Кампания 1807 г.
«Польская зима» заставила принять Наполеона решение о прекращении активных операций против русской армии, во всяком случае он понимал и сделал выводы, что это не лучшее время для действий Великой армии, которая к тому же крайне нуждалась в отдыхе. Французы встали на зимние квартиры, и их корпуса были расквартированы в районе р. Вислы. Сам Наполеон отправился в Варшаву, как раз вскоре в это время у него случился роман с «польской женой» – красавицей Марией Валевской. Вот только его солдатам было не до романов с прекрасными польками. Все мемуары, письма и даже служебная переписка пестрят упоминаниями о страшных бедствиях среди французов в наступившем 1807 г., даже гораздо большими, чем им пришлось столкнуться в конце 1806 г. Оказалось, что лучше двигаться, чем стоять на постое, поскольку на зимних квартирах есть было нечего (централизованное снабжение отсутствовало), а у немногочисленного местного населения забирать уже было почти нечего. Резко пошла на убыль дисциплина, начались даже массовые случаи самоубийства среди солдат.
Справедливости ради надо сказать, что аналогичная ситуация наблюдалась и в рядах русской армии, о чем упоминалось в самых разных отечественных источниках (они, как и французские, буквально «кричат» об этом). В рядах двух противоборствовавших армий насчитывалось не только большое количество больных из-за плохого питания, но и появилась масса дезертиров, бесчисленные банды мародеров наводнили театр военных действий, а население подвергалось повальному грабежу с обеих сторон. Даже официальный историограф этой войны А.И. Михайловский-Данилевский не смог игнорировать источники и вынужден был осторожно признать, что в этот период «голод породил небывалое в русской армии зло – бродяжничество»[89]. Командование французских и русских частей вынуждено было прибегать к весьма суровым мерам, вплоть до расстрела, но они не могли в полной мере восстановить дисциплину среди своих голодных солдат.
Большинство отечественных авторов бросает упрек Беннигсену, что он оказался не в состоянии в тот период обеспечить удовлетворительное состояние продовольствия русских войск. Думается, этот явный грех русского главнокомандующего не совсем его, так как армия находилась в 1807 г. на территории Пруссии и, будь он даже гениальным администратором, он не смог бы переломить ситуацию к лучшему, особенно учитывая традиции отечественных провиантмейстеров, постоянно наживавшихся на поставках. Да и пример Наполеона, безусловно, являвшегося в современном понимании талантливым менеджером своей армии, только подтверждает это мнение. Административный гений и всем известная энергия французского императора оказались бессильны перед очевидными объективными факторами голода армии в небогатой и разоренной стране. Что же касается русского главнокомандующего, то он не мог сделать больше того, на что был способен.
Беннигсен отлично осознавал что, получив назначение на высший пост полевого управления армии, должен был оправдать высокое доверие императора. И он почти сразу приступил к активным военным действиям и не дал возможности французам долго засиживаться на зимних квартирах. В его распоряжении оказалось примерно 100 тыс. человек. Оставив против Варшавы для прикрытия на юге корпус генерала И.Н. Эссена, основные силы новый главнокомандующий перевел на север в Восточную Пруссию. Он первоначально нацелил свои наступательные действия против отдаленных левофланговых французских корпусов маршалов Нея и Бернадотта. 4(16) января русская армия под прикрытием лесных массивов двинулась из района Бялы на запад, чтобы нанести поражение разбросанным по бивуакам французам, рассчитывая на эффект внезапности. Удачное наступление могло кардинально изменить ситуацию на севере р. Вислы и создать благоприятные условия весной 1807 г., чтобы очистить всю территорию до р. Одер от противника. Но Ней, видимо ввиду недостатка продовольствия, при расквартировании своего корпуса нарушил приказ Наполеона (не вести активных наступательных действий) и совершил поиск в район Гутштадта – Гейльсберга, за что позже подвергся от своего императора форменному разносу («растревожил осиное гнездо»). Но в конечном счете внезапности не получилось, первым о русском наступлении узнал Ней и успел предупредить Бернадотта, а тот смог подготовиться к встрече с противником. После боев под Либштадтом и Морунгеном 12–13 (24–25) января, где стороны понесли примерно равные потери (примерно по 2 тыс. человек), Бернадотт решил отступить. К этому его обязывал и полученный от Наполеона приказ. Таким образом, Беннигсен упустил благоприятный момент – нанести поражение отдельным французским корпусам.
Французский император только 14(26) января узнал о движении главных сил Беннигсена. Вряд ли его обрадовали такие новости, но не в его характере было уклоняться от нападения противника. В мозгу французского полководца сразу же созрел план, по которому Бернадотт должен и дальше продолжить отход к Торну, чтобы растянуть коммуникации русской наступающей армии и тем самым подставить ее с юга под фланговый удар главных сил Наполеона. Главные силы французских войск были сосредоточены с удивительной быстротой. Уже 16(28) января все корпуса получили приказ о выступлении. Наполеон также рассчитывал, что этот маневр пройдет вовремя и не замеченным противником.
Но уже 20 января (1 февраля) русские разъезды перехватили несколько депеш французского императора (всего было перехвачено семь депеш), из которых становилось ясно содержание его плана – отрезать русские войска от Кенигсберга, отбросить их к морю или в район нижней Вислы. Беннигсен срочно прекратил преследование войск Бернадотта в западном направлении, уже к 22 января (3 февраля) он развернул свою армию с запада фронтом на юг и сосредоточил ее у Янково, прикрыв дорогу на Либштадт. Наполеона крайне удивило внезапное появление русской армии на его пути, в тот день под его рукой оказались лишь гвардия, кавалерия Мюрата и пять дивизий из корпусов Сульта и Нея. На подходе были корпуса Даву и Ожеро. Он отложил главную атаку на следующий день, но в то же время в целях ее подготовки принял решение захватить Бергфридскую переправу.
Три дивизии должны были сковать силы противника с фронта, а двум дивизиям Сульта предстояло захватить мост на реке Алле у с. Бергфрид, зайти в тыл левого фланга Беннигсена и перерезать дорогу на Кенигсберг. Ожесточенные бои 22 января (3 февраля) разгорелись за обладание мостом. Здесь отличились в этот день три русских полка (особенно Углицкий мушкетерский полк) под командованием генерал-майора Н.М. Каменского (младшего сына генерал-фельдмаршала)[90]. Героическое сопротивление до глубокой ночи полков Каменского, не позволившее Сульту с ходу захватить этот стратегически важный мост, сорвало план Наполеона. Беннигсен же не стал рисковать, да и он явно опасался обходного движения у Бергфрида. Ночью русские войска покинули позицию у Янково и тремя колоннами отошли на север, с целью присоединения не успевших подойти к Янкову частей князя Багратиона и прусского корпуса Лестока.
После ухода русских из-под Янково Наполеону снова стало ясно, что и на этот раз подготовленная ловушка не сработала, а Беннигсен явно уклонялся от генерального сражения. Но французский полководец не оставил мысли перерезать путь Беннигсену, быстро и победоносно закончить кампанию разгромом русской армии. Он приказал корпусам Сульта и Даву совершить обход русских, направляясь на Гутштадт и Гейльсберг, Нею двигаться влево на Либштадт и отрезать путь соединения корпуса Лестока с Беннигсеном, корпусу Ожеро с резервной кавалерией оказывать давление на главные русские силы, а корпусу Бернадотта, далеко отдалившегося по его же желанию, приказал поспешить к главным силам Великой армии (что выполнить тот уже никак не успевал). Фактически Наполеон хотел осуществить двойной обхват русской армии, а численное преимущество французских войск давало ему на это надежду.
Последующие три дня 23–25 января (4–6 февраля) были отмечены ожесточенными схватками в арьергардных боях, в которых отличились командовавшие боковыми отрядами русского прикрытия: генералы М.Б. Барклай де Толли и К.Ф. Багговут, а также князь П.И. Багратион (только что прибывший на театр военных действий), осуществлявший общее руководство тремя арьергардами. Очень тяжелые бои выдержал арьергард Барклая (5 тыс. человек) 25 января (6 февраля) под Хофом. Судя по сложившейся ситуации, фактически он должен был принести свой отряд в жертву, чтобы дать возможность Беннигсену собрать войска в Лансберге, где тот первоначально намеревался дать сражение. Почти все полки Барклая понесли огромные потери (особенно 1-й егерский и Костромской мушкетерский полки), а французы в качестве трофеев захватили четыре русских знамени. Но позиция под Лансбергом имела много недостатков, и Беннигсен затем отступил от этого города. Барклай и его войска выполнили свой долг и мужественно отражали атаки противника; только наступившая темнота и глубокий снег, мешавший быстрому продвижению французов, спасли их от полного уничтожения. Потери Барклая были значительные (2 тыс. человек), но и у противника – не меньше. 26 февраля (7 февраля) уже на подступах к Прейсиш-Эйлау от Лансберга русский арьергард под командованием Багратиона также создал все условия для того, чтобы Беннигсен успел занять и подготовить новую позицию на северо-востоке позади этого города для решающего сражения – не успевала пройти через город задержавшаяся в дороге тяжелая артиллерия. После многочасового боя лишь после полудня Багратион отступил к городу, где удар на себя приняли уже полки под командой Барклая, который во время боя получил тяжелое ранение. К ночи город окончательно перешел в руки французов[91].
В литературе бытует мнение, что 26 января (7 февраля) Наполеон вовсе не хотел занимать Прейсиш-Эйлау, поскольку в его распоряжении было еще мало сил – поэтому он не желал слишком далеко выдвигать свой центр до прибытия корпусов Даву и Нея. Обоснование этой версии можно найти в знаменитых мемуарах наполеоновского офицера Ж.Б.А.М. Марбо. Если верить ему, то в бой за город в этот день французы ввязались из-за того, что императорский обоз с багажом Наполеона неосторожно обосновался на линии передовых постов у самого города, а русский патруль чуть его не захватил. Сначала вспыхнула перестрелка, потом она переросла в столкновение уже в самом городе[92]. Конечно, воспоминания Марбо очень интересно читать, но верить ему безоглядно, по мнению многих исследователей, нельзя, слишком уж вольно он обращался со многими историческими фактами. Тем удивительнее, что такие авторитетные ученые, как Ч. Чандлер и А. Лашук, посчитали этот описанный Марбо случай правдивым и изложили эту версию в своих работах без всякой критики[93]. Наверно, ни одно сражение эпохи Наполеоновских войн так не окутано тайнами, что до сих пор не могут разгадать историки, как события при Прейсиш-Эйлау. Не могут, поскольку налицо имеются явные противоречия и странности. Но на данный момент источники не подтверждают этого рассказа, этому противоречит и логика происходивших событий. Штурм города французами начался сразу же, как через него прошли войска Багратиона. И вряд ли обоз мог очутиться впереди или на уровне боевых частей. Город несколько раз переходил из рук в руки и только к ночи окончательно был взят французами. Более убедительным необходимо признать мнение современного историка В.Н. Шиканова, посвятившего отдельную книгу кампании 1806–1807 гг., который полагает, что командование тогда просто утратило контроль над ситуацией[94]. Солдаты обеих армий слишком долго ночевали на бивуаках в холоде и без пищи, поэтому надеялись найти крышу над головой, тепло и еду в городе, чем во многом объясняется ожесточенный характер боестолкновений в Прейсиш-Эйлау. Сам же Беннигсен в своих записках утверждал, что в десять часов вечера он сам отдал приказ «очистить город со всевозможною тишиною, чтобы не дать заметить неприятелю этого движения»[95].
Справедливости ради надо сказать, что аналогичная ситуация наблюдалась и в рядах русской армии, о чем упоминалось в самых разных отечественных источниках (они, как и французские, буквально «кричат» об этом). В рядах двух противоборствовавших армий насчитывалось не только большое количество больных из-за плохого питания, но и появилась масса дезертиров, бесчисленные банды мародеров наводнили театр военных действий, а население подвергалось повальному грабежу с обеих сторон. Даже официальный историограф этой войны А.И. Михайловский-Данилевский не смог игнорировать источники и вынужден был осторожно признать, что в этот период «голод породил небывалое в русской армии зло – бродяжничество»[89]. Командование французских и русских частей вынуждено было прибегать к весьма суровым мерам, вплоть до расстрела, но они не могли в полной мере восстановить дисциплину среди своих голодных солдат.
Большинство отечественных авторов бросает упрек Беннигсену, что он оказался не в состоянии в тот период обеспечить удовлетворительное состояние продовольствия русских войск. Думается, этот явный грех русского главнокомандующего не совсем его, так как армия находилась в 1807 г. на территории Пруссии и, будь он даже гениальным администратором, он не смог бы переломить ситуацию к лучшему, особенно учитывая традиции отечественных провиантмейстеров, постоянно наживавшихся на поставках. Да и пример Наполеона, безусловно, являвшегося в современном понимании талантливым менеджером своей армии, только подтверждает это мнение. Административный гений и всем известная энергия французского императора оказались бессильны перед очевидными объективными факторами голода армии в небогатой и разоренной стране. Что же касается русского главнокомандующего, то он не мог сделать больше того, на что был способен.
Беннигсен отлично осознавал что, получив назначение на высший пост полевого управления армии, должен был оправдать высокое доверие императора. И он почти сразу приступил к активным военным действиям и не дал возможности французам долго засиживаться на зимних квартирах. В его распоряжении оказалось примерно 100 тыс. человек. Оставив против Варшавы для прикрытия на юге корпус генерала И.Н. Эссена, основные силы новый главнокомандующий перевел на север в Восточную Пруссию. Он первоначально нацелил свои наступательные действия против отдаленных левофланговых французских корпусов маршалов Нея и Бернадотта. 4(16) января русская армия под прикрытием лесных массивов двинулась из района Бялы на запад, чтобы нанести поражение разбросанным по бивуакам французам, рассчитывая на эффект внезапности. Удачное наступление могло кардинально изменить ситуацию на севере р. Вислы и создать благоприятные условия весной 1807 г., чтобы очистить всю территорию до р. Одер от противника. Но Ней, видимо ввиду недостатка продовольствия, при расквартировании своего корпуса нарушил приказ Наполеона (не вести активных наступательных действий) и совершил поиск в район Гутштадта – Гейльсберга, за что позже подвергся от своего императора форменному разносу («растревожил осиное гнездо»). Но в конечном счете внезапности не получилось, первым о русском наступлении узнал Ней и успел предупредить Бернадотта, а тот смог подготовиться к встрече с противником. После боев под Либштадтом и Морунгеном 12–13 (24–25) января, где стороны понесли примерно равные потери (примерно по 2 тыс. человек), Бернадотт решил отступить. К этому его обязывал и полученный от Наполеона приказ. Таким образом, Беннигсен упустил благоприятный момент – нанести поражение отдельным французским корпусам.
Французский император только 14(26) января узнал о движении главных сил Беннигсена. Вряд ли его обрадовали такие новости, но не в его характере было уклоняться от нападения противника. В мозгу французского полководца сразу же созрел план, по которому Бернадотт должен и дальше продолжить отход к Торну, чтобы растянуть коммуникации русской наступающей армии и тем самым подставить ее с юга под фланговый удар главных сил Наполеона. Главные силы французских войск были сосредоточены с удивительной быстротой. Уже 16(28) января все корпуса получили приказ о выступлении. Наполеон также рассчитывал, что этот маневр пройдет вовремя и не замеченным противником.
Но уже 20 января (1 февраля) русские разъезды перехватили несколько депеш французского императора (всего было перехвачено семь депеш), из которых становилось ясно содержание его плана – отрезать русские войска от Кенигсберга, отбросить их к морю или в район нижней Вислы. Беннигсен срочно прекратил преследование войск Бернадотта в западном направлении, уже к 22 января (3 февраля) он развернул свою армию с запада фронтом на юг и сосредоточил ее у Янково, прикрыв дорогу на Либштадт. Наполеона крайне удивило внезапное появление русской армии на его пути, в тот день под его рукой оказались лишь гвардия, кавалерия Мюрата и пять дивизий из корпусов Сульта и Нея. На подходе были корпуса Даву и Ожеро. Он отложил главную атаку на следующий день, но в то же время в целях ее подготовки принял решение захватить Бергфридскую переправу.
Три дивизии должны были сковать силы противника с фронта, а двум дивизиям Сульта предстояло захватить мост на реке Алле у с. Бергфрид, зайти в тыл левого фланга Беннигсена и перерезать дорогу на Кенигсберг. Ожесточенные бои 22 января (3 февраля) разгорелись за обладание мостом. Здесь отличились в этот день три русских полка (особенно Углицкий мушкетерский полк) под командованием генерал-майора Н.М. Каменского (младшего сына генерал-фельдмаршала)[90]. Героическое сопротивление до глубокой ночи полков Каменского, не позволившее Сульту с ходу захватить этот стратегически важный мост, сорвало план Наполеона. Беннигсен же не стал рисковать, да и он явно опасался обходного движения у Бергфрида. Ночью русские войска покинули позицию у Янково и тремя колоннами отошли на север, с целью присоединения не успевших подойти к Янкову частей князя Багратиона и прусского корпуса Лестока.
После ухода русских из-под Янково Наполеону снова стало ясно, что и на этот раз подготовленная ловушка не сработала, а Беннигсен явно уклонялся от генерального сражения. Но французский полководец не оставил мысли перерезать путь Беннигсену, быстро и победоносно закончить кампанию разгромом русской армии. Он приказал корпусам Сульта и Даву совершить обход русских, направляясь на Гутштадт и Гейльсберг, Нею двигаться влево на Либштадт и отрезать путь соединения корпуса Лестока с Беннигсеном, корпусу Ожеро с резервной кавалерией оказывать давление на главные русские силы, а корпусу Бернадотта, далеко отдалившегося по его же желанию, приказал поспешить к главным силам Великой армии (что выполнить тот уже никак не успевал). Фактически Наполеон хотел осуществить двойной обхват русской армии, а численное преимущество французских войск давало ему на это надежду.
Последующие три дня 23–25 января (4–6 февраля) были отмечены ожесточенными схватками в арьергардных боях, в которых отличились командовавшие боковыми отрядами русского прикрытия: генералы М.Б. Барклай де Толли и К.Ф. Багговут, а также князь П.И. Багратион (только что прибывший на театр военных действий), осуществлявший общее руководство тремя арьергардами. Очень тяжелые бои выдержал арьергард Барклая (5 тыс. человек) 25 января (6 февраля) под Хофом. Судя по сложившейся ситуации, фактически он должен был принести свой отряд в жертву, чтобы дать возможность Беннигсену собрать войска в Лансберге, где тот первоначально намеревался дать сражение. Почти все полки Барклая понесли огромные потери (особенно 1-й егерский и Костромской мушкетерский полки), а французы в качестве трофеев захватили четыре русских знамени. Но позиция под Лансбергом имела много недостатков, и Беннигсен затем отступил от этого города. Барклай и его войска выполнили свой долг и мужественно отражали атаки противника; только наступившая темнота и глубокий снег, мешавший быстрому продвижению французов, спасли их от полного уничтожения. Потери Барклая были значительные (2 тыс. человек), но и у противника – не меньше. 26 февраля (7 февраля) уже на подступах к Прейсиш-Эйлау от Лансберга русский арьергард под командованием Багратиона также создал все условия для того, чтобы Беннигсен успел занять и подготовить новую позицию на северо-востоке позади этого города для решающего сражения – не успевала пройти через город задержавшаяся в дороге тяжелая артиллерия. После многочасового боя лишь после полудня Багратион отступил к городу, где удар на себя приняли уже полки под командой Барклая, который во время боя получил тяжелое ранение. К ночи город окончательно перешел в руки французов[91].
В литературе бытует мнение, что 26 января (7 февраля) Наполеон вовсе не хотел занимать Прейсиш-Эйлау, поскольку в его распоряжении было еще мало сил – поэтому он не желал слишком далеко выдвигать свой центр до прибытия корпусов Даву и Нея. Обоснование этой версии можно найти в знаменитых мемуарах наполеоновского офицера Ж.Б.А.М. Марбо. Если верить ему, то в бой за город в этот день французы ввязались из-за того, что императорский обоз с багажом Наполеона неосторожно обосновался на линии передовых постов у самого города, а русский патруль чуть его не захватил. Сначала вспыхнула перестрелка, потом она переросла в столкновение уже в самом городе[92]. Конечно, воспоминания Марбо очень интересно читать, но верить ему безоглядно, по мнению многих исследователей, нельзя, слишком уж вольно он обращался со многими историческими фактами. Тем удивительнее, что такие авторитетные ученые, как Ч. Чандлер и А. Лашук, посчитали этот описанный Марбо случай правдивым и изложили эту версию в своих работах без всякой критики[93]. Наверно, ни одно сражение эпохи Наполеоновских войн так не окутано тайнами, что до сих пор не могут разгадать историки, как события при Прейсиш-Эйлау. Не могут, поскольку налицо имеются явные противоречия и странности. Но на данный момент источники не подтверждают этого рассказа, этому противоречит и логика происходивших событий. Штурм города французами начался сразу же, как через него прошли войска Багратиона. И вряд ли обоз мог очутиться впереди или на уровне боевых частей. Город несколько раз переходил из рук в руки и только к ночи окончательно был взят французами. Более убедительным необходимо признать мнение современного историка В.Н. Шиканова, посвятившего отдельную книгу кампании 1806–1807 гг., который полагает, что командование тогда просто утратило контроль над ситуацией[94]. Солдаты обеих армий слишком долго ночевали на бивуаках в холоде и без пищи, поэтому надеялись найти крышу над головой, тепло и еду в городе, чем во многом объясняется ожесточенный характер боестолкновений в Прейсиш-Эйлау. Сам же Беннигсен в своих записках утверждал, что в десять часов вечера он сам отдал приказ «очистить город со всевозможною тишиною, чтобы не дать заметить неприятелю этого движения»[95].
<< Назад Вперёд>>
