Дискуссия между Костомаровым и Погодиным о варягах в 1860 г.
Непосредственным поводом для диспута послужила статья профессора Костомарова, опубликованная в «Современнике». Костомаров сразу же придал своему выступлению патриотическую направленность, но открестился от «ложного патриотизма» Ломоносова. Он писал про него, что этот
«ложный патриотизм не дал ему кончить своего вывода беспристрастно и справедливо: произведя наших князей с берегов Руси, он возвел их в славяне, и с его легкой руки в XIX в. расплодились разнородные мнения о славянстве варяго-руси, основанные на догадках и натяжках, буквально противоречащих смыслу наших летописей. Все эти попытки не имеют чисто ученого характера и не выдерживают критики: не желание исторической беспристрастной истины руководило изыскателями: нет, как патриарх их, Ломоносов, скрывал под ученою одеждою своих исследований тайное желание поддержать честь своего отечества, так и им казалось оскорбительно, если основатели нашей державы были не славяне. Прежде чем доходили до результата, они уже решали заранее, что князьям следует быть славянами».
Но далее он переходит к главному противнику и заявляет, что
«столь же не беспристрастны были попытки выводить Рюрика и его братьев из Скандинавии. Это выдумали ученые немцы. Известно, что у нас немцы, от мала до велика, и ученые, и неученые, более или менее исполнены верования о превосходстве своей породы перед славянскою, и думают, что, живучи среди нас, их задача — разливать свой свет цивилизации между нами, варварами; для подтверждения этой задушевной мысли ученые немцы выдумали призвание князей из Скандинавии; этим хотят указать, что славяне неспособны, без влияния немецкого элемента, к устройству государственной и гражданской жизни».
В этой статье Костомаров, критикуя исследования Погодина, отрицал норманнскую принадлежность варягов, древней руси. Он выводил варягов, Русь, из литовского края — из Жмуди. Там есть речка Рось, приток Немана, такое же название носила часть течения Немана, у литовцев есть имена, очень похожие на имена летописных варягов. Литовцев же, близких по языку к славянам, Костомаров, как и многие ученые в те годы, считал попросту славянами. Но не только скандинавы — и варяги литовского происхождения не оказывали существенного влияния на общественную жизнь и культуру восточных славян, растворившись в местной среде без остатка. Недаром от них почти ничего не осталось в культуре и языке — как же им можно приписывать создание славянского государства?!
На статью Костомарова посыпались отклики. Профессор М. П. Погодин прислал ему письмо (от 19 февраля 1860 г.), написанное в развязно-игривом тоне. Погодин вышучивал своих противников, передразнивая их и нарочито юродствуя.
«...Все эти господа, — писал Погодин, — точно так, как теперь "Современник", думают уличить меня в уголовном преступлении, нанести личное оскорбление, приводя Русь откуда-нибудь, лишь бы вопреки моему мнению. Да помилуйте, господа, я не получал наследства не только от Рюрика, который все свое вместе с сыном вверил Олегу, но даже и от Синеуса и Трувора, которые умерли бездетными, право, для меня все равно, откуда бы не доказывалось происхождение Руси, лишь бы повернее. Я считаю Русь норманнами, а вы приводите ее из Жмуди. С богом, счастливый путь им и вам, да я-то чем виноват, что искал или думал найти ее в другом месте? "Мы из Жмуди, мы из Жмуди! Что, взял, что, взял?!" Ничего, ничего, я вас только поздравляю и готов, читая вашу рецензию, согласиться даже на происхождение от эскимосов, готентотов...»
Но, несмотря на такую готовность, Погодин тут же повторял свои доказательства норманнского происхождения Руси и старательно опровергал гипотезу Костомарова.
«...Мнения имеют жизнь... — писал он. — Они пропадают, скрываются и опять возникают, помолоделые, принаряженные. Так и ломоносовское мнение явилось теперь уже в новом костюме, во фраке и перчатках, но оно все-таки не значит ничего в сравнении с мнением о норманнском происхождении Руси».
В заключении письма Погодин бросал Костомарову вызов по всем правилам светского обхождения, попутно лягнув демократических деятелей из круга Чернышевского и Добролюбова.
«Я считаю вас, — писал он Костомарову, — честным, добросовестным исследователем в куче шарлатанов, невежд, посредственностей и бездарностей, которые, пользуясь исключительным положением, присвоили себе на минуту авторитет в деле науки и приводят в заблуждение молодежь; вот почему я требую сатисфакции, то есть торжественного отступления из
Жмуди или полного отражения приведенных мною кратких доказательств, за коими я готов двинуть и тяжелую артиллерию. Иначе — бросаю вам перчатку и вызываю на дуэль, хоть в пассаже. Секундантов мне не нужно, разве тени Байера, Шлёцера и Круга, если у вас в Петербурге (Погодин жил в Москве. — Л.К.) есть вызыватели духов, а вы, для потехи, можете пригласить себе в секунданты любых рыцарей свистопляски (видимо, имелся в виду Добролюбовский «Свисток» — Л.К.). Сбор в доказательство моего беспристрастия готов уступить в пользу неимущей Жмуди.
Без шуток, приехав на неделю в Петербург, я предлагаю вам публичное рассуждение в университете, географическом обществе или в академии, в присутствии лиц, принимающих живое участие в вопросе...».
Н. Г. Чернышевский, которому Костомаров показал это письмо, уговаривал его не соглашаться на участие в диспуте, опасаясь, что Погодин вызывает его «на шутовство». Погодин был известен как мастер высмеивания своих противников, да и сам тон письма наводил на такие подозрения. Все же Костомаров решился на открытое состязание. Он опубликовал в газете «Санкт-Петербургские ведомости» предложение Погодина и свой ответ:
«Я принимаю вызов М. П. Погодина... и объявляю М. П. Погодину, что он найдет меня, с оружием в руках, везде и всегда, куда только назначит явиться».
Погодин впоследствии признавался, что он не ожидал такого ответа, полагаясь на силу своих доказательств. Но тот ажиотаж, который охватил петербургскую публику, был для Погодина и вовсе ошеломителен.
 Николай Иванович Костомаров |  Михаил Петрович Погодин |
Встреча была назначена на 19 марта I860 г. в Университете, вход платный, сбор — в пользу нуждающихся студентов. По живому описанию современника, «варяги занимали действительно все образованное общество наше до того, что слова "Погодин", "Костомаров", "дуэль" беспрерывно оглашали воздух и на Невском проспекте, и на набережных Невы, и в театрах, концертах, ресторанах, и даже в каждом доме, где сходились пять-шесть человек».
По городу бродили самые нелепые слухи.
«Утверждали, что дело будет решаться всеми присутствующими, на голоса, и таким образом несомненно уже будет, кого Русь лучше хочет — норманнов или литовцев. Кроме того, рассказывали, что среди университетской залы будет устроен костер, на котором сожгут сочинения побежденной стороны... Два дня до диспута походили на Новый год; приезжему человеку можно было подумать, что все разъезжают с визитами, а это они за билетами рыскали!» (Свисток 1860:10-11).
Билеты продавались по неслыханно высоким ценам: в 3-5 рублей (два с полтиной в то время — это была цена овчинного полушубка или пуда осетрины), даже чтобы попасть на хоры, нужно было уплатить полтора рубля. Задолго до диспута публика записывалась в очередь. Две тысячи билетов расхватали в несколько часов. Перед самым открытием билеты перекупались с рук за совершенно баснословную сумму — по 50 рублей за билет!
К зданию Университета Погодин и Костомаров подъехали в одном экипаже.
«Через сени, — вспоминал потом с неудовольствием Погодин, — нам понадобилось в настоящем смысле слова пробиваться. Давка была страшная. Толпы, без билетов, напрасно испрашивая позволения пройти за какую угодно цену, готовились брать приступом места. С большим трудом могли мы пройти даже по зале до кафедр (для диспута было поставлено две кафедры, одна напротив другой. —Л.К.). Народу набралось столько, что когда я сел на кафедру, я не мог буквально оборотиться, чтобы не задеть головою соседа. Духота нестерпимая!.. Непрестанно раздавались крики: садитесь, садитесь, а садиться было некуда».
«Словом, — иронизировал впоследствии "Свисток", — публика была велика и обильна, а порядка в ней не было».
Как писали тогдашние газеты, в зале было много «ученых, литераторов, военных, студентов, — и даже несколько дам».
Диспут открыл ректор Университета П. Ф. Плетнев. Затем Погодин изложил доказательства норманнского происхождения Руси и критику гипотезы Костомарова. В доказательство норманнского происхождения варягов приводил свидетельства летописи о призвании из-за моря, греческую хронику о гвардии варангов, набиравшихся из северян — датчан и др., арабские сочинения о нападении русов на Севилью, норманнские имена князей — Рюрик, Аскольд, Свенельд, Руальд и др., два ряда названий порогов у Константина Багряднородного — славянские и русские. Он делал упор на то, что гипотеза Костомарова построена на случайном звуковом сходстве имен и географических названий. Названий со словом Рус- или Рос- на свете сколько угодно — графство Росс в Шотландии, город Росс в Англии, залив Рос в Испании и т.д. К именам летописных варягов можно подобрать похожие не только в Литве.
Затем Костомаров подробно, по косточкам разобрал доказательства норманнского происхождения Руси, предъявленные Погодиным, и показал, что в каждом из них можно усомниться. Что же касается своих доводов, то он указал, что берет не первое, встреченное где попало, название со слогом Рос-, а название с побережья Варяжского моря. Между варяжскими и литовскими именами не созвучие, а полное совпадение — стоит только отбросить обычное литовское окончание — ас: у варягов Игорь — в Литве Игорас, у варягов — Карши, в Литве — Каршис, у русских князей Глеб — в Литве Глебас, и т. д.
После этих обстоятельных выступлений спор принял характер живого диалога. Публика бурно реагировала на аргументы противников. Симпатии студенчества и всех собравшихся были явно на стороне Костомарова. Слова Погодина не раз прерывались обидным смехом и шиканьем, Костомарова награждали рукоплесканиями. Но были сторонники и у Погодина.
Погодин говорил:
«На каждое положение о норманнском происхождении Руси порознь можно делать возражения, но все доказательства вместе имеют особую силу и крепость... вместе они неопровержимы». Тут он напомнил притчу о старике, который, желая показать своим сыновьям силу единения, предложил им переломить веник, чего они не могли сделать, а когда он растрепал веник,то порознь прутья были «легохонько переломаны не только старшими сыновьями, но и младшими»
Это оскорбительное для оппонента «младшими» было покрыто шиканьем публики.
Костомаров не потерялся.
«Когда вы в театре смотрите на сцену, — возразил он (там же), — то при хорошо устроенных декорациях леса, горы, замки кажутся вам настоящими, но подойдите поближе и осязайте, вы увидите, что они картонные» (рукоплескания).
Погодину не удалось потешить публику, выставив противника на посмешище. Костомаров умело парировал удары, использовав малейшие промахи соперника, и напористо переходил в наступление:
«г. Погодин: ...Вы приводите, напр., слово «Игорас», но я подаю вам не слово, а имя Игоря, этого мало, я подаю вам живого Игоря, совершенно одинакового с русскими Игорями.
г. Костомаров: Положим,я вам уступлю Игоря,уступите мне Олега. г.Погодин: Долг платежом красен: ваш Олег крепче моего Олега (смех).
г. Костомаров: Уступите мне Ольгу. Это все равно что Александр и Александра.
г. Погодин: Вы спрашиваете уже слишком много (смех). Вспомните, как Ольга, прибыв в Константинополь, на аудиенции у императора едва склонила пред ним свою голову, когда все падали до земли. Это чистая норманка.
г. Костомаров: Чистая славянка, чистая литвинка.и всякая другая (смех)! Я у вас попрошу еще Ятвяга, Алдана, Утина, Кари, Карши, Рогнеду, Рюрика... Ведь это все собственные литовские имена.
г. Погодин: Нет, уж Рюрика-то никак не отдам (смех). Вы приводите в доказательство обстоятельство, что до сих пор существует в Литве фамилия Рюриковичей. Отчего ж бы им не происходить от норманнов?
г. Костомаров: Если только вы докажете, что норманны там жили (смех и рукоплескания).
г. Погодин:Характер Рогнеды чисто норманнский.
г. Костомаров: и в Литве, и везде найду я такие же твердые характеры...»
Спор близился к концу. Противники отыскали точки соприкосновения своих схем и шли на перемирие, оставаясь каждый при своем убеждении в основных вопросах:
«г. Костомаров: Я допускаю возможность, что в той литовской колонии, которая к нам пришла, могло быть незначительное число норманнов.
г. Погодин: Это для меня главное — присутствие норманнского элемента. Я сделаю сравнение: капля вина сообщает вкус воде в целом стакане, эта капля — норманны...»
Костомаров на это заметил, что не верит в гомеопатию. Турнир закончился. Обоих диспутантов вынесли из зала на руках. Все же оба остались разочарованными.
Костомаров не мог простить Погодину его манеру вышучивать противника. Он писал в «Современнике» после диспута:
«И если г. Погодину угодно было с кем-нибудь (только не со мною) шутить публичным образом о варяжском вопросе, то уместнее было бы устроить публичное рассуждение в балагене на Адмиралтейской площади или летом на Крестовском острове... Я слишком уважал тогда Погодина, чтобы допустить себе мысль о том, что он решился шутить и над наукою, и над публикою»
Погодин уехал в Москву со смутным ощущением, что потерпел поражение в публичном диспуте, не сумел доказать публике свою правоту. Его переполняла горечь. Приехав домой, он тотчас садится писать «Отчет московским друзьям», в котором всячески старается доказать, что относился ко всей этой истории как к милой шутке и был захвачен врасплох неожиданно серьезным нападением противника (а ведь сам писал в своем задиристом письме: «без шуток!»). К отчету Погодин прилагает дополнительный набор доводов в пользу «норманнской теории» (обещанную ранее «тяжелую артиллерию») и заключает статью следующими словами:
«Но довольно! Мне совестно, мне стыдно распространяться так много, заниматься так долго пустым, неблагодарным вопросом. Скажу вам теперь просто, без околичностей. Мне даже стыдно за себя, за русскую науку, за наше время, за университетское образование, видеть, что общий наш уровень так низок...
Напрасно ссылаться на публику, как говорят... которой предоставил я сам право решения вопроса и которая склоняется будто на Жмудскую сторону.
Я не знаю, в какой степени это верно; но если б десять публик склонилось в сторону Жмуди, я пожалел бы об них и подал бы апелляцию к их дочкам, внучкам и правнучкам, уверенный, что та или другая правнучка возвратится к норманнам и скажет непременно с улыбкою об своей прародительнице: ах, бабушка, в какую трущобу она попала, и с чего это она туда сунулась!».
---
Остаётся добавить, что со временем версия о том, что варяги - это литовская жмудь, была отвергнута всеми историками, но спор о том, кем же на самом деле были варяги - норманнами, славянами или кем-то ещё, продолжается и по сей день.
На нашем сайте вы можете ознакомиться со следующими материалами по этой теме:
1. Лев Клейн отвечает на критику антинорманистов
2. Древние славяне и становление Древней Руси в передачах "Час истины" и "Гордон"
3. История балтийских славян (Латвийские русские: десять веков истории)
Просмотров: 30532
Источник:
statehistory.ru в ЖЖ:
