Боярская дума проф. Загоскина
Профессор Загоскин различает два периода в истории Думы: период вольной службы и период службы обязательной (20 и сл.). Личный состав Думы первого периода не имел, по его мнению, твердо определенного характера (12). У Думы второго периода он отрицает всякое самостоятельное значение, так как голос царя мог всегда "парализовать" решение думцев (123). Хотя на с.117 автор и говорит, что приговор бояр вполне уравнивался с царским указом, но объясняет это тем, что приговоры Думы составляются по указу государя и, следовательно, под его авторитетом.
Учреждение думных дворян автор объясняет желанием московских государей ограничить влияние аристократического класса (35). Дьякам он дает в Думе роль членов этого учреждения, а не секретарей (45). Особой канцелярии при Думе он не находит.
Мы вполне присоединяемся ко всем этим положениям. Но наряду с этими и многими другими совершенно верными мыслями профессор Загоскин все же видит в московской Думе учреждение с гораздо более определенным характером, чем мы находим возможным это допустить.
Дума первого периода, говорит он, "не носила твердо определенного характера, с каким позже встречаемся мы в Боярской думе Москвы" (12). Так, московская Дума имела твердо определенный состав. Состав этот определялся числом думных чинов, которые имели, по своему положению, право присутствовать в Думе (46). Этим автор признает за всеми введенными боярами, окольничими, думными дворянами и думными дьяками право войти в комнату государя и принять участие в его Думе, не будучи специально к этому приглашенными. Здесь мы далеко с ним расходимся.
Почтенный автор хорошо знает, что в Думу приглашались и недумные чины и, наоборот, что не все думные приглашались в Думу. Он сам об этом говорит на с.74 и 75. В возможности приглашения в Думу недумных чинов он видит «случаи расширения нормального состава Думы"; в Думе, состоящей только из немногих думных чинов и называемой им Ближней, или Тайной, он видит "возможность сокращения нормального состава Думы". Все это очень хорошо, только не отрицается ли этим нормальный состав Думы? Государь может совещаться с тремя, пятью и т.д. думными чинами, может совещаться со всеми, может пригласить и недумных людей. Все эти Думы одинаково хороши и правильны. Но при такой организации Думы можно ли утверждать, что существовал нормальный состав Думы? Полагаем, что и думаем, что одна наличность Ближней думы отрицает самую возможность нормального состава Думы. Нормальный состав Думы у автора совершенно тот же, что и у Неволина: все думные чины.
Но профессор Загоскин в своих представлениях о твердо определенном характере состава Думы идет гораздо далее Неволина. По его мнению, существует не только нормальная Дума, но и целый ряд думных комиссий. "Дума выделяет из себя часть членов своих в специальные комиссии" (76), — утверждает он.
Хотя автор довольно долго останавливается на думных комиссиях (он посвящает им целую главу II отдела второго) и подробно перечисляет самые виды этих комиссий, причем он различает: комиссии, ведавшие Москву, ответные, которые вели переговоры с иностранными послами, специальные судные, Расправную палату он также относит к думным комиссиям, — тем не менее все это представляется нам лишь плодом некоторого недоразумения.
Для разъяснения этого недоразумения мы считаем необходимым спросить, что, собственно, надо разуметь под думными комиссиями, если бы таковые действительно существовали? Полагаем, что под ними надо разуметь то же самое, что и теперь разумеют в городах под думскими комиссиями, в университетах — советскими, в конституционных государствах — парламентскими и т.д., т.е. комиссии, назначаемые подлежащими учреждениями, городскими Думами, университетами, парламентами и т.д., из своих членов для предварительного рассмотрения каких-либо отдельных вопросов, входящих в компетенцию этих учреждений. Итак, эти комиссии составляются по выбору известной коллегии из ее членов и совершают по назначению коллегии некоторую работу, которая потом и вносится на окончательное ее разрешение. Ничего иного нельзя разуметь под комиссиями коллегиальных учреждений, а следовательно и думной, если бы они существовали.
Посмотрим теперь, что такое представляют из себя думные комиссии профессора Загоскина. На с.76 у него сказано, что их выделяет из себя Дума; это как будто бы подходит под наше определение. Но в следующей строке читаем: "Члены этих специальных комиссий назначались на
каждый отдельный случай государем". Что же верно, Дума выделяет из себя комиссии или царь их назначает ? Верно только последнее. Никогда Государева дума не производила никаких выборов в комиссии и никогда никому ничего не поручала и не могла даже этого сделать по той причине, что не существовала в виде коллегии с определенным составом и определенной компетенцией. Все комиссии назначались царем непосредственно, как им же назначался и состав самой думы; царем же определялись и предметы занятий комиссий. Дума в деле комиссий — решительно ни при чем. Нельзя даже сказать, что комиссии назначались исключительно из думных чинов. Думные чины составляли высший служилый класс, а потому назначались во всякие должности: они и войсками предводительствовали, и на воеводствах сидели, и в приказах были, и в Думу приглашались; понятно, что их же и в комиссии царь назначал, но точно также не исключительно, не их одних, а с примесью и недумных чинов, как и во всех других случаях. Это хорошо знает и почтенный автор рассматриваемого нами труда и сам на это указывает, например, на с.83. Вот поэтому-то мы и думаем, что вся эта глава о думных комиссиях лишняя, к делу не относится и представляет вопрос о Думе совершенно в ненадлежащем свете. Думе приписано то, чего она никогда не делала.
Во всей второй половине разбираемой книги, со с. 89 и до конца, мы находим массу внимательно собранного и чрезвычайно интересного материала о месте и времени думских собраний, о делопроизводстве Думы и самом порядке ее заседаний и, наконец, о предметах ведомства, — но этою частью исследования очень трудно пользоваться потому, что автор стоит на точке зрения Неволина и не различает Думы государевой от боярского суда, или Расправной палаты.
В главе о месте и времени думских заседаний автор приводит, между прочим, указы, предписывающие боярам съезжаться "в верх" то в 10-м часу дня, то в 1-м. Кто же это съезжается? Автор утверждает это о Боярской думе, причем он не различает никаких видов Думы, у него одна Дума, председателем которой является сам царь (120), следовательно, в определенный час съезжается та Дума, в которой сидит сам государь и с которой он думает; т.е. единственно настоящая Дума; а мы хорошо знаем, что эта Дума собиралась не в определенные дни и часы, а когда государю "случалось сидеть с боярами", т.е. по особому назначению; согласно с этим и Котошихин говорит: "И как царю лучится сидети с теми бояры и думными людми в думе о иноземских и о своих государственных делех..." (II. 5). В определенные же дни и часы собирается Расправная палата, в которой председательствует не царь, а первоприсутствующий боярин, и которая действует не как совет государя, а как самостоятельное учреждение.
Еще в большей степени обладают этим свойством — дать неправильное представление о московских порядках — те главы, в которых речь идет о делопроизводстве Думы и о предметах ее ведомства.
Автор не ограничивается повторением высказанного уже Неволиным мнения, что дела на рассмотрение Думы поступали: 1) по приказу государя, 2) по докладам из приказов и 3) по челобитным, но подробно развивает его и доказывает. Между прочим он говорит: "Существует указание на известное распределение дней между приказами для внесения судьями их докладов в думу. Указания эти относятся, правда, уже ко второй половине XVII века, но не может быть ничего невероятного в предположении, что подобное распределение дней практиковалось и прежде" (111—112). Распределение дней было сделано для докладов в Расправную палату, автор же относит это распределение к совету государеву и заставляет своего читателя думать, что совет этот собирался в известные дни для выслушания докладов из известных приказов, чего никогда не было.
"В виде примеров того, как возбуждали приказные доклады законодательную деятельность Думы боярской, — говорит далее автор, — приведем, в общих чертах, из новоуказных статей, сущность нескольких приказных докладов, поступавших в Думу для рассмотрения их в законодательном порядке" (138). Итак, доклады из приказов возбуждают законодательную деятельность Думы. Это положение, из которого следует, что доклад приказа сам собою, без государева указа, возбуждает законодательную деятельность Думы, нуждается в серьезном рассмотрении и поверке.
Мы уже знаем, что особого законодательного порядка у нас не было, что московские государи решали в одном и том же порядке как законодательные, так судные и правительственные дела. Точно так же мы знаем, что Расправная палата, хотя и должна была действовать на основании указов, но не ограничивалась одним их применением, а установляла и общие нормы на будущие случаи, когда находила возможным делать это без доклада государю. Итак, законодательство в Москве не отличалось по форме от правительственных распоряжений, а места, облеченные правом суда и распоряжения, решали не отдельные только случаи, а издавали и общие нормы.
Так как профессор Загоскин не различает Расправной палаты от совета государева, то то, что он говорит о порядке возбуждения законодательной деятельности Думы, относится у него к Государеву совету. Значит, по его мнению, в совете государевом доклады из приказов непосредственно возбуждают законодательную деятельность бояр. В подтверждение своего положения автор делает несколько ссылок на Полное собрание законов; но ни одна из них не доказывает его мысли. Автор говорит: "Дело докладывается боярам: последние новым приговором отменяют силу приговора 1650 г. и предписывают на будущее время руководствоваться определением Уложения" (138). Читатель вправе подумать, что в действительности все делают бояре, как сказано у автора. Раскрываем статьи о разделе вотчин между вотчинниками, на которые в данном случае он ссылается, и приходим к совсем другому заключению. Статьи начинаются так: "Великий государь указал и бояре приговорили". Кому же был сделан доклад? Статьи напечатаны с пропуском первоначального доклада, который возбудил это дело; но в начале статьи 1 сказано: "Доложить великаго государя". Итак, доклад был сделан государю при боярах, а не боярам. А затем произошло, что обыкновенно происходило в таких случаях: государь или сейчас же указал, как надо боярам приговорить, или велел им предварительно "сидеть" и говорить о деле, а потом доложить ему. В заключение того или другого порядка рассмотрения доклада одинаково получился обычный результат: "государь указал, бояре приговорили". Точно так же и все другие №№ Полного собрания законов, на которые автор здесь ссылается, неизменно говорят о государевом указе и боярском приговоре1.
Переходя затем, в частности, к рассмотрению законодательной деятельности Боярской думы, автор находит, что "помимо создания новых законодательных определений, боярскими приговорами или подтверждается сила предшествовавших боярских приговоров, или дополняются прежние законоположения, или отменяется их сила, или, наконец, восстановляется сила закона, перед тем отмененного" (139). Читатель вправе подумать, что боярам принадлежит чрезвычайно широкая законодательная деятельность; но если он это сделает, то опять ошибется. Из цитат автора он увидит, что все эти подтверждения, дополнения, отмены, восстановления и пр. делаются всякий раз в силу особого государева указа. Права законодательства бояре не имели. Почтенный автор хорошо это знает, но в его книге есть выражения, которые могут набросить тень сомнения даже и на этот принцип. Перечислив разнообразные проявления законодательной функции Боярской думы, автор продолжает так: "Что касается обнародования закона, то оно не входило в круг обязанностей Думы боярской" (141). Это, конечно, может навести на мысль, что дополнение закона, его отмена и пр., о чем шла речь на предшествующих страницах, входили в круг обыкновенных обязанностей Думы; тогда как мы хорошо знаем, что никакого определенного круга обязанностей у Думы не было: она делала, что ей приказывали, и только. Законы же московские государи издавали, пополняли и отменяли очень нередко и без участия Думы.
То же надо сказать и о других предметах ведомства, приписываемых автором Думе. В начале главы о судебной деятельности Думы автор весьма решительно говорит: "В первой инстанции ведала Дума боярская суд преступлений политических, преступлений по должности и дел местнических" (146). Итак, Дума ведает перечисленные дела в качестве первой инстанции. Ничего нельзя сказать решительнее: у Думы своя определенная компетенция. Но на следующей странице считаем: "Само собой разумеется, что суду Боярской думы предавались государем лишь наиболее значительные политические преступления..." Итак, Дума не имеет определенной судебной компетенции, а судит всякий раз по особому государеву приказу. К этому мнению мы совершенно присоединяемся и тем оканчиваем нашу полемику с почтенным автором: нам гораздо приятнее находить у наших предшественников мнения, с которыми можно соглашаться, чем такие, которые следует опровергать.
1Мы разумеем ссылки автора на NN 749, 765, 634
<< Назад Вперёд>>
