Соха земельная
Древнейшее указание на то, что такое московская соха, находим в духовных завещаниях Великих князей Василия Дмитриевича (1423) и Василия Васильевича (1462)1. Распределив свои владения между наследниками, князья приказывают им послать в свои уделы писцов, которые должны описать их владения и по тому письму обложить по сохам, по людям, по силе. Известие краткое, но достаточно ясное. Князья ничего не узаконяют нового, они говорят о порядке вещей всем известном, а потому выражаются коротко. Дело идет о распределении татарской дани между вновь созданными уделами. Вот для этого-то и нужно произвести новую опись, которая в завещании и предписывается. Самая же опись производится по старому, давно установившемуся порядку, о котором нет надобности распространяться. Что же это за порядок? Плательщики кладутся в сохи, смотря по людям, по их силе. Итак, в Москве, как и в Новгороде, древнейшая единица обложения определяется не мерою земли, а состоянием хозяйства людей, их экономическою силою. В Новгороде состояние хозяйства измерялось некоторыми общими внешними признаками, а в Москве? Мы уже знаем, что в Москве таких общих внешних признаков не было; состояние хозяйства плательщика измерялось в каждом отдельном случае индивидуально, согласно показаниям выборных людей, целовальников. Так поступали при определении платежной способности каждого отдельного тяглеца, так же должны были поступать и писцы при составлении окладных единиц, т.е. сох. Они призывались к этой важной функции тоже под крестным целованием. Писцы, конечно, действовали не одни и не тайно; опись и положение в соху производились на глазах заинтересованного, его соседей, местных крестьян и старост; но писцам принадлежало решающее слово. В их руках была весьма значительная власть. Они не переписывали только существующее, но налагали повинности, и нередко, и на такие поселения, которые их прежде не платили (Калачов. II. 310, 340, 361, 395), и наоборот, освобождали от тягла, когда находили это нужным. В 1560 г. Покровский поп села Сухарина, у которого было собственной земли 25 четвертей, обратился к государевым писцам с челобитьем и сказал: приход его беден; руги денежной и хлебной он не получает, вино, воск, ладан и все, что нужно на церковное строение, он покупает на свой счет, а с своей деревни платит ямские повинности, но впредь платить их не может. Писцы, П.М.Свечин с товарищами, выслушав это челобитье, приписали поповскую деревню к церкви Покрова Св. Богородицы на церковное строение, а великого князя оброк, пошлины, ямские деньги и всякие подати сложили, потому что "в сошное письмо не пригодится, а та бы церковь без пенья не была" (Калачов. II. 313). Вот какая власть была у писцов: они освобождают частную собственность от тягла т.е. вовсе не кладут ее в сошное письмо по своему усмотрению.

Итак, первоначально московские сохи не определялись размерами поземельного владения. В предписанное духовной грамотой описание уделов входило описание земель частных владений, числа дворов и людей: пашня каждого такого хозяйства клалась в сохи, но сохи определялись не количеством четвертей пашни, а общим состоянием хозяйства. Как были велики такие сохи, этого, за отсутствием данных для древнейшего времени, мы не имеем возможности определить. Трудно, однако, думать, чтобы первоначально они были велики и очень удалялись от размеров старых новгородских сох2. Только в XVI веке они достигают значительной величины, до 600 и более четей на соху.
Предоставление писцам права класть пашню отдельных имений в сохи по особенностям хозяйства должно было повести к появлению сох самых различных размеров. Так это и было в действительности. Доказательство этому представляет самая древнейшая из известных нам писцовых книг. Мы разумеем писцовую книгу Тверского уезда, написанную ранее 1540 г. У нас есть писцовые книги, в которых пашни вовсе не кладутся в сошное письмо; эту же книгу надо назвать книгой сошного письма по преимуществу. В ней иногда отсутствует описание количества земли, ее качества и пр.,3 но сошное письмо есть всегда. Мы нашли только одно отступление от этого общего правила. При описании деревни церкви Св. Иоанна на Городке прямо сказано: "и та деревня в сошное письмо не положена" (160) потому, конечно, что это церковная земля. Итак, это книга положения в сошное письмо. Вот какие находим в ней цифры четей пашни на соху:

Для вотчинных земель добрых: 591, 656, 1968 четей.
средних: 256,264, 404, 512, 620, 720, 800, 828, 912, 960, 1200, 1296.
песчаных и каменистых: 400, 512, 720, 1104, 11204.
Для поместных — средних: 360, 416, 543, 699, 752, 816, 864,876, 996, 1008.5
Для владычных — средних: 563 и 613 (203).
Для монастырских — добрых: 600 (152).
средних: 437, 457, 672, 852.
худых: 450(176).
Для церковных добрых: 504, 784.
средних: 600.
каменистых и песчаных: 544, 600.
Для черных добрых: 391.
средних:495.6

Итак, еще в конце первой половины XVI века пашни кладутся в сохи не по количеству распаханной земли, а смотря по людям и их хозяйственной силе.
Теоретически это совершеннейший порядок обложения, какой только себе можно представить. Но на практике он мог вести к большим неудобствам и даже злоупотреблениям.
Вот почему с этой идеальной окладной единицей случилось то же, что и с платежной: она стала переходить в определенную меру земли. Когда такой переход начался, этого тоже нельзя определить с полною точностью. На основании писцовых книг второй половины XVI века можно думать, что писцам даются уже определенные указания относительно того, сколько четвертей пашни надо класть в соху, но различные для разных разрядов лиц и для разных местностей. В значительном большинстве случаев вотчинные, поместные и черные сохи оказываются равными 800 четям, монастырские — 600 (добр. з.). Но и во второй половине XVI века наблюдаем значительные отступления от такого размера. Приведем несколько примеров.

Московский уезд.
Поместные земли добрые: 544 (31), 672 (37), 720 (38),
880 (32), 888 (37), 925 (26, 30).
Монастырские — средние: 924 (280)7.

Коломенский уезд.
Поместные земли добрые: 704 (335), 768 (483, 503),
936 (335), 962 и 972 (483).
Коломенская писцовая книга занимает всего 320 с., в ней описано более 213 владений; но сошное письмо показано только у 8 человек, и из этого числа только у двух сохи оказались в 800 четей доброй земли. Таким образом, здесь большинство — в отступлениях от предполагаемого правила.

Тульский уезд.
Поместные земли добрые: 720 (1103), 744 (1102), 888(1112), 960(1102).

Орловский уезд.
Поместные земли добрые: 736 (853), 860 (854).

Надо думать, что наказы писцам и в конце XVI века не были безусловны, а предоставляли им еще значительную долю усмотрения. Наблюдаемая в очень многих случаях норма, 800 четей для служилых людей и черных и 600 для монастырей, свидетельствует о том, что правительство, определяя размер сохи, руководствовалось не желанием вообще объединить этот размер, а приспособить сошное обложение к особенностям положения разных классов плательщиков, и сообразовалось с тяжестью лежащего на них тягла. Духовные учреждения сравнительно со служилыми и черными людьми были в выгоднейшем положении, а потому их сохи были мельче, чем и достигалось некоторое уравнение их с классами сильнее обложенными. Тут слышится опять старина: индивидуализация обложения, но не по отдельным хозяйствам, а по классам лиц. Но в отдельных случаях и от этой поразрядной или классной нормы делались отступления. По одной сотной Белоозера 1587 г. в бывшей вотчине боярина Ив. Пет. Федорова в соху клали средней земли — 400 четвертей. А в монастырской вотчине Кириллова монастыря по сотной тоже конца XVI века 688 четей сочтены в три сохи: на соху придется менее 300 четвертей. В 1597 г. вотчины Троице-Сергиева монастыря, по указу Федора Ивановича, положены были против поместных и вотчинных земель: добрая — земля в 800 чет., средняя — в 1000, худая — в 1200. А в 1613 г. Михаил Федорович велел все земли Троице-Сергиева монастыря класть в 800 четей без наддачи, т.е. сократил льготу своего предшественника8. В данном случае монастырские сохи сближены с поместными, вотчинными и черными. А вот пример обратного сближения черных сох с монастырскими. От 1585 г. имеем опись рыболовов Федосьина городка. Их земли положены в соху по размеру монастырских: средней земли 700, худой — 800, (Калачов. II. 415). Можно думать, что при каждой описи правительство в наказах писцам определяло, что и как класть в сохи. Если такого определения не было сделано, писцы обращались в Москву и спрашивали, сколько чего класть в соху. Так поступили писцы Нижнего Новгорода, описывавшие этот город в 1623 г. (Рус. ист. б-ка. T.XVII. С. 191). К сожалению, наказы писцам нам до сих пор неизвестны.

Указанное разнообразие размеров сох увеличивается еще тем, что в пределах старинных владений Новгорода применялась малая соха всего в 300 четей. Но и размеры этой сохи не сохранились неизменно. В Хлыновском и Слободском уездах в 1601 г. на соху приходилось всего 100 четвертей (там же, с.215). Так разнообразны размеры московских сох в XVI веке; не достигают они единства и в следующем. В XVII веке дворцовой доброй земли клалось в сохи от 600 до 800 четей, черной от 500 до 800, вотчинной и поместной от 800 до 9009. Соха монастырской средней земли в Устюжской епархии в 1626 г. равнялась всего 105 четям (Рус. ист. б-ка. Т. XIV. № 34), в то же самое время к другим местностям новгородских владений были применяемы московские сохи. Земли государевых крестьян Сумерской волости были положены по 800 четей доброй земли в соху (Неволин. Прил. 130). Итак, московское сошное письмо представляет значительное разнообразие и в XVI, и в XVII веках. Были, значит, причины, которые заставляли во второй половине XVI века и в XVII веке мириться с этим разнообразием и не делали настоятельного вопроса из объединения размеров сох. Эти причины заключались в том, что во второй половине XVI века сошное письмо выходило из употребления и заменялось обложением по четям. Это выяснится из ближайшего рассмотрения частностей сошного письма.

Писцы клали в сошное письмо каждое отдельное имение особо. Они перечисляли число деревень в каждом имении, дворов в деревне, количество пашни паханой, перелога, дикого поля и пр. в четях, сена в копнах, лесу в десятинах и затем делали расчет, сколько сох или долей сохи составляет это имение. При больших размерах московских сох второй половины XVI века отдельное имение, обыкновенно, составляло не целую соху, а некоторую ее дробную часть. Писцам для каждого имения приходилось вычислить, какую дробь сохи оно составляет. По тогдашней сельскохозяйственной арифметике признавались только такие дроби сохи: половина, четверть, восьмая, шестнадцатая и тридцать вторая и треть, шестая, двенадцатая и двадцать четвертая. Других дробей не знали. А писалось это так: "А сошнаго письма пол пол чети и пол пол пол трети сохи" или "пол сохи без пол пол чети сохи". Понятно, что при таком счислении в действительности оказывались остатки четей против показанного сошного письма или вычисленное сошное письмо было больше действительности. В таких случаях прибавляли: "А не дошло до сошнаго письма 3 чети" или "А перешло за сошным письмом 3 чети". Итак, писцы должны были пересчитать все деревни, дворы в них, перемерить все земли и вычислить долю сошного письма для каждого имения. Это очень большая работа. При оценке ее надо иметь еще в виду недостатки тогдашней землемерной техники и математического образования.
Описи от времени до времени повторялись. Для производства новой описи писцам давали в руководство копии с предшествующих писцовых книг; это так называемые "приправочные книги". При новой описи писцы делают иногда сравнения со старой и указывают на последовавшие с течением времени изменения. Особенно ценны указания в итогах на прибыль и убыль населения, на распашку новых земель и на переход впусте прежде бывших в обработке.
Между двумя описями часть имения могла перейти в другие руки. Несмотря на это, оно нередко и новым писцом кладется в сошное письмо в старом составе. В этих случаях деревни разных владельцев в сошное письмо кладутся вместе.

Возникает такой вопрос. У каждого владельца могут быть пустые земли и возделанные — разного характера: одни могут лежать при деревне и состоять в трехпольном хозяйстве, это так называемая "паханая пашня", другие он может пахать наездом, наконец, у него может быть переложная пашня и пашня в лесу. Что же кладется в соху? Так как соха есть окладная единица, а повинности лежат на живущей пашне, то в соху надо класть только живущую пашню. Это совершенно понятно. Как же поступают писцы?
Практика писцов чрезвычайно разнообразна. Старые писцы описывали и клали в сохи только жилые деревни. Так поступали писцы, описывавшие новгородские пятины в конце XV века. О пустых деревнях они только упоминают, что эти деревни были (т.е. прежде) положены в обжи, но сами не кладут их в обжи. Так же поступают писцы, описывавшие тверские земли в первой половине XVI века. В этой писцовой книге речь идет только о жилых деревнях и о пашне паханой; эти жилые деревни и кладутся в сошное письмо10. Иначе ведут опись писцы конца XVI века. Они кладут в сохи не одну пашню паханую при живущей деревне, но и перелог, и пустоши, и наезд. У них вследствие этого получаются сохи живущие и пустые, сохи пашни паханой и перелога, который в Москве в оклад не шел. Это существенное изменение старого порядка сошного письма. Положение в сохи, как мы видели, возникло для обложения данью; а здесь в сохи кладутся и земли, которые данью не облагались: перелог, наезд, пустоши. Произошли, стало быть, какие-то изменения, которые дали описательной работе писцов несколько другой характер. Сошное письмо не отменено, но к нему присоединилось еще что-то новое. Действительно, в промежуток времени, с первой половины XV века, когда сошное письмо, конечно, не было новостью, и до конца XVI века, у нас произошло немало существенных перемен в правах и обязанностях населения. Вольная служба перешла в обязательную, размеры обязательной службы были определены размерами поземельных владений в четях: наряду со своеземцами появились помещики. Для устройства военной службы, развитие которой было так необходимо в целях объединения России, московские князья стали наделять служилых людей своими землями. На все такие данные земли, дачи, поместья и на старинные вотчины своеземцев рядом со старым тяглом легло новое — обязательная военная служба. Все эти перемены не могли не отразиться и на порядке описи имений.

В книге сошного письма находим такое наставление писцам:
"А как у книжной справки сядут писцы справлять и преж выписывать из всяких крепостей и из сказок помещиковых и вотчиниковых... на перечень... статьями, что кому именем оклад, и что за кем именем в поместьи или в вотчине, по его сказке и по крепостям, в тот его оклад в дачах порознь живущих сел и деревень... и пустых сел и деревень".
Далее составитель книги сошного письма советует описывать, сколько за кем сел и деревень в живущем и впусте и вычислять сохи для живущего и для пуста11.
Итак, первое дело писцов, по этому наставлению, состоит в том, чтобы выяснить, какой кому положен оклад, и кто чем в этот оклад владеет в действительности и по каким актам. Это мысль совершенно новая. Оклад, о котором здесь идет речь, есть поместный оклад, который был различен, смотря по отеческой чести служилого человека и личным его заслугам. При старой описи не возникало никаких вопросов об окладе, а также и об актах укрепления. Это было безразлично для целей старой описи: кто чем владеет, тот с того и плати. Теперь дело другое: устрояя службу, правительство берет на себя и обеспечение служилых людей. Каждый из них должен иметь "оклад", с которого мог бы отправлять свою службу. Сошная книга объясняет, зачем нужно приводить документы: "чтобы не было потом спору". Итак, к старой цели сошного письма присоединилась теперь новая: опись поместий в полном их составе, жилое и пустоши, чтобы знать, кто чем наделен. Последовательное применение к новой описи правил старой привело к положению в сохи не только живущего, но и пустошей. В этом высказалось неумение автора книги сошного письма разумно применить старые порядки к требованиям нового времени. Он большой рутинер. Класть в сошное письмо пустоши и теперь не было надобности. Это чистая рутина.

Но когда же возникла указанная новость описей? На этот вопрос нельзя отвечать с совершенною точностью. Книга сошного письма, из которой мы сделали выписку, написана в 1629 г., а более старых мы не имеем. Профессор П.Милюков высказывает мысль, что книги сошного письма возникли в половине XVI века, и делает попытку восстановить их первоначальное содержание. Попытка чрезвычайно почтенная. Не может быть никакого сомнения в том, что книги сошного письма возникли не в XVII веке, а гораздо раньше. В XVII веке они не столько действительность, сколько пережиток старины. Книги эти представляют наставление о том, как описывать земли и класть их в сохи. Такие наставления должны были появиться при первом возникновении сошного письма. По мере изменения в целях описи земельных имений должны были изменяться и эти наставления. К решению вопроса о том, когда должны были появиться указанные нами новости, мы пойдем не от содержания книг сошного письма, а от появления фактов, которые должны были вызвать новости в их содержании. Новости, о которых идет речь, сделались очевидными уже во второй половине XV века. С Великого князя Ивана Васильевича наделение поместьями стало правительственной системой. С этого времени могли уже появиться и новые описи, и новые руководства для их составления. От половины XVI века имеем и официальное указание на необходимость описывать имения согласно с новыми условиями жизни, о чем скажем ниже.
Массовая раздача поместий должна была вызвать описи их раздачи. Пример такой раздаточной описи дает первая тверская писцовая книга 1539 г.12 Описи по отдельным участкам носят здесь такой заголовок: "Волость Захожье, а в ней великого государя села и деревни дворцовые, а розданы помещикам". Или: "Книги Микулинские четвертные, а в них великого князя села и деревни дворцовые, а розданы помещикам". Затем идет имя помещика, название данных ему деревень, перечисление дворов, иногда число крестьян и людей, количества земли в четвертях, сена в копнах, а сошного письма вовсе нет. Понятно почему: это опись раздачи и только. Розданные деревни, конечно, были уже положены в сошное письмо, и повторения не требовалось.



1Татищев приводит более древнее известие о сохах: в 1275 г. Великий князь Василий Ярославич возил в Орду дань по полугривне с сохи, "а в сохе числиша два мужа работника". Ввиду невозможности сверить это известие с источником, из которого оно заимствовано, мы лишены возможности поставить его в связь с другими известиями.
2Проф. Милюков в одной рукописной сотной Владимирского уезда 1544 г. после перечисления дворов и количества сошного письма нашел такую приписку: "Деревня Кучино со князем Александром Дручким в споре а пашет ее князь Александр, а в соху положена однокольцом пол- пол-пол-чети сохи" (Вопросы. 47). Эта приписка им превосходно истолкована. Одноколец — есть владелец колышки или телеги. Он приравнен 1/32 сохи. На соху, следовательно, полагается — 32 однокольца. Здесь соха определена количеством крестьянских хозяйств (у автора — рабочих сел). Это все можно принять, как указание на один из способов древнейшего определения сохи. Далее, 32 однокольца дают автору возможность сблизить московскую соху с новгородской. Новгородская соха состоит из
3 обеж, т.е. из 3 хозяев (у него — конных работников); а десять малых сошек, или 30 хозяев, равны одной московской сохе, или 30 — 32 однокольцам. Таким образом, получает свое объяснение приравнивание 10 сошек одной большой сохе, а при переводе на чети оно теряет всякий смысл, ибо 300 четей оказываются равными 600, 800 и более до 1200. Но в конце XVI века 300 четей = 600 = 800 и т.д. Все это исторические наросты, потерявшие свой первоначальный смысл.
3Например: с. 159, 180, 194—8, 224, 227, 230, 240, 243, 254, 272.
4Калачов. II. 161—3, 258—260.
5Калачов. II. 141, 143, 154, 164, 166, 167, 183, 248, 250—252. Далее цифры в скобках означают страницы.
6Калачов. II. 159, 161, 175—177. Такие же данные нашел г-н Милюков в архивных документах Министерства юстиции. В 1553 г. в одном и том же поместье Галицкого уезда в соху кладут 984 четьи и 1080; в поместье Костромского уезда — 720 и 630 (Спорн. вопр. С.42).
7Цифры в скобках означают с. Калач. изд.
8Берем эти сведения у г-на Дьяконова, он нашел их в арх. материалах М-ва юстиции (ЖМНП. 1899. Т. VII. С.211, 216).
9Берем эти данные у г-на Лаппо-Данилевского, который выписал их из разных архивных материалов (Прям. облож. 520).
10Калачов. II. Только один раз мы заметили упоминание о пустых деревнях (209).
11Временник. XVII. 37 и след.
12Напечатана у Калачова. II. С.40-140

<< Назад   Вперёд>>