2.4 Право обжалования действий удельной и сельской выборной администрации
Ограничителями карательных прав удельной администрации в отношении крестьян выступали: право крестьянской жалобы и юридическая ответственность удельных чиновников за должностные правонарушения.
Судебное обжалование удельными крестьянами действий удельной администрации было невозможно (предать суду удельного чиновника или сельского выборного служащего за правонарушения по должности могло только вышестоящее удельное начальство). Но право обращаться с жалобами на действия должностных лиц было предоставлено удельным крестьянам. Они могли обжаловать действия должностных лиц, в первую очередь, крестьянского самоуправления, в порядке подчиненности, соблюдая уровни системы удельного управления. Этим положение удельных крестьян отличалось от совершенно бесправного положения помещичьих крестьян, которым еще в 1767 г. было запрещено жаловаться на своих помещиков под угрозой строжайших наказаний157.
Правила подачи жалоб удельными крестьянами получили детальную разработку в «Наставлении сельским приказам» (1799 г.) и инструкции министра уделов управляющим удельными конторами от 31 августа 1808 г. Крестьяне могли письменно или устно (до 1808 г.) жаловаться чиновникам местной удельной экспедиции на действия сельских и приказных старшин, а также обжаловать в департаменте уделов несправедливые, по их мнению, решения (действия) удельных чиновников. Приказным старшинам (голова, заседатели удельных приказов) также разрешалось подавать жалобы на действия удельных чиновников советнику (начальнику) удельной экспедиции, а затем искать справедливости в департаменте уделов, у министра уделов и даже императора. За подачу жалобы, признававшейся несправедливой, крестьянам грозило «непременное взыскание и наказание»158.
До 1808 г. поступавшие в удельные экспедиции коллективные жалобы крестьян на действия приказных старшин, требовавшие исследования на месте, подлежали рассмотрению на общих приказных сходах, где в наиболее серьезных случаях должен был присутствовать заместитель советника экспедиции159. В этот период департамент уделов не исключал возможности досрочно переизбирать на таких сходах приказных голов и старшин, если общество выражало недовольство их действиями160.
Предоставление удельным крестьянам права административной жалобы рассматривалось руководством департамента уделов как средство внутриведомственного контроля, прежде всего, за действиями крестьян, избранных «в общественные должности». В 1803 г. в ходе ведомственной ревизии вскрылись серьезные злоупотребления чиновников Смоленской удельной экспедиции, продолжавшиеся не менее двух лет и не известные департаменту уделов. Как отмечал министр уделов в докладе императору 9 мая 1803 г., либо крестьянские жалобы не пропускались чиновниками, либо «крестьяне терпеливо сносили притеснения». Обнаруженные ревизорами злоупотребления стали причиной отстранения чиновников экспедиции от должности и предания их суду161.
Самым распространенным поводом крестьянских жалоб были финансовые злоупотребления сельской выборной администрации. Осенью 1802 г. департамент уделов, проведя ревизию отчетов о сборе и расходовании «мирских сумм» (общественных сборов), вынужден был признать, что приказные старшины практически повсеместно самостоятельно облагают крестьян незаконными поборами и жестоко преследуют жалобщиков. В 1805 г. крестьянин деревни Кузьминой Касимовского уезда Рязанской губернии в своей жалобе, поданной на Высочайшее имя, сообщал, что он уже жаловался удельной администрации Московской удельной экспедиции на самовольный сбор лишних оброчных денег с жителей данной деревни головою сельского приказа «по согласию с другими старостами», но за свою жалобу «вместо удовлетворения претерпел только жестокие побои и увечье и был закован, как преступник, в железы и содержался два месяца в тюрьме в Касимовском нижнем земском суде»162.
Удельные крестьяне могли обжаловать в административном порядке и несправедливые, по их мнению, мирские приговоры. Решения сельских сходов действительно далеко не всегда были правовыми и часто за ними скрывался вопиющий произвол приказных властей. Например, в 1805 г. «крестьянка Коротинского приказа Новгородской губ. Осипова жаловалась на местного приказного голову, отдавшего ее последнего сына, не подлежавшего призыву, в рекруты «по приговору мирскому... за свезение с соседственной полосы двух бабок пшеницы». Ревизор Немчинов, расследовавший это дело по распоряжению министра уделов, нашел жалобу вполне справедливой по причине явного несоответствия наказания вине правонарушителя: В своем отчете он писал, что «поступок мирского общества в сем деле был умышленный нападок на сироту к облегчению очередей богатых и болынесемейных крестьян». В результате министр уделов, получив высочайшее разрешение, возвратил сына крестьянки Осиновой домой, а на его место был отдан крестьянин по жребию из очередных больших семей. Приказные старшины и подписавшие несправедливый мирской приговор крестьяне были оштрафованы на 50 руб. в пользу пострадавшей крестьянки163.
Лично подавать жалобы министру, императору, членам царской семьи и «постороннему начальству», посылая для этого ходоков, крестьянам категорически запрещалось. Жалобы в адрес высшей удельной администрации следовало направлять по почте управляющему экспедицией или, если жаловались на управляющего — в департамент уделов на имя министра уделов. В ряде мест почтовые чиновники имели указание перехватывать жалобы и отправлять их местным удельным властям164. Поэтому, несмотря на запрещения и грозившие наказания крестьянские ходоки периодически появлялись в Петербурге, Москве, Варшаве и находили возможность подать свои жалобы царю или кому-либо из членов царской семьи, обращаясь при случае и к «постороннему начальству», например, к губернаторам165.
Положение 1808 г. и инструкция управляющим удельными конторами от 31 августа 1808 г. подтвердили установленный порядок подачи жалоб, разрешавший подавать их даже императору, но только после рассмотрения ее по существу на всех уровнях удельного управления166. Были также установлены санкции за отступления от установленного порядка подачи жалобы и принесение «несправедливой» жалобы. В последнем случае жалобщиков подвергали телесному наказанию на сходе и заключали в смирительный или рабочий дом. Одновременно устанавливалась и ответственность управляющего: если жалоба признавалась справедливой, министр уделов мог подвергнуть его строгому взысканию (форма и размер не уточнялись) или отрешить от должности167.
По-видимому, в первой четверти XIX в. удельные крестьяне пользовались правом подачи жалобы довольно активно. В 1825 г., когда поток жалоб крестьян на злоупотребления приказных старшин резко возрос, департамент уделов в период смены монарха решил распространить на удельных крестьян положения указа от 9 мая 1805 г., запрещавшего казенным крестьянам требовать от органов их волостного управления отчеты о деятельности, сокращая тем самым поводы для жалоб. Однако последствия этого шага для чиновников департамента были самыми печальными: 8 января 1828 г. Николай I своим указом утвердил мнение Сената о признании действий департамента незаконными и отменил соответствующее циркулярное предписание. Трое чиновников департамента — члены присутствия Крейтер и Шишов, а также начальник третьего (судебного) отделения департамента Окунев — были уволены168.
Один из самых ярких примеров результативности крестьянских жалоб на злоупотребления сельской выборной администрации, пользовавшейся покровительством удельных чиновников, стало так называемое «Бурегское волнение», за участие в котором 114 удельных крестьян Бурегского удельного приказа Новгородской удельной конторы были приговорены местной палатой уголовного суда к различным наказаниям. Приговоры были утверждены Сенатом, Комитетом министров и, наконец, в 1819 г. поступили к Александру I для окончательного решения169. Император изучил дело и пришел к выводу, что крестьяне «имели справедливые причины быть недовольными местным своим начальством, желали довести жалобы свои до сведения высшего правительства, искали к тому возможности и, наконец, явно домогались о том средствами, простоте их свойственными. Домогательство сие вменено им в ослушание и буйство»170. Император не утвердил положение Комитета министров, повелел освободить несправедливо осужденных крестьян, наложить штраф («чувствительную пеню») на Новгородскую уголовную палату за не правовое решение, а чиновников Новгородской удельной конторы впредь назначать на должности только с его личного согласия.
По мере укрепления собственной административной власти удельное ведомство усиливало контроль соблюдения установленного порядка подачи жалоб, вследствие чего их число, поступавшее в высшие государственные органы постоянно сокращалось. Накануне отмены крепостного права император Александр II отмечал, что и «прежде и ныне постоянно слышал ... множество жалоб на управление государственных имуществ. Все говорят, что в нем множество лишних чиновников. И я знаю, что удельное управление гораздо меньше, но оно одно, на которое никто не жалуется и крестьянам хорошо»171. То же самое констатировали и чиновники министерства государственных имуществ172. По-видимому, эти признания свидетельствует не только о том, что удельной администрации удалось создать жесткий механизм контроля за подачей жалоб и прошений крестьян и блокировать их выход за пределы удельного ведомства, но и об оценке самими удельными крестьянами реального положения дел в этом секторе коронного управления173.
Административная жалоба, «поданная по начальству», не гарантировала восстановление справедливости и ни к чему не обязывала чиновника, удовлетворение крестьянской просьбы всецело зависело от личного усмотрения начальства. Тем не менее, при всей своей ограниченности, право подачи крестьянами жалобы являлось важным элементом внутриведомственного контроля, в первую очередь, за действиями выборной сельской администрации в удельной деревне.
Итак, административная правосубъектность удельных крестьян определялась статусом коронного ведомства, под управлением которого находились удельные земли и лично крестьяне в силу их имманентной связи с землей. Юридические характеристики системы управления удельным имуществом и крестьянами — государственный (коронный) статус землевладельца, управляющего ведомства и удельных чиновников; нормативно-правовые основы управления; «принцип законности» управления; принадлежность удельных крестьян к состоянию «свободных сельских обывателей», закрепленная в законе; существование у самих крестьян институтов местного самоуправления, «службы по общественным выборам», права обжалования действий удельной администрации и т. д. — не позволяют однозначно отнести ее к частновладельческому (вотчинному) типу. Но и публично-правовой (в современном значении данного понятия) эту систему можно признать только с поправкой на историческую изменчивость ключевых правовых характеристик общественных явлений. Административная правосубъектность удельных крестьян определялась особенностями российской государственности, характером властных отношений и положением личности в обществе.
Содержание «административной» правосубъектности как удельного, так и любого иного российского крестьянина дореформенной эпохи, предполагало закрепление «служебного» положения лица, формально не состоящего на государственной службе. Российскому императору служили не только чиновники или выборные от сословных корпораций, но и буквально все его подданные (вспомним, хотя бы концепцию «служебного» происхождения сословий в России В. О. Ключевского). Служебный характер публичной связи монарха и его подданных воспринимался как правовой (в границах феодального права и монархического правосознания) и находил закрепление в сословном законодательстве. Система правоотношений, строившаяся на таких нормах, требовала первоочередного определения обязанностей «подведомственных» лиц перед «управляющим» (начальствующим) субъектом. Правовое положение податного населения России (почти 90% российских подданных!), включая и удельных крестьян, преимущественно определялось через обязанности (вспомним удельного чиновника Жмакина, усердно пытавшегося разъяснить крестьянам их «права», но на деле рассуждавшего об их обязанностях).
В правовом статусе подданного российского монарха доминировали сословные, а не личные характеристики, что для большинства населения России означало абсолютное преобладание обязанностей над правами. Анализ российского законодательства показывает, что большинство норм, адресованных крестьянам и мещанам, имели предписывающий, обязывающий или запретительный характер, а диспозитивный метод правового регулирования правоотношений в крестьянской среде законодателем практически не использовался.
Со времен Екатерины II и на протяжении всей первой половины XIX в. для сословного законодательства России стало обязательным все более детально фиксировать «права» и обязанности различных групп населения империи. По замечанию современников, фактически в стране, в условиях тоталитарного политического режима, действовал своеобразный «демократизм». Он заключался во «всеобщем равенстве» подданных российского монарха в их бесправии перед лицом верховной власти. Фанцузский литератор маркиз Астольф де Кюстин, путешествовавший по Российской империи в конце 1840-х гг., весьма смело отмечал, что Россия «сближается с Францией лишь в одном: здесь, как и у нас, нет социальной иерархии». Но, если во Франции она не существовала юридически, то в России — напротив, сословный статус лица был законодательно закреплен. И все же, общее политическое бесправие сословных групп нивелировало различия между ними перед властью Российского императора174.
Сегодня подведомственность регулируется нормами административного права и определяет специальную правосубъектность лица, не затрагивая, как правило, его общую правосубъектность. Но в условиях господства в праве принципа формального (юридического) неравенства членов общества и сословного корпоративизма, подведомственность абсолютного большинства российского населения носила всеобщий характер, а потому административная правосубъектность крестьянина («свободного сельского обывателя») выступала базовой характеристикой его правового статуса и наиболее ярко раскрывалась в податных («налоговых») отношениях удельных крестьян с государством, землевладельцем и общиной.



157Екатерина II запретила крестьянам подавать жалобы на своих помещиков. В 1765-1767 гг. подача такой жалобы квалифицировалась как тяжкое уголовное преступление, наказуемое кнутом и бессрочной ссылкой на каторгу с выдачей помещику зачетной рекрутской квитанции. — См.: История крестьянства России до 1917 года. Т. 3. - М., 1993. - С. 270.
158Статья 26 указа Павла I от 14 февраля 1799 г., которым было утверждено «Наставление сельским Приказам». — РГИА. Ф. 515. Оп. 5. Д. 804. Л. 10.
159РГИА. Ф. 515. Оп. 5. Д. 804. Л. 10; Д. 424.
160РГИА. Ф. 515. Оп. 5. Д. 804. Л. 10; Д. 424; История уделов за столетие их существования... — Т. 2. — С. 437.
161РГИА. Ф. 515. Оп. 5. Д. 1311.
162История уделов за столетие их существования... — Т. 2. — С. 444.
163История уделов за столетие их существования...- Т. 1. — С. 444-445.
164Горланов Л. Р. Личные и имущественные права удельных крестьян // Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России. — Воронеж, 1983. — С. 149.
165История уделов за столетие их существования...- Т. 2. — С. 508; Крестьянское движение в России в 1796-1825 гг. Сборник документов / Отв. ред. С. Н. Волк. - М., 1961. - С. 380-392.
166РГИА. Ф. 515. Оп. 5. Д. 528; История уделов за столетие их существования...- Т. 2. - С. 449.
167ПСЗ-1. Т. XXX. № 23020, ст. 183; История уделов за столетие их существования... — Т. 1. — С. 53.
168См.: История уделов за столетие их существования...- Т. 1. — С. 460-461, прим. 50.
169рестьянское движение в России в 1796-1825 гг.... — С. 380-392; Семевский В. И. Крестьяне различных наименований // Энциклопедический словарь ... Гранат. Изд. 13-е. — Т. 25. — Стлб. 441-564.
170Цит. по: Семевский В. И. Указ. соч.
171Цит. по: Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева — Т. 2. — М.; Л., 1958. - С. 542.
172Заблоцкий-Десятовский А. П. Граф Киселев и его время. — СПб., 1882,- Т. 2. — С. 175,232; Леонтович В. В. История либерализма в России. — М., 1995. — С.161.
173Позднее, уже в конце 1880-х гг. бывшие удельные крестьяне Самарской губернии вспоминали дореформенные порядки, когда обедневшие хозяева всегда могли рассчитывать на помощь со стороны удельного ведомства семенами для посева или лесом для построек. «Денег у нас тогда было мало, поясняли крестьяне, хлеб был дешев, но зато мы всегда были сыты своим хлебом и всякого добра в амбарах и кладовых было вволю, а теперь вот нередко голодаем». — Цит. по: Красноперое И. Экономическое положение бывших удельных крестьян Самарской губернии // Юридический вестник. — 1888. — Т. XXVIII. — С. 467.
174См.: Кюстин А. Николаевская Россия. — Смоленск, 2003. — С. 158-159, 408-409.

<< Назад   Вперёд>>