Цесаревич Александр Николаевич с молодых лет любил женщин. Всю жизнь. Еще до женитьбы он пережил несколько обычных юношеских романов, на которые родители смотрели сквозь пальцы, считая их естественной данью возрасту. Так, в 15 лет он флиртовал с фрейлиной матери Натальей Николаевной Бороздиной, которая была старше его на два года.
Самым серьезным «добрачным» увлечением будущего Александра II стала прекрасная полька, фрейлина его матери Ольга Калиновская. Роман начался в январе 1837 г. на так называемом китайском маскараде, на котором Калиновская изображала первую придворную даму. Цесаревичу тогда было 19 лет.
Отношения между молодыми людьми, конечно, находились под строгим «контролем» со стороны императрицы-матери Александры Федоровны и отца Николая Павловича. Естественно, эти отношения носили платонический характер, однако в их юном возрасте переживались весьма пылко.
После завершения образования в 1838 г. цесаревич отправился в Европу. К этому времени для него уже составили список потенциальных невест. По свидетельству младшей сестры цесаревича: «Саша уезжал с тяжелым сердцем. Он был влюблен в Ольгу Калиновскую и боялся, что во время его отсутствия ее выдадут замуж»166.
Тем не менее чувство долга заставило цесаревича внимательно отнестись к подготовленному «списку», и произошло то, что должно было произойти: цесаревич Александр Николаевич обратил внимание на одну из немецких принцесс.
Во время большого ознакомительного тура по Европе в 1838–1839 гг. цесаревич Александр Николаевич остановился на одну ночь в Дармштадте. Эта случайная, незапланированная, мимолетная остановка в марте 1839 г. в конечном итоге и решила его судьбу. Именно там он впервые увидел 15-летнюю дочь Дармштадтского герцога Людвига II принцессу Максимилиану – Вильгельмину-Августу-Софию-Марию и заинтересовался ею. Между родителями молодой принцессы и российского цесаревича достигнута договоренность о будущей помолвке.
Однако не все оказалось просто, и в этом проявился непоследовательный и слабый характер цесаревича. Дело в том, что после возвращения из Германии в 1839 г. «его любовь к Ольге Калиновской снова разгорелась жарким пламенем. Несколько раз заявлял он о том, что из-за нее согласен отказаться от всего… Папа был очень недоволен слабостью Саши. Еще в марте он говорил о том, что согласен жениться на принцессе Дармштадтской, а теперь после четырех месяцев уже хотел порвать с нею. Это были тяжелые дни. Решили, что Ольга должна покинуть Двор»167.
Николай I счел необходимым лично переговорить с фрейлиной, объяснив ей «в простых словах, что не только два сердца, но будущность целого государства поставлена на карту»168. В результате Ольгу Калиновскую удалили от Императорского двора, и вскоре она вышла замуж за графа Огинского.
Родителей это увлечение старшего сына совсем не радовало, хотя они понимали, что для 20-летнего юноши подобные увлечения совершенно нормальны. О том, насколько родители опасались «варианта Калиновской», свидетельствует красноречивая реплика в письме Николая Павловича 1841 г.: «Его тоска по польке, чего оборони Боже!»169 Но родители не оказывали прямого давления на сына. Хотя принято считать Николая I солдафоном, в отношениях к своим детям он вел себя бережно и тонко.
После удаления фрейлины и нескольких тяжелых разговоров с отцом цесаревич Александр Николаевич весной 1840 г. уехал в Германию, где 4 марта в Дармштадте объявили о его помолвке. Летом цесаревич представил невесту родителям. 8 августа 1840 г. состоялся торжественный въезд Гессенской принцессы в Санкт-Петербург. 5 декабря 1840 г. она приняла в православии имя Марии Александровны, а на другой день – 6 декабря 1840 г., в день именин Николая I, – молодых обручили. Бракосочетание состоялось в апреле 1841 г.
Ровно через год после торжественного въезда Марии Александровны в Петербург Николай I вспомнил, сколько нервов ему стоило «дело Калиновской», поэтому в письме к генерал-адъютанту А.А. Кавелину, от 8 августа 1841 г., Николай Павлович писал: «Не могла уйти от моих глаз его склонность к Ольге Калиновской; не обратив на сие больше внимания, чем следовало, я объяснил, однако, сыну, что сколь ни естественно в его летах предпочитать одно лицо женского пола другому, не должно, однако, давать волю мечтам или склонности, когда они не приличны ни по званию, ни по положению лиц»170.
Примечательно, что многодетный отец Николай I очень по-доброму относился ко всем женам своих сыновей. Но особенно по-доброму к старшей невестке – великой княгине Марии Александровне: «Папа с радостью следил за проявлением силы этого молодого характера и восхищался способностью Мари владеть собой. Это, по его мнению, уравновешивало недостаток энергии в Саше, что его постоянно заботило»171.
Семья цесаревича быстро увеличивалась. С 1842 по 1860 г. Мария Александровна родила 8 детей – двух девочек и шестерых мальчиков172. Однако Александр II, «войдя в возраст», приобрел прочную репутацию «жизнелюба». Он всегда очень внимательно относился к женщинам, и в его жизни случалось множество мимолетных любовных приключений. По традиции на «забавы» монарха смотрели сквозь пальцы, поскольку это также одна из традиций Императорского двора. На быстроменяющиеся «забавы» мужа императрица Мария Александровна внешне старалась не реагировать.
На отношениях супружеской пары сказывались и объективные обстоятельства: императрица становилась все более нездоровой, худела. Однако ситуация коренным образом изменилась в 1860 г. после рождения последнего ребенка – Павла Александровича. Врачи заявили, что следующая беременность убьет императрицу, и супружеские отношения между Александром II и Марией Александровной полностью прекратились173.
После этого рядом с Александром II немедленно появилась новая пассия. Ею стала фрейлина императрицы молоденькая княжна Екатерина Михайловна Долгорукова. То, что фрейлин использовали при Дворе для адюльтеров, было привычным. Во второй половине XIX в. их заменили балерины. На фрейлинах, как и на балеринах, не женились. Но фрейлина Е.М. Долгорукова стала единственной, закончившей свою историю законным браком с императором. Эта была последняя любовь стареющего императора к женщине, младше его на 29 лет. Их связь продолжалась 14 лет, и во второй семье императора Александра II родилось четверо детей.
Между тем Александр II и Мария Александровна очень скромно отметили в 1866 г. свою серебряную свадьбу. Скромно потому, что едва закончился годичный траур по умершему старшему сыну. Это трагическое событие, о котором упоминалось выше, буквально сломало императрицу. С этого времени она постоянно носила траур. Ей было не до традиционных семейных торжеств. Мемуарист упоминает, что серебряную свадьбу их величества «праздновали семейно, без всякого официального торжества. Только самые близкие люди собрались утром для принесения поздравления» 174.
Александр II и Е.М. Долгорукова с детьми
Александр II 16 апреля 1866 г. подарил жене «кольцо, подобное обручальному, с цифрою «XXV» из бриллиантов и золотое пасхальное яичко с двойным числом помолвки и ее 25-летней годовщины; то же число было изображено на браслете с крупной жемчужиной и на портрете Государя в полной парадной форме лейб-гвардии Преображенского полка (в этой форме он просил ее руки)». Были и другие подарки. Мария Александровна получила вазу из ляпис-глазури Петергофской гранильной фабрики, а каждому из детей досталось по пасхальному яйцу из твердого камня. Кроме этого младшие сыновья, Сергей и Павел, получили «корзины с живыми мопсами для пополнения их коллекции»175.
Состоялись и неизбежные, но сведенные к минимуму торжественные публичные мероприятия. На семейное торжество прибыла сестра Александра II королева Вюртембергская Ольга Николаевна. Из посторонних лиц на торжестве присутствовал только князь А.И. Барятинский, приглашенный царем как его шафер на свадьбе в 1841 г. 16 апреля 1866 г. к 11 часам утра в Зимнем дворце собрались все члены Императорской фамилии, и великий князь Николай Николаевич (Старший) от имени всего царского дома поднес императорской чете икону трех святителей, которую Александр II сам отнес в Малую церковь Зимнего дворца для постоянного размещения. Вслед за этим отслужили обедню с благодарственным молебном. В 2 часа дня вся Императорская фамилия поехала в Петропавловскую крепость, где состоялась панихида по цесаревичу Николаю Александровичу. На этом закончились семейные торжества. Через два дня, 18 апреля 1866 г., в Николаевском зале Зимнего дворца состоялся большой бал на 1000 человек, которым, собственно, и закончились публичные торжества в Петербурге176.
К этому времени Александр II уже имел определенную репутацию среди прекрасной половины высшего света. Современники, обратившие внимание на мельчайшие нюансы в поведении императора (например, граф С.Д. Шереметев упоминает, что «всем было уже известно движение его руки, когда он вынимал носовой платок, и по этому движению судили о настроении его духа»177), отмечали, что, «не поддаваясь влиянию мужчин, Александр II имел необыкновенную слабость к женщинам. Близкие ему люди, искренно его любившие, говорили, что в присутствии женщины он делается совершенно другим человеком»178.
Несмотря на то что семья практически распалась, и наличие второй семьи у Александра II было секретом полишинеля (т. е. секретом, который всем известен), тем не менее на официальном уровне все выглядело очень пристойно. Семейные юбилеи регулярно отмечались. Так, 13 марта 1874 г. семейно праздновалось 35-летие первой встречи Александра II и Марии Александровны. На так называемом охотничьем ужине были розы и первая земляника179. В 1876 г. прошел еще один семейный юбилей, связанный с 35-летием со дня свадьбы Александра II и Марии Александровны. 16 апреля Александр II подарил жене браслет с большим диамантом (алмазом), который можно было носить и как брошку. На браслете выгравированы памятные даты «1841–1876». Кроме этого, он перевел на счет жены «подарочные» 100 000 руб. В заключение состоялся большой фамильный обед180.
К этому времени маленькая Катенька Долгорукова давно и жестко держала гражданского мужа в своих руках. Александр II действительно любил свою «дусю», хотя уже хорошо знал все ее недостатки. В 1868 г. он писал181 своей Катеньке: «я знаю мою гадкую шалунью до самого донышка и люблю мою дусю до безумия со всеми ее недостатками, как Бог ее сотворил».
Они любили друг друга. Об этом свидетельствует вся их переписка. У них был свой «язык». На фотографиях, подаренных
Е. Долгоруковой, Александр II на французском языке писал: «Твой отвратительный Мунька, который тебя обожает» (1868 г.); «От твоего Муньки, который тебя любит больше, чем душу» (1878 г.). Сама Долгорукова была не менее откровенна: «Я люблю тебя со страстью, как безумная… очутиться в твоих объятиях и забыть весь мир» (1868 г.); «Итак, до сегодняшнего вечера, до 3/4, и вопьемся как кошки. Это то, к чему у меня ужасная страсть. Целую тебя всего страстно» (1870 г.)182.
Однако он – император огромной страны, а она происходила из обедневшей княжеской семьи. Поэтому в любви Е. Долгоруковой присутствовал и откровенный практицизм. Вся обширная переписка Е. Долгоруковой и Александра II проникнута беспокойством княжны за свое положение, за будущее своих детей. Е. Долгорукова сделала так, что император в начале их связи поклялся перед иконой, что он женится на ней, когда станет свободен. Долгорукова писала в мемуарах: «Он поклялся мне перед образом, что предан мне навсегда и что единственная его мечта – жениться на мне, если когда-нибудь он будет свободен». Александр II, как мог, успокаивал «дусю» и в завещании, составленном 8/20 сентября 1876 г., обеспечил ее и будущее их детей материально. Это завещание он неоднократно дополнял. В конечном счете осенью 1880 г. на имя Е.М. Долгоруковой в Государственное казначейство был положен капитал, который к моменту смерти Александра II составил более 3 млн руб.
Александр II, не особенно скрываясь, жил на две семьи. Когда официальная царская семья переезжала в Царское Село, туда же переезжала и Е.М. Долгорукова с детьми. До 1877 г. она жила в доме Коменданта Императорской Главной квартиры A.M. Рылеева. Этот холостой и бездетный генерал занимался воспитанием детей Долгоруковой, а после смерти Александра II стал их опекуном. Со временем в Царском Селе и Петергофе для Е.М. Долгоруковой купили дачи.
В 1877 г. начались ремонтные работы в Зубовском флигеле Екатерининского дворца в Царском Селе на «половине» Александра II. Несколько комнат, ранее используемые как служебные помещения (Рейнкнехтская и Штандартная), превратили в жилые покои. Вполне возможно, что в этих комнатах и поселилась Е. Долгорукова. Точно известно, что в 1877 г.
Е.М. Долгоруковой выделили комнаты рядом с апартаментами Александра II в Большом Царскосельском дворце.
Для взрослых детей Александра II факт наличия у отца второй семьи не являлся секретом. Однако все держали себя так, как будто никакой Катеньки в природе не существует, хотя Екатерина Долгорукова не упускала случая обозначить свое присутствие рядом с императором. В основном скандалами. Так, в августе 1877 г. она в анонимном письме к начальнику Царскосельского дворцового управления Ребиндеру потребовала «выслать в квартиру генерал-адъютанта Рылеева ту долю фруктов, которая назначается самому государю в его здесь пребывание». Ребиндер письмо проигнорировал и продолжал отсылать лучшие фрукты из Царскосельских оранжерей императрице Марии Александровне. Тогда Катенька написала жалобу Александру II, тот в это время находился в Дунайской армии, осаждавшей Плевну. В результате этой переписки с берегов Дуная Ребиндер получил телеграмму с высочайшим повелением послать Долгоруковой «фрукты, предназначаемые для самого государя»183.
В начале 1879 г., еще до серии покушений на Александра II, император переселяет свою вторую семью в Зимний дворец. Екатерину Долгорукову поместили на третьем этаже юго-западного ризалита императорской резиденции. По свидетельству мемуаристов, смех и крики маленьких детей были отчетливо слышны в гостиной Марии Александровны, которая находилась этажом ниже. Однако императрица ни словом, ни взглядом не упрекнула своего мужа.
С этого времени Екатерина Долгорукова начинает вмешиваться в государственные дела. Судя по мемуарам Е. Долгоруковой, ее влияние распространялось даже на охрану императора. Так, после апрельского покушения 1879 г. на Дворцовой площади Александр II, по просьбе Е. Долгоруковой, отказался от ежедневных утренних прогулок вокруг своей резиденции и вместо этого ежедневно совершал утреннюю прогулку по большим залам Зимнего дворца «в обществе своих троих детей, рожденных от его брака с княгиней Юрьевской»184. Она постоянно консультировалась по вопросам охраны с графом Лорис-Меликовым и А. Рылеевым, обсуждала эти вопросы и с Александром II. По ее словам, «за такими сведениями она обычно обращалась, руководимая заботами, вдохновляемыми ее искренней привязанностью»185. Ее энергию можно понять: молодая, тридцатитрехлетняя женщина с тремя детьми (один ребенок умер) понимала, что все ее благополучие держится на жизни и здоровье Александра II, которому шел 63-й год и на которого беспрерывно совершались покушения.
Некоторые из придворных немедленно «поменяли ориентацию», уделяя Е. Долгоруковой самое пристальное внимание. Начали крутиться вокруг Катеньки и разного рода дельцы, хорошо представлявшие степень ее влияния на стареющего Александра II. Так, С.Ю. Витте, видный политический деятель, упоминал, что Катенька не брезговала добычей в пользу этих дельцов «различных концессий и льгот»186. И, конечно, не бескорыстно.
«Наконец», 20 мая 1880 г. императрица Мария Александровна, после длительной болезни, в одиночестве угасла в Зимнем дворце. Александр II в это время жил со своей «дусей» в Зубовском флигеле Большого Екатерининского дворца. С 20 мая для Катеньки Долгоруковой начались горячие дни, во время которых она проявила бешеную энергию и железную волю. Она буквально «ковала, пока горячо…».
О том, как развивались отношения Александра II с Екатериной Долгоруковой в мае-июне 1880 г., дает представление их переписка. В день смерти жены, 20 мая 1880 г., Александр II писал Долгоруковой: «Ты знаешь… что я исполню мой долг, лишь обстоятельства мне это позволят». На следующий день Александр II сообщил министру Императорского двора А.В. Адлербергу о своем желании вступить в законный брак с Екатериной Долгоруковой. Результаты этого разговора царь зафиксировал в дневнике 22 мая 1880 г.: «Адлерберг, представив множество возражений, не советует мне вступать в новый брак. Должен признать, что в некотором отношении он прав, но я не мог с ним говорить с полной откровенностью. Я дал слово чести и должен сдержать его, даже если Россия и История мне этого не простят»187.
Только после смерти Александра II министр Императорского двора А. В. Адлерберг поделился с близкими людьми своими впечатлениями от этого разговора. Он подчеркивал, что «покойный государь был совершенно в руках княгини Юрьевской, которая довела бы государя до самых крайних безрассудств, до позора». По словам министра, он был «крайне возмущен» намерением царя жениться, когда тело его жены, матери его детей еще не предано земле. Адлерберг был категорически против этого брака, Александр II настаивал на своем желании: «Государь, со своей стороны, доказывал необходимость предположенного брака, считая себя обязанным к этому чувством чести, совести и религии. Он горячился, волновался, и горячий наш спор продолжался более часа»188. Наконец, Адлербергу удалось убедить царя соблюсти минимальные приличия и отложить брак.
Для Катеньки отсрочка представилась катастрофой. Она стала жестко давить на Александра II, требуя немедленного выполнения обещания жениться. Царь не отказывался от своего обещания, но хотел соблюсти элементарные приличия, и настойчивость «дуси» стала вызвать у него раздражение. В письме к ней от 27 мая 1880 г. Александр II писал: «Но ты должна понимать, милая дуся, что мне неприятно касаться подобного предмета, когда тело усопшей еще не предано земле. Поэтому не будем говорить об этом, ибо ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы не сомневаться в моем слове»189.
Александр II действительно сдержал свое слово. Когда миновал 40-й день после смерти императрицы Марии Александровны, он решительно объявил А.В. Адлербергу о своем желании жениться: «Государь при одном из моих докладов снова поразил меня, объявив свое решение не отлагать долее исполнение намерения и совершить обряд немедленно, секретным образом. Я снова пытался отклонить его, представив все неприличие такого поступка до истечения годичного срока после кончины императрицы. Во все время, что я говорил, государь сидел молча, бледный, смущенный, руки дрожали, вдруг встает и, не сказав ни слова, выходит в другую комнату. Я в полном недоумении соображаю, что остается мне делать, и намеревался также уйти, как вдруг отворяется снова дверь, и входит женщина; за нею вижу фигуру государя, который, впустив княжну в кабинет, затворяет за нею дверь. Странное было мое положение – очутиться лицом к лицу с женщиной, с которою приходилось мне говорить в первый раз и которая напустилась на меня с резкими упреками за то, что я отговариваю государя от исполнения долга чести. Я вынужден был возражать ей, так что между нами произошла бурная сцена, продолжавшаяся довольно долго. Среди горячего нашего спора дверь в кабинет полураскрылась, и показалась голова государя, который кротко спросил, пора ли ему войти. На это княжна с горячностью ответила: «Нет, оставь нас докончить разговор». Государь захлопнул снова дверь и только несколько времени спустя вошел в кабинет, когда сама княжна, излив всю злобу на меня, вышла из кабинета»190.
Эта сцена поразила министра Императорского двора А.В. Адлерберга. Он первый раз видел и слышал, как выставляли из собственного кабинета самодержавного хозяина многомиллионной империи! В этот миг он, видимо, совершенно отчетливо понял, кто будет управлять этой империей.
Венчание Александра II и Екатерины Долгоруковой состоялось 6 июля 1880 г. в Екатерининском дворце Царского Села перед походным алтарем Александра I. Несмотря на секретность, факт венчания стал сразу широко известен. Императорскую фамилию и петербургский высший свет шокировал поступок Александра II. Осенью 1880 г. в крымской Ливадии молодую жену официально представили детям Александра II от первого брака.
Для молодых великих князей, младших сыновей Александра II, это стало настоящей трагедией. При этом о своем браке Александр II сообщил сыновьям через их воспитателя Арсентьева[18], «для них это был страшный удар; они питали культ к памяти своей матери, так недавно скончавшейся. Сергей Александрович знал о связи своего отца, но он поставил себе задачей помешать тому, чтобы младший брат его, великий князь Павел, что-нибудь узнал об этом»191.
Вскоре после возвращения в Петербург из Ливадии Екатерина Долгорукова Высочайшим указом (от 5/17 декабря 1880 г.) превратилась в княгиню Юрьевскую. По слухам, циркулировавшим по петербургским гостиным, такая «фамилия» была связана с одним из семейных преданий Романовых. Якобы император Павел I «посмертным распоряжением назвал имевшую родиться побочную дочь Юрьевскою, что и подало покойному государю назвать своих побочных детей и их мать Юрьевскими»192.
Реакция детей была пассивно-демонстративной. Например, цесаревич Александр Александрович, который в 1870-х гг. охотно жил в Царском Селе, в Александровском дворце, со дня свадьбы Александра II с княгиней Юрьевской перестал посещать Александровский дворец193.
В Петербурге события лета и осени 1880 г. стали главным предметом для разговоров. Почти все осуждали стареющего императора и сочувствовали его детям. А.Н. Бенуа тогда был ребенком, но и ему запомнилось единодушное осуждение скоропалительного брака Александра II. Много позже он вспоминал: «В это лето мы не переехали на дачу, и тетя Лиза не прерывала своих еженедельных посещений, оттого мне особенно и запомнился этот ее гнев, сопровождавшийся совершенно убежденными пророчествами: Бог-де непременно накажет его за такое попрание божеских и людских законов!»194
Темп развития событий второй половины 1880 г. не удовлетворил притязаний честолюбивой «дуси». В недрах Министерства Императорского двора началась неофициальная подготовка к ее коронации и превращению княгини Юрьевской в императрицу Екатерину III. Амбиции княгини Юрьевской всячески поддерживал всесильный тогда «диктатор», министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов, который поддерживал с Юрьевской самые дружеские отношения.
Коронация планировалась на август 1881 г. К разработке проекта церемонии привлекли М.Т. Лорис-Меликова195. По свидетельству близкого ко Двору профессора Б.Н. Чичерина, «Епитроп196 Иерусалимской церкви, ныне государственный контролер Тертий Филиппов по этому случаю даже ездил в Москву, чтоб из архивов извлечь подробности о коронации Екатерины I….Добыв в Москве архивные сведения для будущей коронации, он с торжеством возвращался в Петербург, как вдруг на полпути узнал о событии 1 марта»197.
Отношения в семье обострились настолько, что Александр II периодически в минуту гнева прямо говорил своему старшему сыну, что он может лишиться своего статуса цесаревича. Отношения в большой в семье Александра II в начале 1881 г. сложились весьма непростые.
Французский паспорт княгини Юрьевской
Однако гибель императора Александра II от рук террористов 1 марта 1881 г. положила конец честолюбивым притязаниям «дуси». Многие сановники, преданные соратники Александра II, в определенной степени с облегчением восприняли известие о мученической кончине царя, «списавшей» все его земные грехи. Министр Императорского двора А.В. Адлерберг конфиденциально высказал следующее мнение: «Трудно сказать, до чего могла бы довести государя эта женщина, нахальная и вместе с тем глупая и неразвитая! Вот почему я и сказал, что мученическая кончина государя, быть может, предотвратила новые безрассудные поступки и спасла блестящее царствование от бесславного и унизительного финала»198.
При Александре III после ряда скандалов княгиня Юрьевская уехала из России во Францию. При Николае II она периодически приезжала в Россию. В этот период с Юрьевской подружилась великая княгиня Ольга Александровна, которая часто бывала в доме второй жены своего деда. Она вспоминала, что «всякий раз, как я приходила к ней, мне казалось, будто я открываю страницу истории. Жила она исключительно прошлым. Она только о нем и говорила». Более того, Юрьевская сохранила все мундиры Александра II, всю его одежду, даже домашний халат, и поместила их в стеклянную витрину в домашней часовне199. Накануне Первой мировой войны Юрьевская продала всю недвижимость и уехала во Францию, где и скончалась в 1922 г.
<< Назад Вперёд>>
