Глава XIII. Национальный вопрос и межнациональные противоречия в годы перестройки. Крах «советского патриотизма» (1985-1991) (Доброхотов Л. Я.)
Объективно за этим скрывалась фактическая недооценка национального фактора, реального положения в сфере межнациональных отношений, что сыграло роковую роль в судьбе СССР.
1985 г. в истории СССР стал тем рубежом, за которым последовали события, круто изменившие вектор всего предыдущего общественного развития. Приход к высшей партийной, а, по сути, и государственной власти в стране М. С. Горбачева (март 1985 г.) положил начало глубокому реформаторскому процессу с катастрофическим, как показала жизнь, финалом. За периодом «горбачевских реформ» (1985-1991) в российско-советской историографии прочно закрепилось название «перестройка»1.
Необходимость реформирования тех общественных отношений, которые сложились в стране к середине 1980-х гг., пришедшей к власти «команде Горбачева», да и обществу в целом, представлялась более чем актуальной. И это было справедливо, объективно обусловлено. Негативные явления давали о себе знать во всех сферах жизни. В экономике наметилось падение темпов роста производства, в ряде отраслей хозяйства имело место технологическое отставание, недостаточно эффективен был хозяйственный механизм в целом. Болезненно воспринималась населением нерешенность многих социальных проблем: нехватка жилья, дефицит на рынке товаров, невнимание к нуждам человека и т. п.
Уровень жизни основной массы трудящихся был невысок, но позволял вести достойный образ жизни. Страна не знала голода, невыплат зарплат, пособий и пенсий. Минимум прав рядового советского человека, таких как право на труд и его оплату, право на образование, бесплатное медицинское обслуживание, право на отдых, был защищен государством. И СССР к моменту перестройки относился к числу наиболее стабильных и безопасных для проживания стран.
Но предкризисная ситуация в обществе вызревала. Наиболее ярко эти процессы проявились в идейно-нравственной сфере и сфере власти.
Власть, особенно на самой верхней ступени, перерождалась изнутри, откровенно утрачивала духовно-нравственные основы, необходимые лидирующей группе. Семидесятилетние «старцы» из Политбюро уже в силу своего возраста олицетворяли застой и немощь. Об их привилегиях ходили легенды: правители-дачники, небожители, «построившие коммунизм» для себя и своих присных. Эти люди давно оторвались от жизни трудящихся и не желали знать, что происходит в стране.
Образ жизни, нравы политической верхушки соответственно транслировались вниз, вплоть до самых нижних этажей власти. И характеризовали этих чиновников от власти отнюдь не чувство долга перед Отечеством, не служение народу, а лишь непомерные властные амбиции, карьеризм, корысть. В результате власть в целом, как таковая, утрачивала моральный авторитет в глазах общества.
Поскольку жизнь рядового советского гражданина все чаще омрачалась разного рода нехватками, а привилегированные группы получали доступ к благам не по труду, а по негласно установленному социальному статусу, в обществе накапливалось недовольство, система распределения воспринималась как социально несправедливая, что порождало нигилизм, неверие в идеалы и ценности, провозглашаемые властью, причем это было характерно для всех слоев общества.
Интеллигенция, в первую очередь творческая, гуманитарная, тяготилась давлением партийно-бюрократической верхушки, различными запретами и ограничениями в профессиональной деятельности. Рабочие внимательно прислушивались к разговорам об их эксплуатации государством (на Западе капиталисты платят якобы больше). Колхозное крестьянство также имело претензии к власти, особенно по части социальной инфраструктуры села.
Особенно резко девальвировались идейные и нравственные ценности в молодежной среде. Росли алкоголизм, наркомания и преступность. Советский патриотизм стал незаметно стушевываться перед проникающей по различным каналам целенаправленной информацией о благополучном, пресыщенном в потребительстве Западе.
В итоге общая, как бы интуитивная оценка ситуации и соответствующее состояние общественного сознания получили выражение в убеждении: нужны перемены, так дальше жить нельзя!
Эту готовность общества к переменам верно уловили инициаторы перестройки во главе с М. Горбачевым. Был сделан вывод о необходимости ускорения социально-экономического развития, поставлена задача достижения качественно нового состояния общества. Имелись в виду эффективная экономика, сильная социальная политика, демократизация общественной жизни и государственного управления. Обществу предлагалось, преодолевая так называемую сталинскую, командно-административную модель социализма, сложившуюся в стране, двигаться к «лучшему социализму», ленинскому.
Горбачев пообещал «открыть все заслонки», чтобы основательно проветрить «затхлую атмосферу застойных времен» (имелись в виду 1970- 1980-е гг.), подчеркивая первостепенное значение обновления в духовно-нравственной сфере и в системе власти. Именно такой курс, позже, к исходу 1986 г., оформившийся в концепцию всеобъемлющей перестройки, и был встречен в обществе с энтузиазмом. Об изменении общественного строя не могло быть и речи. Как заметил один из публицистов уже по итогам драматических событий перестройки, если бы в 1985 г. Горбачев заявил, что цель его «революции сверху» в упразднении советской власти, социализма, в уничтожении государства СССР, то он не только не получил бы народной поддержки, но попросту был бы упрятан в сумасшедший дом.
Народ и не догадывался о возможности утраты тех социальных преимуществ, которые уже давно были завоеваны и сделались привычными, не мог и предположить о возможности ухудшения жизни. Он стремился к лучшему, легко поверив в нарисованную реформаторами перспективу демократических свобод и материального благополучия, как некогда верил в построение коммунизма.
Концепция перестройки, ее философия, стратегия и тактика вырабатывались согласно с официальной точкой зрения того времени и той власти в течение 1986-1987 гг. Январский (1987) пленум ЦК КПСС объявил о намерении партии радикально демократизировать общество и собственно внутрипартийную жизнь. Следующий пленум, июньский, дал программу экономической реформы, суть которой состояла в повышении экономической самостоятельности предприятий. Установки этих пленумов рассматривались как решающие звенья концепции перестройки, завершившие разработку ее теории и открывшие практический этап реформ.
Однако усилия реформаторов ни в сфере демократизации общества, ни в области экономики не давали результатов. Перестройка «пробуксовывала». Более того, наметилось сопротивление ей в партийно-советском аппарате, в среде хозяйственной номенклатуры, в силовых структурах государства. В целом в обществе заметно угасала эйфория ожиданий чудесных и скорых перемен.
В этой обстановке инициаторы перестройки принимают решение сломить сопротивление «консервативных сил», подключив к своей «революции сверху» народ, используя прежде всего средства массовой информации. Горбачев призвал их взять на себя роль оппозиции тем силам, которые противятся перестройке. Фактически это обернулось призывом «открыть огонь по штабам», по несущим конструкциям тогдашнего государства. Был инициирован процесс, расцененный позже некоторыми историками перестройки как самоподрыв власти, как искусственное создание Горбачевым массовой политической оппозиции существующему режиму, которая, разгромив правящую партию, устранит вместе с ней и самого инициатора начатых преобразований.
1 «Перестройкой» автор называет весь период горбачевского реформаторства, как это и утвердилось в историографии. Однако следует уточнить, что термин «перестройка» появился только во второй половине 1986 г., а четко сформулировано его содержание было лишь на январском пленуме ЦК КПСС в 1987 г.
<< Назад Вперёд>>
