о печатании фальшивых денег.
Суворов, вынужденный обстоятельствами, соглашается создать ядро организации.
В организацию втягиваются – Морозов, мелкий спекулянт и другие.
При изменившихся политических условиях, что бы не отняли у них орудие производства, они одну из машин отправили в село Сарлей к Морозову.
Деньги печатались и распространялись железнодорожными служащими: Алексеевнин, Богоявленский, Терёхиным, Судаковым, пересылавшими иногда их, как служебные посылки.
Подробно, разобрав показания всех свидетелей, прошедших за 6 дней перед Трибуналом, обвинитель, признавая факт преступления доказанным, и считает его имеющим общегосударственное значение, разделил всех обвиняемых по степени виновности на несколько групп.
Если приговор Балягину считать за 100%, то Суворову следует дать 85%, Богоявленскому 75%, Морозову 70%, Сударикову и Алексеевнину по 50%, Мамонтову и Терёхину по 40%.
Речь защитника Скворцова.
Товарищ Скворцов находит процесс весьма сложным. Милицейское и судебное дознание страдают неполнотой, и не дают полной картины представления. Нет самого главного, с чего начинается обыкновенно всякий процесс о фальшивомонетчиках – нет ни каких указаний на места сбыта. Да его по словам защитника, и быть не могло, так как обнаруженные при обысках, фальшивые «керенки», и «пензенские», настолько плохо сфабрикованы, что едва ли они могли кого ввести в заблуждения.
Дав краткий очерк преступности этого рода, защитник указал, что фабрикация денег не нарушает интересы государства – народа. Здесь всегда страдает частное лицо.
Прежнее правительство жестоко расправлялось с преступными этой категории, отстаиваю не общегосударственные интересы, а привилегии избранных групп. Социалистическое государство, не признавая по идее самого существования кредитных знаков, не должно идти по пути старого правительства.
Шайки фальшивомонетчиков и грубый обман, рассчитанный на самых доверчивых лиц, каковых в действительности и не оказалось.
Конец речи, товарища Скворцова, произнесённой с искреннем подъёмом, был лучшей речью перед лицом Нижегородского Революционного Трибунала за всё время его существования.
Публика, битком набившееся в залу суда, наградила талантливого защитника шумными аплодисментами.
Газета «Нижегородская Коммуна» 16 февраля 1919 г. №36 (85)
Защитник Суворова, товарищ Фрид, постарался осветить участие в деле своего подзащитного.
Судьба преследовала Суворова. Война выбила его из колеи обычной трудовой жизни. После демобилизации, положение Суворова было крайне печальное, бедственное.
Полуголодное существование и поиски работы продолжались довольно значительное время. Наконец он пристраивается у Балягина в типографии «Андромеда», в качестве корректора, за стол. Через несколько времени, Балягин предложил ему сделать рисунок марки.
Суворов, боясь отказа от места, боясь опять остаться без куска хлеба – чертит, но у него не выходит.
Видя свою неприспособленность к требованиям хозяина, он опять начинает искать место, и знакомиться с служащим железной дороги – Богоявленским.
Преступление стережёт его и здесь. Ему предлагают нарисовать «керенку», за что обещают уплатить 1000 рублей.
Голодный Суворов согласился. Исполнил заказ, но получил только 200 рублей, а в обеспечение остальной суммы, ему дали «керенок», его же работы.
Суворов, получив давно не виданную сумму в 200 рублей, едет к своей семье в Арзамас, где его арестуют, и находят у него фальшивые «керенки».
Своим чистосердечным признанием, он оказывает суду громадную услугу.
Он является не душой производства, как Балягин, а лишь слепым оружием.
Защитник просит дать ему условное осуждение, что бы он имел возможность выйти на честную дорогу труда.
Прекрасно обоснованную речь, произнёс защитник Сибиряков. По его словам, настоящий судебный процесс в летописях Нижегородского суда, должен быть отмечен, как процесс небывалый.
Значение этого процесса заключается в том, что здесь, как сказано в обвинительном постановлении, мы судим шайку подделывателей денежных знаков не в том, что значительная часть залы суда сплошь заставлена всякой техно – химической рухлядью, а в том, что обыкновенно уголовное дело, здесь рассматривает Чрезвычайный Суд Революции, Нижегородский Губернский Революционный Трибунал, призванный для жёсткой и беспощадной борьбы с врагами революции, и облечённый поэтому исключительными полномочиями.
Всего лишь месяц тому назад – это же самое уголовное дело началось, было, слушаньем в Народном Окружном Суде, и отложено было случайно за неявкою эксперта Архипова, ныне так же не явившегося.
Простая случайность создала из обыкновенного, скучного уголовного дела – дело чрезвычайной политической важности и поставила несчастных обвиняемых вместо невысокого наказания, которое давал Окружной суд, всем фальшивомонетчикам, под угрозу суровой кары Суда революции.
И само дело стоит в крайне неблагоприятных условиях, так как благодаря оговору со стороны одного из обвинителей, все они старательно топят друг друга.
Далее защитник переходит к обрисовке подзащитных: Богоявленского и Морозова, и их участия в преступном деле.
Вся прикосновенность этих лиц к делу, основана на оговоре Суворова и мотивируется тем, что они вели широкий образ жизни.
В чём несомненная виновность Богоявленского, так это в недонесении. Донести же он боялся угроз Суворова. Касаясь общего впечатления от дела, защитник указал, что во всём, краски сильно сгущены.
Кроме Суворова, который сам сознался в подделке денежных знаков и доказал это, никто в том же преступлении не уличён.
Тьма вещественных доказательств, доставленная в суд, в большинстве своём отношение к делу не имеет, составляя обычную обстановку всякой типографии, и только своей громоздкостью – преувеличенные, действуют на публику и заседателей Революционного Трибунала.
В самом обвинении множество шатких положений, заканчивая свою речь, товарищ Сибиряков, отметил, что уголовная преступность есть не что иное, как порождение капиталистического строя.
Безработица, голод, беспощадная эксплуатация капитализма, тяжёлая беспросветная жизнь, вот что толкало пролетариат на путь преступления.
Для чего делают фальшивые монеты – для того, что в капиталистическом государстве – деньги всё.
Старый строй рухнул, должны отойти в область преданий и преступления вызывавшиеся им.
И вы товарищи судьи, обратился защитник, призванные карать ваших классовых врагов и сознательных врагов революции, не забудьте, что вы судите ваших классовых братьев, зараженных язвами павшего строя.
Приговор:
Революционный Трибунал, заслушав дело об изготовлении и сбыте фальшивых денежных знаков - «керенок», признал, что существовала организованная шайка во главе с Балягиным, вырабатывавшая и сбывавшая фальшивые денежные знаки, центром которой была типография Балягина «Андромеда», а в квартире Богоявленского, аналогичная организация во главе с Суворовым.
Разобрав степень виновности членов этих шаек, Трибунал признал виновным гражданина Балягина в организации шайки фальшивомонетчиков, для производства и сбыта фальшивых денежных знаков.
Гражданина Морозова признал виновным в пособничестве Балягину, как в изготовлении фальшивых денежных знаков на отдельной машине, данной ему Балягиным, так и сбыте их, а так же признал его виновным в спекуляции продуктами питания.
Граждан Терёхина и Алексеевнина, признал виновными в подделке денежными средствами организации Балягина, и кроме того, Трибунал считает доказанным участие Терёхина в сбыте фальшивых денежных знаков, и признаёт его, кроме того, виновным в провозе различной контрабанды по железной дороге, что видно из его собственного признания.
Гражданина Суворова, признал виновным в приготовлении фальшивых знаков, литографским способом и организации шайки для сбыта их.
Гражданина Богоявленского, признал виновным в пособничестве Суворову, как в изготовлении, так и сбыте фальшивых денег.
Граждан Сударикова и Мамонтова, признал виновным в сбыте фальшивых «керенок», изготовленных Своровым, и принимая во внимание, что распространение фальшивых денежных знаков, приняло хронический характер, и опасно для народного хозяйства, так как фальшивые знаки легко сбываются и реализуются, тем самым в товары, коими производится спекуляция – постановил:
Гражданина Балягина, принимая во внимание его прежнюю судимость за различные мошенничества – расстрелять.
Гражданина Суворова, принимая во внимание его признание, лишить свободы с принудительными общественными работами сроком на 15 лет
Граждан, Богоявленского и Морозова, Трибунал присудил к принудительным общественным работам с лишением свободы на 15 лет.
Гражданина Терёхина на 10 лет принудительных работ, с лишением свободы и конфискацией денег, принадлежащих ему, как добытых преступным способом.
Гражданин Алексеевнин, присуждается к 5 годам, а гражданин Судариков и Мамонтов к 3 годам общественных, принудительных работ с лишением свободы.
Газета «Нижегородская Коммуна» 15 апреля 1919 г. №82 (131)
11 апреля 1919 года, Революционный Трибунал было рассмотрено дело о саботаж служащих железнодорожного и водного транспорта Верхне – Волжского района: Таубе , В. Платонове, М. Платонове, М. Разумове, О. Кейстович, О. Степановой, О. Ларикой, В. Лисовской, М. Рутковской, О. Мшанской, А. Новиковой, Д. Савельев, М. Алексеевой, Е. Ильиной, Е. Карякиной, Н. Тарасове, К. Хамове, Д. Башкирове и Ю. Приоровой.
По обвинительному постановлению дело рисуется так: 29 ноября 1917 года поименнованые служащие управления остановили свои занятия и назначили собрание, на котором постановили не выходить на службу. Не помогло и то обстоятельство, что комиссар, присутствующий на собрании, уговаривал продолжать занятия в прежнем направлении, и тем более, что служащие уже получили жалованье вперёд за январь, и не имеют права отказываться от выполнения оплаченного труда.
Управление комиссариата транспорта закрыто не было, и обходилось теми немногими служащими, которые остались верны демократии и гражданскому долгу.
Отказавшимся от работы служащими не были возвращены излишне полученные в сумме 5394 рубля 41 копейка.
При допросах, обвиняемые виновными себя не признали, и тем не менее не отвергали и того, что прекращение занятий имело в виду вмешательство в дело большевиков.
Трибунал, заслушав дело и принимая во внимание, что свидетельскими показаниями, преступление доказано, признал граждан: Таубе, В. Платонова, М. Платонова, Д. Башкирова и Ю. Приоровоу, виновными в организации саботажа и приговорил их к общественным принудительным работам, с лишением свободы, сроком на 1 год и шесть месяцев, но применив к ним амнистию ВЦИК, сократил срок до одного года.
Граждан: Разумова, О. ейстович, О. Стеклову, О. Ларину, В. Лисовскую, М. Рутковскую, О. Мшанскую, А. Новикову, М. Алексееву, Е. Ильину, Е. Карякину, Н. Тарасова, К. Хамова, А. Гашова, А. Пурецкого, Н. Оранского, В. Муравина, Н. Симанского, В. Кузнецова, В. Сидорова и Б. Спасовходского, признал виновными в участии в саботаже, но принимая во внимание, что они действовали под влиянием других, постановил: приготовить их к общественным принудительным работам с лишением свободы, сроком на 6 месяцев, но применив к ним амнистия ВЦИК, из под стражи условно досрочно освободить.
Газета «Нижегородская Коммуна» 21 мая 1919 г. №109 (158)
В открывшийся вчера сессии Революционного Трибунала, под председательством товарища Кутузова, разобрано дело военного моряка Смирнова, обвиняемого в убийстве своего сослуживца А. С. Сергеева.
Обстановка дела по обвинительному постановлению рисуется так:
11 декабря 1918 года, моряк миноносца «Поражающий», Н. С. Медников, пришёл сменить стоявшего на вахте А. Сергеева, и не найдя его на палубе, спустился в люк, где при зажжённой спичке увидел Сергеева сидящего на стуле с откинутой головой.
Предполагая, что Сергеев спит, Медников начал трясти его за плечи, но Сергеев не приходил в себя. Желая выяснить, что с ним случилось, Медников зажёг новую спичку и тут только заметил, что Сергеев убит.
При осмотре врачом оказалось, что смерть Сергеева последовала немедленно, после ранения в затылок на близком расстоянии.
Брат покойного заявил, что у убитого имелось около 5000 рублей денег, которых при осмотре не было обнаружено. Явилось подозрение, что убийство совершенно с целью грабежа.
При производстве дознания, гражданка А. Г. Черкаева показала, что в день убийства она, как сестра невесты убитого Сергеева приносила ужин на миноносец «Поражающий», где при выходе в каюту, люк ей открывал моряк Смирнов.
Допрошенный в качестве обвиняемого, моряк Смирнов, в начале виновным себя не признал, но на допросе 17 декабря, во всём сознался и объяснил, что по выходе из каюты Черкаевой, он стал просить у Сергеева в долг денег, получив отказ, взял бывший тут револьвер, убил Сергеева и взял деньги.
Свидетельница Черкаева подтвердила свои показания, а обвиняемый, признавая факт убийства, добавил, что он сделал это в пылу раздражения, обиженный отказом Сергеева в деньгах.
После убийства он пошёл в Художественный электротеатр, но так как тот был заперт, то возвратился домой.
Суд, принимая во внимание чистосердечное сознание Смирнова, и что преступление было совершенно в состоянии невменяемости, приговорил его к 5 годам заключения с принудительными работами.
Газета «Нижегородская Коммуна» 22 мая1919 №110 (159)
В ночь на 26 ноября 1918 года в квартиру священника села Суроватиха А. Пуреховского, явились двое неизвестных молодых людей, один в штатском с винтовкой, другой в солдатской форме с штыком. Штатский назвался московским комиссаром, другой местным. Комиссары потребовали от священника контрибуцию в 100 рублей за то, что он венчает людей, что по их словам запрещено декретом. В случае неуплаты священнику, «комиссары» угрожали арестом.
Контрибуция была уплачена и Пуреховскому была даже выдана расписка в получении денег.
После задержания «комиссаров» выяснилось, что бывший в штатском – крестьянин С. Белозёрихи Нижегородского уезда, Павел Николаевич Грибов, бежавший из 1 батареи артиллерийской бригады, а «комиссар» в солдатской форме – крестьянин деревни Комарово, Павловского уезда, Николай Николаевич Крутов, дезертир запасного батальона 5 стрелковой дивизии.
По словам Крутова, Грибов несколько раз предлагал ему содействовать в провозе в Нижний – муки для целей спекуляции.
По словам свидетелей – эти «комиссары» разъезжали по деревням, требовали от крестьян подвод, хлеба, мяса, мёду и других продуктов.
Платить за что либо «комиссары» считали ниже своего достоинства. В случае отказа угрожали револьверами.
Несколько таких же «комиссаров», а может быть они же, явились ночью к зданию суроватихинской школы и потребовали от учительницы отпереть им дверь. На отказ выполнить их требование, один из «комиссаров», бросил булыжником в окно квартиры, разбил окно и ранил учительницу в лицо.
Обвиняемые Крутов и Грибов, сознались в дезертирстве, в присвоении звания комиссаров, и в ограблении священника Пуреховского.
20 мая это дело назначено к разбору в Революционном Трибунале. За болезнью Крутова – дело слушалось лишь в отношении Грибова.
Суд под председательством товарища Кутузова признал обвинение доказанным и постановил лишить Грибова свободы, сроком на 20 лет с обязательными принудительными работами.
Газета «Нижегородская Коммуна» 23 мая 1919 №111 (160)
17 июля 1918 года происходило собрание Работкинского волостного Совета для выборов военного комиссара.
Секретарём Собрания был избран крестьянин деревни Чернышихи Макарьевского уезда, А. И. Агафонов, явившийся с наказом от своей деревни, составленным им самим в духе партии правых Социалистов – революционеров, с требованием – стоять за открытие Учредительного собрания, за смену политики Советской власти на основании программы министра эсеров, и с обязательством отстаивать свои требования всеми способами.
Ораторами по вопросу о выборе военного комиссара выступил крестьянин И. М. Капитонов и Агафонов, высказывавшиеся в духе наказа.
Вынесенная собранием резолюция носила контрреволюционный характер.
Вчера эти «горе эсеры» предстали перед судом Революционного Трибунала.
Суд, на основании постановления 6 Всероссийского съезда Советов, всех обвиняемых признал оправданными.
--
Подготовил Радьков Андрей Георгиевич. Зам. директора Нижегородского музея холодной войны и истории города Горького 1946 – 1991 г. г. по научной работе.
Просмотров: 828
statehistory.ru в ЖЖ:
