§ 2. Призрак «декабризма» в русской национальной идеологии
Лишь один призыв Карамзина не был услышан новым русским царем: он совсем не спешил «возвышать сан дворянства»; более того, не сразу, но все яснее император давал понять, что не считает дворянство как сословие надежною опорою власти. Непосредственной причиной такого отношения явилось так называемое восстание декабристов, с которого и началось царствование Николая I. Дело, однако, не только в самом факте военного мятежа. С замечательной ясностью пишет о ситуации «после 14 декабря» С. Ф. Платонов. Отметив, что «далеко не вся интеллигенция сочувствовала бурным планам декабристов», он продолжает: «Но разгром декабристов болезненно отразился не на одном их круге, а на всей той среде, которая образовала свои взгляды и симпатии под влиянием западноевропейских идей. <...> Поэтому как бы хорошо ни зарекомендовала себя новая власть, как бы ни была она далека от уничтоженной ею “аракчеевщины", она все-таки оставалась для людей данного направления карающею силою. А между тем именно эти люди и стояли во главе умственного движения той эпохи. Когда они сгруппировались в два известные нам лагеря “западников” и “славянофилов”, оказалось, что оба эти лагеря одинаково чужды правительственному кругу, одинаково далеки от его взглядов и работ и одинаково для него подозрительны»2.
Таким образом, не только Николай I проникался, по мере того как выяснялись масштабы заговора, недоверием к дворянской среде, но и сама эта среда, включая и ряд ведущих представителей «умственного движения той эпохи», начала смотреть на молодого царя не просто с недоверием, а с ужасом, как на карающую силу, и встала в оппозицию даже к тем начинаниям правительства, которые отвечали ее собственным самым существенным умственным запросам.
Но об этом далее, а сейчас необходимо отметить, что значение декабризма не исчерпывается его весомым «вкладом» в отчуждение между правительством и значительной частью интеллектуальной элиты. Не менее важно и другое: феномен декабризма была далеко не второстепенным (хотя и крайне болезненным) моментом в росте русского национального самосознания. Специфический характер этого момента яснее всего выражен в таком принципиальном документе, как «Русская Правда» П. И. Пестеля.
Говоря об этом документе, современный автор отмечает, что та его часть, которая посвящена национальному вопросу в России, была «фактически проигнорирована» в научных исследованиях советского периода3. И не мудрено: в этой части своего сочинения Пестель был актуален совершенно недопустимым по советским понятиям образом.
«Русская Правда или Заповедная Государственная Грамота Великого Народа Российского» определяет народ следующим образом: «Народ есть совокупность всех тех Людей, которые принадлежа к одному и тому же Государству, составляют Гражданское Общество имеющее целью своего существования, возможное Благоденствие Всех и каждого»4. Из этого определения совершенно ясно, что Пестель отождествляет национальность и гражданство, то есть принадлежность к тому или иному государству. Это отождествление встречается в западноевропейской политической мысли начиная по крайней мере с XVII в., а в наши дни оно фактически возведено в своего рода «международную норму». «Западным политикам просто непонятно различие государства и нации»5, - отмечал немецкий историк, анализируя проблемы послевоенной Европы. Впрочем, то, что он считал дефектом западного политического менталитета, современная американская исследовательница Лия Гринфельд оценивает сугубо положительно и с нескрываемым восторгом пишет о том, что еще «около 1600 года» в Англии «“страна” определялась как нация, нацию определяли как “страну”»6. Этот бесхитростный circulus vitiosus кажется ей вершиной политической философии, до которой так и не поднялась «континентальная мысль».
Мы видим, однако, что П. И. Пестель этой «вершины» достиг. Конечно, он понимает, что современная ему Россия еще очень далека от подобного идеала. Обдумывая путь к его достижению, Пестель предлагает различать «право Народности» и «право Благоудобства». Первое из них означает право народов «составлять особые Государства», а второе - право уже существующих государств принимать все меры «для утверждения (своей) Безопасности»7. Пестель сознает, что в этих правах выражены «два противоположных желания», конфликт между которыми может повести к самым неприятным последствиям в государстве, состоящем из «многочисленных племен». Чтобы избежать этого конфликта, необходимо ограничить сферу применения «права народности», а именно: «право Народности существует истинно для тех только Народов которые пользуясь оным, имеют возможность оное сохранить». Но как решить, существует или нет такая возможность для данного народа? Пестель предлагает учитывать два момента, исторический и демографический. Те народы, которые «никогда не пользовались <...> самостоятельною независимостью» и к тому же являются «маленькими Народами», вряд ли способными сохранить независимость, даже если ее подарит случай, поступят мудро, если «совершенно сольют свою Народность с народностью Господствующего Народа, составляя с ним один Народ»8.
Обратим внимание: Пестель не предлагает образовать из различных народов, входящих в данное государство, некий «многонациональный» народ, подобно тому, как через столетие был образован «советский народ». Он требует именно слияния с «Господствующим Народом»; поэтому можно в определенной степени согласиться с замечанием А. И. Миллера, что руководитель Южного общества предложил «самую радикальную ассимиляторскую программу». Однако радикализм этой программы под стать ее утопизму, а еще вернее - ее абсолютной беспочвенности. Чтобы убедиться в этом, проследим дальнейший ход мысли автора «Русской Правды».
Делая исключение только для Польши, которой одной «должна Россия даровать независимое существование», Пестель приступает к рассмотрению проблем, связанных со слиянием всех племен с «Коренным Народом Русским». Под последним имеется в виду «Племя Славянское», состоящее из пяти «оттенков»: это «так называемые собственно Россияне, населяющие губернии Великороссийские», «белорусцы», украинцы, малороссияне и «русснаки». Всех остальных он рассматривает не как коренное население России, а как «Племена, к России присоединенные». В частности, проблему «Народов Кавказских» Пестель предлагает решить путем их разделения на «мирных» и «буйных»; последних необходимо «силою переселить во внутренность России раздробив их малыми количествами по всем русским Волостям», а их земли передать «русским переселенцам».
Еще любопытнее соображения, высказанные Пестелем о «Народе Еврейском». Он подчеркивает сплоченность евреев, основу которой составляет религиозное убеждение в том, что «они предопределены все прочие Народы покорить и ими обладать»9. Поэтому евреи не считают, что они связаны какими-либо юридическими и нравственными нормами в отношениях с людьми другого племени: «нет тех обманов и фальшивых Действий, коих бы они себе не позволяли». Чтобы изменить эту ситуацию, необходимо собрать совещание «ученейших рабинов и умнейших Евреев», которым будет предложено добровольно отказаться от практики кагала и других обычаев, противоречащих «Коренным Правилам», общим для всего населения России. В случае их несогласия остается лишь одно решение «еврейского вопроса», которое «состоит в содействии Евреям к Учреждению особого отдельного Государства в какой-либо части Малой Азии»; подобное переселение «свыше двух миллионов» Пестель считает задачей трудной, но вполне осуществимой. Огромное число «переселенцев» даже имеет тот плюс, что им «не трудно будет преодолеть все Препоны какие Турки могут им Противопоставить».
Конечно, это крайние меры, связанные с особым противодействием «обрусению» (как выражается Пестель) со стороны горцев и евреев. В общем и целом для достижения «непременной цели» нового правительства - «чтобы обитатели целого пространства Российского Государства все были Русские» - будет достаточно трех основных средств. Во-первых, необходимо, чтобы на этом пространстве «господствовал один только язык российский»; все остальные языки должны быть каким-то образом изъяты из обращения. Во-вторых, Пестель предлагает отказаться от особых «племенных» названий для всех народов, кроме русского; необходимо, «чтобы все сии различные имена были уничтожены и везде в общее Название Русских воедино слиты». Наконец, в очередной раз подчеркивается необходимость того, чтобы повсюду действовали «одни и те же Законы, один и тот же образ Управления». И хотя - как средство русификации - это требование названо третьим, совершенно ясно, что именно оно является для Пестеля основным.
Именно в связи с этим требованием Пестель формулирует центральную идею философско-политической концепции декабристов. Он пишет: «Опыты всех веков и всех Государств доказали что Народы везде бывают таковыми, каковыми их соделывают правление и Законы, под коими они живут»10. Именно вера во всесилие законов (а по сути - в государственное принуждение) определяет в первую очередь и радикализм, и утопизм взглядов Пестеля на «национальный вопрос», диктует ему категорический императив: «Все племена должны быть слиты в один Народ». В то же время нельзя забывать, что Пестель, как и многие другие декабристы, соединял веру в просветительские догматы с романтическим мироощущением, для которого характерно особое внимание к фактору национального языка. Поэтому он предложил всем племенам России говорить исключительно по-русски, влиться в русский народ, забыв «свою прежнюю бессильную Народность» при вступлении «в новую Величественнейшую Народность». Таким образом, лишено почвы пафосное утверждение Лидии Гинзбург: «Декабристская народность - это национальная самобытность и в то же время гражданственность»11. Никакой положительной национальной самобытности Пестель не признает; не видит он ее и в русском народе, которому отдается предпочтение только потому, что это самый большой и самый сильный народ России. В конечном счете все снова сводится к государству, и вполне права современная исследовательница «Русской Правды», когда подчеркивает: «Важнейшая задача, поставленная в конституционном проекте, - достижение единства в государстве»12. Можно сказать и сильнее: в глазах Пестеля это не просто важнейшая, а единственная задача всех намеченных преобразований. Задача, состоящая в том, чтобы «вся Россия на целом своем пространстве являла бы вид Единородства, Единообразия и Единомыслия»13. К Пестелю можно с полным основанием отнести слова, сказанные впоследствии Н. Н. Страховым о В. С. Соловьеве, - он был ослеплен идеей единства.
Правда, некоторые современные авторы пытаются придавать планам Пестеля позитивное значение, как это делает та же Н. Д. Денисова, утверждая, в частности: «Актуальным остается положение Пестеля об особой роли русского народа, который должен исполнять особую обязанность по поддержанию российского государства в интересах всех его граждан, независимо от национальности, а поэтому ему должны быть предоставлены дополнительные возможности для этнического сохранения и развития»14. Совершенно непонятно, однако, каким образом русский народ будет сохраняться этнически путем слияния со всеми другими народами России. Как этнически, так и культурно он будет только утрачивать свое своеобразие, свою «русскую оригинальность», превращаясь в некий новый народ (как невольно проговаривается Пестель), русский только по имени, номинально.
Планы Пестеля по превращению России в совершенно однородное, во всех отношениях «единообразное» государство нельзя не признать, при внимательном к ним отношении, столь же сомнительными с точки зрения национально-русских интересов, как и планы Никиты Муравьева по созданию на месте России рыхлой федерации из 15 «держав». Несомненно, что Николай I был знаком и с теми, и с другими планами. В самом начале своего царствования он получил возможность убедиться в том, что идеи народа и народности (нации и национальности) вошли в самый радикальный политический дискурс не только на Западе, но и в России, в дворянскую среду, пропитанную смесью просвещенческих и романтических представлений. Поэтому требовалось ясно определить отношение власти к этим идеям, или отбросив их, или приняв в состав государственной идеологии.
1 Платонов С. Ф. Полный курс лекций по русской истории. С. 659-660.
2 Там же. С. 666.
3 Денисова Н. Д. Национальный вопрос в конституционном проекте П. И. Пестеля «Русская Правда». М., 2004. С. 12.
4 Восстание декабристов. Документы. 1958. Т. VII. С. 116. Цитируя «Русскую Правду», я сохраняю орфографию и пунктуацию указанного издания.
5 Lemberg Е. Osteuropa und die Sowjetunion. Geschichte und Probleme Salzburg, 1956. S. 133. Под «Западом» Лемберг понимает ведущие державы к западу от Германии, то есть Францию, Великобританию и США. Такое понимание «Запада» и «Востока» типично для национально-консервативной немецкой мысли.
6 Гринфелъд Л. Национализм. Пять путей к современности. М., 2008. С. 34.
7 Восстание декабристов. Т. VII. С. 121.
8 Там же. С. 122.
9 Восстание декабристов. Т. VII. С. 146.
10 Там же. С. 149.
11 Гинзбург Л. Я. О проблеме народности и личности в поэзии декабристов // О русском реализме XIX века и вопросах народности литературы. М.; Л., 1960. С. 59.
12 Денисова Н. Д. Национальный вопрос в конституционном проекте П. И. Пестеля «Русская правда». С. 294.
13 Восстание декабристов. Т. VII. С. 149.
14 Денисова Н. Д. Национальный вопрос в конституционном проекте П. И. Пестеля «Русская правда». С. 291-292.
<< Назад Вперёд>>
