Характер немецкой торговли в Новгороде по статутам немецкого двора. – Что такое скра? - Их содержание. - Органы немецкого двора. - Купеческая общи на. - Роль священника и церкви. - Регулирование торговой деятельности. - Количество немецких купцов в Новгороде. - Объекты торговли; экспорт и импорт. - Обманы в торговле и борьба с ними. - Откуда добывались предметы вывоза? - Новгородская колонизация
Первоначальный смысл слова "скра" — отрезанное, почему Яков Гримм понимал его в смысле решенного, судебного решения, другие истолковывали этот термин как деление на части или отделы; указывали и на то, что "скра" означает кожу, пергамент, а затем и записанные на них памятники. В этом понимании оно встречается весьма рано в скандинавских странах: в 1118 г. Haflidskra — законник, составленный Гафлидом, logskrar — судебные книги, о которых упоминается в норвежских источниках XII в., hirdskra — сборник, составленный при короле Магнусе в XIII в. И впоследствии гильдейские статуты именуются в Швеции "gildeskra", в Дании уставы товарищества называются "skra". Мы находим этот термин в конце Средневековья и в городах Вестфалии и Шлезвига в смысле постановлений, статутов (schrae): "Мы, консулы (магистрат) и граждане города Лпенрада, установили следующие статуты нашего города, именуемые скра и записать велели" (1335 г.). Название это появляется и в Гамбурге, в особенности же в Ревеле и в Риге в XV в. в измененном виде ьскга, scrage, bchragen; уставы рижских цехов именуются "schragcn". По-видимому, во всех этих городах слово "скра" заимствовано из Скандинавии, и оттуда же оно перешло и в Новгород — лучшее подтверждение того, что исходную точку в немецкой торговле с Новгородом составляет шведский остров Готланд с его купечеством, вслед за которым пошли уже чисто немецкие города670.
Новгородская скра сохранилась в целом ряде списков — Шлютер насчитывает семь списков, относящихся к эпохе XIII—XVII вв., некоторые из них встречаются в нескольких различных редакциях. Раньше были отпечатаны только некоторые скра671.
Наиболее старинный список (первая скра) относится к XIII в. и сам именует себя "скра", составленной "на основании обсуждения и постановления мудрейших всех городов немецких земель". Эта первая скра не намерена вводить ничего нового, а записывает лишь издревле господствующее "на немецком дворе в Новгороде" право для руководства всем посещающим этот двор. "Вот скра Новгородская. Да будет известно всем тем, кои здесь находятся и впредь сюда приезжать будут, кои видят эту скра и слышат, что от всего совета и по общему решению мудрейших мужей из всех городов немецкой земли предписано это право, которое издревле соблюдалось и существовало в немецком подворье в Новгороде, блюсти и впредь всем тем, кто имеет обыкновение приезжать в упомянутое подворье водою и сухим путем" (ст. 1 )672.
По мнению Шлютера, под мудрейшими всех немецких городов можно разуметь лишь собравшихся в Висби представителей купцов северной Германии, участвовавших в торговле с прибалтийскими странами, ту организацию, которая именовалась "der gemeine Kaufmann". За готландцами ведь последовали и немецкие купцы, отправлявшиеся из г. Висби и по примеру готландцев приобретшие землю и построившие свой двор в Новгороде. Он думает поэтому, что в Висби и была составлена эта древнейшая скра, регулировавшая жизнь в общем для всех немецких купцов подворья и желавшая сохранить старинные обычаи и на будущее время, превращая их в писаное право673.
Вторая скра знаменует собою второй период в истории ганзейской торговли с Новгородом, когда первой роли среди немецких городов добивается Любек. Это видно прежде всего из того, что в основу ее положено любекское право. Вторая скра состоит из двух частей — первая и меньшая содержит, с незначительными изменениями, первую скра, вся же остальная, если не считать немногих дополнений, заимствована, как выяснил на основании детального анализа Френсдорф, из любекского права. Многие статьи дословно повторяют соответствующие любекские постановления, в других лишь некоторые выражения изменены соответственно иным условиям, имеющим место в Новгороде.
Например, вместо города Любека поставлен двор св. Петра, вместо любекского фохта ольдерман двора, вместо "мужчины и женщины" только "мужчины", ибо в Новгород женщины не приезжали; вместо заключения в башню — сажание в погреб; размер вир значительно понижен. В некоторых случаях составитель скра объединяет в одну статью несколько постановлений памятника, из которого он черпает, или он прерывает изложение последнего необходимыми добавлениями, а затем вновь обращается к своему источнику и продолжает следовать ему674.
Френсдорф полагает, что вторая скра и могла быть составлена только в Любеке в конце XIII в. На это указывает и следующее весьма важное постановление (ст. 81): "если бы среди купцов во дворе возникло сомнение по поводу того или другого права, которое не записано, то об этом должно быть доведено до сведения совета г. Любека, который охотно пришлет свое постановление для включения его в книгу". Вслед за этим прибавлено в качестве заключения скра. что ее следует ежегодно читать от начала до конца — раз для летних гостей и раз для зимних (ст. 82). В копенгагенской редакции второй скра повторяется еще раз в ст. 86 положение, что в случае сомнения следует обратиться в Любек, и последний приложит старания к тому, чтобы его новое постановление облечено было в закон.
Напротив, в третьей — рижской редакции не только этой прибавки, но и первого постановления ст. 81 об обращении к Любеку не имеется, а идет непосредственно заключительная 82-я статья о ежегодном прочтении скра. Здесь находим, следовательно, пропуск, и он, действительно, имеется в самом оригинале: последний содержит пустое пространство, на котором должно было быть упомянутое постановление, четыре строчки уничтожены, выскреблены.
Высказывалось предположение, что здесь помещались те же слова относительно нрава Любека восполнить статут. Действительно, в 1298 г. рижский магистрат выражает свое сожаление по поводу уничтожения в статуте одного места, касающегося Любека, что сделано без его ведома и желания. Это заявление находится в связи с столкновением Риги с Тевтонским орденом, когда Рига обратилась за помощью к вендским городам, и представители Любека и Висби явились в Ригу в качестве посредников для восстановления мира между ней и орденом. По-видимому, любекские послы, находясь в Риге, узнали об исключении этой статьи из скра, и Риге пришлось сделать упомянутое заявление675. В 1910 г., по просьбе Шлютера, была сделана попытка восстановить химическим способом стертые строки, и она увенчалась полным успехом. На пустом месте появились слова: "Если бы среди купцов во дворе возникло сомнение по поводу того или другого права, которое не записано, то об этом должно быть... (пропуск) охотно пришлет свое постановление для включения его в книгу". Слова, совершенно тождественные с теми, которые имеются в любекской и копенгагенской редакции. Только то место, где говорится "до сведения совета г. Любека", т.е. где содержится самая сущность статьи, против которой Рига восставала, настолько основательно соскребли, что восстановить его не удалось; но на пустом пространстве, несомненно, были написаны эти слова676.
Это нежелание Риги предоставить Любеку право дополнять содержание скра, является одним из эпизодов борьбы между Висби и Любеком за власть и за управление новгородской факторией. Во второй скра в приведен ной выше ст. 81 (и 86) сухо выражен конечный результат этой борьбы, которая, вероятно, продолжалась весьма долго. Возможно, что это постановление не являлось чем-либо новым, а означало лишь признание уже ранее установившегося обычая, согласно которому возникающие при применении скра сомнения разрешал уже не Висби, а Любек. Что Любек добивался, и что взгляды городов по этому вопросу расходились, мы узнаем не только из рижского списка скра, где соответствующее место исключено ввиду нежелания Риги подчиниться этому решению, но и из других памятников.
В 1293 г., во время съезда немецких городов в Росгоке, по-видимому, внесено было предложение обращаться не в Висби, а в Любек, и разрешать дела но любекскому праву, причем саксонские города и ряд других единодушно высказались за это. Однако, для того чтобы это решение могло вступить в силу, необходимо было согласие и других городов, почему Росток и Висмар предложили им сообщить, согласны ли они с принятым решением. В архивах сохранились (отпечатанные ныне) ответы 26 городов, которым был послан своего рода бланк с заранее заполненным содержанием; они должны были прибавить только число и месяц и приложить печать города. Огромное большинство городов это и исполнило, лишь некоторые сделали известные оговорки или добавления; Рига же высказалась в пользу Висби, хотя и выражала готовность пойти на компромисс; на сохранении прежнего порядка настаивал и Оснабрюк, как видно из выраженной ему со стороны Висби благодарности. Висби при этом указывал на то, как затруднительно должно быть для купца, находящегося в Новгороде или на Готланде, покидая свое имущество, отправляться в Любек для рассмотрения там его дела. Однако последнее вовсе не имелось в виду, ибо, как сообщал в 1298 г. представитель вестфальских городов, участвовавший на съезде городов в Любеке, магистрату Дортмунда, дело сводится к тому, чтобы в случае сомнения, возникающего у немецких купцов в Новгороде, об этом через посланных людей писалось в Любек, который им в свою очередь пришлет письменный ответ.
Во всяком случае, Любек, как видно из приведенной выше статьи, одержал полную победу. Еще в конце XIII в. Висби упоминал о "купцах, посещающих Готланд и Новгородское подворье", рассматривая Новгород в качестве какой-то прибавки к Готланду. Он разрешал все сомнения, возникающие в Новгороде, но теперь вынужден был это важное право уступить Любеку. Не только материальное право Любека вошло в статут, предназначенный для Новгорода, но и в процессуальной области апелляционной инстанцией являлся Любек. Иначе говоря, в Новгороде обязаны были руководствоваться нормами любекского права; если же возникал спор по поводу применения их, или немецкий купец возражал против решения суда, то спорный вопрос опять-таки разрешался Любеком, который мог изменить решение суда, дать определенное толкование данной статье скра, пополнить последнюю новым постановлением677.
В третьей скра, относящейся к началу XIV в. и немногим отличающейся от предыдущей, устанавливается — в этом заключается почти единственное ее отличие от второй скра — компромисс. Любек готов поделиться властью с Висби, последнему отчасти удается восстановить свое влияние.
Первые три списка статутов находятся в тесной связи между собою, ибо первая скра включена и во вторую и третью, и третья, если не считать указанных двух статей и еще немногих других, не отличается от второй.
Скра четвертая, пятая и шестая в свою очередь образуют особую группу. Четвертая скра, состоящая из 16 отдельных частей, составлена в 1315—1355 гг. и совпадает в некоторых отделах своих с другими постановлениями. Она отличается богатством содержания, дает ряд правил, касающихся порядка управления новгородским подворьем, безопасности его, условий торговли, рисует яркую картину жизни и деятельности немецких купцов в Новгороде.
Влияние Любека и здесь резко обнаруживается, хотя Висби еще и теперь не отказывается от своих прав. В первой скра говорится, что ольдерман двора, как и ольдерман св. Петра (они различаются) могут быть избраны из числа купцов любого города, во второй скра это указание пропущено, в четвертой они избираются только из представителей Любека и Висби попеременно, причем избирают их выборные от этих городов. Точно так же священник и "мудрейшие" определяются этими двумя городами. Таким образом, управление новгородским двором находится всецело в зависимости от этих двух городов, а так как в 1361 г. Висби был занят и разграблен датским королем Вальдемаром и постепенно стал приходить в упадок, то новгородская фактория очутилась в руках Любека.
В пятой скра, почти целиком повторяющей четвертую и относящейся к концу XIV в., обнаруживается уже важная роль ливонских городов в управлении новгородским подворьем. В этот статут включено постановление ганзейских городов 1361 г., согласно которому имеют силу только те принятые в Новгороде решения, на которые дали свое согласие Любек, Висби и ливонские города Рига, Ревель и Дерпт678.
Обращаясь к содержанию различных списков скра и пытаясь на основании их дать представление об условиях жизни немцев в Новгороде и характере их торговли, мы должны исходить, главным образом, из третьей скра, различая лишь те части ее, которые содержались уже в первой скра, как от тех, которые были присоединены ко второй, так и от тех, которые появились впервые в третьей679.
К наиболее старинным статьям, содержащимся уже в первой скра (первой половины XIII в.), относятся те, которые определяют организацию немецкого двора, органы его и порядок управления. Немецкие купцы отправляются два раза в год в Новгород — летом и зимою, почему и различается караван (адмиралтейство) летних и зимних гостей. Каждый из них, по прибытии в Неву, избирает из своей среды двух ольдерманов (старейшин) — ольдермана двора и ольдермана св. Петра. Ольдерман двора, с своей стороны, избирает себе в помощники четырех мужей — ратманов, "мудрейших", как они названы в третьей скра. Эти ольдерманы первоначально, как мы видели выше, могли избираться из представителей любого города, впоследствии же (скра четвертая) только из жителей Любека и Висби попеременно посланными этими городами лицами. Отказ от избрания на эти должности не допускался. Согласно третьей скра, если выбранный в ольдерманы "не захочет принять должность по доброй воле, то следует его упрашивать. Если он не захочет внять просьбе, то следует просить его трижды от имени подворья. Если он и этого не примет в уважение, то должен уплатить подворью 50 марок серебра", — сумму весьма крупную. Однородная, хотя и более низкая пеня (в 10 марок серебра), установлена и в случае отказа войти в состав "мудрейших".
Ольдерман подворья стоит во главе всего управления двором. По приезде в Новгород он имеет право выбрать во дворе дом, где желает поместиться с товарищами, и там поселить столько людей, сколько пожелает (ст. 3). Он созывает собрание купеческой общины — стевен, на которое все обязаны являться под страхом пени (ст. 4,6). В случае каких-либо столкновений между жителями подворья, об этом доносится ольдерману. Так, если ссора, происшедшая в пути, не улажена до прибытия в Новгород, то об этом извещается ольдерман (ст. 18). Если происходит ссора между купцами и их слугами, то об этом также сообщается ему (ст. 17). Наконец, в случае столкновений между учениками, если дело дошло до драки или убийства, об этом доводится до сведения ольдермана (ст. 16). В третьей скра во всех этих местах слова "сообщается ольдерману" заменены словами "судит ольдерман", так что ему принадлежат и судебные функции. При этом, как прибавлено во второй скра (ст. 71), ольдерман и ратманы предварительно должны стараться помирить поссорившихся, а затем уже, в случае неудачи, судить их. В случае подачи жалобы на кого-либо из живущих в подворье и отказа его явиться на суд, он подвергается пене, и, кроме того, ольдерман и ратманы должны вместе с истцом отправиться к клети, где хранится его имущество, и там положить решение по делу (ст. 45). Согласно первой скра, из вир, уплачиваемых виновным, две части поступают в пользу св. Петра (казны св. Петра), и одну треть получает ольдерман пополам с ратманами (ст. 38—39, 41—42, 46, 52, 60). В третьей скра об этом отчислении из пеней в пользу ольдермана и ратманов не упоминается; штраф полностью поступает в пользу св. Петра.
Таким образом, мы имеем пред собою самоуправляющуюся единицу, немецкую купеческую общину, вполне организованную, с собранием членов и с должностными лицами, во главе которой стоит ольдерман подворья — представитель ее, судья, администратор, выполняющий, как и все прочие, эту должность лишь временно, пока он не закончил своих дел и не уехал обратно, и притом, по крайней мере впоследствии, безвозмездно. Ольдерману и ратманам запрещается принимать подарки свыше полумарки кун (ст. 65). Но исполнялось ли это? Не являлись ли эти подарки важным источником их доходов?
Все это относится, как кажется (из текста не ясно: говорится просто — ольдерман), к ольдерману двора, от которого следует отличать упомянутого выше ольдермана св. Петра. Последний, по-видимому, ведал кассой св. Петра, грамотами и статутами, хранившимися в церкви, и товарами, в ней помещавшимися, следовательно, заведывал хозяйственной частью, средоточием которой являлась церковь св. Петра.
Купеческая община состояла из лиц троякого рода — из самостоятельных купцов, из слуг и учеников. Купцы образуют собрание общины (ст. 6), по прибытии в подворье бросают между собою жребий относительно занимаемых ими помещений (ст. 5), уплачивают определенный сбор в пользу двора (в виде процента с ценности привезенных товаров — ст. 22) и в пользу князя (ст. 23). Они обязаны поочередно охранять днем и ночью двор и ночевать в церкви (ст. 20). Купцы привозят с собой слуг или приказчиков ("когда хозяин привез слугу" — ст. 11). Для начинающего купца эти путешествия в другие страны имели не меньше значения, чем для ремесленного подмастерья странствования по городам. Будущему купцу ведь предстояло торговать с иноземцами, всю жизнь свою проводить в поездках. Здесь-то он в молодости и узнавал торговые обычаи, учился торговать. Слуга производит продажу товаров по поручению хозяина (ст. 55). Но может случиться, что хозяин будет недоволен заключенной слугой сделкой; тогда слуга должен присягнуть, что он не может доставить товара покупателю, и в этом случае он свободен от всякой ответственности. Это сказано во второй скра; напротив, согласно третьей (ст. 30), хозяин обязан присягнуть, что он не приказывал слуге продать, и тогда продажа считается несостоявшеюся. Таким образом, для расторжения сделки в первом случае достаточно отказа со стороны хозяина, и действия слуги теряют свою силу, тогда как во втором продажа недействительна лишь в том случае, если окажется, что слуга действовал без согласия хозяина. Если же имелось распоряжение последнего, то сделку уничтожить уже невозможно. В четвертой скра предусматривается и случай, когда купец сам уезжает, но не успел распродать товар и поэтому ему предоставляется оставить слугу в Новгороде.
Наконец, с купцами приезжают и ученики. Они образуют особую группу с собственным старшиной (ст. 16), в их пользование предоставляется особая комната, поскольку она не занята товарами (ст. 10).
Здесь имеется, следовательно, обычное деление купеческого сословия на хозяев, слуг и учеников, подобно тому как ремесленники состояли из самостоятельных мастеров, подмастерьев (слуг) и учеников. Такое же разделение на три ступени находим и в рыцарстве и в церковной иерархии Средневековья. Связь между этими тремя группами была теснее, чем впоследствии, ибо она основывалась на обязанности слуг и учеников работать у хозяина в течение всего продолжительного срока найма и подчиняться его приказаниям. Покидая хозяина или оказывая ему неповиновение, слуга нарушал правила дисциплины. Сообразно тому, в первой скра уже говорится о том, что слуга обязан помогать своему господину и не может оставить его без его согласия (ст. 13). В случае же непослушания хозяину, "если бы он был столь дерзок дорогою или во дворе", он подвергается штрафу, причем для главного виновника пеня составляет огромную по тому времени сумму в 10 марок серебра, а для соучастников 2 марки (ст. 16). Упоминание о последних допускает мысль о соглашении между слугами, о своего рода забастовке, которая в то время считалась особенно резким нарушением обязанностей слуг, бунтом и возмущением, направленным против властей. Однако в то же время и хозяин обязан был взять с собой привезенного им слугу (ст. 11) и не мог рассчитать его в случае болезни (ст. 12).
Из двух групп немецких купцов, посещающих двор св. Петра, купцов, едущих водой, и тех, которые приезжают горой, первые, по-видимому, пользовались преимуществами. По крайней мере, если ольдерман едущих водой по прибытии в подворье находит ольдермана сухопутных гостей, то последний обязан ему уступить место. Равным образом, сухопутные гости должны по прибытии приехавших водным путем потесниться ради них, очистить занятые дома и уступить им (ст. 3, 5). Шлютер объясняет эти преимущества едущих водой тем, что первыми немцами, явившимися в Новгород, были заморские купцы из Готланда, а затем из вендских и вестфальских городов — все они ездили морем. Лишь с течением времени, когда укрепилось владычество Ливонского ордена, приобрели значение и ливонские города, из которых купцы ездили сушей. Последних долго лишь терпели и только постепенно они приобрели равноправие с заморскими купцами — ездящие горой сравнялись с приезжающими водой. Действительно, в третьей скра хотя и говорится по-прежнему, что сухопутные гости должны уступить место морским, но относительно ольдермана тех и других этого уже не сказано, а установлено лишь, что ольдерман подворья с прибытием нового ольдермана отказывается от своего звания (ст. 1).
Во второй скра предусмотрены различные виды преступлений, совершаемых членами купеческой общины, причем объектом являются, само собою разумеется, другие члены той же общины, а не новгородцы. Наиболее строгое наказание полагается, естественно, за покушение на права немецкого подворья, т.е. за всякого рода действия, подрывающие его самостоятельность. Это как бы преступление против правительственной власти — за него установлен штраф в 50 марок серебра, при неуплате которого виновный заключается в тюрьму (сажается в погреб); сверх того, он изгоняется из подворья навсегда (ст. 66). В третьей скра (ст. 56) прибавлено еще преступление, совершенное новгородцем против подворья или против немца. На это подается жалоба старшинам подворья, но также и тысяцкому новгородскому. Виновному может быть запрещено вступать в подворье в течение года, если он не даст возмездия за свою вину. Здесь речь идет в виде исключения о вине не членов общины, а посторонних лиц в отношении последней, причем самостоятельно подворье, конечно не может налагать наказания на новгородца, а в состоянии только лишить его права посещать немецкий двор.
Наряду с наказаниями за преступления находим много случаев наказуемости всякого рода нарушений полицейского характера. В особенности четвертая скра содержит целый ряд постановлений, преследующих охрану порядка, безопасности, чистоты. Помимо упомянутых уже отчасти правил относительно пользования комнатами и клетями (для хранения товаров), относительно варения пива и меда, пользования дровами, имеется еще ряд статей, касающихся предупреждения пожаров, столь опасных в те времена, почему, например, имелись особые сторожа, которые делали обход для надзора за огнем. Далее установлено, что тюки и бочки должны быть размещены в порядке, запрещено перелезать через забор, как и портить столы или скамьи, бросать солому, употребляемую при упаковке товаров, и многое другое.
Особое внимание обращалось на церковь. И не потому, что она являлась священным местом. Нет, с этой точки зрения она совершенно не рассматривается и о богослужении вообще нигде не упоминается. В этом отношении скра резко отличаются от цеховых статутов, где всегда на первом плане стоят религиозные обязанности членов. Правда, и здесь фигурирует священник, которого купцы привозят с собой и содержат на свой счет, но об его духовных обязанностях нет ни слова. Зато в третьей скра (ст. 5) говорится о том, что священник обязан безвозмездно писать письма, необходимые св. Петру, т.е. все официальные бумаги и документы для подворья. За известную плату он должен писать письма и для купцов. Из этого видно, что на первый план выдвигались светские обязанности священника. Он исполнял функции писца при подворье, крайне важные в те времена, когда большинство купцов не знало грамоты и когда выбранный ольдерманом купец не в состоянии был составлять необходимых в сношениях с новгородским правительством или с немецкими городами бумаги. Но и вообще не только в XIII, но и в XV в. написать письмо считалось делом весьма сложным, и поэтому купцы и прибегали в своей коммерческой корреспонденции к помощи священника, обученного в монастыре.
Такой же характер, как деятельность священника, имели и функции самой церкви. Уже в первой скра (ст. 25) читаем, что "никто не должен торговать в церкви св. Петра ни с каким русским, будь то новгородец или гость" (иногородний), и за нарушение этого правила полагается высокий штраф в 10 марок серебра. В первой половине XIII в. церковь, следовательно, служила для целей торговли, но только русских впускать туда для совершения торговых операций не дозволялось. Но и сто лет спустя положение не изменилось. Из четвертой скра узнаем, что в церкви по стенам были расставлены тюки с товарами, причем около алтаря стояли бочки с вином. Как указывает Бук, различные скра упоминают о церкви почти исключительно как о товарном складе, и мы имеем основания предполагать, что она в первую очередь была именно складом680. Этим объясняются те специальные меры охраны церкви от ограбления и от пожара, которые устанавливаются в скра, — особые ночные дежурства в церкви, особые смотрители за огнем, требование закрывать на ночь окна в церкви, двери ее задвигать болтами, тушить освещение на ночь и т.д. Мы уже видели выше, что в ранние эпохи истории торговли последняя всегда совершалась в храмах, как единственном месте, где можно было безопасно производить товарообмен. В частности, такую роль играли церкви и на Руси. У ганзейцев они служили товарными складами не только в Новгороде, но и в Брюгге, Бергене и других местах. На чужбине это было наиболее верное место, где товары были защищены от разграбления и где и купцы искали убежища, в случае нападений на них со стороны местного населения. Нам известны случаи, когда во время столкновений с новгородскими жителями немцы скрывались в церкви и тем избегали опасности быть убитыми681. В XIV в. немецкая церковь в Новгороде была каменная, тогда как все остальные строения были деревянные, и это делало ее еще более ценной в качестве товарного склада, ибо при постоянных пожарах соседних деревянных построек она могла оставаться невредимой. Но, конечно, пожар внутри ее грозил гибелью хранившимся гам товарам, что, при отсутствии страхования в те времена, являлось полным разорением для купцов. Приходилось поэтому прибегать к строжайшим постановлениям относительно пользования огнем.
Запрещение торговать с русскими в церкви, вызывавшееся нежеланием допускать их в это убежище, является уже одной из мер, регулирующих торговую деятельность немецких купцов в Новгороде. Если не считать установления обязанности для всякого купца до своего отъезда произвести расчет (ст. 26), то в первой скра относящихся к торговле постановлений не найдем. Зато в следующих они появляются в значительном количестве. Здесь речь идет о случаях, когда немец везет товар других немцев по их поручению или когда они ведут торговлю в форме товарищества (ст. 70). Они могут ссужать друг друга деньгами или давать в долг товары; но каждый должен смотреть за тем, кому он дает взаймы. Ибо тот может продать или заложить полученное, и тогда заимодавцу придется его выкупать (ст. 73). Один может быть поручителем за долги другого (ст. 58, 64). По-видимому, должник в случае невозможности ни уплатить долг, ни представить поручителя, или если он, взявши чужой товар, растратил или проиграл его, отдается в кабалу кредитору. О таком случае отдачи одного немца в кабалу другому (об отдаче в кабалу русского немцу или наоборот предусмотрено, как мы видели, в договорах) говорится во второй скра (ст. 53). Кредитор или господин может его держать взаперти и на привязи, но без ущерба для его здоровья, и обязан кормить его. Должник обязан выполнять работу для своего господина, пока не возместит ему долга, но продавать его запрещается. Упоминается о задатке, в силу которого договор считается совершенным, если получивший задаток не отступится от договора и не вернет задатка (ст. 56), также об аварии корабля, когда потеряна мачта или парус или приходится груз бросать в море (ст. 79). Эти постановления повторяются и в третьей скра (ст. 29,32—33,38,43,49, 52).
В отличие от этих статей, касающихся отношений немцев между собой, другие постановления скра относятся к отношениям между немцами и русскими. Они запрещают немцам устраивать товарищество с русскими или брать их товары на комиссию (sendeve — ст. 29). Это распространяется и на других иностранцев — итальянцев, фламандцев, англичан (ст. 31). Как можно усмотреть из неоднократных постановлений съездов ганзейских городов, такого рода операции Ганза решительно запрещала и столь же усердно боролась с образованием торговых товариществ, в которых принимали бы участие иностранцы. И то и другое противоречило ее монопольным стремлениям, которые не могли примириться с торговлей иностранцев в странах, рассматриваемых немецкими городами в качестве своих рынков. Иностранцы не могли допускаться сюда ни в каком виде, будь то непосредственно в качестве торговцев, или же косвенно в виде участников компаний немецких купцов или поручающих последним свои товары для продажи. Две последние формы являлись удобным способом обойти монополию Ганзы, ибо сбыт производился и в том и в другом случае немцем, а иностранец участвовал лишь своими капиталами или товарами. Эти формы участия были поэтому особенно опасны и союзу городов приходилось вести с ними решительную борьбу682.
Однако ни жалоб, вызванных нарушением постановлений о товариществах или комиссионных операциях (в отношении Новгорода), ни направленных против такого рода действий решений съездов ганзейских городов, поскольку дело касается опять-таки Руси, мы не встречаем, так что есть основания предполагать, что русско-немецкие товарищества составляли редкое явление и точно так же товары русских принимались немцами на комиссию только в виде исключения. В четвертой же скра говорится вообще лишь о компаниях с участием ломбардов, фламандцев и неганзейцев, но ничего не упоминается о русских, и лишь в шестой скра повторяется запрещение образования товариществ с русскими. А в постановлениях съездов ливонских городов читаем лишь о том, что тамошние жители не могут хранить у себя товаров, принадлежащих русским без извещения о том городского магистрата. Это еще не свидетельствует о принятии их на комиссию, но возможность торговых операций новгородцев через посредство ливонцев не исключена.
И опасения проникновения иностранцев в Новгород и Псков и нарушения тем самым монополии Ганзы на Руси были, надо думать, преувеличены. По крайней мере, сведений о посещении этих городов торговцами иных национальностей вплоть до конца XV в. у нас почти нет. Исключение составляли, по-видимому, голландцы, которые через Або попадали в Новгород, в особенности с сельдями. Немцы не решались выполнить совет Ревеля о задержании их и их товаров во время пребывания их в самом Новгороде и предлагали Ревелю сделать это при проезде голландцев на обратном пути, а в 1434 г. в связи с этим съезд ливонских городов ограничил плавания и торговлю голландцев и зеландцев ливонскими приморскими городами, запретив им дальнейшие путешествия в глубь страны и торговлю с русскими. В 1350 г. в Новгороде появляется один ломбардец, которого немцы изгоняют, в 1398 г. снова через Ревель отправляется ломбардец в Новгород и ревельцы хотят его жестоко наказать за запрещенную торговлю оружием, но в обоих случаях за ломбардов вступается Ливонский орден. О путешествиях англичан, фламандцев или иных иностранцев в Новгород вообще ничего не упоминается, только в ливонские города не-ганзейцы отправлялись, но и против этого немцы вели решительную борьбу. В 1489 г. они жалуются московскому великому князю на ущерб, наносимый им торговлей посторонних Ганзе купцов.
Скра исходят из непосредственного обмена товара на товар в русско-ганзейской торговле и ведут борьбу с куплей-продажей на деньги. Пятая скра требует продажи сукна лишь на воск или меха или иной товар, а шестая запрещает иную торговлю, кроме меновой под угрозой 10 марок штрафа. И другие данные подтверждают такой характер обмена. Торгуя с русскими в Ревели, ганзейцы отправлялись на суда и говорили — вот наши товары, которыми мы намерены платить. Когда русские отнимали у них части кораблей, немцам приходилось платить солью и другими товарами для получения их обратно. Соль обменивается на воск, хлеб на воск, меха или шелк. О холсте плохого качества говорится, что ни один человек не захочет взять плату таким товаром. При этом, однако, оба товара расценивались на серебро и затем давалось соответствующее количество одного за другой.
И все же было бы ошибкой предполагать, что наряду с этим отсутствовали и платежи в деньгах. Упоминается о привозе немцами денег в Новгород, о задержании их с товарами и деньгами, о взвешивании серебра, о предоставлении русским платить деньгами или товарами, о фальшивых деньгах, полученных той или другой стороной, о том, что немцы дешево продают русским сукно в розницу на серебро. Хотя съезды ливонских городов запрещают покупку мехов и сбыт сукна на серебро, ибо этого никогда не производилось, и даже еще в конце XVI в. ганзейцы высказывали пожелания о возвращении к меновой торговле, тем не менее последняя, по-видимому, уже гораздо раньше успела потерять свое значение.
Ганзейцы ведут далее усиленную борьбу с кредитными операциями, запрещая брать в долг у русских деньги или товары — это установлено уже во второй скра (ст. 28) под угрозой пени в 10 марок серебра с каждой занятой сотни. Такого рода постановления издаются съездами городов и для других факторий — Брюгге, Лондона, Полоцка; Новгород не составляет исключения. Четвертая скра повторяет постановление второй, прибавляя, что "никто не должен покупать или брать в долг новгородский товар, за который будет уплачено в Дерпте или в другом месте, но не там, где товар куплен", ибо от этого могут возникнуть неприятности. Она запрещает брать в кредит или давать в кредит итальянским, фламандским, английским или русским купцам под угрозой потери всего имущества. Товары должны как продаваться, так и покупаться исключительно на наличные, или, точнее, ввиду того, что торговля имела преимущественно меновой характер, должны обмениваться товар на товар, как говорится в пятой скра, усиливающей наказание за нарушение этого правила до 50 марок серебра и запрещением посещать ганзейское подворье. Оба товара должны быть тут же, налицо, вместе, перед глазами — повторяется в различных решениях Ганзы. Ревель даже требовал у магистра Ливонского ордена выдачи одного из его жителей, ввиду тайно совершенных им и запрещенных, иод угрозой потери жизни и имущества, сделок в кредит с одним русским торговцем. Причина всех этих запрещений заключалась, по-видимому, в том, что немец, который брал деньги или товары в долг у русского, оказываясь несостоятельным должником, попадал, как мы видели из договоров, в кабалу к русскому: являясь же его кредитором, он нередко лишь с большим трудом мог добиться удовлетворения своей претензии. И в том, и в другом случае получались неудобства, повод для недоразумений, столкновения, приобретавшие легко национальный характер — кредитные операции евреев и ломбардов являлись ведь вообще в те времена одним из поводов насилия над этими иноплеменниками и неоднократного изгнания из различных стран и городов и тех и других.
Однако из постоянно раздающихся жалоб на то, что постановления эти не соблюдаются, можно усмотреть, что торговля в кредит, несмотря на все угрозы, все-таки производилась в Новгороде, так же, как и в других ганзейских факториях (ганзейская контора в Брюгге возражала против этих запрещений), очевидно, без нее обойтись невозможно было. Мы узнаем, что немцы сбывают русским сукно в кредит на продолжительные сроки, чтобы последние могли до уплаты продать в розницу купленный товар, что, с другой стороны, и ганзейцы в Ревеле берут в долг у русских и затем долго не платят. Ганзейцы покупают у русских воск в Нарве и обещают в качестве эквивалента доставить весною соль, притом в Ревеле, или наоборот, ганзейцы передают русским купцам в Нарве соль взамен воска, который находится в Ревели. Упоминается и такой случай, который также подводится под куплю-продажу в кредит, хотя представляет собою, в сущности, сделку на срок, при которой, однако, обе стороны доставляют товар одновременно: немец и новгородец вступают в соглашение, согласно которому первый обязан доставить сукно в Нарву к известному сроку, второй одновременно передает ему меха. Таких сделок встречаем целый ряд. Здесь, впрочем, по средневековой терминологии имеет место так называемый Vorkauf (запрещенный), т.е. покупка или продажа товара прежде, чем он еще имеется налицо. Борьба со всеми этими операциями была тем менее возможна, что даже сама немецкая фактория в Новгороде их нарушала, занимая у русских деньги, которые ей затем нелегко было вернуть683.
В четвертой скра находим и два других весьма важных постановления. Одно из них устанавливает временный характер пребывания постоянно во дворе для купли и продажи, но "лишь только распродаст привезенные им товары, тотчас же должен ехать со двора". Впрочем, никакого срока не устанавливается, и если он, участвуя в летнем караване, не успел распродать товара, то может оставаться и на зимний сезон. Или же он может оставить слугу (приказчика) для продажи оставшихся товаров. Однако такое пребывание в Новгороде более полугода, по-видимому, являлось исключением, тем более что, согласно другой статье, никто не должен привозить товаров на сумму свыше тысячи марок серебром; в противном случае весь излишек привезенных или посланных свыше этого им товаров идет в пользу св. Петра. Таким образом, и самый размер оборотов ограничивается. Аналогично постановлениям средневековых ремесленных статутов, определяющих максимум товара, который может изготовлять каждый мастер, чтобы не лишать заработка других ремесленников, и здесь каждому положен предел в интересах других купцов.
Правда, в поручении, данном Любеком посланному в Новгород лицу, упоминается "о тех, которые имели больше товаров, чем это допускает закон св. Петра ’ (т.е. скра), а в дополнении к шестой скра читаем, что при заключении в тюрьму ганзейцев в 1494 г. (их было 30 человек) они потеряли товаров на 96 тыс. марок, так что на каждого приходилось в среднем по 3 тыс., втрое более установленной нормы. Очевидно, были и такие купцы, которые производили обороты гораздо большие. И в этом отношении мы имеем полную аналогию с ремесленными цехами того времени, которым не удавалось создать равное для всех положение — среди мастеров были и бедняки, и весьма богатые684.
Каково было количество ганзейских купцов, посещавших Новгород? Скра и на это дают ответ. Четвертая скра предполагает наличность 30 купцов, живущих в четырех домах немецкого подворья, но ольдерманы могут разместить и большее число, а пятая скра постановляет производство выборов старейшин, если имеется налицо 30 человек. Кроме того, в четвертой скра допущено на каждого купца по двое слуг (приказчиков); если он берет с собой больше, то пускай сам заботится о помещении для них и не жалуется на недостаток места. Купцов и их помощников вместе взятых получается, следовательно, до 100 человек. В 1442 г. новгородская фактория просит о присылке священника, ибо имеется много народу, до 100 человек старых и молодых. И тут, следовательно, в подворье оказывается 100 человек всего населения. К концу XV в. при задержании купцов в 1494 г. их указано всего 49, по другому источнику даже только 30, напротив, в других случаях задержания немцев новгородцами число их значительно более ста: в 1396 г. — 160, в 1425 г. — 150, в 1438 г. — даже 200.
Приблизительно такое же количество ганзейских купцов находим в это время на другом конце их торгового владычества, в Брюгге — оба пункта, восточный и западный, имели равное торговое значение для Ганзы685.
В тех же скра встречаем указания на привозимые и вывозимые ганзейцами виды товаров. О предметах экспорта из Новгорода и импорта туда упоминается и в некоторых соглашениях между Новгородом и Ганзой, в жалобах, раздающихся с той и с другой стороны, как и в постановлениях съездов ганзейских городов в Любеке и ливонских городов в особенности в Ревеле и в Пернове. Однако в этих решениях съездов необходимо строго различать данные, относящиеся к торговле с Ливонией, и те, которые касаются Новгорода и Пскова; иногда дело идет, наконец, о торговле Ганзы с Северо-Западной Русью. Еще более способны вводить в заблуждение записи вывезенных из Любека в Ревель и обратно товаров (реестры фунтовых пошлин) или судов, потерпевших крушение на пути между Любеком и Ревелем, ибо и в том и в другом случае наряду с новгородско-ганзейским товарообменом включены и товары, касающиеся импорта в Лифляндию и Эстонию или экспорта оттуда. Так как отделить их друг от друга невозможно, то приходится совершенно отказаться от привлечения материалов этого рода.
Обращаясь к источникам, мы сразу замечаем, что центром тяжести в новгородско-ганзейской торговле является, с одной стороны, вывоз мехов и воска, а с другой, — привоз сукна. Раздаются жалобы на то, что русские удерживают меха и отказываются покупать главный предмет ганзейского привоза — сукно, или на то, что ганзейцы в Брюгге обменивают привезенные ими из Руси воск и меха на сукно, которое они затем обратно везут в Новгород. Пятая скра, запрещая торговлю в кредит, настаивает на том, чтобы сукно по обыкновению обменивалось немедленно на воск, меха и иные товары. Такой непосредственный обмен товара на товар, без участия денег, являлся в русско-ганзейской торговле, как мы видели, обычным, в особенности обмен сукна на меха, и встречаются записи, в которых указано, в какой пропорции был совершен обмен этих товаров.
Вывоз из Новгорода сводился почти всецело к воску и мехам, последние распространялись по всей Европе. Под экспортируемыми из Руси товарами ганзейцы разумеют именно эти два предмета, договоры 1342 и 1376 г. посвящены им, а в списке товаров, привозимых из различных стран в Брюгге конца XIII в. сказано: "Dou royaume de Rossie vient cire vnirs etgris". He только по сравнению с ними отступают на задний план все прочие предметы новгородского экспорта, но они вообще, по-видимому, не играют никакой роли. Можно назвать разве еще жир и сало, о которых, впрочем, в скра ничего не упоминается, но вывоз которых был запрещен немцам в 1489 г. Иваном III; только русским дозволено вывозить их в ливонские города.
Мехам и воску на стороне ганзейцев соответствует сукно. Идет ли речь о запрещении купли-продажи в кредит или о недопустимости комиссионной торговли за счет не-ганзейцев, всегда дело касается именно сукна, наряду с которым упоминаются лишь "другие", специально не указываемые, товары. Когда сбыт в плохом состоянии, то немцы жалуются, что "русские не хотят сукна", "сукно не идет". Один купец, впрочем, указывая на то, что русские не покупают сукна, подчеркивает необходимость его для них, прибавляя: "Но я не думаю, чтобы они намерены были ходить голыми".
Обмен сукна на меха и воск устанавливал связь между Новгородом и Брюгге, ибо в качестве нормальных сортов сукна, вывозимых к русским, скра (четвертая) подразумевает фламандское, главным образом ипское. Ипским сукном уплачивается тысяцкому при вступлении в Иванское купечество, оно же подносится великому князю немцами во время пребывания его в Новгороде (2-я и 3-я Новгор.лет. 1484 г), а Иван III в свою очередь посылает его в качестве дара татарскому хану. Однако под ипскими материями, среди которых наибольшим спросом пользовались багряные, разумелись, по-видимому, как изготовленные вообще во фламандских городах, так и изделия голландских и прирейнских местностей (Лейдена, Ахена, Кельна), которые нередко сбывались под названием фламандских. Наряду с ними упоминаются в скра (четвертой) и английские — с середины XIV в., когда появляется английская шерстяная промышленность, работающая и для широкого рынка. Однако ввиду того, что ипское сукно ценилось выше английского, и последнему старались придавать внешний вид первого, подделывая окраску, складывая на тот же манер, даже накладывая фламандские печати, новгородцы жалуются, что они купили много английского сукна под видом ипского, а ганзейцы преследуют своих купцов за такого рода обманы, иногда даже вовсе запрещают сбыт английского сукна в Новгороде.
Однако импорт отличается гораздо большим разнообразием, чем экспорт. Наряду с сукном фигурирует и ряд других товаров. Так, съезд ливонских городов 1411 г. сообщает прусским городам о том, что купленные в Брюгге в кредит товары не будут допускаться более к привозу, причем в качестве отправляемых русским товаров перечисляет соль, сукно, вино и всякого рода фрукты. А в 1433 г. на изданное Псковом запрещение вывоза хлеба в области Ливонского ордена, постигнутые неурожаем, последний отвечает недозволением вывоза соли, пряностей и сукна. В другом случае немцы жалуются на то, что (в 1461 г.) русские на Неве отправились на ганзейские суда для покупки пива и, не получив его, убили одного немца, или что они украли якорь с судна и согласились вернуть его лишь за уплату пивом или солью.
Как мы видим, здесь упоминается ряд привозных товаров — кроме сукна, вино и пиво, восточные пряности, в особенности же каждый раз соль — последняя доставлялась ганзейцами в Новгород, как и в другие страны, из Франции (Baie de Bourgneuf), хотя иод видом последней ("Baiensalz"), аналогично ипскому сукну, импортировалась соль и из других местностей. Привоз ее был необходим для Руси: "Не пусти князь гости к ним (псковичам) и купляху соль по 7 гривен берковьск " (Перв. Иовг. лет. 1232 г.). Вино и пряности подносились и в качестве подарков новгородским властям и московскому великому князю (пятая скра). Дарами являлись и сельди, доставляемые, главным образом, из Сконии (на Скандинавском полуострове) — важнейшего европейского центра ловли сельдей в то время. В импорте их в Новгород конкурировали, однако, с ганзейцами голландцы, останавливавшиеся на дворах новгородцев. Кроме этих важных предметов импорта, встречаем еще другие, имевшие, однако, лишь второстепенное значение и упоминаемые, главным образом, в четвертой скра в связи с запрещением торговли ими в розницу. Таковы нитки и пряжа, булавки, перчатки, сера, четки, пергамент. Привозился также холст, металлы и металлические изделия, а также хлеб (Первая Новгородская летопись 1231 г.). Подобно русским князьям и немцы, и Ливонский орден вели борьбу с Новгородом, запрещая привоз столь необходимого ему хлеба, но отдельные купцы нередко нарушали эти запрещения и все-таки доставляли его новгородцам нередко кружным путем через Выборг.
О важнейших предметах ганзейского импорта источники упоминают наиболее часто в связи с постоянными жалобами на обманы, производимые с той и с другой стороны. Товары фальсифицируются, доставляются с примесью всякого рода иных составных частей, одни сорта выдаются за другие, вес их не соответствует обозначенному на них и т.д. Так, новгородцы смешивают высокие сорта мехов с мехами низкого качества, вытягивают из мехов волосы, натирают меха свинцом, отрезают морды и лапки. Однако немцы не только ведут борьбу с такого рода операциями, производимыми русскими, но и запрещают своим купцам покупать фальсифицированный товар. Мало того, они вынуждены принимать меры и против ганзейцев, которые также повинны в фальсификации, в том, что они плохому товару придают искусственным путем вид лучших сортов, угрожая им штрафами и сожжением таких мехов. Точно так же постановления ганзейской конторы направлены как против новгородцев, так и против немцев, фальсифицирующих воск, подмешивая к нему жир, масло, желуди, горох, даже какой-то состав из золы, дегтя и смолы; наконец, попадались в воске и камни. Скра (четвертая) требует, чтобы воск закупался "только совершенно чистый, как его бог дает, со своим собственным осадком" (при топлении). Новгородцы в свою очередь жаловались на плохую окраску сукна, на то, что куски слишком коротки, на сшивание разрезанных штук сукна, которые, однако, пломбированы, следовательно, выдаются за хороший товар. Скра пытаются вести борьбу и с этими действиями своих же купцов, требуя (уже первая скра) предварительного осмотра привезенного товара на немецком подворье.
С жалобами на неправильную длину сукна постоянно соединены указания на неверный вес мешков соли, на меньший, против установленного, размер бочек сельдей и вина, как и на фальсификацию последнего. Однако по поводу соли ганзейцы наивно отвечали, что соль получается из воды и снова превращается в воду, и при перевозке она неминуемо теряет в весе, а относительно южных вин они заявляли, что они не растут в Германии, и бочки для них также не выделываются в немецких городах.
Но этим они не ограничивались, а требуя для себя всевозможных гарантий в отношении качества товара при вывозе мехов и воска, они в то же время отказывались выполнять однородные требования новгородцев, коль скоро они касались привозимых немцами товаров. Это продолжалось вплоть до московского владычества686. Так, при покупке воска немцы брали пробы для выяснения его качества, причем нередко это делалось несколькими купцами, продавцу же пробы не возвращались, что наносило ему нередко значительный ущерб. Только Иван III упразднил этот обычай, заявив, что ганзейцы пользуются взятым на пробу воском для освещения своей церкви, но они могут употреблять собственный воск, а не принадлежащий русским купцам. Равным образом немцы признавали покупку мехов состоявшейся лишь после осмотра доставленного в ганзейское подворье товара, как этого требует четвертая скра, тогда как ливонские города (в 1440 г.) протестовали против такого же досмотра сбываемых ими в Брюгге мехов после покупки их, как меры недопустимой. Мало того, ганзейцы требовали от русских еще известной придачи мехов (upgift) в качестве своего рода страховой премии на случай обмана (четвертая скра). Немцы жаловались на то, что в Пскове эти обычаи не соблюдаются, между тем предварительный осмотр меха составляет главную привилегию ганзейцев в торговле с русскими; съезд лифляндских городов в Дерпте 1402 г. поэтому настаивал на выполнении правил об осмотре их и в Пскове. И эти обычаи действовали вплоть до конца XV в. и были упразднены лишь Иваном III, запретившим придачу мехов и установившим, что осмотр сукна должен производиться не в немецком подворье, а при самой продаже его на дворах русских купцов.
Но до этого времени на требование новгородцев применить в отношении привозимого сукна ту же меру, какая практиковалась при покупке мехов, ганзейцы отвечали решительным отказом. Сукно подвергалось осмотру в их подворье, но ни в коем случае, согласно четвертой скра, не могло осматриваться по доставке его на дом русскому купцу. Напрасно новгородцы настаивали на измерении сукна и на получении прибавки, как это имело место при продаже мехов и воска вплоть до конца XV в., ссылаясь на то, что сукно вместо 50 локтей содержит всего 46 и даже только 42. Все было безуспешно: съезд городов в Любеке (1402 г.) решительно восставал против этого. Точно так же ганзейцы вели отчаянную борьбу против неоднократно предъявляемого новгородцами требования совершать куплю-продажу соли на вес, а не мешками. Съезды городов, в сущности, признавали справедливость жалоб новгородцев, требуя от ливонцев, чтобы они доставляли русским лишь правильный товар, и постановляя, чтобы об этом было доведено до сведения тех местностей, где выделываются мешки для соли и бочки для вина и меда. Но в то же время они настаивали на том, чтобы мешки соли, согласно старинному обычаю, принимались без взвешивания. Дело дошло до того, что новгородцы задержали немцев, запретив им отъезд, и обязались между собой, под угрозой высокого штрафа, не покупать соли и меда иначе, как на вес, на что немецкая контора ответила запрещением продавать ее на вес, угрожая таким же наказанием. В дополнение к этому немцы запретили вывоз соли в Новгород, в которой последний весьма нуждался, но отдельные ганзейцы, в особенности из прусских городов, продолжали доставлять соль через Псков, обходя постановление съезда. Это усиливало положение новгородцев, которые на заявления немцев отвечали, что у себя дома они господа, а не ганзейцы, которые достаточно их обкрадывали, покупая в Ревеле 15 мешков соли на ласт, а продавая всего 12. И все же сила ганзейцев была столь велика, что все оставалось по-прежнему, и только московское владычество способно было изменить положение дела. Иван III заявил ганзейцам, что они могут продавать свою соль кому угодно, и он в этом отношении никакого новшества не вводит, но только новгородцам он приказывает покупать соль по весу, ибо мешки соли весят всего 3/4 и даже 2/1 положенного веса687.
Сбываемые Новгородом продукты отчасти получались из других княжеств, в особенности столь важный для вывоза за границу воск. Это можно заключить из уставной грамоты кн. Всеволода Мстиславича церкви св. Иоанна Предтечи на Опоках (в Новгороде), в которой устанавливается пошлина "от берковська вощаного" у гостя Низовского, Полоцкого, Смоленского и Новоторжанина688. В договоре Новгорода с ганзейцами 1342 г. по поводу продажи немцам чистого, не фальсифицированного воска упоминается о низовских купцах и о карелах; в случае доставки ими плохого воска он подлежит отнятию и уничтожению689. В этих случаях Новгород выступал в качестве посредника между ганзейцами и русскими областями. Однако едва ли правильно было бы утверждать, что он был только посредником между своими соседями и приезжими купцами, или, точнее, это можно говорить только в том случае, если исходить из предположения, что те северные области, куда направлялась новгородская колонизация, являются не окраинами Новгорода, а чуждыми ему территориями. В противном же случае придется признать, что Новгород именно из этих своих земель, правда, не из своих пятин, а из заселенных и занятых им областей получал важнейшие предметы своей торговли, именно, прежде всего, столь важные для нее меха. Говоря о Югре, летописец (Иерв. Новг.) под 1193 г. сообщает о том, что там имеется в изобилии "сребро и соболи и иная оузорочья", а другой летописец (Ипатовская 1114г.) передает рассказы о чудесах, виденных людьми, которые бывали в этих странах, и свидетельствующих об их баснословном богатстве: "Мужи старии ходили за Югру и за Самоядь, уко видивше сами на полунощных странах, спаде туча и в той туче спаде веверица (белка) млада, акы то перворожена, и возрастоши и расходится по земли, и пакы бывает другая туча и спадают оленци мали в ней и возрастают и расходятся по земли". Очевидно, эти-то новгородские "земли" по Северной Двине, по берегам Белого моря, на далекой Печере и в Приуральской Югре, где с неба падали новорожденные белки и олени, и снабжали обильно Новгород мехами всякого рода. Совершался и мирный обмен, но чаще, по-видимому, новгородские ушкуйники, как видно из летописи, производили набеги с целью грабежа. Туда направляли свои стопы и "именитые" новгородские люди — посадники, бояре и прочая знать. В середине XV в. многие имели там уже свои отчины, некоторые даже отчины и дедины, так что там сидело уже третье поколение новгородских заимщиков. Одни просто захватывали земли у местного населения, другие заселяли дикие, еще никем не занятые пространства. Бояре присылали туда своих холопов и крестьян, и они везде, где можно было устроить становище, занимали место на имя своего боярина и устраивали промыслы, ловили рыбу, били морского зверя, устанавливали ловчие станы, соляные варницы. Сильные люди, захватив для себя десятки мест в гой или другой области Поморья, закрепляли за собой всю эту область. Так, знаменитые Борецкие заняли обширные пространства по одним только рекам Суме и Выгу, Марфе-посаднице принадлежало 19 деревень690. За занятые земли платили Новгороду, но, по-видимому, грошовые суммы: в одном случае, например, "полчетверта рубля" за участки на длинном пространстве Поморского берега, далеко уходившие в Карельский берег. В XIV в. новгородская знать приобретает земли и промыслы и в соседней с Двинской Важской области. В 1314—1322 гг. "старосты", приехав "от своей братии", заключили в Новгороде перед князем Афанасием мировую с Василием Матвеевичем о землях Шенкурского погоста, в силу которой все земли погоста за 20 тыс. бел переходили к Василию и его потомству, известным под именем Своеземцевых. Список новгородских земель на Ваге, отошедших к Москве в 1478 г., упоминает в качестве владельцев кроме них также Василия Селезнева, Григория Тучина, владыку новгородского Иону и других видных представителей новгородской знати691.
Отсюда-то и исходили те богатства, которые наживали новгородцы в торговле с немцами. Произведения купленных почти даром или попросту занятых боярами и духовенством земель Поморья питали эту торговлю, создавая сильную заинтересованность новгородской знати в торговле с иностранными купцами.
670Frensdorft. Das statutarisege Recht der deutschen Kaufleute in Nowgorod // Abhandlungen der kfiniglichen Gesellschaft der wissensc haft lie hen zu Gottingen. 1887. Bd. 33. S. 2 ff.
671Впервые все списки собраны и изданы Шлютером в 1914 г. (Schliiter. Die Nowgoroder Schra in sieben Fassungen vom XIII.—XVII. Jahrhundert. 1914). О более ранних публикациях см.: Sartorius-Lappenberg. Urkundliche Geschichte des Ursprungs der deutschen Hanse. 1830. II. S. 16 ff.. 200 ff., 265 ff. По-русски: Андреевский. О договоре Новагорода с немецкими городами и Готландом 1855. Прил. I. Новгородская скра; а также в Чтениях ОИДР. Кн. IV. 1905. Третья новгородская скра, текст и русск. пер. с прсдисл. П. Таля).
672Нумерация статей по: Андреевский. О договоре Новагорода с немецкими городами и Готландом, заключенном в 1270 г.
673Schliiter. Die Nowgoroder Schra in ihrer geschichtlichc Entwicklung vom XIII. biszum XVII. Jahrhundert.
674Frensdorft. Das statutariscge Recht der deutschen Kaufleute in Nowgorod. S. 11 ff.
675Ibid. S. 30-31.
676Schliiter. Die Nowgoroder Schra in ihrergeschichtliche Entwicklung vom XIII. biszum XVII. Jahihuudcrl.
677Frensdorft. Das statutariscge Recht der deutschen Kaufleute in Nowgorod. S. 9, 26 ff.
678Дерпт заметает должность священника в подворье, Дерпт и Ревельт вступают в соглашения с Новгородом от имени всего ганзейского союза, наконец, в 1446 г. Съезд ганзейских городов в Стральзунде хотя и поручает управление новгородской конторой Любеку, но последний передает его ливонским городам и в особенности устанавливает, чтобы немцы в Новгороде во всех затруднительных случаях обращались к ним, и, в частности, чтобы подворьем ведал Дерпт. См.: Schlater. Die Nowgoroder Schra in ihrer geschichtliche Entwicklung vom XIII. biszum XVII.Jahrhundert. S. 39—40. Hausmann. Zur Geschichtcs des Hofes von St. Peter in Novgorod. S. 257 ff.
679еобходимо также иметь в виду отдельные изменения, имевшие место в особенности в третьей скра, но сравнению со второй, а также считаться с переменами, произведенными четвертой скра, и в особенности со значительными дополнениями к ней. Из последующих скра представляют интерес всего две-три статьи, остальные являются повторением четвертой.
680Buck. Der dcutsche Handel in Nowgorod bis zur Mitte des XIV. Jahrhunderts. S. 63.
681Русско-ливонские акты. N LXXV.
682См.: Schmidt-Rimpler. Geschichte des Komissiongeschaftes in Deutschland. Bd. I (bis zum 15. Jahrhundert). 1915.
683Hansisches Urkundenbuch. В. VI. X? 413, 444, 477. Cm.: Conze. Kauf nach hanseatischen Quellen. 1889.
684См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной Европы. 6-е изд. Ч.1. С. 127.
685Акты Рсвсльского городского архива. № 34—35. Брежков. О торговле Руси с Ганзой. С. 176, 262. Иконников. Опыт русской историографии. Т. II. Ч. 1. С. 627. Gdtz. Deutsch-russische Handelsgeschichte des Mittelalters. S. 347. Daenell. Die Bliltczcit der deutschen Hanse. Bd. II. 1906. S. 396.
686См. постановления Ивана III и представления ему ганзейцев 1488 и 1494 гг. Hansercccssc.
Abt. III. В. II. № 258-259, 265-267. Bd. III. № 330, 433. Hansisches Urkundenbuch. В. XI. № 276-277, 733, 799.
687См.: Брежков. О торговле Руси с Ганзой. Никитский. История экономического быта Великого Новгорода. С. 283 сл. Buck. Der deutsche Handel in Nowgorod bis zur Mitte des XIV. Jahrhunderts. Gdtz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. §§ 12, 16,18,23. Idem. Deutsch-russische Handelsgeschichte des Mittelalters. S. 248 ff., 278 ff.
688ДАИ.1.№3
689IV Скра. С. 97. Gdtz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. § 12.
690См.: Ключевский. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае // Ключевский. Опыты и исследования.
691Тихонов и Андреев. Новгородская колонизация Севера// Очерки но истории колонизации Севера. I. 1922. С. 27 сл., 34 сл.
<< Назад Вперёд>>
